– И кто же победил в этом споре?

– Разумеется, я! Граф признал свое поражение еще до истечения двухнедельного срока.

– Так-так… Значит, он признал и то, что стал иначе относиться к женщинам? И вы ему поверили? – спросил адвокат.

– Да, конечно! – воскликнула Антония, радуясь, что наконец-то получила шанс сказать хоть что-то хорошее.

– Почему же?

– Я наблюдала, как он работает в течение почти двух недель, и пришла к выводу, что он многому научился и многое понял за это время. Я видела, как он, засучив рукава, мыл грязную посуду, натирал воском паркет, не щадя коленок, учился шить и штопать, торговался с мясником на рынке, выколачивал ковры и даже чистил нужники… – Раздался смех, но она не смутилась и продолжала: – И еще я видела, как внимательно он выслушивал советы своих наставниц, пожилых дам, живущих в моем доме. И как постепенно менялось его отношение к женщинам. Он понял, что им можно доверять, узнал, что женщины могут быть великодушными, добрыми и щедрыми.

– Все это очень интересно, – заметил адвокат. – Но из сказанного вами также следует, что и ваше мнение о графе изменилось к лучшему. Не так ли?

– Безусловно, – кивнула она.

– Скажите, миссис Пакстон, – с обезоруживающей улыбкой произнес Кингстон Грей, – граф Ландон когда-либо предлагал вам стать его женой?

У нее перехватило дух и задрожали колени. С трудом устояв на ногах, она пролепетала:

– Да! И неоднократно. Но я не помню, сколько именно предложений он мне сделал. Кажется, он предлагал мне руку и сердце пять раз. – Антония вцепилась в кафедру руками, боясь упасть. Ей самой показалось удивительным, что она столько раз его отвергала.

– Но почему же вы не согласились стать его супругой, леди Пакстон? – вкрадчиво спросил адвокат. – Что вас останавливало? Быть может, он вызывал у вас антипатию?

– Нет! – ответила она.

– Вы по прежнему считали его коварным, надменным, самолюбивым и ограниченным человеком, предвзято относящимся к женщинам?

– Нет!

– Он казался вам жадным, скупым или двуличным?

– Нет, разумеется!

– Тогда, возможно, вы не верили в искренность его намерений?

– Тоже нет!

– Послушайте, миссис Пакстон! Взгляните, пожалуйста, на моего подзащитного и ответьте: примете ли вы теперь его предложение, если он сделает его вам прямо здесь, в этом зале?

Антония замерла, чувствуя, как испепеляет ее пылким взглядом Ремингтон. Прокурор вскочил с кресла и закричал:

– Я решительно протестую, ваша честь! Это возмутительно! Здесь не театральная сцена! То, что говорит адвокат обвиняемого, не имеет никакого отношения к делу…

– Ваша честь! – перебил его громовым, рокочущим басом Кингстон Грей. – Это имеет непосредственное отношение к защите доброго имени графа Ландона! Желание его сиятельства жениться наледи Пакстон, которое он выражал ей неоднократно, – лучшее доказательство того, что он не был и не является яростным противником института брака.

Посовещавшись с коллегами, судья объявил, что протест прокурора отклоняется.

Когда порядок в зале был восстановлен, адвокат внимательно посмотрел на смущенную Антонию и взволнованного Ремингтона, заявил, что снимает свой вопрос, и сел, отдав свидетельницу на растерзание прокурору.

– Ответьте, миссис Пакстон, мне только на один вопрос, – скороговоркой выпалил тот. – Если вы действительно поверили, что подсудимый изменил свое отношение к женщинам, почему же вы не согласились выйти за него?

– Потому, сэр, что я не хотела выходить замуж вообще, – вскинув голову, произнесла Антония.

– Вы, защитница прав женщин и брака, не хотели выходить замуж? – Прокурор обернулся лицом к суду и, выдержав театральную паузу, спросил: – Объясните, почему вы этого не желали!

– Потому, сэр, что я уже довольно-таки долго была к этому моменту вдовой и привыкла сама распоряжаться и своими деньгами, и своим временем, и всем домашним хозяйством.

– Следует ли понимать это так, что ваш отказ не был обусловлен вашим отношением к графу либо его взглядами на женщин и брак?

– Да, именно так это и нужно понимать, сэр. Мой отказ определялся исключительно моими взглядами на брак и на мужчин, – отчетливо произнесла Антония.

– Включая и графа Ландона, не так ли? – спросил, пытаясь запутать ее, прокурор. – Уточните, пожалуйста, какого мнения вы были о нем, когда отвечали отказом на его неоднократные предложения.

Глубоко вздохнув, она сказала чистую правду:

– Я находила графа неординарным и интересным человеком, умным, достойным, серьезным и целеустремленным. Я считала, что он человек строгих правил, способный остро и глубоко чувствовать, но при этом деловитый и хваткий, когда дело касается его финансовых интересов. Но при всем при том я не хотела выходить замуж ни за него, ни за кого-либо еще. Брак мне представляется хитроумной ловушкой, попав в которую женщина теряет свободу и все свое имущество. Мне тоже следовало еще многое понять и многому научиться.

Антония плохо помнила, как она добралась от кафедры до своего стула на балконе, кажется, ей помогли Паддингтон и Гермиона. Вскоре в заседании был объявлен перерыв. Придя в чувство, она спросила у своих ангелов-хранителей:

– Ну, как я держалась? Я все правильно говорила?

– Ты держалась великолепно, деточка, – сказала Гермиона, поглаживая ее ладонью по руке.

– Да, это было нечто необыкновенное, – промолвил Паддингтон. – Зал был потрясен. Одного только я так и не понял: это выступление было за моего племянника или против него?

Во время перерыва Паддингтон поговорил с адвокатом Ремингтона и, вернувшись на балкон, сказал, что допрос свидетелей, очевидно, скоро закончится.

– Это хорошо, – сказала Антония. – Потому что мои силы тоже на исходе. И как скоро, по-вашему, суд вынесет свое решение?

– Трудно сказать, – пожав плечами, ответил Паддингтон, – предугадать это невозможно. Все зависит от судей.

Угадать настроение судей по выражению их лиц не смог бы ни один ясновидящий. Они оставались каменными на протяжении всего процесса. Даже самая шумная реакция публики не могла заставить их утратить самообладание. Поэтому всем заинтересованным сторонам оставалось лишь запастись терпением и дожидаться оглашения приговора.

После перерыва судья спросил у прокурора, удалось ли ему разыскать свидетеля Руперта Фитча. Прокурор заерзал в кресле и попросил предоставить ему еще немного времени. Суд удовлетворил его просьбу и предложил адвокату Кингстону Грею вызвать очередного свидетеля со стороны защиты. Адвокат попросил выступить в этом качестве Ремингтона Карра, графа Ландона.

Такого хитрого хода никто из присутствующих в зале не ожидал. Публика замерла, и в тишине звук шагов графа, направляющегося к месту, отведенному для свидетелей, показался всем оглушительным. Ремингтон с важным видом взошел на кафедру, поклялся говорить суду только правду, улыбнулся Антонии и с серьезным выражением лица приготовился выслушать вопрос.

– Милорд, – обратился к нему адвокат, – здесь многое было сказано как о ваших прежних взглядах на брак, так и об изменении вашего отношения к институту супружества. Не соблаговолите ли вы пояснить суду, какие цели вы преследовали, публикуя в печати свои статьи по этой проблеме.

– Прежде всего мне хотелось поставить ряд вопросов по этой важной теме и спровоцировать широкую дискуссию. Согласитесь, проблема предоставления женщинам всех гражданских прав, равно как и возложения на них определенных обязанностей, остается весьма актуальной. Общество более не может игнорировать ее, поэтому обсуждение необходимо. Я решил, что мой пример вдохновит всех неравнодушных патриотов на свободный и серьезный обмен мнениями.

– Не заставил ли вас, милорд, обретенный вами в последнее время опыт отказаться от некоторых ваших прежних убеждений?

– Я бы выразился иначе, сэр, – сказал, подумав, граф. – Этот опыт заставил меня пересмотреть мои убеждения.

– Не могли бы вы конкретизировать свою мысль, милорд? Вы намерены изменить свою позицию по вопросу об эмансипации женщин?

– В целом она осталась прежней. Хотя изменились мои мотивы поддержки движения за освобождение женщин из их нынешнего состояния правовой и экономической угнетенности. – Он покосился на Антонию и добавил: – Что я бы подверг действительно существенному изменению, так это содержание моих статей о браке.

– И каковы же в таком случае ваши теперешние взгляды на этот общественный институт, милорд?

После долгой паузы граф дал на этот вопрос такой ответ:

– Раньше я был склонен судить о супружестве по его худшим проявлениям, игнорируя удачные случаи. Но недавно я понял, что нельзя опираться только на негативные примеры, нужно принимать во внимание и положительные стороны этого феномена. Позволю себе выразить надежду, что и высокий суд учтет при вынесении своего решения не только мои недостатки и прегрешения, но и мои достоинства.

В зале раздались смешки, какая-то экзальтированная дамочка даже захлопала в ладоши. Дождавшись восстановления тишины, Ремингтон продолжил:

– Я пришел к глубокому убеждению, господа, что брак – это не какое-то абстрактное, отвлеченное понятие, а конкретное и живое дело, предпринятое двумя заинтересованными людьми. Несомненно, это сложное по своей внутренней структуре явление, обретающее разные формы в различных социальных сферах. Но если отношения между супругами гармоничны, то здоровее становится все общество в целом. За минувшие две недели я убедился, что супружество способно принести людям и радость, и счастье, и утешение. Об этом прекрасно говорили здесь мои добрые приятели, поэтому я не стану утомлять вас повторением их выступлений. Скажу только, что супружество – это в первую очередь сотрудничество двух равноправных партнеров, основанное на доверии, уважении и любви. Супруги становятся единой плотью, их сердца стучат в унисон. И даже их мозг порой работает одинаково. Брак – это такое уникальное слияние, в котором дающий не чувствует себя обедневшим или обделенным. Один очень дорогой мне человек однажды сказал, что счастливый брак – это когда два сердца бьются как одно. Пожалуй, лучше и не скажешь.

Он умолк, выразительно взглянув на Антонию. И она поняла, что он упомянул Клео не случайно, а желая воскресить в ней, Антонии, все связанные с этой необыкновенной женщиной воспоминания. Внезапно зал суда как бы затуманился в ее сознании и начал отходить на второй план. Граф продолжал что-то говорить, но Антония видела только его глаза, напоминавшие ей мгновения их интимной близости, сцены страстных лобзаний и взаимных ласк. Его проникновенный голос звучал в ее ушах, заставляя трепетать ее сердце. Чудесные видения: вишни со взбитыми сливками, пуговицы, рассыпанные по полу, красное вино и дрожащее пламя свечей, их одежда на спинке кровати – все это стремительно мелькало перед ее мысленным взором, наполняя грудь сладкой истомой, вызывая в чреслах жар. Губы Ремингтона, как ей казалось, произносили: «Я тебя хочу, ты нужна мне!»

– Супружество, почтенные господа, это и взаимные ночные ласки, и вспышки страсти, помогающие нам забыть ту горькую истину, что наша жизнь не бесконечна и скоротечна, – говорил граф, и его слова отзывались гулким эхом в ее сердце. Ведь то же самое внушала ей и много повидавшая на своем веку Клео! – Брак должен стать уютным гнездышком, а не золотой клеткой. Нашей твердой опорой и надежным оплотом, а не оковами, он должен вдохновлять нас на светлые дела, способствовать нашему свободному творчеству…

Сердце Антонии отозвалось на эти слова учащенным стуком, словно бы подтверждающим их справедливость, а в памяти у нее отложилось, что брак дает людям стабильность, помогает им крепче стоять на ногах.

– Супружество обязывает нас пристальнее вглядеться в себя, задаться вопросом о смысле жизни, наших целях и вере. Женатый человек, чувствующий ответственность перед своим партнером, стремится расширить кругозор, учесть прежний опыт, обрести новые знания, с тем чтобы обогатить ими и себя, и спутницу жизни…

Антонии почудилось, что ее сердце стало разрастаться и крепнуть, наполняясь непривычными ощущениями…

– Брак может обернуться для вступивших в него и адом, и раем, – предостерегал слушателей Ремингтон. – Все будет зависеть от того, в кого человек влюблен. Эта истина никогда не открылась бы мне, если бы я не очутился в доме Антонии Пакстон!

В наступившей после этих слов тишине Антонии показалось, что невидимая энергия графа проникает к ней под кожу и даже глубже, до самых костей. Выступая под присягой в суде, он сумел напомнить ей обо всем, что произошло с ними, волшебным образом заворожить ее и сделать ей новое предложение. Антония вдруг вскочила и вцепилась руками в ограждение балкона.

– Вы произнесли восхитительную речь, милорд, – сказал Кингстон Грей. – Однако проверить искренность ваших новых взглядов на семью и брак можно только одним способом: заставив вас ответить на вопрос, готовы ли вы жениться сами.

– Да, сэр! Ибо я влюблен в лучшую женщину на свете – Антонию Пакстон! – воскликнул Ремингтон, и по щекам Антонии покатились крупные слезы. В ее прекрасных голубых глазах граф прочел сразу множество желаний, а вздымающаяся грудь и внутренний свет, озаривший лицо, свидетельствовали, что она растрогана до глубины души таким его признанием.

Но все ли он сказал? Сделав глубокий вдох, Ремингтон отчетливо произнес:

– Антония! Ты выйдешь за меня замуж?

Она обмерла, парализованная шквалом радости, и веря, и не веря своему счастью, тщетно пытаясь унять охватившее ее возбуждение. Внутренний голос властно приказал ей идти к нему, она вздрогнула и словно сомнамбула пошла по проходу к лестнице, двигаясь по наитию, не думая о том, что находится в зале, где судят ее возлюбленного. Главным в этот момент для нее было оказаться с ним рядом, прикоснуться к нему и, обняв, ответить согласием.

Ремингтон сбежал с кафедры для свидетелей и заключил ее в объятия.

– Да, да, да! – воскликнула Антония. – Я стану твоей женой!

Граф подхватил ее на руки и, смеясь от радости, закружился вместе с ней на месте. А когда она наконец коснулась ногами пола, он наклонился и поцеловал ее в губы так ласково и нежно, словно бы делал это в первый раз. И все присутствующие поняли, что так целуют только любимую женщину, с которой хотят остаться навсегда.

Зал взорвался одобрительными возгласами и шквалом аплодисментов, заглушившим отчаянные призывы блюстителей порядка к публике угомониться. Лишь пронзительный визг разъяренного обвинителя заставил Ремингтона оторваться от своей избранницы и обернуться.

– Это невиданное безобразие, ваша честь! – вопил прокурор. – Они превратили процесс в комедию! Я требую навести здесь порядок и вынести подсудимому приговор!

Председатель суда стукнул по столу молотком, требуя тишины, и приказал приставам немедленно остудить пыл влюбленных и усмирить публику. Пока сердитые слуги Фемиды наводили порядок в зале, суд удалился в совещательную комнату.

Спустя несколько минут, однако, члены суда опять заняли свои места, глядя на притихший зал строго и мрачно. Ремингтон, Антония и адвокат замерли в тревожном ожидании приговора.

– Посовещавшись, мы единогласно постановили, – произнес главный судья и, насупив брови, смерил влюбленную парочку суровым взглядом. – По первому пункту обвинения признать подсудимого виновным в защите и распространении вредных для общественной нравственности идей, подрывающих основы богоугодного института брака.

Лицо Ремингтона стало серым как пепел. Губы Антонии задрожали, но она собралась с духом и взяла его под руку.

– По второй части обвинения суд постановил считать подсудимого невиновным ввиду отсутствия каких-либо доказательств совершения им преступления, – сказал судья.

Ремингтон перевел дух и пожал Антонии руку.

– Что же касается наказания, предусмотренного законом для проступков подобного рода, – продолжал судья, – то обычно виновный в антиобщественной деятельности приговаривается к тюремному заключению.

У Антонии екнуло сердце, она похолодела.

– Однако, учитывая наличие в данном деле чрезвычайных обстоятельств, а также своеобразную реабилитацию провинившегося, при которой все мы присутствовали, мы решили применить к графу Ремингтону Карру особую меру наказания – приговорить его к пожизненному браку с миссис Антонией Пакстон. Срок наказания исчисляется начиная с этого дня. И да хранит вас Господь!

Судья стукнул по столу молотком, объявляя заседание суда закрытым.

– Аминь! – воскликнул Ремингтон, обнимая Антонию.

К ним с балкона устремились с поздравлениями Паддингтон и Гермиона. Судья послал пристава за священником. Кто-то из публики вручил Антонии букет цветов. Появившийся вскоре настоятель церкви быстро свершил обряд. И с этого момента Антония стала законной супругой графа Ландона, чтобы всегда быть с ним рядом и в нужде, и в радости, и в здоровье, и в слабости, пока их не разлучит смерть.

Сопровождаемые друзьями, они прошли затем сквозь расступившуюся толпу зевак в церковь, расположенную на другой стороне улицы, и расписались там в регистрационной книге. После этого новобрачные наняли экипаж и отправились домой к Ремингтону. Гермиона, Паддингтон и все прочие их приятели поехали следом в других кебах. Повар графа и Гертруда быстро приготовили для всех угощение. Тосты в честь виновников торжества, музыка и смех не затихали в доме до вечера. Когда гости собрались попрощаться с хозяевами, обнаружилось, что молодожены исчезли.

Паддингтон хотел было отправиться на их поиски, но Гермиона усадила его на место и прошептала:

– Не волнуйся, дорогой. Я уверена, что они уединились в каком-нибудь спокойном и уютном уголке и вкушают там сладость законного брака.