Сергей Крамцов, бывший аспирант.

29 марта, четверг, вечер

      Сколько еще придется здесь сидеть? Это была главная мысль, которая крутилась у меня в голове, когда я шел в сторону учебного корпуса, стоящего рядом со штабом Учебного центра «Пламя». Не то, чтобы я рвался покинуть безопасность большой воинской части и рвался как можно быстрее ехать в неизвестность. Скорее даже наоборот. Здесь мы в безопасности, здесь нас охраняют, здесь нам хорошо. Пусть простенькая офицерская гостиница далеко не хоромы, система коридорная с санузлами в конце и все такое, но то, что они сейчас одни из самых безопасных — это наверняка.
      Но ехать все же придется, от этого не отвертишься, и именно это портило все настроение. Чем? Милейшей Алиной Александровной с дочками. Их собакой и их котом. Тем, что они надеются встретить в этом самом Горьком-16 своего мужа и отца, который, на самом деле, пустил себе пулю в лоб чуть ли не у меня на глазах и при этом вырвал у меня обещание не говорить им об этом. Если бы вопрос был лишь в доставке контейнера с образцом первичного вируса и дисков с информацией! Я бы отобрал самых боеспособных из нас, вооружил бы до зубов и оставил бы остальных здесь, под охраной военных. И наверняка прорвался туда и даже вернулся бы обратно. Но теперь, всем табором, с женщинами и детьми?
      Все эти размышления вызывали чувство, очень напоминающее бессильную злость. Злость в том числе и на уважаемого мной, ныне покойного Владимира Сергеевича Дегтярева? Ну зачем он меня так подставил, вынуждая врать его семье, сохраняя на лице выражение полнейшей честности? При этом чувствуя себя последней скотиной. Да, его смерть трагедия для меня, но после тех, не боюсь сказать, уже миллионов смертей, случившихся вокруг нас, трагизм ситуации с Дегтяревым как бы даже и поблек немного. Зато на глазах растет потенциальный трагизм нашего будущего похода в неизвестность, отягощенного гражданскими. Которых я веду в никуда, к ложной, несуществующей цели.
      Это лирика, а есть еще и практические последствия. Например, у меня никак не получается составить нормальную колонну. У нас есть грузовик с небольшим прицепом и три легких внедорожника. И как прикажете распределяться? УАЗ не та машина, которую водить легко, поедем мы, к тому же, еще и по бездорожью, а из тех же Дегтяревых крутить руль умеет только сама Алина Александровна, да и то у нормальной машины, со всякими ABS и автоматической коробкой.
      Впереди колонны пойдет головной дозор, боевое охранение, как угодно назовите, но одна машина, в которой должны быть как минимум трое. В случае возникновения проблем они одновременно должны суметь сманеврировать, открыть ответный огонь и выйти на связь. Трое. Как минимум. Татьяна за рулем, например, она отлично водит, Маша за снайпера и на связи, я — за командира и стрелка.
      Еще трое в замыкающем «уазике», пулеметчик, снайпер, водитель. Отделение оружия, если угодно, огневой поддержки. Вика за водителя, Леха снайпером и Сергеич — пулеметчик. Могут прийти на помощь головному дозору, могут защитить машины с грузом и людьми. Если бы не гражданские, пулемет можно было бы перекинуть вперед, он способен хорошей очередью вдавить в землю противника, заставить укрыться и дать время отойти, но гражданские — в первую очередь.
      Еще у нас остается грузовик и один «уазик». Насчет грузовика вопросов нет. Он самый сложный в управлении и в нем все самое ценное, к тому же он тащит прицеп. У нас есть один великолепный водитель, Шмель, он его и поведет. А вот в оставшемся «уазике» поедут гражданские, все. Двое детей, Алина Александровна и кот. Собака уже прописалась в кузове грузовика и это даже хорошо. Там его и на цепь посадить можно, кобеля этого безразмерного. Так насчет «уазика»… водить его никто толком не умеет. Девочки Дегтяревы стрелять научились уже, а машину водить — нет. И Алина Александровна, что уж греха таить, водит как самый обычный московский «чайник», сидя в напряженной позе и как будто пытаясь заглянуть за срез капота своей машины. Не тот уровень, который потребуется для марша. Что делать?
      Если даже завтра с самого утра начать учить Аню или Ксению водить внедорожный УАЗ, да еще в таком экстремальном исполнении, как наши, все равно потребуется не меньше месяца интенсивной подготовки. Имеется в виду ведь не только умение тронуться с места, затормозить и не съехать с дороги, но и умение ездить в тяжелых условиях, без дорог, когда грязи по подножки, а это намного сложнее. Что делать? Начинать с завтрашнего утра, поручив процесс обучения Шмелю, подготовку водителей из своих юных дарований, или искать где-то водителя, который уже умеет это делать? А где? А как? Где прячутся сейчас хорошие воители «уазиков»?
      В таких думах я поднялся на второй этаж учебного корпуса, в инженерный класс, который теперь постоянно использовался как зал совещаний. Пантелеева еще не было, возле двери стояли и разговаривали два старлея, мне незнакомых. Когда я прошел мимо, он равнодушно скользнули по мне взглядами и вернулись к своей беседе. Я подошел окну, выходящему на учебные поля. В ста метрах от корпуса, в котором мы сейчас были, несколько бригад военных и гражданских, «всем миром», так сказать, закладывали первые бревна в основания срубов. Начали строить избы. Интересно, а что надо сделать, чтобы стать обладателем такой? Надо бы спросить. Все равно, если уцелеем в дороге к «Шешнашке», придется сюда возвращаться, а что дальше будет, там посмотрим. А так бы и домик был…
      Пантелеев пришел через десять минут, к тому времени все собрались. В комнате было пятнадцать человек, все офицеры и прапорщики. И, судя по всему, за исключением четверых, все были из числа «спецов» Пантелеева. Все вооружены, но пока явно не для выхода на войну, а так же, как и я, по уже укоренившейся привычке не расставаться с оружием ни на минуту.
      — Рассаживаемся. — скомандовал Пантелеев и все пристроились за столами.
      Подполковник оглядел собравшихся, затем заговорил:
      — Завтра проведем разведывательный рейд в город. С утра. Выйдете в составе трех бортов, два восьмидесятых бэтээра и сто сорок шестая кашээмка, как машина связи. И «Урал-покемон», на всякий случай. На буксир что-то взять, или вывезти что-то или кого-то. По шесть человек на бэтээр, двое в кабине «Урала» и двое в кузове, ну и полный экипаж кашээмки. Старший майор Соловьев.
      —, - поднялся высокий худой майор в десантной тельняшке под камуфляжем.
      — Садитесь. Задача фактически одна — прорваться как можно дальше и осмотреть как можно больше. На что следует обращать внимание… Первое — где уцелели люди как организованная сила? Сколько их, как себя ведут? Как ведут себя мертвяки? Насколько город забит ими? Пункты, которые надо объехать в обязательном порядке…
      Постановка задачи затянулась надолго, но такой разведывательный рейд назрел давно. Необходимо было понять, что происходит в Москве? Что с промышленными объектами? Остались ли живые люди? Как ведут себя мертвяки? Как они поведут себя, когда для них в городе не останется живой добычи? Попытаются найти ее в другом месте? Или впадут в кому, как крысы в лаборатории при подобных обстоятельствах?
      Три БТР вполне способны прорваться где угодно, КШМ-146 тоже на базе этого бронетранспортера выполнена. И «Урал» за собой протащат, но при одном условии — их противниками будут мертвяки, а не хорошо вооруженные люди. Какой-нибудь НСВ «Утес», установленный на крыше или верхнем этаже высотки, способен разобрать нашу броню на запчасти, особенно если ему составят компанию РПГ.
      Все расселись вокруг карты Москвы. Маршрут уже был выработан, но Пантелеев хотел предусмотреть все возможные варианты событий, поэтому на каждый участок маршрута вырабатывался один или два альтернативных пути, каждый из них получал кодовое название на случай, если появится серьезный противник и он будет прослушивать радиодиапазон группы.
      Связью же отряд обеспечивался с троекратным покрытием его реальных потребностей. Связь короткая, связь дальняя, рации носимые и стационарные. Кашээмка способна была на ходу установить связь километров на сто-сто двадцать, с поправкой на городской ландшафт, и могла работать как ретранслятор. На самый крайний случай мы могли вызывать эвакуацию. В расположении будет ожидать команды к выходу мотоманевренная группа, на БМП-2 и даже с танком Т-80. И будет готов к вылету вертолет. Если мы пропадем со связи, он пройдет над городом по нашему маршруту.
      Совещание затянулось до одиннадцати часов вечера, когда, наконец, все присутствующие не сочли, что продумать предстоящий рейд еще лучше они просто не способны. На этом и разошлись, но на прощание я истребовал обеспечить меня завтра броником и шлемом. Ну его на хрен втягиваться в городской бой, случись такой, с открытой грудью, как балтийский матрос.
      Я пошел в гостиницу, к себе в номер, готовиться к выходу. Проходя мимо столовой, заглянул туда, и увидел, что все наши там сидят. Это даже не клуб, это теперь как всеобщая гостиная, столовка эта самая. Проходя мимо бара, попросил стакан яблочного сока и с ним прошел к столу.
      — Ну, что завтра? — спросил Леха.
      — Завтра идем в город. Из наших пригласили меня одного, больше мест нет.
      Вообще то в бэтээрах вовсе не четырехместные десантные отделения, а семиместные, и всего они на десять человек рассчитаны, а нас всего по шесть человек на борт. Но это на случай того, что придется отбиваться и будут потери в технике. Тогда уцелевшие из одного экипажа займут места в другой машине. Возможно, что передвижение на броне окажется не лучшим способом езды по забитым мертвяками улицам. К тому же мы понятия не имеем, сколько мутантов скопилось в городе, а иным из них запрыгнуть на броню и башку вместе со шлемом кому-нибудь оторвать раз плюнуть. А броня — это броня. Защита.
      — А вам задание. Со Шмелем. Аня, Ксения, вас тоже касается! — привлек я внимание девушек. — С завтрашнего дня интенсивнейшим образом учите их водить УАЗы. Иначе мы отсюда даже не сдвинемся. Водителей у нас не хватает.
      Леха посмотрел в потолок, явно что-то прикидывая, затем кивнул:
      — А ведь верно… Еще один нормальный водитель нам край как нужен.
      — С самого утра и займемся. — заявил Шмель.
      — Сергей, если не затруднит, возьмите с собой видеокамеру. — вступила в разговор Маша. — Я прихватила нашу из дома. Снимите, то что увидите, если возможно. Покажете нам, что с Москвой делается. Я ее даже зарядила сегодня, слава богу, что еще электричество подается.
      — Да, этим надо пользоваться. — согласился я. — Пока провода не оборваны и какие-то электростанции работают. Думаю, что это ненадолго.
      — Ну, атомные, наверное, могут долго работать? — спросил Шмель.
      — Наверное. — пожал я плечами. — Я об атомной энергетике вообще ничего не знаю. Там ведь тоже топлива должно хватать. На сколько у них запас, на АЭС этих? Кто знает?
      — Без понятия. — подвел итог повисшего над столом молчания Леха. — Надеюсь, что надолго. А тут что, есть АЭС неподалеку?
      — А надо обязательно неподалеку? — спросил Шмель. — Я думал все равно, лишь бы провода тянулись.
      — Черт его знает. Может и так. — ответил я.
      — У меня двоюродный брат в энергетике работал. — подал голос Сергеич. — Он говорил, что электростанции без надзора и пятнадцати минут не проработают. Автоматика начнет все отрубать при малейших признаках проблем. Значит, кто-то еще дежурит на электростанциях, за что им от всех нас огромное спасибо.
      — Может быть. — согласился я. — Остались же наши знакомцы с Доценко во главе у складов? И в Спецакадемии народ сидит с какой-то целью. Возможно, что у кого-то хватило ума и воли организовать дежурство на электростанциях и защиту смен.
      Действительно, а вот насколько нам еще хватит подаваемого электричества? Даже если на электростанциях работают люди, то это вовсе не значит, что люди будут подвозить топливо, или обсуживать газовую трубу. Все взаимосвязано. Так что, электричество — это ненадолго. Это последняя роскошь. И если его вскоре не станет, а не станет его наверняка, то какие-то ключевые объекты здесь, в «Пламени», перейдут на питание от дизельных генераторов, а остальное? Свечи производить надо, наверное. Или лампы керосиновые. Иначе только при лучине сидеть придется.
      Я с грустью посмотрел на лампочки под высоким потолком столовой. Недолго им вот так осталось светить, недолго…

Сергей Крамцов, бывший аспирант.

30 марта, пятница, раннее утро

      Когда я подбежал к штабу, было еще темно. Машины стояли с выключенными двигателями, хотя от моторного отсека бронированного «Урала» тянуло теплом. Прогрели. Возле них стояли экипированные по-боевому бойцы. Меня сразу остановил Васильев, пожал руку, подвел к открытой двери десанта одного из БТР и достал оттуда шлем с бронежилетом.
      — Примеряй, подгоняй.
      И шлем, и броник были новенькими, со склада. Шлем, правда, был без чехла и сверкал черными арамидными боками, зато к нему были тактические очки. И форма у него была не наша классическая армейская, а ближе, пожалуй, к американской. Но тоже не копия, а так, посередке что-то. Бронежилет был тоже черный, модель совершенно мне незнакомая, не наша военная 6Б13. Ну да ладно, сойдет, все рвано в городе особо маскироваться не придется, а защитить это все сможет. Без воротника и фартука, только для торса. Спецназеры же все были в новеньких БЗК «Пермячка», лишь недавно принятых на вооружение, защищающих чуть не все тело. Видать, правда, что все самое новое сначала в «Пламя» на обкатку попадало. Повезло.
      Я расстегнул подвесную, влез в жилет, подогнал его на боках по размеру. Ничего так, удобно, и вентиляция нормальная. Вентилирующий слой пружинит, так что если пуля угодит, то может ребра и не поломает. И кровью харкать не будешь из отбитого легкого.
      Натянул подвесную сверху, и понял, что все надо подгонять заново. Повозился еще несколько минут, но настроил разгрузку на сильно растолстевшего себя в бронике. В довершении всего, раскатал по лицу маску и натянул шлем, отрегулировав ремни. Отвык я от броника и каски, сразу почувствовал, как все и со всех сторон давит и мешает. Нашлепнул на лицо тактические очки, и на этом приготовления закончились.
      Пока я возился со снаряжением, суета у машин закончилась, и стоило мне надеть каску, как послышалась команда «По машинам!». Мое место было в головном БТР, как заодно и проводника, поэтому я бросился туда, но стоящий у машины майор Соловьев переадресовал меня наверх, на броню. Верхние люки были открыты, там же, возле них, валялось несколько сидений от каких-то дешевых конторских кресел, в скользкой дерматиновой оболочке, но без фанеры внутри, выполняющих функции поджопников, то есть предметов первой необходимости. Знаете, каково без поджопника на холодной броне трястись? «Здравствуй, простатит!» называется аттракцион. Это если не на жаре. Но и на жаре на горячей броне подчас без поджопника никак.
      Кстати, а американцы во Вьетнаме для солдат специальные алюминиевые поджопники производили. Бронежподжопники, так сказать. Если их М113 налетит на мину или фугас, и даже корпус не защитит от взрыва, то алюминиевая тарелка вроде как последний шанс. И говорят, иногда срабатывало. Особенно в плане защиты солдатских гениталий от взрывного повреждения.
      Колонна тронулась с места, взревев дизелями, и тяжелые машины плавно покатили в сторону КПП. БТР по комфорту езды, на мой взгляд, так и «Мерседес» обгонит. Подвеска длинноходная, восемь толстых колес, как на перине везет. Это тебе не старушка-«копейка» из тех, что у нас были, которая из тебя всю душу вытрясет и уронит при первом удобном случае, да еще и завоняет солярным выхлопом, закоптит всю морду.
      Сам Соловьев сидел, свесив ноги в командирский люк, запихав себе под задницу подушку от какого-то дорогущего дивана, из коричневой альпаки. Рядом с ним из второго люка торчала голова в новом композитном шлемофоне, в очках и маске. Механ предусмотрительно прикрыл окна связанными друг с другом патронными ящиками, набитыми гравием, для пущей защиты, и смотрел теперь на дорогу через верх. Интересный шлемак, никогда таких не видел. У нас мазута в классических каталась, как четыре танкиста со своей собакой.
      Моим соседом слева оказался среднего роста капитан лет тридцати с небольшим на вид, со светлыми усами и с плечами пугающей ширины. Единственный без маски и очки на шлем поднял. Он баюкал на коленях слегка потертый «Печенег». Справа сидел прапорщик, вооруженный АЕКом с подствольником и оптикой-однократкой, что очень на любителя, если можно так выразиться. Хотя, с другой стороны, после того, как человечество израсходует оставшиеся батарейки, только такая оптика сможет заменить коллиматорные прицелы. Эффект, конечно, не тот будет, но при достаточной тренировке не хуже.
      Да, насколько же мы все же зависим от электричества? От того, которое идет по проводам, до того, которое мы добываем из маленьких цилиндрических батареек. Не будет этих самых батареек, и исчезнет подсветка прицельных сеток в оптических прицелах, тонкий лучик в коллиматорных не будет переносить в бесконечность прицельную метку, полетят на помойку фонарики, которые на батарейках. Уцелеет лишь то, что можно подзаряжать и в тех местах, где останутся дизель-генераторы. А сколько они проработают? Насколько я помню, если не ошибаюсь, конечно, то через пять-шесть лет даже хранящееся топливо начнет приходить в негодность, «выдыхаться», и если к тому времени не наладят выпуск топлива иного, то все, тогда все встанет окончательно.
      Между тем наш оторвавшийся вперед о колонны БТР провилял по лесной дороге, на которой нам, кстати, не попалось ни одного мертвяка, и вырвался на пустынное Ленинградское шоссе. Абсолютно, совершенно пустынное, по которому не ехало ни единой машины. Все. Исход из Москвы завершился, равно как и из ее пригородов. По крайней мере, с этой стороны. Фонари вдоль дороги не горели, еще густую сумеречную полутьму рассекали лишь лучи наших фар. Соловьев счел, что пока соблюдать светомаскировку без надобности. В стоящих поодаль от дороги домах Солнечногорска кое-где светились окна, но были ли там люди, или просто свет не был выключен? А кроме горящих окон местами были видны и горящие пожары.
      — Откуда энергия? — спросил я сидящего молча капитана.
      — От МЧС. Они вместе с эфэсбэшниками и частью внутряков электростанции и распределительные сети взяли под охрану. Поделили обязанности. Армейцев на топливо и заправки кинули, нас вот как разведку все больше пользуют, а они энергетику приняли.
      — И сколько продержатся?
      — Недолго, наверное. По слухам, атомные станции уже начали в крепости превращать. Будут глушить на каждой все энергоблоки, кроме одного, их тогда лет на сто хватит.
      Ну вот, а я гадал. Можно было бы и раньше спросить. Взяли же организованно под охрану те же склады Росрезерва? А заправки? А НПЗ и топливные базы? Так почему не взять, хотя бы на первое время, электростанции?
      — А отходы? — спросил я.
      Насколько я понимаю, вывоз отходов с атомной станции не менее критичен, чем отсутствие топлива.
      — Не знаю. — пожал плечами капитан. — Наверное, что-то придумали. Или потом придумают.
      — Ага, придумают. Загрузят в бочки и затопят где-нибудь. — вмешался прапорщик. — Я раньше в морпехе служил, в Печенге, у нас много говорили о том, что все это в море топят.
      — Не врали? — спросил я. — Я сам помню, как об этом болтали, но тогда времена такие были, что болтали о чем угодно.
      — Не знаю. Я на палубе не стоял, когда с нее бочки сталкивали. Но говорили много.
      Я оглянулся и увидел, как в километре от нас сзади на дорогу выехали еще три пары огней. Наша колонна идет следом. Не думаю, что кто-нибудь собирается устраивать на нас засаду на пустынном Ленинградском шоссе. Сейчас в таких местах засады устраивать сложно. Во-первых, никого не ждешь, кому засаживать то, а во-вторых — вокруг шоссе тут и там попадались блуждающие мертвяки. И сидеть тихо в ожидании того, что кто-то проедет по шоссе, уже не получится. Придется отстреливаться от зомби, идущих к тебе на предмет перекусить. А вот в городе уже следует быть готовым ко всему, там пристроиться в зданиях совсем не трудно.
      — Кстати, а насчет хранения топлива… — снова завел я свою волынку. — У дизельки же пять лет, верно?
      — Вроде бы так. — кивнул капитан.
      — Ерунда. — неожиданно повернулся Соловьев. — Пять лет это гарантийный срок хранения при условии, что хранится это в стандартной металлической цистерне, вроде как на всех складах ГСМ. А что такое гарантия? Полное соответствие ГОСТу, а вовсе не то, как соляра в движке сгорает. На Дальнем Востоке хранилища топлива в пещерах, в каменном монолите, так там оно чуть не пятьдесят лет хранится без ущерба.
      — Так может его обновляют постоянно? — спросил капитан.
      — Его там обновлять никаких сил не хватит. Все тамошнее население только этим и должно было бы заниматься. Его там море. Я служил в тех краях, а у меня сосед в службе тыла как раз топливом занимался.
      — Ну, у нас то тут пещер нет. — возразил я.
      — Это кто тебе сказал? — поразился Соловьев. — Чуть не вся Московская область на карстовых пещерах стоит. Другое дело, что кому теперь там хранилища оборудовать… А впрочем, в обычной глине дизельку можно хранить. Запросто, не хуже чем в каменном монолите. Опять же в бочках, если без доступа воздуха и с правильным внутренним покрытием, чуть не вечность сохранится.
      — А что через пять лет бывает? — спросил прапор. — Когда гарантия выходит?
      — Кислотность какая-то повышается на один процент, кажется. Тоже поправимо, как говорят. И вообще… — он похлопал по броне под собой. — … у тех же бэтров дизель мултитопливный, предполагается, что он все чуть ли не вплоть до мазута может жрать, так что ему не страшно.
      — В общем, лет двадцать продержимся на запасах? — спросил капитан.
      — Если не лоханемся, то должны вроде. — ответил Соловьев.
      Мелькнул справа поворот на Зеленоград, танк на постаменте, памятник на холме. Москва была все ближе. Представив, что мы приближаемся к городу, погибшему под напролом миллионов бродячих мертвецов, я зябко передернул плечами. Жутковато это как-то… Крепче сжал «сто пятый», ощутив его тяжесть и рубчатую поверхность цевья пальцами.
      Подготовился я сегодня к выходу достойно. Карабин брать не стал, не думаю что понадобится. Для больших дистанций боя у нас снайпера в группе есть и пулеметы в башнях техники. Поэтому прихватил свой новый, в меру укороченный автомат. К нему у меня было восемь магазинов, соединенных по два, из которых шесть было распихано в разгрузку, четыре гранаты, АПБ на бедре с запасным магазином и глушителем в подсумке. В рюкзаке за спиной у мня было еще триста патронов в пачках к автомату и шестьдесят к пистолету. Нож и телескопическая дубинка, которую я подобрал с наших мертвых охранников в институте. Шмель в мастерской изрядно утяжелил ее металлическую головку и теперь ей без труда можно было пробить любой череп. В общем, можно будет отбиваться почти что от кого угодно. А еще запихал в рюкзак кило пластита, завернутого в плотную коричневую бумагу, компактную подрывную машинку, моток провода и пару ЭДП в футлярах. Мало ли? Вдруг что взорвать потребуется, сломать или проломить? Тут и без меня инженеры найдутся, но все бывает. Лучше, если ты и в отрыве от основных сил можешь представлять собой полноценную боевую единицу.
      Быстро светлело, вскоре показались длинные низкие здания торговых комплексов, растянувшихся по всей Ленинградке от города до поворота к аэропортам.
      — Гля! — показал рукой и одновременно ткнул меня в плечо прапорщик.
      — Итить… — только и смог я пробормотать, и обомлел.
      На огромных парковках, раскинувшихся вокруг не менее огромных зданий, стояло и бродило великое множество зомби. Пусть не сплошная толпа, но пробежать это асфальтовое поле насквозь, уворачиваясь от оживших мертвяков, какими бы медленными они не были, я бы точно не решился. Никаких шансов. Разорвут. Сотни медленно бредущих или перетаптывающихся на месте, стоящих неподвижно и сидящих оживших полуразложившихся трупов. Кошмар наяву. Филиал преисподней. Волосы под шлемом зашевелились и по спине прокатилась волна мороза.
      Я еще не видел их столько и сразу. Даже когда стреляли по мертвяками в Солнечногорске, в последний день, все равно не видел. Их было в сотни раз меньше.
      — А что они сюда приперли? — спросил капитан.
      — Я слышал, что они тянутся к каким-то местам, куда ходили, пока живыми были. — ответил молчавший до сих пор молодой лейтенант, тот самый Сенчин, который, в свое время, обеспечил показ моего видео. Я его по голосу узнал под маской.
      — Да ну?
      — Ну да. Так выходит по наблюдениям. Даже когда народ из Москвы уже в сторону окраин уходил, мертвяки перли в центр. — сказал Сенчин.
      — Причем смотри, их и у мебельного не меньше, чем у супермаркета со жратвой. — показал прапорщик. — Видать, на одни воспоминания наводятся.
      Второй прапорщик, с СВД-С в руках, так и молчавший всю дорогу, поднял винтовку, некоторое время разглядывал происходящее в прицел, затем зябко передернул плечами. Ага, даром что такой невозмутимый, а тоже проняла картина.
      Мы миновали шведский «Икеа», автосалоны, затем потянулась бесконечная стеклянная стена «Гранда». Тоже мебельный, он нам не нужен, а вот сзади будет нечто интересное — «Рамстор». Если электричество есть, то еще можно дополнительной едой запастись, а самое главное — тем, чего не хватает пока и у кого — всякой зубной пастой, мылом, шампунем, женскими делами и батарейками. И осмотр положения дел у «Рамстора» входил в список наших задач.
      — Повнимательней! — скомандовал Соловьев.
      Снайпер навел винтовку на крышу торгового центра, еще двое зашарили биноклями по окнам прилегающего высотного конторского здания. Мало ли, кто мог там окопаться? Высотка с одним подъездом, да под боком у большого магазина, вполне может быть обитаемой.
      Стоянка, отгороженная сетчатым забором от окружающей дороги, было полна мертвяков. Многостворчатые стеклянные двери, ведущие в торговый центр, были выбиты, хоть и не все. Судя по всему, их таранили грузовиком, или чем-то еще. В освободившийся проем входили и так же безо всякого дела выходили обратно ковыляющие мертвяки.
      Мы, остановившиеся посреди пустынного и очень широкого шоссе, понемногу привлекли внимание бродивших зомби. Некоторые из них, хоть и не все, неторопливо направились в нашу сторону. Впрочем, большинство их нас так пока и не заметили.
      — Колонна, стой. — скомандовал в висящую на груди тангенту Соловьев, придержав идущую следом колонну на безопасном удалении от нас. — Ждать команды на продолжение марша.
      Затем он обратился к механику:
      — Копыто, давай помалу вокруг магазина объедем, снаружи забора.
      Копыто, Копыто… А! Это ведь тот невидимый механ, который сталкивал машины расстрелянного вице-премьера с охраной. Знакомая фамилия. Правда, в лицо я его ни тогда не видел, ни сейчас. Сейчас все, впрочем, в масках, шлемах и очках, в лицо не видно никого.
      — А вот давайте, ножки в люки свесили… — скомандовал он нам. — И вообще лишние на хер с брони! Крамцов, останься, ты здесь места знаешь.
      Действительно, я еще на постановке задачи сказал, что расположение «Рамстора» помню наизусть. Часто сюда ездил, и зрительная память у меня хорошая.
      Команду Соловьева выполнили все, кроме капитана с пулеметом, который, как и я, лишь спустил ноги в открытый люк. Я чуть повернулся левее, автомат на зацепленном за одну заднюю антабку ремне переместился на бедро, стволом в сторону противника. Патрон был уже в патроннике, и я лишь правой рукой перещелкнул переводчик в положение «АВ». Теперь глаз да глаз, особенно, когда, объехав по кругу магазин, войдем под мост, а потом окажемся в Химках. Затем я неожиданно для себя вспомнил о видеокамере, которую дала Маша, и которая висела у меня поверх разгрузки, откинул экранчик видоискателя, включил и начал снимать.
      Мертвяки, направлявшиеся было в нашу сторону на шоссе, замерли, когда мы тронулись с места, и лишь провожали нас своими тупыми мертвыми взглядами. Нас отделил от них высокий решетчатый забор, и ближайшие к нему тоже направились в сторону неторопливо двигающейся бронемашины, некоторые тянули руки через решетку.
      Спереди хлопнуло несколько одиночных выстрелов из автомата. Это Соловьев, подняв свой АЕК, свалил двоих мертвяков, бредущих по проезжей части. Машина продолжала описывать плавную параболу, следуя изгибу дороги, слева мелькали металлические прутья, к которым прижимались полуразложившиеся, обвисшие лица тех, кто когда-то был людьми. В воздухе пахло. Пахло смесью мертвечины и все тем же, каким-то странным, «химическим» запахом, похожим на запах ацетона.
      — Ну чего там? — окликнул меня сзади капитан.
      Он смотрел в свой сектор, но ему было интересно, что я вижу. А видел я грузовик, влетевший в стеклянные автоматические двери торгового центра и остановившийся внутри. И не только видел, но и снимал. Вокруг грузовика толпилось немало зомби, часть дверей устояла. Вход состоял из секции ударопрочного стекла, за которой шла двустворчатая дверь, за ней еще стеклянный простенок, еще дверь и снова простенок. Последняя дверь с простенком были выбиты проехавшим через них грузовиком. Остальные стояли на месте, оставшаяся автоматическая дверь не работала, хотя электричество в магазин подавалось, там горели лампы.
      — Метров восемь, примерно, ширина пролома. — ответил я. — Остальное все устояло.
      — Сколько въездов в подземный гараж? — спросил Соловьев. — Я всего два насчитал.
      — Два и есть. Въезд и выезд.
      — Нормально. Теперь смотрите по стенам, чтобы какие-то черные ходы не были открыты.
      Но и с этим нам повезло. Похоже, что торговый центр успели запереть, и именно поэтому кто-то проломил себе туда въезд грузовиком. Вопрос в другом: а что там после проникновения уцелело? Вывезли все ценное и полезное, или нет? Не идти же туда сейчас на разведку?
      — «Ольха», долго вы еще там? — заговорило радио на общей волне. — К нам тут мертвяки подтягиваются, так что мы малым ходом в вашу сторону.
      — Минуты две. «Сосна», подтягивайтесь — ответил Соловьев.
      Справа от меня гулко стукнул пулемет. Это капитан кого-то свалил, но кого — мне не видно.
      — Копыто, сразу за мостом разворачиваемся. — скомандовал майор. — И обратно тем же маршрутом. Все равно ни черта не разглядим с той позиции.