Эпоха мертвых. Начало. Том 2 (первая часть)

      Рослый с пистолетом ничего не сказал на такое явное проявление недоверия, и лишь сделал приглашающий жест рукой в сторону подъезда.
      Мы вошли в роскошную дубовую с виду дверь подъезда с бронестеклом. Попали в светлый, отделанный мрамором холл с витражами в окнах. Справа в холле стояла закрытая бронестеклом стойка охранника, за которой как раз и сидели двое тех, которые вышли нас встретить первыми.
      Наш провожатый коснулся ладонью сенсорной панельки вызова лифта, и двери в бесшумно распахнулись, открыв его зеркальное и хромированное нутро. Мелодично блымкнул колокольчик. Он вошел туда первым, за ним мы. Никто не проронил ни слова. Рослый ткнул пальцем в самую верхнюю кнопку на панели, двери закрылись и лифт поехал вверх. Снова остановился, все вышли на роскошно отделанную лестничную площадку. Одна темного дерева дверь вела в квартиру, а еще была лестница с дубовыми перилами, установленными на балясины ручной ковки со вставленными в них кусками свинцового стекла. Это сколько они стоили то заказчику? Лестница вела вверх.
      — Нам наверх. — показал на лестницу провожатый. Мы пошли по гранитным ступеням выше.
      — Двухэтажная квартира? — спросил Соловьев.
      — Да, двухэтажная.
      Я снова мысленно прикинул. Получается сотни четыре квадратных метров как минимум. Не считая террасы. Или семья большая, или аппетит, одно из двух.
      Мы поднялись этажом выше, прошли через открытую всем ветрам сверкающую кухню, отделенную от огромной гостиной лишь барной стойкой. В гостиной центром всего пространства служил открытый низкий камин современных форм, окруженный широкими и низкими диванами. С дивана поднялся невысокий, коренастый, в спортивном костюме, с простым крестьянским лицом. Очки в золотой оправе и массивный «Патек» на руке. Все атрибуты.
      Он прошел нам навстречу, меня не заметил, а обратился сразу к Соловьеву, протягивая тому руку:
      — Баранов. — представился он. — «Газстрой».
      — Соловьев. — пожал наш командир руку коренастого. — Спецназ ГРУ.
      — Заходите, присаживайтесь. — Баранов сделал приглашающий жест рукой в сторону диванов. — Кофе хотите? Или покрепче чего?
      — Нет, спасибо, ничего не хотим. — ответил за двоих командир, хоть я от кофе бы не отказался. Он тут, небось, хороший.
      — Неплохо вы тут расположились. — сказал Соловьев, обведя рукой обстановку.
      — Неплохо. — кивнул Баранов. — Но я двумя этажами ниже живу. Эти два этажа нефтяник один занимал. Но его даже не видели здесь никогда, он в Лондоне постоянно. Из жильцов, кроме меня, в доме никого не осталось.
      Мы вышли на просторную террасу, от вида с которой у меня дух захватило. Панорама окрестностей, в дальнем конце Большой Никитской виден Манеж и Кремль. Ох, немало стоила эта квартирка неизвестному нефтянику, очень немало. Хотя сейчас вид мертвого города с язвами многочисленных пожарищ скорее внушал тоску.
      Еще мы разглядели две наши машины дальше по улице. Там постреливали, но паники видно не было. Судя по всему, «Нива» скоро присоединится к колонне.
      На террасе, а также на плоской крыше над ней, расположились трое, в теплых куртках под разгрузками, с приборами наблюдения. Возле двоих стояли, прислоненные к перилам, новенькие снайперки СВ-98 со сложенными сошками. Третий был вооружен автоматом, но на краю крыши, на треногах, за ограждениями из бетонных блоков, стояли два крупнокалиберных «Утеса». Один накрыт полиэтиленом, но у второго, с оптическим прицелом, как раз автоматчик и прогуливался.
      — А эти ребята, которые «Щит»…? — спросил Соловьев, показав на снайперов.
      — Это частная фирма, охраняли наш офис и объекты. — ответил Баранов. — Все в прошлом из внутренних войск. Когда дело дерьмом запахло, я с их директором посовещался, и решили мы здесь запереться. Запаслись едой на несколько лет, генераторы притащили, оружие раздобыли. Семьи привезли. Пару-тройку лет сможем продержаться.
      — До каких пор сидеть думаете? — спросил я, вмешавшись в разговор.
      Не удержался. Очень меня заинтересовала причина, по которой люди могут укрепиться посреди мертвого, в прямом смысле этого слова, города? Баранов посмотрел на меня, отметив отличающуюся форму, затем повернулся к Соловьеву:
      — Вроде как не из ваших парень?
      — Не из наших. Союзник, можно сказать. Другая специализация. — более чем обтекаемо ответил Соловьев.
      Баранов кивнулЈ как бы подтверждая, что выяснил мой статус, затем ответил мне:
      — Пока не станет понятно, что делается в мире. Прорваться из города мы всегда сможем, сил и оружия хватит. Но у нас семьи, их беречь надо. И мне из своей квартиры просто так убираться неохота. У нас тут связь такая, что можем с Магаданом беседовать. — он показал на крышу, где действительно стоял целый лес загогулистых антенн и оттуда тянулись к чердаку соседнего, вплотную примыкающего здания, провода.
      — А много вас? — спросил Соловьев.
      — Не очень. — уклончиво ответил Баранов.
      Этот вопрос уже попадал в разряд интимных, доверие в отношениях между группами людей стремительно испарялось вместе с цивилизацией. Кто знает, зачем мы спрашиваем? Может быть хотим перераспределить ресурсы в свою пользу? Вопрос, правда вот какой возникает: а для чего нас сюда вообще позвали? Нелогично немного. Это вопрос Соловьев и озвучил.
      — Ищем союзников понемногу. Мало ли как сложится? — туманно ответил Баранов. — Сейчас хотя бы частоты для связи дадим друг другу. Мои ребята в город вылазки делают, могут вам информацию подкидывать.
      — Что-то еще?
      — Есть и еще. — вздохнув, ответил Баранов. — Мы весь этот дом заняли, пробили вход в соседний и там заняли целый подъезд. Завалили вход, забетонировали даже, в общем, с комфортом устроились. Ниже второго этажа незащищенных окон нет. Но позавчера ночью что-то перемахнуло с соседней крыши туда… — Баранов показал на двускатную крышу соседнего старого дома. — … и оттуда через окно влезло в квартиру. Убита семья. Пока наши ломились на шум, тварь ушла. А один наш боец, его жена и две дочки стали зомби, Пришлось расстрелять.
      Баранов болезненно сморщился, вздохнул.
      — Плохо все вышло, в общем. А вчера опять такую тварь обстреляли, но не убили. Ее в камере наблюдения заметили, они у нас по всему периметру. Крутилась здесь, причем сидела на крыше одной из вахтовок.
      — Не убили? — спросил я.
      — Не смогли. Ушла зараза. А мы теперь голову ломаем, что это могло быть?
      — Мутант. — сказал я. — Который откормился на существах своего вида. Мог быть человеком, животным. Собакой, например.
      Вкратце рассказал ему нашу «мутантскую теорию». За таем показал прямо на видеокамере ту тварь, которую снял совсем недавно, и которая теперь в кузове «Урала» валяется. Баранов посмотрел запись не один, позвал в рацию того высокого, который встречал нас, и который представился как Николай Константинович.
      — И что нам теперь делать? — спросил Баранов. — Много их таких?
      — Не знает никто. — ответил я. — Но я сам сталкивался уже несколько раз. А вот эту мутировавшую мертвую собаку мы сегодня в Химках завалили. Запись часовой давности.
      — Это очень плохо. — сказал Николай Константинович. — У нас окна ничем не защищены. Когда погибла семья, тварь влезла с крыши. Это какая ловкость! Туда ведь надо было подняться суметь.
      — И догадаться. — добавил я. — Мертвяки то тупые, а вот мутанты…
      — В общем, мы попытаемся укрепиться. — снова ступил в разговор Баранов. — Если не получится, а нападения продолжатся, то будем искать убежища у вас.
      — Мы не против. Место найдется. — сказал Соловьев. — Только…
      — Начальники не нужны? — усмехнулся Баранов, перебив майора. — Я сейчас начальник, а всю жизнь отпахал на стройках инженером. Хоть по строительству, хоть по трубам, по всему специалист не из последних.
      — Тогда и вопросов не будет. — кивнул командир группы. — А вообще давайте пару-тройку сеансов связи в сутки организуем. Чтобы мы знали, что вы тут держитесь. Если совсем подопрет, можем и бронегруппу выслать, и даже вертолет… если антенны с крыши уберете.
      — Запись сохранилась того мутанта, которого обстреляли? — спросил я.
      — Разумеется. — кивнул Николай Константинович. — Я зачем, собственно говоря, и уходил.
      Он достал из кармана конвертик с оптическим диском, протянул Соловьеву.
      — Посмотрите на досуге. Может быть будет полезно.
      — Обязательно. — ответил майор и сунул диск в карман разгрузки.
      Затем Соловьев сказал:
      — Ладно. Приятно было познакомиться. Дайте человека от связи, чтобы со мной в кашээмку подошел. Договоримся. А у нас еще задачи, отбываем для выполнения.
      — Это в смысле ваши «Ниву» завели, наконец? — усмехнулся Николай Константинович.
      — «Нива» — это попутно. А задач еще хватает.
      Как раз в этот момент в рации послышался доклад о том, что «Нива» на ходу и даже полный бак бензина в ней. Соловьев приказал выкатить машину на Садовку и там оставить до возвращения. Все равно никто не украдет.

Человек в музее.

30 марта, пятница, утро

      В опустевшем несколько дней назад здании Зоологического музея жил человек. Молодой, в грязной одежде, состоящий из камуфляжных штанов, кроссовок и ярко-красной пуховой куртки. У него был с собой рюкзак, забитый банками с консервами и автомат, который он подобрал у человека в милицейской форме, с которым он поначалу делил жилое пространство.
      Сначала у них было все хорошо, они даже о чем-то много разговаривали, но о чем — человек в красной куртке вспомнить не мог. Единственное, что он помнил, что человеку в милицейской форме не нравилось, когда он… он забыл свое имя, в общем, когда он нагревал в ложке над пламенем зажигалки желтоватый порошок, растворив его в воде. А затем набирал его в шприц и посредством оного переливал получившуюся смесь прямо себе в мозг. Он даже чувствовал, как оказавшись у него в вене, игла начинала вытягиваться и ветвиться, опутывала стальной сетью весь его организм, после чего холодная волна чего-то светлого врывалась в его сознание. Он закрывал глаза и дух его свободно парил над умирающим городом, сверкая в вышине подобно диковинной алмазной птице. Даже ожившие мертвецы переставали нападать на живых, и лишь задирали головы, и смотрели в небо мертвыми глазами, завидуя его полету.
      Человек в милицейской форме ему завидовал и поэтому вел себя недружелюбно. И еще он не хотел, чтобы его полеты мешали мертвецами добивать город. А потом человек в форме замыслил его убить. Его… вспомнить бы, кто же он? И наверняка убил бы, у него был этот маленький автомат с длинной и прямой ручкой впереди и коротеньким огрызком-стволом. Но он ошибся в одном — все его планы, вся его замыслы становились известны человеку в красной куртке заранее.
      Духи животных, чьи чучела в стеклянных клетках заполняли длинные коридоры и этажи музея, никуда не покинули этот мир. Им было известно все, каждая душа была им открыта, а каждый замысел известен. Дух гиены, поблескивавшей в темное стеклянными глазами, рассказал ему все. Рассказал, что человек в форме даже молился демонам земли, чтобы лишить его полета, что желал ему смерти.
      И тогда он подкараулил человека в форме и зарубил его пожарным топором, разрубив голову до шеи. Он помочился на труп, чтобы тот не восстал, и тот не восстал. Но человек в форме отомстил ему. Вечером, вновь введя себе в тело стальную сеть игл, он вдруг не смог взлететь. Мертвый человек в форме забрал с собой его способность к полету, навеки приковав его к этой юдоли скорби и отчаяния.
      Он сделал это вместе с чугунным человеком, который сидел в кресле, откинув руку, и которого хорошо было видно из окна. Каждый вечер он корчил рожи человеку в красной куртке, доводя его до слез, до такого отчаяния, что он вынужден был кататься по полу и выть, заливаясь слезами. Однажды он схватил автомат, оставшийся от человека в форме, и выпустил весь рожок в чугунного своего врага. И тот умер, затих. И так смирно сидел до следующего вечера. Но потом снова воскрес, когда новая луна всходил на небе и вела за собой все зло, что приходит ночью. Тогда он расстрелял в чугунного человека еще один рожок, и тот снова умер.
      У человека в красной куртке оставался всего один рожок к автомату, и он знал, что через день ему нечем будет убить чугунного человека, и тот придет к нему и задушит его, втопчет чугунными своими ногами в вытертый паркет музейных залов. И даже желтоватый порошок почти закончился, и с ним уходила последняя надежда на то, что удастся улететь отсюда. Поэтому, всю последнюю ночь человек в красной куртке лежал, свернувшись калачиком и тихо подвывал, засунув в рот большой палец.
      Чугунный человек не стал ждать еще день и еще ночь. Утром перед окном появились зеленые пятнистые машины, а на них сидели люди и хохотали, показывая пальцами на человека в красной куртке, который присел за подоконником, согнувшись пополам. Он отскочил назад, вскинул маленький автомат и выпустил оставшиеся патроны в людей на машинах, и все они умерли, стекли ртутью на асфальт, и впитались в него. А затем он услышал, как они грызут снизу фундамент музея. Он попытался выстрелить в пол, но патроны закончились. И тогда он схватил пожарный топор, разбил стекло перед чучелом гиены, которая не подсказала ему, как спасти свою жизнь, а затем начал рубить ее, стараясь, чтобы ни одного крупного клочка от нее не осталось, и вечером ее лживому духу некуда было вернуться.
      А затем он изрубит всех животных в этом огромном молчаливом здании, и когда люди из машин все же прогрызут и подкопают фундамент здания, они будут ему уже не опасны.

Сергей Крамцов, бывший аспирант.

30 марта, пятница, раннее утро

      Когда мы проезжали по Большой Никитской улице, нас обстреляли из стрелкового оружия. Стреляли плохо, мазали, сектор огня у них был узкий. Стреляли, судя по всему, из здания Зоологического музея, с верхнего этажа. Расстояние всего ничего, но ни одна пуля даже в броню не попала, а мы провалились в десантный отсек за долю секунды. Гранатометов у стрелков не оказалось, ничего крупнокалиберного — тоже. А судя по звуку, пальба шла из пистолета-пулемета. Вообще странно, зачем они это делали? Надеялись кого-то и нас с брони сшибить? Непонятно.
      Соловьев приказал даже ответный огонь не открывать, и мы проехали мимо, вся колонна. Выехали на простор Манежной площади и снова выбрались на броню. Дисциплина дисциплиной, а любопытство — страшная сила. Но смотреть на Манеже на что-то еще, кроме картины запустения, смысла не было. Пустота, даже мертвяков почти не видно. Совсем им тут делать нечего.
      Машины свернули левее, проскочили прямо на Красную площадь, где ничего кроме скуки на нас не напало. Пустота. Один-два мертвяка на всем этом, продуваемом злым ветром пространстве. Замершие навсегда Минин и Пожарский. Архитектурный пряник Василия Блаженного. Длинный ряд окон ГУМа. За ГУМом опять пожар, большой, тянет шлейф дыма и выплескиваются выше крыш языки пламени. Но что горит — не понятно. И никой суеты, полная тишина, и это в центре гигантского города. Ни рева сирен пожарных машин, ни толпы, ничего. Плетущиеся по улицам мертвяки не обращают на пожар никакого внимания.
      Ворота в Кремль были открыты, но выглядело все абсолютно безжизненным. Заезжать туда не стали. Все же тесная и закрытая территория, маршруты отхода все через ворота, которые так просто перекрыть, да и смотреть там не на что. Не Царь-пушку же себе на буксир цеплять?
      Колонна выкатилась на набережную, тоже пустынную, и пошла в сторону Остоженки. После храма Христа Спасителя, на этот раз проспавшего новое бедствие, выбрались на Бульварное кольцо, с него дернули на Пречистенку и ей выехали на Садовку. И оттуда пошли в сторону Нового Арбата, уже оттуда — на Кутузовский.
      Для наших перемещений мы старались выбирать самые широкие и самые прямые улицы. Их сложно перекрыть, заблокировать, завалить. Там у нас всегда будет маршрут для отхода. На том же Кутузовском всегда можно выскочить из-под огня, просто увеличив скорость, если, конечно, тебе не ПТУР залепят сразу же в борт. Если залепят, то уже не выскочим.
      Кутузовский тоже давил на нервы запустением и множеством объеденных до самых костей трупов, лежащих тут и там. Впрочем, таких трупов было немало и до этого, я лишь только сейчас задумался над их происхождением. Не может быть того, чтобы так много людей попалось мертвякам в таком месте. На широкой улице уязвимые, но подвижные люди имели преимущество перед тяжко убиваемыми, но медленными зомби. Нападения на улице происходили лишь первые пару дней, пока люди еще не поняли, с кем имеют дело. Лишь инвалид или столетняя бабулька не смогли бы убежать от мертвяка на улице.
      А все последующие нападения были лишь там, где мертвякам удавалось людей блокировать. Родственники нападали на родственников в домах, коллеги на коллег. Больницы стали рассадником, куда привозили раненых. Нападали в подъездах на пытающихся убежать. Подъезды стали настоящими ловушками. Возле машин. На тех, у кого машина сломалась на улице. Но почти никогда — в таком месте, как тот же Кутузовский. Чтобы поймать нормального человека здесь, потребовалась бы толпа зомби численностью в первомайскую демонстрацию лучших советских времен, что шли через Красную площадь.
      Именно поэтому я, присмотрев в бинокль возле Триумфальной арки нужную комбинацию персонажей — больше трех зомби, располагающихся близко друг от друга, попросил остановить колонну и одного мертвяка убить. Соловьев, кажется, понял зачем это требуется, потому что сразу же согласился. Снайпер пристроился с СВД на башне и с трех выстрелов сумел завалить одного из мертвяков метров с пятисот.
      Мы даже частично скрылись в люках, высунув лишь головы, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. Затихли. И были, так сказать, вознаграждены за терпение, если это можно считать терпением. Двое из стоявших зомби обратили внимание на третьего, убитого нами, примерно минут через двадцать, когда мы уже решили ехать дальше. Почему они не среагировали сразу же — непонятно, но один из уцелевших подошел к трупу, встал возле него на колени, и начал отрывать зубами куски плоти. В бинокль мне это было видно очень хорошо. Равно как и в видоискатель видеокамеры. Затем к нему присоединился второй. Чуть позже на пиршество наткнулись еще двое.
      — Вопрос утилизации тел не стоит, как я вижу. — пробормотал Соловьев.
      — Мне тоже так кажется. — согласился я. — Интересно только, как на них действует такая пища? Не хотелось бы, чтобы также, как и обычная человечина. Тогда вообще всему кранты.
      — Не думаю. — резонно возразил Бугаев. — Тогда мутантов было бы до черта вокруг. Глянь, сколько обожранных лежит. Кстати, а почему они друг на друга так не нападают? Тоже ведь пища?
      — Не знаю. — ответил я. — Может быть их плоть после смерти снова как-то изменяется и становится привлекательной.
      — В смысле? — уточнил Бугаев.
      — Не знаю… В теории если… Например, они вырабатывают какие-то феромоны, которые работают как система «свой-чужой».
      — Чего вырабатывают? — переспросил прапорщик.
      — Запах, в общем. — уточнил я. — Заметили, как странно мертвяки пахнут?
      — Не заметь тут. — ответил прапор. — Дохлятиной и чем-то вроде ацетона.
      — Вот этот ацетонный запах, может быть, и есть их система опознания. А как помер, он быстро выветривается и можно жрать. Он уже не «свой».
      — Надуманно, как мне кажется. — возразил Соловьев.
      — Возможно. Но с ходу другую теорию придумать не могу. По хорошему надо бы мертвяков наловить и поэкспериментировать.
      — Ладно, успеем. — подвел итог разговору Соловьев. — Колонне продолжать движение.
      Колонна тронулась, а я задумался еще глубже. Еще одно несоответствие того что я вижу тому, что должно быть просто мозолит глаза. Зомби на улицах мало. А людей не видно вообще. Значит, люди должны были уйти из города или погибнуть. Но ушло не так уж и много. Думаю, что подавляющая масса беззащитных и безоружных горожан все же погибла. Погибла в попытках добыть еды или оружие, в попытках завести чужую машину или залить бензин в свою на брошенной бензоколонке. Погибли все слабые, все трусливые, все наивные и все, кто верил, что правительство их спасет. В общем, погибли миллионы. А где они теперь?
      Два тоннеля под мостами были забиты мертвяками, пребывающими в коме. Добычи нет и они угомонились. Но не все. Некоторые бродят по улицам. Но всех их чертовски мало для того количества зомби, которое должна была «произвести» Москва.
      Где еще могут скрываться? В домах? Проверять? А какие именно проверять? И где гарантия того, что в каком-то доме мы не найдем сразу всех отсутствующих на улице одновременно? И не будем ими съедены? Страховка это не покрывает, короче. Да и нет у меня никакой страховки, это я глупо и нервно шучу.
      Колонна проскочила по Кутузовскому до поворота на Минскую улицу, что за Поклонной горой, по ней дошла до Мичуринского проспекта. Свернула направо и мы начали вызывать на частотах радиоопознания автобазу, на которой должна была базироваться группа Доценко. О кодах опознания мы договорились заранее, поэтому. К моему облегчению, там меня узнали. Даже более того, к микрофону подошел сам Доценко. Я рассказал ему в двух словах, с кем я еду, на чем и зачем, и получил от него добро на посещение.
      И еще через десять минут вся наша колонна на скорости влетела в распахнувшиеся стальные ворота в бетонном заборе и остановилась. Встречал нас сам Доценко, все в том же черном прыжковом костюме и черной же разгрузке, вместе с Игорем, у которого на плече висел бессменный ПКМ. Интересно, он его постоянно с собой таскает, или сейчас прихватил, в честь нашего визита? Я поспешно стащил с головы шлем с очками и маской, помахал рукой. Доценко тоже изобразил что-то вроде приветствия. Я спрыгнул с брони, подошел, поздоровался с местным командиром и его помощником за руку.
      К моему удивлению, к Доценко подошел Соловьев и тоже поздоровался, причем намного теплее, чем я. Перехватив мой удивленный взгляд, сказал, что они в Первую Чеченскую пересекались по службе.
      Ну и замечательно, подумалось мне, меньше придется заниматься дипломатией. Доверие то между представителями человечества, особенно вооруженными, проявляется все меньше и меньше. А так я могу предоставить им самим все возможности по налаживанию контакта.
      Действительно, начальная настороженность прошла быстро. Все люди из нашей группы покинули машины, разошлись кто куда, оставив лишь одного часового у машин. Я тоже решил прогуляться, тем более, что моя основная задача установить контакт уже выполнена. А о дальнейших планах на совместное мародерство в торговых центрах командиры и без меня договорятся.
      В автохозяйстве, которое, к слову, было очень даже немаленьким, работа кипела. Бетонный забор, окружавший его раньше, с колючей проволокой поверху, был достаточно неплох в городе как защита от хулиганов и очень хорош против зомби, но против нормально вооруженных людей он никак не годился. Гранатомет, крупнокалиберный, и даже обычный единый пулемет — и дыра гарантирована. Поэтому изнутри забор обкладывали кирпичом и земляным валом. Местами укрепляли мешками с землей. Откуда у них столько мешков, кстати? По верху же ограды размотали еще два ряда «Егозы», оба с наклоном наружу.
      На территории были видны не только мужчины в черной форме и с оружием, но и женщины, подростки и даже дети. Доценко собрал всех своих людей с семьями и, можно сказать, положил начало новому племени. Все атрибуты такового были налицо. И все были при деле, даже дети были чем-то заняты, за исключением самых маленьких. Пересыпали землю в мешки, например. Работа скучная, но несложная и нужная.
      Несколько зданий на территории автобазы разбирались за ненадобностью. Полученный материал шел на укрепление периметра. Впрочем, стена была не единственным рубежом защиты территории, а лишь первым. В зданиях, на верхних этажах и крышах, были оборудованы огневые точки. Где-то под пулеметы и оттуда торчали стволы крупнокалиберных «Утесов», а где-то под АГС-17, автоматические гранатометы, способные в бодром темпе забросать 30-мм гранатами любую цель на дальности до километра. Очень эффективное оружие против людей.
      Было оборудовано несколько качественных НП, почти неуязвимых для снайперского огня, в которых постоянно дежурили люди. Наблюдать за окрестностями было несложно. Комплекс автобазы стоял на отшибе, к нему примыкало еще небольшое складское хозяйство, но его Доценко тоже приватизировал, снеся забор между территориями. Вообще, всерьез они тут устроились.
      Интересно, а где вход в само подземное хранилище? Не то, чтобы мне туда хотелось заглянуть, но все же… простительное любопытство. Столько все слышали про эти гигантские подземные склады, но мало кто видел. Скорее всего, вход в большом складском здании, что в середине автобазы. Во-первых, по размеру подходит, во-вторых — охрана возле него под грибочком караульным и в окружении с мешком с песком. Два человека. Может быть и не нужны в сугубо дружественном окружении, но порядок нужен. Это сейчас они все на стройках работают, а когда закончится процесс строительства? Хотя бы его основная фаза? Вот тогда только службой людей от одурения и спасешь.
      Кстати, насчет «слыхал о складах»… Кое-где на стенах и заборе есть следы пуль. Свежие, сколы силикатного серого кирпича почти белые, а он быстро темнеет. Значит, с кем-то повоевать местному «племени» уже пришлось. С кем бы это, а? Кто-то еще «услыхал»? Надо спросить. Но если в городе имеются вооруженные группы людей, или даже в пригороде, то атаковать эту базу будут. Хоть объект и секретный, но скрыть его наличие в огромном городе невозможно. Хотя бы потому, что земля здесь стоит дорого, а разрешений на строительство нет и не будет. А это вызывает вопросы, которые, рано или поздно, получат ответы. А ответы разойдутся среди выживших, и вызовут у них желание взять этот самый вход в хранилище под личный контроль. Для чего следует вытолкать отсюда неплохо окопавшегося Доценко со товарищи, со чады и домочадцы.
      Что тут еще интересного у них есть? Я пошел дальше и столкнулся с Игорем, который так и таскал на плече свой пулемет с «сотым» коробом, да еще два у него было разложено в боковых карманах разгрузки. При этом он в тяжелом бронике с наплечниками, кажется это «Вызов» от НИИ Стали, и в шлеме «Сфера» в черном чехле. Человек-дот, блин. Еще гранат шесть штук на нем висит, и «Грач» в кобуре. Вот ведь верблюд здоровый…
      — Гуляешь, партизан? — спросил он меня.
      Вопрос такой, с намеком, что гулять не зазорно, конечно, но слишком то здесь не разгуливай. Ты тут все же чужой.
      — Гуляю. — кивнул я. — Интересно, куда меня звали.
      — Да ты вроде не хуже устроился. Даже лучше. — он показал на наши машины.
      — Я тоже так думаю, если честно. Но я понял, что вам то особо выбирать не давали?
      — Правильно понимаешь. — подтвердил он. — Уже знаешь, что здесь у нас?
      — Знаю. Сергеич рассказал. Кстати, а почему вам броню не дали? Не нашлось, что ли, для таких задач? — высказал я давно вертевшийся на языке вопрос.
      — Почему не дали? — удивился Игорь. — Дали. В боксах стоит, так просто для разъездов не пользуем.
      Мы как раз проходили мимо стены с отметинами от пуль, и я показал ему на них:
      — А не пора еще разве?
      — Нет, не пора. Это залетные какие-то нарисовались. Шпана обычная, на первый взгляд, где-то оружие добыла и носится по Москве. Постреляли, получили из «Утеса». Одна машина сгорела, если поедете к Матвеевскому, то увидите. А остальные сбежали.
      — А если вернутся? Числом поболее? — поинтересовался я.
      — Тогда из Спецакадемии бронегруппа придет. Основные силы то там. Там и народу много, и даже школа есть. Через пару недель откроется, точнее. Наших детей туда отвезем.
      — Артиллерию там не догадались поставить?
      — Плохо о нас думаешь. — усмехнулся собеседник. — И там Д-30 стоят, и у нас три «Подноса» есть. Впрочем, минометы и у них есть, но побольше наших.
      — «Сани» что ли?
      — Они самые. От нас до академии два километра всего, так что с гаубицами вместе перекрывают большой сектор.
      Два километра. Если исходить из того, что второй вход в хранилища точно в Спецакадемии находится, склады то немаленькие получаются. Они же не просто тоннелем сделаны, если два километра (как минимум) в длину, то сколько в ширину? И сколько там вообще уровней?
      — Пойдем, чайку попьем. Там еще из Академии народ заехал с вами познакомиться. — сказал Игорь.
      — Пойдем. — согласился я. — Мне тоже интересно.
      Мне действительно было интересно. По всему выходило, что в Спецакадемии обосновались эфэсбэшники, и, насколько я понимаю, наиболее боевая их часть, все спецподразделения, что были прикреплены к УФСБ по Москве и области, а заодно центрального подчинения. Можно сказать, коллеги наших Пантелеева с Соловьевым, но из несколько конкурирующей организации. Впрочем, без нездоровых проявлений этой конкуренции. Кстати, прошлое самого Игоря меня тоже здорово интересовало, не похож он совсем на кабинетного человека, да и просто на охранявшего объекты — тоже. Не выдержал, спросил. Оказалось, служил в контртеррористическом управлении, но не в Москве, а в Управлении по Питеру. Потом официально вышел в запас, устроился в частное агентство, в какое приказали.
      Рассказывал теперь он это легко, потому что мы оба понимали, что всем этим тайнам прошлого в нынешнем мире цена хрен целых хрен десятых. Нет уже ни ФСБ, ни Управления по Санкт-Петербургу, даже террористов не осталось. Вообще ничего не осталось. Не веришь — выгляни за забор.
      Возле нашей техники на площадке стоял БРДМ-2, выглядящий совсем как новый, двойник того, что во дворе на Малой Никитской стоял, и УАЗ с удлиненной базой, явно бронированный, из последних, что для Чечни делали. Хорошая машинка. А вот «бардак» удивил. Хотя, чего тут удивительного? Машину удачней для такого времени и придумать трудно. Все, что поновее, лучше держать про запас, для дел серьезных, а «бардак» с его легкой броней, но высокой проходимостью, мощным вооружением и объемистым бензобаком очень даже хорош. Недостатки есть, разумеется. Например такой недостаток, что иначе чем через верхние люки его не покинуть и внутрь не залезть, но для езды на броне это не критично. А то, что он априори сильнее любого небронированного транспорта, это важно. Так что я от такого в нашей колонне при походе в «Шешнашку» нипочем бы не отказался. Если бы кто предложил.