Полицейский сержант Артур Аткинсон из городской полиции был прикреплен к участку, управление которого находилось в Тоттинге. Аткинсу было под сорок. Семнадцать лет он проработал в рядах полиции и не мог дождаться той минуты, когда снимет форму и перейдет в Департамент криминалистических расследований.
      Это было его давнишней мечтой. Он уже несколько раз подавал просьбу о переводе, но теперь за него ходатайствовал старший офицер. В качестве офицера-детектива он будет получать немногим больше, но для Аткинсона дело было не в деньгах. Он просто мечтал оказаться на розыскной работе.
      В течение последних нескольких недель он буквально ног под собой не чуял. Вот если бы ему подвернулся случай отличиться, тогда можно сказать, вопрос о его переходе был бы уже решен. Будьте спокойны, он не упустит такой возможности. Уж если быть откровенным, то за все семнадцать лет службы он не допустил ни одной промашки. Вся беда в том, что у него совершенно отсутствует воображение. Идеальный постовой, но не совсем подходящая кандидатура для детектива.
      К счастью, не знакомый с мнением большинства начальников, Аткинсон продолжал аккуратно выполнять привычные обязанности. В ту же ночь, когда была предпринята попытка покончить с Чарльзом Джексоном, т. е. назавтра после нападения на советника миссис Китт, Аткинсон совершал свой дозорный объезд участка. Участок у него был большим. В него входил Тоттинг-Филдз, а Аткинсону нужно было поговорить с каждым дежурным констеблем и удостовериться, все ли в порядке.
      Поэтому весь участок он разбил на несколько кругов.
      Первый круг был закончен немногим позднее десяти часов, после чего Аткинсон вернулся на участок доложить начальству да попить горячего чая.
      Он отправился на второй круг уже в половине одиннадцатого. Большой грузный человек, он равномерно крутил педали своего велосипеда, не прибавляя скорости даже тогда, когда до очередного полицейского поста оставалась сотня ярдов.
      Первые посты находились в районе новостроек. Шины велосипеда шуршали, цепь передачи слегка позвякивала. Ночь была холодная, ясная, луны не было, но звезды усеяли весь небосклон. Невдалеке показались большие здания Тоттинг-Филдза. Некоторые из них сильно смахивали на тот дом, в котором было совершено нападение на миссис Китт, хотя Лигейтская пустошь отстояла отсюда почти на 10 миль. Большинство окон было темными. Вскоре Аткинсон катил по неосвещенной дороге, которая, казалось, вела в пустоту, но фактически к полям, которые были превращены в место для прогулок и спортивных игр.
      Лишь изредка вдоль дороги попадались редкие фонари, хотя Аткинсон находил, что было бы неплохо осветить и поля, поскольку молодежь имеет явное пристрастие к темным углам, и один бог знает, какая блажь может прийти в голову этим олухам. Если бы спросили его мнение…
      Как это часто случается, мысли его перенеслись на восемнадцатилетнюю дочь.
      Бетти, — без преувеличения можно было сказать, — была отрадой сержанта Аткинсона. Хорошенькая, как картинка, ласковая, как котенок. Подобные сравнения обожающий родитель мог бы продолжать бесконечно.
      Аткинсон завернул за угол.
      Через пять минут он должен встретиться с констеблем на следующем углу, так что можно не спешить. Он слез с велосипеда и пошел пешком, заметив при этом, что впереди стоит небольшая машина с зажженными, как положено, задними огнями.
      Он прошагал мимо машины. Потом взглянул на большое темное здание, возле которого она остановилась.
      Аткинсон нахмурился.
      Огни-то в машине были включены, но они едва мерцали, что уже было не по правилам. Водитель, видимо, считал, что ему удастся обвести закон. Если только опустится туман, что зачастую случается в марте, то первый же велосипедист напорется на эту машину, как пить дать. А мотоциклист вообще сломает себе шею. Но юридически сержант не мог ни к чему придраться.
      Здание, сержант знал, было поделено на множество отдельных квартирок. Машина, вроде бы «Остин-Изо», принадлежала посетителю.
      — Изо?
      Аткинсон заинтересовался сильнее, впервые за множество одинаковых ночных дежурств перед ним замаячил огонек надежды: а вдруг ему улыбнется удача?
      Из Ярда поступило два уведомления, приколотых к доске объявлений на участке, в которых предлагалось сообщать обо всех Изо-машинах темно-синего цвета и черного цвета последнего образца, одна под номером Л-573-НР6, вторая — номер ЗЛК-514.
      Свет был таким слабым, что Аткинсону удалось разобрать номер только приблизившись к машине на двадцать футов. К сожалению, он вынужден был признать, что все требования в отношении освещения номерного знака были соблюдены.
      Он внимательно присмотрелся.
      359-АКО.
      АткинсОн почувствовал легкое разочарование, но у него хватило здравого смысла сказать самому себе, что надо быть идиотом, чтобы рассчитывать наткнуться на разыскиваемую машину. «Остин-Изо» хотя и не попадались на каждом шагу, но все же не были распространенной маркой, а из пяти машин четыре были либо черными, либо темно-синими.
      И все-таки он осветил фонариком машину изнутри.
      Там не было ничего примечательного. Старый плед на заднем сидении, свернутая газета на месте рядом с водительским, дорожный атлас и что-то похожее на справочник.
      Внутренняя обивка ярко-красного цвета. Машина в идеальном состоянии.
      Несколько сконфуженный Аткинсон продолжал свой путь.
      Владелец машины притаился за высокими каменными воротами и наблюдал оттуда за действиями сержанта. Как только Аткинсон отъехал на своем дребезжащем велосипеде, водитель покинул свое укромное местечко, подошел к машине и скользнул внутрь. Захлопывая дверцу, он невольно привлек внимание Аткинсона, силуэт которого четко вырисовывался на фоне дорожного фонаря. Сержант глянул через плечо.
      Водитель включил мотор.
      Он взревел.
      Сержант Аткинсон слышал, как захлопнулась дверца машины и оглянулся назад, почти машинально. Он заметил, что боковые огни «Изо» были не особенно яркими, да и вообще казалось, что сели аккумуляторы. Но двигатель заработал незамедлительно и с невероятным грохотом.
      — Уж эти мне водители! — ругнулся про себя Аткинсон.
      Он совершенно не нервничал на дорогах. В течение пяти лет он работал в отделе уличного движения, часто стоял на самых оживленных перекрестках, поэтому считал само собой разумеющимся, что при условии, если он будет находиться в надлежащем месте и выполнять то, что положено, водитель поступит точно так же.
      Но рев мотора и визг шин говорили о том, что шофер взял с места с недозволенной скоростью. Он глянул назад и на всякий случай прижался к самой обочине.
      — Господи! — выдохнул он.
      Через минуту он отчаянным прыжком соскочил с велосипеда на тротуар, но у него уже не было никакого шанса на спасение. Машина подмяла под себя велосипед вместе с полицейским. Первый удар отбросил Аткинсона назад, а заднее колесо размозжило ему череп.
      К следующему углу, возле которого должно было состояться свидание с сержантом, приближался молодой констебль Дэвис, за плечами которого было всего шесть месяцев работы в полиции.
      Дэвис был невысоким бледнолицым малым — недаром многие стали жаловаться, что полиция набирает в свои ряды каких-то недоростков! Он до сих пор не мог решить, нравится ли ему эта работа и стоит ли на ней оставаться. Именно об этом он и размышлял, направляясь к условленному месту. Аткинсон был неплохим человеком, но проведя большую часть жизни в полиции, он дослужился всего лишь до сержантских нашивок. Нда… Перспектива не из блестящих.
      — Меня это не устраивает, — рассуждал Дэвис.
      Он находился в пятидесяти ярдах от угла, когда услышал, как затарахтел автомобильный двигатель. Звучал он невероятно громко, как будто водитель вообразил, что на дворе мороз, и заставил его вращаться с бешеной скоростью. Некоторые люди не заслуживают того, чтобы у них была машина. Они превратят ее в обломки через пару месяцев.
      Этот двигатель, безусловно, недолго прослужит.
      Потом он услышал лязг, треск и скрежет.
      Не раздумывая, он побежал, достигнув угла быстрее, чем это сделал бы самый известный спринтер. Маленькая темная машина мелькнула в конце дороги. Сейчас ее двигатель ревел не так сильно, но она мчалась на огромной скорости.
      Дэвис выхватил свисток.
      — Стоп, — закричал он. Затем приложил свисток к губам. Его трель пронеслась над затихшим полем, ясная и пронзительная, заполняя сонные улицы, а сам Дэвис бежал к углу.
      Потом он увидел нечто потрясающее, о чем раньше ему доводилось только слышать во время инструктажа по несению караульной службы в Скотланд-Ярде. Цифры на номерном знаке менялись…
      Фактически дощечка не была освещена, даже задние огни были выключены, но зато ярко горел уличный фонарь. Вот прежняя дощечка приподнялась, а на ее место опустилась другая. Дэвис не смог прочитать все цифры, потому что они были измазаны грязью, но две последние буквы он различил: К О.
      Потом в машине зажглись все огни и она завернула за угол, направляясь через поле к шоссе. Дэвис еще раз отчаянно засвистел.
      Никакой другой машины не было видно. Единственный звук, доносившийся до него, был замирающий стук мотора. У него теперь не было выбора, и он побежал навстречу Аткинсону, туда, где разбился велосипедист.
      Прежде всего он заметил каску сержанта, стоящую на самой обочине, как будто Аткинсон положил ее туда перед тем, как свалиться с велосипеда.
      Но сам сержант…
      Дэвис побывал на войне во многих серьезных переделках. Вид крови и увечий его не особенно трогал, но на этот раз ему было явно не по себе. Когда он увидел, как была раздроблена голова сержанта, он даже не стал щупать ему пульс.
      Машина скрылась в поле. Ее уже с трудом можно было различить но тут на дороге показалась другая. Да, эта машина смогла бы задержать негодяя, но она была в четверти мили от Дэвиса, который чувствовал себя совершенно беспомощным. Почему люди сидят за закрытыми дверями, куда не доносится требовательный зов его свистка?
      Из соседнего дома выскочили двое. Третий скорым шагом спешил с угла. Из-за угла появилась машина, освещая себе путь мощными фарами. Голубая. Надпись сбоку гласила: «Полиция».
      Посыпались вопросы… Но, когда люди увидели голову Аткинсона, они онемели. Дэвис с отчаянием глядел на поле… Убийца окончательно скрылся из вида.
      Один из людей патрульной машины спрыгнул вниз.
      — Он ранен?
      — Убит, — мрачно ответил Дэвис, — его переехал «Остин-Изо», после чего изменил свой номерной знак. Темно-синий или черный, передние и задние огни тусклые, две последние буквы на первом номерном знаке «КО», а может быть и «ОО», но только не цифры.
      — Вы можете…?
      Водитель полицейской машины уже сообщал по радио. Прибежало еще несколько человек и среди них врач. Он немедленно констатировал смерть Аткинсона, и тело сержанта убрали с дороги.
      Дэвис прислушивался к неясному шепоту людей, столпившихся вокруг. Дежурный с патрульной машины склонился над мертвым сержантом, как будто надеясь, что усилием воли сумеет вернуть его к жизни.
      — Интересно, что ему было нужно? — говорил один мужчина.
      — Возможно, сержант поймал его с поличным, когда он…
      — Я бы на вашем месте разошелся по домам, — с неприязнью заговорил Дэвис, слушая их пересуды, — скорее всего неизвестный пытался забраться в чью-то квартиру, а сержант выследил его.
      Люди зашевелились.
      Затем кто-то насмешливо заметил, что не следует ничего рассказывать пастору Питеру, а то тот, прямо на месте, организует митинг.
      — Упаси боже нас от такой напасти! — послышался второй издевательский голос.
      Дэвис фактически ничего не знал о пасторе Питере, кроме того, что этот фанатик жил на их участке. Он являлся предметом постоянных шуток в дивизионе, хотя в них проскальзывала и нотка уважения. Никто не злорадствовал и не ехидничал по адресу этого человека.
      Но в тот момент Дэвису не было никакого дела ни до пастыря, ни до его борьбы с дорожными авариями и несчастными случаями, поскольку это был не несчастный случай, а хладнокровное убийство.
      И не нужно забывать о миссис Аткинсон и их дочери Бетти!
      — Покарай, господи, эту свинью, покарай его, — еле слышно шептал Дэвис.
      Это было в половине первого.
      В половине третьего Роджер услыхал телефонный звонок, который донесся до него откуда-то издалека, и по выработанной многолетней привычке, моментально проснулся. Но это было не настоящее бодрствование, потому что телефону пришлось еще порядочно звонить, хотя до трубки было рукой подать. Глаза Роджера оставались еще закрытыми, а мозг уже работал. Подняв трубку, Роджер с радостью подумал, что Джанет уехала, так что ночной звонок ее не встревожит. В комнате стояла непроглядная темень. Наверное, еще очень рано, — решил Роджер.
      — Вест у телефона.
      — Это старший инспектор Вест?
      — У телефона.
      — Одну минуточку, сэр, — сказал человек почтительным голосом, — с вами будет говорить старший офицер Долби.
      Долби дежурил в Ярде по ночам. Он был не из тех людей, которые станут по пустякам будить офицера. Роджер приподнялся с подушек и включил лампу на ночном столике, громко зевнул и окончательно проснулся. Ему не пришлось долго ждать.
      — Это ты, Красавчик?
      — Да.
      — Очень устал?
      — Всегда на посту, что там стряслось?
      — Работенка в Тоттинге, — быстро заговорил Долби, — сегодня ночью сбила машина и задавила насмерть… «Остин-Изо»… Констебль заметил, как на нем изменился номерной знак, когда он отъехал. У меня лежит напоминание, что тебя интересует все об «Изо»… Цвет — темный, два разных номера. Один из них разыскивается в связи с несчастным случаем, тоже кто-то был сбит…
      — Машину нашли? — коротко спросил Роджер.
      — Да, у Баттерон. Я решил, что тебе захочется поехать на нее взглянуть.
      — Большое спасибо. Еду немедленно.
      Две подвесные фары были установлены на углу у стоянки машин, где полчаса назад был обнаружен «Изо», о чем сразу же доложили Роджеру. Отблеск этих фар играл на всем: на машине, на полдюжине полицейских, работающих вокруг нее и снаружи. Делались снимки, бралась на анализ грязь и кровь Аткинсона, песок с покрышек, пылесосом выбирали пыль изнутри, повсюду разыскивались и фотографировались следы. И так далее…
      Полицейские работали молча и быстро, позабыв о ночной прохладе. Двое дежурили у въезда на автостоянку, наблюдая за тем, чтобы внутрь не проник никто посторонний.
      Роджер подрулил к выходу и торопливо вылез из машины. При свете фар он узнал полную фигуру тоттингского инспектора. Тоттинг находился по соседству.
      Констебль не узнал Роджера, но сразу же вытянулся, взглянув на удостоверение.
      — Инспектор Морган вас ожидает, сэр, — сказал он громко.
      Роджер подошел к «Изо». Работа не прекращалась, хотя в этот момент из конторы автостоянки вышел человек с подносом, уставленным кружками с каким-то горячим напитком.
      Роджер прямиком направился к Моргану.
      — Хэллоу, Красавчик, Долби предупредил, что ты приехал, — встретил его Морган. У него было свежее лицо, два подбородка и отнюдь не наигранная жизнерадостность. Воротничок у него был широк даже для его толстой шеи, потому что больше всего Морган ценил собственное удобство.
      — Думается, мы скоро закончим. Нашли кучу полезных данных, в том числе отличнейшие отпечатки пальцев. Если нам чуточку повезет, мы скорехонько сцапаем этого зверя…
      — Каким образом разыскали машину? — поинтересовался Роджер, направляясь к ней.
      — Дежурил один из моих ребят. До этого мы уже оповестили всех постовых. Все провернули оперативно. У кого-то в Тоттинге имеется голова на плечах. Одним словом, мой молодец заметил, как эта машина подрулила к стоянке в необычайно поздний час. Его взяло сомнение, не побывала ли она до этого в аварии и подошел поближе. Ну и увидел, что одно крыло помято, разбита фара, на колесе кровь. Он не стал терять времени даром. Сейчас я покажу тебе что-то любопытное, — добавил он, когда они подошли к машине. — Нагнись-ка дорогой, я слишком устал, полюбуйся на дощечки с номерными знаками…
      Роджер опустился на колени. Потом вообще лег плашмя и увидел как раз то, на что рассчитывал. Дощечки были снабжены поворотным устройством и могли механически заменяться при нажиме на кнопки внутри машины. Их было три:
      Л-573-ПР
      КЛК-514
      359-АКО
      — Теперь ты действительно кое-что получил, — удовлетворенно заявил Морган.
      Однако он не знал, насколько эта находка была важна для Роджера.
      Роджер почувствовал невероятное возбуждение, когда поднялся с колен и начал отряхивать пыль. Раньше он всегда лишь задумывался над странным совпадением, а сейчас убедился, что ни о каком совпадении тут не могло быть и речи. Возле дома миссис Китт, примерно в то же самое время, когда на нее было совершено нападение, заметили машину, ту самую, которая чуть было не раздавила Джексона и позднее убила сержанта Аткинсона. Если им удастся отыскать владельца машины, они смогут за один заход раскрыть три уголовных дела!
      Это еще не все.
      Раз убийца-водитель напал на миссис Китт, затем на Джексона, а потом на Аткинсона, то должна была существовать какая-то общая причина. Чего ради ему вздумалось бы убить или изувечить этих трех людей?
      Хуже, что жизни Джексона и миссис Китт может до сих пор грозить опасность!
      Он должен был сознаться, что по всей вероятности, такое положение будет продолжаться до тех пор, пока они не поймают убийцу.

      Не было Чартворда, с кем можно было бы посоветоваться.
      Была его секретарша, образец исполнительности, в своей белой блузке и черной юбке, был его просторный кабинет, обставленный современной мебелью, блиставшей черным стеклом и хромированными деталями, выбранной по его желанию, но никогда не нравившейся ему. Был тучный Фрэнк Кортланд, старший начальник отдела, работавший по непосредственным указаниям комиссара, но Чартворда не было.
      А положение Чартворда оставалось прежним, никто серьезно не надеялся на его выздоровление.
      Сегодняшние газеты поместили сообщение о болезни помощника комиссара на первых страницах сразу же после описания нападения на миссис Китт. Она долго не приходила в себя, от нее пока нельзя было добиться ни одного разумного слова, но врачи рассчитывали на благоприятный исход.
      — Надеюсь, кто-либо дежурит возле ее постели? — Кортланд задал дурацкий вопрос, который никогда бы не пришел в голову Чартворду. Но нужно было учитывать, что Кортланду сейчас тоже было нелегко.
      — Да, Джем Конноли послал к ней сотрудницу со своего участка.
      — Хорошо, что еще вы мне сообщите, Красавчик?
      — Не слишком много. Я проверил, что женщина, написавшая Джексону о своем сыне, в настоящее время находится на Ривьере, ничто не указывает на существование между ними какой-то интриги. Это дело приобретает особую важность, так как в нем участвовала машина «Изо». Вчера в Тоттинге мы не сумели обнаружить признаков ее владельца и даже не установили место, где обычно стояла машина. Данные, полученные из лаборатории в отношении отпечатков пальцев, тоже практически не имеют значения, поскольку в наших архивах таковых не числится. Отпечатки, найденные в машине, принадлежат крупному мужчине, а водителя все описывают, как человека небольшого, максимально среднего роста. Конечно, можно допустить, что у него крупные руки, но нам это ничего не дает.
      Кортланд согласился.
      — Мне придется проверить точки соприкосновения дела миссис Китт, Джексона и Аткинсона, — продолжал Роджер, — хотя Аткинсона, пожалуй, можно и не принимать в расчет.
      Кортланд сказал:
      — Мне ясна ваша мысль — если он проезжал мимо машины в тот момент, когда происходила смена номерных знаков, или ему показалось что-то подозрительным и он принялся расспрашивать шофера, то этот тип мог решить от него отделаться. Иными словами, Аткинсон может иметь лишь косвенное отношение к данному делу. Ну, а каковы связи миссис Китт и Джексона?
      — По суду, — кратко ответил Роджер. — Во время своего прибывания в Лигейте Джексону часто поручалось ведение дел в суде магистрата. Возможно, что речь идет о мести. Поэтому я сейчас пытаюсь отыскать такое дело, где обвиняемый мог посчитать себя невинно пострадавшим, причем обвинение представлял Чарльз Джексон, а судьей выступала миссис Китт…
      — Прошло уже много лет с тех пор, как Джексон представлял обвинение, не правда ли? — спросил Кортланд.
      — Ненависть вынашивается годами.
      — Ну, что ж, проверить необходимо. Кстати, что-нибудь выяснилось в отношении тех двух парней, которые когда-то угрожали мистеру Джексону, Красавчик?
      — Нет еще. Я жду ответа на запрос сегодня утром. Кстати, есть еще одно дельце, которое я задумал проверить.
      — Что такое?
      — Мне надо организовать негласную охрану Джексона и его жены на случай, если негодяй повторит свою попытку… Нужны люди…
      — Так берите…
      — Благодарю.
      Роджер откомандировал двоих людей следить за четой Джексонов, а двоих оставил в резерве, чтобы они все время были у него под рукой.
      Его не оставляло неприятное чувство, будто над Джексоном нависла опасность. Особенно пугала безжалостность убийцы. История повторилась: темная неприметная машина с тусклыми огнями где-то у обочины, затем яростный рев мотора и зверское нападение на жертву. Добавьте к тому, каким способом была изувечена миссис Китт и перед вами предстанет звероподобный убийца, который и в дальнейшем не успокоится, но будет действовать не обязательно по одному шаблону, а найдет какой-либо другой способ расправиться со своими жертвами.
      И это еще не все. Никто не гарантирует, что с первыми пострадавшими больше никто не связан, что в скором времени не произойдут новые чудовищные преступления.
      Теперь речь шла не о простом расследовании, а о защите и спасении человеческих жизней.
      Роджер разделался с десятком текущих мелких вопросов, накопившихся за это время, затем поднялся на лифте в лабораторию.
      Это помещение, обслуживающее весь Ярд, не было приписано ни к одному отделу. В огромной комнате производились всевозможные эксперименты. Вдоль одной из стен помещалась огромная скамья в буквальном смысле слова сплошь устланная газетами. С одного конца лежали целые, обгоревшие посередине, совершенно обуглившиеся — во втором краю. Около стены были сложены обгоревшие книги и пустые обложки от альбомов, в которых хранились газетные вырезки.
      Все это было доставлено из комнаты миссис Китт. В одном углу стоял большой фотоаппарат на колесиках, закрытый темной накидкой, чем-то напоминавший злого призрака. На другой скамье стояли огромные бутылки и банки с химикатами.
      Один из лаборантов очень осторожно погружал обгорелую бумагу в какой-то раствор, второй сидел за маленьким столиком, перед ним был разложен огромный лист бумаги. Он занимался увязкой и расшифровкой того, что было восстановлено на обгоревших страницах. Оглянувшись, Роджер подошел к этому человеку.
      — Что-нибудь обнаружили?
      — На мой взгляд, ерунда, — последовал незамедлительный ответ, — только одна вещь заслуживает внимания.
      — Какая?
      — Она подбирала вырезки о пастыре Пите.
      — И они были сожжены.
      — Да, все, за исключением тех газет, до которых он не добрался. Да, миссис Китт не успела еще сделать из них вырезки. Впрочем, за последнее время о пастыре мало писали — не то он сам охладел, не то пресса не стала ему уделять столько внимания, сколько прежде.
      — Он лично пишет письма людям, которым, как он считает, это может помочь… созывает митинги, — сказал Роджер.
      — И этим ограничивается? Бедняга!
      — Сколько вырезок про него хранилось у миссис Китт?
      Сержант справился со своим списком.
      — Мы нашли статьи про него на семи кусках совершенно обгорелой бумаги, все из газет, на трех полуобгорелых и семь на поврежденных. Все они одного содержания: он произносит шумные проповеди против автомобилистов и преступников-водителей. Если верно, что она его не выносила, то какого дьявола надо было хранить эти вырезки?
      — Хм… — промычал Роджер. — А где он живет? Его имя упоминалось в сегодняшнем рапорте констебля из Тоттинга. Как зовут этого парня? Да, констебля Дэвиса…
      Роджер говорил почти сам с собой.
      — Пастор Пит живет в Тоттинге, — немедленно отозвался сержант, — адрес я где-то видел. — Он порылся в газетах. — Ага, вот он: 188 Филдз-Вью, кстати, Аткинсона убили также в Филдз-Вью?
      — Да, — подтвердил Роджер.
      Он проверял все, что было обнаружено, но не нашел ничего нового. Люди, терпеливо работающие в лаборатории, зачастую зря расходовали свою энергию. Методичность и трудоемкость подчас бывали убийственными, но именно они обеспечивали успех Ярда.
      Роджер спустился к себе и позвонил Конноли.
      — Алло, это Красавчик? — послышался голос лигейтского офицера, — а я только что собирался звонить тебе. Врачи только что объявили, что жизни миссис Китт больше не угрожает опасность, но мы сможем ее допросить, самое раннее, через двое суток. Ну, а как Чартворд?
      — Без перемен…
      — Ох, скверно…
      — Да, скажи, Джем, пастор Пит когда-либо развивал активность в ваших краях?
      Конноли закашлялся, как будто бы Роджер нажал на какую-то невидимую кнопку в его организме.
      — Порой он стрелял холостыми зарядами, да… Скажем, год назад созвал здесь митинг протеста как раз после того, как миссис Китт учинила очередной разнос полиции за «несправедливое преследование мотористов». Пастору удалось собрать порядочную аудиторию, человек 70–80, но, когда он начал поносить миссис Китт, они не пожелали его слушать. Правда, все было в наилучшем виде, никаких грубостей, просто они вынудили насмешками убраться его с трибуны.