Звёздный человек

      Другое дело отказ "по полезности". Возмущению изобретателя нет предела. "Нам, производственникам, виднее, полезно это или нет!" - говорит он.
      Дмитрию Дмитриевичу отказывали "по новизне", ему также отказывали "по полезности", ему отказывали даже просто так, не разобравшись в его предложении. Имея, по его собственному утверждению, природную антипатию к юридическим наукам, он тем не менее выучил буквально наизусть соответствующие параграфы из авторского права и был непременным советчиком у товарищей по работе в вопросах переписки с экспертами. Теперь синяя полоса не нарушала его спокойствия Но Человек был задет гораздо сильнее
      - Они не могут понять' - сказал он.
      - Не переживайте, - ответил Дмитрий Дмитриевич - Ну-ка прочтем еще раз, теперь совсем спокойно.
      "Рассмотрев заявку "Способ создания физического бессмертия человека" и все относящиеся к ней материалы, Отдел изобретательства и рационализации установил "...
      - Здесь излагается наша заявка, почти слово в слово. Так, дальше:
      "Отдел изобретательства и рационализации считает, что авторы проявили физическую и философскую, биофизическую и биохимическую неграмотность . Процессы и реакции, содержащиеся в приложении под номерами 1, 3, 7, 8, 11, неосуществимы, под номерами 2, 4, 5, 9, 10 - основаны на неверных физических представлениях На основании изложенного Отдел изобретательства и рационализации решил отказать Человеку, Д Д Михантьеву и Н П Ростикову в выдаче авторского свидетельства на "Способ создания физического бессмертия человека"
      Зам начальника отдела С. Дранников".
      Человек взял из рук Дмитрия Дмитриевича листки отказа и внимательно всмотрелся в маленькие буковки, напечатанные на краю листка
      - А здесь, - сказал Дмитрий Дмитриевич (он очень хорошо знал эту утешительную для всех изобретателей приписку), - здесь написано что в месячный срок мы можем опротестовать И давайте воспользуемся этим правом
      - Цель?
      - Пошлют на вторичное заключение, вероятно, другим специалистам И написать нужно в стиле этого отказа
      Дмитрий Дмитриевич сел за машинку и быстро застучал согнутым указательным пальцем
      "Ознакомившись с решением Отдела по изобретательству и рационализации, выражаем свое несогласие с ним по следующим причинам. "
      Письмо было написано и немедленно отослано.
      Время тянулось медленно Дмитрий Дмитриевич нервничал Человек так ничего и не рассказал о себе и от наводящих вопросов увиливал с необычайным искусством Коля тоже волновался, но совсем по другой причине - он сдавал вступительные экзамены в институт. Все же он забегал "посидеть на минутку", перекинуться словечком с Дмитрием Дмитриевичем, полюбоваться Человеком Человек сутки напролет лежал на железной койке, поставленной для него в комнате Дмитрия Дмитриевича, и читал он все без разбору - БСЭ, правила уличного движения, стихи и романы Дважды - оба раза вечером - у него наступали своеобразные приступы Тогда он бессмысленно расхаживал по комнате, натыкаясь на стены и мебель, не отвечая на вопросы, бормоча непонятные слова. Проходило около часа, и он снова становился бодрым и энергичным Дмитрий Дмитриевич не спускал с него глаз, думал до боли в висках, пожимал плечами А однажды Человек исчез Именно исчез - не ушел, не сбежал, а исчез, словно провалился сквозь землю Дмитрий Дмитриевич был совершенно уверен, что Человек не выходил из кухни, и просто не знал, что подумать Он уже хотел обратиться в милицию - у него волосы становились дыбом при мысли, что может случиться с этим чудаком из неведомого мира на улицах большого города, - но Человек появился так же внезапно, как и исчез Он вошел в кабинет из кухни и спросил как ни в чем не бывало
      - Ответ есть?
      Дмитрий Дмитриевич обратил внимание на то, что измятая гимнастерка на Человеке вся облеплена знакомым пухом, и тут же вспомнил, что все эти четыре дня что-то странно скрипело и потрескивало на антресолях. Но мысль связать одно с другим показалась ему тогда абсурдной Он резко спросил:
      - Где вы были?
      - Я готовил вещество Таблетки бессмертия И Человек протянул Дмитрию Дмитриевичу раскрытую ладонь На ладони лежали зеленоватые прозрачные конусы величиной с наперсток.
      Когда Коля после консультации зашел "посидеть на минутку" к Дмитрию Дмитриевичу, тот молча протянул ему повестку. Изобретателям предлагалось явиться в институт, в котором работал Дмитрий Дмитриевич, и принять участие в заседании ученого совета, на котором будет рассмотрено их предложение.
      - Это хорошо? - спросил Коля.
      - Трудно сказать... Может быть, что-нибудь и получится, но у нас такой директор!.. Я как знал, что заявка попадет к нему, - прямо предчувствие было...
      ПШЕНИЧНЫЙ
      В институте, где работал Дмитрий Дмитриевич, сложилось очень трудное положение. Фактически вся полнота власти попала в руки Павла Александровича Пшеничного, исполняющего обязанности директора, человека загадочного даже для тех, кто проработал с ним не один год.
      Пшеничный много лет назад был направлен в аспирантуру. Промышленность снабдила его блестящими характеристиками, которые, как это вскоре выяснилось, были составлены с коварной целью - навсегда избавиться от Пшеничного.
      Настоящий директор института, заслуженный ученый, академик, неоднократно пытался расстаться с Пшеничным. Он не хотел слушать никаких рассуждений о том, что Пшеничного "некуда деть" и что на него уже затрачена уйма денег, но, будучи очень занятым человеком, он чувствовал, что не имеет права растрачивать свою энергию и волю на борьбу с цепким и ловким приспособленцем. В конце концов директор, махнув рукой на "научную продукцию" Пшеничного и действуя по принципу "с паршивой овцы хоть шерсти клок", стал загружать его многочисленными поручениями, не требовавшими специальных знаний. Пшеничный переписывал и составлял требования на оборудование, кого-то замещал, что-то проталкивал, что-то согласовывал, куда-то ездил (и преохотно). Постепенно он стал казаться человеком незаменимым, в нужную минуту оказался тут как тут и стал исполнять обязанности директора института.
      С первого дня своего нового положения в институте Павел Александрович Пшеничный начал осваивать "большую науку". Начал он с физики. Пшеничный вызвал в свой кабинет библиотекаршу с ящичком каталога книг по физике, отобрал наугад ряд книг и велел никого не принимать. Вначале он пытался проникнуть в смысл формул и даже стал переписывать их на маленькие листочки блокнота-шестидневки, но это не помогло... К слову сказать. Пшеничный вовсе не был человеком малоспособным или неумным, но сказались годы, проведенные в бесконечных телефонных разговорах и "согласовываниях", да и сама физика резко шагнула вперед с того времени, как он в последний раз прикасался к институтскому учебнику.
      Итак, дело не ладилось. После этого Пшеничный перешел непосредственно к тексту и... все понял! Это открытие привело его в восторг. Действительно, он разбирал всё, фразу за фразой: "Формула выведена в предположении, что...", отсюда следует "... где...", "после сложения получим...", "авторы пользуются приятным долгом поблагодарить академика Е. И. Тутта за дискуссию результатов и постоянное внимание к работе". Все было понятно! Физика была ясна, как пареная репа... А формулы?! Я не уверен, что формулы нужны, во всяком случае, так уж обязательны", - сказал Пшеничный самому себе. Вот уже скоро год директор института безвыездно проживал на даче, а Павел Александрович Пшеничный, оберегая его покой, являлся к нему не чаще одного раза в месяц. "Старик", как называли в институте настоящего директора, подписывал отчеты института, рассказывал Павлу Александровичу о своей поездке по Швейцарии в 1896 году и погружался в дремоту, из которой Павел Александрович не считал тактичным его выводить. Однако, когда возникала необходимость принимать дискованное решение, Павел Александрович говорил, что его нужно согласовать с директором института академиком Коршуновым. Впрочем, в таких решениях все меньшие и меньше ощущалась нужда. Павел Александрович взял курс на систематическое сворачивание экспериментальных отделов института, и к началу описываемых событий определить профиль института уже просто не было возможности. В комнатах, еще отдававших запахом Химических реактивов и трансформаторного масла, появились какие-то задумчивые люди специальностей редчайших и служебного поведения отменного. Чем они занимались, сам Павел Александрович толком не знал, но с ними было легко, гораздо легче, чем с "принципиальными" физиками и техниками, еще недавно осаждавшими его ворохом предложений и заявок.
      Такова была обстановка в институте, когда был созван ученый совет для разбора заявки на "Способ создания физического бессмертия человека" и всех относящихся к ней материалов.
      Вначале все шло, как обычно. Одиннадцать часов утра... Сотрудники толпятся в коридоре, курят, разговаривают о своих делах, о возможных вариантах решения совета. Еще пятнадцать минут - и, мягко ступая на носки, появится заместитель директора по хозяйственной части и, тяжело усевшись за стол президиума, пошлет секретаря в коридор.
      - Просят заходить, - скажет Наталья Степановна, - уже пора...
      Пора! Пора! Сотрудники, перекидываясь друг с другом приветствиями, рассаживаются, и наконец наступает молчание... Проходит несколько минут, прежде чем появляется Павел Александрович. О, это расчет, тактический расчет, а вовсе не опоздание. Павел Александрович уже минут пять топтался у дверей своего кабинета, поглаживая всегда защелкнутый английский замок, посматривая на свои по-военному точные часы. Внутренним оком своим видел он зал заседаний, чувствовал эту минуту молчания и вот теперь вышел из кабинета и, ни на кого не глядя, прошел к своему креслу за столом президиума.
      Он внимательно, придерживая рукой очки, просмотрел повестку, которую знал на память, так как составлял ее сам, и все сотрудники также посмотрели на свои повестки. Потом поднялся, широким жестом отнял от глаз очки и сурово заговорил:
      - Сегодня мы собрались здесь для проведения очень важных мероприятий. В открытом заседании ученого совета будет разбираться авторская заявка... Мне не хоте" лось бы уточнять, но наш план научно-исследовательских работ настолько перегружен, что еще одна тема... Вы должны понять... Тем более, что речь идет о физическом бессмертии человека. Авторы подняли шум, но нам нужно быть твердыми. Авторов трое... Первый автор... Человек? Это, вероятно, псевдоним. Второй - Д. Д. Михантьев... Михантьев?! - Пшеничный, не веря своим глазам, надел очки; по многолетней привычке, он обратил внимание только на первого автора...
      - Наш Дмитрий Дмитриевич? - донеслось с клеенчатого дивана, где обычно сидели "буйно-принципиальные" сотрудники, как их называл про себя Пшеничный.
      - Наталья Степановна, позовите, пожалуйста, авторов, они, вероятно, ждут, - сказал Пшеничный.
      Когда вошел Человек, на него не обратили внимания. Но вот появился Дмитрий Дмитриевич, и в зале зашумели, но Пшеничный закричал:
      - Товарищи, не отвлекайтесь!
      Авторов усадили в первом ряду. Коля с благоговением, Человек с интересом разглядывали развешанные по стенам зала графики и фотографии, приготовленные для следующего вопроса повестки дня. Дмитрий Дмитриевич смотрел прямо перед собой - в просвет между пиджаком директора и зеленой шторой за ним. Внешне Дмитрий Дмитриевич был спокоен. Но если бы прислушаться к его сердцу! Сердце его сокращалось в ритме старого марша... Да, если бы вы прислушались, то ясно услышали бы: "Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, преодолеть пространство и простор..." А с этим маршем нельзя не победить - это уже проверено.
      * * *
      - Сейчас, - сказал Пшеничный, - мы ознакомимся с содержанием заявки.
      Дмитрий Дмитриевич быстро встал, но Пшеничный остановил его властным движением руки.
      - Я думаю, - сказал он, - что вам излагать что-либо не придется. Официальных материалов, которыми располагает институт, вполне достаточно.
      - .Но я хочу дополнить, разъяснить...
      - Дополнить, разъяснить? Всякое дополнение и разъяснение есть уже новое изобретение, а мы рассматриваем ваше старое изобретение, то, по которому идет переписка и по которому мы должны дать обстоятельный ответ. И потом, к чему это, товарищ Михантьев, ваше "я хочу". Я хочу, мы хотим, они хотят... Если потребуется, вы будете обязаны дополнять и разъяснять.
      Пшеничный прочел ученому совету вводную часть заявки.
      - Вот, собственно, и все, - сказал он, - а "наукообразное" приложение к заявке вряд ли заслуживает внимания совета. Я сам созвонился с весьма крупными специалистами, и они о большинстве реакций даже не слыхивали. Итак, я призываю совет к максимальной активности. Прошу помнить, что нужно говорить не о мелочах, а о главном, чтобы суть дела не утонула в каких-нибудь формулах.
      Начались выступления, они закончились в час дня.
      - Я прошу слова, - сказал Дмитрий Дмитриевич. Пшеничный внимательно взглянул на свои часы и, захлопнув серебряную крышечку, сказал:
      - Уже обед, товарищи, можете отдыхать.
      ПИЛЮЛИ БЕССМЕРТИЯ
      Дмитрий Дмитриевич вошел в столовую, оставив Колю и Человека у входа. Все столики были заняты.
      - Дмитрий Дмитриевич, идите к нам, - донеслось с одного из дальних столиков, за которым расположилось человек шесть сотрудников Института.
      Для Дмитрия Дмитриевича, Коли и Человека достали стулья; между первым и вторым блюдами завязался разговор.
      - Всего мы ожидали, Дмитрий Дмитриевич! Мы были уверены, что ты что-нибудь изобретешь, напишешь какую-нибудь теоретическую работу, но что ты предлагаешь? - сказал Андрей Петрович Рябцев, заведующий одной из лабораторий, вытирая усы. - Не обижайся на нас, но ты предлагаешь какую-то беспомощную вещь, берешь в соавторы мальчика...
      - Что тебе нужно? - спросил Дмитрия Дмитриевича другой сотрудник, из категории "буйно-принципиальных". - Слава глупая, что ты первый сформулировал условия бессмертия? Ты бы уж нам на совете поподробнее все рассказал, а то наш Пшеничный нам ни формул, ни выкладок не покажет.
      - Все гораздо интересней, чем вы думаете, - сказал Дмитрий Дмитриевич, мысль о бессмертии - не моя мысль...
      - Не твоя? Ты же был сама щепетильность! - возбужденно сказал Андрей Петрович. - И ты воспользовался чужой мыслью?!
      - Вы не так поняли... Это действительно новое, новое на Земле, в этом буква закона удовлетворена полностью, но это не у нас открыто... Вот наш первый автор - Человек.
      - Псевдоним?
      - Нет, мы просто не знаем его имени. Он житель не нашей планеты...
      - Откуда же он? - засмеялись за столом. - Откуда он прилетел? С Марса или, может быть, с Венеры?
      - Нет, - сказал Коля, - нет, на Венере люди с крыльями.
      За столом переглянулись, покачали головами.
      - Слушай, Дмитрий Дмитриевич, - сказал Андрей Петрович, - не сбежали ли твои авторы с какой-нибудь Канатчиковой дачи? Все это пахнет добротным сумасшествием.
      - Да, даже вам трудно объяснить... Человек летел к нам века и не долетел бы, если бы не был бессмертным. Он принес нам многое из того, что нам все равно пришлось бы открывать. Можем ли мы отказаться от нового и нужного? Пока вопрос о бессмертии, потом еще что-нибудь...
      - А сам метод вами подготовлен?
      - Да, Человек сделал несколько таблеток... Человек осторожно поставил на пустую тарелочку из-под хлеба шесть небольших зеленых конусов, каждый из
      них мог поместиться в чайной ложке.
      - А что с ними делать? - спросил Андрей Петрович. - Чи до борщу, чи на ничь? Человек удивленно прислушался.
      - Это по-украински, - пояснил Дмитрий Дмитриевич. - Когда, спрашивает он, их глотать можно? С едой или перед сном?
      - Безразлично, - ответил Человек.
      - Так нужно, проверить, - сказали за столом. - А что после такой таблетки произойдет?
      - Одной таблетки достаточно, чтобы ребенок навсегда остался ребенком... Старик превратится в человека зрелых лет...
      - Простите, Дмитрии Дмитриевич, а сами вы уже бессмертны?
      - Знаете что? - сказал неожиданно Коля. - Знаете что? Возьмите меня для опыта! Да, меня... Я это съем. - Он указал на зеленые таблетки. - А через год, если я не буду меняться, вы все убедитесь...
      - А это идея, - сказал кто-то. - Но только опасно...
      - Нет, нет, - торопливо заговорил Коля. - Я очень быстро меняюсь. Вы только подумайте, прошлый год я был на четыре сантиметра ниже...
      - Год ждать, - проговорил Дмитрий Дмитриевич. - И потом, ты же хотел, кажется, еще вырасти?
      - Не нужно мне больше расти, - сказал Коля, - если не нужно расти, то я и не буду расти... - Он протянул руку, взял одну из таблеток и, прежде чем кому-нибудь пришло в голову его остановить, отправил ее в рот. У него мгновенно закружилась голова, зеленая пена выступила на губах.
      - Воды! Скорее воды! - закричали за столом. Дмитрий Дмитриевич ринулся на кухню, где ему набрали прямо из крана стакан теплой воды, и побежал назад. Коля лежал на сдвинутых стульях, зрачки в его глазах дрожали у переносицы. Все стояли притихшие, испуганные...
      - Что там? Что там случилось? - спрашивали за соседними столиками.
      - От духоты, наверно?
      Коля медленно стал приходить в себя. Его запястье крепко стиснул Человек, и по его сосредоточенному лицу было видно, что он считает пульс...
      Через несколько минут Коля поднялся. Сотрудники заторопились на ученый совет. Колин поступок произвел на них впечатление. Все притихли, каждый углубился в свои мысли. Коля собрал оставшиеся зеленые конусы с тарелочки, задумчиво на них посмотрел и сунул в карман куртки...
      КОНЕЦ КАРЬЕРЫ ПШЕНИЧНОГО
      Совет еще не начался. Наталья Степановна возилась с высоким черным креслом, стараясь подвинуть его поближе к столу президиума. Пшеничный торопливо отдавал какие-то приказания.
      - Что произошло? - спросил Андрей Петрович. - Что случилось?
      - Ах, Андрей Петрович, - бросилась к нему Наталья Степановна, - вы уж оставьте ваши колкости, резкости, только на сегодня оставьте! Ужас какой, какой ужас!
      - Но все-таки в чем дело?
      - Старик едет! Наш... академик Коршунов. Вот что! Нам сейчас позвонили, что он никаких врачей слушать не хочет, ему подали машину, и он к нам едет... Он, оказывается, прочел повестку, а там про это бессмертие. Он прочел и заволновался, говорит: "Что бы там ни говорили, а этого я пропустить не могу: я, кажется, у них все-таки директор"...
      Пшеничный вошел в зал, быстро прошел к своему столу.
      - Рассаживайтесь, товарищи, скорее рассаживайтесь, нам нужно срочно, совершенно срочно принять выработанную нами резолюцию...
      - Как так? - тихо сказал Андрей Петрович и смутился.
      - Продолжайте, - потребовал Пшеничный, устремив на Андрея Петровича пронизывающий взгляд.
      - И скажу. - В голове Андрея Петровича, где-то пол лобной костью, разлилась боль, заныл глаз. Эта боль посещала его в минуты волнения с детства, и сейчас он ей обрадовался и еще больше испугался. - И скажу! Все скажу. . Потом, потом! - замахал руками Пшеничный.
      В зал мелкими медленными шагами входил маленький высохший старичок. Его белая как лунь голова непрерывно кивала. "Старика" подвели к креслу и усадили.
      - Наталья Степановна, - вполголоса сказал Пшеничный, - вот вам ключ, там у меня в столе коробочка с его леденцами лежит...
      - Не беспокойтесь, - дребезжащим голосом сказал "Старик", - не нужно беспокоиться.
      Леденцы были принесены на голубом стеклянном подносе от графина с водой.
      - Прошу вас, продолжайте совет, - сказал "Старик".
      - Я прошу слова, - сказал Андрей Петрович и подчинялся.
      - Совет принял следующее решение, - не обращая внимания на Андрея Петровича, сказал Пшеничный. - Мы отвергаем предложение группы авторов. Нам, товарищи, не нужно это бессмертие, которое...
      - У вас же просят слова, - едва слышно сказал "Старик", и Пшеничный, не окончив фразу, нервно пододвинул "Старику" поднос с горкой леденцов и запинаясь сказал:
      - Кушайте, пожалуйста, кушайте...
      - Я, - сказал "Старик", - очень заинтересовался первым вопросом повестки дня... Наконец-то, наконец-то в поле зрения нашего института попадают действительно большие, можно сказать, грандиозные вопросы. - "Старик" замолчал, пососал леденец и твердо указал на Андрея Петровича сморщенной рукой. - Даю вам слово, уважаемый, даю.
      - Нам принесли интересную мысль, и все не так просто, как изображает здесь Павел Александрович. Давайте разберем эту мысль по существу... Пусть она неверна, но за одну только необычность ее нельзя отклонять! Я уверен, что, если бы принести проект охотничьего ружья пещерным людям, они подняли бы его на смех...
      - Согласен, хе-хе-хе, - засмеялся "Старик", отправляя в рот очередной леденец. - Пещерные люди ужасно смеялись бы, ужасно...
      - Мы не должны отвлекаться, не должны. - Пшеничный звонко постукивал карандашом по подносу с леденцами. - Не должны... Почему вы, - обратился он к Коле, - тянете руку вверх? Вы просите слова?
      - Да, - сказал Коля, - прошу.
      - Дайте ему слово, дайте, мы хотим выслушать авторов! - зашумели сотрудники.
      - Говорите, - выдавил из себя Пшеничный.
      - Мы ничего плохого не хотим, мы просто хотим, чтобы все люди были бессмертными, всегда сильными, всегда молодыми. Так много нужно сделать... Мы хотим, чтобы весь мир стал другим, лучшим... Вот эти таблетки, - Коля раскрыл ладонь: на ней лежали полурастаявшие от человеческого тепла зеленые конусы, вот они. Человек говорит, что одной таблетки хватит на всю жизнь, навсегда. Вот... - Коля подошел к столу президиума и положил на поднос один из конусов.
      - Мы благодарим вас за ваше содержательное выступление, - едва приметно улыбнулся Пшеничный. - Для вашего возраста очень, очень дельно... Мы объективные люди и во избежание кривотолков попросим выступить первого автора... - Директор посмотрел в повестку. - Человека... Здесь, простите, не опечатка? Может быть, Человекова?
      Человек вскочил на ноги и заговорил; заговорил негромко, опустив голову. Все повернулись к нему с любопытством. Его голос, нарастая в силе, казалось, шел со всех сторон; было похоже, что заговорили столы и стулья, тонко зазвенело, запело стекло в окне. Сотрудники переглянулись - в шуме столовой они не обратили внимания на его голос.
      - В мире, откуда я, в моем мире такие заседания, записанные в ампулах, хранятся в специальных музеях, их изучают, показывают детям, как вы изучаете наконечники каменных стрел. - Человек расстегнул ворот гимнастерки; теперь его голос гремел, как могучий поток, как лавина камней. - Я хочу, чтобы вы жили вечно! Мне говорил Коля, что вы стараетесь не думать о смерти, что здесь ничем не поможешь, что всегда так было и так будет... Но разве вы всегда умели стрелять и печатать книги, строить дома и рыть шахты? Что было бы с вами, если бы все люди говорили так, как вы? "Не было, но будет!" Потому что вы сами этого хотите, потому что этого хочу и я, мне это нужно. А вам я сокращу на пять веков путь исканий, потерь и заблуждений, каждому из вас и всем вместе...
      - Вы сказали, что в мире, откуда вы? - Павел Александрович поискал глазами начальника отдела кадров, и тот, выбравшись из дальнего угла и спотыкаясь о ноги сидящих на клеенчатом диване, остановился в дверях. - Да, да, я не ослышался! Вы сказали о мире, откуда вы пришли! А откуда вы пришли? Откуда вы явились? Кто вы? Иностранец? Англичанин? Француз? Или, может быть, вы бедуин? - последнее слово Пшеничный произнес с каким-то особенным оттенком. Он сам, стесняясь кого-нибудь спросить, пересмотрел массу географических карт в поисках страны бедуинов, которая, естественно, должна была называться "Бедуиния", и, не обнаружив ее на карте, взял эту национальность под сомнение. - И потом, раз вы из другого мира, может быть, там разбираемое изобретение давно уже известно? Прекратите, Дмитрии Дмитриевич, жестикуляцию!
      - Да, в моем мире это всем известно. У нас все живут столько, сколько хотят...
      - Так вы не являетесь истинным автором изобретения?! Ваш паспорт! - резко сказал Пшеничный.
      - У него... - начал было объяснять Дмитрий Дмитриевич.
      Но Пшеничный отмахнулся:
      - Не с вами, не с вами разговаривают! Как его пропустили в институт?
      - Его вписали в мой пропуск, - сказал Коля. - У него нет паспорта.
      - Вообще нет паспорта? Это очень интересно... - Пшеничный кивнул начальнику отдела кадров, и тот быстро выбежал в коридор. - Вы забыли, Дмитрий Дмитриевич, забыли, что авторские свидетельства выдаются только гражданам Советского Союза, что иностранцу выдается патент, а патенты мы не обсуждаем.
      - Не вижу разницы, - сказал Дмитрий Дмитриевич, - не вижу!
      - Нет, это ужасно, - сказал Пшеничный, - ужасно! Мы делились своими высококвалифицированными заключениями черт знает с кем! Это моя оплошность, моя вина, я объявляю выговор начальнику отдела кадров. Вам, товарищ Михантьев, тоже выговор, третий по счету, если мне не изменяет память. Я должен быть требовательным к себе, должен! Совет окончен! Решения мы не примем!
      В наступившей тишине явственно раздался голос заместителя директора по хозяйственной части:
      - Но, Павел Александрович, мы... мы сами могли бы стать бессмертными...
      Заместитель директора остановился, глаза, его уставились на дверь: там стоял смущенный милиционер в полной форме; из-за его плеча выглядывал начальник отдела кадров,
      - Вот этот гражданин, - начальник отдела кадров пальцем указал на Человека, - совсем без паспорта.
      Милиционер удивленно спросил Человека:
      - У вас действительно совсем нет паспорта?
      Дмитрий Дмитриевич и Коля стали наперебой объяснять милиционеру сложившуюся ситуацию, и они втроем вышли в коридор.
      Милиционер сказал:
      - Пройдемте, - и вышел из института первым.
      Авторы поплелись за ним. Сотрудники, прильнув к стеклам, наблюдали их бесславный уход.
      - Да ведь мы сами, сами могли бы стать бессмертными! Как это нам в голову не пришло?
      - Мы? - сказал Пшеничный и в задумчивости так сильно укусил оправу очков, что лязгнули зубы.
      - Хе-хе-хе, - вдруг рассмеялся "Старик". - Круты вы, батенька, не помню вашу фамилию...
      - Пшеничный, - подсказал Павел Александрович. - Вот, вот, Пшеничный, круты вы... Ученый совет нужно проводить без милиционера... Да, да... Получается несозвучие, диссонанс, диссонанс получается... между возможностями института и тем направлением, которое придает ученому совету товарищ... не помню вашу фамилию...
      - Пшеничный! - в один голос сказали сотрудники.
      - Да, да, Пшеничный... Это напоминает одну рыбу, забыл как ее название... а, рыбу слон...
      Зал задрожал от смеха, даже Пшеничный сдержанно засмеялся негромким, сухим смешком.
      У "Старика" в уголке глаза сверкнула маленькая слезка.
      - Я оговорился, - сказал он, - только оговорился... Я хотел сказать: рыба... рыба сом. Да, и вы все похожи на этого сома. У него могучие мускулы, а плавников почти нет, и лежит он себе в тине всю свою жизнь...
      "Старик" протянул руку к подносу с леденцами, нащупал зеленый конус, который положил Коля, и поднес его к глазам.
      - Мне, - сказал он, - хе-хе... уже терять нечего... Слабеет память. Я его съем, съем его... - И с этими словами "Старик" отправил в рот конус Чел&века.
      Зал застыл, все с любопытством следили за тем, как "Старик" старательно разжевывает пилюлю.
      - Очень приятное ощущение, - сказал "Старик", - вы можете мне позавидовать... И если бы разобрались в сути дела, то все, все могли бы получить по такому угощению, хе-хе-хе...
      И здесь произошло совершенно неожиданное. Смех "Старика", слабый, еле слышный, постепенно креп, голос его становился все звучнее, насыщеннее, громче. И через секунду "Старик" хохотал совсем "молодым" смехом.
      - Что с ним?! - закричали сотрудники. - Смотрите! Что с ним происходит?
      Густой румянец прилил к щекам "Старика"; казалось, что его морщины разгладились, а когда по его белоснежной бороде побежала от корней волос черная полоса, сомнения исчезли: конус был не выдумкой. "Старик" на глазах становился молодым! Вот он стал на ноги и осторожно попробовал их выпрямить... И ноги выпрямились! "Старик" уставился на свои руки, на которых вместо ссохшейся, морщинистой кожи теперь была молодая, чуть розовая кожа... А лицо! Вздох пронесся по залу. Это было не его лицо - это было лицо молодого человека; ему можно было дать не больше тридцати лет, если бы его не старила густая борода, теперь уже почти целиком черная, только на самом конце клинышка бородки белел островок седины.
      - Зеркало! - громко и властно сказал "Старик", и только сейчас сотрудники вспомнили, что он не "Старик", а академик Коршунов, смелый ученый и энергичный организатор, веселый и. напористый человек.
      Наталья Степановна вытащила из своей сумки маленькое зеркальце и протянула его "Старику".
      - Я молод! - закричал он. - Молод! Слышите?! Друзья! Я не могу прийти в себя от счастья... Это драгоценные листики, - сказал он, отбирая у Пшеничного заявку Человека, - драгоценные. И наш институт непременно займется этим вопросом.
      - Но мне кажется, что... - начал было Пшеничный. Но академик Коршунов его прервал:
      - А мне кажется, товарищ Пшеничный, что в этом институте все-таки я директор. И с сегодняшнего дня считайте, что я вернулся из отпуска-..
      - Э, нет! - воскликнул Пшеничный, быстрым, как молния, движением вырвав заявку Человека из рук академика. - Нет, нет! Еще нужно доказать, все доказать! Вам нужно уйти на покой. По старости, по старости...
      - Но я молод... Черт возьми, я ужасно, ужасно хочу есть, не просто есть, а ужасно... Я молод, великолепно себя чувствую. Мы еще поработаем, товарищи...
      - А ваши документы! - Теперь Павел Александрович уже кричал. - А ваши документы, ведь вам за девяносто, за девяносто! За девяносто!
      - Да, моим документам за девяносто, а мне, мне двадцать пять!
      Зал разразился громом аплодисментов. Разгневанный Пшеничный выбежал из зала заседания.
      Долго еще шумели сотрудники, а потом допоздна горел свет в зале, и Наталья Степановна все носила и носила папки с делами и отчетами за прошлые годы... Академик Коршунов время от времени хватался за голову и говорил:
      - Вот проходимец, вот проходимец этот Пшеничный!.. А вы, Наталья Степановна, завтра же разыщите этих авторов. Завтра же, слышите?