Кики негодующе передернула плечами. Щедрость Ванессы по отношению к Дэзи представлялась ей вполне естественной. Ее всегда возмущало, что Дэзи не пользуется преимуществами своего знатного происхождения и не извлекает должной выгоды из своей красоты и княжеского титула, не желая вскочить на подножку поджидающего ее поезда со всеми американскими знаменитостями.

— Дэзи, ты обязана помнить, что ты вовсе не Золушка, а законная княжна, принцесса.

— А ты — романтическая особа, начитавшаяся сказок. Нет, беру свои слова назад. Ты — чудовищно циничная особа, стремящаяся заставить меня извлекать прибыль из моего происхождения. Но теперь даже Серж Оболенский не использует больше свой титул.

— Ну и пусть! Ему же не приходится торговать портретами детей лошадников. А все остальные Оболенские прекрасно пользуются своим происхождением и продолжают называть себя князьями и княгинями.

— Кики, ты не считаешь, что нам с тобой давно пора кончать носиться со всей этой княжеской мишурой и подумать о том, что мне следует взять с собой в Венецию? Ты не знаешь, какая погода бывает там в сентябре?

— Переменчивая, — уверенно заявила Кики.

— Люку следовало бы отлупить тебя.

— Он не склонен к сексуальным извращениям, — самодовольно заявила Кики.

— Ах так? К чему же он тогда склонен?

— К тому, чтобы обнимать меня, целовать, поглаживать, вообще обращаться со мной ласково и бережно…

— И трахать тебя?

— Какая ты все-таки грубая, Дэзи! На самом деле, ну, если ты так настаиваешь, могу сказать, что ему определенно понравится… заниматься со мной любовью, — заявила Кики жеманно.

— Прошу прощения! А ты у нас теперь настолько чистенькая, что не можешь ему позволить это. Или все-таки уже позволила, а? — с интересом осведомилась Дэзи.

— Я в полной растерянности. Я делаю все так, как ты мне велела. Я всего лишь соглашаюсь прийти на свидания, когда он назначает их мне, причем это бывает нечасто, и я придумала себе целый фантастический мир, в котором существует другой мужчина, настолько реальный, что я и сама готова в него поверить. Но с каждым днем я все сильнее влюбляюсь в этого сукиного сына, а он избегает меня! Как ты считаешь, не совершила ли я ошибку, не переспав с ним?

— Ни в коем случае! Давно ушли в прошлое те времена, когда девушки заманивали мужчин, отказывая им в сексе, и я вовсе не то имела в виду, когда учила тебя быть неприступной. Это не относится к сексу, глупышка, это намного глубже и касается твоей души.

— Мне кажется, что моя душа вполне доступна для него, — обреченно проговорила Кики, — и он прекрасно это знает. Человек может закалить свою душу, если приучает себя сдерживать свои чувства?

— У тебя есть знакомый психоаналитик?

— Конечно, нет.

— Возможно, тебе пора начать подыскивать его. Ладно, хватит! Что у тебя есть подходящее из нарядов, чтобы я могла занять у тебя?

Арни Грин, коммерческий директор студии Норта, чувствовал себя глубоко несчастным человеком. Он всячески пытался отговорить Норта, чтобы тот не брался за эту работу для «Пан-Ам». Заказ был, конечно, выгодным, но предполагал натурные съемки в Венеции, а это означало, что сам Норт, а также Дэзи и Винго целую неделю будут отсутствовать и все это время не смогут встречаться с клиентами. Следовательно, к тому времени, когда они вернутся на студию, в графике работы может образоваться простой длиной в несколько дней.

— Стоит ли эта работа того времени, которого она потребует? — сразу спросил он Норта, когда Ник Грек впервые заговорил об этом заказе и попросил назначить цену.

— Возможно, что и нет, — ответил Норт, — но, так или иначе, я еще никогда не бывал в Венеции и хочу взглянуть на нее, пока она окончательно не ушла под воду.

Арни тяжело вздохнул. Была бы его воля, Норт никогда не устраивал бы съемок на натуре, расположенной от их офиса дальше Центрального парка. Нехотя он был вынужден согласиться с тем, что, если сценарий требует тучи голубей, площади Святого Марка и гондол, то все это, не считая голубей, вряд ли удастся найти на озере в Центральном парке.

— Ладно, Норт, но, Христа ради, не свались там в канал. В лучшем случае ты подхватишь гепатит в этой воде. И не ешь, пожалуйста, сырых устриц, от них тоже бывает гепатит.

— А на закат мне можно смотреть или от этого могут заболеть глаза?

— Никто не хочет меня понять…

— Неправда, — дружески улыбнулся Норт, — но ты напрасно беспокоишься.

— Ладно, пусть так, но ведь всегда что-нибудь идет не так, я не прав?

— Конечно, иначе снимать было бы так же просто, как пришивать пуговицы. Но ты же знаешь, что Дэзи справится с любыми осложнениями. Ведь именно за это мы ее и держим, не так ли?

К тому времени, когда они получили свой багаж в аэропорту Марко-Поло, прошли таможенный контроль и погрузились в «вапоретто» — речной катер, своего рода венецианский вариант автобуса, было уже совсем темно и Норт с Дэзи мало что смогли разглядеть.

Винго с шестью фотомоделями — тремя женщинами и тремя мужчинами — должен был приехать на следующий день. Дэзи могла использовать лишний день, чтобы последний раз осмотреть места съемок, договориться с местной полицией об охране от толпы зевак и проверить, все ли готово к размещению технического персонала, декораторов, костюмеров, парикмахеров, которых должны были доставить из Рима к следующему полудню.

Все-таки Венеция производит необыкновенное впечатление, думала Дэзи, глядя из окна своего номера, выходившего прямо на Большой канал, а в ушах у нее стоял слабый шелест волн, бьющихся о борт «вапоретто». Неважно, сколько вы читали о Венеции, как прочно в вашем сознании засела мысль о том, что этот город построен на воде, — реальность все равно превосходит все ожидания. Нарерное, Венецию невозможно изобразить, решила Дэзи. Множество картин, запечатлевших этот город, казалось бы, опровергали эту ее мысль, но в реальности город выглядел совершенно неправдоподобным, будто Дэзи, подобно Алисе, пройдя через зеркало, оказалась в волшебной стране чудес, в игрушечном мире, таком нематериальном и до странного романтическом.

Завтра в семь часов утра ей предстоит приступить к работе, подумала Дэзи, отвернувшись от окна и окинув взором свою высокую комнату с обитыми шелком стенами в бело-голубую полоску и с розовыми парчовыми шторами на окнах. Это означало, что для сна ей осталось от силы пять часов.

Готовясь лечь в постель, Дэзи подумала о том, удастся ли ей, как она планировала, вернуться в Нью-Йорк через Лондон, чтобы повидать Дэни. В этом году ей не удалось съездить в Европу на Рождество. Двух картин маслом и шести акварелей ей едва хватило на покрытие расходов на содержание Дэни, так что ей пришлось думать не о путешествиях, а о том, как раздобыть еще денег. Да, прошло много времени, даже слишком, подумала Дэзи. Как давно она не встречалась ни с Дэни, ни с Анабель! Она решила до окончания съемок не заговаривать с Нортом о нескольких днях отпуска. Но потом, когда все будет позади, а Лондон — так близко, он не сможет так просто отказать ей, и ее билет на обратную дорогу можно будет легко переделать без особых лишних расходов.

Дэзи устало сняла с себя джинсы, футболку и куртку, в которых ходят английские коммандос, приобретенную за пятьдесят центов на церковной распродаже в Лондоне пять лет назад. Этот наряд она не снимала с момента вылета из Нью-Йорка. Потом она долго стояла под лениво струившимся душем, совершенно непохожим на тот быстрый хлещущий поток, под который они вынуждены были становиться дома из-за вечно неисправного напора воды. После душа Дэзи облачилась в несколько старомодный ночной пеньюар. Хотя голова ее была забита мыслями о работе и одновременно мечтами о предстоящей встрече с Венецией, она быстро забылась неглубоким, чутким сном, полным обрывочных сновидений. Когда зазвонил дорожный будильник, Дэзи легко вскочила с постели и подбежала к окну. Ее сон как ветром сдуло утренним светом, отражавшимся в воде. Ошеломленная, почти парализованная от восхищения, она застыла у окна, любуясь открывавшимся из него видом, пока наконец не заставила себя очнуться усилием воли. Это настоящее безумие, подумала она, ожидать, что кто-то сможет полноценно работать здесь. Следовало приехать на неделю раньше, чтобы привыкнуть к этой красоте. Впрочем, возможно, на это не хватило бы и месяца. Она испытала приступ мучительной зависти к Норту, у которого в распоряжении был еще целый день, для того чтобы полюбоваться городом. Ближе к вечеру, когда Норт наконец прибыл в отель, он обнаружил поджидавшую его в вестибюле Дэзи, уютно устроившуюся в кресле.

— Все в порядке? — спросил он.

— Не совсем.

— Что ты хочешь этим сказать? Если не все еще сделано, тогда почему ты прохлаждаешься в вестибюле?

— Норт, подожди. — Она предупреждающе подняла руку. — Кажется, у нас возникли небольшие проблемы.

— Это твои проблемы, — равнодушно ответил Норт, — а у меня ноги гудят.

Норт двинулся к стойке портье, чтобы взять ключ от своего номера. Дэзи догнала его и схватила за плечо.

— Норт!

— Ну, какого черта? Честное слово, Дэзи, это твоя работа — заниматься всеми этими мелочами. Ладно, расскажи мне, что произошло. Может, нет разрешения на съемки, или гондолу выкрасили не в тот цвет, или у одной из моделей вскочил прыщ? Нужно импровизировать, сколько раз я тебе это повторял. Так импровизируй, Дэзи! Я уже тысячу раз тебе говорил: ты должна позаботиться обо всех мелочах, чтобы они не мешали мне, когда я начну работать.

— Как ты думаешь, мы сможем достать билеты на «Алиталию», чтобы вернуться домой?

— Какое мне дело до «Алиталии», когда мы работаем для «Пан-Ам». Боже мой, Дэзи, ты совершенно утратила чувство реальности. — Норт, возмущенный, отвернулся.

— Самолеты других компаний не приземляются в Италии, — тихо сообщила Дэзи ему вслед. — Всеобщая забастовка. Винго с моделями не смогут прилететь сюда.

Норт резко развернулся к ней.

— Что из того? — Он снова начал закипать. — Мало ли какие неприятности могут случиться. Ты связывалась с моделями из Рима? Если я не сумею снять наших девочек, я могу использовать других. Я могу также обойтись и без Винго. В Риме полно кинооператоров и красивых женщин.

— Железная дорога тоже бастует, — коротко сказала Дэзи.

— В таком случае вели им добираться на машинах, черт побери! Если они выедут сегодня, то завтра утром уже будут здесь. Если бы они выехали сразу, как ты узнала про забастовку, то, готов держать пари, они уже были бы здесь, — укоризненно добавил он.

— Технический персонал тоже бастует, Норт. У нас нет команды. Ни один человек в Италии не притронется ни к какой аппаратуре, которая, кстати, тоже застряла где-то между Римом и Венецией. У нас нет ни камер, ни юпитеров, ни хлопушки, даже секундомера — ничего. Вот почему я не стала связываться с римскими фотомоделями.

— Прекрасно, очень весело, очень умно! А тебе не пришло в голову, что мы можем переехать во Францию или Швейцарию и снимать там? Готовься к отъезду.

— Что?! Снимать площадь Святого Марка, гондолы и голубей во Франции или в Швейцарии? — иронически переспросила Дэзи.

— Но, черт их всех побери, мы же можем позвонить в Нью-Йорк. Ты прекрасно знаешь, что рекламному агентству ничего не стоит переписать сценарий, они справятся с этим за час.

— К величайшему сожалению, забастовка распространяется на телефон и телеграф, — медленно и тщательно выговаривая каждое слово, сообщила Дэзи. — Если только среди этих голубей на улице есть почтовые… Короче говоря, мы здесь застряли.

— Это какой-то бред! Дэзи, ты даже не пытаешься хоть что-то предпринять! Позвони и найми машину. Мы можем взять катер, доплыть до материка, пересесть там на автомобиль, доехать до ближайшей границы и позвонить в Нью-Йорк оттуда. Пусть подберут нам другое место для съемок, ведь «Пан-Ам» летает всюду. Какого дьявола ты сидишь тут и дожидаешься меня, вместо того чтобы додуматься самой до такой простой вещи? Почему ты еще не собрала вещи? Что с тобой? Такое впечатление, что ты спишь на ходу!

— Все такси и пункты проката автомобилей бастуют, точно так же, как гондольеры и экипажи «вапоретто», — сказала Дэзи, стараясь не выдать обуревавшую ее радость.

— Вот дерьмо! Дэзи, они не имеют права так поступать!

— Я передам им это, когда они приступят к работе, — ответила Дэзи.

— Это… это просто нецивилизованно! — вскричал Норт, размахивая руками.

— Почему бы тебе не попытаться философски взглянуть на вещи, Норт? Раз уж мы не можем ничего предпринять… — миролюбиво предложила Дэзи.

В глубине души Дэзи была в восторге от того, как развивались события этого дня. Убедившись, что все возможные пути отступления отрезаны, и обнаружив, что ее телефон молчит, она спустилась вниз к стойке портье, где по радио передавали новые сообщения о расширении забастовки, доставлявшие ей все большее удовольствие. Ее охватило странное чувство, которое она сама не смогла точно определить, пока наконец до нее не дошло, что это — предвкушение праздности, знакомой ей по каникулам в колледже. Необыкновенно внимательная гостиничная прислуга — по два человека на каждого из нескольких сотен постояльцев — разделяла ее праздничное настроение. Кто знает, возможно, завтра они тоже присоединятся к забастовке? По крайней мере, как сказал ей один из служащих гостиницы, погода сейчас самая подходящая для того, чтобы бастовать. И Дэзи полностью была с ним согласна. Больше всего на свете она желала сейчас, находясь в Венеции, иметь несколько свободных дней. А портье заверил ее, что постояльцам «Гритти Палас» ни в коем случае не придется голодать. Руководство гостиницы готово к тому, что гостей придется кормить из буфета. Худшее, что может ожидать княжну, так это то, что ей придется самой стелить постель.

— Философски? — переспросил Норт, выходя из себя от гнева. Он не привык, чтобы события управляли им. — Мы заперты здесь, будто вернулись в средневековье, и ты еще говоришь о философском отношении к жизни!

— Есть только один-единственный способ выбраться отсюда, — лукаво заметила Дэзи.

— Какой, говори ради Христа! — закричал Норт.

— Отправиться вплавь.

Встретившись с Нортом взглядом, Дэзи пискнула от долго сдерживаемого смеха.

— Я подумала об Арни, — задыхаясь от душившего ее смеха, с трудом выговорила она, — его лицо!

Перед глазами Норта возникло угрюмое лицо Арни Грина, предостерегавшего их от неминуемого гепатита, и он медленно, неохотно, но разразился смехом.

Портье и швейцар посмотрели на двух американцев, корчившихся от смеха посреди вестибюля, и, обменявшись улыбками, пожали плечами. Молодая княжна, подумал портье, одета совершенно неподобающим образом для дочери князя Стаха Валенского, который до своей гибели всегда был желанным гостем отеля, неизменно приезжая в Венецию на неделю-другую в сентябре после окончания сезона поло в Дови-ле. Например, сегодня она спустилась в вестибюль в белых мужских брюках и полосатой бело-розовой футболке. Но может быть, теперь такая мода?

— Это ты все подстроила, не так ли? — спросил Норт, приходя в себя.

— Это было совсем непросто, — скромно согласилась Дэзи.

— Суметь закрыть на замок целую страну, чтобы получить выходной, это надо же!

— Могу тебя заверить, что я очень старалась, но мне не удалось провернуть это из Нью-Йорка.

— Ты по крайней мере проверила, как поживает наша гондола?

— Лучшее, что мне удалось найти, — это парень с весельной лодкой.

— Куда тут можно пойти? Я просто обязан что-нибудь выпить, пока бармены тоже не забастовали.

— Может быть, бар «Генри»? — предложила Дэзи.

— Ты хочешь сказать, что мы пойдем туда как туристы?

— Конечно, но сначала я должна переодеться, а тебе надо принять ванну. Буду ждать тебя здесь через час. Думаю, мы сможем добраться туда пешком, я уже купила карту.

— Я провел на ногах целый день. Вели парню с лодкой подождать.

— Слушаюсь, босс.

Норт против собственной воли улыбнулся Дэзи. Он подумал, что ему действительно не в чем ее упрекнуть, по крайней мере, пока он сам не узнает в подробностях об этой забастовке.

Поднявшись к себе в номер, Дэзи долго размышляла, какое платье ей выбрать из тех, что она захватила с собой на тот случай, когда она не сможет показаться в своей рабочей униформе. Она чувствовала себя совершенно беспомощной. Наконец она остановилась на вечернем платье от Вионне середины двадцатых годов. Кики настояла на том, чтобы она взяла с собой это узкое, плотно облегавшее ее фигуру, открытое платье из черного бархата с невероятно низким вырезом, державшееся только на двух тонких бретельках из хрустальных бусинок. Такие же бусины были нашиты на платье широкими концентрическими кругами, создавая впечатление гигантского ожерелья. По бокам платье было присобрано вверх от подола и открывало колени. Этот туалет сам по себе мог произвести фурор. Черный бархат в сентябре? А почему бы и нет, подумала Дэзи, распуская волосы. Это платье требовало соответствующей сложной прически. Она обеими руками забрала вверх свои светлые волосы и продолжала мучительно раздумывать, что бы с ними сделать. У нее сегодня не было настроения делать пучок или заплетать их. Наконец она разделила волосы на прямой пробор и, достав несколько метров серебряной ленты, которую ей удалось умыкнуть на съемке рекламы «Холлмарка», обернула ею голову, прижав самые непокорные пряди, падавшие на лицо, и оставив остальные волосы распущенными. Накинув на плечи накидку из зеленой с серебряными нитями парчи, Дэзи, выглядевшая не менее романтично, чем героини картин Тьеполло и Джиованни Беллини, спустилась в вестибюль.

Норт уже ждал ее, готовый к выходу. Обычно небольшой любитель спиртного, он сегодня мучительно хотел выпить. Считается, что алкоголь помогает расслабиться? Прекрасно, ему это необходимо сегодня вечером, чтобы справиться с опасно легкомысленным настроением. Он должен почувствовать под собой твердую почву, а здесь, черт побери, почти нет почвы. Отраженный свет от воды в каналах придавал всему вокруг какую-то зыбкость. Куда, к черту, подевалась Дэзи? Почему она заставляет себя ждать? Норт не мог припомнить случая, чтобы ему приходилось когда-нибудь ждать ее за все время, что она у него работала.

— Господи! Какая красавица! — услышал он возглас портье позади себя.

— Красавица! — эхом отозвались швейцар у дверей, пробегавший мимо официант и еще двое мужчин, слонявшихся в вестибюле.

— Хорошо, — сказал Норт, оглядев Дэзи. Теперь ему еще сильнее захотелось выпить.

— Что желает синьорина, «Мимозу» или, может быть, «Беллини»? — спросил официант.

Норт оглядел длинное узкое помещение знаменитого бара.

— Вы умеете готовить мартини? Я имею в виду настоящий сухой мартини? — спросил Норт с сомнением в голосе.

— Как дважды два, сэр. Со льдом?

— Мне — двойной. А тебе, Дэзи?

— Что такое «Мимоза»? — спросила она у официанта.

— Шампанское со свежевыжатым апельсиновым соком, синьорина.

— Принесите, пожалуйста.

Официант продолжал стоять подле, не подавая никаких признаков того, что собирается удалиться. Он смотрел на Дэзи, всем своим видом выражая неподдельное восхищение, что явно читалось на его морщинистом лице.

— Нам бы хотелось получить свои напитки сразу, — решительным тоном поторопил официанта Норт, выводя того из оцепенения. — Итак… — сказал Норт, и в его голосе одновременно прозвучали удивление, недоверие и вызов.

— Итак? — переспросила Дэзи со слегка наигранной невинностью. — Что ты хочешь этим сказать? Ты думаешь, раз в Венеции никто не выглядит сильно обеспокоенным, то никакой забастовки нет?

— Значит, так ты выглядишь, когда не на работе? Значит, в студии ты притворяешься тихоней, и я, черт побери, совершенно тебя не знаю? Итак, значит, ты смоешься, как только представится такая возможность?

— Итак, — Дэзи пожала плечами. — Что в этом плохого?

— Это я как раз и пытаюсь для себя прояснить. Я чувствую, что за всем этим что-то кроется.

— Норт, надо плыть по течению.

— Что бы это, черт побери, значило?

— Сама точно не знаю, но мне показалось, что это выражение как раз к месту и времени. Как тебе нравится мартини?

— Вполне приличный, — неохотно признался Норт, хотя мартини был лучшим из всех, какие ему доводилось пробовать. — А как твой апельсиновый сок?

— Божественный, восхитительный, сказочный, просто неземное наслаждение…

— Иными словами, ты хочешь повторить?

— Еще спрашиваешь!

— В этих словах я ощущаю легкий намек на интимность.

— Отлично, Норт, — одобрительно сказала Дэзи, — когда ты начинаешь говорить об интимности, ты движешься в правильном направлении.

— В направлении чего?

— Чтобы попасть в струю.

— Понятно.

— Надеюсь, что ты понимаешь. Я всегда считала тебя быстро обучаемым, — шутливо произнесла Дэзи, вертя пальцами ножку бокала.

— Вот, значит, в какую игру ты теперь играешь — легкая похвала вперемежку с незаметными оскорблениями.

— Мне кажется, что лесть слишком приторна.

— Мне остается только удивляться тому, что ты еще не сказала, что защищаешь меня, когда кто-нибудь называет меня дураком.

— Ты не прав. Когда я слышу, как кто-нибудь называет тебя дерьмом, я всегда за тебя заступаюсь.

— Господи! Подожди только, пока мы вернемся домой. Официант, повторите напитки нам обоим.

— Мне становится весело, — объявила Дэзи.

— И мне тоже, — констатировал Норт удивленно и слегка недоверчиво.

— Странное ощущение, не правда ли?

— Очень. Но я не думаю, что это нам повредит. Если только, конечно, мы не привыкнем к нему, — глубокомысленно заявил Норт.

— Ты хочешь сказать, что веселье весельем, но реальная жизнь не располагает к тому, чтобы веселиться, по крайней мере, не очень к тому располагает?

— Именно так. Ты определенно не лишена чувства меры. Это то, что я всегда говорю о тебе, защищая тебя от нападок, когда все твердят, что Дези Валенская — трудолюбивая зануда, неспособная веселиться. Я им всегда говорю, что, очень может быть, ты порой бываешь веселой и нельзя судить о человеке по внешнему виду.

— Ты все-таки действительно дерьмо, Норт, — сказала Дэзи, повысив голос.

— Я всегда знал, что ты питаешь ко мне слабость.

— Что же ты до сих пор не соблазнил меня? — поинтересовалась Дэзи.

— Я слишком ленив. И потом, ты права, я действительно дерьмо в определенном смысле. Мне кажется, я не из тех добродушных слюнтяев, которые тебе обычно нравятся.

— Тебя даже нельзя назвать злобным жлобом.

— Не надо меня провоцировать. Ты велела мне подходить к жизни философски, вот я и пытаюсь.

— Ну и долго это будет продолжаться?

— Плыви по течению, Дэзи.

— Это мое выражение.

— Я способный плагиатор.

— Придумай что-нибудь свое, — настаивала Дэзи.

— Не надо быть жадиной. Ты, должно быть, голодная. Может быть, мы поедим чего-нибудь?

— Я сегодня не завтракала, — жалобно призналась Дэзи.

— Почему?

— Я была слишком занята, собирая сведения о забастовке. — Дэзи с самым невинным видом взглянула на Норта.

— О какой забастовке? — удивился Норт.

— Может быть, мы поедим?

— А это моя фраза, но я разрешаю тебе ею пользоваться. Я сегодня щедрый. Куда мы пойдем?

— Мы можем остаться и поесть здесь, — предложила Дэзи.

— Слава богу, а то я не в силах подняться. Официант, принесите нам все, что у вас есть.

— Все, синьор?

— Именно все.

Норт широко развел руки.

— Слушаюсь, синьор.

Официант понимал, как трудно синьору. Действительно, как он мог сделать продуманный заказ в присутствии столь великолепной, ослепительной юной красавицы?

— Премного благодарна за чудесный вечер, — сказала Дэзи, стоя перед дверью своего номера и едва заметно улыбаясь.

— Ах… он мне тоже понравился, — ответил Норт. — Я правильно ответил? — Он хотел поймать взгляд Дэзи, но та стояла, скромно потупившись.

— Нет, ты должен был сказать, что надеешься снова встретиться со мной, и попросить разрешения позвонить мне, когда мы вернемся назад в город.

— Могу я?..

— Надо говорить не «могу я», а «вы позволите?», — поправила его Дэзи.

— Вы позволите мне войти? — спросил Норт.

— Нет, ты можешь позвонить мне по телефону.

— Но я спросил, можно ли мне зайти? — повторил Норт.

— Ладно, но в таком случае надо предварительно позвонить.

Норт нетерпеливо поддел пальцем ее подбородок и приподнял ей голову, но Дэзи опустила ресницы, по-прежнему избегая встречаться с ним взглядом.

— Телефонисты бастуют. Как же мне позвонить?

— Ах, правда. Тогда тебе следует постучаться в мою дверь, — сымпровизировала Дэзи.

— Я спросил, можно мне войти? — настойчиво повторил Норт.

— Зачем?

— Просто так…

В тусклом свете, освещавшем коридор, его лицо утратило обычную жесткость. Хотя его манеры оставались такими же самоуверенными, а широкие плечи были по-прежнему вызывающе развернуты, обычно исходившие от Норта непреклонная воля, готовность к борьбе слегка стушевались, будто размытые лунным светом.

— Ну ладно, в таком случае полагаю, что можно, — ответила Дэзи, отпирая дверь ключом.

— Очень разумно, — заверил ее Норт.

— Разумно?

— Прекрати переспрашивать каждое мое слово.

— А ты прекрати мною командовать, — огрызнулась Дэзи.

— Ладно.

Норт обнял ее и потянулся к ее губам.

— С этого момента я буду тебе только приказывать.

— Я не уверена, что это хорошая идея.

— Я именно тот человек, который рождает идеи!

Норт подхватил ее на руки и отнес на кровать.

— Ты, Дэзи, очень придирчивая особа. От меня потребуются значительные творческие усилия.

Он поцеловал ее в губы, придерживая ее голову обеими руками.

— Норт? — спросила Дэзи, откидываясь на подушки.

— Что? — ответил он, сосредоточенно спуская бретельки платья с ее плеч.

— Это ошибка?

— Я так не думаю, но мы должны это проверить. Ох, мне никто не говорил, что ты так хороша на вкус.

— А ты и не спрашивал.

— Это моя ошибка. — В его голосе послышался благоговейный трепет, когда он спросил: — Где ты пряталась от меня все эти годы?

Дэзи никогда еще не приходилось слышать подобных ноток в голосе человека, от которого она привыкла получать только резкие, отрывистые приказания. Он, обычно разражавшийся только непререкаемыми командами, сейчас дотрагивался до кончиков ее грудей с такой нежностью и благоговейным восхищением, будто археолог, исследующий только что выкопанную из земли статую Венеры. Резкие черты его лица освещались бликами, отражавшимися от поверхности воды в Большом канале, а Дэзи, полуприкрыв глаза, следила затем, как меняется это лицо под натиском сдерживаемой страсти. Все его острые углы сплавились по мере того, как он превращался в незнакомого ей нежного, веселого любовника, который покрывал ее тело долгими, почти задумчивыми поцелуями, а руки его скользили вниз к ее талии и дальше, к теплому, податливому изгибу ее тела. Он теснее прижал ее к себе, и они оказались лицом к лицу.

— Разрешите? — пробормотал он, ожидая, пока она кивнет головой, чтобы он мог осторожно раздеть ее, а потом и сам раздеться. Он стоял перед ней обнаженный, и нетерпеливая улыбка играла на его губах. Его обнаженное тело показалось ей еще прекраснее, чем она могла себе представить, и Дэзи поняла, что всегда мечтала увидеть его нагим, может быть, с того первого дня, когда они встретились. Потрясенная этим неожиданным открытием, она притянула его к себе и впервые осмелилась поцеловать его нос, его глаза, уши, щеки, короче говоря, все, до чего могла дотянуться, все то, за чем она наблюдала, волнуясь, столько лет, пока выполняла его приказания, вечно находясь в напряжении, чтобы приноровиться к его бешеному темпераменту, готовая исполнить все, что ему потребуется. Теперь, обнаженные, они стали равными, и ее губы ощущали только теплое, ставшее по-новому близким и дорогим для нее тело. А ведь он любит меня, с невероятным удовольствием подумала Дэзи, он хочет меня, я тот человек, который ему нужен, которому он может по-настоящему доверять. Она раскрыла свои объятия и, обвив руками его шею, прижалась к нему, изо всех сил стараясь внушить ему объятием своих рук, чтобы он никогда больше не становился прежним Нортом, которого она так хорошо знала. Мало-помалу она начинала понимать, что этот новый, любящий ее Норт никуда не денется, а его ласки, как только он ощутил, что все сомнения и колебания Дэзи остались в прошлом, постепенно становились смелее и настойчивее. Он сантиметр за сантиметром обследовал ее тело, а когда все ее протесты остались позади, осторожно развел ее ноги, но пред тем, как овладеть ею, снова прошептал:

— Вы позволите?

— Да, да, да.

— Все еще никаких перемен? — спросил Норт у портье.

— Нет, синьор, к сожалению, ничего нового. Мы уже привыкли, что эти забастовки никогда не заканчиваются так же быстро, как начинаются, особенно всеобщие забастовки вроде этой. Однако, могу вас заверить, что они не так уж часто случаются.

— Ладно, значит, это шоу продолжается, — безмятежно улыбнулся Норт. — Вы не заметили, куда направилась мисс Валенская? Ее нет у себя в номере.

— Ах, княжна… она только что ушла, синьор. Она сказала, что ей надо расплатиться с нанятой лодкой, кажется, так она сказала, или с лодочником. Так или иначе, я предлагал сделать это за нее, но она настояла на том, чтобы расплатиться самой.

— Господи, она действительно нанимала тут одного, — улыбнулся Норт. — Я совсем забыл.

— Синьор?

— Ничего, я пойду поищу ее.

Норт быстрым шагом направился к выходу и нос к носу столкнулся с Дэзи.

— Ты пыталась удрать, не так ли? — спросил он.

— Нет, просто я отсекла последний путь к цивилизации.

— Я проспал, — сообщил ей Норт.

— Это я сумела заметить. Было очень интересно наблюдать за тем, как ты спишь. Во сне ты выглядишь совсем по-другому.

— Ну и как же я выгляжу? — осторожно поинтересовался он.

— Проще сказать, чего в тебе нет, когда ты спишь: никакого буйства, никакой грубости, никакой раздражительности, никакого крика и гнева, никакой уязвимости, никакой…