Ранним морозным утром, в пять часов по местному времени, вдоль платформы сирийской станции Алеппо вытянулся состав, который железнодорожные справочники торжественно именовали экспресс «Тавры». Экспресс состоял из вагона-ресторана, одного спального и двух вагонов местного сообщения.
      У входа в спальный вагон молоденький лейтенант французской армии во всем великолепии своего мундира разговаривал с маленьким человечком, по уши укутанным во всевозможные шарфы и кашне, из-под которых высовывались лишь красный носик и кончики грозно закрученных усов.
      Стоял пронизывающий холод, и провожать почетного гостя было делом отнюдь не завидным, но лейтенант Дюбоек мужественно выполнял свой долг. Он сыпал изысканнейшими фразами на изящнейшем французском языке. Хотя, в чем дело, честно говоря, не понимал. Правда, по гарнизону, как бывает в подобных случаях, ходили какие-то слухи. А на генерала, того самого генерала, под началом которого служил лейтенант Дюбоск, стало все труднее угодить. И тогда откуда-то, чуть не из самой Англии, приехал этот бельгиец. Целую неделю весь гарнизон пребывал в непонятной тревоге. А потом пошло-поехало. Один весьма видный офицер покончил с собой, другой подал в отставку – и тревога отпустила военных, некоторые меры предосторожности были отменены. А генерал, тот самый под началом которого служил лейтенант Дюбоск, словно помолодел лет на десять.
      Дюбоск нечаянно подслушал обрывок разговора между «его» генералом и незнакомцем. «Вы спасли нас, мой друг, – прочувствованно говорил генерал, и его седые усы подрагивали.
      – Вы спасли честь французской армии, вы предотвратили кровопролитие! Не знаю, как и благодарить вас за то, что вы откликнулись на мою просьбу! Приехать в такую даль…»
      На что незнакомец (его звали Эркюль Пуаро), как и полагается, отвечал: «Что вы, генерал, разве я мог забыть, что вы спасли мне жизнь». Генерал, в свою очередь, произнес какую-то подходящую случаю фразу, отрицая свои заслуги, и в разговоре вновь замелькали Франция, Бельгия, слава, честь и всякое тому подобное, затем друзья сердечно обнялись и разговор закончился.
      О чем, собственно, шла речь, лейтенант так до сих пор и не понял, но, как бы то ни было, почетное поручение проводить Пуаро на экспресс «Тавры» было возложено именно на него, и он выполнял его с пылом и рвением, приличествующими многообещающему молодому офицеру.
      – Сегодня воскресенье, – говорил лейтенант Дюбоск, – завтра вечером, то есть в понедельник, вы будете в Стамбуле.
      Он уже не первый раз высказывал это соображение. Впрочем, разговоры, которые ведутся перед отходом поезда, всегда изобилуют повторами.
      – Совершенно верно, – согласился Пуаро.
      – Вы, видимо, остановитесь в Стамбуле на несколько дней?
      – Mais oui. Мне не случалось бывать там. Было бы очень жаль проехать мимо, вот так, – и он выразительно щелкнул пальцами.
      – Я не спешу и могу посмотреть город.
      – La Sainte Sophie удивительно красива, – сказал лейтенант Дюбоск, который в жизни не видел этого собора.
      Свирепый порыв ветра заставил мужчин поежиться.
      Лейтенант Дюбоск украдкой бросил взгляд на часы. Без пяти пять – всего пять минут до отхода. Боясь, что гость перехватил этот взгляд, он поспешил заполнить паузу.
      – В это время года мало кто путешествует, – сказал он, оглядев окна спального вагона.
      – Вы, пожалуй, правы, – поддакнул Пуаро.
      – Будем надеяться, что вас не застигнут заносы в Таврских горах!
      – А такое возможно?
      – Вполне. Правда, в этом году Бог миловал.
      – Что ж, будем надеяться на лучшее, – сказал Пуаро. – Какие сводки погоды из Европы, плохие?
      – Очень. На Балканах выпало много снега.
      – В Германии, как мне говорили, тоже.
      – Eh bien, – чувствуя, что надвигается новая пауза, поспешно сказал лейтенант Дюбоск, – завтра вечером в семь сорок вы будете в Константинополе.
      – Да, – сказал мсье Пуаро и, из последних сил стараясь поддержать разговор, добавил: – Мне рассказывали, что Святая София поразительно красива.
      – Видимо, просто великолепна.
      В одном из купе поднялась шторка, и в окно выглянула молодая женщина.
      С тех самых пор, как Мэри Дебенхэм выехала в прошлый четверг из Багдада, она почти не спала. Не спала ни в поезде до Киркука, ни в комнатах отдыха пассажиров в Мосуле; не удалось ей выспаться и прошлой ночью в поезде. И теперь, наскучив лежать без сна в душном, жарко натопленном купе, она поднялась и выглянула в окно.
      Это скорее всего Алеппо. Смотреть тут, конечно, не на что. Длинный, плохо освещенный перрон; где-то неподалеку яростно бранятся по-арабски. Двое мужчин под окном говорят по-французски. Один – французский офицер, другой – маленький человечек с огромными усами. Губы ее тронула легкая улыбка. Это ж надо так закутаться! Должно быть, в Алеппо очень холодно! Вот почему в поезде так безбожно топят. Она попыталась опустить окно пониже, но оно не поддавалось.
      Проводник спального вагона подошел к мужчинам.
      – Поезд отправляется, – сказал он. – Мсье пора в вагон.
      Маленький человечек снял шляпу. Ну и голова – ни дать ни взять – яйцо! И, несмотря на одолевавшие ее заботы, Мэри Дебенхэм улыбнулась. Потешный человечек! Таких коротышек обычно никто не принимает всерьез. Лейтенант Дюбоск произнес прощальную речь. Он подготовил ее заранее и приберегал до последнего момента. Речь продуманную и блистательную.
      Не желая уступить ему, Пуаро отвечал в том же духе.
      – Envoiture, – сказал проводник.
      Всем своим видом показывая, как ему жаль расстаться с лейтенантом, Пуаро поднялся в вагон. Проводник последовал за ним. Пуаро помахал рукой, лейтенант отдал честь. Поезд, неистово рванув, медленно покатил по рельсам.
      – Enfin, – пробормотал Эркюль Пуаро.
      – Брр, – поежился лейтенант Дюбоск, он только сейчас почувствовал, как продрог.
      – Voila мсье. – Проводник выразительным взмахом руки привлек внимание Пуаро к роскоши купе, особо отметив, как аккуратно и заботливо размещен багаж. – Маленький чемоданчик мсье я поместил здесь.
      Протянутая рука красноречиво намекала. Пуаро вложил в нее сложенную вдвое купюру.
      – Merci, мсье, – проводник быстро перешел к делу. – Билеты мсье у меня. Пожалуйте паспорт. Мсье, как я понимаю, выходит в Стамбуле?
      – В эту пору года, наверное, мало пассажиров? – спросил Пуаро.
      – Совершенно верно, мсье. Кроме вас, в вагоне всего два пассажира – оба англичане. Полковник из Индии и молодая англичанка из Багдада. Что еще угодно мсье?
      Мсье заказал маленькую бутылку перье.
      Начинать путешествие в пять часов утра не слишком удобно. Надо как-то скоротать еще два часа до рассвета. Довольный тем, что успешно справился со щекотливой миссией, Пуаро забился в угол, свернулся клубочком и заснул с сознанием, что ему вряд ли придется выспаться.
      Проснулся он уже в половине десятого и отправился в вагон-ресторан выпить кофе.
      В вагоне-ресторане сидела всего одна посетительница, очевидно, та самая молодая англичанка, о которой упоминал проводник. Высокая, стройная брюнетка лет двадцати восьми. Держалась она непринужденно, и по тому, как она ела, как приказала официанту принести еще кофе, видно было, что она бывалая путешественница. Одета она была в темный дорожный костюм из какого-то тонкого материала – весьма уместный при здешней духоте.
      Мсье Эркюль Пуаро от нечего делать исподтишка разглядывал англичанку.
      «Решительная молодая женщина, – заключил он, – такая никогда не потеряет голову». У нее были непринужденные манеры и деловой вид. Ему, пожалуй, даже понравились ее строгие, правильные черты и прозрачная бледность кожи. Понравились волосы цвета воронова крыла, уложенные аккуратными волнами, и серые глаза, холодные и бесстрастные. «Но хорошенькой ее никак не назовешь, – решил он, – уж слишком она деловитая».
      Вскоре в ресторан вошел еще один посетитель. Высокий мужчина не то за сорок, не то под пятьдесят. Худощавый, загорелый, с седеющими висками.
      «Полковник из Индии», – подумал Пуаро.
      Вошедший поклонился девушке:
      – Доброе утро, мисс Дебенхэм.
      – Доброе утро, полковник Арбэтнот.
      Полковник остановился около девушки, оперся о спинку стула по другую сторону столика.
      – Вы не возражаете? – спросил он.
      – Конечно, нет. Садитесь.
      – Знаете, за завтраком не очень-то хочется разговаривать.
      – Вот именно. Но не бойтесь, я не кусаюсь.
      Полковник сел.
      – Человек! – властно подозвал он официанта и заказал яйца и кофе.
      Взгляд его задержался на Эркюле Пуаро, но тут же равнодушно скользнул дальше. Эркюль Пуаро – он хорошо знал англичан – прочел мысль полковника: «Всегонавсего паршивый иностранец!»
      Англичане, как им и полагалось, почти не разговаривали. Они обменялись несколькими фразами, после чего девушка встала и вернулась в свое купе.
      За обедом они снова сидели за одним столиком и снова не замечали третьего пассажира. Теперь их разговор протекал более оживленно, чем во время завтрака. Полковник Арбэтнот рассказывал о Пенджабе и время от времени расспрашивал девушку о Багдаде, где, как выяснилось из разговора, она служила гувернанткой. Обнаружив в ходе беседы общих друзей, они сразу же оживились, стали менее чопорными. Вспоминали старину Томми Такого-то и Джерри Сякого-то. Полковник осведомился, едет ли мисс Дебенхэм прямо в Англию или остановится в Стамбуле.
      – Нет, я не собираюсь останавливаться в Стамбуле.
      – И вы об этом не жалеете?
      – Я проделала такой же путь два года назад и провела тогда три дня в Стамбуле.
      – Понятно. Что ж, должен сказать, я, со своей стороны, только рад этому: я ведь тоже не буду останавливаться в Стамбуле…
      Он неловко поклонился и слегка покраснел.
      «А наш полковник чувствителен к женским чарам», – подумал Эркюль Пуаро. Эта мысль его позабавила. Что ж, поездки по железной дороге способствуют романам не меньше морских путешествий.
      Мисс Дебенхэм ответила, что ей это тоже очень приятно, но весьма сдержанным тоном.
      Пуаро отметил, что полковник проводил ее до купе. Экспресс въехал в живописные Таврские горы. Когда в окне показались Киликийские ворота, Пуаро – он стоял неподалеку от англичан – услышал, как девушка со вздохом прошептала:
      – Какая красота! Жаль, что я…
      – Что вы, что?..
      – Жаль, что я не могу наслаждаться ею!
      Арбэтнот не ответил. На его квадратной челюсти заходили желваки.
      – Видит Бог, я много дал бы, чтобы избавить вас от этого.
      – Тише, умоляю вас! Тише!
      – Хорошо, хорошо! – полковник метнул сердитый взгляд в сторону Пуаро и продолжал: – Мне неприятно, что вам приходится служить в гувернантках и быть на побегушках у сумасбродных мамаш и их капризных отпрысков.
      Она весело засмеялась – обычная сдержанность покинула ее:
      – Помилуйте, забитые гувернантки отошли в далекое прошлое. Уверяю вас, не я боюсь родителей, а они меня.
      Они замолчали. Арбэтнот, по-видимому, застеснялся своего порыва.
      «Интересная комедия здесь разыгрывается», – отметил Пуаро.
      Это наблюдение он потом не раз вспоминал.
      В Конью они прибыли поздно вечером, в половине двенадцатого. Англичане вышли на платформу размяться и теперь прохаживались взад-вперед по заснеженному перрону.
      Пуаро довольствовался тем, что наблюдал за бурной жизнью станции в окошко. Однако минут через десять он решил, что и ему не вредно подышать воздухом. Он тщательно оделся: облачился во всевозможные жилеты и пиджаки, обмотался шарфами и натянул на изящные ботинки калоши. Укутанный таким образом, он нетвердыми шагами спустился по лесенке, принялся мерить шагами перрон и так дошел до его конца.
      Только по голосам он опознал две темные фигуры, смутно вырисовывающиеся в тени багажного вагона.
      Говорил Арбэтнот:
      – Мэри…
      Девушка взволнованно прервала его:
      – Нет, нет, не сейчас! Когда все будет кончено… Когда все будет позади… тогда…
      Мсье Пуаро незаметно удалился. Он был озадачен: он едва узнал голос мисс Дебенхэм, всегда такой бесстрастной и деловитой.
      «Любопытно», – сказал он про себя.
      Назавтра ему показалось, что англичане поссорились. Они почти не разговаривали. Девушка казалась встревоженной. Под глазами у нее темнели синие круги.
      В половине третьего поезд неожиданно остановился. Из окон выглядывали пассажиры. Небольшая группка людей, столпившихся возле рельсов, что-то показывала друг другу, тыча пальцами под вагон-ресторан.
      Пуаро высунулся в окно, подозвал пробегавшего мимо проводника. Проводник объяснил, в чем дело. Пуаро втянул голову в вагон, повернулся и едва не толкнул при этом Мэри Дебенхэм, которая стояла за его спиной.
      – В чем дело? – спросила она по-французски, голос ее прерывался от волнения. – Почему мы стоим?
      – Пустяки, мадемуазель. Что-то загорелось под вагоном-рестораном. Ничего серьезного. Пожар уже погасили. Повреждение быстро устранят. Уверяю вас, никакой опасности нет.
      Она небрежно махнула рукой, показывая, что пожар ее нисколько не пугает.
      – Да, да, понимаю. Но сколько времени потеряно!
      – Времени?
      – Ну да, мы опоздаем…
      – Вполне вероятно, – согласился Пуаро.
      – Но я не могу опоздать! Поезд прибывает в Стамбул с 6.55, а мне еще нужно пересечь Босфор и попасть на экспресс «Симплон – Восток», который отходит в девять часов от другого берега. Если мы потеряем здесь час или два, я опоздаю на пересадку.
      – Вполне вероятно, – согласился Пуаро.
      Он с любопытством наблюдал за ней. Рука ее на раме окна дрожала, губы тряслись.
      – Это так важно для вас, мадемуазель? – спросил он.
      – Да. Очень важно. Я непременно должна попасть на этот поезд.
      Она повернулась и пошла навстречу полковнику Арбэтноту, показавшемуся в конце коридора.
      Опасения ее, однако, оказались напрасными. Не прошло и десяти минут, как поезд тронулся. Наверстав упущенное время, он прибыл в Хайдарпашу с опозданием всего на пять минут. Босфор в этот день бушевал – мсье Пуаро переправа далась нелегко. На пароходе он потерял из виду своих спутников и больше так и не встретился с ними.
      От Галатского моста он поехал прямо в отель «Токатлиан».

      В «Токатлиане» Эркюль Пуаро заказал номер с ванной. Потом подошел к конторке и спросил швейцара, нет ли для него писем.
      Его ждали три письма и телеграмма. Увидев телеграмму, он удивленно вскинул брови. Вот уж чего никак не ожидал.
      Как обычно, неторопливо и аккуратно, Пуаро развернул бланк. Четко напечатанный текст гласил:
      «Неожиданно возникли осложнения, предсказанный Вами в деле Касснера, просим возвратиться».
      – Voila се qui est embetant! – пробормотал Пуаро раздраженно.
      Он взглянул на часы.
      – Мне придется выехать сегодня же, – сказал он швейцару.
      – В какое время уходит экспресс «Симплон – Восток»?
      – В девять часов, мсье.
      – Вы можете купить билет в спальный вагон?
      – Разумеется, мсье. Зимой это не составляет никакого труда. Поезда почти пустые. Вы хотите ехать первым классом или вторым?
      – Первым.
      – Отлично. Куда едет мсье?
      – В Лондон.
      – Хорошо, мсье. Я возьму вам билет до Лондона и закажу место в спальном вагоне «Стамбул – Кале».
      Пуаро снова взглянул на часы. Было без десяти восемь.
      – Я успею поужинать?
      – Разумеется, мсье.
      Пуаро кивнул. Он подошел к конторке администратора, отказался от номера и проследовал через холл в ресторан.
      Пуаро заказывал обед, когда на его плечо легла рука.
      – Ah! Mon vieux, – раздался голос у него за спиной, – вот уж кого не чаял увидеть!
      Пуаро обернулся – приземистый пожилой толстяк с жестким ежиком волос радостно улыбался ему.
      Пуаро вскочил:
      – Мсье Бук!
      – Мсье Пуаро!
      Мсье Бук тоже был бельгиец, он служил директором Международной компании спальных вагонов; его знакомство с бывшим светилом бельгийской полиции уходило в глубь времен.
      – А вы далеко заехали от дома, старина, – сказал мсье Бук.
      – Расследовал одно небольшое дельце в Сирии.
      – Вот оно что! И когда возвращаетесь домой?
      – Сегодня же.
      – Великолепно. Я тоже еду. Вернее, я еду только до Лозанны, у меня там дела. Вы, я полагаю, едете экспрессом «Симплон – Восток»?
      – Да, я только что попросил достать мне купе. Рассчитывал пробыть здесь несколько дней, но неожиданно получил телеграмму – меня вызывают в Англию по важному делу.
      – Ох, уж эти дела, – вздохнул мсье Бук. – Зато вы теперь мировая знаменитость, мой друг!
      – Да, кое-каких успехов мне удалось достичь, – сказал Пуаро, стараясь выглядеть скромно, что, однако, ему не удалось.
      Бук засмеялся.
      – Встретимся позже, – сказал он.
      И Пуаро всецело сосредоточился на том, как бы уберечь от супа свои длинные усы. Справившись с этим, он, в ожидании, пока ему принесут второе блюдо, стал разглядывать публику. В ресторане было всего человек пять-шесть, но из них Пуаро заинтересовался только двумя.
      Они сидели неподалеку от него. Младший был симпатичный молодой человек лет тридцати, явно американец. Однако внимание маленького сыщика привлек не столько он, сколько его собеседник – мужчина лет шестидесяти, если не семидесяти. На первый взгляд у него была благодушная внешность типичного филантропа. Лысеющая голова, высокий лоб, улыбка, открывавшая два ряда неправдоподобно белых вставных зубов, – все, казалось, говорило о доброте. И только глаза – маленькие, глубоко посаженные, лживые – противоречили этому впечатлению. Впрочем, не они одни. Сказав что-то своему спутнику, старик оглядел комнату, взгляд его на мгновение задержался на Пуаро, и в нем неожиданно промелькнули недоброжелательство и непонятная тревога.
      Он тут же поднялся.
      – Заплатите по счету, Гектор, – сказал он. Голос у него был хрипловатый. В нем таилась какая-то странная, приглушенная угроза.
      Когда Пуаро встретился со своим другом в вестибюле, американцы покидали отель. Портье сносил в машину чемоданы. Молодой человек присматривал за ним. Потом открыл стеклянную дверь и сказал:
      – Все готово, мистер Рэтчетт.
      Старик что-то буркнул и вышел.
      – Что вы думаете об этой паре? – спросил Пуаро.
      – Они американцы, – сказал мсье Бук.
      – Это само собой разумеется. Я хотел спросить, как они вам понравились?
      – Молодой человек показался мне симпатичным.
      – А тот, второй?
      – Сказать по правде, мой друг, он произвел на меня неприятное впечатление. Нет, он решительно мне не понравился. А вам?
      Пуаро помедлил с ответом.
      – Когда там, в ресторане, он прошел мимо меня, – сказал наконец Пуаро, – у меня появилось странное ощущение, словно мимо меня прошел дикий, вернее сказать, хищный зверь – понимаете меня? – настоящий хищник!
      – Но вид у него самый что ни на есть респектабельный.
      – Вот именно! Тело как клетка: снаружи все очень респектабельно, но сквозь прутья выглядывает хищник!
      – У вас богатое воображение, старина, – сказал мсье Бук.
      – Может быть, и так. Но я не могу отделаться от впечатления, что само зло прошло совсем рядом со мной.
      – Вы про этого почтенного американца?
      – Да, про этого почтенного американца.
      – Что ж, – сказал мсье Бук жизнерадостно. – Возможно, вы и правы. На свете так много зла.
      Двери отворились, к ним подошел швейцар. Вид у него был озабоченный и виноватый.
      – Это просто невероятно, мсье! – обратился он к Пуаро. – Все купе первого класса в этом поезде проданы.
      – Как? – вскричал мсье Бук. – Сейчас? В мертвый сезон? Не иначе, как едет группа журналистов или политическая делегация.
      – Не могу знать, сэр, – почтительно вытянулся швейцар. – Но купе достать невозможно.
      – Ну, ничего, – обратился мсье Бук к Пуаро. – Не беспокойтесь, мой друг. Что-нибудь придумаем. На крайний случай мы оставляем про запас одно купе – купе №16. Проводник всегда придерживает его. – Он улыбнулся и взглянул на часы: – Нам пора.
      На станции мсье Бука почтительно приветствовал проводник спального вагона, облаченный в коричневую форму.
      – Добрый вечер, мсье. Вы занимаете купе номер один.
      Он подозвал носильщиков, и те покатили багаж к вагону, на жестяной табличке которого значилось: «Стамбул – Триест – Кале».
      – Я слышал, у вас сегодня все места заняты.
      – Нечто небывалое, мсье. Похоже, весь свет решил путешествовать именно сегодня.
      – И тем не менее вам придется подыскать купе для этого господина. Он мой друг, так что можете отдать ему купе №16.
      – Оно занято, мсье.
      – Как? И шестнадцатое занято?
      Они обменялись понимающими взглядами, и проводник – высокий мужчина средних лет, с бледным лицом – улыбнулся:
      – Я уже говорил, мсье, что у нас все до единого места заняты.
      – Да что тут происходит? – рассердился мсье Бук, – Уж не конференция ли где-нибудь? Или едет делегация?
      – Нет, мсье, чистая случайность. По простому совпадению все эти люди решили выехать именно сегодня.
      Мсье Бук раздраженно щелкнул языком.
      – В Белграде, – сказал он, – прицепят афинский вагон и вагон «Бухарест – Париж», но в Белград мы прибудем только завтра вечером. Значит, вопрос в тем, куда поместить вас на эту ночь. У вас нет свободного места в купе второго класса? – обратился он к проводнику.
      – Есть одно место во втором классе, мсье…
      – Ну, так в чем же дело?
      – Видите ли, туда можно поместить только женщину.
      Там уже едет одна немка – горничная нашей пассажирки.
      – Как неудачно! – сказал мсье Бук.
      – Не огорчайтесь, мой друг, – сказал Пуаро. – Я могу поехать в обыкновенном вагоне.
      – Ни в коем случае! – Мсье Бук снова повернулся к проводнику: – Скажите, все места заняты?
      – По правде сказать, одно место пока свободно, – не сразу ответил проводник.
      – Продолжайте!
      – Место №7 в купе второго класса. Пассажир пока не прибыл, но остается еще четыре минуты до отхода поезда.
      – Кто такой?
      – Какой-то англичанин. – Проводник заглянул в список: – Некий А. М. Харрис.
      – Хорошее предзнаменование, – сказал Пуаро. – Если я не забыл еще Диккенса – мистер Харрис не появится.
      – Отнесите багаж мсье на седьмое место, – приказал мсье Бук. – А если этот мистер Харрис появится, скажете ему, что он опоздал: мы не можем так долго держать для него место, – словом, так или иначе уладьте это дело. И вообще, какое мне дело до мистера Харриса?
      – Как вам будет угодно, – сказал проводник и объяснил носильщику, куда нести багаж. Потом, отступив на шаг, пропустил Пуаро в поезд.
      – В самом конце, мсье, – окликнул он, – ваше купе предпоследнее.
      Пуаро продвигался довольно медленно: чуть не все отъезжающие толпились в коридоре. Поэтому он с регулярностью часового механизма то и дело извинялся. Наконец добравшись до отведенного ему купе, он застал там высокого молодого американца из отеля «Токатлиан» – тот забрасывал чемодан на полку.
      При виде Пуаро он нахмурился.
      – Извините, – сказал он. – Боюсь, что вы ошиблись, – и старательно повторил по-французски: – Je crois que vous avez une erreur.
      Пуаро ответил по-английски:
      – Вы мистер Харрис?
      – Нет, меня зовут Маккуин. Я…
      В этот момент за спиной Пуаро раздался виноватый, пресекающийся голос проводника:
      – В вагоне больше нет свободных мест, мсье. Господину придется ехать в вашем купе.
      С этими словами проводник опустил окно в коридор и начал принимать от носильщика багаж Пуаро.
      Пуаро позабавили виноватые нотки в голосе проводника. Наверняка ему пообещали хорошие чаевые, если он больше никого не впустит в купе. Однако даже самые щедрые чаевые бессильны помочь, если речь идет о приказе директора компании.
      Закинув чемоданы на полку, проводник вынырнул из купе:
      – Все в порядке, мсье. Ваше место седьмое, верхняя полка. Через минуту поезд отправляется, – он кинулся в конец коридора.
      Пуаро вернулся в купе.
      – Где это видано, чтобы проводник сам втаскивал багаж! – заметил он весело. – Сказать – не поверят!
      Попутчик улыбнулся. Он, судя по всему, справился с раздражением, видно, решил, что следует отнестись к этой неприятности философски.
      – Поезд, как ни странно, набит до отказа, – сказал он.
      Раздался свисток дежурного, потом долгий тоскливый паровозный гудок. Мужчины вышли в коридор.
      На перроне прокричали:
      – En voiture!
      – Поехали, – сказал Маккуин.
      Но они не тронулись с места. Свисток раздался вновь.
      – Слушайте, сэр, – сказал вдруг молодой человек, – может, вы хотите ехать на нижней полке – знаете ли, удобнее и все такое… пожалуйста, мне совершенно все равно, где ехать.
      «Приятный молодой человек», – подумал Пуаро.
      – Нет, нет, что вы, – запротестовал он, – мне бы не хотелось вас стеснять…
      – Право, мне совершенно…
      – Но мне неловко…
      Последовал обмен любезностями.
      – Я проведу здесь всего одну ночь, – объяснил Пуаро. – В Белграде…
      – Понятно. Вы сходите в Белграде?
      – Не совсем так. Видите ли…
      Вагон дернуло. Мужчины повернулись к окну – стали смотреть, как мимо них проплывает длинный, залитый огнями перрон.
      Восточный экспресс отправился в трехдневное путешествие по Европе.

      На другой день Эркюль Пуаро явился в вагон-ресторан к обеду с небольшим опозданием. Встал он рано, завтракал чуть не в полном одиночестве, потом все утро изучал записи по делу, из-за которого его вызвали в Лондон. Своего спутника он почти не видел.
      Мсье Бук – он уже сидел за столиком – приветственно помахал рукой, приглашая своего друга занять место напротив него. Вскоре Пуаро понял, за какой стол он попал, – его обслуживали первым и подавали самые лакомые блюда. Еда тут, надо сказать, была удивительно хороша.
      Мсье Бук позволил себе отвлечь внимание от трапезы лишь тогда, когда они перешли к нежному сливочному сыру. Мсье Бук был уже на той стадии насыщения, когда тянет философствовать.
      – Будь у меня талант Бальзака, – вздохнул он, – я бы обязательно описал вот это! – и он обвел рукой ресторан.
      – Неплохая мысль, – сказал Пуаро.
      – Вы со мной согласны? Кажется, такого в литературе еще не было. А между тем в этом есть своя романтика, друг мой. Посмотрите – вокруг нас люди всех классов, всех национальностей, всех возрастов. В течение трех дней эти совершенно чужие друг другу люди неразлучны – они спят, едят под одной крышей. Проходит три дня, они расстаются с тем, чтобы никогда больше не встретиться, и каждый идет своим путем.
      – Однако, – сказал Пуаро, – представьте какой-нибудь несчастный случай…
      – Избави Бог, мой друг…
      – Я понимаю, что с вашей точки зрения это было бы весьма нежелательно. И все же давайте хоть на минуту представим себе такую возможность. Предположим, что всех людей, собравшихся здесь, объединила, ну, скажем, к примеру, смерть.
      – Не хотите ли еще вина? – предложил мсье Бук и поспешно разлил вино по бокалам. – Вы мрачно настроены, мой друг. Наверное, виновато пищеварение.
      – Вы правы в одном, – согласился Пуаро, – мой желудок мало приспособлен к сирийской кухне.
      Он отхлебнул вина. Откинулся на спинку стула и задумчиво окинул взглядом вагон. В ресторане сидело тринадцать человек, и, как верно подметил мсье Бук, здесь были представители самых разных классов и национальностей. Пуаро внимательно их разглядывал.
      За столом напротив сидело трое мужчин. Ресторанный официант с присущим ему безошибочным чутьем распознал мужчин, путешествующих в одиночку, и собрал их за один столик. Смуглый верзила итальянец смачно ковырял в зубах. Напротив него сидел тощий прилизанный англичанин с брюзгливым невозмутимым лицом типичного слуги из хорошего дома. Рядом с англичанином развалился огромный американец в пестром пиджаке – скорее всего коммивояжер.
      – В нашем деле главное – размах, – говорил он зычным гнусавым голосом.
      Итальянец, вытащив изо рта зубочистку, размахивал ею.
      – Ваша правда. И я то же говорю, – сказал он.
      Англичанин поглядел в окно и откашлялся.
      Пуаро перевел взгляд в глубь вагона. За маленьким столиком сидела прямая как палка, на редкость уродливая старуха Однако уродство ее было странного характера – оно скорее завораживало и притягивало, чем отталкивало.
      Ее шею обвивали в несколько рядов нити очень крупного жемчуга, причем, как ни трудно было в это поверить, настоящего. Пальцы ее были унизаны кольцами. На плечи накинута соболья шуба. Элегантный бархатный ток никак не красил желтое жабье лицо.
      Спокойно и вежливо, но в то же время властно она разговаривала с официантом:
      – Будьте добры, позаботьтесь, чтобы мне в купе поставили бутылку минеральной воды и большой стакан апельсинового сока. И распорядитесь, чтобы к ужину приготовили цыпленка – никакого соуса не нужно – и отварную рыбу.
      Официант почтительно заверил ее, что все будет исполнено. Она милостиво кивнула ему и встала. Взгляд ее на мгновение остановился на Пуаро и с подлинно аристократической небрежностью скользнул по нему.
      – Это княгиня Драгомирова, – сказал Бук тихо, – она русская. Ее муж еще до революции перевел все свои капиталы за границу. Баснословно богата. Настоящая космополитка.
      Пуаро кивнул. Он был наслышан о княгине Драгомировой.
      – Незаурядный характер, – сказал мсье Бук. – Страшна как смертный грех, но умеет себя поставить. Вы согласны?
      Пуаро был согласен.
      За другим столиком, побольше, сидели Мэри Дебенхэм и еще две женщины. Высокая, средних лет особа в клетчатой блузе и твидовой юбке, с желтыми выцветшими волосами, собранными на затылке в большой узел, – прическа эта совершенно не шла к ее очкам и длинному добродушному лицу, в котором было что-то овечье, – внимательно слушала третью женщину, толстую пожилую американку с симпатичным лицом. Та медленно и заунывно рассказывала что-то, не останавливаясь даже, чтобы перевести дух: