13

Когда смех сказительницы стих, растаял в тишине, она услышала голос:

– Хорошо сделано, менестрель.

Она повернулась и увидела, что Алон сидит и внимательно смотрит на нее.

– Давно ты не спишь? – спросила девушка, чувствуя, как оживает вчерашний гнев на него.

– Достаточно долго, – ответил он, – чтобы понять, что тебе не понадобилась помощь, чтобы победить этого. – Он кивнул в сторону исчезнувшего темного посвященного. – Поздравляю.

Она сердито нахмурилась.

– А ты мне и не помог! Я считала, что ты слишком слаб, чтобы сидеть без помощи, иначе разбудила бы тебя, чтобы ты имел дело с нашим гостем. – Поток Силы слабел, опустошив ее, оставив тело таким слабым, что ей неожиданно потребовалось сесть, иначе она упала бы. Голова у нее отчаянно заболела… плоть, казалось, отрывается от костей.

Алон беззаботно пожал плечами.

– Я тебе не нужен. И теперь, может быть, ты поверишь, что сама обладаешь Силой. – Он невесело улыбнулся. – Я бы никогда не подумал использовать сатиру. Ты ведь знаешь, все это с ним и случится. – Он искоса посмотрел на сказительницу, как будто спрашивая, что у нее на уме.

Девушка покачала головой.

– Я хорошо знаю стихи, – сказала она и довольно улыбнулась. Снова пришла мысль, что нехорошо радоваться поражению Темного, но она легко отбросила угрызения совести. – Что теперь? – спросила она.

Он подтащил мешок с провизией.

– Сначала поедим и попьем, потом двинемся дальше, – просто сказал он. – Нужно уходить отсюда как можно быстрее. Там, откуда он пришел, есть кое-кто еще.

После еды Эйдрис проверила состояние его раны. Грязь под повязкой затвердела и растрескалась, поэтому девушка ногтем счистила ее. На месте разреза виден был только белый шрам. Эйдрис удивленно смотрела на него. «Если бы такое чудо произошло и с отцом»! Но тут же надежда ее ослабла: она вспомнила, что вскрыла шкатулку Дахон.

Рана Монсо тоже почти залечилась, хозяин жеребца снова прочел над ним целительное заклинание, втирая в ногу пасту, которую достал из своих припасов. Когда Эйдрис заняла свое привычное место у головы коня, посвященный указал на стремя.

– Сегодня ты поедешь верхом, – сказал он. – Твое волшебство потребовало многого от тела. Я пойду.

Она посмотрела ему в лицо, все еще бледное под многодневным загаром.

– Ты еще недостаточно силен. – Эйдрис знала, что говорит правду.

– Вчера я весь день проспал, – напомнил он ей. – А ты почти не отдыхала. Садись, – приказал он, указывая на седло.

Эйдрис колебалась, но, чувствуя слабость, поставила ногу в стремя. Алон помог ей сесть на спину кеплианца. Девушка сдержала стон: болели затекшие мышцы.

Странным казалось сидеть на середине спины Монсо, а не сзади. Полукровка беспокойно переминался, оглядываясь на нее, потом прижал уши. Эйдрис напряглась, почувствовав, как заходили под ней его мощные мускулы. Кеплианец фыркнул, в гневе забил копытом.

– Я первая, кроме тебя, кто сидит на нем верхом? – спросила она, сдерживая дрожь в голосе. Воспоминание о тех стремительных гонках, когда Монсо выходил из-под контроля, заставило ее глотнуть.

Посвященный кивнул.

– Не зажимай его ногами, – предупредил он и напомнил то, что она сама знала по многим годам знакомства с кайогами, которым помогала пасти коней. – Если ты напряжена, он это чувствует. – И принялся успокаивать жеребца.

Сказительница кивнула и заставила себя расслабиться в седле. Постепенно горб на спине кеплианца сгладился. Алон пошел вперед, ведя полукровку. Вскоре прилетел Стальной Коготь, прокричав хриплое приветствие.

Через час недостаток сна и напряжение вчерашнего дня сказались на Эйдрис: она задремала в седле, автоматически подстраиваясь под ритм ходьбы Монсо.

Она неожиданно проснулась, когда Монсо резко остановился и замотал головой, словно его кто-то неожиданно ужалил. Эйдрис села, мигая, потом протерла сонные глаза. Во рту у нее пересохло, и горечь заставила ее поморщиться. Голод грыз внутренности. Судя по положению солнца, полдень уже миновал.

Впереди тянулась первая встреченная ими дорога. Эйдрис посмотрела на Алона и увидела, что он тяжело прислонился к плечу Монсо, как будто только эта опора держит его на ногах.

Сказительница глотнула, пытаясь протолкнуть слова через сухую глотку.

– Алон, – прохрипела она. – Что случилось? Ты заболел?

Он покачал головой, не пытаясь выпрямиться. Эйдрис слезла с седла, схватила его за руку и посмотрела в лицо. Он вспотел и был бледен.

– Что случилось? – обеспокоенно повторила она.

– Подвернул ногу, – ответил он. – Сейчас…

– Ты слишком долго шел. – Девушка поднесла к губам фляжку с водой, сполоснула рот, потом напилась. Протянула фляжку ему, смотрела, как он пьет, затем сказала: – Теперь ты поедешь. Я пойду.

– Нет, – ответил он, возвращая фляжку. Тон его говорил, что он не ждет возражений. – Поднимайся. Я могу идти.

– Идти? – голос Эйдрис звучал презрительно. – О, конечно. И еще бежать! Не будь дураком!

Взгляд его серых глаз стал жестким, глаза теперь напоминали камни.

– Я сказал, что пойду. – Кивком он указал на пустое седло кеплианца. – Поднимайся. Немедленно.

– Ты не можешь мне приказать, – заявила она холодным тихим голосом. – И будешь совсем дураком, если попытаешься.

Посвященный гневно вспыхнул.

– Следи за языком, сказительница! Он у тебя слишком свободно болтается.

– Что я говорю, куда иду – и как достигну цели, – она тоже сердилась все сильнее и стискивала кулаки, – это мое дело, а не твое!

Рот его превратился в мрачную линию, воздух вокруг головы Алона словно замерцал и засветился. Сказительница почувствовала страх и сделала торопливый шаг назад, прежде чем взяла себя в руки и остановилась.

Алон открыл рот, собираясь что-то сказать – и, судя по его выражению лица, это не были бы приятные слова, – но они так и не прозвучали. Без предупреждения гневно закричал Стальной Коготь. Монсо прижал свою большую голову к груди хозяина и едва не сбил его с ног. Посвященный выругался: больная нога под ним подогнулась. Он едва устоял. К тому времени, как он восстановил равновесие, Эйдрис взяла себя в руки.

Показав на ногу кеплианца, она сказала:

– Он почти здоров. Если пойдем медленно, можем оба поехать верхом.

Ее спутник колебался. Она видела, что он старается незаметно опираться больше на правую ногу и сдерживает болезненную гримасу. Наконец Алон кивнул.

– Хорошо! – выпалил он.

Хромая, он подошел к жеребцу и сел на него, потом неохотно повернулся в седле и протянул руку сказительнице. Она сделала вид, что не замечает этого предложения помощи, и самостоятельно прыгнула на круп.

Мрачно хмурясь, Алон послал Монсо вперед, и кеплианец пошел по дороге. Но когда они добрались до земляной тропы, Алон повернул жеребца на юго-восток. Эйдрис подтолкнула его.

– Кар Гарудин в том направлении, – сказала она настойчиво, показывая на восток, слева от них.

Он не обратил на это внимания.

Сказительница потянула его за руку.

– Ты не туда движешься!

Он упрямо покачал головой.

– Алон! – Она легко ударила его по плечу. – Стой!

Когда он ответил, голос его звучал, как ворчание.

– Нет!

– Алон, мы должны двигаться на восток, не сюда! Чего ты надеешься этим достичь?

Наконец он остановил кеплианца, повернулся и посмотрел на нее.

– Смерти Яхне, – решительно ответил он. – Волшебница там. – И он указал на юго-восток.

– Но… но… – Сказительница запиналась, гнев ее сменился страхом. Он говорит серьезно. – Мы ведь уже решили, что лучше сразу направиться в Кар Гарудин. И не можем свернуть с пути! Не забывай о Кероване. Мы должны спасти Керована!

– Когда Яхне умрет, она больше никому не сможет угрожать в этом мире, – ответил он, и от злобы в его голосе у Эйдрис перехватило дыхание. – Стальной Коготь говорит, что она направилась в эту сторону и опередила нас не более чем на полдня пути.

– Я не пойду! – воскликнула Эйдрис. – Пойду одна и предупрежу Керована!

– Иди, – огрызнулся он. – И унеси с собой мое проклятие!

В ней самой кипела ярость, но взгляд Алона заставил ее промолчать. Она переместилась так, чтобы слезть со спины Монсо.

– Я ухожу, – прошептала она.

Стальной Коготь неожиданно нырнул, резко крикнув. Монсо заржал. Если бы кеплианец переместился вправо, Эйдрис оказалась бы в воздухе и упала бы на зеленую траву. Но Монсо, напротив, сместился влево, и сказительница обнаружила, что по-прежнему сидит у него на спине.

Инстинктивно она схватила Алона за пояс, а жеребец стремительно понесся вперед.

– Нет! – закричал Алон, пытаясь восстановить контроль. Ноги посвященного сжали бока коня. Алон пытался задрать голову жеребца, он наклонился вперед, держа узду, стараясь вырвать удила изо рта кеплианца…

… и это ему удалось слишком хорошо. Монсо задрал голову. Тяжелый загривок жеребца с ощетинившейся гривой ударил всадника по лицу. Посвященный осел. Он упал бы, если бы его не держала Эйдрис.

Даже легкий прыжок теперь сбросил бы всадников, но Монсо, по-видимому, оставил усилия избавиться от пассажиров. Шаг его начал удлиняться. Жеребец перешел на быстрый галоп.

Эйдрис обеими руками ухватилась за луку седла и перевалилась, сев на седло сразу за Алоном. Она выхватила из рук юноши поводья и, глядя через его плечо, начала рвать рот жеребца.

Монсо не обращал внимания на ее усилия. Он бежал длинными прыжками, какие использовал при максимальной скорости.

– Монсо! – закричала Эйдрис навстречу ветру. Глаза ее слезились, окружающее сливалось. – Спокойней, парень! Стой! – Одно черное ухо повернулось, ловя ее слова, но никакой другой реакции не было.

Теперь они двигались на восток, в направлении Кар Гарудина, скакали по мягкой дороге со скоростью лесного пожара. Алон опасно раскачивался в седле, сказительница изо всех сил удерживала его от падения. При такой скорости падение будет смертельным.

Зажатая в седле, сама Эйдрис не боялась, что упадет, потому что Монсо бежал ровно и прямо, его движения были такими плавными, что всадница легко их предугадывала. А вот что касается контроля над кеплианцем… жеребец ее совершенно не слушался. Как будто на голове у него не узда, а недоуздок, так мало внимания он обращал на удила или попытки девушки остановить его.

У Эйдрис от страха кружилась голова. Монсо бежал так быстро, что само время, казалось, сливается в пятно. Бежит ли кеплианец минуты? Или часы? Она не могла сказать.

Собрав все силы, она попыталась запеть, как сделала в тот день, на лошадиной ярмарке. Но слова ее относил ветер. Она мрачно тянула за узду, надеясь направить жеребца по кругу, но усилия ее снова оказались тщетными.

Рядом с ней зашевелился Алон, потом застонал, к нему возвращалось сознание.

– Держись! – крикнула ему на ухо Эйдрис. – Не двигайся, или мы оба упадем!

Она знала, что он ее услышал, потому что мгновение спустя он положил руки на узду поверх ее рук. Вместе они пытались остановить Монсо – и опять бесполезно.

Впереди что-то показалось… слева, в стороне от дороги. Странная фигура, похожая на гигантский гриб с серой ножкой и зеленой шляпкой, поставленный на вершине холма. Мимо всадников промелькнула черная тень, Эйдрис услышала резкий крик сокола. Монсо неожиданно свернул с дороги, еще больше увеличил скорость и поскакал на вершину.

Эйдрис закрыла глаза и молча взмолилась Гунноре, чтобы скачущий кеплианец не наткнулся на нору грызуна или логово горностая – или на остатки изгороди – на такой безумной скорости.

Крутизна склона не замедлила жеребца. Монсо двигался так быстро, что Эйдрис чувствовала себя словно верхом на Стальном Когте. Она летит, а не скачет по земле.

Когда они поднялись на вершину, Эйдрис замигала: неожиданно она отчетливо увидела гигантский гриб. Это оказалась круглая роща из больших деревьев со светло-серыми стволами. Перистые зеленые листья росли только на самом верху стволов. Монсо двинулся по периметру рощи, и скорость его бега стала меньше.

Деревья располагались по кругу так симметрично, что становилось ясно: их кто-то посадил, это не природное образование. Слуха сказительницы достиг громкий резкий звук, и она поняла, что это ржет Монсо. Дыхание жеребца вырывалось со скрежетом железного напильника. Белая пена покрывала его шею.

– Ты можешь теперь остановить его? – крикнула девушка на ухо Алону.

– Пытаюсь, – мрачно ответил он.

Но кеплианец продолжал скакать вокруг стены из стволов, представлявших естественную преграду, настолько близко друг к другу они росли. Всадники находились на восточной стороне холма и двигались по кругу.

Эйдрис посмотрела на густую зеленую траву под ногами.

– Может, спрыгнуть?

– Прыгай, – приказал Алон, натягивая узду, так что взбугрились мышцы на плечах. – Но я останусь с…

Он замолчал, потому что мимо них с пронзительным криком снова пролетел Стальной Коготь. Монсо немедленно затормозил и остановился. Всадников бросило вперед, они столкнулись.

Алон начал бранить жеребца, затем в гневе ударил его концом узды. Эйдрис поразила свирепость его голоса, резкий звук ударов о вспотевшую черную кожу.

Снова крикнул Стальной Коготь.

Кеплианец сделал большой прыжок вперед и встал на дыбы, как одержимый конь-демон. Эйдрис упрямо держалась, выдержала один прыжок, два, три, потом почувствовала, что соскальзывает. Монсо задирал ноги и извивался в воздухе, как змея, бьющаяся со сломанной спиной.

Эйдрис бросило в воздух. Она почувствовала ветер от собственного полета. Следуя инстинкту, выработанному за годы странствований с кайогами, она свернулась в клубок, пригнула голову, чтобы защитить ее. Монсо ревел от ярости, и девушка только надеялась, что он не ударит ее копытами во время одного из своих безумных прыжков.

Ударившись о землю, Эйдрис покатилась, давая возможность мягкой траве поглотить энергию удара. И все равно ахнула: как будто гигантская рука сжала ее грудь и спину.

Ошеломленно она подняла голову и увидела Алона, который упрямо держался за седло. Но было ясно, что посвященный проигрывает битву. Из его ноздрей текла кровь; он забыл о гордости и одной рукой держался за луку седла, а другой все же старался задрать голову Монсо и остановить коня.

Эйдрис лежала, пытаясь вдохнуть; и вдруг почувствовала, что ее левой руке странно тепло. Боясь худшего, она повернула голову. Но пальцы слушались приказов, не было ни кровотечения, ни переломов. Сказительница заметила, что прыжок Монсо отбросил ее в единственный разрыв в стене необыкновенных деревьев. В этом проходе лежала ее левая рука, и от нее исходило странное ощущение.

Тепло… комфорт… исцеление… свет. Все это и еще гораздо больше. Много больше. Свет проникал в нее, распространялся, заполняя ее ощущением мира, прогоняя гнев, неправильность, которая так пугала ее последние дни, когда она чувствовала, что постепенно покоряется ей. Ощущение, что она выздоравливает от опасной болезни души, было таким сильным, что девушка, пораженная, смотрела на свою руку, забыв об Алоне, забыв о сражении между конем и его хозяином, которое разворачивалось за ней.

Она осторожно приподнялась на руках. Голова по-прежнему кружилась от падения, в ушах стоял гул, но стремление отогнать Тьму заставило ее ползти вперед. Эйдрис ползла медленно и не останавливалась, пока все ее тело не оказалось в проходе в это странное место.