Мэтт не знал, кто больше удивился, он сам или карсонские сплетницы, когда Линда приняла его приглашение. Честно говоря, он пригласил ее на пикник скорее назло Норе, чем потому, что ему действительно так хотелось побыть с Линдой. Неприятности, которыми закончились их отношения в прошлом, не позволяли вот так запросто оживить старую дружбу.

Тем не менее он был странным образом тронут, когда Линда подошла к нему под перекрестными взглядами десятка пар глаз. Казалось, она совершенно не замечает неодобрительного ропота, которым было встречено ее решение, однако от взгляда Мэтта не укрылась пульсирующая на ее шее жилка, свидетельствующая о том, как нелегко ей было принять так открыто приглашение от самого скандального героя их городка.

Насмешливо распрощавшись с разинувшими рты женщинами, Мэтт положил руку на хрупкое плечо Линды и повел ее к двери. Ему внезапно захотелось защитить ее от любопытных взглядов этих завзятых сплетниц, не говоря уж о язвительном языке Норы Оуэн. Самому-то ему было наплевать, что они скажут. Получив все самые худшие эпитеты, какие приходили на ум благочестивым дамам Карсона, обретя славу темного пятна на незапятнанной чести маленького городка, он больше не волновался о том, что там может сказать про него какая-нибудь миссис Виттмейер.

Через считанные дни, максимум через пару недель, он уедет из Карсона и загонит все мысли о нем в какой-нибудь из самых дальних уголков своей памяти.

Однако он вырос тут, хорошо знал местные нравы и поэтому прекрасно сознавал, что положение Линды коренным образом отличается от его собственного.

Роль вдовы доблестного Джима Петри делала ее объектом самого пристального внимания горожан. Малейшая ошибка, и на нее набросится свора местных моралистов. Жители Карсона возвели ее на пьедестал, а теперь и сами не знали, чего им хочется – сохранить ее там или свергнуть, позлорадствовав над падением своего кумира. К своему удивлению, Мэтт обнаружил, что, как бы скверно она ни вела себя по отношению к нему в прошлом, ему вовсе не хочется приложить руку к низвержению Линды.

– Думаю, что на выезде из города мы купим жареных цыплят, – сказал он, останавливаясь у подножия лестницы. – А ты собери все что нужно для близнецов, пока я схожу за отцовской машиной.

– Хорошая мысль, – кивнула Линда, не глядя на него. Она старалась не встречаться с ним взглядом с тех пор, как согласилась на его предложение. – А еще дети и я питаем слабость к хрустящим палочкам.

– Это мы тоже купим по дороге. Не забудь захватить купальник, – предупредил Мэтт.

– Купальник? Мэтт, там же вода просто ледяная!

– Может, это как раз то, что понадобится нам сегодня больше всего, – с иронией сказал он.

Ее пальцы стиснули перила.

– Сомневаюсь, – спокойно возразила она. – Мы с тобой уже повзрослели.

В свою фразу Мэтт вовсе не намеревался вкладывать двойной смысл. Просто хотел сказать, что день выдался довольно жаркий. Однако ее ответ напомнил ему, что они уже ездили на водохранилище в то далекое лето, когда он воображал, что влюблен сильно и безнадежно.

В голове замелькали полные эротики воспоминания, поразившие его своей яркостью. Он буквально ощутил, как спину ему щекочет трава, как пахнет нагретая солнцем кожа Линды. В его руках девическое тело казалось легким и незрелым, однако он весь содрогался от неутоленного желания, когда к нему прижимались маленькие грудки.

И когда желание достигало опасной черты, лишь прыжок в ледяную воду водохранилища спасал его от следующего шага, который мог привести их обоих к катастрофе.

«Она права, – подумал Мэтт, глядя на аккуратно уложенные светлые волосы, на жемчужные серьги в нежных мочках ушей. – Теперь мы намного старше».

Большинство мужчин, жителей Карсона, ежедневно встречающих Линду, не поверили бы, что она знала когда-либо, что означает слово «страсть». Ну, а сам он... Пожалуй, даже трудно и вспомнить, когда Мэтт в последний раз испытывал такое лихорадочное, всепоглощающее желание, как в те дни и ночи давнего лета, казавшегося бесконечным.

Он отогнал воспоминания прочь и произнес с подчеркнутой бодростью:

– Ну, не такие уж мы и старые, верно? Пожалуй, мои кости уже поскрипывают, но я пока еще могу плавать, даже в холодной воде.

Его небрежный тон, похоже, успокоил ее. Линда разгладила морщинку на своих безупречно чистых брюках и отважилась чуть-чуть улыбнуться.

– Тогда ладно, возьму купальник. Десяти минут тебе хватит?

Мэтт снова уловил на ее лице тень улыбки, но она уже взбегала вверх по лестнице, перескакивая через две ступеньки, и звала близнецов. Улыбка задела в его душе какие-то струны, и он пытался понять, с чего бы это. Ведь его вкусы сильно переменились, и он давно уже отдавал предпочтение страстным брюнеткам, а не светловолосым тихоням.

Он так и не успел ничего придумать по этому поводу, когда к нему подошла Дженнифер.

– Ну, братец, ты определенно устроил настоящий переполох в курятнике, – засмеялась она, когда они свернули к родительскому дому. – Какое-то время мне казалось, что миссис Оуэн подавится собственным пирогом с корицей, а уж миссис Виттмейер... та пришла в такое возбуждение, что не могла вымолвить ни слова целых пять минут.

Мэтт усмехнулся.

– В Нью-Йорке я могу спать одновременно с четырьмя дамами, и никто об этом не узнает, а если и узнает, то не умрет от возмущения. А тут я даже не могу пригласить старую знакомую на пикник – да еще с детьми! – чтобы весь город не встал на уши.

Дженнифер вопросительно подняла брови.

– Четыре одновременно? Мэтт, я потрясена.

Он взъерошил ей волосы.

– Не старайся казаться более испорченной, чем нужно, сестрица. Ты ведь понимаешь, что я все слегка преувеличиваю.

– Мне не слишком верится в это. И вообще, на мой взгляд, ты слишком сексуален, тебе это не идет на пользу. Я это заявляю тебе как сестра.

Мэтт пошарил в карманах джинсов, отыскивая ключи от отцовской машины.

– Знала бы ты, какую образцовую жизнь я веду на Манхэттене.

– Могу лишь догадываться, – сухо ответила Дженнифер. – Не забудь, я встречала женщин из твоего гарема. – Не давая брату времени на возражения, она продолжала: – Линда моя лучшая подруга, Мэтт. Ей просто ужасно не везет в жизни. Не обижай ее.

Он нахмурился, отпирая дверцу машины.

– Джен, ты ведь хорошо меня знаешь. Мне двадцать восемь лет, я успешно кручусь в самом крутом бизнесе Манхэттена. И мне вовсе не требуется доказывать себе, что я мужчина, совращая невинных овечек вроде Линды.

– Можно обидеть женщину, и не затаскивая ее в постель, – возразила Дженнифер.

– Я польщен, Джен, но уверен, что ты страшно переоцениваешь мое влияние на Линду.

Дженнифер смущенно уставилась себе под ноги, что было так на нее непохоже.

– В то лето перед твоим отъездом из дома... до той истории с Сюзанной Маккензи... кое-кто мог заметить, что Линда влюблена в тебя по уши. И мне всегда казалось, что ты тоже был в нее влюблен. Только ваши отношения не стали достоянием гласности...

Мэтт быстро залез в машину и захлопнул дверцу.

– Перестань понапрасну беспокоиться, Джен. Я вовсе не страдаю от любовной тоски по твоей подружке. Если я когда-либо и испытывал к ней что-то, то только жалость. Она настолько зажата всеми предрассудками нашего городка, что от одного этого у меня начинается клаустрофобия.

– Больше всего виновата в этом ее мать, – серьезно сказала Дженнифер. – Четырнадцать лет Нора была бездетной, и когда к ним попала такая красивая, как куколка, девчушка, приемная мать подавила ее нерастраченной любовью.

Мэтт включил зажигание.

– Согласен, но не уверен, что кто-то из нас способен справиться с этой ситуацией. Проблему может решить лишь сама Линда, но она не хочет этого делать. Мне пора, Джен. Может быть, ты хочешь поехать с нами и сыграть роль компаньонки?

Она засунула руки в карманы брюк.

– Ну нет... Впрочем, спасибо за приглашение. У меня... хм-м... сегодня встреча в Гранд-Джанкшене.

Он тронулся с места задним ходом.

– Желаю удачи.

– Благодарю. И, Мэтт, постарайся не хватить через край! – крикнула она на прощание.

Линда и близнецы уже ждали на дорожке, когда он подъехал к воротам Оуэнов. Дети были наряжены в одинаковые майки без рукавов и красные шорты. Линда сменила брюки на просторные шорты из хлопка и бежевую трикотажную блузку. «И то и другое вполне бы подошло шестидесятилетней бабушке, – подумал Мэтт. – Неужели она никогда не надевает яркую одежду или такую, которая могла бы подчеркнуть достоинства ее стройной фигурки?»

Он нажал на тормоз, чувствуя, как в нем закипает злость. Кого она старается порадовать, одеваясь в такую дрянь? Горожан? Своих родителей?

Если Линда намекает ему таким образом, что у него ничего с ней не выйдет, зря теряет время. У него нет ни малейшего желания ложиться с ней в постель или даже просто флиртовать эти несколько дней. Пусть даже у нее поразительно красивое лицо и стройная фигура, однако чувственностью она наделена не больше, чем магазинный манекен. И куда только делись огонь и страсть, что бурлили в ней так близко от поверхности несколько лет назад? Сомнений нет, они похоронены вместе с ее героическим мужем на городском кладбище.

Мэтт вылез из машины, и Кейт подбежала к нему, хвастаясь маленькой соломенной сумочкой. Дрю ковылял за ней следом, он нес пакет с эмблемой супермаркета, в котором лежала маленькая подушка.

– Дядя Мэтт! Мы с Дрю будем купаться, – объявила Кейт. Тут она бросила на брата презрительный взгляд. – Только он не умеет плавать.

Малыш обиженно насупился.

– Я умею плавать. Это ты сама не умеешь.

Кейт уперлась руками в бока и посмотрела на брата.

– Я больше, чем ты.

Мэтт засмеялся, подхватил ее на руки и осторожно посадил на заднее сиденье.

– Маленькая леди, при чем тут твой рост? – поинтересовался он.

– Я больше, – упрямо повторила Кейт, усаживаясь в углу и пристраивая на коленях свою сумочку.

Дрю молча стоял снаружи. Мэтт присел перед ним на корточки.

– Эй, старина, ты должен отстаивать свои права! Мне ты кажешься таким же большим, как и Кейти. Пожалуй, даже немного повыше.

Дрю мрачно взглянул на сестру.

– Она больше, – со вздохом признал он и полез в машину, волоча за собой по-.

душку.

Мэтт взглянул на Линду с молчаливым | вопросом, пока они застегивали на детях ремни безопасности.

– Кейт родилась на пятнадцать минут раньше, чем Дрю, – объяснила она, садясь рядом с Мэттом. – И теперь они оба думают, что это дает ей право превосходства на всю жизнь. По-моему, даже если Дрю перегонит ее в росте на двадцать сантиметров, Кейти все равно будет твердить, что она больше.

Мэтт тронул машину. – Хм-м... Во мне восстает мужской шовинизм, когда я вижу, что Дрю подвергается такому явному силовому давлению. Придется каким-то образом убедить его, что пятнадцать минут форы на старте еще ничего не решают.

Линда оглянулась на близнецов, которые уже занялись возней на заднем сиденье и не обращали внимания на разговор взрослых.

– Я буду рада, если тебе удастся это сделать, – вздохнула она. – Сама я настолько привыкла к тому, что Кейт всегда впереди, а Дрю плетется за ней, что у меня уже нет сил что-то менять.

– Я вовсе не собираюсь устраивать переворот. На мой взгляд, они оба довольны своими ролями.

– Меня порой беспокоит, что они близнецы. Люди чаще всего обращаются с ними как с каким-то единым существом. «Как поживают близнецы?», «Где же близнецы?», «А близнецы хотят пирожок?» И никому не приходит в голову, что, к примеру, Дрю здоров, а у Кейт простуда или что один из них хочет пирожка, а другой нет.

– Тебе еще повезло, что они разнополые. Думаю, что подростками они уже не будут так похожи друг на друга. Пока же они кажутся всем мужским и женским вариантами одной и той же личности, что и вводит людей в заблуждение.

– Да, они очень похожи, – согласилась Линда. – Оба – копии отца.

– Джим, вероятно, был красивым мужчиной, если дети в него, – заметил Мэтт.

– Да, верно. У большинства мужчин бывает какой-либо изъян во внешности – крючковатый нос, кустистые брови или оттопыренные уши. А у Джима лицо было безупречным.

Мэтт нарушил повисшее на миг молчание:

– Не думаю, что тебе хотелось увидеть меня на его похоронах, иначе я бы приехал.

Она уставилась в окно, и ему был виден лишь ее профиль.

– Ты написал мне, и этого было достаточно. Я поняла, почему ты не приехал. Тогда уже ничего нельзя было поправить.

– Тебе до сих пор больно, Линда? Ты сильно скучаешь по нему?

Едва проговорив эти слова, Мэтт уже пожалел об этом. Ведь он уже раз задал этот вопрос, и она предпочла не отвечать. И у него нет никакого права лезть к ней в душу и допытываться о ее чувствах к покойному мужу.

По ее профилю невозможно было понять, о чем она думает, но, когда она заговорила, Мэтт расслышал в ее голосе боль и сожаление об умершем муже.

– Джим был самым великодушным и добрым человеком, каких мне когда-либо доводилось встречать, – ответила она. – Он работал шестьдесят часов в неделю в церкви и все-таки находил еще время, чтобы помогать мне справляться с близнецами. При рождении они весили всего по два с половиной килограмма и почти четыре месяца не спали по ночам. Джим знал, как меня вымотала беременность, и вставал в два часа ночи кормить детей так же часто, как и я. Он стал бы просто потрясающим отцом. Вокруг него возникало ощущение... ну... заботы. Он умел... лелеять.

– Родители рассказывали мне, какой вы были счастливой парой и какой у вас получился удачный брак. Ты потеряла замечательного мужа, Линда.

Она закрыла глаза, но все равно не сумела удержать слезы, которые тихо заструились по ее щекам.

Мэтт заметил это, и сердце его болезненно сжалось.

– Мне жаль, – пробормотал он. – Мне искренне жаль, Линда.

Она вытащила из кармана носовой платок и прижала его к глазам. К счастью, в этот момент Кейт стукнула брата по макушке, и в ходе усмирения последовавшей за этим потасовки слезы у Линды сами собой высохли, и она снова стала прежней – улыбающейся и заботливой. И когда машина остановилась на берегу водохранилища, она уже весело смеялась, готовя все для пикника, как будто разговора о Джиме Петри и не было вовсе.

Мэтт задержался у машины. Он с запозданием понял, что поразило его во время их разговора. Хотя Линда охотно перечисляла все бесчисленные достоинства Джима Петри, она так и не ответила на его вопрос. Не сказала, скучает ли она по мужу или нет.

Впрочем, Джим Петри предстал в ее описании таким образцовым мужем, что Мэтт счел такое ее умолчание за простую случайность.

Линда убрала последнюю косточку цыпленка в картонную коробку и вытерла пальцы о предварительно смоченное бумажное полотенце. Затем перекатилась на живот и уронила голову на руки.

– Похоже, Дрю и Кейт собрались разорить муравейник, – пробормотал Мэтт. – Ты им разрешаешь это?

– Вообще-то нет, но я так объелась, что не в состоянии пошевелиться. Как ты думаешь, эти муравьи кусачие?

– Понятия не имею. Впрочем, пойду проверю. – Он вздохнул с деланным смирением и тихонько ткнул ее в бок. – Хорошо, что хоть один из нас смог вовремя удержаться от переедания. А ты весь день так и будешь лежать в коматозном состоянии?

– Вероятно.

Линда не поднимала головы и делала вид, что дремлет. И благодаря этому он не мог заметить яркой краски, которая залила ее щеки, когда он случайно задел ладонью ее грудь. Она чувствовала его взгляд, устремленный ей в затылок, несколько секунд, а затем он легко поднялся на ноги и направился в сторону дубовой рощицы.

Когда Мэтт оказался на безопасном расстоянии, Линда подперла рукой подбородок и стала смотреть, как он наклонился к близнецам и стал вместе с ними разглядывать муравейник. Линда не удивилась, увидев, что Кейт встретила его сияющей улыбкой. Кейт твердо верила, что вокруг нее одни лишь друзья. С Дрю совсем другое дело, и Линда испытала укол радости, когда увидела, как непринужденно ведет себя ее сын, как он настойчиво тянет Мэтта за руку, чтобы показать ему что-то особенно интересное.

Постепенно ее внимание переключилось с детей на Мэтта. Его тело отличалось изрядной мускулатурой, приобретенной за время серьезных занятий спортом. Широкие плечи вырисовывались под тонкой рубашкой, а тугие мышцы бедер так натягивали линялую ткань джинсов, что хоть сейчас снимай в коммерческую рекламу. Если добавить к этому смеющиеся синие глаза и губы, соединяющие в заманчивой пропорции цинизм и нежность, то Мэтью Дейтон отличался изрядной сексуальной привлекательностью.

«Даже теперь, при своей временной неустроенности, он явно привлекает в свою жизнь и в постель всякую женщину, какую захочет», – подумала Линда. Да что там, она не сомневалась, что от желающих у него нет отбоя, и автоответчик без устали записывает телефонные звонки его подружек, раздающиеся в пустой квартире во время его отсутствия.

Внутри нее что-то дрогнуло, и она поспешно села, сжав колени. С ней произошло что-то странное. В эти два дня она думала о сексе и мужчинах больше, чем за все последние годы.

Утром Линда даже нарисовала Урчалку-девочку в полосатой юбочке, которая прижимает к сердцу неуклюжие лапы и смотрит вслед Урчалке-мужчине в шляпе, уходящему от нее. Прожив три целомудренных года, Линда теперь опасалась, что ее гормоны взорвутся от такой перегрузки.

Мэтт вернулся и с размаху опустился рядом с ней на подстилку.

– Это старый муравейник. Я не заметил ни одного муравья-воина, – сообщил он. – Но мне удалось все-таки уговорить детей, чтобы они рыли ямы где-нибудь в другом месте, пообещав, что скоро мы разрешим им искупаться.

Заслонив рукой глаза от солнца, Линда увидела, что близнецы с увлечением насыпают песок в свои карманы.

– Обычно они гораздо упрямей.

– Я обнаружил, что они падки на подкуп, как и большинство из нас, и пообещал купить на обратном пути по громадной порции мороженого.

– Остроумно, – одобрила Линда. Она выяснила, что сможет удерживать дрожь в голосе, если не будет смотреть на него. Может, никакого взрыва гормонов у нее и не будет.

– Ты оказался прав насчет купальника, Мэтт. Я рада, что взяла его с собой. Тут просто настоящее пекло, и мне захотелось немного позже искупаться.

– А почему бы тебе не снять шорты и рубашку, раз так жарко? – предложил Мэтт.

– Э-э... что?

– Тебе будет прохладней, если ты останешься в купальнике.

– Нет, спасибо, я лучше останусь пока в одежде. – Линда вздохнула и поспешно объяснила: – Я очень быстро обгораю.

Он не стал спорить, хотя и догадался, что она хитрит.

– Бедняжка. У меня никогда не было этой проблемы, хотя мать постоянно пугает меня, что я заработаю себе к пятидесяти годам рак кожи.

– Матери обязаны пугать детей, это закон природы. Я всегда зарекалась это делать, но тут как-то поймала себя на том, что пугаю Кейт тем, что она не вырастет большой, если не будет есть хлебные корки. И едва не прикусила язык.

Мэтт засмеялся.

– Меня просто угнетает, что мы идем по стопам своих родителей.

– Только не ты. Ты ухитрился вырваться отсюда.

– Но ведь моя мать всегда слыла в нашем городке белой вороной. И я в каком-то смысле иду по ее стопам, – усмехнулся Мэтью.

У Линды не хватило духу напомнить ему о том, что между Мэттом и его матерью существует большая разница. Бунтарство Салли Дейтон ограничивалось тем, что она рисовала эскизы посуды в переоборудованном под мастерскую гараже и отказывалась печь пироги к пасхальной благотворительной распродаже. Мэтт же взбунтовался в тот день, когда его отвели в детский сад, и бросил, не закончив, школу, когда местный скульптор предложил ему посвятить все время изучению искусства. И потом, едва избежав тюрьмы по обвинению в изнасиловании, он и вовсе отказался от образа жизни, присущего маленькому городку.

Линда услышала, что Мэтт встает, и забыла про свою решимость не глядеть на него. Она повернулась как раз в тот момент, когда он швырнул на подстилку рубашку и расстегивал «молнию» на джинсах.

Завороженная, она смотрела, как он стянул с себя джинсы и остался в темно-синих нейлоновых плавках, которые вполне могли бы сойти за нарисованные, поскольку не скрывали, а подчеркивали то, что было под ними.

Мэтт снова опустился на подстилку.

– Я думаю, мы можем подождать еще минут двадцать, верно?

Она напомнила себе, что нужно все-таки дышать.

– Дв-вадцать минут?

– До того, как пойдем купаться, – терпеливо объяснил он.

Линда уставилась куда-то в одну точку и не отрывала взгляда.

– Что ж, двадцать минут меня устроят. Он растянулся на подстилке во весь рост, выставив на обозрение свое сильное стройное тело. Линда закрыла глаза, чтобы не распалять себя его созерцанием. Пронзительный крик вывел ее из оцепенения. Она вскочила на ноги и бросилась по песку к близнецам.

– Что случилось, миленькие мои? – Она прижала к себе Кейт. – Что такое, детки?

Дрю показал на ногу сестры.

– У нее кровь.

Линда осмотрела сломанный ноготь на большом пальце дочери, и сердце у нее постепенно успокоилось. Судя по крику девочки, чувствовалось, что ей по-настоящему больно, но, слава Богу, травма оказалась незначительной, ничего серьезного.

– Обо что ты ушибла пальчик? – спросила Линда, убирая со лба дочки кудряшки. – О камень?

Кейт кивнула, не переставая всхлипывать.

– О большой камень, – уточнила она, показывая на маленький булыжник, валявшийся неподалеку. – Он сделал мне больно. Эй, Мэтт! – крикнула Кейт, подняв ногу и помахав ею в воздухе. – Посмотри на меня! У меня течет кровь.

Он опустился возле нее на колени.

– Верно, – согласился он. – Пойдем I со мной в воду и смоем кровь с твоего пальчика!

Кейт, еще не оправившаяся от испуга, прижалась к Линде.

– Пусть мамочка пойдет тоже.

– И я! – вскочил Дрю. – Я хочу поплавать с мамочкой.

Мэтт взглянул на Линду поверх детских головок.

– Ну что, занять их чем-нибудь, пока ты переоденешься?

– Спасибо, если тебе нетрудно. Я быстро.

Линда торопливо направилась к расстеленному одеялу; сердце снова бешено колотилось, но на этот раз не от испуга. Повернувшись спиной к Мэтту и близнецам, она расстегнула сандалии и аккуратно поставила на угол одеяла. Под шортами и рубашкой на ней был черный закрытый купальник. Мать одобрила консервативный покрой и темный цвет, но Линда понимала, что его скромный вид обманчив. Строгий стиль подчеркивал каждый изгиб тела, а темная бархатистая ткань очень шла к золотистому загару и светлым волосам. В чем-то он был еще более вызывающим, чем бикини.

Она стала расстегивать блузку, и дрожащие пальцы никак не могли справиться с тугими петлями. «Такая нервозность вызвана не скромностью и не робостью», – призналась она себе. Настоящий страх. Страх, что Мэтту Дейтону она больше не покажется привлекательной. Ведь у нее живы в памяти те дни, когда одного взгляда на ее тело, едва прикрытое бикини, было достаточно, чтобы он загорелся желанием. Несмотря на все последующие годы, несмотря на замужество и боль вдовства, ей казалась невыносимой мысль о том, что Мэтт посмотрит на нее сейчас с безразличием.

Линда сняла шорты и обернулась.

Проработав семь лет в Нью-Йорке, да еще в таком бизнесе, где женщины готовы переспать с любым, кто обладает властью дать им работу, Мэтт думал, что сделался невосприимчивым к виду любого, пусть даже самого красивого женского тела. Линда убедила его в обратном. Пока она снимала блузку, он чувствовал, как в нем зреет напряжение. Когда же она сняла шорты, в его памяти всплыло такое, о чем бы он предпочел навсегда забыть. Во рту возник вкус тех ее давних поцелуев, и он вспомнил каждое из тех запретных мест, к которым тогда прикасался.

Она повернулась, и они посмотрели друг на друга с ожиданием и беспокойством.

Боже, она все-таки изменилась за эти семь лет! Тогда, в неполные восемнадцать лет, ее тело лишь предвещало грядущий расцвет женственности. А теперь, в двадцать пять, все обещания оказались перевыполненными.

Глаза Мэтта пожирали полные груди, узкую талию, нежный изгиб бедер и невероятную, бесконечную длину ног. Он невесело улыбнулся. Ирония заключалась в том, что он не мог отважиться и посмотреть на нее хоть чуточку дольше. Как бы он ни уговаривал себя, что в Нью-Йорке у него найдется с десяток женщин еще более красивых, его плоть уже затвердела от желания.

«Совсем как в старые времена, – подумал он с легкой усмешкой. – Опять придется нырять в холодную воду, чтобы не смущать нас обоих». Ситуация приобретала комический оттенок, но ему было не до смеха.

В нем поднялась волна раздражения. Что он, мальчишка, чтобы холодной водой лечить свою неутоленную страсть?

Он взял близнецов за руки и направился навстречу Линде.

– Дети хотят войти в воду вместе с тобой, – отрывисто сказал он.

Ее огромные глаза потемнели, и в них появилось что-то похожее на боль. Мэтт отпустил руки детей, резко повернулся и побежал по узкой песчаной полосе, потом в два прыжка преодолел мелководье и нырнул в глубину.

Водная процедура помогла меньше, чем он рассчитывал, и в его душе кипело что-то среднее между раздражением и злостью. Он понял, что злится на Линду, на ее вид недоступной, добродетельной вдовы. Нет чтобы быть попроще! Конечно, глупо винить Линду за его чувства, но он и так уже семь лет назад провел целое лето, сгорая от страсти к ней, и теперь не намерен погружаться на предстоящие две недели в состояние непрерывной неудовлетворенности.

Мэтт напомнил себе, что его проблема легко разрешима. Доктор направил его домой в Колорадо для отдыха и развлечений. Пока он только отдыхает. А сегодня вечером для разнообразия посвятит себя развлечениям.

Он сядет в Гранд-Джанкшене на вечерний самолет до Денвера и посмотрит, что может предложить ему этот город, каких женщин.

Мэтт стал думать о роскошных женских телах, лежащих на смятых простынях в нижнем белье из красного атласа. Как ни странно, эти мысли помогли уменьшить возбуждение, так что теперь он мог приплыть на мелководье и играть с близнецами. У него хватило ума не подходить близко к Линде. Мысли о красном атласе защищали его не слишком надежно.

После купания он заявил, что ему нужно срочно возвращаться в Карсон. Как он и рассчитывал, Линда из вежливости не стала допытываться, что за неотложное дело зовет его в город. Да и вообще она на обратном пути больше молчала, что оказалось весьма кстати, поскольку Мэтту было не до праздной болтовни.

Близнецы спали почти всю дорогу, а Линда, кажется, с удовольствием слушала звучавшую по радио музыку кантри и смотрела в окно, откинувшись на спинку кресла.

Проехав полдороги, Мэтт пришел к выводу, что возвращение домой внесло в его душу изрядное смятение. Если он проведет в обществе Линды еще несколько часов, ему грозит возвращение к прежнему саморазрушительному поведению. Однако он сумрачно напомнил себе, что теперь он на семь лет умней, чем был тогда, когда впервые влюбился в невинную, беззащитную Линди Бет Оуэн. И теперь он будет руководствоваться извилинами серого вещества мозга, а не предательскими гормонами.

В Денвере ему предстоит решить кое-какие вопросы, и несколько дней, проведенные вдали от Карсона, казались ему с каждой минутой все более привлекательными. Сегодня вечером он определенно полетит туда. А если опоздает на последний рейс, наймет самолет.

Жизнь миллионера имеет свои плюсы.