Холодное солнце

Поели, говорят, спасибо, теперь переночуем и дальше пойдем. Я их, как мог, на ночлег устроил, своими шмотками поделился и – к себе на лежак. Борюсь со сном, жду, когда гости заснут. А гости ждут, когда я засну. Так и лежали, друг друга слушали. Потом вижу, один из них поднимается с ножиком в руке и ко мне. У меня, естественно, тоже кое-что под тряпками имеется. Однако что я могу против четверых, да еще с пушками?! Навалился он на меня, лыбится… Нет, не хочу умирать! Взбрыкнул я, сбросил с себя косого, вскочил на нары и давай стыдить их. Так говорил, что косые рты пооткрывали. Я же, говорю, вас, падлы, пригрел, накормил, а вы, значит, за это доброе мое отношение пришить меня вздумали? И так далее в том же роде, слезу из них выжимаю. Один из узкоглазых вдруг говорит своим: верно, братва, зачем торопиться? Возьмем его с собой, на всякий случай. На какой такой случай, спрашиваю? А ежели, отвечает, олешка не завалим или уток не набьем, ты, добрый человек, нам сгодишься. Не пропадать же такому добру! Понял я, что они меня в качестве коровы с собой брать надумали. Лежу связанный по рукам и ногам, плачу. Они меня сначала на пол у двери положили, а потом и вовсе в предбанник вынесли, чтобы спать не мешал. Под утро забылся, и снится мне такой прекрасный сон, будто солнце в зените, тепло, море ласковое, Черное. И все мне улыбаются, и я вроде знаменитый и всеми любимый. А где-то в уголке сознания живет заноза смертельная: зря радуешься, потому что по твою душу уже пришли. И вот, значит, стою я поджарким южным солнцем весь в лучах славы и любви, стою и плачу навзрыд, потому что знаю, что сон это, иллюзия, сладкий обман. А кто-то уже ворочается возле, теребит меня, со спины на живот переворачивает. Пусть, думаю, режет! Уж лучше сейчас, здесь, под знойным небом, зарежут, чем наяву. Чувствую сквозь сон, как путы на руках у меня вдруг ослабли. Чувствую и плачу. Но нет, не режет меня косой, плачем моим наслаждается. Открыл глаза и увидел морду своего пса. Он, родимый, неделю назад пропал куда-то, а теперь вот вернулся. И вовремя! Перегрыз он веревку у меня на руках, а ноги уж я сам распутал, А как распутал, так сиганул в тундру полураздетым. Полдня бежал! Через сутки собака меня домой отвела. А там разбросанные вещички и никаких запасов. Даже соль унесли гости. Понятно, солить в дороге собрались. Ну, раз собачка опять при мне, жить можно. Она меня в обиду не даст. Я уж ей праздник устроил, выкопал из ледника рыбку, от костей очистил и ей в награду. Поел пес и – опять в тундру. Я на всякий случай жилище свое покинул, на сопке кукую, пса дожидаюсь. К вечеру возвращается песик, меня за штаны хватает, тащит, зовет за собой. Пошел я за ним и километрах этак в двадцати отсюда, ближе к побережью, наткнулся на косого с дыркой в черепе. Поссорились они, что ли? В общем, взял я у этого парня кое-что из одежки. А пес меня дальше тащит, на сопку взобрался, меня ждет. Вскарабкался я на вершину и увидел: полярные волки моих гостей доедают. Тут же застреленные волки валяются… Отогнал я волков, пушки с подсумками собрал в охапку и ретировался… Потом мне с оленями повезло. Устроил себе и собаке пир. Теперь я с оружием и с собакой, так что мне никакие гости не страшны.

– А где оружие? – спросил Богданов.

– В нужном месте… Слушай, майор, я, пожалуй, отдам тебе ствол. Зачем мне два, верно?! Человек ты насквозь положительный. Точно, иди-ка ты, родной, к Блюму, борись за справедливость на здоровье. Только обо мне забудь! Лучше всю жизнь быть Робинзоном, чем один миг Марией Стюарт!

29

Бармин сидел напротив подполковника. Оба курили. Перед ними на письменном столе лежал слиток.

– Допустим, Бармин, я вам поверил и эти двое заставили вас участвовать в покушении на депутата. И все равно вас ждет суд. Он будет решать: виновны вы или нет. Но сначала будет следственный изолятор. Милиция требует вас к себе. Из СИЗО вас живым не отпустят. Согласны? Увы, я ничего не могу изменить в вашей судьбе: дело Мелеха и остальных, пострадавших от вашего офицера, взяли от меня.

– Но вы же не отдали меня тем милиционерам?!

– В понедельник сюда придет официальный запрос, и я буду вынужден подчиниться – отдать вас орлам из Управления внутренних дел.

– Что же делать?

Подполковник встал из-за стола и включил электрочайник.

– Кстати, то, что вы собирались прийти сюда со своим слитком, звучит не очень правдоподобно. Ну да ладно… В милиции пока не знают, что вы здесь. Отдать вас им – значит прикончить. – Подполковник задумчиво посмотрел на Бармина. – А не отдавать… Что же нам делать?

– Отпустите с миром, – заговорил Бармин. – Про Объект я вам все рассказал и на карте отметил. Это легко проверить! Кстати, этот слиток мне не нужен, и я оставляю его вам.

– А мы и так его уже забрали! – усмехнулся подполковник и взял в руки Эталон. – Вмятина от пули?.. Хм… Но правдивы ли эти нацарапанные здесь цифири? У меня есть сомнения по составу слитка. Неужели здесь столько осмия?

– Не знаю. Проверьте сами. В вашем ведомстве наверняка имеются всевозможные лаборатории. Можно отдать слиток в какой-нибудь институт!

– Если все, что здесь нацарапано, правда хотя бы наполовину, об этом не должен знать никто посторонний. Огласка может только навредить: информация наверняка просочится до этого вашего Блюма, и он тут же свою лавочку прикроет и смоется вместе с товаром. Насколько я понял, он и его люди считают вас мертвецом и, значит, – подполковник вытянул губы трубочкой, – продолжают свою не очень законную, а возможно, и преступную деятельность. Нет, тут надо все делать своими силами!

Подполковник снял телефонную трубку, набрал номер и попросил зайти какого-то Антона.

– Ты там один остался? – спросил подполковник, протягивая Антону – молодому парню в свитере – руку.

– Есть еще лаборантка.

– Отпусти ее. Вот, держи! – Он протянул парню Эталон. – Нужно проверить эти цифры. Сможешь?

– Не с такой точностью, как здесь написано, но до весовых процентов смогу.

– А нам точно и не надо, верно, Бармин? Только между нами, хорошо? Никто не должен об этом знать. Как сделаешь – сразу ко мне!

Антон вышел за дверь, а подполковник, поставив перед Барминым чашку кофе и тарелку с сушками, приготовился слушать продолжение его одиссеи…

Часа через полтора Антон вернул подполковнику слиток.

– Ну как, сошлось? – с надеждой спросил Бармин подполковника.

– В общих чертах… Кстати, вы представляете, сколько стоит ваш слиток? Нет? Так вот: цена одного грамма осмия на Западе доходит до пятидесяти тысяч долларов! Если бы Паша Шкуродер знал об этом, он бы вас загрыз. О пиковых, то есть о ваших друзьях кавказцах я уж не говорю! Они и за меньшую сумму голову вам отрезали б!

– Так вы отпустите меня? – Бармин с надеждой смотрел на задумчивое лицо подполковника. – Я сто раз рисковал жизнью, чтобы доставить этот слиток сюда. Неужели я не заслужил свободу?

– Что? – переспросил подполковник.

– Я выполнил свой гражданский долг: сдал этот чертов слиток государству и рассказал о делах, которые творятся на Объекте. Отпустите меня!

– А-а! – Подполковник, кажется, понял Бармина. – Нет. Это исключено.

– Почему? – возопил Бармин в отчаянии. – Я не убивал Мелеха! Я только раз тюкнул того золотозубого айзера вазой по башке, да и то потому, что он и его дружки собирались зарезать меня! В чем я виноват?

– «Ты виноват уж в том, что хочется мне кушать!» – с лукавой улыбочкой процитировал подполковник. – В общем, по-человечески я вас понимаю и, будь я на вашем месте, наверное, поступил бы так же, но обстоятельства… – Он развел руками. Силою обстоятельств вы угодили меж молотом и наковальней, и, значит, быть вам расплющенным!

– За что? – заорал Бармин.

– Не надо кричать! – Подполковник строго посмотрел на Бармина. – Не за что, а почему! Потому что вы сидите в дерьме по уши. Есть, правда, выход… Хорошо, что на этом месте я, а не более современный начальник. За этот слиток вас давно положено… Что вас удивляет? Нет человека – нет дела. Зато остается бесхозный слиток. За годы вашего пребывания за Полярным кругом здесь, в России, изменилось все. Маски сброшены. Цинизм – вот что теперь в цене. Завладеть этим слитком, а самого вас под шумок сжечь в печи крематория – это нормальный ход…

– Значит, вы сдаете меня… – сказал Бармин упавшим голосом.

– В милиции знают, что вы у меня. Если я отпущу вас, то что я им скажу? Что вы сбежали? – Подполковник развел руками и улыбнулся. – Но это смешно: отсюда нельзя сбежать. И потом, я на государственной службе. Меня за ваш побег не то что уволят, меня…

– Понятно. Выходит, все вы одинаковы: и менты бешеные, и депутаты, и бандиты, и даже рыцари щита и меча.

– Ого! – засмеялся подполковник. – Рыцари! Ладно, предлагаю вам сделку. Вы рисуете мне план Объекта, все, что там есть: шахты, комбинат, ТЭЦ, казармы охраны, общежития косых… В общем, все. Потом – дороги, подходы к Объекту и, главное, тот самый спуск, или как его там, Уклон? Мне нужен путь, которым вы сбежали оттуда. За это я не отдаю вас Шкуродеру!

– И что дальше? – напрягся Бармин.

– То, что вы сами пожелали. Беру вас с собой на Объект!

– Вот это да! – присвистнул Бармин. – Интересный поворот. Я все подробно изложу, нарисую план Объекта и подходов к нему. Но только зачем я там нужен? Скиньте туда батальон десантников с техникой – и дело с концом!

Подполковник усмехнулся:

– Батальон десантников! Да вы, Бармин, – кремлевский мечтатель! Мне нужен проводник. В общем, или вы соглашаетесь на эту работу, или уже сегодня я передаю вас в Управление внутренних дел.

– И слиток тоже? – съехидничал Бармин.

– Не ваша забота! – отрезал подполковник.

Бармин писал и чертил уже три часа. Подполковник подходил к столу, смотрел Бармину через плечо, задавал вопросы, уточнял детали.

– Я, конечно, могу довести вас до того лаза в шахте, но только потом вы уж как-нибудь сами. Не понимаю только, почему не подъехать к ним с парадного входа? Зачем под землю-то лезть?! Все, может, без стрельбы обойдется…

– Не обойдется, – подполковник внимательно смотрел на чертеж, – я справки наводил. Никто о вашем Объекте ничего не знает. Может, и нет его? – Он вопросительно взглянул на Бармина, который возмущенно запыхтел. – Ну ладно, ладно, не волнуйтесь так!.. Кстати, вам все же придется пройти с нами весь путь до конца!

– Я сказал: доведу до норы! Дальше – ни шагу. Я там зубы потерял, под пулями ходил, и опять в петлю лезть? – Бармин встал. – Увольте! У меня на тамошний климат аллергия.

– Понимаю. И все же придется. План планом, а на месте могут возникнуть всякие неожиданности… Вот вы говорили о вертолетах – это правда? У них действительно есть МИ-8? Что ж, этот Блюм – серьезный господин. Я тут узнал: верно, был такой начальник рудника…

– Он и сейчас есть! – воскликнул Бармин.

– Ну, посмотрим, посмотрим.

Бармин вторые сутки маялся в смежной с кабинетом подполковника комнате. Здесь была тишина, он много ел и спал на пружинистом кожаном диванчике. Сам подполковник, кажется, не спал и никуда из здания не отлучался. Он принимал факсы, изучал какие-то документы и сидел на телефоне: кого-то просил, на кого-то покрикивал. И без остановки курил и пил крепкий кофе.

Раз он зашел в комнату с фотоаппаратом на треноге и сфотографировал Бармина на фоне серой стены.

– А это зачем?

– На память! – усмехнулся подполковник.

Приближался понедельник, и Бармин с тоской думал о том, что его ждет завтра. С этими грустными думами он и уснул.

Его разбудили звуки шагов и голоса в кабинете подполковника. За окном было черное, без единой звезды небо. Только фонари уныло отражались в чернильных лужах.

К сожалению, он не мог разобрать ни слова. Что это? За ним пришли люди из УВД, или… Бармин поднялся с дивана и на цыпочках подошел к двери. Но даже приложив ухо к замочной скважине, он слышал лишь ровный гул голосов.

«Да провались все!» – подумал он, снова лег на диванчик и через минуту захрапел.

Он открыл глаза оттого, что подполковник теребил его за плечо.

– Вставайте, граф! Вас ждут великие дела! – усмехнулся гладко выбритый и благоухающий парфюмерией подполковник.

Бармин сунул ноги в ботинки.

– Мне бы в сортир заглянуть!

– Поздно! Господа милицейские приехали, вас лицезреть желают!

– С понятыми? – усмехнулся Бармин.

– Тут не до шуток. Требуют немедленной выдачи. Внизу автобус с омоновцами. Сейчас позвонили из мэрии: удивлялись, что вы все еще тут.

– Все же решили сдать меня? Вы же не последний человек в этом учреждении!

– Уже последний, – мрачно сказал подполковник. Им навстречу по коридору шли люди в штатском,

еще загодя сторонясь их и поспешно опуская лица. Кто-то скороговоркой здоровался с подполковником, сухо кивавшим в ответ, остальные старались поскорей миновать его. Коридор был длинный, бесконечно длинный. Из-за поворота вышел огромный мужчина.

– Привет, Борис Алексеевич! Я слышал, ты отпуск оформил? – вальяжно протягивая руку подполковнику, спросил он, поглядывая на хмурого Бармина. – Ну, это ты погорячился! Варяг уже прибыл из Москвы и тебя в кабинете дожидается! Всех, кого надо, пропустил сквозь строй.

– Не могу! – улыбнулся Борис Алексеевич. – Я уже в отпуске. Считай, что меня здесь нет!

– Смотри, Боря, с огнем играешь, – покачал головой мужчина. – А гастролера, значит, сдаешь… Не поздно ли? Заварил ты кашу! Милицейские с пятницы на ушах стоят. Мой телефон от стыда красный: выражений таких двадцать лет не слыхивал! – Мужчина закатил глаза и показал пальцем в потолок. – Давай, Борис Алексеевич, в темпе, пока милицейские варягу на тебя не настучали. Здесь с девяти утра их автобус…

Пока мужчина говорил с подполковником, Бармин делал вид, что сказанное к нему не относится. И все же он сгорал от волнения: куда ведет его подполковник? А может, и не дойдет дело до суда: воткнут ему в камере заточку под ребра и снимут вопрос с повестки…

Борис Алексеевич кивнул солидному мужчине и быстро пошел вперед. Бармин двинулся следом. На первом этаже их окликнули омоновцы и тут же направились к Бармину. Когда бойцы были в трех шагах от него, между ними и Барминым вырос подполковник.

– Момент, – сказал он, делая бойцам знак остановиться. – Еще одна формальность!

Он взял Бармина за рукав и открыл дверь Бюро пропусков. Не говоря сидевшему у окошечка служащему ни слова, он провел Бармина в дальний конец комнаты, открыл еще одну дверь и вышел в коридор. Бесшумно пройдя по ковровой дорожке, они оказались в вестибюле. Подойдя к стоящему у вертушки прапорщику, подполковник протянул лист бумаги с печатью – разовый пропуск.

– Ваши документы, – сказал прапорщик Бармину.

Подполковник вынул из нагрудного кармашка книжечку и протянул ее прапорщику. Тот внимательно сверил физиономию Бармина с фотографией в книжечке. Потом нажал кнопку.

У подъезда их поджидал синий «жигуленок». Подполковник отворил заднюю дверь, и Бармин юркнул в салон. В машине, кроме них, было еще двое мужчин. Все молчали. Бармин тихо радовался: Борис Алексеевич не сдал его.

«Жигуленок» подъехал к КП военной части.

Подполковник вышел из машины и, сказав пару слов караульному, прошел с ним в будку. Через минуту караульный поднял шлагбаум. «Жигуленок» поехал узкой бетонкой между высоких елей и внезапно выскочил на летное поле.

Офицер в летной куртке махал им рукой. Прибавив скорости и вильнув между зачехленными машинами, автомобиль затормозил у транспортного самолета с запущенным двигателем. Из открытой двери высунулся летчик и тут же скрылся.

Все вышли из «жигуленка» на летное поле. Не говоря ни слова, водитель открыл багажник, потом передал ключи зажигания офицеру в летной куртке. Тот сел за руль автомобиля, ожидая, когда подполковник закончит вытаскивать из багажника мешки.

Последний мешок Борис Алексеевич бросил Бармину и поднялся по ступенькам трапа в самолет. Бармин остался на летном поле. Он тупо смотрел на мешок с многочисленными ремнями и замками. Потом нерешительно поднялся в самолет, где приехавшие снимали с себя гражданскую одежду и распаковывали мешки.

– А ты что ждешь? – крикнул кто-то Бармину. – Одевайся!

Бармин поискал глазами Бориса Алексеевича: тот в нескольких шагах от него натягивал на себя брюки защитного цвета. А самолет уже двигался по взлетно-посадочной полосе…

Бармин возвращался в Заполярье. Но как! На нем был десантный костюм с бронежилетом, рядом лежал парашют.

– Придется прыгать! – спокойно сказал при взлете подполковник.

– Но я не умею! – воскликнул Бармин.

– А тут и уметь не надо: падайте вниз, и все. Я ведь тоже раньше не прыгал. Не бойтесь. Перед прыжком вас проконсультируют.

– А если я не смогу… упасть?

– Вам помогут! – улыбнулся Борис Алексеевич. Теперь Бармин внутренне готовился к прыжку.

И еще он крутил в руках длинноствольный револьвер. Эта пушка вместе с пятью обоймами оказалась в его мешке.

«Но ведь я сказал ему, что не полезу в пекло? Зачем он дал мне оружие?» – думал Бармин, поглядывая на спящего в кресле подполковника.

Все кругом спали или делали вид, что спят. А Бармину все никак не удавалось хотя бы вздремнуть. О счастье, он улетал от Шкуродера! Но при этом – о ужас! – приближался к Березе.

«Хрен редьки не слаще, – думал он. – Хотя с такими орлами можно чувствовать себя спокойно. Но неужели эти девять человек – все? И не будет никакого подкрепления?»

Помаявшись в своем кресле, он прошел в хвостовую часть самолета и, растянувшись там на скамье, уснул.

Его разбудил подполковник.

– Приготовьтесь, сейчас будем прыгать, – сказал он.

– Сейчас?

– Да! – Борис Алексеевич похлопал Бармина по плечу. – Все будет нормально. Прыгаете сразу за мной. За вами летит профессионал. Если что, ловите его за ногу! – засмеялся он.

– Постараюсь, – почесал лоб Бармин и улыбнулся Борису Алексеевичу беззубым ртом…

Когда подполковник ухнул вниз, Бармин все не решался на прыжок. Тот, кто стоял позади Бармина, крепко сжимал его плечо.

– Сам прыгнешь? А то ведь могу и помочь! – крикнул он и, не дав ответить, толкнул Бармина в пропасть.

Страшно, очень страшно было до тех пор, пока парашют не раскрылся, рванув Бармина вверх и приведя его в чувство. Ниже парили рваные купола. Рядом висел тот, кто столкнул Бармина. Он показывал ему большой палец.

Бармин приземлился на склон черной сопки и тут же покатился вниз, путаясь в стропах… К нему подошел высокий крепкий парень и помог отстегнуть парашют…

Они шли каменистым руслом, иногда по щиколотку в ледяной воде, не замедляя шага и не разговаривая. На груди висели короткоствольные автоматы, за спиной ранцы, на боках болтались подсумки. У каждого второго были бинокли или приборы ночного видения.

Вел группу подполковник. Иногда он вынимал компас и, положив его на планшет, ориентировался. На вершинах сопок лежал снег, а в распадках среди выцветшего мха краснели карликовые деревца.

Часа через полтора за поворотом открылся поселок – несколько строений ангарного типа, тарелки локаторов, мачты радиоантенны, армейские вагончики.

Спрятав карту, подполковник прибавил шагу…

30

Военный объект назывался «Ромашка». Почему «Ромашка», этого не мог объяснить даже здешний начальник – обрюзгший и заросший до бровей щетиной капитан ракетных войск с бесцветными глазами. В подчинении у капитана было семнадцать душ в чирьях по всему телу, а также мощная радиолокационная установка, которую эти души, едва переставлявшие ватные ноги, днем и ночью обслуживали.

Капитан был рад гостям, как всякий нормальный

Робинзон рад Пятнице. У приезжих наверняка была

с собой выпивка. О них капитану сообщил высокий

армейский чин с Материка и попросил встретить

охотников и организовать им вертолет в тундру.

Когда здешний начальник увидел команду подполковника, он смекнул, что охотиться ребята собрались как минимум на мамонтов: зверь поменьше едва ли стоил того калибра, который они имели при себе.

Баня была готова, и охотники прямо с дороги отправились париться. Капитану не терпелось узнать, на кого же собрались в тундру такие крепкие ребята: на волка, на оленя или на медведя? Он несколько раз начинал об этом разговор со старшим – надо сказать, начальник моментально «вычислил» подполковника, – но тот отмалчивался.

Их разместили в армейском вагончике. Бармин как опытный полярник моментально занял место на верхних нарах. Наверху, конечно, душновато, но зато гораздо теплей, чем внизу.

– Теперь ужинаем. Потом спать. Утром вертолет. Так, капитан? – спросил подполковник местного начальника.

– Ребята сказали, что прилетят, если… пойло будет!

– Будет пойло ребятам! – ответил подполковник.

– Тогда порядок. Правда, они далеко от побережья уклоняться не могут. Сами понимаете, горючка! А вы далеко собрались-то?

– Верст триста!

– Ого! – присвистнул капитан. – А что так далеко? Медведи и здесь водятся!

– А там они крупнее! – улыбнулся подполковник и стал доставать из мешка консервы.

Кто-то выложил зелень, хлеб, колбасу, лимоны. Следом на столе появились коньячные бутылки. Капитан умильно улыбался и глотал слюни. В вагончик рвались еще старший лейтенант с перевязанной щекой и щербатый прапорщик, словно это был последний вагон, который отправлялся с грешной земли в рай.

Начальник злобно наорал на них и не пустил дальше порога, напоследок даже ткнув прапорщика в скулу, после чего тот пообещал капитану пулю. Капитан ухмыльнулся: во-первых, прапорщик был грозен только с похмелья, а похмелья в ближайшие недели не предвиделось. Во-вторых, он знал, что такое лишние рты!

Закончив приготовления, все расселись вокруг стола. Подполковник сурово посмотрел на Бармина и вдруг весело ему подмигнул. Бармин взял стакан с коньяком.

Команда молча сдвинула кружки и стаканы.

– За успех нашего безнадежного дела! – Борис Алексеевич крупными глотками опорожнил свой стакан.

Через час все было выпито. Оставался спирт в канистре, но подполковник не подпустил к нему капитана. Половина канистры полагалась вертолетчикам, вторая половина была расписана на трое суток вперед. Борис Алексеевич не собирался тратить на «безнадежное дело» больше трех суток…

Рыжий капитан спал, сидя за столом. Положив голову со слипшимися волосами на руки, он счастливо улыбался во сне, обнажив желтые зубы. Ему удалось выпить больше бутылки благородного напитка, закусив это великолепие тремя дольками лимона.

Народ стал укладываться, а подполковник разложил на столе карту.

– Бармин, еще раз покажите мне, где этот самый Объект. Ага… А где вход под землю? Так. Сколько ж тут под землей идти? Примерно пять километров…

– Не пять, – возразил Бармин, – семь. От выхода туннеля на поверхность до самого Объекта около семи километров. Просто под землей соединяются сразу две шахты: Уклон Манского рудника и первая шахта Объекта.

– А ваш Блюм об этом знает?

– Не думаю. Если бы знал, я бы сейчас не был здесь с вами.

На площадке, укрытой от ветра металлическими ангарами и сопкой, военный вертолет раскручивал винт. Начиналась вьюга, и вертолетчики нервничали, покрикивая на команду подполковника, неторопливо грузящую в геликоптер свою поклажу. Если бы не десять литров чистейшего медицинского, они бы послали этих долбаных охотников куда подальше и убрались бы с «Ромашки» домой. Но спирт уговорил их.

– Может, переждете вьюгу? – предлагал капитан подполковнику, хитро улыбаясь. – Через пару суток погода наладится, и тогда рванете на свою охоту.

– Пара суток – большие деньги! – усмехнулся Борис Алексеевич. – А их у нас нет…

Бармин уже сидел у иллюминатора и тер глаза: все же темп, который задал подполковник, был стремителен, как последний сон перед пробуждением. И потом этот ветер… Что они смогут увидеть? Как найдут Уклон? Бармин мучительно вспоминал ландшафт в окрестностях шахты. Вспоминал и чувствовал, что вряд ли узнает вход в нее под белым саваном снега. И что тогда?! Тогда придется идти к Объекту, рискуя нарваться на патрульную машину или вертолет… Объект приближался, и потому все, о чем рассказывал Бармин, не казалось подполковнику таким уж невероятным. Более всего Бориса Алексеевича интересовало, где хранятся выплавляемые слитки.

– Наверняка где-то под рукой у Блюма, – говорил Бармин. – Если слитки действительно столько стоят, он их хранит у себя под подушкой.

– А если серьезно?

– Если серьезно, то, думаю, у него имеется что-то вроде сейфа, огромного, как в банках.

Подполковник задумался.

Вертолет бросало из стороны в сторону. Его оболочка дрожала: казалось, еще порыв, и он рассыпется в воздухе.

Внезапно на пороге пилотской кабины появился механик.

– Кажись, падаем! – крикнул он и идиотски улыбнулся.

Бармин почувствовал, как скамья под ним ухнула вниз. Подполковник больно сжал его запястье и вытаращил глаза.

Они действительно падали…

– Ого! – весело кричал рыжий капитан, прижимая к уху телефонную трубку. – Кто на проводе? Это «Ромашка». Какая «Ромашка»? Красивая! Соедините меня с Ильей Борисовичем. Да, срочно! Поторопись, приятель! – В трубке некоторое время был слышен скрип и шипение на фоне то удаляющихся, то приближающихся шагов.

– Это ты, Петруша? – услышал капитан голос Блюма. – Что случилось?

– Вы там одни? – спросил Петруша, приставив ладонь к трубке. – Вот и чудно. Есть интересная новость: к вам едут гости. Гос-ти! Не знаю. Говорят, что охотиться. Правда, пушки и амуниция у них – будь здоров!

– Из Москвы команда? – вкрадчиво вопрошал Илья Борисович сквозь легкое шипение наушника.

– Из Сибири… Нет, точно к вам! Я сам слышал, как называли ваше имя и еще говорили об Объекте. Сколько их? Десять. Причем один местный. Как невозможно? Я точно говорю: местный. Он им и на карте все показывал, рисовал какие-то пути… Да, самое главное: они хотят найти какой-то Уклон. Что за Уклон, я так и не понял. Это важно? Я так и думал. Как добираться будут? Вертолетом!

– Можно что-нибудь сделать? – после минутного сопения услышал капитан в телефонной трубке. – Мне бы не хотелось заниматься ими всерьез…

– Сложное дело! – загундосил капитан, давно ждавший от Блюма этого вопроса. – Очень сложное. Народ-то уж больно боевой… а мы тут отощали совсем: на перловке с консервами сидим. Эта каша скоро из ушей полезет! И выпить нечего, ни капли! Так что очень трудно… Что? А когда прилетит? Через неделю? Нет, – вздохнул капитан, – слишком долго. Да я понимаю, понимаю… Послезавтра? Это другой разговор! Так, значит, шесть ящиков водяры и три туши? Ах, Илья Борисович, да эти ребята стоят втрое дороже, если не впятеро! Я же говорю: невозможно. И потом вертак… Десять ящиков? – Капитан с торжествующей ухмылкой переложил трубку в другую руку. – Нормалек! Выходит, по ящику на рыло! Да нет, это я арифметикой занимаюсь. Что? Сделаем, сделаем… Только, надеюсь, без обмана?

Бармин открыл глаза. Над ним нависло сосредоточенное лицо подполковника: Борис Алексеевич бил его по щекам меховой рукавицей. Они лежали на полу завалившегося на бок вертолета. За дверью, в кабине пилотов, что-то с треском искрило: в воздухе пахло резиной и обгоревшей оплеткой.

Кажется, начинался пожар.

Рядом с Барминым и подполковником шевелились их товарищи, постепенно отходя от шока.

– Надо убираться отсюда, – прошептал Бармин. – Горим!

– Все целы? – спросил Борис Алексеевич.

– Летчики и механик убрались. Царство небесное… Из наших, похоже, – Захар. У Лехи голова пробита, он без сознания, но дышит ровно. У остальных, думаю, ушибы.

– Надеюсь, не переломы, – подполковник встал и, переступая через товарищей, стал пробираться к кабине пилотов. Ему долго не удавалось открыть дверь, и как только она распахнулась, в отсек полетели искры и повалил дым. – Носом гробанулись, – сказал Борис Алексеевич, глядя на смятые и окровавленные трупы летчиков. – Живые – на выход! Берем самое необходимое и оружие!

Бармин выбрался из горящей машины. Волоча по снегу ранец с оружием и вещами, он отползал от вертолета. Порывы ветра швыряли в лицо колкую, как песок, снежную крупу.

Пламя поднималось все выше: чувствовалось, еще секунда – и рванет топливо в баках. Из вертолета в подтаявший от жара снег вываливались люди.

Последними из пламени выскочили подполковник и высокий парень – тот самый, который помог Бармину прыгнуть с самолета. В руках у парня, помимо ранца и оружия, была канистра со спиртом.

– Может, отбой, Алексеич? – крикнул парень, бегущий от вертолета рядом с подполковником.

Подполковник не ответил и вдруг сильно толкнул парня в спину. Оба полетели в снег. В этот момент вертолет взорвался. Огненные куски машины просвистели над головами вжавшихся в землю людей.

– Что значит отбой, Серж? – перевернувшись на спину, спросил парня подполковник. – По-твоему, надо идти к «Ромашке»? Прикинь, сколько летели. Нет у нас пути назад. По моим подсчетам, нам километров сто осталось, а то и меньше…

– Что делать с Лехой? Он не ходит! И у других серьезные травмы. Куда их денем? – спросил Серж.

– Берем с собой. На Объекте медицина имеется. Давай сюда канистру!

Склон сопки закрывал их от ветра.

Подполковник налил каждому по сто грамм спирта. Тем, у кого были повреждены ноги, по сто пятьдесят.

Борис Алексеевич, похоже, ни при каких обстоятельствах не терял присутствия духа.

Минут пятнадцать они двигались вдоль извилистого ручья. Впереди шагал подполковник с компасом. Через каждые полчаса он сверял курс и, озирая окрестный ландшафт, пытался угадать, где они находятся. За ним шли Серж, Бармин и крепкий седовласый мужчина.

Эти трое отделались легкими ушибами при падении вертолета. Каждый из них попеременно набрасывал на грудь лямку и тянул за собой лежащего на куске рваного металла Леху, который не приходил в себя. Бармин тянул меньше: все же он был гораздо слабей Сержа и седовласого.

Остальные члены команды молча хромали сзади, помогая друг другу преодолевать подъемы и страхуя на спусках. Бывалые люди, они не ныли и не просили помощи. Они шли вперед, не снижая темпа, шли как заведенные. Они работали.

– И как нас не расплющило, Силыч! – нарушил молчание Серж, принимая лямку от седовласого. – С такой высоты рухнули!