5

Джон приехал в Сити, где возводилось здание по их новому проекту. Возникли кое-какие проблемы с подъемным краном, и его попросили прибыть на строительную площадку.

Джон как раз находился в кабине крана, когда увидел внизу Роджера.

Повернувшись к сидящему рядом механику, Джон спросил:

— Как теперь?

— Немного лучше. Думаю, к обеду закончим.

— Я скоро вернусь.

Роджер ждал его у лестницы.

— Забежал посмотреть, какую кутерьму мы тут затеяли? — спросил Джон.

Роджер не улыбнулся. Оглядевшись вокруг, он сказал:

— Мы можем поговорить где-нибудь наедине?

Джон пожал плечами.

— Я бы, конечно, мог вытащить директора из его уютного гнездышка. Но здесь, прямо через дорогу, есть паб. Он, пожалуй, больше подойдет.

— Где угодно. Но немедленно, хорошо?

Лицо Роджера было, как обычно, невозмутимо, но голос выдавал волнение. Перейдя дорогу, приятели вошли в маленький уютный барчик, совершенно пустой в такое раннее время.

Джон взял по двойному виски и отнес к столику в дальнем углу, который уже облюбовал Роджер.

— Плохие новости? — спросил Джон.

— Мы должны уехать, — ответил Роджер, глотнув виски. — Шарик запущен!

— Как?

— Ублюдки! — воскликнул Роджер. — Кровавые ублюдки! Мы не азиаты — точно, мы самые что ни на есть англичане, до мозга костей!

Его дикий гнев и непритворная горечь испугали Джона.

— Что случилось?

Роджер допил виски и заказал у проходившей мимо них официантки еще два двойных.

— Перво-наперво: матч с Чанг-Ли проигран.

— А как же контр-вирус?

— Бесполезно.

— Когда это выяснилось?

— Бог знает! Не так давно, наверное. Они просто держат это в секрете, судорожно пытаясь уничтожить ядовитые растения.

— Но ведь они не отказались от дальнейших попыток, правда?

— Не знаю. Думаю, нет. Неважно!

— Очень важно!

— Последний месяц, — сказал Роджер, — страна живет на текущих поступлениях продовольствия, с постоянным запасом менее чем на полнедели. Фактически, мы полностью надеемся на суда из Америки и колоний. Я и раньше знал об этом, но не придавал значения. Продукты даны нам в долг.

Официантка вернулась к стойке и принялась наводить глянец, насвистывая какой-то популярный мотивчик.

— По-моему, моя ошибка простительна, — сказал Роджер, понизив голос. — При нормальных обстоятельствах, конечно, долг был бы выплачен в срок. Но сейчас, когда слишком многое в мире уже докатилось до варварства, люди стремятся принести кое-что в жертву, чтобы спасти остальное.

Однако, своя рубашка все-таки ближе к телу. Вот почему я сказал, что не имеет значения, будут продолжены опыты с контр-вирусом, или нет. Пойми, люди, у которых есть пища, не верят в победу над вирусом. И они хотят быть уверены, что не умрут с голоду следующей зимой, если продукты станут отправляться в нуждающиеся страны. Последний пароход с продовольствием с той стороны Атлантики пришел в Ливерпуль вчера. Еще несколько, наверное, сейчас на пути из Австралии, но они могут быть отозваны домой еще до того, как прибудут к нам.

— Я понимаю, — сказал Джон. — Ты их назвал ублюдками. Но ведь они обязаны в первую очередь побеспокоиться о собственном народе. Конечно, для нас тяжело…

— Нет, — перебил Роджер. — Я имел ввиду другое. Помнишь, я говорил тебе, что у меня есть трубопровод к верхушке? Это Хаггерти, секретарь премьер-министра. Несколько лет назад я оказал ему большую услугу. Теперь он сообщил мне всю подноготную происходящего. Все произошло на уровне правительственной верхушки. Они знали о том, что должно случиться, уже неделю назад и, пытаясь переубедить поставщиков продовольствия, надо полагать, надеялись на чудо. Но добились они только секретного соглашения о предоставлении полной свободы действий внутри страны в случае, если информация станет общеизвестной. Это устроило всех. Конечно, пока новости не просочились, по ту сторону океана предпримут какие-то свои меры, несравнимые с нашими.

— Что ты имеешь ввиду?

— Вчера произошел дворцовый переворот. Место Лукаса занял Уэллинг, хотя Лукас все еще член Кабинета. Просто он не хочет пачкать руки в крови, вот и все.

— В крови?

— На этих островах живет около пятидесяти четырех миллионов человек, из них — сорок пять миллионов — в Англии. Если треть из них сможет выжить на диете из корнеплодов — хорошо. Единственная сложность — как отобрать оставшихся в живых?

— По-моему, — сказал Джон, усмехнувшись, — это очевидно — они выберут себя сами.

— Слишком расточительный способ, и к тому же верный путь крушения дисциплины и порядка.

— Уэллинг, — сказал Джон. — Я никогда не обращал на него внимания.

— Человека выбирает время. Я сам терпеть не могу этого нахала, но сейчас нечто подобное было необходимо. Лукас не способен решиться на что-либо, — Роджер смотрел прямо перед собой. — Сегодня в предместьях Лондона и всех крупных городов армия приводится в боевую готовность. Дороги будут перекрыты завтра на рассвете.

— Если это самое лучшее, что он мог придумать… — сказал Джон. — Никакая армия не сможет спасти город от взрыва под давлением голода. На что он надеется?

— Время. Он надеется выгадать драгоценное время, чтобы подготовиться к следующему шагу.

— А именно?

— Атомные бомбы — для маленьких городов, водородные — для больших типа Ливерпуля, Бирмингема, Глазго, Лидса, и пара-тройка — для Лондона.

Несколько мгновений Джон молчал, потом медленно проговорил:

— Я не верю. На такое никто не пойдет.

— Лукас не пошел бы. Он всегда был премьер-министром для обыкновенного человека — провинциальная скромность, провинциальные предрассудки и эмоции. Но оставшись членом Кабинета и умыв руки, Лукас будет спокойно стоять рядом. Чего еще ждать от обыкновенного человека?

— Они никогда не заставят ни одного летчика сесть в такой самолет.

— Преданность и верность — это предметы роскоши цивилизации. С сегодняшнего дня прежние привязанности пойдут на убыль, а на их место придет свирепость и жестокость. Но если это единственный способ спасти Оливию и Стива, я согласен.

— Нет! — протестующе воскликнул Джон.

— Когда я говорил о кровавых ублюдках, — сказал Роджер, — я чувствовал к ним одновременно и отвращение, и восхищение. Впредь я собираюсь быть таким же, если потребуется, и надеюсь, что ты присоединишься ко мне.

— Но сбрасывать водородные бомбы на свой собственный народ…

— Да, вот для чего Уэллингу и нужно время. Я думаю, подготовка займет по меньшей мере двадцать четыре часа, может, сорок восемь. Не будь дураком, Джонни! Сейчас уже не то время, когда «свой собственный народ» был народом из твоей деревни. Собственно говоря, он может даже надеть на это деяние добрую маску великодушия.

— Великодушия? Водородные бомбы?

— Они все равно обречены. В Англии по меньшей мере тридцать миллионов умрет, пока остальные будут цепляться за жизнь. Какой путь лучше — голод и лишения, убивающие твое тело постепенно, или водородные бомбы? По крайней мере, это быстрее. Таким образом, количество населения будет снижено до тридцати миллионов, а поля — сохранены для того, чтобы вырастить урожай и спасти оставшихся в живых.

С противоположного конца зала донеслась тихая музыка — официантка включила радио. Продолжалась обычная беззаботная жизнь.

— Ничего не выйдет, — сказал Джон.

— Я склонен согласиться, — ответил Роджер. — Думаю, информация все равно просочится так или иначе, и города затрещат по швам сами, до того, как Уэллинг соберется поднять в воздух свои бомбардировщики. Но я не тешу себя иллюзиями, что тогда будет лучше. По моим прикидкам, это означает пятьдесят миллионов умерших вместо тридцати, и намного более варварское и примитивное существование для оставшихся в живых. Кто возьмет на себя смелость защищать картофельные поля от разъяренной толпы? Кто спасет посаженный картофель до следующего года? Уэллинг — свинья, но свинья-чистюля. В некоторой степени, он пытается спасти страну.

— Ты думаешь, эти новости вырвутся наружу?

В его мозгу возникла картина охваченного паникой Лондона. Он представил себя и Анну попавшими в ловушку, отрезанными от детей.

Роджер усмехнулся:

— Страшно, правда? Забавно, но у меня есть идея. Мы будем меньше волноваться о многомиллионной лондонской команде, если уберемся как можно дальше отсюда. И чем быстрее, тем лучше.

— Дети… — начал Джон.

— Мэри в Бакингеме, а Дэви — в Хартфордшире. Я подумал об этом. Дэви мы можем забрать по пути на север. А твоя задача — поехать и забрать Мэри. Немедленно. Я все объясню Анне. Она упакует самое необходимое. Мы с Оливией и Стивом приедем к вам и будем ждать тебя. Когда ты вернешься с Мэри, мы соберем твою машину и тронемся в путь. По возможности надо успеть выехать из Лондона до наступления ночи.

— Мы должны успеть, — сказал Джон.

Роджер обвел взглядом уютный зал. Цветы в полированной медной вазе, календарь, чуть развеваемый легким ветерком, влажноватый пол.

— Скажи всему этому «прощай», — сказал он. — С сегодняшнего дня мы — крестьяне, и, к тому же, везунчики.

Бакингем, как говорил Роджер, был включен в список закрытых районов. Джона проводили в кабинет мисс Эррингтон — директрисы — и он остался там, поджидая ее. Обстановка комнаты еще в первую их встречу поразила его каким-то странным сочетанием строгости, даже аскетизма, с очаровательной женственностью.

Войдя в кабинет, мисс Эррингтон — обаятельная, довольно высокая женщина — приветливо кивнула Джону.

— Добрый день, мистер Кастэнс, — сказала она. — Мне очень жаль, что я заставила вас ждать.

— Надеюсь, я не оторвал вас от ланча?

Она улыбнулась.

— В такие дни это не самое страшное, мистер Кастэнс. Вы пришли к Мэри?

— Да. Я бы хотел забрать ее.

— Садитесь, пожалуйста. — Она взглянула на Джона со спокойным участием. — Вы хотите забрать ее? Почему?

Только теперь он почувствовал всю горечь тяжелого груза своей тайны. Он не имел права говорить об ужасной перспективе — Роджер настаивал на этом, и Джон согласился с ним. Их собственные планы, так же как и разрушительные планы Уэллинга требовали сохранения тайны.

Значит, он должен бросить эту милую женщину в полном неведении, обрекая ее на верную гибель…

— Семейное дело… — произнес он неуверенно. — Один родственник, проездом в Лондоне. Вы понимаете…

— Знаете, мистер Кастэнс, мы стараемся свести подобные встречи к минимуму. Вы сами поймите, как это расстраивает. Другое дело — в выходные дни.

— Да. Я понимаю. Но речь идет о ее дяде. Он сегодня вечером улетает за границу.

— Правда? Надолго?

— Возможно, его не будет несколько лет, — продолжал Джон чересчур многословно. — Он очень хотел повидать Мэри перед своим отъездом.

— Вы, конечно, могли привезти его сюда, — заколебалась мисс Эррингтон. — Когда вы привезете Мэри назад?

— Сегодня вечером.

— Ну, тогда… Я попрошу кого-нибудь позвать ее. — Мисс Эррингтон подошла к двери и крикнула: — Хелена! Пожалуйста, попроси Мэри Кастэнс придти сюда. К ней приехал отец. Ведь ей не нужно брать с собой вещи? — спросила она Джона.

— Нет, — ответил он. — Не стоит беспокоиться.

— Я очень довольна вашей дочерью, мистер Кастэнс. В ее возрасте девочки обычно разбрасываются — неизвестно, кем они станут. В последнее время Мэри делает большие успехи. Я надеюсь, что ее ждет прекрасное академическое будущее, если, она, конечно, захочет.

«Академическое будущее, — подумал Джон. — удерживать крошечный оазис в пустынном мире».

Мисс Эррингтон улыбнулась:

— Хотя, возможно, сам этот вопрос носит чисто академический характер. Сомнительно, что знакомые молодые люди позволят ей жить такой бесплодной жизнью.

— Я так не считаю, мисс Эррингтон. Ваша жизнь, наверняка очень интересна и насыщена.

— Она оказалась лучше, чем я ожидала! — смеясь сказала она. — Я уже начинаю подумывать о пенсии.

Вошла Мэри и, сделав книксен мисс Эррингтон, подбежала к Джону.

— Папочка! Что случилось?

— Отец хочет забрать тебя на несколько часов, — сказала мисс Эррингтон. — Твой дядя сейчас проездом в Лондоне. Он уезжает за границу и хочет повидаться с тобой.

— Дядя Дэвид? За границу?

— Да, совершенно неожиданно, — быстро проговорил Джон. — Я тебе все объясню по дороге. Ты готова прямо сейчас?

— Да, конечно!

— Тогда не буду вас задерживать, — сказала мисс Эррингтон. — Вы сможете вернуться к восьми, мистер Кастэнс?

— Я постараюсь.

Она протянула ему свою узкую изящную ладошку:

— До свидания.

Джон заколебался. Неужели он должен оставить эту обаятельную беззащитную женщину без малейшего намека на то, что ждет впереди? Но Джон так и не решился рассказать ей все, боясь, что она все равно не поверит.

— Если я не верну Мэри к восьми, — сказал он, — то только потому, что узнаю о какой-нибудь ужасной катастрофе, поглотившей Лондон. Поэтому — если мы не вернемся, я советую вам собрать девочек и уезжать в деревню. Что бы ни случилось.

Мисс Эррингтон взглянула на него с мягким изумлением, словно он сказал какую-то абсурдную и безвкусную глупость. Мэри тоже с удивлением посмотрела на отца.

— Да, но вы, конечно, вернетесь к восьми.

— Да, конечно, — печально произнес Джон.

Как только машина выехала со школьного двора, Мэри сказала:

— Ведь дядя Дэвид тут ни при чем, правда?

— Да.

— Что же тогда, папочка?

— Пока я не могу тебе сказать. Но мы уезжаем из Лондона.

— Сегодня? Значит, я не смогу вернуться в школу к вечеру? — Джон не ответил. — Что-нибудь ужасное?

— Достаточно ужасное. Мы будем жить в долине. Как тебе это понравится?

Она улыбнулась.

— Я бы не назвала это ужасным.

— Ужас, — медленно сказал он, — ждет других людей.

Домой они приехали после двух часов. Дверь открыла Анна. Она выглядела взволнованной и несчастной. Джон обнял ее.

— Все будет хорошо, дорогая. Не о чем волноваться. Роджер уже здесь?

— Вон его машина. Блок цилиндров барахлит или что-то другое. Роджер в гараже. Скоро все будет готово.

— Сколько у нас времени, как он считает? — спросил Джон.

— Около часа.

— Бакли тоже едут с нами? — спросила Мэри. — Что случилось?

— Беги в свою комнату, родная, — сказала Анна. — Я упаковала твои вещи, но оставила немного места. Возьми то, что посчитаешь наиболее важным. Но подумай хорошенько — места очень мало.

— Надолго мы едем?

— Наверно, да, — ответила Анна. — В общем, ты должна рассчитывать, что мы никогда сюда не вернемся.

Мэри внимательно посмотрела на родителей, потом сказала серьезно:

— А как же вещи Дэви? Мне посмотреть и их тоже?

— Да, дорогая, — сказала Анна, — посмотри, может я забыла что-нибудь важное.

Когда Мэри ушла к себе наверх, Анна бросилась к Джону.

— Милый, ведь это неправда?!

— Роджер тебе все рассказал?

— Да. Но они не пойдут на такое! Просто не смогут!

— Разве? Я только что сказал мисс Эррингтон, что привезу Мэри вечером обратно. А ведь я уже все знал. Разве это намного отличается?

— Прежде, чем все кончится, — сказала Анна, помолчав, -…мы возненавидим сами себя! А если мы просто привыкнем к этому, во что же мы тогда превратимся?

— Не знаю, — сказал Джон. — Я не знаю ничего, кроме того, что мы должны спастись сами и спасти детей.

— Спасти детей? Для чего?

— Позже мы поймем, для чего. Конечно, сейчас кажется жестокостью — сбежать, не сказав ни слова тем, кто и понятия не имеет о будущем. Но мы не можем помочь им. А когда мы доберемся до долины, все изменится, и мы снова заживем нормальной жизнью.

— Нормальной?

— Будет трудно, но не так уж плохо, я думаю. Все в наших руках. По крайней мере, там мы — сами себе хозяева, наша жизнь перестанет зависеть от государства, которое надувает и запугивает своих граждан, а потом, когда они становятся слишком обременительной ношей, просто убивает их.

— Ублюдки! — воскликнул Роджер. — Я заплатил им двойную цену за срочную работу, а теперь должен ждать уже три четверти часа, пока они отыщут свои инструменты.

Часы показывали четыре.

— У нас есть время выпить чашку чая? — спросила Анна. — Я как раз собиралась поставить чайник.

— Теоретически, — ответил Роджер, — все время мира в нашем распоряжении. Тем не менее, это чаепитие мы пропустим. Здесь становится очень тревожно. Должно быть еще несколько утечек. Интересно, сколько? Во всяком случае, я почувствую себя гораздо более счастливым, когда мы уберемся из Лондона.

Анна кивнула:

— Хорошо. — И прошла на кухню.

Джон окликнул ее:

— Тебе помочь?

— Спасибо, — сказала Анна, обернувшись, — я просто оставила чайник под струей воды, теперь хочу убрать его.

— Вот наша надежда, — воскликнул Роджер, — женская стабильность. Уезжает из дома навсегда, но снимает чайник. Мужчина скорей бы хлопнул этим чайником об пол, а потом запалил дом.

Наконец, они выехали. Машина Джона шла первой. Их маршрут лежал по Большой Северной Дороге, за Уэлвин, и далее — на запад, к школе, где учился Дэви.

Проезжая мимо Большого Финчли, Джон услышал сзади автомобильные гудки, а через мгновенье их обогнал Роджер.

— Радио! — крикнула Оливия, высунувшись из окна.

Джон включил радио.

«…особенно подчеркиваем, что нет никаких оснований для слухов, распространяющихся в последнее время. Обстановка полностью контролируется, и запасов продовольствия в стране достаточно…»

Машины съехали с дороги и остановились, встав бок о бок.

— Кто-то чересчур волнуется, — сказал Роджер.

«…высаживается не зараженное вирусом зерно, — продолжал голос диктора. — В некоторых графствах Англии, Уэлса и Шотландии поздней осенью ожидается сбор урожая».

— Сеять? Это в июле-то! — воскликнул Джон.

— Гениальный ход, — сказал Роджер. — Голь на выдумки хитра. В такое время правдоподобие не имеет значения.

Голос комментатора чуть изменился:

"По мнению Правительства, опасность только увеличится, если среди населения начнется паника. Поэтому немедленно вступают в силу некоторые предупредительные меры.

Первая связана с ограничением передвижений. Поездки из города в город временно запрещены. Надеемся, что к завтрашнему дню будет разработана система приоритета для наиболее важных перемещений, но предварительно запрещение распространяется абсолютно…"

— Они все-таки сделали это! — воскликнул Роджер. — Надо прорываться. Может, еще не поздно.

Машины вновь тронулись в путь, через Северную Кольцевую Дорогу, мимо Северного Финчли и Барнета. Голос из радиоприемника с неослабевающей убедительностью продолжал бубнить о каких-то регулирующих мерах. Потом начали передавать музыку из кинофильмов. На улицах продолжалась обычная жизнь — люди делали покупки в магазинах, просто гуляли. Здесь, на окраине, не было никаких признаков паники.