Дженет с удовольствием чувствовала, как горячие иголочки душа покалывают ее тело. Она расслабилась, вдохнула горячий пар и закрыла глаза. Она любила принимать душ, хотя в этом и крылось какое-то нарушение традиции: женщинам положено принимать ванну, а не душ. На это ей указал доктор Рэмос. Какая чепуха! Да и смысл традиций в том, чтобы их нарушать. У нее есть своя индивидуальность.
      Она знала, что душ применяется для лечения шизофреников. Чередование холодных и горячих струй иногда действует на них успокаивающе.
      — А потому вы подозреваете у себя шизофрению? — спросил доктор Рэмос и рассмеялся. Он смеялся не часто, и ей редко удавалось его рассмешить, даже когда она старалась.
      Дженет выключила душ и, завернувшись в полотенце, подошла к зеркалу. Она протерла запотевшее стекло и посмотрела на свое отражение.
      — Ну и видик! — сказала она и кивнула. Отражение кивнуло ей в ответ. Горячая вода смыла краску с век — единственную косметику, которую она себе позволяла. Теперь ее глаза казались маленькими и утомленно щурились. В котором часу она сегодня должна быть у доктора Рэмоса? Да и сегодня ли?
      Кстати, какой сегодня день? Ей пришлось напрячь память. Ах, да! Пятница… Она не спала по крайней мере сутки и испытывала все сопутствующие бессоннице ощущения, которые помнила с того времени, когда была стажером: ноющее ощущение в желудке, тупая боль во всем теле, тяжесть в голове. Отвратительное состояние!
      Она знала, что будет дальше. Часа через четыре она начнет мечтать о том, чтобы лечь спать. Ей будет представляться кровать, мягкий матрац, блаженное погружение в дремоту.
      Ну, надо надеяться, что Бенсона скоро разыщут. Зеркало опять запотело. Дженет приоткрыла дверь, впустив в ванную прохладный воздух, и ладонью протерла стекло. Она начала подкрашивать глаза, и тут в дверь позвонили.
      Андерс! Ну да, ведь она не заперла двери…
      — Открыто! — крикнула она и снова занялась глазами. Кончив подкрашивать один, она крикнула: — Если хотите кофе, вскипятите воду на кухне.
      Ну, вот все в порядке! Дженет, придерживая полотенце, высунулась из ванной.
      — Ну как, все нашли?
      В коридоре стоял Гарри Бенсон.
      — Доброе утро, доктор Росс, — сказал он приветливо. — Я не очень не вовремя?
      Дженет даже удивилась охватившему ее страху. Бенсон протянул ей руку, и она машинально ее пожала. В эту секунду она не могла думать ни о чем, кроме своего страха. Почему она так испугалась? Она же хорошо его знает, ей часто приходилось бывать с ним наедине, и она никогда не боялась.
      Конечно, отчасти дело в неожиданности. Ведь она думала, что это Андерс. И еще — непрофессиональность обстановки: она вспомнила про полотенце и свои босые ноги.
      — Погодите, я сейчас оденусь, — сказала она.
      Бенсон вежливо кивнул и ушел в гостиную. Быстро пройдя в спальню, Дженет заперла дверь и опустилась на кровать. Она тяжело дышала, как будто ей пришлось пробежать большое расстояние. «Тревожное состояние», — сказала она себе, но это не помогло. Ей вспомнился больной, который в полном отчаянии крикнул: «Не говорите мне, что у меня депрессия. Я чувствую себя ужасно!»
      Она достала из стенного шкафа первое попавшееся платье, а потом вернулась в ванную и посмотрела на себя в зеркало. «Оттягиваю неприятную минуту», — подумала она. Но тянуть время было никак нельзя.
      Глубоко вздохнув, Дженет вышла из спальни.
      Бенсон растерянно стоял в самому центре гостиной, и Дженет вдруг увидела комнату его глазами — современную, стерильную, враждебную. Современная мебель, черная кожа и хром, жесткие линии, абстрактные картины на стенах — современное, сверкающее, машинообразное, функциональное, абсолютно враждебное окружение.
      — Этого я от вас не ждал, — сказал Бенсон.
      — У нас с вами разное восприятие, Гарри. — Дженет старалась говорить весело. — Хотите кофе?
      — Нет, спасибо.
      Бенсон был одет аккуратно — пиджак и галстук, но его парик, черный парик, неприятно подействовал на нее. И его глаза — далекие глаза человека, уставшего до предела. Дженет вспомнила, как выглядели крысы, непрерывно стимулировавшие центр удовольствия, когда эксперимент подходил к концу. Они лежали на полу клетки, тяжело дыша, не в силах подползти к рычажку и нажать его еще хотя бы раз.
      — Вы одна дома? — спросил Бенсон.
      — Да.
      Под левым глазом Бенсона виднелся небольшой синяк. Дженет заметила, что бинты почти не видны — только узенькая белая полоска между париком и верхним краем воротничка.
      — Что-то случилось? — спросил Бенсон.
      — Нет. Ничего.
      — Вы держитесь как-то напряженно. — В его голосе слышалось искреннее участие. Возможно, он только что получил стимуляцию. Дженет вспомнила, как Бенсон проникся к ней нежностью во время интерфейсинга.
      — Нет… Ничего подобного, — Дженет попыталась улыбнуться.
      — У вас очень приятная улыбка, — сказал он.
      Дженет скользнула взглядом по его одежде, ища следы крови. Девушка была буквально залита кровью, которая должна была бы забрызгать и Бенсона, и тем не менее нигде ни пятнышка. Возможно, он снова принял душ и уж потом оделся. После того как убил ее.
      — Ну, а я хочу кофе, — сказала Дженет и ушла в кухню. Теперь, когда она не видела его перед собой, ей стало легче. Она поставила кофейник на плиту, радуясь минутной передышке. Нет, надо взять себя в руки, надо стать хозяйкой положения!
      Странно: его внезапное появление испугало ее, но не удивило. Психомоторные эпилептики все время находятся в состоянии гнетущего страха перед собственным слепым стремлением к насилию. Многие из них в отчаянии покушаются на самоубийство, и все они мучаются и ищут помощи у врачей.
      Но почему Бенсон не вернулся в клинику?
      Дженет пошла в гостиную. Бенсон стоял у широкого окна и смотрел на город, протянувшийся во все стороны на многие мили.
      — Вы на меня сердитесь? — спросил Бенсон.
      — Сержусь? За что?
      — За то, что я убежал.
      — А почему вы убежали, Гарри?
      Дженет почувствовала, что с этими словами она вновь обрела обычное самообладание. Она сумеет с ним справиться. Это ее работа. Ей приходилось бывать наедине с куда более опасными больными. Она вспомнила свою шестимесячную практику в больнице штата, где ей приходилось работать с психопатами и закоренелыми убийцами — симпатичными, обаятельными людьми, от которых, мороз подирал по коже.
      — Почему? Да потому, — Бенсон улыбнулся и сел в кресло. Потом поерзал, встал и сел на диван.
      — У вас вся мебель удивительно неудобная. Как вы только можете жить в такой неуютной обстановке?
      — Мне она нравится.
      — Но это неудобно, — Бенсон пристально, с вызовом посмотрел на нее, и она снова пожалела, что они встретились здесь. Эта обстановка была угрожающей, а на угрозы Бенсон отвечал нападением.
      — Как вам удалось найти меня, Гарри?
      — Вас удивляет, что я знаю, где вы живете?
      — Немножко.
      — Я предусмотрителен, — сказал Бенсон. — Перед тем как пойти в клинику, я узнал, где вы живете, где живет Эллис и где — Макферсон. Где все живут.
      — Но зачем?
      — На всякий случай.
      — На какой случай?
      Вместо ответа Бенсон встал, подошел к окну и начал смотреть на город.
      — Там меня сейчас ищут, — сказал он. — Ведь так?
      — Да.
      — Но они меня не найдут — город слишком велик.
      Из кухни донесся свист кипящего кофейника. Дженет извинилась и пошла на кухню заварить кофе. Ее глаза шарили по полкам в поисках какого-нибудь тяжелого предмета. Может быть, ей удастся ударить Бенсона по голове. Эллис в жизни не простит ей этого, но…
      — У вас на стене висит картина, — раздался голос Бенсона из комнаты. — Одни только цифры. Чья она?
      — Человека по имени Джонс.
      — Зачем человеку рисовать цифры? Это область машин.
      Дженет размешала растворимый кофе, подлила молока, вернулась в комнату и села на диван.
      — Гарри…
      — Нет, я серьезно. А вот это? Что это должно означать? — Он постучал костяшками пальцев по другой картине.
      — Гарри, сядьте, пожалуйста.
      Бенсон пристально посмотрел на нее, потом подошел и сел напротив. Он, казалось, был весь напряжен, но через секунду безмятежно улыбнулся. На мгновение его зрачки расширились. «Еще одна стимуляция, — подумала Дженет. — Так что же мне делать, черт побери?»
      — Гарри, — сказала она вслух. — Что с вами случилось?
      — Не знаю, — ответил он с той же безмятежностью.
      — Вы ушли из клиники…
      — Да, я ушел из клиники в белом форменном костюме. Я все обдумал заранее. Анджела ждала меня с машиной.
      — А потом?
      — Потом мы поехали ко мне домой. Я был сильно возбужден.
      — Почему вы были возбуждены?
      — Понимаете, я ведь знал, как все это кончится.
      — И как же это кончится? — Она не совсем понимала, что он имеет в виду.
      — А потом мы поехали к ней, выпили немного и вообще… И я рассказал ей, как это кончится. И она перепугалась. Хотела позвонить в клинику, сообщить, где я… — Бенсон вдруг сбился и уставился в одну точку. Дженет не собиралась настаивать, чтобы он продолжал. Ведь затем произошел припадок, и Бенсон просто не помнил, что он убил Анджелу. Его амнезия была полной и непритворной.
      Но необходимо, чтобы Бенсон говорил.
      — Почему вы ушли из клиники, Гарри?
      — Это было днем, — сказал Бенсон и поглядел на нее. — Я лежал в постели и вдруг понял, что за мной ухаживают… понимаете… ухаживают, как за машиной. Я все время этого боялся.
      Одно давнее отвлеченное предположение Дженет вдруг подтвердилось: за параноическим страхом Бенсона перед машинами крылась боязнь потерять самостоятельность, попасть в зависимость от кого-то. И он говорил чистейшую правду, утверждая, что боится, когда за ним ухаживают. А люди обычно ненавидят то, что внушает им страх.
      Но ведь Бенсон в определенной мере зависит от нее… Как на него это действует?
      — Вы там мне все лгали, — неожиданно сказал Бенсон.
      — Вам никто не лгал, Гарри.
      Бенсон начинал сердиться.
      — Нет, лгали. Вы… — Он вдруг осекся и снова улыбнулся.
      Расширенные зрачки — еще одна стимуляция. Они уже следуют одна за другой почти без интервалов. Скоро должен наступить новый кризис.
      — Знаете что? Это удивительное ощущение! — сказал он.
      — Какое ощущение?
      — Это жужжание.
      — Жужжание?
      — Когда все вокруг становится черным — ж-жж-ж! — и я снова счастлив. И на душе так тепло, так радостно.
      — Стимуляция, — сказала Дженет.
      Она подавила в себе желание взглянуть на часы. Зачем? Андерс сказал, что приедет через двадцать минут, но он мог задержаться. Но даже если он и приедет сейчас, то вряд ли сумеет одолеть Бенсона. С психомоторным эпилептиком во время припадка справиться не так-то легко. В конце концов Андерс застрелил бы Бенсона или попытался бы. А этого ей во что бы то ни стало хотелось избежать.
      — Но вот что… Жужжание только иногда бывает приятным. Когда оно становится слишком сильным, то… то можно задохнуться.
      — А сейчас оно становится сильным?
      — Да, — сказал Бенсон. И улыбнулся.
      И в этот миг Дженет вдруг поняла всю полноту своей беспомощности. То, чему ее учили, ее умение контролировать поведение больного, направлять поток его мыслей, истолковывать его слова — все это было сейчас бесполезно. Словесное маневрирование тут ничего не даст и не поможет ему, как не поможет психотерапия человеку, умирающему от бешенства или от опухоли в мозгу. Она имела сейчас дело не с психическим заболеванием. Бенсон находился во власти машины, которая неумолимо подводила его к припадку. Словесное воздействие не могло отключить вживленный компьютер.
      Выход был один: отвезти Бенсона в клинику. Но каким образом? Она попробовала пробудить в нем сознание.
      — Гарри, вы понимаете, что происходит? Стимуляции переутомляют вас и могут вызвать припадок.
      — Это приятное ощущение.
      — Но вы же сами сказали, что оно не всегда приятно?
      — Да, не всегда.
      — Так разве вы не хотите, чтобы это починили?
      — Починили? — сказал он после паузы.
      — Исправили… Устроили так, чтобы у вас больше не было припадков.
      «Надо тщательно выбирать слова…»
      — Вы считаете, что меня нужно починить?
      Дженет вспомнила, что это было любимое словечко Эллиса.
      — Гарри, вы будете чувствовать себя лучше.
      — Я чувствую себя прекрасно, доктор Росс.
      — Но, Гарри, когда вы приехали к Анджеле…
      — Я ничего этого не помню.
      — Вы поехали туда после того, как ушли из клиники.
      — Я ничего не помню. Все записи памяти стерты. Только треск. Включите звук и сами услышите. — Бенсон открыл рот и зашипел. — Понятно? Треск и больше ничего.
      — Вы не машина, Гарри, — сказала она мягко.
      — Пока еще нет.
      Дженет почувствовала, что от напряжения ее начинает тошнить. И опять-таки ее сознание отвлеченно зарегистрировало это интересное физиологическое проявление эмоционального состояния. И она обрадовалась краткой передышке. Но тут же ее охватила злость на Эллиса и Макферсона. Все эти конференции, на которых она без конца доказывала, что вживление компьютера неминуемо усилит его бред.
      Были бы они сейчас тут!
      — Вы хотите превратить меня в машину, — сказал Бенсон. — Вы все. И я веду с вами войну.
      — Гарри…
      — Не перебивайте! — крикнул он. Его лицо словно свела судорога, но оно тут же расплылось в улыбке.
      Еще одна стимуляция. Их разделяют только минуты. Где же Андерс? Хотя бы кто-нибудь пришел! Может быть, выбежать на лестницу и закричать? Или позвонить в клинику? В полицию?
      — Удивительно приятное ощущение, — сказал он, продолжая улыбаться. — Удивительно! С ним ничто не сравнится. Я мог бы без конца купаться в этом ощущении.
      — Гарри, попробуйте расслабиться.
      — А я и не напряжен вовсе. Но ведь вам нужно совсем другое?
      — Что мне нужно?
      — Чтобы я был послушной машиной. Чтобы я подчинялся своим создателям и действовал строго согласно инструкциям. Вам ведь это нужно?
      — Вы не машина, Гарри.
      — И никогда не буду машиной. — Улыбка исчезла с его лица. — Никогда! И ни за что!
      Дженет вздохнула.
      — Гарри. Мне нужно, чтобы вы вернулись в клинику.
      — Нет.
      — Мы вас вылечим.
      — Нет.
      — Нас заботит ваша судьба, Гарри.
      — Моя судьба! — Бенсон зло расхохотался. — Нет, вас интересую не я, а ваш эксперимент. Ваши протоколы. Вас интересует ваша карьера, а до меня вам нет никакого дела. — Он все больше возбуждался. — Статью в медицинском журнале не украсит упоминание, что среди стольких-то пациентов, за которыми велось наблюдение столько-то лет, один умер оттого, что совсем свихнулся, и полицейские его пристрелили.
      — Гарри…
      — Я ведь знаю, — сказал Бенсон и растопырил пальцы. — Час назад мне стало нехорошо, а когда я пришел в себя, то увидел под ногтями кровь. Кровь… Да, я знаю… Он посмотрел на свои ногти, потом потрогал бинты. — Операция должна была принести пользу, а от нее нет никакого толку.
      Он вдруг заплакал. Выражение его лица не изменилось, но по щекам поползли слезы.
      — От нее нет никакого толку, — повторил он. — Не понимаю, почему…
      И так же внезапно он улыбнулся, Еще одна стимуляция. А после предыдущей не прошло и минуты. Через несколько секунд начнется припадок.
      — Я никому не хочу зла, — сказал Бенсон, радостно улыбаясь.
      Дженет испытывала глубокую жалость к нему, и ей стало тоскливо при мысли о том, что произошло.
      — Я понимаю, — сказала она. — Давайте вместе поедем в клинику.
      — Нет, нет…
      — Я поеду с вами. И буду рядом каждую минуту. Все устроится.
      — Не спорьте со мной! — Бенсон вскочил на ноги, стиснул кулаки и злобно посмотрел на Дженет. — Я не только слушать…
      Он умолк, но не улыбнулся.
      Потом втянул воздух носом и сказал:
      — Какой это запах? Я его ненавижу. Что это? Я его ненавижу, слышите? Ненавижу!
      Он шагнул к ней, продолжая сопеть, протягивая руки…
      — Гарри!
      — Я ненавижу это ощущение.
      Дженет вскочила и попятилась. Медленно и неуклюже Бенсон пошел за ней, по-прежнему протягивая руки.
      — Мне не надо такого ощущения. Я не хочу его. Не хочу!
      Он перестал принюхиваться. Припадок начался, и он шел к ней…
      — Гарри!
      Его лицо было пустым, как восковая маска, но он не опустил рук. Двигался он медленно, словно лунатик, и Дженет пока удавалось сохранять между ним и собой достаточное расстояние.
      Неожиданно Бенсон схватил тяжелую стеклянную пепельницу и бросил в нее. Дженет увернулась, и пепельница разбила стекло в окне, брызнули осколки.
      Бенсон прыгнул к Дженет, схватил ее и сжал, как в тисках.
      — Гарри, — еле выговорила она, — Гарри!
      Она посмотрела на его лицо — оно оставалось все таким же пустым.
      Она ударила его коленом в пах.
      Бенсон охнул, отпустил ее и, перегнувшись пополам, закашлялся. Дженет бросилась к телефону и набрала номер станции. Бенсон все еще не мог распрямиться.
      — Станция слушает.
      — Дайте мне полицию!
      — Какую? Беверли-Хилз или Лос-Анджелеса?
      — Все равно!
      — Нет, но все-таки…
      Дженет бросила трубку — Бенсон снова пошел к ней. Из трубки доносилось: — «Алло, алло…»
      Бенсон вырвал шнур и швырнул телефон через комнату. Он схватил торшер и начал им размахивать, со свистом рассекая воздух. Дженет пригнулась, и массивное основание торшера пронеслось над самой ее головой. Такой удар убил бы ее на месте. Убил бы… Эта мысль заставила ее очнуться.
      Она кинулась на кухню. Бенсон бросил торшер и побежал за ней. Дженет рывком выдергивала ящики, ища нож. Ничего, кроме ножичка для чистки овощей. Черт, куда подевались все большие ножи?
      Бенсон вошел на кухню. В панике Дженет швырнула в него кастрюлей. Ударившись о его колено, кастрюля с грохотом покатилась по полу.
      А ее сознание продолжало отвлеченно работать, подсказывая ей, что она допустила огромную ошибку, что в кухне есть что-то такое, чем можно воспользоваться. Но что? Что?
      Руки Бенсона сомкнулись у нее на шее и сжались. Дженет схватила его за запястья и попробовала высвободиться. Она попыталась ударить Бенсона ногой, но он отклонился, а потом прижал ее к столу, запрокидывая назад.
      Дженет не могла пошевелиться, не могла вздохнуть. Перед глазами у нее поплыли темные круги. Она задыхалась.
      Ее пальцы царапали по столу, пытаясь нащупать что-нибудь, хоть что-нибудь, и не находили ничего.
      Кухня…
      Дженет в отчаянии раскинула руки. Выключатель посудомойки, выключатель духовки — машины в ее кухне…
      Все вокруг стало зеленым. Темные круги ширились, плясали… Она умрет на кухне…
      Кухня, кухня, опасности кухни. И, теряя сознание, она вдруг вспомнила..
      Микроволны!
      Она уже ничего не видела. Вокруг сомкнулась тусклая мгла, но ее пальцы еще не утратили чувствительности. Они коснулись холодного металла духовки, скользнули по стеклянному окошечку, выше… выше к ручкам… Она повернула выключатель…
      Бенсон пронзительно закричал.
      Тиски, сжимавшие ее шею, разжались, и она соскользнула на пол. Бенсон кричал надрывно и страшно. Постепенно Дженет обрела способность видеть. Бенсон стоял над ней, стиснув руками голову. И кричал.
      Он не смотрел на нее, не замечал, что она лежит на полу и никак не может отдышаться. Он корчился от боли и выл, как раненый зверь. Потом, не отнимая рук от головы, выбежал из кухни, а Дженет провалилась в черное небытие.

      На шее Дженет лиловели синяки. Она осторожно провела по ним пальцем, рассматривая себя в зеркале.
      — Когда он ушел? — спросил Андерс. Он стоял в дверях ванной и смотрел на нее.
      — Не знаю. Видимо, тогда же, когда я потеряла сознание.
      Андерс посмотрел через плечо в гостиную.
      — Настоящий разгром.
      — Могу себе представить.
      — Почему он напал на вас?
      — У него начался припадок.
      — Но вы же его врач…
      — Это не имеет значения. Во время припадка он теряет контроль над собой. Полностью. В таком состоянии он способен убить собственного ребенка. И такие случаи бывали.
      Андерс недоверчиво хмурил брови. Дженет прекрасно понимала, как трудно ему было освоиться с этой мыслью. Человек, никогда не видавший психомоторного эпилептика во время припадка, просто не мог представить себе тупой звериности подобного нападения. Нормальная жизнь не давала для этого никаких аналогий. В ней нельзя было найти ничего хотя бы отдаленно похожего.
      — Вот как, — сказал наконец Андерс. — Но он же вас не убил.
      «В общем — нет», — подумала Дженет, все еще трогая синяки. Через несколько часов они станут еще более заметными. Что ей делать? Замазать чем-нибудь? У нее не было нужных косметических средств. Надеть свитер с глухим воротником?
      — Нет, — сказала она вслух. — Он меня не убил. Но мог бы.
      — Что ему помешало?
      — Я включила плиту.
      Андерс озадаченно посмотрел на нее.
      — Это что, помогает от эпилепсии?
      — Нет, но это оказало воздействие на вживленную электронную аппаратуру. У меня микроволновая духовка, а микроволны выводят из строя механизм водителя ритма. С этим в последнее время часто сталкиваются кардиологи. «Опасности кухни». В последнее время о них часто писали.
      — А! — сказал Андерс.
      Андерс вышел позвонить, а Дженет тем временем переоделась. Она выбрала черный свитер с высоким воротником и серую юбку и, отступив от зеркала, оглядела себя. Синяки не были видны. И тут она вдруг обратила внимание на мрачные тона своего костюма — черный и серый. Это было не в ее стиле. Слишком мертво и холодно. Она уже хотела переодеться, но передумала.
      В гостиной Андерс говорил по телефону. Дженет почувствовала, что хочет пить, и пошла на кухню. Нет, хватит кофе. Ей требовалось что-нибудь покрепче. Виски со льдом. Наливая виски, она увидела на деревянной крышке стола длинные царапины и посмотрела на свои ногти. Три ногтя были сломаны. А она и не заметила.
      Взяв виски, Дженет пошла в гостиную.
      — Да, — говорил Андерс в телефон. — Да, я понимаю. Нет… ни малейшего представления. Да, мы пробуем… — Он замолчал и долго слушал.
      Дженет подошла к разбитому окну и посмотрела на город. Солнце давно взошло, подсветив коричневатую пелену, висевшую над крышами домов. Ей пришло в голову, что, живя тут, она подписывает себе смертный приговор. Надо бы переехать куда-нибудь на берег океана, где воздух чище.
      — Послушайте, — сказал Андерс сердито. — Ничего бы не случилось, если бы вы хорошенько внушили своему полицейскому, чтобы он не отлучался от двери палаты когда ему вздумается. Советую не забывать об этом.
      Андерс с раздражением бросил трубку. Дженет обернулась.
      — Черт, — пробурчал он. — Политика.
      — Даже в полиции?
      — Особенно в полиции, — ответил Андерс. — Чуть что не так, сразу же ищут козла отпущения.
      — И на эту роль избрали вас?
      — Примериваются.
      Дженет кивнула и прикинула, что сейчас происходит в клинике. Наверное, то же самое. Клиника всячески оберегает свою репутацию, и руководители отделов, конечно, трясутся, а директор взвешивает, как это все может отразиться на дотации. И кому-то придется стать козлом отпущения. Макферсон слишком крупная фигура, она и Моррис слишком незначительны. Скорее всего расплачиваться должен будет Эллис — он ведь лишь помощник профессора, а когда увольняют помощника профессора, создается впечатление, будто он только проходил испытательный срок и оказался слишком напористым, слишком дерзким, слишком честолюбивым. Это гораздо удобнее, чем уволить профессора — ведь такое увольнение обязательно бросает тень на тех, кто раньше утверждал его в этой должности.
      Да, наверное, Эллис. А догадывается ли он? Ведь он совсем недавно купил новый дом в Брентвуде. Он им так гордится! На следующей неделе собирался праздновать новоселье и пригласил всех сотрудников НПИО. Она продолжала смотреть на город сквозь разбитое стекло.
      Андерс спросил:
      — Послушайте, какое отношение водитель ритма сердца имеет к эпилепсии?
      — Никакого. Просто Бенсону вживлен водитель ритма мозга, очень похожий на водитель ритма сердца.
      Андерс раскрыл свой блокнот:
      — Ну-ка, начните все сначала. И, если можно, помедленнее.
      — Хорошо, — сказала Дженет и поставила стакан. — Но, если вы разрешите, я сначала позвоню.
      Андерс кивнул и, откинувшись в кресле, ждал, пока она разговаривала с Макферсоном. Затем, стараясь говорить как можно спокойнее, Дженет рассказала ему все, что знала.

      Макферсон положил трубку и посмотрел в окно на утреннее солнце. Оно уже не казалось бледным и холодным — утро было в разгаре.
      — Звонила Росс, — сказал Макферсон.
      — И? — спросил Моррис из своего угла.
      — Бенсон приходил к ней на квартиру. Но она не смогла его задержать.
      Моррис вздохнул.
      — Нам как будто не везет, — сказал Макферсон. Он покачал головой, не отрывая глаз от окна. — Я не верю в везение, — добавил он и повернулся к Моррису. — А вы?
      Моррис так устал, что не сразу понял.
      — Верю во что?
      — В везение.
      — Конечно, в это верят все хирурги.
      — А я не верю, — сказал Макферсон. — И никогда не верил. Я верил только в планирование. — Он показал на графики, развешанные по стенам, и замолчал.
      Графики были большие, четыре фута в поперечнике, и многоцветные. В сущности, они представляли собой раскрашенное расписание будущих достижений НПИО. Макферсон очень ими гордился. Например, в 1967 году он рассмотрел положение вещей в трех областях — машинной диагностике, хирургической технике и микроэлектронике — и пришел к выводу, что вместе они позволят осуществить хирургическое лечение психомоторной эпилепсии к середине 1971 года. Это произошло на четыре месяца раньше — достаточно точный прогноз.
      — Достаточно точный! — сказал Макферсон вслух.
      — Что? — спросил Моррис.
      Макферсон покачал головой.
      — Вы устали?
      — Да.
      — Мы все устали. А где Эллис?
      — Варит кофе.
      Макферсон кивнул. Кофе — это хорошо. Он протер глаза, прикидывая, когда наконец ему удастся отправиться спать. Не скоро. Не раньше, чем разыщут Бенсона. А на это потребуется несколько часов, если не дней.