Майор тоскливо посмотрел на два зеленых провода, потом на глубокую металлическую ячейку. Выхода не было… А ведь он уже нашел Томилина и, кажется, вот-вот должен был выйти на Блюма…

А за стеной затаились потные от волнения охранники. Они находились сейчас в нескольких метрах от майора. Каждый ждал от своего товарища решительных действий и не собирался лезть под пули первым. Но в коридоре шипел их командир: он приказывал идти вперед.

Охранники на цыпочках двинулись к аппаратной. Прежде чем предпринять решительный бросок, нужно было отдышаться. Охранники выставили впереди себя автоматы и кинулись к открытой двери. Их нервы были напряжены до предела…

Но в аппаратной никого не оказалось. Только битая химическая посуда, опрокинутые стулья… И тут в полумраке что-то шевельнулось, какое-то странное существо. Словно по зыбкой трясине, охранники пошли вперед, ощущая легкую дрожь в коленях и слабость в животе. Шевеление усилилось. Теперь они слышали еще и сопение. Нечто неведомое, состоящее из человеческих фрагментов, неуклюже шевелилось в квадратной нише в стене.

Один из бойцов коснулся ладонью выключателя. Вспыхнул яркий свет, и охранники увидели… человеческое лицо. Правда, оно было перевернуто, как на картинах Пикассо, и красно от напряжения. Существо смотрело на бойцов налитыми кровью глазами. Смотрело и, шумно дыша, тянуло, выгибало шею. В зубах у него был длинный, словно змеиный язык, медицинский захват с изогнутым концом. Захват покачивался возле оборванной проводки.

Глядя на это искаженное лицо с оскаленным ртом, бойцы подошли к нему вплотную.

Перед ними шевелился… скорченный человек, втиснутый в небольшую стенную нишу.

Один из бойцов вскинул автомат. И в этот момент человек с хрустом выгнул шею. Тут же вспыхнули искры, раздался треск. Охранник, как подкошенный, рухнул на пол. Рядом упал его товарищ. Раздался лязг железа, заработали колеса и шестерни.

Когда бойцы подняли головы, человека в ячейке уже не было.

Артист не дал Бармину проскочить вслед за подполковником и остальными в Лабораторный корпус. Он крепко держал его за ногу, и, пока Бармин пытался оторвать от себя руку Эдика, момент был упущен: дым рассеялся, и во двор начали просачиваться бойцы Службы безопасности. Однако не Эдик был виноват в том, что Бармин не успел. В него самого сзади накрепко вцепился шизик. Андрей Андреевич обеими руками обнимал Артиста за плечи, и когда Эдик, придавленный к земле дрожащим толстяком, понял, что Бармин сейчас убежит, оставив его в обнимку с этим чокнутым, он притормозил товарища.

– Я не виноват! – шипел Эдик Бармину. – Это все жирный! Не надо было этого гада спасать!

Дым рассеялся, и Бармин наблюдал за передвижениями бойцов во дворе Лабораторного корпуса. Они до сих пор не приметили лежащую на земле троицу. Но за бетонными блоками должны были находиться еще двое. И если бы они с Артистом сейчас побежали к двери, те могли в упор расстрелять их.

Хотя подполковник с Богдановым и Витьком уже скрылись в здании, стрельба на дворе продолжалась, правда, неизвестно по кому.

Откуда-то сбоку на переползавшего Бармина пахнуло сырым теплом: у основания стены обозначилась стальная решетка, сквозь которую пробивался пар.

Бармин схватился за решетку руками. Прутья были намертво заделаны в бетон. Бармин вытащил из сумки металлическое яйцо гранаты и втиснул его между решеткой и стеной, потом выдернул чеку и с низкого старта кинулся в сторону.

Взрывом решетку вырвало из бетона, и тут же в дыру устремился… Эдик.

Бармин открыл рот от удивления: Артист был стремителен, как заяц, и сообразителен, как змея, особенно когда это касалось спасения его жизни. За Эдиком, как нитка за иголкой, в дыру юркнул толстяк. Именно юркнул, словно и не был толст и неповоротлив. Последним ногами вперед полез Бармин.

– Как тебя встретишь, Бармин, так непременно загремишь под землю! – ворчал Артист, с ненавистью поглядывая на держащего его за рукав толстяка.

– Не жалуйся, чревовещатель! Лучше скажи спасибо! В который раз тебя, дурака, спасаю!

– А я тебя не просил меня спасать! – взвизгнул Эдик, вырывая свой рукав из цепких пальцев Андрея Андреевича, с любовью смотрящего на него. – Скажи лучше, зачем ты сюда вернулся, да еще полез в пекло?

– А ты зачем полез? Сидел бы себе в тундре, дышал свежим воздухом.

– Я бы и сидел, если б не этот майор! Пристал, как банный лист к заднице! Отведи его на Объект, и все тут!.. Если б я, вместо тебя, идиота, попал на Материк, давно бы отдыхал душой и телом!

– В областной филармонии?

– Нет, массовиком-затейником в каком-нибудь черноморском пансионате. Я теперь, как вырвусь отсюда, сразу туда – к ласковой волне! Только на Материке жизнь и осталась!

– Нет, Артист, там жизнь пострашнее здешней! Там меня, как волчару, гнали, с улюлюканьем и милицейскими сиренами. Там теперь такие орлы, что нам с тобой лучше из-под земли не высовываться! В Евангелии знаешь что об этом сказано? Власть тьмы!

Они продирались между трубами в довольно узком, но. хорошо освещенном лабиринте.

Пятнистые побоялись лезть за ними в дыру, поэтому беглецам можно было не рвать одежду в клочья, задыхаясь от быстрого бега.

Проход тем временем сузился и перешел в трубу. Дальше передвигаться можно было только на четвереньках. Направо уходил еще один канал, из которого выплывали клочья сизого, режущего глаза тумана и доносился подозрительный запах.

– Здесь труба, а там канал с дерьмом. Куда пойдем? – спросил Бармин Эдика.

– Только не в трубу! – воскликнул Эдик, страдальчески сморщившись.

– Понятно…

Андрей Андреевич больше не хохотал и не плакал. Не отпуская Эдика от себя ни на шаг, он сосредоточенно пыхтел. Когда Артист останавливался, толстяк натыкался на него сзади. Эдик свирепел и замахивался на придурка кулаком, но тот смотрел на Артиста такими невинными глазами, что рука чревовещателя сама собой опускалась. И все же однажды Эдик ударил толстяка. Кулаком в лоб.

– Вы кто? – спросил толстяк, и глаза его прояснились.

– Крысы! Еще раз тронешь меня – удавлю! – рявкнул Артист.

Бармин схватил Эдика за грудки и молча притянул к себе. В этот момент толстяк заговорил, быстро и сбивчиво. После этого удара к Андрею Андреевичу возвращалось сознание.

Где-то впереди раздались тяжелые шаги. Бармин поднял руку, а Эдик зажал ладонью рот толстяку.

Четверо крепких парней остановились перед массивной чугунной дверью. В руках у них были большие сумки. Первый вставил в замок ключ, повернул колесо и открыл дверь. Затем повозился с замком другой – стальной – двери. Открыв ее, включил свет. На металлическом полу стояли деревянные ящики. Парни что-то делали возле них. Наконец свет погас. Парни закрыли дверь и пошли по коридору назад.

– Похоже на склад! – сказал Бармин.

– Нет, на банковское хранилище! Там бабки лежат, зуб даю! – сказал Эдик.

Дальше идти, не зная направления, было бессмысленно. От канала вправо и влево отходило множество ходов с кабелями и трубами, в которых передвигаться можно было лишь согнувшись в три погибели.

Бармин и Эдик смотрели друг на друга. Кто-то должен был предложить план действий. Но плана не было.

– Надо скорей уходить отсюда! – вдруг заговорил толстяк. – Здесь очень опасно! Мы погибнем! Это уже скоро! – Он в отчаянии заломил свои пухлые руки.

– Ясно, что надо, – заметил Бармин. – Только куда? И что значит «это»?

– К бассейну! В Жемчужину! Там есть выход на поверхность!

– А ты откуда знаешь? – Эдик с интересом посмотрел на придурка, который, кажется, пришел в себя.

– Я здесь работал, по консервации! – сказал Андрей Андреевич и сорвался с места. – Скорей!

Они шли за Андреем Андреевичем по наклонному коробу куда-то вверх, утопая по щиколотку в бегущей навстречу воде.

– Теплая, – сказал Бармин.

– Как парное молоко, – подтвердил Эдик.

– Это из бассейна? – Бармин посмотрел на толстяка, тот утвердительно кивнул.

Толстяк вел их коротким полутемным каналом. Неожиданно они уткнулись в стену. Андрей Андреевич запрокинул голову. По стене наверх поднималась железная лестница, утыкавшаяся в люк. Бармин уперся плечами в чугунный круг и со скрипом сдвинул его. Ровный свет упал на лица людей. Они увидели побеленный потолок и электрическую лампочку, висящую на скрученном проводе.

– Как тебя зовут, лишенец? – спросил толстяка довольный таким исходом Эдик.

– Андрей Андреевич, начальник отдела кадров, правда, временно переведенный… – замялся толстяк.

– А за что тебя Немой хотел съесть? – усмехнулся Артист. Толстяк вздрогнул. – Ладно-ладно, проехали! Мы тебя, Андрей Андреевич, вырвали из лап смерти, так что с тебя стакан!

Они оказались в подсобном помещении бассейна, среди ведер и половых тряпок. Артист настаивал на том, чтобы оставаться здесь, сколько позволит ситуация. Для начала он предлагал всем поспать.

Слушая Эдика, Андрей Андреевич хватался за голову. «Промедление смерти подобно! – стонал он, закатывая глаза. – Здесь нельзя оставаться!» Переходя на шепот, он сообщил, что по приказу Блюма участвовал в «этом страшном деле». В каком именно, правда, не уточнил. Андрей Андреевич предполагал, что Блюм уже покинул Объект.

– Он решил всех нас погубить! Мы сидим на бочке с порохом! – всхлипывал толстяк.

Пытаясь поймать руку Бармина в свои ладони, он молил его поскорей бежать отсюда. Хорошо бы подальше в тундру! На вопрос Бармина, как им миновать посты пятнистых, Андрей Андреевич отвечал, что нужно немедленно сдаться охране. Лучше угодить в камеру где-нибудь на окраине Промзоны, чем оставаться в этом гиблом месте еще хоть пять минут. Когда толстяк встал перед Барминым на колени, тот спросил:

– Откуда ты знаешь, что Блюма нет на Объекте?

– Он не может оставаться в этом аду! Вы видели эти страшные пожары? Это только начало.

– Ладно.

Бармин нахмурился: Андрей Андреевич совсем не Бредил. Им нужно было поскорей убираться отсюда.

Десантным ножом Бармин вырезал замок из двери и крадучись вышел в пустой коридор. Отовсюду в здании звучал спокойный голос… хозяина Объекта.

Это было очередное сообщение Блюма о порядке предстоящей эвакуации населения. Илья Борисович называл какие-то фамилии, обстоятельно рассказывал, сколько террористов-поджигателей проникло на Объект и как ведутся их поиски подразделениями спецслужб. Он также сообщил, что ситуация на ТЭЦ не столь катастрофична, как это пытаются представить злые языки. Ничего подобного! В ближайшее время электро– и теплоснабжение на Объекте будет восстановлено…

Под конец выступления весело и по-сержантски четко он сообщил, что у него есть и хорошие новости для всех без исключения жителей, своих верных друзей-товарищей. Что именно?

– Сейчас двадцать пятьдесят! – говорил он бодрым голосом. – Ровно в двадцать два часа жду вас у приемников, дорогие мои. Итак, в двадцать два слушайте мое выступление, которое, надеюсь, снимет многие ваши вопросы. До встречи, друзья!

– Между прочим, твой Блюм вещает! – сказал Артист толстяку голосом, удивительно похожим на голос Ильи Борисовича, и хлопнул его по плечу. – Вот тебе и бочка с порохом! Тебе, Андрей Андреич, лечиться надо! Никуда этот Блюм отсюда не денется. Так что заткни фонтан!

Андрей Андреевич растерянно слушал знакомый голос хозяина.

– Интересно, что будет через час, – произнес Бармин.

– Может, объявят всеобщую амнистию?! – усмехнулся Эдик.

– Или… отправят на тот свет, – прошептал толстяк.

Итак, они находились в Жемчужине, где-то под боком у самого хозяина. И у Бармина появилась идея: вывести их отсюда мог теперь только… Блюм. Илья Борисович собственной персоной мог прикрыть их отход с Объекта. Оставалось найти апартаменты хозяина и захватить его самого.

Бармин не думал о слитках, за которыми прибыл сюда Борис Алексеевич. «Продукт» был для Бармина чем-то вроде вчерашней газеты, которую можно уже не читать…

Они крались широкими коридорами, на всякий случай прячась за утлы и выступы стен. Позади Бармина по-змеиному шипел Эдик. Артист был недоволен: среди ведер и половых тряпок было куда приятней. Там можно было сладко поспать. А теперь его трясло от предчувствия бурной развязки.

– Я тебе больше не товарищ! – пускал он пузыри за спиной Бармина.

В конце коридора показался стол, из-под которого торчали длинные ноги в пятнистых штанах и… домашних тапочках. Бармин повернулся к Артисту и приложил палец к губам.

Охранник спал, откинувшись на спинку стула и похрапывая. Он сладко чмокал губами и томно постанывал: ему снилось что-то неземное.

Бармин на цыпочках прошел мимо него в коридор и махнул Эдику рукой. Артист провел испуганного Андрея Андреевича мимо спящего охранника, зажав рот бедному толстяку своей потной ладонью.

– Где они сейчас? Так… Только не высовывайся, а то еще остановятся, а у нас нет времени. Ты их хорошо видишь? Гони их прямо на Жемчужину. Как? Как на железной дороге: нужные пути открывай, ненужные закрывай. Кстати, как там посты личной охраны? Уже? Ну, ты Рембо! – Начальник Службы безопасности беседовал по рации с одним из своих людей, командовавших операцией по ликвидации террористов. Его люди только что овладели диспетчерским пунктом личной охраны Блюма, и теперь ситуация была у них под контролем. В любой момент террористов можно было уничтожить. Но они пока были нужны Папе. Ведь они шли туда, где находился Блюм.

Начальник Службы безопасности уже не сомневался, что к ним прибыли ловцы удачи с Материка. Информация об Объекте просочилась на Материк, и искатели приключений прибыли сюда за слитками! Папа напряженно ждал, когда они ворвутся в «царские палаты» и выпотрошат хозяина. Им нельзя было мешать. Потом, когда «всплывет» припрятанный Блюмом осмий, можно прихлопнуть и террористов, и самого хозяина – конечно же, случайной пулей и в пылу схватки. Правда, остается еще подразделение личной охраны Блюма и зомби Кротова. Но этих ребят можно перестрелять, обвинив их в измене хозяину. А дальше… Дальше под шумок смыться отсюда с грузом! Вертак на приколе ждет его.

Пока Борис Алексеевич вел своих по каналу с многочисленными жилами кабеля, Кротов недоумевал, куда вдруг подевалась охрана. Подполковник ничему не удивлялся. Кое-где под потолком он отмечал камеры наружного наблюдения. Значит, их передвижение контролировали. Богданов и Томилин молча двигались следом.

Наконец они добрались до металлической решетки, за которой оказалась лестница, ведущая вверх. Решетку Борис Алексеевич взорвал. Осторожно ступая, они преодолели несколько лестничных пролетов, с удивлением прислушиваясь к автоматной трескотне, и с помощью ножа открыли дверь. Открыли и попали в этот коридор, смахивающий на гостиничный.

– Кто это говорит? – спросил Борис Алексеевич, показывая на репродуктор.

В коридоре пол был выстелен ковровой дорожкой. Дверей тут почти не было – голые стены, оклеенные простенькими обоями, да светильники под потолком. В обоих концах коридора были установлены телекамеры.

– Блюм, – ответил Томилин.

– Точно, он… – хлопая глазами, сказал Кротов. – Странно.

Богданов подошел к подполковнику и указал в конец коридора: там кто-то сидел на полу и, держась одной рукой за свой затылок, другой пытался дотянуться до телефона.

– Что там? – Борис Алексеевич посмотрел на Кротова.

– Квартира Блюма! – прошептал Витек.

– Добро! Проверим, на месте ли хозяин!

… Охранник, морщась от боли, поднял глаза и увидел перед собой неизвестно откуда взявшегося главного дружинника Поселка.

– Ты откуда здесь, Крот?

– Оттуда! Что с тобой?

– Сам не знаю. Очнулся на полу. Башка раскалывается. Кто-то грохнул, а кто – не помню. Ничего не помню! Если ты к Блюму, к нему нельзя. Не принимает. А это что за орлы? – Охранник недовольно посмотрел на улыбающегося Бориса Алексеевича и как всегда хмурого Богданова.

Подполковник подошел вплотную к охраннику и, выхватив у него из-за пояса пистолет, приставил его ко лбу побледневшего парня.

– Доложи о нас! – ласково сказал Борис Алексеевич.

Охранник, сведя глаза на переносице, встал и, ведомый подполковником на «коротком поводке», подошел к двери.

– Илья Борисович, – хрипловато начал он, потом прокашлялся и повторил: – Илья Борисович, к вам тут пришли!

Подполковник удовлетворенно кивнул, и охранник убрал голову от холодного дула.

За дверью послышалась возня: кто-то забегал, задевая мебель и опрокидывая стулья.

– Что надо? – визгливо откликнулся Блюм. – Никого не хочу видеть!

– Он там! – Подполковник подмигнул Богданову. – Кажется, поперло! Масть пошла! – Он обернулся к охраннику и сказал: – Милости прошу! Ну, что ты замер? Вышибай дверь!

Охранник растерянно посмотрел на Витька и его сопровождающих, потом на дубовую дверь и, набычившись, кинулся плечом вперед.

А всего в нескольких десятках метрах от них уже переминались с ноги на ногу люди Папы. Их было около трех десятков, самых преданных и боевых – ядро заговорщиков. Они контролировали почти все здание, перебив или связав личную охрану Блюма.

При этом сами заговорщики потеряли всего пятерых. Овладеть Жемчужиной оказалось на удивление просто. Охранники Блюма сами пропустили сюда людей Папы, считая, что те преследуют террористов, и желая лишь пронаблюдать окончание этой охоты.

Но пронаблюдать не удалось.

Люди Папы тут же открыли по охранникам стрельбу в упор. Переступая через мертвые тела, они вламывались во все двери и стреляли во всех, кто попадался на пути. Разбираться было некогда. Так убили нескольких сотрудников администрации, электрика, уборщицу и личного повара Блюма.

В караулке – казарме внутри здания – люди Папы устроили побоище и принялись рыскать по первому этажу, обрывая телефонные провода и громя видео– и оргтехнику.

Заговорщики поймали кураж, почувствовали вкус крови, и он им понравился. Страх улетучился. Развязанная ими бойня сместила все человеческие акценты: убить себе подобного стало легче, чем пощадить.

Стрельба привлекла сюда охранников со второго этажа. Не понимая, в чем дело, бойцы скатывались по лестнице – посмотреть… и тут же получали пулю в лоб.

Диспетчерский пункт, откуда люди Папы вели наблюдение за террористами, был захвачен в первую очередь. Здесь сидели инженер и дежурный. Инженер молча поднял руки и улыбнулся головорезам: ему было все равно, на кого работать. Дежурный хотел было последовать примеру инженера, но его пристрелили, им нужен был только инженер.

Начальник личной охраны не ожидал от Папы столь решительных действий, и потому на него напал столбняк. Да, Папа перехитрил его, ловко использовав террористов для «военного переворота».

Его телефон, конечно же, не работал. Да что там телефон! Ему даже не дали выйти из собственного кабинета. Заговорщики чем-то подперли дверь снаружи и поставили у двери своего бойца. Начальник личной охраны ждал Папу. Он не сомневался, что тот войдет сюда, чтобы праздновать свою победу. Что ж, начальник личной охраны был готов пойти на любые условия, даже стать рядовым охранником, лишь бы ему сохранили жизнь. Теперь он томился в четырех стенах с револьвером в руке и ждал Папу. И Папа действительно вошел к нему. Правда, ненадолго.

– Где Блюм прячет слитки? – спросил он бледного начальника охраны, принимая от него личное оружие и по-хозяйски разваливаясь в его кожаном кресле.

– Под землей, в районе радиостанции. Хранилище где-то там! – Начальник личной охраны робко улыбнулся.

– А ты, выходит, ничего не знаешь? – усмехнулся Папа, взял из пепельницы обгорелую спичку и, расщепив, стал ковырять ею в зубах.

– Меня он не посвящал… Хранилищем занимались его телохранители. Я ничего не знаю.

– Не посвящал, не знаю… Верю! Но тогда, выходит, жить тебе незачем! – философски изрек Папа и, выплюнув спичку на ковер, застрелил начальника личной охраны.

Теперь обратного пути у Папы не было.

Пожалуй, и с Блюмом церемониться теперь не имело смысла. Важно было открыть хранилище и… И все же Папа желал, чтобы именно террористы ворвались к Илье Борисовичу первыми. Важен был сам факт вторжения, зафиксированный на пленку камерой наблюдения! А потом можно было предъявлять обывателям труп хозяина, якобы убитого террористами. Папа не хотел брать власть как кровавый диктатор. Он предпочитал демократический путь: пусть обыватели сами принесут ему эту власть на подносе…

Банда Папы кавалерийским наскоком овладела наиболее важными объектами Жемчужины. Зато на третьем этаже, где разместился Илья Борисович, стояла мертвая тишина, обеспечиваемая отличной звукоизоляцией стен, потолка и пола. Блюм любил тишину и недолюбливал людей в камуфляжной форме. Ему не нравились их грубость, звериные повадки и громкий смех. Поэтому вход им сюда был воспрещен. На этом островке тишины Илья Борисович терпел лишь своих телохранителей. Вышколенные и незаметные, как японские жены, они были как немые: никто не слышал от них ни слова.

Жили телохранители в смежных с апартаментами Блюма комнатах и появлялись на людях тогда, когда Илья Борисович «выходил в народ». Блюм любил пообщаться с народом, но делал это всегда в окружении своих широкоплечих ребят, вечно жующих резинку и смотрящих на окружающих, как на мебель…

– Блокируйте апартаменты! Можно пострелять для устрашения. Блюма не трогать. Сначала мне нужны ключи от хранилища и номера счетов в банках! Все, иду к вам!

Папа выключил рацию, вышел из диспетчерской и не спеша направился к апартаментам. По тактическим соображениям ему не хотелось появляться там прежде, чем его ребята закончат обрабатывать Блюма. Пусть потом Блюм приползет к нему на брюхе, прося защиты…

Папа взглянул на часы. Была половина десятого.

Дверь в квартиру Блюма оказалась не запертой на замок, и охранник влетел в комнату, с размаху грохнувшись на пол.

– Кто посмел! – раздался визгливый голос из-за двери.

Вслед за охранником в комнату проскочил подполковник с пистолетом в руках.

Он искал глазами маленького круглого человечка с живыми глазами. Таким описывали ему Блюма. Но маленького и кругленького хозяина он так и не нашел – его взгляд уперся в дуло автомата. Автомат не выстрелил, и Борис Алексеевич искренне удивился. Подняв глаза, подполковник увидел… Бармина. Тот опустил АКМ и усмехнулся.

– Зачем же двери ломать! – услышал подполковник голос Блюма и обернулся: за письменным столом на полу сидел Эдик и говорил голосом хозяина.

– А где… Блюм? – спросил Борис Алексеевич.

– Я за него! – ответил чревовещатель и вылез из-за стола, пялясь на Томилина – новое лицо в их компании. Потом он обратился к сидящему на полу охраннику: – Ну что, бо-бо головушка?

Бармин тронул за плечо Томилина. Тот обернулся и вскинул брови.

– Гена?! Значит, тебе не удалось вырваться отсюда!

– Почти удалось! – Бармин вздохнул. – Был уже на Материке, да только этот слиток чуть меня не угробил. Такая охота за ним началась!

– Значит, Слава Яковчук напрасно погиб. Это рентгенщик, мы с ним эту комбинацию с похищением вместе разрабатывали. Взяли сразу два слитка! Рассчитывали, что хотя бы один попадет на Материк. Корейцы помогли. Без их помощи у нас бы не получилось…

Внезапно из смежной комнаты выскочил толстяк и, захлебываясь от волнения, запричитал:

– Сюда! Скорей! Я же говорил! – Андрей Андреевич чуть ли не рвал на себе волосы. – Мы погибли!

Все бросились за толстяком. На столах была развернута радиостудия. Тут же стоял компьютер Блюма. Он был включен. Именно отсюда Илья Борисович выступал перед населением Объекта. Толстяк подскочил к бобинному магнитофону, рядом с которым были установлены микрофоны, и нажал клавишу.

После непродолжительного шипения раздался тревожный голос Блюма: «Сейчас двадцать два десять. Мне трудно говорить… – Он закашлялся. – Дым проник уже сюда, в аппаратную Жемчужины, и ест глаза. На первом и втором этажах бушует пламя. Я и те, кто здесь со мной, отрезаны огнем. Из соседних помещений доносится треск горящих панелей. Обращаюсь к тем, кто еще слышит меня. Коллеги, товарищи, братья! Только что нас постигло страшное несчастье. Произошло то, чего все мы не могли ожидать. Наш любимый город на краю гибели. Горят здания, гибнут люди – наши товарищи. Только что мне сообщили, что пылают жилые кварталы, горят нефтехранилище и ТЭЦ, взрываются цеха комбината. Уничтожена радиостанция! Смертельная опасность нависла над всеми нами, еще живыми. Чей-то злой гений задумал погубить нас! Но я верю, что еще не все кончено. Держитесь, братья! Рано или поздно помощь придет к нам, и мы вырвемся из этого ада. Мы еще восстанем, как Феникс из пепла… »

Андрей Андреевич выключил магнитофон и посмотрел на собравшихся в комнате людей.

Все невольно глянули на часы. Было без двадцати десять.

– Ну и что? – спросил Бармин.

– Погодите, сейчас двадцать один сорок. Значит, через полчаса…

– Или раньше, – пробурчал Богданов.

Все молча перевели взгляд на Андрея Андреевича, который, припав к стене, держался за сердце.

– Я вас предупреждал, – прошептал он.

– А кто же должен был включить магнитофон? – спросил Артист.

– Компьютер, – ответил Томилин. – Он включал и выключал магнитофонную запись точно по часам. Любимая зверюга Блюма.

– Стойте! – закричал вдруг Кротов. – Выходит, что Блюм…

В этот момент за их спинами раздался оглушительный свист, и кто-то закричал:

– Всем на пол! Руки на голову! Лежать, падлы!

Ворвавшиеся в комнату люди Папы принялись, отчаянно работая кулаками и прикладами, разоружать террористов. Пятнистым никто не сопротивлялся. Один из них хотел ткнуть прикладом в лоб толстяка, но узнал его:

– Тебя же убили, Андрей Андреевич?

Охранник имел в виду трупы консерваторов, обнаруженные на пустыре.

В этот момент в комнату вразвалку вошел ухмыляющийся начальник Службы безопасности. Порыскав глазами вокруг, он вскинул брови и спросил:

– А где Блюм?

– Нету, – сказал кто-то из пятнистых.

– Как нет? – Папа побагровел. – Он ведь только что вещал! Ищите его! Мне нужны ключи от хранилища.

– Ребята были во всех помещениях. Сейчас пошли по второму кругу. Ни его, ни бабы его, ни телохранителей. Никого нет!

– Пусть ищут! Как только найдут, доложить мне!

– Ильи Борисовича здесь нет! А мы, мы сейчас взорвемся! Я сам минировал Жемчужину по его заданию, но я не знал… – заблеял вдруг Андрей Андреевич, умоляюще глядя на Папу. – Все свои сегодняшние обращения он записал на пленку! Вот послушайте последнее!

Толстяк вдруг оттолкнул плечом пятнистого и подбежал к магнитофону. Пятнистый хотел было схватить его за шиворот, но Папа жестом остановил бойца.

Андрей Андреевич дрожащими руками щелкнул клавишу обратной перемотки, потом включил запись.

Все находящиеся в комнате в гробовой тишине прослушали рыдания Блюма. Папа оказался сообразительней своих подчиненных.

– У нас есть еще минут двадцать – двадцать пять… Ты, – Папа ткнул пальцем в охранника в тапочках, который лежал на полу вместе с террористами, – проводишь нас к радиостанции. Там должна быть дверь на лестницу!

– Да, но у меня нет ключей! – захлопал глазами охранник, встав навытяжку перед Папой.

– Двое остаются здесь. Остальные за мной! – крикнул он своим бойцам и вышел из комнаты.

Бойцы выбежали следом, не понимая, что надумал Папа.

В комнате осталось двое пятнистых. Один спросил другого:

– Куда это Папа?

– Ясно куда, – усмехнулся второй. – За слитками!

– Слитков там нет, ребята! – подал голос Кротов. Он поднял голову, потом осторожно сел на пол, положив руки на колени.

Пятнистые не возражали против такой вольности главного дружинника Поселка.

– А где ж они, Витя? – спросил один из пятнистых.

– У Блюма. А Блюм давно в тундре. Я ехал к нему, когда меня эти парни заарканили… Слушайте, Объект заминирован.

– Для начала надо бы связаться с Папой, – неуверенно начал один из пятнистых и вытащил из кармана портативную рацию.

– Надо драпать отсюда, а не связываться с Папой, козлы! – прохрипел Витек, сузив глаза.

Пятнистые переглянулись. Один из них передернул затвор автомата и направил дуло на террористов. Прежде чем бежать отсюда, он хотел уничтожить всех лежащих на полу. Правда, Папа на этот счет не отдавал никакого приказа. Но какие могут быть приказы, когда вот-вот все рухнет в тартарары?! Тащить же этих парней за собой или оставлять их здесь, рискуя получить вдогонку пулю, было неразумно. И еще: среди них были Витя Кротов, Томилин из лаборатории и толстяк Андрей Андреевич, которых, по-видимому, взяли в заложники. Что касается Вити, то пятнистый прекрасно знал, что Папа искал удобный случай, чтобы прихлопнуть начальника дружины Поселка. На Томилина ему было наплевать… А вот Андрей Андреевич, прославившийся своим хлебосольством, был ему люб. И потом, именно он минировал Объект, и, значит…

Второй боец, не дожидаясь кровавой развязки, выскочил из комнаты: его сапоги в убыстряющемся темпе затопали по коридору.

– Андрей Андреич, выходи! – сказал пятнистый и посторонился.

– Дура, и ты беги! Ведь рванет же! – заорал пятнистому Кротов, видя, что тот направил на них дуло автомата.

– Не бойся, Витя, успею! – Пятнистый прицелился… и вдруг упал лицом вниз, придавленный сверху обнявшим его толстяком. Андрей Андреевич с разбега толкнул бойца руками в спину и придавил своими ста двадцатью килограммами.

Первым к толстяку, сжимающему трепыхающегося пятнистого, подоспел Кротов. Ударом ноги в голову он успокоил бойца. Тут же подошли Богданов и Борис Алексеевич. Они помогли подняться застенчиво улыбающемуся Андрею Андреевичу. Кротов вынул автомат из рук пятнистого и направился к выходу.

– Погодите, Кротов! – остановил его подполковник. – Вы, кажется, собирались ехать к Блюму?

Витек молча смотрел на подполковника. Он понял этого человека.

– Поехали! – сказал он коротко.

– Стойте! – зазвучал голос Богданова. – Сначала нужно вывести людей из домов. Сколько сейчас времени?

Подполковник посмотрел на майора, потом на часы.

– Без десяти десять! Действуйте, Богданов. А мы займемся Блюмом!

Богданов бросился к пульту. У него еще было время, чтобы предупредить жителей Объекта.