Выслушав сообщение, Блюм вытащил из кармана маленький калькулятор и попытался на скорую руку оценить новые разведанные запасы Элемента.

Посмотрев на полученный результат, Илья Борисович улыбнулся. Настроение у него заметно улучшилось. По-солдафонски сострив что-то насчет женщин и выпивки в рабочее время, Илья Борисович удалился из кабинета. О ночном побеге из третьего общежития Промзоны не было сказано ни слова. Блюм спешил к Веронике Николаевне, метавшейся сейчас в бреду с высокой температурой.

Сотрудников вновь повели в лабораторию, все так же утомительно пропуская каждого через хомуты и липкие лапы охраны.

Подойдя к своему столу, Томилин в нерешительности остановился. Со стола исчезло то, что должно было лежать рядом с образцами руды и бинокуляром. Порыскав удивленным взглядом по предметам, он обернулся к коллегам и тихо объявил:

– С моего стола исчез Эталон! Кто его взял? Сотрудники ошарашенно уставились на него.

– А кому он нужен? – хмыкнул Яковчук.

– Не знаю…

Томилин вопросительно посмотрел на Яковчука.

– И я не знаю. Зачем вы его вообще заказывали? На кой он вам сдался?

– Мне он нужен. Для работы. Томилин в упор смотрел на Яковчука.

– Нужен, так ищите! Он ведь не иголка в стоге сена и не кусок льда, чтобы растаять.

Яковчук злорадно улыбался, глядя на главного специалиста. И глаза его говорили: ну что, допрыгался, петушок? Теперь они с тебя сошкурят глянец оптимиста! Теперь они тебе покажут чистую науку!

– А сюда мог кто-нибудь зайти, пока мы были наверху у Блюма?

– Разве что охрана, – растерянно сказала молодая девушка, выполнявшая обязанности лаборантки: варить для сотрудников кофе в мензурке или разбавлять спирт в строгом соответствии с заветами доктора Менделеева. – Может, они взяли?

– Что ты несешь, Нюрка! – грубо оборвал ее Яковчук. – Какая охрана?! Да они даже к дверям лаборатории подходить боятся. Для них значок радиоактивности на наших дверях – как карбофос для клопов!

– Что будем делать? – спросил притихших коллег Томилин.

– Давайте искать! – пылко сказала лаборантка. – А вас, – обратилась она к Яковчуку, – я прошу называть меня Анной. Никакая я вам не Нюрка! Может, у вас в Питере женщин называют Нюрками, а у нас…

– Да ладно тебе! – раздраженно махнул на нее рукой Яковчук. – Не заводись…

Минут пятнадцать сотрудники искали в помещениях лаборатории, по нескольку раз обшаривая все потайные углы и щели.

Эталон исчез.

– А может, все же кто-то из охраны? – нерешительно спросил коллег Томилин.

Все молчали. Было ясно: пора поднимать тревогу. Из лаборатории исчез Эталон – главная тайна Объекта. Томилин нажал красную кнопку.

– Он был как безумный! – профессор Барский в раздражении встал из-за стола. – Этот его доклад, это… безобразие!

– Но ведь его пригласили на конгресс именно с этим докладом! – попытался возразить Глеб.

– И это было нашей ошибкой! Если б я тогда не был в командировке! Я бы не допустил! Никогда! Приехал прямо к открытию и был вынужден слушать этот, с позволения сказать, доклад. Позор! – Барский заметался по кабинету. – Поймите, дело не в научных подходах! Дело в принципах! Юрий Сергеевич нес околесицу! Безответственную околесицу! Выдумал какой-то комплекс малых тел за Полярным кругом. Конгломераты руды, богатейшие месторождения! Помилуйте, какие тела? Кто их видел? Слава Богу, наша земля-матушка вдоль и поперек заснята со спутников, и никаких таких структур не обнаружено, а он, видите ли, уверен. Настаивал на их существовании. Причем как агрессивно настаивал!

– Нет, Анатолий Андреевич, это вы агрессивны! Ведь Юрия уже нет с нами.

– Простите меня. Погорячился! О мертвых или ничего, или… И все же его научные фантазии… – сморщился Барский, вновь усаживаясь в кресло.

– Вы называете его идеи фантазиями только потому, что они шли вразрез с вашими?

– Но-но, молодой человек! Профессор Барский – отец заполярной геологии. За сорок лет научной деятельности им весь Север облазан. Это, знаете ли, как тело жены, – Барский хохотнул, – мне там известно то, что никому не известно!

– У него были с собой какие-то материалы, верно?

– Что-то, конечно, было. Развешивал что-то…

– Кстати, он был в коричневом костюме или в синем? – вдруг спросил Донской.

– Насчет костюма вы это серьезно?!

– Вполне.

– Не помню, голубчик. Не в этом дело. Ваш братец целый час, вместо положенных ему двадцати минут, имел нахальство охмурять аудиторию своими глобальными прожектами. Да еще вызвал в зале целую бурю!

– Восторгов?

– Бросьте, молодой человек!

– Анатолий Андреевич, я почему-то не нашел в трудах этого конгресса доклад Юрия! – Глеб вопросительно посмотрел на Барского.

– Правильно, их не напечатали. Я не разрешил!

– Ну, знаете ли, это против всех правил! Мало ли что вам не нравится! – перешел на повышенные тона Глеб.

– Какие еще правила! Я не намерен оставлять этот бред для потомков!

– Ну, это не нам с вами решать, – буркнул Глеб, исподлобья глядя на Барского. – Кстати, я заглянул к вам в фонды.

– Как заглянул? – напрягся профессор. – У вас что, командировка? На каком основании?!

– Профессиональный секрет, – ухмыльнулся Донской. Ему хотелось досадить профессору. – Так вот, в фондовых материалах доклада Юрия тоже нет. Его кто-то вырвал!

– Вот и хорошо! Нашлись умные люди! – Барский был бледен, его губы кривила болезненная улыбка. – Все эти его безответственные выводы, которые порочат отечественную науку…

– Подождите! – прервал Барского Глеб. – Если я не ошибаюсь, его выводы сделаны на основании изучения уникальных материалов сверхглубокой скважины? Я знаю, у него была масса материалов, и он работал с ними более десяти лет.

– Вот именно. Более десяти лет! За это время у вашего братца мозги стали набекрень!

– Ну знаете, профессор! – Глеб поднялся из кресла. Уши его горели.

– Обиделись! Понимаю, не за себя, за брата. Ну, простите старика, нервы ни к черту! Кстати, эти идеи вашего покойного брата благополучно умерли сразу после конгресса.

– Думаю, вы с особым удовольствием похоронили их.

– Ну вот, уже и в рукопашную бросились! – усмехнулся Барский.

Глеб встал и направился к двери.

Если бы он задержался здесь еще минуту, непременно бы нахамил Барскому. Уже открыв дверь, он вдруг обернулся:

– А скажите, господин профессор, правда ли, что Юрий Сергеевич настаивал в своем докладе на существовании богатейшего месторождения каких-то редких металлов?

– Чушь! Бред! – взвился Барский.

– Он ведь говорил о платиноидах и, кажется, – Донской сделал паузу, – об осмии?

Профессор замер с открытым ртом, глаза его округлились. Потом кровь вдруг хлынула к его лицу: досадливо покачав головой, Барский сказал:

– Будет вам фантазировать. Вы ведь специалист, геофизик с именем. Знаю вас по вашим статьям. Довольно гоняться за призраками. Юрий Сергеевич в могиле. Так что успокойтесь, занимайтесь там у себя в жарких странах нефтяными разрезами и дайте нашим людям спокойно работать.

Глеб хлопнул дверью.

«Но как его задело! – думал Донской, остывая под теплым вечерним дождем. – Чего это Барский так взбесился? Ну, не нравятся ему Юркины идеи, пусть даже Юрий Сергеевич ошибался и немного прожектировал, но зачем же стулья ломать? Вот ведь и работы Барского были совсем по другой тематике…

И все же Юрий Сергеевич наступил старику на мозоль.

Каким образом?!

Да что это я все о Барском? Как что?! Он же один из тех, кто видел Юрия в последние дни. Так сказать, свидетель. Только вот его слова лучше не передавать тете… Значит, материалы все-таки были! Те самые, которых при нем не нашли. Барский возмущался, что доклад продолжался около часа и вызвал бурю. Если бы в докладе ничего не было, в зале был бы штиль, а не буря!»

Глеб улыбнулся. Из этого неприятного разговора с профессором ему удалось выудить не так уж и мало. Но главное, об осмии он спросил Барского наугад.

Спросил и, кажется, попал в точку!

Мысль об осмии пришла Донскому во время разговора с Барским: всплыла, как запечатанный кувшин со дна озера, и Глеб теперь держал этот кувшин в руках. Что ж, оставалось лишь открыть его.

Он вспомнил: брат в своих коротких разговорах и, отрывистой переписке намекал ему, что готовит грандиозное открытие, связанное с платиноидами, которое выведет страну в передовые промышленные державы. А однажды позвонил и прокричал в трубку:

– Победа, Глеб! Теперь мы заткнем глотки америкосам и остальным толстозадым! Ты себе не представляешь, что я тут надыбал!..

Увидев на углу телефонную будку, Глеб вспомнил, что должен звонить в больницу Ошоту. Но общаться сейчас с виртуозом-потрошителем не хотелось. Странная история с пиджаками теперь выглядела вполне логичной. Наверняка, думал Донской, Юрий купил себе новый костюм, а старый носил с собой. А в морге новый костюм с него сняли – не пропадать же добру в топке! – и обрядили в старый. Платоша-мазурик и снял. Наверняка!

В считанные секунды были заблокированы все двери в лабораторном корпусе. Охрана с приборами в руках начала поиски пропавшего слитка.

В первую очередь выяснилось, что из лаборатории с самого начала рабочего дня никто не выходил. По крайней мере, никто никого не заметил. Проверили компьютерные данные с трех контрольных пунктов, и там – пусто.

Дежурившие на хомутах парни только разводили руками. Их допросили и обыскали, раздев донага и на всякий случай приложив к их животам железные датчики.

Томилин давал показания начальнику охраны. Остальных сотрудников заперли в аппаратной.

– Вы ответите за это головой! – зловеще прошипел Томилину начальник охраны лабораторного корпуса.

– Это как? – усмехнулся Томилин. – Голова с

плеч?

– А вы как думаете!

Начальник охраны то багровел от гнева, то бледнел от ужаса, медленно вползавшего в него холодным гадом. Пропажа Эталона сулила ему крупные неприятности, степень которых было даже трудно предположить. Ведь именно он отвечал за сохранность этого чертова слитка, которому, как ему всегда казалось, некуда деться благодаря системе контроля, существовавшей в лабораторном корпусе. Но слиток исчез, и это тихо сводило его с ума.

– Но при чем здесь я? – Томилин вопросительно уставился на начальника охраны.

– Вы работали с ним. Он был у вас на столе!

– Да, он лежал у меня на столе. Ну и что? Или вы считаете, что я его проглотил? Тогда давайте сюда ваши детекторы!

Начальник охраны понимал, что главный специалист прав и его вопросы бессмысленны.

Уже давно следовало поставить в известность Блюма. Но начальник охраны все оттягивал этот момент – как осужденный на смерть, лихорадочно причесывающийся перед плахой и по-собачьи заглядывающий в прорези колпака стоящего рядом палача, в надежде отыскать там человеческие глаза.

Однако Блюму уже кто-то позвонил. Пока ждали его приезда, обитателей лабораторного корпуса собрали в приемной: Илья Борисович сообщил по телефону, что сам допросит персонал.

Лабораторный корпус оцепили вооруженные люди из Службы безопасности Объекта. Местная охрана нервничала не меньше, чем персонал: над всеми нависла угроза наказания.

Люди молча толпились в приемной.

Кто-то тронул Томилина за руку сзади и прошипел ему в затылок:

– Ты ко мне не приходил в обед. Договорились?

– Договорились, – не оглядываясь, ответил Томилин сластолюбцу.

Он понимал, что охранник ни за что не расскажет на допросе об академике, приходившем к нему до обеда, и не ошибался. Вспотевший от волнения бедняга не отпускал Томилина от себя ни на шаг, словно боясь, что тот, потеряв его из виду, тут же забудет об их договоре и расскажет о том маленьком нарушении режима.

«Только бы академик не проболтался! – думал охранник. – Иначе мне хана: отправят в шахту гнить! А может, и шкуру спустят! И потом, ведь академик тут ни при чем! К хомуту он приходил на какую-то минуту. Даже если у него была эта хреновина, то куда он ее дел? Поисковый отряд обшарил лабораторный корпус, везде пусто. Не знаю, что там с ней произошло, но академик ни при чем! А если ни при чем, то зачем об этой встрече кому-то рассказывать?»

Внезапно Томилин поймал на себе еще чей-то взгляд. Это рентгенщик Яковчук смотрел на него в упор.

Тут дверь в кабинет открылась, и Томилина попросили зайти.

Тяжело навалившись грудью на край огромного стола, Илья Борисович исподлобья глядел на главного специалиста. Позади Блюма стояли двое аккуратно причесанных молодых людей с напомаженными волосами, одетых в белые рубашки с галстуками. Они были сосредоточены и деловиты, словно находились не на краю земли среди сопок и мха, где маски деловитости снимают и прячут под гнилой матрас за ненадобностью, а в центре Москвы – в шикарном офисе, где вежливая улыбка на сто баксов дороже кубометра знаний. Это были мальчики Блюма – аналитики из компьютерного центра…

Беглый опрос персонала лаборатории и охраны ничего не дал. Никто не рассказал Блюму ничего вразумительного. Да, еще утром Эталон был на столе у главного специалиста, но после технического совета в кабинете Блюма его там уже не было. Охранники уверяли Илью Борисовича, что с самого начала рабочего дня из лабораторного корпуса никто не выходил. Хомуты также ничего не зафиксировали.

Блюм крепко задумался.

«Похоже на заговор! – сердился он про себя, раздувая крылья своего маленького носа. – Сначала Вероника в шахте, потом побег косых, теперь эта странная пропажа. А может, и моя девочка как-то связана со всем этим? Нет, бред! Просто бог отвернулся от меня. Мой бог больше не хочет помогать мне. Столько всего сразу на одну лысую голову… Кто-то из тех, кто сегодня был в этом кабинете, лгал мне! Но кто?»

Он, конечно, кое-кого подозревал.

Прежде всего рентгенщика Яковчука, который, кажется, давно догадывался о том, почему с Объекта невозможно уехать.

«Этот парень знает больше других! И о многом догадывается. Думаю, уже догадался! – размышлял Илья Борисович. – Небось стащил Эталон и спрятал в каком-нибудь хитром месте… Прижать бы его! Да только у парня, похоже, алиби: никуда из лаборатории не выходил. Только в аппаратную на минуту отлучился. Намекает, что Томилин мог похитить! Не похоже, чтобы Томилин… Но все же зачем ему именно сегодня вдруг понадобился Эталон? Для каких таких исследований? Ведь ему и так известен его элементный состав! Нет, все же глупо получается: сначала заказать Эталон, а потом взять и украсть его у себя со стола. Нет-нет, Томилин не идиот. Значит, не он. Но кто? Кто этот одиночка? Хотя в одиночку, без помощи охраны, вряд ли это удалось бы».

– Давайте сюда охрану. Тех троих с хомутов, – мрачно сказал Илья Борисович своим мальчикам. – И вызовите медицину! – зловеще сверкнул он исподлобья черными глазами.

– С Аптекарем, шеф? – улыбнулся один из молодых людей.

– Правильно понимаешь, – усмехнулся шеф. – Он мне тут нужен! Да, вот еще что. – Блюм причмокнул своими толстыми влажными губами и задумчиво сказал: – Запустите «Зверя», ту самую программу, которую я привез из последней поездки. Мне о ней говорили много интересного, даже удивительного. Пусть «Зверь» скажет, куда и по какому каналу мог исчезнуть Эталон. План коммуникаций лабораторного корпуса введен в память компьютеру?

– Да. И характеристики на всех сотрудников тоже.

– Вот и хорошо. Поставь ему задачу. Пусть машина покопается в этом деле.

Глеб находился всего в нескольких шагах от института. Дождь стал потише. Приближался вечер. Рюмка коньяка в обществе лодочника вроде сняла с повестки дня вопрос об обеде, но день-то уже закончился.

Он втянул ноздрями воздух и прочитал мерцающую неоновыми буквами вывеску: «Чебуречная». «Ну, если в этой обжорке еще и сносно готовят!» – усмехнулся он.

На пороге он вдруг подумал, что «Чебуречная» вполне подходящее место для того, чтобы выпить с коллегами по случаю окончания мероприятия.

Внутреннее ее убранство подтвердило эту мысль. Обжорка была пристойно и со вкусом обставлена. В зале даже имелись ниши с портьерами, где стояли столики, – что-то вроде кабинетов.

Глеб направился в одну из ниш и, внушительно посмотрев на официанта, сделал заказ.

– Коньяк? Водка? – скороговоркой спросил официант.

– Что-нибудь настоящее! – Глеб смотрел на официанта, вежливо улыбаясь.

Юноша хотел было сделать вид, что обиделся на клиента, но затем, оценив его уверенность и костюм, пригнулся поближе к Глебу и, заговорщицки подмигнув, произнес:

– Будет сделано!

– Вот и хорошо, любезный. Одна; нога здесь – другая там!

Официант пожелание понял правильно и тут же исчез, а Глеб в ожидании заказа принялся рассматривать немногочисленных посетителей. Публика мерно жужжала в полумраке и позванивала стеклом бокалов. Маленькая эстрада с барабанами и микрофонной стойкой пустовала. Час пик еще не наступил.

Неожиданно в зал вошел… профессор Барский.

Делая на ходу какие-то знаки официантам, он шаркающей, торопливой походкой отправился к крайнему кабинету. Похоже, профессор был тут клиентом постоянным и весьма уважаемым.

Официант поставил перед Глебом тарелки с закусками и графинчик с водкой.

– Горячее сразу?

– Пожалуй… А скажите мне, юноша, – спросил Глеб, глядя в зал, – кто тот солидный человек за крайним столиком?

– По-моему, банкир. Или коллекционер.

– Банкир? В чебуречной?

– Я не знаю. Но человек богатый. И потом… – тут официант осторожно выглянул из-за шторы в зал и посмотрел по сторонам.

– Что потом?

– Нет, ничего, – ответил официант. – Думаю, неважно, откуда у человека деньги. Важно, чтоб они были, правда?

– Не всегда, но в целом мысль правильная, – Глеб старался вызвать у официанта дружеское к себе расположение.

– Он настолько богат, – развивал тему молодой человек, ухмыляясь, – что никогда не дает чаевых.

– С богатыми это случается, – Донской глянул в хитрые глаза официанта, понимая, что теперь ему придется отблагодарить парня.

– А скажи мне… в общем-то это, конечно, глупость, но… хм… – Глеб вопросительно посмотрел на официанта.

– Что сказать?

– А вот что. Скажи… здесь случайно несколько месяцев назад не было какого-нибудь сабантуя солидных господ лет этак сорока-пятидесяти?

У Донского пока не было никакого конкретного замысла. Вопрос был интуитивным, чем-то вроде внезапного озарения.

– Да у нас тут каждый день собираются солидные люди. Интерьер клевый, кухня домашняя. Можно вкусно посидеть. Простите, мне нужно идти обслуживать! – Парень повернулся спиной к Глебу.

– Подожди! – Глеб вдруг занервничал. – Я о другом. У вас тут когда-нибудь были солидные мужики научного вида с одинаковыми сумками? Ведь рядом с вами есть институт…

Официант удивленно посмотрел на Глеба, потом посмотрел в зал и вновь на Глеба.

– Интересно.

– Что интересно?

– Что вы ими интересуетесь.

По Объекту сновали патрульные машины.

Пешие поисковые группы прочесывали кварталы, проверяли документы и обыскивали всех без разбора. После обыска многих сажали в автобусы-вахтовки и везли к зданию Службы безопасности: люди должны были доказать свою непричастность к похищению. Для Службы безопасности важно было пошире раскинуть сети, а уж следователи рыбешку отсортируют! Эти хлопцы непременно найдут иголку в стоге сена!

Но возможно, что похититель вообще не выходил из стен Лабораторного корпуса и сидел сейчас, как и прочие сотрудники лаборатории, под арестом, царапая объяснительную…

Медицина задерживалась. Аптекарь все еще находился у постели Вероники Николаевны – ставил капельницу.

Блюм нервничал. Ему не хватало Аптекаря. Илье Борисовичу надоело слушать невразумительное мычание персонала. Ему хотелось правды. И Аптекарь с помощью своего волшебного саквояжа мог выдавить эту правду из любого. Но и Веронике он был сейчас нужен. «Пусть, – думал Блюм, – введет ей пару кубиков чего-нибудь легкого. И девочка поспит. Зато проснется как новая и помнить ничего не будет!»

Понимая, что до прихода медиков у него есть время самому попытаться найти след, Илья Борисович распорядился, чтобы все стенограммы допросов и данные о допрашиваемых заносились в центральный компьютер…

Тем временем мальчики Блюма сидели у компьютера. Они были взволнованы.

Эта новая программа поразила их.

«Зверь» фиксировал вопросы и ответы всех допросов и сопоставлял их с психическими и физиологическими портретами допрашиваемых. При этом анализировал не только суть ответов, но и стиль, построение фразы, улавливая изменения в обычном поведении человека на тонком, недоступном сознанию уровне.

«Зверь» проникал в подкорку и копался там, как огородник в земле. Чем больше данных о субъекте в виде его собственных оценок, суждений и поступков имелось в компьютере, тем глубже «Зверь» забирался в человека.

По мере поступления новой информации программа каждые десять минут выдавала кандидатуры возможных похитителей. Против фамилии в процентах указывалась вероятность участия человека в похищении. Десятки людей то и дело менялись местами в длинном списке. Но на первом месте – месте главного подозреваемого – никто долго не задерживался. Никого из сотрудников лаборатории невозможно было всерьез зацепить. Уровень вероятности не поднимался выше двадцати процентов…

Скоро программа выдала весьма нелепый, хотя и очевидный вывод… «Зверь» настаивал на том, что слиток через дверь Лабораторного корпуса не выносили. И это несмотря на то, что он все же исчез из Лабораторного корпуса.

Мальчики принялись зубоскалить по этому поводу: «Точно! Через бронированное стекло лабораторных окон! А как же еще?! Сначала оконное стекло разбили кувалдой, потом выбросили Эталон и быстренько вставили новое стекло, приклеив к нему металлическую ленту сигнализации. И никто ничего не заметил!»

Распечатку передали Блюму.

Нахмурив брови и выпятив нижнюю губу, Илья Борисович думал. Мальчики стояли позади шефа и многозначительно переглядывались.

– А почему бы и нет? – наконец заключил он.

– Но как?! Каким образом?! – спросил кто-то.

– Вот об этом вы ее и спросите. Как ответит – сразу ко мне. И вот еще что. Если Эталон уже за пределами Лабораторного корпуса, за ним непременно будет тянуться след. Поэтому все, что произошло в ближайшие часы и будет происходить на Объекте, особенно вблизи Лабораторного корпуса, прошу заносить в базу компьютера. А он уж пусть сам выбирает из этого вороха, что ему глянется. Ясно?

Саркастически округлив глаза, молодые люди выкатились из кабинета шефа.

– Ну, если он так хочет, – сказал один другому, – сделаем папику приятное. Что-то у него совсем крыша едет.

– А что ты хочешь? Крокодилу шестой десяток!

– Я думаю, седьмой!

И мальчики весело засмеялись.

– Значит, были? – Глеб с надеждой смотрел на официанта.

– Да… Были с визитками на пиджаках и одинаковыми сумками. Кстати, сидели за столиком Анатолия Андреевича. Это тот самый богатый мэн. По-моему, он их и пригласил. Скажу я вам, эти мужички хорошо пьют.

– Это понятно, – прервал молодого человека Донской. – Ну, а что там у них было?

– Из выпивки?

– Да нет. Вообще!

– Ничего особенного, как обычно – разговоры, переходящие в крик. Вообще-то они здорово в тот вечер оторвались! Ну, мне пора идти, – сказал молодой человек и пошел в зал.

– Я жду горячее! – крикнул ему вдогонку Глеб.

Через приоткрытую портьеру он наблюдал за Анатолием Андреевичем, лицо которого выражало крайнее беспокойство.

Мимо Глеба прошел подтянутый господин лет сорока, с аккуратной лысиной, и решительно направился к столику Барского. Анатолий Андреевич приподнялся и вымученно улыбнулся, приветствуя господина.

Подтянутый сел спиной к Глебу. Положив локти на стол и отодвинув на край стола предложенный профессором бокал с вином, он приготовился слушать. Барский подался вперед и быстро-быстро заговорил, стреляя глазами по залу, словно кого-то опасаясь.

Глебу подумалось, что именно в эти секунды он может узнать что-то очень важное, даже тайное… о Юрии. Почему о Юрии? Нет, этого он объяснить не мог, но интуиция подсказывала ему, что разговор Барского с подтянутым непременно касается Юрия… и его тоже.

В кабинете Барского Донской был в плаще. А здесь он оставил плащ в гардеробе, и потому узнать его в полумраке было совсем не просто. Так, по крайней мере, он рассуждал.

Присев на корточки, Глеб развязал шнурок ботинка. После этого, зачесав назад свои длинные, влажные от дождя волосы, вразвалку вышел из кабинета.

Он шел в сторону столика Барского, повернув голову таким образом, чтобы профессор видел его только в профиль. В нескольких метрах от столика профессора был проход на кухню. В зале царили красные полутона. Никто из сидящих не обратил на Глеба внимания.

Когда Донской проходил мимо столика профессора, Барский вдруг задержал на нем взгляд и, нервно поблуждав зрачками по его пиджаку, перевел взгляд на собеседника, продолжая что-то говорить.

Глеб вздрогнул. Ему показалось, что Анатолий Андреевич узнал его. Он быстро повернулся к Барскому затылком, приглаживая ладонями волосы.

Но, кажется, профессор его не узнал.

Как ни в чем не бывало Донской продолжил свое движение в сторону кухни. В шаге от столика Барского он остановился и принялся завязывать шнурок на ботинке.

– …наверняка что-то знает, – услышал Глеб приглушенный голос профессора.

– Ну и пусть, – спокойно ответил Барскому подтянутый.

– Но он искал его доклад! Он был в фондах! Этот человек может докопаться.

– Это его право. Он, кажется, его родственник?

– Дальний… Знаете, он спросил меня, в каком костюме был тот: в коричневом или в синем. Странно, правда? – Собеседник профессора промолчал. – И потом, самое главное: под конец он спросил меня…

– Вы что-нибудь потеряли? – услышал Глеб над собой голос официанта и вздрогнул.

Донской поднялся: перед ним стоял молодой человек с горячим на подносе. Улыбнувшись парню и стараясь держаться так, чтобы профессор видел только его спину, Глеб пробурчал:

– Шнурок…

Барский замолчал. Донской спиной почувствовал, что профессор и его собеседник смотрят сейчас на него.

Донской вернулся к своему столику вслед за официантом, стремясь побыстрей скрыться за портьерой. Официант положил перед ним тарелку и принялся собирать грязную посуду.

– Еще водки? – спросил он.

– С удовольствием. И себе стопку принеси!

– Нам не положено, – сухо ответил молодой человек.

Глеб осторожно скосил глаза на столик Анатолия Андреевича. Столик был пуст.

– Знаю, что не положено… Вот тебе, парень, за. сервис, – Глеб протянул официанту десять долларов, которые тот моментально сунул в карман и, в меру угодливо склонив голову, приготовился слушать. – Скажи, тех мужиков тогда много было?

– Четверо. Вместе с Анатолием Андреевичем четверо. Причем один из них – не местный. Ну, не городской, что ли…

– Почему?

– Я провинциалов за версту чую. Посмотришь на физию – и все ясно. Но мужичок с бабками! А почему они вас интересуют?

– Потом объясню.

– Можете не объяснять. Мне-то какое дело.

Глебу показалось, что официант обиделся. Он торопливо вытащил из бумажника еще десятку и протянул ее парню.

– Не обижайся, я же сказал, потом объясню. Скажи, а был среди них седой мужик в коричневом пиджаке, среднего роста, лет этак сорока?

– Ну, уж этого я не помню… Был вроде блондин. А может, седой. А в каком пиджаке – не вспомню. Он все больше молчал. Зато остальные наседали на него. И больше всех провинциал. Маленький такой, лысый, на грека смахивает. Все время уговаривал блондина на что-то там согласиться. Какой-то контракт, что ли? Анатолий Андреевич тоже наседал на него. А! Вот еще вспомнил! – воскликнул официант. – Их, как я сказал, было четверо. Так вот четвертый, такой шумный товарищ, ближе к ночи на провинциала и Анатолия Андреевича набрасываться стал: кулаками размахивал, матом крыл. Кричал, что Россия не продается и что их – как я понимаю, вместе с этим самым седым – за тридцать сребреников не купишь. Анатолий Андреевич его успокаивал, за руки хватал, не давал приставать к лысому. А тот возьми да и грохни Анатолия Андреевича кулаком. Да так, что тот со стула упал! Крик, звон! Охранники вошли в зал и бросились на чумового этого. Так он и с ними драку затеял. Ну мужик, я вам скажу! – у официанта заблестели глаза. Видно было, что ему нравится вспоминать эту историю. – Как дрался! У нас ребята качки, – официант перешел на шепот, – а он их знай лупит: только хруст стоит. В общем, раскатал мальчиков. Да, блондин ему помогал: тоже дрался. Только когда повара с ножами вышли, ребята утихомирились, сели на место. И вроде мужик-то не огромный, а драчун отчаянный. Физиономия в смятку, а сам смеется, довольный. Странно, знаете ли: костюм с отливом, ботиночки первый класс, а дерется, как урка. Кстати, к тому времени Анатолий Андреевич с тем маленьким лысаком свалили.

– Спасибо, выручил.

Глеб поднялся из-за стола, оставив на скатерти деньги.

– А водочки?

– Достаточно. – Глеб похлопал парня по плечу и направился в зал.

– Да, знаете, – бросил вдогонку смеющийся официант, – этот четвертый очень оригинальный мэн! После шашлыков и миноги принялся всех воблой угощать. Это уже после драки. – Глеб остановился из вежливости дослушать официанта. – Под нос ее совал! А потом знаете, – официант, смеясь, глядел на Глеба, – стал потроха рыбьи поджигать спичкой и жрать их. Кричал: «У нас в Сыктывкаре это деликатес!»

– Потроха – деликатес? – Глеб обернулся к официанту.

– Да, – усмехнулся тот. – Но деликатес только чумовой этот, по-моему, и ел, больше никто не отважился… Кто же дерьмо рыбье добровольно есть станет? Гадость такая!

– Гадость?

– Вот именно! – официант, улыбаясь смотрел на Глеба. – А разве нет?

– Да нет, рыбьи потроха не едят. Наверняка это были рыбьи пузыри.