Беседа 1.

СВАМИ ВЕНКАТЕШАНАНДА: Кришнаджи, я пришёл как смиренный участник беседы к гуру, не в смысле культа выдающихся людей, а в буквальном смысле того, что слово «гуру» означает, — устраняющий мрак, неведение. Слово «гу» представляет мрак неведения, а слово «ру» — устраняющий, рассеивающий. Отсюда гуру — это свет, который рассеивает мрак неведения, и для меня сейчас этот свет — вы. Мы сидим в палатке, здесь, в Саанене, слушая вас, и я не могу не представлять себе похожие сцены: например, Будда, обращающийся к Бикшу, или Васиштха, наставляющий Раму при королевском дворе Дасартхи. Мы имеем несколько примеров таких гуру в Упанишадах. Первым был Варуна, истинный гуру. Он просто подгоняет своего ученика словами: «Тапаса Брахма... Тапо Брахмети». «Что есть Брахман? — Не спрашивай меня». Тапо Брахман, тапас, строгость или дисциплина, — или, как вы часто говорите: «Выясни», — есть Брахман, и ученик сам должен открыть истину, хотя и проходя стадию за стадией. Яджнявалкья и Уддалака применяли более прямой подход. Яджнявалкья, наставляя свою жену Майтрейи, использовал метод «нети-нети» («не то, не то» — А.С.). Вы не можете описать Брахман положительно, но когда вы устраняете всё прочее, он здесь. Как вы говорили в другой раз, любовь нельзя описать — «вот это — она», — можно только устранить то, что не есть любовь. Уддалака использовал несколько аналогий, чтобы дать своим ученикам возможность увидеть истину, а затем пригвоздил её знаменитым выражением «тат твам аси» («Ты есть то» — А.С.). Дакшинамурти наставлял своих учеников молчанием и Чинмудрой. Рассказывают, что Санаткумары пришли к нему за наставлением. Дакшинамурти, оставаясь безмолвным, показал им Чинмудру, и ученики посмотрели на него и просветлились. Считается, что человек не может осознать истину без помощи гуру. Очевидно, даже те люди, которые регулярно приезжают в Саанен, получают большую помощь в своих поисках. В чём, по-вашему, роль гуру, он наставляет или пробуждает?

КРИШНАДЖИ: Сэр, если вы употребляете слово гуру в классическом смысле, то есть как рассеивающего мрак, неведение, может ли другой, каким бы он ни был, просветлённым или глупым, действительно помочь рассеять этот мрак в человеке? Предположим, «А» — в неведении, а вы его гуру — гуру в принятом смысле, — тот, кто рассеивает мрак, кто несёт ношу за другого, кто указывает, — может ли такой гуру помочь другому? Или, лучше сказать, может ли такой гуру рассеять мрак другого? — не теоретически, а на деле. Можете ли вы, если вы — гуру такого-то — такого-то, рассеять его мрак, рассеять мрак за другого? Зная, что он несчастен, в смятении, что у него недостаточно мозгов, недостаточно любви или скорби, можете вы это рассеять? Или он должен проделать огромную работу над собой? Вы можете указать ему, можете сказать: «Смотри, пройди через эту дверь», но это он должен сделать всю работу полностью, от начала и до конца. Поэтому вы не гуру в принятом смысле слова, если говорите, что другой человек не может помочь.

СВАМИДЖИ: Всё дело в этих «если» и «но». Дверь есть. Я должен пройти через неё. Но есть и это незнание того, где находится дверь. Вы, указывая на неё, устраняете это незнание.

КРИШНАДЖИ: Но войти туда должен я. Сэр, вы — гуру, и вы указали на дверь. Вы свою работу закончили.

СВАМИДЖИ: Таким образом, мрак неведения устранён.

КРИШНАДЖИ: Нет, ваша работа закончена, и теперь это моё дело — встать, пойти и посмотреть, что из этого выйдет. Я должен сделать всё это.

СВАМИДЖИ: Прекрасно.

КРИШНАДЖИ: Поэтому вы не рассеиваете мой мрак.

СВАМИДЖИ: Извините, но я не знаю, как выбраться из этой комнаты. Я не знаю, в какой стороне дверь, и гуру устраняет мрак этого незнания. И тогда я делаю необходимые шаги, чтобы выбраться.

КРИШНАДЖИ: Сэр, давайте внесём ясность. Неведение — это отсутствие понимания, или отсутствие понимания себя, — не большого «я» или маленького «я». «Я» — та дверь, через которую я должен пройти. Она не вне меня. Это не фактическая дверь, вроде этой крашеной двери. Это дверь во мне, через которую я должен пройти. Вы говорите: «Сделай это».

СВАМИДЖИ: Именно.

КРИШНАДЖИ: Ваша функция гуру на этом закончена. Вы не становитесь важным, значительным. Я не возлагаю вам на голову венки. Я сам должен сделать всю работу. Вы не рассеяли мрак неведения. Вы скорее указали мне: «Вы — дверь, через которую вы должны пройти сами».

СВАМИДЖИ: Но признаете вы, Кришнаджи, что указание это было необходимо?

КРИШНАДЖИ: Да, конечно. Я указываю, я это делаю. Мы все это делаем. Я спрашиваю человека на дороге: «Не будете ли вы добры сказать мне, какая дорога ведёт в Саанен?», и он говорит мне, но я не трачу времени на выражение поклонения: «Боже мой, вы — величайший из людей». Это слишком несерьёзно!

СВАМИДЖИ: Благодарю вас, сэр. Тесно связан с вопросом, что такое гуру, вопрос о том, что такое дисциплина, которую вы определили как то, что человек учится, узнаёт что-то. Веданта классифицирует ищущих соответственно их качествам или зрелости и предписывает подходящие методы обучения. Ученику с наиболее острым восприятием наставление даётся в молчании или с кратким пробуждающим словом, вроде «тат-твам-аси». Он называется Уттамадхикари. Ученику со средней способностью даётся более подробное объяснение; его называют Мадхьямадхикари. Тупоумного занимают историями, ритуалами и тому подобным, надеясь на достижение им большей зрелости; его называют Адхамадхикари. Может быть, вы это прокомментируете?

КРИШНАДЖИ: Да, верх, середина и низ. Из этого следует, сэр, что мы должны выяснить, что мы понимаем под зрелостью.

СВАМИДЖИ: Можно я это объясню? В другой раз вы сказали: «Весь мир пылает, вы должны осознать серьёзность этого». И это поражает меня, как удар грома, — даже лишь восприятие этой истины. Но, возможно, есть миллионы тех, кого это не беспокоит: им не интересно. Таких мы назовём Адхама, низший. Есть и другие, вроде хиппи и им подобных, которые в это играют, которые, может быть, развлекаются рассказами и говорят: «Мы несчастны» или «Мы знаем, что общество — это грязь и хаос, мы будем принимать Л.С.Д.» и так далее. И могут быть другие, которые откликаются на ту идею, что мир пылает, и это сразу же зажигает их. Мы находим их повсюду. Как с ними обращаться?

КРИШНАДЖИ: Как обращаться с людьми совершенно незрелыми, с теми, кто частично созрел, и с теми, кто считает себя зрелыми?

СВАМИДЖИ: Именно.

КРИШНАДЖИ: Для этого мы должны понять, что мы понимаем под зрелостью. Что такое, по-вашему, зрелость? Зависит ли она от возраста, от времени?

СВАМИДЖИ: Нет.

КРИШНАДЖИ: Значит, мы можем это отбросить. Время, возраст — не показатель зрелости. Далее, существует зрелость очень учёного человека, человека высоких интеллектуальных способностей.

СВАМИДЖИ: Нет, он может играть словами, поворачивая их так и эдак.

КРИШНАДЖИ: Тогда мы отбросим и это. Кого вы назвали бы зрелым, достигшим готовности человеком?

СВАМИДЖИ: Человека, способного наблюдать.

КРИШНАДЖИ: Подождите. Очевидно, что человек, который ходит в церкви, храмы, мечети, исключается; так же как интеллектуальный, религиозный и эмоциональный человек. Если мы всё это устраняем, то нам следует сказать, что зрелость состоит в том, чтобы не быть эгоцентричным — не «я» во-первых, а всё остальное во-вторых, или мои эмоции прежде всего. Таким образом, зрелость подразумевает отсутствие «я».

СВАМИДЖИ: Фрагментация — если употребить более подходящее слово.

КРИШНАДЖИ: «Я», которое создаёт фрагменты. Итак, как вы будете обращаться к такому человеку? И к человеку, который наполовину одно, наполовину другое — «я» или «не-я», играет с тем и с другим. И к тому, кто полностью «я», кто доволен самим собой? Как вы будете обращаться к этим троим?

СВАМИДЖИ: Как вам пробудить этих троих? — это проблема.

КРИШНАДЖИ: Подождите! Для человека, который полностью «я», нет никакого пробуждения. Он не заинтересован. Он не будет даже слушать вас. Он будет вас слушать, если вы ему что-нибудь обещаете, рай, ад, страх или больше выгоды в мире, больше денег; но он будет это делать, чтобы приобрести. Следовательно, человек, который желает приобрести, достичь, — не зрелый.

СВАМИДЖИ: Совершенно верно.

КРИШНАДЖИ: Будь то нирвана, рай, мокша, достижение или просветление, он — не зрелый. Что же вы будете делать с таким человеком?

СВАМИДЖИ: Рассказывать ему истории.

КРИШНАДЖИ: Нет, почему я должен рассказывать ему истории, одурачивать его ещё больше своими историями или вашими? Почему не оставить его в покое? Он не будет слушать.

СВАМИДЖИ: Это жестоко.

КРИШНАДЖИ: С чьей стороны жестоко? Он не будет вас слушать. Давайте держаться фактов. Вы приходите ко мне. Я — полностью «я». Я не озабочен ничем, кроме «я», а вы говорите: «Смотрите, вы устраиваете хаос в мире, вы приносите такое несчастье человеку», и я отвечаю: «Пожалуйста, уходите». Представьте это как вам угодно, вложите это в истории, прикройте это пилюлями, сладкими пилюлями, но он не собирается изменять «я». Если он это делает, он приходит к середине — «я» и «не-я». Это называется эволюцией. Человек, который в самом низу, достигает середины.

СВАМИДЖИ: Как?

КРИШНАДЖИ: Получая толчки и пинки. Жизнь вынуждает его, учит его. Война, ненависть — он уничтожен. Или он идёт в церковь. Церковь — ловушка для него. Она не просветляет его, не говорит ему: «Ради Бога, прорвись», но она говорит, что даст ему, что он хочет — развлечение, развлечение христианское или индуистское, или буддистское или мусульманское, или ещё какое — она даёт ему развлечение, только именем Бога. Поэтому они удерживают его на том же самом уровне с небольшими вариациями — немного больше глянца, больше культуры, лучше одежда и так далее. Вот что происходит. Этот тип, вероятно, составляет (как вы только что сказали) восемьдесят процентов мира, может быть и больше — девяносто процентов.

СВАМИДЖИ: И что вы можете сделать?

КРИШНАДЖИ: Я не буду наращивать и увеличивать это, я не буду рассказывать ему истории, я не хочу его развлекать, потому что есть и другие, которые уже развлекают его.

СВАМИДЖИ: Спасибо.

КРИШНАДЖИ: Далее, существует средний тип, «я» и «не-я», который проводит социальные реформы, немножко добра тут и там, но действует всегда «я». Социально, политически, религиозно, как угодно, действует «я», но немного более спокойно, немного более цивилизованно. С ним вы можете немного поговорить, сказать ему: «Посмотрите, социальная реформа — это на своём месте хорошо, но она вас никуда не ведёт» и тому подобное. Вы можете поговорить с ним. Возможно, он будет вас слушать. Предыдущий не станет вас слушать совсем. Этот малый вас послушает, уделит немного времени и, вероятно, скажет, что это слишком серьёзно, требует слишком много работы, и соскользнёт обратно в свой прежний способ жизни. Мы поговорим с ним и оставим его. Что он хочет делать — это ему решать. Далее, есть ещё тот, кто выходит за пределы «я», выходит из круга «я». Значит, вы можете с ним разговаривать. Он обратит на вас внимание. Таким образом, разговор происходит со всеми троими, без разделения их на тех, кто созрел, и тех, кто не созрел. Мы поговорим со всеми тремя категориями, тремя типами и предоставим это им самим.

СВАМИДЖИ: Тот, кто не интересуется, выйдет.

КРИШНАДЖИ: Он выйдет из палатки, он выйдет из комнаты. Это его дело. Он идёт в свою церковь, на футбол, на вечеринку или ещё куда-нибудь. Но в момент, когда вы говорите: «Вы незрелы, и я буду учить вас», он становится...

СВАМИДЖИ: Человеком, которому помогают подняться выше.

КРИШНАДЖИ: Здесь уже заложено ядовитое семя. Сэр, если почва подходящая, зерно пустит корни. Но говорить: «Вы зрелый» или «Вы не зрелый»: — это совершенно неправильно. Кто я такой, чтобы говорить кому-то, что он не зрелый? Это он сам должен выяснить.

СВАМИДЖИ: Но может ли глупец выяснить, что он глупец?

КРИШНАДЖИ: Если он глупец, он не станет вас слушать. Вы видите, сэр, мы начинаем с желания помочь.

СВАМИДЖИ: Это то, на чём мы основываем всю нашу дискуссию.

КРИШНАДЖИ: Я думаю, подход со стороны желания помочь не имеет под собой почвы нигде, кроме сфер медицинской или технологической. Если я болен, нужно идти к доктору, чтобы вылечиться. Здесь же, психологически, если я сплю, я не буду вас слушать. Если я наполовину сплю, я буду слушать вас соответственно моему рассеянному, отсутствующему состоянию, соответственно моим настроениям. Поэтому с человеком, который говорит: «Я действительно хочу жить пробуждённым, жить психологически пробуждённым», — с ним вы можете разговаривать. Поэтому мы разговариваем с ними со всеми.

СВАМИДЖИ: Спасибо. Это проясняет большое недоразумение. Когда я сидел один, я размышлял над тем, что вы говорили раньше, днём. Я не могу удержаться от непроизвольно возникающего впечатления: «Ах, так говорил Будда, или так говорил Васиштха», хотя я тут же стараюсь пробиться через словесные образы, чтобы найти смысл. Вы помогаете нам найти смысл, хотя, возможно, это и не является вашим намерением. То же делали Васиштха и Будда. Люди приходят сюда, как они приходили к тем великим людям. Почему? Что есть такое в человеческой природе, что ищет, нащупывает и хватается за костыль? И опять же, не помогать им, может быть, жестоко, но кормить их с ложечки, возможно, ещё большая жестокость. Что человеку делать?

КРИШНАДЖИ: Вопрос в том, почему люди нуждаются в костылях?

СВАМИДЖИ: Да, и помогать им или нет.

КРИШНАДЖИ: Иначе говоря, следует ли вам давать им костыли для опоры. Здесь подразумеваются два вопроса. Почему люди нуждаются в костылях? И тот ли вы человек, чтобы давать им костыли?

СВАМИДЖИ: Следует это делать или не следует?

КРИШНАДЖИ: Следует или не следует и способны ли вы оказать им помощь? — вот два вопроса, которые здесь затронуты. Почему люди нуждаются в костылях, почему люди хотят зависеть от других, будь то Христос, Будда или древние святые, — почему?

СВАМИДЖИ: Прежде всего, в них есть что-то, что ищет. Поиск сам по себе, по-видимому, есть благо.

КРИШНАДЖИ: Разве? Или это их страх не достигнуть чего-то, на что указали святые, великие люди? Или страх сбиться с пути, не быть счастливым, не достигнуть просветления, понимания, или как вы ещё это называете?

СВАМИДЖИ: Можно я процитирую прекрасное выражение из «Бхагавадгиты»? Кришна сказал: четыре типа людей приходят ко мне. Тот, кто страдает; он приходит ко мне для устранения страдания. Затем тот, кто является любопытным человеком; он просто хочет знать, что это за Бог, истина, и существуют ли рай и ад. Третий хочет денег. Он тоже приходит к Богу и молится, чтобы получить больше денег. И Джьяни, мудрый человек, тоже приходит. Все они хороши, потому что все, так или иначе, ищут Бога. Но из всех, я думаю, Джьяни — самый лучший. Так что поиск может быть связан с разными причинами.

КРИШНАДЖИ: Да, сэр. Итак, есть эти два вопроса. Прежде всего, почему мы ищем? Потом, почему человечество требует костылей? Так почему же человек ищет, зачем ему вообще искать?

СВАМИДЖИ: Зачем человеку искать? Потому что он отыскивает что-то недостающее.

КРИШНАДЖИ: И что это значит? Я несчастлив и хочу счастья. Это форма поиска. Я не знаю, что такое просветление. Я читал о нём в книгах, оно привлекает меня, и я его ищу. Также я ищу лучшую работу, потому что это означает больше денег, больше выгоды, больше удовольствия и так далее. Во всём этом присутствуют поиски, искания, желания. Я могу понять человека, желающего лучшей работы, потому что общество, с тем устройством, какое у него есть, организовано так чудовищно, что оно заставляет его искать больше денег, лучшую работу. Но психологически, внутренне, что я ищу? И когда я в своём поиске нахожу это, откуда я знаю, что найденное мною истинно?

СВАМИДЖИ: Возможно, поиск прекращается.

КРИШНАДЖИ: Подождите, сэр. Откуда я знаю? В своём поиске откуда я знаю, что вот это — истина? Откуда я знаю? Разве могу я когда-нибудь сказать: «Это истина»? А тогда почему я должен искать её? И что заставляет меня искать? Что заставляет человека искать? — гораздо более существенный вопрос, чем поиски и слова: «Это истина». Если я говорю: «Это истина», я должен уже знать её. А если я её уже знаю, это — не истина. Нечто мёртвое, прошлое говорит мне, что это истина. Мёртвое не может сказать мне, что есть истина. Так почему же я ищу? Потому что в глубине я несчастлив, в глубине я в смятении, в глубине у меня огромная скорбь, и я хочу найти выход из этого. Вы приходите как гуру, как просветлённый человек или профессор и говорите: «Посмотри, вот выход». Главная причина моего поиска — стремление убежать от этого мучения, и я принимаю, как постулат, что могу убежать от скорби и что просветление где-то там или во мне самом. Могу ли я спастись от неё? Я не могу этого сделать, — в смысле уклонения от неё, сопротивления ей, убегания от неё; она здесь. Куда бы я ни пошёл, она по-прежнему здесь. Поэтому, что мне следует сделать, так это самому выяснить, почему возникла скорбь, почему я страдаю. Разве это поиск? Нет. Когда я хочу выяснить, почему я страдаю, это не поиск. Это всё равно, что пойти к доктору и сказать, что у меня болит живот, и он ответит вам, что вы съели неподходящую еду. Поэтому я буду избегать неподходящей еды. Если причина моего несчастья во мне самом, а не создаётся с неизбежностью окружением, в котором я живу, то я сам должен выяснить, как освободиться от этого. Вы можете, как гуру, указать дверь, но как только вы на неё указали, ваша работа кончена. Дальше я должен работать, я должен выяснить, что делать, как жить, как думать, как почувствовать тот образ жизни, в котором нет страдания.

СВАМИДЖИ: Значит, в такой степени помощь, указание оправдано.

КРИШНАДЖИ: Не оправдано; вы просто делаете это естественным образом.

СВАМИДЖИ: Предположим, что другой человек на что-то натыкается, что, когда он продвигается вперёд, идя здесь, он натыкается на этот стол...

КРИШНАДЖИ: Он должен усвоить, что здесь стол. Он должен усвоить, что, когда он идёт к двери, на пути есть препятствие. Если он будет исследовать, он узнает. Если же вы приходите и говорите: «Там дверь, а здесь стол, не натыкайтесь на него», вы обращаетесь с ним как с ребёнком, ведя его к этой двери. В этом нет смысла.

СВАМИДЖИ: Следовательно, такая помощь, указание, оправдана?

КРИШНАДЖИ: Любой доброжелательный человек с доброжелательным сердцем скажет: «Не ходите туда, там пропасть». В Индии я однажды встретился с очень известным гуру. Он пришёл повидать меня. На полу лежал матрас, мы вежливо предложили ему: пожалуйста, садитесь на матрас, и он спокойно сел, принял позу гуру, поставил перед собой свою палку и начал дискуссию, — что за представление он устроил! Он сказал, что человеческие существа нуждаются в гуру, потому что мы, гуру, знаем всё лучше, чем простой человек. Зачем ему проходить через все опасности одному? Мы ему поможем. Невозможно было с ним дискутировать, потому что он уверил себя, что он один знает, а всякий другой пребывает в невежестве. Через десять минут он ушёл, обиженный.

СВАМИДЖИ: Это одна из тех причин, по которым Кришнаджи знаменит в Индии! — Далее, хотя вы правильно указали на полную тщетность слепого принятия догм, формул, вы не станете требовать их полного отвержения. Хотя традиция может быть страшным препятствием, мёртвым грузом, вероятно, стоит понять её и её происхождение, иначе при разрушении одной традиции может возникнуть другая, столь же вредная.

КРИШНАДЖИ: Совершенно верно.

СВАМИДЖИ: Поэтому позвольте предложить вашему рассмотрению несколько традиционных верований, чтобы мы могли обнаружить, где и как то, что вы назвали «благими намерениями», уводит в сторону ада — раковины, в которой мы заключены. Каждая ветвь йоги предписывает свою собственную дисциплину в твёрдом убеждении, что если человек будет следовать ей в правильном духе, он покончит со скорбью. Я перечислю их, чтобы вы сделали свои замечания.

Во-первых, Карма-йога — она требует Дхармы, или добродетельной жизни, которая часто понимается расширительно из-за включения в неё весьма дурно истолковываемой и применяемой Варнашрама Дхармы. Высказывание Кришны: «Свадхарме... Бхайяваха»(«Лучше несчастье в своей дхарме; чужая дхарма опасна». Гита, гл. 3, ст. 35. — Примеч. перев.), похоже, указывает на то, что, если человек добровольно подчиняет себя определённым правилам поведения, его ум будет свободен наблюдать и учиться с помощью определённых Бхаван. Вы это прокомментируете? — концепцию Дхармы, правила и установления: «делай то», «это правильно», «это неправильно»...

КРИШНАДЖИ: Что на самом деле означает: устанавливается, что такое правильное поведение, и я это добровольно принимаю. Есть учитель, который определяет, что представляет собой праведное поведение, а я прихожу и добровольно (если использовать ваше слово) принимаю это в свою жизнь, соглашаюсь с этим. Существует ли такая вещь, как добровольное принятие? И следует ли учителю определять, что такое правильное поведение, то есть вводить шаблон, модель, обусловленность? Вы понимаете опасность, заключённую в этом? — в предписывании им обусловленности, порождающей правильное поведение, которое приведёт человека на небеса?

СВАМИДЖИ: Это один аспект. Другой аспект, который меня больше интересует, состоит в том, что, если это принято, то психологический аппарат свободен наблюдать.

КРИШНАДЖИ: Я понимаю. Нет, сэр. Почему я должен это принять? Вы — учитель. Вы предлагаете кодекс поведения. Откуда я знаю, что вы правы? Вы можете ошибаться. И я не стану признавать ваш авторитет. Потому что я вижу: авторитет гуру, авторитет священника, авторитет церкви — все они оказались несостоятельными. Поэтому и новому учителю, предлагающему новый закон, я должен сказать: «Ради Бога, вы играете в ту же самую игру, я этого не принимаю». И есть ли такая вещь, как добровольное принятие — добровольное, свободное принятие? Или я уже под влиянием, потому что вы учитель, вы великий и вы обещаете мне награду в конце, сознательно или бессознательно, что и ведёт меня к «добровольному» принятию? Я не принимаю этого свободно. Если я свободен, я этого вообще не принимаю. Я живу. Я живу праведно.

СВАМИДЖИ: Значит, праведность должна прийти изнутри?

КРИШНАДЖИ: Очевидно, как же ещё, сэр? Посмотрите, как обстоит дело с изучением поведения. Говорят, что внешние обстоятельства, окружение, культура производят определённые типы поведения. То есть если я живу в коммунистическом окружении, с его господством, его угрозами, концлагерями, всё это заставит меня вести себя определённым образом; испуганный, я надеваю маску и веду себя соответственно. В обществе, которое более или менее свободно, где не так много правил, потому что никто не верит в правила, где всё разрешено, — я играю.

СВАМИДЖИ: Теперь, что же из этого более приемлемо с духовной точки зрения?

КРИШНАДЖИ: Ни то, ни другое. Потому что правильное поведение, добродетель, есть нечто, что не может культивироваться мной или обществом. Я должен выяснить, как жить правильно. Добродетель — не принятие шаблонов, не следование мертвящему рутинному стереотипу. Доброта — не установленный распорядок. Несомненно, если я хороший, потому что мой учитель сказал, что я хороший, то это бессмысленно. Поэтому не существует такой вещи, как добровольное принятие праведного поведения, которое предложено гуру, учителем.

СВАМИДЖИ: Человек должен найти его для себя сам.

КРИШНАДЖИ: Поэтому я должен начать исследовать. Я начинаю смотреть, начинаю выяснять, как жить. Я могу жить только тогда, когда нет страха.

СВАМИДЖИ: Вероятно, я должен был это разъяснить. Согласно Шанкаре, это предназначается только для низшего уровня.

КРИШНАДЖИ: Что такое высокое и низкое? Зрелость и незрелость? Шанкара или X, Y, Z говорят: «Выполняйте правила для низшего и для высшего», и они это делают. Они читают книги Шанкары или какой-нибудь пандит читает их им, и они говорят, как это чудесно, возвращаются обратно и живут своей собственной жизнью. Это очевидный факт. Вы видите это в Италии. Они слушают папу римского — они две-три минуты добросовестно его слушают, а потом продолжают свою повседневную жизнь; никому это не важно, всем всё равно. Поэтому я и хочу спросить, почему так называемые Шанкары, гуру предлагают законы о том, что такое хорошее поведение?

СВАМИДЖИ: Иначе был бы хаос.

КРИШНАДЖИ: Хаос так или иначе имеет место. Ужасный хаос. В Индии они прочитали Шанкару и всех учителей за тысячу лет. Посмотрите на них.

СВАМИДЖИ: Вероятно, они считают, что альтернатива невозможна.

КРИШНАДЖИ: Какая альтернатива? Смятение? Это и есть то, в чём они живут. Почему не понять смятение, в котором они живут, взамен Шанкары? Если они поймут смятение, они могут изменить его.

СВАМИДЖИ: По-видимому, это приводит нас к вопросу о Бхаване, куда в некоторой степени вовлечена психология. Подходя к садхане Карма-йоги, Бхагавадгита предписывает среди прочего Нимитта Бхавану. Бхавана — это несомненно Бытие, а Нимитта Бхаваны — бытие лишённым эго инструментом в руках Бога или Бесконечного Бытия. Но она также призвана означать позицию или чувство в надежде, что оно поможет начинающему наблюдать себя, и таким образом Бхавана наполнит его существо. Может быть, это необходимо для людей малого понимания или будет постоянно вводить их в самообман? Как нам сделать эту работу?

КРИШНАДЖИ: Какой вопрос вы задаёте, сэр?

СВАМИДЖИ: О технике Бхаваны.

КРИШНАДЖИ: Это подразумевает систему, метод, практикуя который вы в конечном счёте достигнете просветления. Вы практикуете, чтобы прийти к Богу или чему бы то ни было. В момент, когда вы практикуете метод, что происходит? Я день за днём практикую метод, предложенный вами. Что происходит?

СВАМИДЖИ: Есть известная поговорка: «Что вы думаете, тем вы и становитесь».

КРИШНАДЖИ: Я думаю, что практикуя этот метод, достигну просветления. Поэтому что я делаю? Каждый день практикую его. И становлюсь всё более и более механическим.

СВАМИДЖИ: Но есть чувство.

КРИШНАДЖИ: Механическая рутина продолжается с добавлением чувства: «Мне это нравится», «Мне это не нравится», «Это скучно», — вы знаете, имеет место непрерывно продолжающаяся борьба. Поэтому всё, что я практикую, любая дисциплина, любая практика в общепринятом смысле этого слова делает мой ум всё более и более узким, ограниченным и тупым, а вы обещаете в конце этого рай. Это, скажем, всё равно что тренировать солдат день за днём — муштра и муштра, пока они не станут только инструментами под командой офицера или сержанта и ничем более. Дайте им немного инициативы. Поэтому я ставлю под вопрос всякий подход к просветлению, связанный с методом или системой. Даже на фабриках человек, который просто нажимает кнопку или передвигает то или это, не производит столько, сколько человек, который свободен учиться по ходу дела.

СВАМИДЖИ: Можете вы включить это в Бхавану?

КРИШНАДЖИ: Почему нет?

СВАМИДЖИ: Значит, это работает?

КРИШНАДЖИ: Это единственный путь. Вот истинная Бхавана: Учитесь по мере продвижения. А потому бодрствуйте. Учитесь по мере продвижения, а потому будьте постоянно бдительны. Если я иду гулять и у меня есть система, метод хождения, то это всё, чем я озабочен; я не увижу ни птиц, ни деревьев, ни чудесного отсвета на листьях — ничего. И почему я должен принимать учителя, который даёт мне метод, способ? Он, может быть, обладает индивидуальными особенностями не в меньшей степени, чем я, а есть учителя очень странные. Поэтому я отвергаю всё это.

СВАМИДЖИ: Снова возникает проблема начинающего.

КРИШНАДЖИ: Кто такой начинающий? Незрелый человек?

СВАМИДЖИ: Вероятно.

КРИШНАДЖИ: Поэтому вы даёте ему игрушку поиграть?

СВАМИДЖИ: Своего рода введение.

КРИШНАДЖИ: Да, игрушку, и он наслаждается ею, практикуется каждый день, и его ум остаётся очень мелким.

СВАМИДЖИ: Возможно, это ваш ответ также и на вопрос о Бхакти-йоге. И всё же, они по-своему хотели, чтобы эти люди совершили прорыв.

КРИШНАДЖИ: В этом я совсем не уверен, сэр.

СВАМИДЖИ: Я хочу обсудить Бхакти. Если обратиться к Бхакти-йоге, бхакту призывают одинаково поклоняться Богу в храмах и идолах или иконах, ощущая в них Божественное присутствие. В достаточном числе мантр повторяется снова и снова: «Ты — Всепроникающий... Ты — Всемогущий...» и так далее. Кришна просит поклоняющихся видеть Бога в объектах природы, а потом как «Всё». В то же самое время через джапу или повторение мантры с соответствующим осознанием её смысла поклоняющегося просят ощутить, что божественное присутствие вовне идентично с внутренним присутствием. Таким образом, индивидуум осознает своё единство с коллективом. Есть ли в этой системе что-либо в корне неправильное?