25

Утром следующего дня, вскоре после того, как «Пипл» появился на прилавках газетных киосков, Джозеф Уиллоуби и Реджинальд Стайн, два ведущих акционера корпорации и члены совета директоров, состоявшего из девяти человек, позвонили исполнительному секретарю Патрика Шеннона и потребовали немедленной встречи. Они появились в его офисе уже через десять минут, горя одновременно и праведным гневом, и злобным торжеством: наконец-то Шеннон дал им тот повод, которого они так долго ждали.

— Что вы собираетесь предпринять, чтобы расхлебать эту кашу? — прогудел Уиллоуби, потрясая номером «Пипл».

— Я еще год назад предупреждал вас, Шеннон, что самое лучшее для нас было бы продать «Элстри» на корню. Но куда уж там! Ваши так называемые гениальные прозрения оказались сильнее наших здравых соображений. И вот результат, — заключил Реджинальд Стайн с мстительным удовлетворением.

— Присаживайтесь, господа, — оживленно предложил Шеннон. — Я расскажу вам, что именно я собираюсь делать.

Они сели, и Шеннон вкратце посвятил их в свои планы. Когда он закончил, Уиллоуби в ярости воскликнул:

— Другими словами, «Элстри» будет третий год подряд приносить нам одни убытки! И это, по-вашему, называется умением вести дело? Да мы уже потеряли почти сто миллионов на этой вашей забаве! Вы же должны понимать, что это означает для общей картины прибылей корпорации?

В ответ Шеннон спокойно кивнул: во-первых, перебивать Уиллоуби не имело смысла, а во-вторых, в данном случае он был действительно прав.

— Не говоря уже о наших акциях, — с горечью вставил Стайн. — Они поднялись в преддверии грядущих успехов, для раздувания которых вы истратили уйму денег, но к тому времени, когда закроется биржа… мне даже страшно подумать, что случится с курсом наших акций. А когда все узнают, что мы прикрываем всю кампанию с «Княжной Дэзи»… вы представляете, Шеннон, в каком дерьме окажется корпорация?! Представляете! Что вы молчите? — прогрохотал он.

— Не знаю, Редж, но по поводу своего решения дискутировать с вами я не собираюсь. Я сообщил вам, что намереваюсь делать. Решение мною принято, и я буду стоять до конца.

— Самонадеянный негодяй! Этого не будет! — заорал Уиллоуби. — Я созываю специальное заседание совета директоров, Шеннон, и на нем мы вышвырнем вас к чертям собачьим из корпорации. И я добьюсь этого, чего бы мне ни стоило. Хватит с меня вашей так называемой независимости, высокомерия и бесконечных экспромтов. На ваше место мы возьмем другого, кто не швыряется, как вы, миллионами долларов ради собственной паршивой прихоти. Если бы вы не отпустили эту девицу Валенскую, мы, может быть, хоть как-нибудь выкрутились из этой дерьмовой катавасии. Хоть что-нибудь бы спасли. Это целиком ваша вина, Шеннон, и л собираюсь доказать ее. Чаша нашего терпения переполнилась! — Созывайте какие угодно заседания, — спокойно заявил Шеннон. — Я готов заседать в любое время. Однако сейчас, джентльмены, прошу меня извинить. В корпорации есть не одна только «Элстри», и мне надо встретиться с некоторыми другими сотрудниками для обсуждения целого ряда неотложных дел.

После того как двое рассерженных джентльменов удалились, Патрик Шеннон несколько минут сидел молча. Он думал. Ему, конечно же, было известно, что, помимо Джо и Реджа, еще несколько членов правления настроены столь же решительно. До сих пор он выходил из схваток с консерваторами победителем — они, правда, не уверовали в его здравый смысл, но, пока он помогал им зарабатывать деньги, с ним приходилось мириться. Корпорация казалась достаточно сильной, чтобы в конечном счете как-то уладить проблему с «Элстри», и это знали все: и он, и они тоже. Однако нынешний кризис давал им долгожданный шанс, который, как считали Джо, Редж и их единомышленники, мог больше и не представиться. Это был шанс отделаться наконец от Шеннона! Вчера, когда он принял свое решение отстранить Дэзи от встреч с масс-медиа, необходимых для обеспечения успеха рекламной кампании, это был не шаг, продиктованный деловой конъюнктурой. В качестве такового его решение являлось отвратительным, и Шеннон не мог этого не признать. В прошлом году приходилось идти на убытки, но он всегда знал, из-за чего предпринимается тот или иной шаг. Да, он шел на риск, но никогда из-за кого-то другого! Ну что ж, на этот раз будет по-иному. Ведь не пожертвует же он интересами Дэзи, черт подери! Пока выбор оставался за ним, этого не случится… А если выбора у него не останется, решил он, такая работа ему не нужна. Плевать он на нее хотел! И хорошо, что он не цепляется за нее: очень может быть, что на ближайшем заседании совета директоров его все-таки выгонят.

— Пошли вы все куда подальше! — рявкнул Шеннон и углубился в дела.

Все утро сотрудники студии Норта занимались тем, что читали последний номер «Пипл» — журнал, подобно эстафете, переходил из рук в руки. При этом обменяться впечатлениями не было никакой возможности — шли съемки в павильоне.

Как только наступило время ленча, в кабинете Норта собрались несколько человек: сам хозяин кабинета, Винго, Арни Грин и Ник Грек.

— Не следовало бы мне толкать Дэзи в эту вонючую клоаку, — заговорил первым Ник. — Это ведь все моя вина.

— Всегда так! — пробурчал Винго раздраженно. — Что бы ни произошло, это обязательно твоих рук дело. Даже если речь идет о погромах, наводнениях или подбрасывании фальшивых избирательных бюллетеней…

— Будь все-таки справедлив, Винго. Ведь все началось с Дэзиных волос, верно? Ну а тут уж никто, кроме меня, не виноват. А помнишь, какая она была злющая, когда мы пытались уговорить ее присоединиться к нашей новой кинокомпании? И какая в тот момент прекрасная…

— Послушай, — прошипел Винго, — ты не согласишься избавить нас от своих дурацких воспоминаний?

— О чем ты, Ник? — неожиданно заинтересовался их перепалкой Норт.

— Ладно, хрен с ним, могу и рассказать, — махнул рукой Ник. — Одно время мы с Винго задумали основать свое собственное дело. Отделиться от тебя, в общем. Но нам нужна была Дэзи как продюсер. Но она нас так тогда отчитала, прямо дрожь берет, как вспомню. Целую лекцию прочла насчет верности боссу: мы, мол, тебе обязаны всем на свете, нельзя быть предателями… ну и прочее дерьмо в том же роде! Жаль, что ты ее тогда не слышал. Получил бы кучу удовольствия…

— А что, — вызывающе бросил Винго, — не все же мне ходить в операторах, Норт! Я могу быть и режиссером, пусть даже Дэзи на этот счет и другого мнения.

— Когда это вас посетила столь гениальная идея? — поинтересовался Норт.

— Может, год, может, и больше года назад, — ответил Винго. — А насчет того, какая она была прекрасная в тот момент… я этого не заметил. Зато взбешенная — это уж точно.

— Не-е, — протянул Ник, отрицательно помотав головой. — Думаю, она все ж таки больше сердилась в тот раз, когда обезьянка, которую она нашла тогда в Мексике, утащила к себе один из наших тюков, и часов шесть с ним возилась, не желая терзать его на куски, как было задумано, чтобы продемонстрировать свою кровожадность. Ты помнишь: чего только мы не делали — и все без толку.

— Нет, парни, никто из вас не видел Дэзи по-настоящему взбешенной, — сказал Арни с печальным вздохом. — Потому что вас не было с нами в тот день, когда обнаружилось, что с нас хотели содрать за десять фунтов копченой семги на съемках рекламного ролика для Оскара Мейера, а ведь все продукты были оплачены спонсором. Ух, как же она тогда психанула! Да, другого такого продюсера нам не найти…

— Послушайте, парни, а почему бы вам всем не убраться из моего офиса ко всем чертям, а? — прорычал Норт. — Если я захочу посидеть на поминках, то в городе есть парочка ирландских похоронных бюро. Так там, по крайней мере, все будет по первому разряду, не то что у вас.

— Кончай, Норт! — прикрикнул Винго. — Не придуривайся! Мы же знаем, что из всех нас ты расстроен больше остальных. Нас не проведешь.

. Норт посмотрел на него и ничего не ответил.

— Никогда не мог понять, что заставляло ее так отдаваться работе, — задумчиво произнес Арни, помимо своей воли опять перелистывая страницы «Пипл» со статьей о Дэзи. — Бедная девочка! У нее, похоже, совсем не было никакой личной жизни из-за всего этого…

— Я говорю серьезно, — еще раз предостерег Норт. — На эту тему больше разговоров не вести! Ни сейчас, ни потом. Никто из нас как следует не знал Дэзи. И по-настоящему никто не в состоянии понять ее нынешнее положение. Пусть появится хоть целая дюжина таких статей! — И он указал на раскрытый номер журнала. — Давайте-ка все заткнемся и пошли работать. Это не пожелание, а приказ. Ясно?

Он проследил, как все трое гуськом вышли из его кабинета, и запер дверь. Оставшись один, он начал сосредоточенно, без шума и паники, ломать новый широкоугольный объектив, только что доставленный фирмой «Кук» из Англии и стоивший двадцать пять тысяч долларов. Другого способа обозначить свой траур он не нашел — он даже не сознавал, что творится у него в душе и кого именно он оплакивает в этот момент. Но как бы там ни было, а больше в своей дальнейшей жизни он, Фредерик Гордон Норт, ни разу не побывал в Венеции.

Едва пробежав глазами статью в «Пипл», Ванесса Валериан тут же позвонила Робину в его ателье.

— Скорей пошли кого-нибудь купить тебе свежий номер журнала «Пипл». Через полчаса встретимся на ленче. У меня просто не хватит терпения ждать до вечера. О, Робин, ты не представляешь, как это потрясающе!

Как только оба уселись на свои банкетки в «Ля Кот Баск», Ванесса, сверля мужа глазами, с места в карьер перешла к вопросу, который ее мучил:

— Послушай, дорогой, сколько времени мы ее знаем? Кто, как не мы, были ее первыми друзьями? Первыми, кто протянул ей руку помощи… И при этом ни слова нам о том, что происходило в ее жизни, о тех ужасах, которые она прятала от всех нас! Какая восхитительная храбрость! Боже, прелестное дитя!

— Да, — согласился Робин, — мы были первыми, кто ей помогал, когда всем остальным и дела до нее не было.

— Потому что, — захлебываясь от обуревавших ее эмоций, продолжала Ванесса, не обратив внимания на слова мужа, — нам с самого начала был виден тот огонь, который горел у нее в душе. То удивительное пламя поразительной красоты, которое оставалось невидимым для посторонних глаз. Кроме наших! Мы же всегда знали за ней одно поистине великолепное качество — эту ее чувствительность. Потрясающую, бесценную чувствительность артистической души! Помнишь, Робин, как она постоянно отказывалась все принимать? Боже, до чего восхитительно скромно она это делала! Подарки, приглашения… Только потому, что, в свою очередь, не могла ответить тем же. Слава всевышнему, мы были в состоянии время от времени поддерживать ее заказами на портреты, одеждой и прочими вещами.

Жду не дождусь этого бала в «Зимнем дворце»! Ей наверняка будет приятно увидеть в толпе несколько знакомых лиц. Так хочется хоть как-то оградить ее от всей этой окружающей грубости, Робин! И сейчас я смогу рассказать всем, что действительно произошло тогда на яхте. Рассказать всем, кто пристает ко мне с надоедливыми и грязными инсинуациями. Наконец-то я окажусь в состоянии выложить всю правду и при этом не предать Дэзи!

— Но что там на самом деле случилось, Ванесса?

— Детали не имеют значения, дорогой. Придумаю что-нибудь интересное.

То раннее сентябрьское утро в поместье Вудхилл выдалось на редкость сырым и промозглым, что для этого времени года в Англии было нетипичным. Садясь завтракать, Рэм только и мог думать что о предстоящем появлении в газетных киосках Америки номера «Пипл» с Дэзи на обложке. Еще несколько часов — разница объяснялась поясным временем, — и это произойдет. Произойдет в то время, когда он, Рэм, будет сидеть за ленчем. С полным отсутствием интереса рассматривал он отборные коричневатые яйца, варившиеся ровно три с половиной минуты и стоявшие сейчас перед ним на столе. Он с недовольным видом позвонил дворецкому и, когда Томпсон вошел, строго спросил:

— Почему нет джема из крыжовника?

— Я выясню, сэр, — ответил тот и, вернувшись через несколько секунд, доложил: — Зеленщик должен был привезти джем еще вчера, но у него сломался фургон. Повар весьма сожалеет о своем промахе, сэр.

— Ничего, Томпсон. Это нестрашно.

Неподвижно сидя в столовой своего особняка, одного из самых элегантных в Девоне, славившемся своими роскошными поместьями, он размышлял над тем, сколько человек из жителей расположенного поблизости городка в конце концов прочтут этот номер журнала. В Лондоне достать его проще простого, причем буквально к концу того же дня, учитывая разницу во времени. В Париже, Риме, Мадриде… его везде смогут купить.

Оставив завтрак нетронутым, Рэм поднялся из-за стола и снова позвонил.

— Я ухожу, Томпсон. Скажите повару, чтобы сегодня джем доставили. Если зеленщик опять не сможет приехать, отправляйтесь в город сами и доставьте заказ.

Держа в руке дробовик, Рэм шагал по лугам родового поместья, распахивая попадавшиеся на пути ворота изгородей и продолжая думать о фото и интервью, которое он дал корреспонденту «Пипл». Статья должна была получиться огромной. И безусловно уничтожит Дэзи — больше ей уже никогда не оправиться от такого удара. Об этом он уже позаботился.

Значит, ее фото на обложке? Глядя сквозь пелену туманного утра, он пытался представить себе ее лицо — перекошенное, расплющенное, с переломанными костями… кровь хлещет из носа, из ушей, изо рта. До какого-то момента ему удавалось заставлять себя видеть только один этот кошмар. Но тут же на него накатывало и другое видение: Дэзи в ту ночь, 14 июля, на балу дебютанток: она танцует в белом кружевном платье, беспечно, радостно перелетая от одного танцора к другому, пылающая и невинная, с глазами, горящими и широко распахнутыми от удивления и радости, волосы распущены и слегка спутаны… она смеется, смеется и танцует — танцует со всеми, кроме него… Именно в ту ночь он понял, что она должна принадлежать ему или он умрет.

К ленчу в тот день он не вернулся. Не появился он и к пятичасовому чаю. Экономка, миссис Гиббоне, начала беспокоиться о своем хозяине, который всегда отличался постоянством своих привычек, что ей в нем всегда нравилось.

— За окном такой ветер, — пожаловалась она горничной Салли, — и день совсем неподходящий для охоты. Да и птицы в такой день откуда возьмутся? Когда я увидела, как он выходит из дома, я сразу так и подумала. Только не мое дело указывать хозяину.

— У джентльменов свои понятия, — философски заметила горничная.

— Верно. Только вот погода для прогулок не та. В такой день легче легкого подхватить воспаление легких, скажу я тебе. А повар постарался — приготовил для хозяина его любимый стейк, — проворчала миссис Гиббоне.

— Там кто-то стучится в калитку, — прервала ее монолог Салли, знавшая, что за долгие годы службы в Вудхилле та стала туга на ухо. — Я пойду открою, хорошо?

— Скажешь, чтобы как следует вытирали ноги, а то наследят на кухне, — проворчала экономка.

Крик, вырвавшийся из груди Салли, был настолько оглушительным, что без труда достиг ушей миссис Гиббоне. Его было слышно в самых дальних уголках особняка. Картина, представшая взору Салли, была поистине ужасна: перед ней стояли фермеры, двое из них держали на руках безжизненное тело Рэма: голова наполовину снесена ружейным выстрелом, но крови не видно — тело слишком долго находилось под дождем, смывшим ее следы, но зато обнажившим оставшуюся часть мозга…

Вечером, когда вся прислуга собралась в гостиной, проводив служащих похоронного бюро, которые увезли тело покойного, Салли, моргая красными от слез глазами, произнесла дрожащим голосом:

— Ума не приложу — и как это джентльмены могут быть такими неосторожными! Подумайте только, миссис Гиббоне: ходить с заряженным ружьем! Пусть даже вы хороший стрелок, все равно страшно. Я всегда этого ужас как боялась — и вот как оно все вышло. Бедный князь Валенский!!!

— Ох, появится у нас новый хозяин, помяните мое слово! Адвокаты свое дело знают… Интересно, кто заменит князя? Ну ничего, утрясется, — заключила миссис Гиббоне, чтобы успокоить взволнованную горничную. — Время все прояснит. Так всегда было. И будет…

Никто, наверное, столь тщательно не изучал фотографию Дэзи на обложке «Пипл», как благородная Сара Фейн. И никто не вчитывался в статью в журнале с большей внимательностью, чем леди Фейн, буквально наизусть заучившая каждое слово.