– А как вы?

– Я тогда был холост, только начинал работать, – пожал плечами Джексон. – А она была такая клевая… Нет, у меня все было нормально.

– И никогда никаких осложнений?

– Никогда. Мередит была просто роскошной женщиной. Шлюха, конечно, но нельзя же требовать сразу всего! А она очень интеллектуальная, очень красивая баба. Всегда одевалась так, что закачаешься. А поскольку я ей пришелся по вкусу, она привлекла меня к интересной работе: я встречался с людьми, заводил нужные знакомства. Это было просто здорово.

– И вы не видели ничего ненормального в ваших отношениях?

– Ничегошеньки, – подтвердил Джексон. – Ну, она, конечно, любила покомандовать, покорчить из себя большого начальника. Я в ту пору встречался еще с парой телок, но всегда должен был все бросать и являться по первому ее зову – в любое время. Иногда это, конечно, раздражало, поневоле приходилось думать, а хозяин ли ты своей собственной жизни. Ну и характерец у нее иногда прорывался, тот еще. Ну и что? Зато теперь, в тридцать лет, я уже менеджер. Живу классно, фирма классная, город клевый, перспективы – блеск! И всем этим я обязан ей. Нет, она – клевая баба!

– Вы были ее подчиненным в то время, о котором сейчас говорите?

– Ну да, конечно.

– Но ведь правила деловой этики требуют докладывать о случаях отношений неслужебного характера. Она докладывала кому-нибудь о ваших с ней отношениях?

– Нет, конечно, – ответил Джексон, навалившись грудью на край стола. – Хочу вам сказать как мужчина мужчине одну вещь: я думаю, что Мередит потрясающая женщина; если у вас с нею возникли осложнения, то это ваше дело. Меня это не касается. Вы же с ней жили – что же нового вы в ней открыли? Мередит любит сама трахать парней. Она любит говорить, что им надо делать, а чего не надо. Она любит приказывать – такая уж у нее натура. И ничего страшного я лично в этом не вижу.

– А не предполагаете ли вы?.. – начал Сандерс.

– Сделать заявление? – перебил его Джексон. – Ай, бросьте. Я уже достаточно этой ерунды наслушался: «Не спи, где работаешь», и так далее. Боже, да если бы я прислушивался к этой ерунде, я бы до сих пор целкой ходил, с кем же еще спать, как не с сотрудницами? Я больше ни с кем и не встречаюсь. Ну, иногда случается, что среди них попадается начальница – ну и что? Женщины трахаются с мужиками и лезут вверх; мужики трахаются с женщинами и тоже лезут вверх. Все, кто только может, трахаются с теми, до кого могут дотянуться, потому что им этого хочется. А бабы такие же люди, как и мужики: и им хочется так же, как и нам. Это жизнь! Можно, конечно, найти кого-нибудь, кто распустит сопли и начнет ныть: «Ах, нет, не надо так со мной обходиться!» Но эти – полное дерьмо, так же как и те семинары, на которых нас воспитывали, что нужно говорить и как нужно здороваться с коллегами. Все сидели на этих семинарах, вытянув руки по швам, как красногвардейцы на митинге, а после бежали трахали тех, кого хотели. Подгребает секретуточка: «Ах, мистер Джексон, какие у вас бицепсы… Вы, наверное, очень сильный», а сама глазками так и стреляет… Ну что, по-вашему, я должен делать? Никакие правила и инструкции здесь не помогут – когда людям хочется есть, они едят, и неважно, что там им читают на семинарах. Все это для дураков, и только последний козел на это купится.

– Думаю, что вы ответили на мой вопрос, – сказав Сандерс и встал, готовясь уходить. Джексон явно не мог быть полезным ему.

– Я сочувствую вам, – сказал Джексон на прощанье. – Но что-то нынче все очень чувствительными стали. Я часто встречаю молодых ребят – ну только-только из колледжа. Так вот, они полагают, что в жизни все должно быть ровно и гладко. Никто не смеет говорить им то, что им не нравится – ну там пошутить или выругатся. Но ведь никто не может скроить мир так, как нравится только ему, и в нашем мире всегда может случиться что-нибудь, что тебе не понравится. Так имеет ли смысл лезть бутылку? Такова жизнь! Да я каждый день слышу, как бабы отпускают по адресу мужчин такие грязные шуточки, что уши вянут, однако не выхожу из себя. Жизнь прекрасна! У кого есть время, чтобы обращать внимание такие пустяки? Во всяком случае, не у меня…

Сандерс вышел из «Алдуса» в пять вечера. Усталый и разочарованный, потащился он к «Хаззард-билдинг». Улицы были залиты водой, хотя дождь уже прекратился и вечернее солнце пыталось прорваться сквозь тучи.

Десять минут спустя он сидел в своем кабинете. Синди на месте не было, Фернандес тоже ушла. Чувствуя себя одиноким и покинутым, Сандерс потянулся к телефону и набрал последний номер из своего списка.

– Скуайр Электроник Дейта Системз, добрый вечер, – ответили ему.

– Фредерика Когена, пожалуйста, – попросил Сандерс.

– Сожалею, но мистера Когена сегодня уже не будет.

– А не могли бы вы подсказать, где я могу его найти?

– Боюсь, что нет. Может быть, вы хотите записать для него устное сообщение?

Вот зараза, подумал Сандерс, какой смысл оставлять сообщение? Но сам уже говорил:

– Да, пожалуйста.

В трубке раздался щелчок, затем послышался голос: «Привет, это Фред Коген, оставьте свое сообщение после сигнала. Если вы позвонили после рабочего дня, попробуйте поймать меня по автомобильному телефону 502-88-04 или по домашнему телефону 505-99-43».

Сандерс быстро записал номера и сразу же набрал номер автомобиля. Сначала послышался треск статических разрядов, затем:

– Знаю-знаю, дорогая, я ужасно опаздываю, но уже еду. Сейчас буду.

– Мистер Коген?

– Ой… – Пауза. – Да, это Фред Коген.

– Меня зовут Том Сандерс. Я работаю в «ДиджиКом» и…

– Я знаю, кто вы. – Голос в трубке стал напряженным.

– Насколько я знаю, вам приходилось работать с Мередит Джонсон?

– Да, приходилось.

– Не мог бы я встретиться с вами и поговорить?

– О чем?

– О вашем опыте работы с ней.

Опять долгая пауза. Затем Коген осторожно спросил:

– Об опыте какого рода вы хотели поговорить?

– Ну, у нас с Мередит возникло что-то вроде спора…

– Я знаю.

– Да, и я хотел бы…

– Послушайте, Том, я уволился из «ДиджиКом» два года назад, и все происходившее тогда сейчас стало уже древней историей.

– Вообще-то, – возразил Сандерс, – это не так, потому что я пытаюсь воссоздать образ действий…

– Я знаю, что вы пытаетесь, но дело это очень тонкое и мне бы не хотелось в него вмешиваться, Том.

– Но поговорить-то мы могли бы, – предложил Сандерс. – Всего каких-то несколько минут.

– Том, – спокойным голосом сказал Коген. – Том, сейчас я женатый человек, моя жена беременна. Мне нечего сказать о Мередит Джонсон, абсолютно нечего.

– Но…

– Мне очень жаль, но я должен торопиться.

Щелк!..

Когда Сандерс вешал трубку, вошла Синди и поставила перед ним чашечку кофе.

– Все нормально? – спросила она.

– Нет, – ответил Сандерс. – Все ужасно.

Ему очень не хотелось даже перед самим собой признаться, что больше ничего предпринять он не мог. Он попытался поговорить с тремя мужчинами, и все они по разным причинам отказались помочь ему. Не было оснований полагать, что кто-либо другой из его списка поступит по-иному. На память невольно пришли слова, сказанные ему Сюзен, его женой, двумя днями раньше: «Ты ни чего не сможешь сделать». И вот теперь, после стольких усилий, было похоже, что она была права. С ним было покончено.

– А где Фернандес?

– Разговаривает с Блэкберном.

– Что-о?

– В малом конференц-зале, – подтвердила Синди. Они ушли туда минут пятнадцать назад.

– О Боже…

Сандерс вскочил из-за стола и заторопился по коридору; Фернандес и Блэкберна он увидел в конференц-зале. Фернандес что-то записывала в блокноте, уважительно склонив голову. Блэкберн, говоря, поглаживал ладонями лацканы пиджака и возводил глаза к потолку – было похоже, что он что-то диктовал.

Увидев Сандерса сквозь стеклянную стену, Блэкберн помахал ему рукой, приглашая войти. Сандерс вошел в конференц-зал.

– Том, – с улыбкой сказал Блэкберн, – я как раз хотел идти тебя искать. У меня хорошие новости. Думаю, что теперь мы в состоянии разрешить проблему раз и навсегда.

– Как же, как же, – сказал Сандерс, не веря ни одному его слову, и повернулся к Фернандес.

Фернандес неторопливо подняла глаза от своего блокнота. Вид у нее был обалдевший.

– Похоже, так оно и есть, Том.

Блэкберн встал и торжественно повернулся к Сандерсу.

– Не могу тебе передать, как я рад, Том. Я работал с Бобом весь остаток дня, и он наконец взглянул в лицо фактам. И самый красноречивый факт, Том, это то, что у компании и в самом деле возникли некоторые проблемы. Все мы являемся твоими должниками, потому что ты открыл нам глаза как раз вовремя. Так не могло продолжаться дольше, и Боб сказал, что примет меры. И он их примет!

Сандерс стоял и таращил глаза, не веря своим ушам. Но сияющая Фернандес сидела здесь же и согласно кивала.

– Как в свое время сказал Френк Ллойд Райт: «Бог в мелочах». – Блэкберн разгладил галстук. – Видишь ли, Том, сейчас у нас есть небольшая проблема скорее политического характера, касающаяся слияния. Нам очень понадобится твоя помощь на завтрашнем брифинге, проводимом для Мердена, директора «Конли». Ну, а после этого… Тебя тяжко оскорбили, Том, вся компания приняла в этом участие. Но сейчас мы поняли, что наш долг – как-нибудь возместить тебе тот ущерб, который мы вольно или невольно тебе причинили.

По-прежнему не веря Филу, Сандерс грубовато спросил:

– А не мог бы ты поточнее сказать, о чем идет речь?

– Ну, Том, в принципе это все на твое усмотрение, – успокаивающе сказал Блэкберн. – Я продиктовал Луизе параметры потенциальной компенсации и размеры всех выплат, на которые мы готовы пойти. Вы вдвоем их обговорите и дадите мне знать. Разумеется, мы подпишем любые промежуточные обязательства, которые вы запросите. Все, что мы просим от тебя, – это твое присутствие и твоя помощь на завтрашнем совещании, посвященном слиянию. Согласен? – И Блэкберн протянул Сандерсу руку.

Сандерс оторопело смотрел на него.

– От всей души говорю тебе, Том, я искренне сожалею обо всем случившемся.

Сандерс пожал его руку.

– Спасибо, Том, – с чувством сказал Блэкберн. – Благодарю тебя за твое терпение от имени всей компании. А теперь садись и поговори с Луизой, и попозже дайте нам знать, что вы решили.

Сказав это, Блэкберн вышел из зала, тихо прикрыв собой дверь.

Сандерс повернулся к Фернандес.

– Что, к чертовой матери, здесь происходит?

Фернандес глубоко вздохнула.

– Это называется капитуляция, – сказала она. – Полная и безоговорочная капитуляция. «ДиджиКом» скисла.

Сандерс смотрел, как Блэкберн, удаляясь, идет по коридору. Он был переполнен смешанными чувствами: вот так, ни с того ни с сего ему сказали, что все окончено, окончено без боя. Без кровопролития.

Глядя в спину Блэкберна, он внезапно вспомнил, откуда в его памяти иногда появляется образ окровавленной раковины в ванной его старой квартиры. Еще одно событие встало на свое место.

…Во время бракоразводного процесса Блэкберн жил в его, Сандерса, квартире. Он был уже на грани и слишком много пил. Однажды, бреясь, он порезался так сильно, что вся раковина была забрызгана кровью. Позднее Мередит увидела кровь на фаянсе и на полотенцах и спросила: «Что, один из твоих приятелей трахал свою девочку во время месячных?» Она всегда была излишне груба в таких делах, ей нравилось отпугивать людей, шокировать их.

А еще позднее, как-то в субботу вечером, она начала ходить по всей квартире в одних белых чулках, поясе и бюстгальтере, не обращая внимания на Фила, смотрящего телевизор.

– Зачем ты это делаешь? – спросил у нее Сандерс.

– Просто хочу его подбодрить, – ответила Мередит и прыгнула на кровать. – А почему бы тебе не подбодрить меня? – спросила она и задрала ноги, раскрыв…

– Том? Да вы слушаете меня? – вырвал его из воспоминаний голос Фернандес. – Эй, Том? Вы слушаете?

– Да, да, – сказал Сандерс, по-прежнему думая о Блэкберне.

Теперь ему вспомнились события, происшедшие примерно на год позже, вскоре после того как Сандерс начал ухаживать за Сюзен. Фил как-то остался у них обедать и, когда Сюзен отлучилась из-за стола, он сказал: «Она великолепна. Она просто потрясающа. Она просто прелесть». – «Но?» – «Но… – Блэкберн пожал плечами. – Она же юрист!» – «Ну и?» – «Никогда не доверяй юристам». И Блэкберн рассмеялся своим многозначительным мудрым смешком.

Никогда не доверяй юристам!

И вот теперь, стоя в конференц-зале «ДиджиКом», Сандерс отчетливо вспомнил эти слова, глядя, как Блэкберн свернул за угол.

– …Нет никакого выбора, – продолжала говорить Фернандес. – Вся ситуация не в их пользу. Позиция Джонсон весьма шаткая: магнитная лента очень опасна, и они не хотят, чтобы ее прослушали, и еще меньше хотят, чтобы она попала в руки репортеров. Налицо и осложнения по поводу прежних сексуальных опытов Джонсон: она прибегала к сексуальным преследованиям и раньше, они об этом знают. А то, что никто из ее бывших сослуживцев, с которыми вы разговаривали, не стал с вами сотрудничать, не значит, что такого смельчака не найдется в будущем. Ну и, конечно, некрасивая история, в которой выяснилось, что их главный юрисконсульт разболтал газетчикам информацию, не подлежащую разглашению.

– Что?! – воскликнул Сандерс.

– Да, – кивнула Фернандес. – Это Блэкберн рассказал все Конни Уэлш и этим совершил вопиющее нарушение всех правил, принятых во всем деловом мире по отношению к сотрудникам одной фирмы. Это, кстати, для него проблема номер один. Теперь, если собрать все вместе, то такое количество проколов может развалить любую компанию. Взглянув на это дело трезво, они решили пойти на сделку с вами.

– Ага, – сказал Сандерс, – но только, знаете ли, ничего трезвого я в их поведении не вижу.

– Слушайте, вы говорите, будто не верите им, – сказала Фернандес, – а вы поверьте – дело зашло слишком далеко, и они это поняли.

– Ну и что за сделку они предлагают?

Фернандес придвинула свой блокнот. – Вот, здесь все перечислено: они увольняют Джонсон; они отдают вам ее должность – если вы этого захотите; если не захотите, они восстанавливают вас в вашей прежней должности или дают вам любую аналогичную работу в фирме. За ваши страдания выплачивают вам сто тысяч долларов и оплачивают мои услуги. Если вы не захотите дальше работать в этой компании, они готовы оговорить с вами условия расторжения контракта. В любом случае вы получите пакет акций, причитающийся вам при акционировании новой компании – независимо от того, будете ли вы работать в фирме или нет.

– Ничего себе…

– Полная капитуляция, – кивнула Фернандес.

– И вы верите Блэкберну?

Никогда не доверяй юристам!

– Да, – подтвердила она. – Честно говоря, это первый разумный ход, который они сделали за весь день. Они так и поступят, Том, – дело приобрело большую огласку, а ставка слишком высока.

– А что насчет этого брифинга?

– Они обеспокоены исходом слияния – как вы и предполагали с самого начала. Им не хочется, чтобы все пошло прахом в последний момент из-за каких-то кадровых перемещений. Поэтому они хотят, чтобы на утреннем совещании вы присутствовали вместе с Джонсон как ни в чем не бывало. А в первые же дни следующей недели ее отправят на медицинское обследование, на котором, ко всеобщему сожалению, у нее обнаружат какую-нибудь серьезную болезнь – может быть, даже рак, – которая станет непреодолимой помехой для ее дальнейшей работы в качестве руководителя.

– Понятно.

Он подошел к окну и посмотрел на вечерний город. Тучи поднялись выше, и солнце наконец пробилось сквозь них. Сандерс глубоко вздохнул.

– А если я не приду на этот брифинг?

– Это как вы хотите. Но я бы на вашем месте пошла, – сказала Фернандес. – В данной ситуации вы в состоянии разрушить всю фирму. Только что в этом хорошего?

Сандерс еще раз вздохнул: с каждой минутой его настроение улучшалось.

– Так вы говорите, что это все? – спросил он наконец.

– Да. Все кончено, и вы победили. Вы выдержали это, Том. Поздравляю вас.

Она пожала его руку.

– Господи… – сказал он.

Фернандес встала.

– Мне нужно набросать проект соглашения, оговоренный мной и Блэкберном, предусмотреть все условия и в течение часа послать ему на подпись. Когда я получу подписанные бумаги, я вам перезвоню. А вам я порекомендовала бы тем временем заняться подготовкой к завтрашнему совещанию, а потом хорошенько отдохнуть, так как вы это заслужили. Завтра увидимся.

– Хорошо.

Очень неспешно охватывало его понимание, что все мучения позади. Это произошло так внезапно и быстро, что он был немного ошеломлен.

– Еще раз примите мои поздравления, – повторила Фернандес.

Затем она захлопнула свой чемоданчик и вышла.

В кабинет Сандерс вернулся ближе к шести часам. Синди уже ушла; она спросила, нужна ли будет Сандерсу, и он отпустил ее. Теперь он сидел за своим столом и смотрел в окно, переваривая события, произошедшие в конце дня. Сквозь стеклянную дверь он наблюдал, как сотрудники идут по коридору, торопясь домой. Он решил было позвонить в Финикс жене, но линия была занята.

В дверь постучали. Подняв глаза, Сандерс увидел стоявшего с виноватым видом Блэкберна.

– У тебя найдется минутка?

– Конечно…

– Я хотел только сказать тебе еще раз в приватной обстановке, что я очень сожалею о происшедшем. Под давлением массы управленческих проблем порой забываешь об общечеловеческих ценностях, невзирая на самые лучшие намерения. Когда стараешься быть лояльным со всеми, у кого-то обязательно вырастает на тебя зуб. А что есть фирма, как не общность людей? В конечном счете все мы люди. Как когда-то сказал Александр Поуп: «Все мы просто люди». И, глядя на твое долготерпение, с которым ты отнесся ко всему происшедшему, я хочу сказать тебе…

Сандерс не слушал – он слишком устал. К тому же главное он понял: Фил осознал, что вляпался в дерьмо, и теперь, по своему обыкновению, вылизывал задницу тому, кого недавно смешивал с грязью.

– А что Боб? – перебил Сандерс излияния адвоката. Теперь, когда все было позади, он испытывал много смешанных чувств по отношению к Гарвину. Он припомнил свои первые шаги в компании. Гарвин был тогда ему как отец, и теперь Сандерсу хотелось бы услышать от него что-нибудь ободряющее – слова извинения, что ли…

– Думаю, что Боб захочет отдохнуть пару дней, – сказал Блэкберн. – Это решение – относительно тебя – далось ему нелегко. Мне здорово пришлось на него нажать, и теперь ему надо обдумать, как преподнести все Мередит – ну, сам понимаешь.

– Угу.

– Но с тобой он обязательно поговорит, я знаю. А я пока хотел бы поговорить о завтрашней презентации. Поскольку она проводится для генерального директора Мердена, проходить она будет более официально, чем обычно принято у нас. Все соберутся в большом конференц-зале на первом этаже. Совещание начнется в девять и продлится часов до десяти. Председательствовать будет Мередит, и она попросит всех начальников отделов вкратце суммировать достижения и проблемы их подразделений. Сначала выступит Мери Энн, затем Дон, Марк, потом ты. Каждому дается три-четыре минуты. Сообщения зачитывают стоя. Обязательно надень пиджак и галстук. При возможности используй визуальный материал, но воздерживайся от технических деталей – пробегись по верхам. От тебя ждут в основном отчета по «мерцалкам».

– Ясно, – кивнул Сандерс. – Но ничего особо нового я им сказать не смогу, поскольку какого-либо прогресса мы пока не достигли.

– Ну и ладно. Я не думаю, что от тебя кто-нибудь потребует готового результата. Сделай ударение на успехе, достигнутом в прототипах, и на том, что раньше мы всегда справлялись со всеми производственными проблемами. Сильно не углубляйся, говори быстрее. Если у тебя есть прототип или макет, можешь прихватить его с собой.

– Ладно.

– Ты сам знаешь, как это делать – распиши в розовых тонах будущее цифровой записи и объясни, что мелкие производственные недоразумения не могут быть препятствием на пути прогресса.

– Мередит согласна с этим? – спросил Сандерс. Он был слегка обеспокоен, что она будет председательствовать на совещании.

– Мередит знает, что все руководители должны выступать в оптимистическом ключе, не вдаваясь в технические подробности, – так что с ней осложнений будет.

– Хорошо, – сказал Сандерс. – Позвони мне сегодня вечером, если по твоему выступлению возникнут вопросы, – предложил Блэкберн. Или с утра пораньше. Давай поскорее с этим покончим и двинем дальше: на следующей неделе нужно уже будет предпринять кое-какие изменения…

Сандерс кивнул.

– Ты человек, в котором фирма очень нуждается, Том, – торжественно сказал Блэкберн. – Я очень благодарен тебе за все. Напоследок хочу еще раз попросить у тебя прощения…

С этими словами адвокат удалился.

Сандерс, оставшись один, позвонил в Диагностическую группу, справиться, не наметилось ли у них какого-нибудь прогресса. Но никто не брал трубку. Тогда он залез в шкаф, стоявший за столом Синди, и достал оттуда аудиовизуальные материалы: большой схематический чертеж дисковода «Мерцалка» и схему сборочной линии завода в Малайзии. Когда он будет выступать, то сможет для наглядности прикрепить эти листы на стенд.

Тут ему пришло в голову, что Блэкберн в принципе был прав и неплохо было бы иметь под рукой прототип прибора или макет в натуральную величину. Или еще проще – можно принести один из аппаратов, присланных Артуром из Куала-Лумпура.

Теперь он вспомнил, что должен позвонить в Малайзию Артуру. Сняв трубку, он набрал номер.

– Кабинет мистера Кана, слушаю вас.

– Том Сандерс говорит.

– Мистера Кана нет, мистер Сандерс, – удивленно ответила секретарша.

– А когда он будет?

– Его нет, мистер Сандерс, и я не знаю, когда он вернется.

– Понятно. – Сандерс нахмурился. Это было странно. Как мог Артур оставить завод без присмотра, пока болеет Мохаммед Джафар?

– Может быть, что-нибудь ему передать? – спросила секретарша.

– Нет, спасибо.

Положив трубку, он спустился на третий этаж и, подойдя к дверям, ведущим в Отдел программирования, сунул в щель замка свою магнитную карточку-пропуск. Карточка тут же вылетела обратно, а в окошке индикатора появился ряд нулей. До Сандерса не сразу дошло, что его пропуск по-прежнему аннулирован, но он вспомнил о чужой карточке, найденной им в коридоре, и, достав ее из кармана, сунул в щель. Двери отворились, и Сандерс вошел внутрь.

Отдел оказался пуст, хотя программисты всегда имели весьма своеобразное представление о рабочем времени, и обычно даже в полночь здесь можно было кого-нибудь застать. Сандерс прямиком направился в комнату диагностирования, где должны были находиться присланные дисководы. Здесь стояли длинные ряды невысоких столов, окруженных электронным оборудованием и демонстрационными досками. Покрытые белыми покрывалами дисководы были расставлены по столам. Яркие лампы сейчас были притушены.

Откуда-то из смежной комнаты доносились звуки рок-н-ролла. Сандерс пошел на шум и обнаружил юного программиста лет двадцати, что-то считавшего на компьютере. Рядом с ним орал транзистор.

– А где все? – поинтересовался Сандерс.

Программист поднял глаза.

– Сегодня третья среда месяца.

– Ну и что?

– По третьим средам проходят собрания АПП.

– Ах, да… Ассоциация Поддержки Программистов, или АПП, была организована в Сиэтле по инициативе компании «Майкрософт» несколько лет назад и была отчасти социальным, отчасти коммерческим обществом.

– Вы не знаете, Диагностическая группа что-нибудь обнаружила? – спросил Сандерс.

– Не знаю, – программист отрицательно покачал головой. – Я только что пришел.

– Сандерс вернулся в диагностическую комнату и, включив свет, осторожно убрал белые покрывала с дисководов. На столах стояли только три разобранных аппарата; их потроха, разложенные под сильными увеличительными стеклами, были подсоединены к электронным приборам. Остальные семь дисководов, даже не вынутые из пластиковых пакетов, лежали в сторонке.

Сандерс взглянул на демонстрационные доски: одна была исписана уравнениями и торопливо нацарапанными данными; на другой была начерчена таблица дефектов:

Сандерсу все это мало что говорило. Он снова обратился к столам и всмотрелся в оборудование для тестирования. Оно было вполне стандартным, если не считать набора хирургических игл большого сечения и нескольких белых круглых сеточек, по форме напоминавших фотофильтры. Здесь же валялись снимки дисководов на разных стадиях разборки – группа протоколировала свою работу. Три снимка лежали отдельно, как будто представляли особое значение. Но Сандерс не смог понять почему. На всех трех фотографиях были изображены микросхемы, припаянные к зеленой плате.

Он вгляделся в дисководы, стараясь ничего не сдвинуть. Затем внимательно осмотрел аппараты, сложенные в стороне. И только теперь он заметил в герметичной пластиковой упаковке всех четырех оставшихся дисководов аккуратные проколы, сделанные иглами.

Тут же валялись шприц и раскрытый блокнот, на листке которого была выписана колонка чисел:

И внизу кто-то приписал: «Это же так просто, как два пальца!..» Но Сандерсу ничего еще не было ясно, и он решил позвонить попозже Дону Черри, чтобы тот все объяснил толком. А сейчас он ограничился тем, что взял один из четырех неразобранных дисководов для завтрашней презентации.

Демонстрационные планшеты хлопали его по ногам, когда он вышел из диагностической комнаты, нагруженный материалами, и потащился вниз, на первый этаж» чтобы убрать свой багаж в специальный шкаф, который выступавшие в конференц-зале использовали для хранения своих аудиовизуальных материалов.

Выйдя в вестибюль, Сандерс прошел мимо стойки, за которой сейчас дежурил чернокожий охранник, следящий по телевизору за бейсбольным матчем и приветственна кивнувший Сандерсу. Потом свернул в коридор, ведущий в глубь здания, и пошел, неслышно ступая по мягкой ковровой дорожке. Коридор был темен, но из двери конференц-зала пробивался свет, который Сандерс увидел, еще не свернув за угол.

Подойдя поближе, он разобрал голос Мередит Джонсон, говорившей:

И что тогда?

Мужской голос, ответивший что-то, был неразборчив.

Сандерс остановился как вкопанный.

Стоя в темном коридоре, он прислушался. С того места, где он стоял, видеть он ничего не мог.

После короткого молчания Мередит снова спросила:

– Ладно, а будет Марк говорить о конструкции?

– Да, он все расскажет, – ответил мужской голос.

– Хорошо, – сказала Джонсон. – А как насчет…

Остального Сандерс не разобрал. Ступая на цыпочках, он прошел вперед и осторожно выглянул из-за угла: он по-прежнему не мог заглянуть в конференц-зал, но зато видел на полированной поверхности хромированной абстрактной скульптуры, имеющей формы пропеллера, искаженное отражение Мередит, шагающей по залу. Мужской голос принадлежал Блэкберну, стоявшему рядом.

– А что, если Сандерс не заговорит об этом? – спросила Джонсон.

– Заговорит, – заверил ее Блэкберн.

– А ты уверен, что он не… что… – Дальше снова неразборчиво.

– Нет, он… никакого представления.

Сандерс задержал дыхание. Мередит вышагивала по залу, ее изображение кривлялось и прыгало на изогнутой поверхности скульптуры.

– Значит, когда он это скажет… Я скажу, что это… что… ты имеешь в виду?

– Именно так, – подтвердил Блэкберн.

– А если он?..

Блэкберн положил руку ей на плечо.

– Да, тебе придется…

– …так… от меня потребуется…

Блэкберн успокаивающе что-то ответил, но так негромко, что Сандерс не расслышал почти ничего, кроме последних слов:

– …должно его прикончить.

– …можно… – Это говорит Мередит, и опять непонятно.

– …Не волнуйся… рассчитываем на тебя…

Тут раздался зуммер телефона. Оба потянулись к своим карманам. Мередит ответила на звонок, и они пошли к выходу из зала, прямо на Сандерса.

В панике тот завертел головой и увидел рядом дверь, ведущую в мужской туалет. Он только успел проскользнуть в нее, как Джонсон и Блэкберн прошли мимо его укрытия.

– Не надо беспокоиться, Мередит, – говорил Блэкберн. – Все будет прекрасно.

– А я и не беспокоюсь, – отвечала та.

– Все должно выглядеть гладко и беспристрастно, – объяснял адвокат. – Не надо озлобляться. В конце концов, на нашей стороне будут факты – он явно некомпетентен.

– А он не может проникнуть в базу данных? – спросила Мередит. – Нет. Он лишен допуска в систему.

– А вдруг он попробует каким-нибудь образом влезет в систему «Конли-Уайт»?

– Ты что, шутишь, Мередит? – засмеялся Блэкберн. Голоса стихали по мере того, как собеседники уходили все дальше и дальше. Наконец Сандерс услышал отдаленный щелчок замка закрывающейся двери и осторожно вышел в коридор.

Было пусто. Сандерс посмотрел на дверь в конце коридора. Его собственный телефон запищал так внезапно, что он от неожиданности вздрогнул.

– Сандерс слушает, – сказал он в трубку.

– Послушайте, – послышался в трубке голос Фернандес. – Я послала проект вашего контракта Блэкберну, но он вернул мне его с парой замечаний, которые мне не очень нравятся. Думаю, что нам лучше встретиться вместе их обсудить.