«Они поступают неправильно…» – не выходили у него из головы слова Ливайна. Это могло означать только одно – Сандерс не получит повышения.

Он почувствовал, как его бросило в жар. Голова закружилась, и он на минутку прислонился к стене. Вытерев лоб рукой, быстро поморгав глазами, он глубоко вздохнул и потряс головой.

«Повышения не будет. О Господи!..» – Он снова глубоко вздохнул и пошел дальше.

Вместо ожидаемого повышения, похоже, предвидится что-то вроде реорганизации, которая наверняка связана со слиянием.

Всего каких-то девять месяцев назад техническому отделу уже пришлось пройти через радикальную реорганизацию, целью которой был пересмотр всех степеней подчиненности и ответственности и которая всех сбила с толку. Персонал не знал, кому теперь надо подавать заявки на бумагу для лазерного принтера и кто обязан размагничивать экраны мониторов. Последствия этой реорганизации сказывались на работе отдела долгие месяцы; только в последние несколько недель группам удалось наладить более или менее нормальное взаимодействие. И что же, проходить через все это еще раз? Какой в этом смысл?..

А ведь была еще прошлогодняя реорганизация, из-за которой, собственно, Сандерс и стал начальником отдела. Эта реорганизация предусматривала разделение Группы новой продукции на четыре подгруппы – конструкторской, программирования, телекоммуникаций данных и производственно-технической, – все это под руководством генерального менеджера, которого до сих пор не назначили. В последние месяцы таковым неофициально считали Тома Сандерса, поскольку как глава технического отдела он был наиболее заинтересован в скоординированной работе всех отделов.

Теперь, после очередной реорганизации… кто его знает, что еще может измениться? Сандерса могут понизить и сделать ответственным за все производственные мощности «ДиджиКом». А ведь может получиться и хуже – в последние недели поползли слухи, что штаб-квартира компании в Купертино собирается прикрыть филиал в Сиэтле, передав его функции отдельным менеджерам в Калифорнии. Сандерс на эти слухи особо не обращал внимания, поскольку смысла в них было маловато: у менеджеров хватало забот с проталкиванием продукции на рынок и без того, чтобы еще заботиться о производстве.

Но теперь приходилось смотреть на сплетни в другом свете. Если они верны, то для Сандерса разговор идет даже не о понижении в должности. Он может остаться без работы.

О Боже! Без работы?

Он невольно вспомнил свой разговор с Дэйвом Бенедиктом по дороге на работу. Бенедикт коллекционировал сплетни и, кажется, знал многое. Может даже, больше, чем говорил.

«Это правда, что ты единственный начальник отдела – не инженер? – пришли на память слова Дэйва. А дальше: – Кажется, это довольно необычно?..»

«Господи Иисусе», – подумал Том. Его снова прошиб пот. Стараясь дышать глубже, Сандерс наконец дошел до конца коридора к вошел в свой кабинет, ожидая увидеть здесь поджидающую его Стефани Каплан, финансового директора компании. Она-то и расскажет ему, что происходит. Но кабинет оказался пуст. Сандерс обратился к своей секретарше Синди Вулф, рывшейся в картотеке:

– А где Стефани?

– Она не пришла.

– Почему?

– Вашу встречу, назначенную на девять тридцать, отменили из-за изменений в расписании, – ответила Синди.

– Каких изменений? – спросил Сандерс. – Что происходит?

– Ожидается какая-то реорганизация, – ответила Синди и, стараясь не встретиться с начальником взглядом, опустила глаза на телефонный справочник, лежавший у нее на столе. – Они назначили на 12.30 дружеский ленч в главном конференц-зале с руководителями всех отделов, а к вам сейчас идет Фил Блэкберн. Он должен быть с минуты на минуту. Так, что еще? Ах да, Ди-Эйч-Эл во второй половине дня доставит дисководы из Куала-Лумпура, а в десять тридцать с вами хотел встретиться Гэри Босак. – Синди пробежала пальцем по записям в своем блокноте. – Дон Черри дважды звонил насчет «Коридора», и буквально минуту назад был срочный звонок от Эдди, из Остина.

– Перезвони ему.

Эдди Ларсон был контролером на заводе в Остине, производящем переносные радиотелефоны. Синди набрала номер, и почти сразу же Сандерс услыхал знакомый голос с гнусавым техасским акцентом.

– Здорово, Томми.

– Привет, Эдди. Что стряслось?

– Так, небольшие осложнения с конвейером. У тебя найдется пара минут?

– Да, конечно.

– Поздравления с новой должностью уже принимаешь?

– Пока ничего о ней не слышал, Эдди, – ответил Сандерс.

– А-а. Но дело-то на мази?

– Ничего не знаю.

– Правда, что завод в Остине остановят? От неожиданности Сандерс захохотал.

– Чего-о?

– Слушай, Томми, но здесь об этом только и говорят. «Конли-Уайт» купит фирму, а потом нас прикроют.

– Черт возьми, – сказал Сандерс. – Никто еще ничего не купил, и никто ничего не продает, Эдди. Конвейер в Остине – образец для всей индустрии. К тому же он очень выгоден.

Эдди помолчал.

– Но ты ведь скажешь мне, Томми, если что-нибудь узнаешь?

– Скажу, – пообещал Сандерс. – Но это просто сплетни, Эдди, так что забудь об этом. Ну а что у тебя там за проблемы на конвейере?

– С жиру бесятся. Девицы из сборочного потребовали, чтобы мы содрали все картинки с девками со стен мужского туалета. Говорят, что это пример сексуального преследования. Если хочешь знать мое мнение, это блажь, – заявил Ларсон, – потому что женщины все равно не заходят в мужской сортир.

– А откуда они тогда знают о картинках?

– В бригаде, которая убирается по вечерам, работают и женщины. И теперь работницы с конвейера хотят, чтобы картинки содрали.

Сандерс вздохнул.

– Не хватало нам еще неприятностей, связанных со взаимоотношениями полов. Уберите все картинки.

– Несмотря на то что их туалет весь обвешан картинками?

– Да, Эдди.

– Если хочешь знать мое мнение, это значит сдаться на милость всякого феминистского дерьма.

В дверь постучали. Сандерс поднял глаза и увидел, что в дверях стоит юрисконсульт компании Фил Блэкберн.

– Эдди, мне нужно идти.

– Ладно, – сказал Эдди, – но я хочу тебе сказать…

– Извини, Эдди, но мне срочно нужно идти. Позвони мне, если будет необходимо.

Сандерс положил трубку, и Блэкберн вошел в комнату. Сандерс сразу почувствовал, что адвокат улыбается слишком лучезарно и вообще имеет чересчур приветливый вид.

Это был дурной знак.

Главный юридический советник «ДиджиКом» Филип Блэкберн был стройным человеком сорока шести лет, одетым сейчас в темно-зеленый костюм от Хуго Босса. Как и Сандерс, Блэкберн работал на фирму более десяти лет, и это давало ему право принадлежать к «старой гвардии», к «тем, кто был у истоков». Когда Сандерс увидел его впервые, Блэкберн был молодым нахальным бородатым адвокатом по гражданскому праву из Беркли. Правда, с тех пор он пообтесался, перестал бороться за ограничение прибылей, сторонником которых он теперь стал, настойчиво, но осторожно проталкивал идеи проникновения в другие отрасли и равных возможностей. А корректность и следование последней моде в одежде сделали «тайного советника Фила» предметом насмешек в некоторых подразделениях компании. Как сказал один сотрудник: «От постоянного облизывания и держания на ветру палец у Фила уже покрылся цыпками». Он был первым, надевшим брюки-клеш, первым, срезавшим бачки, и первым сторонником разнообразия.

Много шутили о его манерах. Тщеславный, слишком заботящийся о своей внешности, Блэкберн всегда что-то на себе поправлял: приглаживал волосы, трогал лицо, детали костюма, ласкательными движениями расправлял складки на пиджаке… Все это, вкупе с его несчастной привычкой подергивать, поглаживать и теребить кончик носа, было неисчерпаемым источником шуточек. Но шутники здорово рисковали – Блэкберн был злопамятен и считался воинствующим моралистом.

В разговорах Блэкберн мог быть авторитетным и в частных беседах на короткий период мог показаться примером интеллектуальной честности, но в компании его считали тем, кем он был на самом деле: человеком без убеждений, ревностным исполнителем чужой воли и – благодаря таким качествам – идеальным человеком для претворения в жизнь карательных распоряжений Гарвина. В прежние годы Сандерс и Блэкберн были близкими приятелями, и не только потому, что росли вместе с компанией, но и потому, что их жизненные пути постоянно пересекались: когда Блэкберн в восемьдесят втором году прошел через мучительный развод, он некоторое время жил на холостяцкой квартире Сандерса в Саннивейле. А несколько лет спустя Блэкберн был свидетелем на свадьбе Сандерса и молоденькой сиэтлской адвокатессы Сюзен Хэндлер.

Но когда Блэкберн в восемьдесят девятом женился во второй раз, Сандерса даже не пригласили на свадьбу – настолько натянутыми стали их отношения. Многие сотрудники компании считали это естественным и неизбежным, поскольку Блэкберн остался частью правящей верхушки в Купертино, к которой живший в Сиэтле Сандерс больше не принадлежал. Кроме всего прочего, между двумя бывшими друзьями существовали острые разногласия по поводу заводов в Ирландии и Малайзии. Сандерс чувствовал, что Блэкберн игнорирует важные реалии, связанные с производством продукции за границей.

В качестве примера можно было бы привести категорическое требование Блэкберна, чтобы женщины составляли не меньше половины от списочного состава работников, занятых на конвейере в Куала-Лумпуре, причем; работать они должны на тех же должностях, что и мужчины. Местные же управляющие проводили политику половой сегрегации, разрешая женщинам работать только на определенных рабочих местах, да еще и отдельно от мужчин. Блэкберн страстно протестовал, а Сандерс тщетно объяснял ему: «Это же мусульманская страна, Фил!»

– Это меня не волнует, – отвечал Фил. – «Диджи-Ком» стоит за равноправие.

– Фил, это же их страна, и они мусульмане.

– Ну и что? Завод-то наш!

В другой раз разногласие возникло, по сути, по противоположному поводу: малайзийские чиновники не хотели принимать на работу в качестве бригадиров местных китайцев, хотя они и были намного более квалифицированны – политика правительства состояла в том, чтобы предоставлять руководящие должности только малайцам. Сандерс оспаривал такую дискриминацию, поскольку хотел иметь на заводе грамотный персонал. Но Фил, будучи непреклонным обличителем дискриминации в Америке, немедленно и безоговорочно согласился с политикой местных властей, обвиняя Сандерса, что тот не хочет следовать курсу «ДиджиКом», направленному на охват всех реалий межнациональной политики. И в последнюю минуту Сандерс полетел в Куала-Лумпур на встречу с султанами Селангора и Паханга, чтобы согласиться на их условия. Фил тогда заявил, что Сандерс «потакает экстремистам».

Подобным разногласиям за период руководства Томом новым заводом в Малайзии не было конца.

Сейчас Сандерс и Блэкберн приветствовали друг друга с осторожностью бывших друзей, давно забывших о своей дружбе, но преувеличенно сердечно.

– Как жизнь, Фил? – спросил Сандерс, пожимая руку Блэкберну.

– Великий день, – сказал Блэкберн, скользнув на стул перед столом Сандерса. – Куча новостей. Не знаю, какие ты уже слышал.

– Я слышал, что у Гарвина созрело решение провести Реорганизацию.

– Точно. Даже несколько решений.

Пауза, Блэкберн пошевелился в кресле и уставился на свои руки.

– Насколько я знаю, Боб сам хотел ввести тебя в курс дела. Он еще утром прошел по этажу и переговорил со всеми.

– Меня не было.

– Угу. Мы были слегка удивлены, что ты именно сегодня опоздал.

Том не стал оправдываться и продолжал выжидательно смотреть на Блэкберна.

– Ну, в любом случае, Том, – сказал Блэкберн, – дело вот в чем: в соответствии с планом общего слияния Боб решил поставить во главе отдела человека, не работающего в Группе новой продукции.

Вот и все. Теперь все понятно. Сандерс вдохнул поглубже, чувствуя, как стеснило грудь. Все его тело напряглось, но он постарался не показать этого.

– Я понимаю, что это для тебя удар, – сказал Блэкберн.

– Ну, – пожал плечами Сандерс, – я уже слышал что-то…

Когда он говорил, мысли его разбегались. Ясное дело – теперь не будет повышения, и он не будет иметь возможности для…

– Ну да. Так вот, – продолжал Блэкберн, прочистив горло, – Боб решил поставить начальником всего отдела Мередит Джонсон.

– Мередит Джонсон? – нахмурился Сандерс.

– Ну да. Она работает в головной конторе в Купертино. Я думаю, ты ее знаешь.

– Знаю, но… – Сандерс помотал головой. Бессмыслица какая-то. – Мередит занималась торговлей. И только торговлей.

– Ну, вообще-то, да. Но, как ты знаешь, Мередит последние года два работала в управлении.

– А если и так, Фил? ГНП – отдел инженерный.

– Ну, вот ты же не инженер, а справляешься прекрасно.

– Я был с этим связан много лет, еще когда занимался маркетингом. Слушай, ГНП в основном занимается линиями по производству вычислительной техники и программированием. Как она с этим справится?

– Боб и не рассчитывает, что она непосредственно будет всем заправлять, – она будет координировать работу начальников отделов, входящих в ГНП. Официально ее должность будет называться так: вице-президент по передовым технологиям и планированию. Это новая структура, которая будет включать в себя ГНП, маркетинговую службу и отдел телекоммуникаций.

– Господи, – сказал Сандерс, откинувшись на спинку кресла. – Как много всего.

Блэкберн медленно кивнул. Сандерс помолчал, задумавшись.

– Похоже на то, – сказал он, наконец, – что Мередит Джонсон будет управлять всей фирмой.

– Я бы так далеко не заходил, – сказал Блэкберн. – Она не будет непосредственно управлять сбытом, или финансами, или развитием новых проектов. Но я полагаю, что, вне всякого сомнения, Боб сделает ее своей преемницей, когда уйдет в отставку, а это случится в ближайшие два года. – Блэкберн переменил позу. – Но это все в будущем, А сейчас…

– Подожди минуту. Она будет принимать доклады от четырех начальников отделов?

– А кто будет этими начальниками? Это уже решено?

– Ну… – Фил кашлянул. Затем он пробежал руками по груди и подергал платочек в нагрудном кармане. – Окончательное решение будет принимать Мередит.

– Значит, я могу остаться без работы.

– Черт возьми, Том! – воскликнул Блэкберн. – Да ничего подобного! Боб хочет, чтобы все остались на своих местах, включая тебя. Он очень не хочет тебя терять.

– Но это дело Мередит Джонсон – оставить меня на работе или нет.

– Номинально, – развел руками Блэкберн, – это так. Но лично я думаю, что это чистая проформа. Сандерс так не считал. Если бы Гарвин захотел, он назвал бы имена руководителей одновременно с назначением Мередит Джонсон руководителем ГНП. Если Гарвин решил передать фирму в руки какой-то дамочки из отдела сбыта, это его дело, но он мог бы, по крайней мере, дать всем понять, что он не собирается расставаться с прежними начальниками отделов – людьми, которые так долго служили ему и компании верой и правдой.

– Боже, – сказал Сандерс. – Я отдал этой фирме двенадцать лет.

– Я думаю, ты будешь с нами и дальше, – успокаивающе сказал Блэкберн. – Суди сам: все заинтересованы в том, чтобы команда работала без срывов, – я же сказал, она не сможет управлять ею сама.

– Ну да, ну да…

Блэкберн поправил манжеты сорочки и пригладил волосы.

– Слушай, Том. Я понимаю, тебе неприятно, что начальником поставили не тебя. Но не думай, что Мередит будет производить какие-либо перемещения по службе – у нее нет таких намерений вообще. Так что твое положение незыблемо. – Он сделал паузу. – Ну, ты же знаешь Мередит, Том.

– Знаю, – кивнул Сандерс. – Мы с ней некоторое время жили вместе, но я ее не видел черт знает сколько лет. Блэкберн выглядел удивленным.

– И вы даже не поддерживали контактов?

– Практически нет. Когда Мередит пришла на работу в компанию, я как раз переехал в Сиэтл, а она осталась Купертино. Я как-то наткнулся на нее во время командировки. Поздоровались, и все.

– Ну, значит, ты знаешь ее уже столько времени, – сказал Блэкберн, будто это имело какое-то значение. – Лет шесть-семь.

– Даже больше, – ответил Сандерс. – Я уже восемь лет в Сиэтле. Так что… – стал вспоминать Сандерс. – Когда мы познакомились, она работала в фирме «Новелл» в Маунтин-вью. Продавала компьютерные сети мелким местным бизнесменам. Когда же это было?

Хотя Сандерс хорошо помнил все события их с Мередит совместной жизни, даты он припомнить не мог. Он пытался нашарить в памяти какое-нибудь значительное событие – день рождения, продвижение по службе, переезд на новую квартиру – чтобы, отталкиваясь от него, точнее определить время. Наконец он припомнил, как они вместе смотрели по телевизору результаты выборов: воздушные шарики, летящие к потолку, радостные крики людей. Мередит пила пиво. Их знакомство тогда только состоялось.

– Боже, Фил. Это было десять лет назад!

– Да, давно, – сказал Блэкберн.

Когда Сандерс впервые встретил Мередит Джонсон, она была одной из тысяч хорошеньких девушек, работавших в Сан-Хосе в отделах сбыта компаний, – двадцатилетних красоток, только что окончивших колледж и начинавших с того, что демонстрировали на экране возможности компьютера, в то время как кто-нибудь более влиятельный вел переговоры с потенциальными покупателями, стоя рядом. Со временем многие девушки стали достаточно компетентны, чтобы продавать и сами. Когда Сандерс познакомился с Мередит, она знала достаточно, чтобы на техническом жаргоне поболтать о топологических сетях и базовых адресах. Серьезных знаний у нее не было, да она в них и не нуждалась. Она была симпатичная, сексуальная и умненькая; к тому же имела какое-то сверхъестественное самообладание, которое помогало ей выпутываться из самых неудобных ситуаций. В то время Сандерс был от нее без ума, но у него и в мыслях не было, что она имеет способности для того, чтобы когда-то занять высокий административный пост в крупной фирме. Блэкберн пожал плечами.

– За десять лет много воды утекло, Том. Мередит не просто администратор по сбыту. Она училась, получила степень, работала в «СиманТеке», затем в «Конраде» и только после пришла к нам. Последние два года она работает в тесном контакте с Гарвином. Она вроде как его протеже. Он ею доволен.

– И вот теперь она – мой босс, – качнул головой Сандерс.

– Это тебя беспокоит?

– Нет, просто забавно: бывшая подружка – мой босс.

– Так карты легли, – сказал Блэкберн. Он улыбался, но Сандерс чувствовал, как Фил исподволь исследует его реакцию. – Я вижу, тебе это не нравится, Том.

– Есть немного.

– Ну и что тебя смущает? Необходимость ходить на доклад к женщине?

– Ничего подобного. Я работал на Эйлин, когда она возглавляла HRI, и мы отлично сотрудничали. Не в этом дело. Мне странно думать, что именно Мередит Джонсон – мой босс.

– Она отличный, внушающий доверие работник, – сказал Фил, вставая и разглаживая галстук. – Я думаю, что, когда у вас будет возможность возобновить знакомство, она произведет на тебя хорошее впечатление. Дай ей шанс, Том.

– Конечно, – сказал Сандерс.

– Я верю, что все пойдет, как надо. Смотри в будущее: как бы там ни было, через годик или около того ты будешь богат.

– Следует понимать, что мы по-прежнему собираемся выделить Группу новой продукций?

– Ну да, точно так.

Это была вызывавшая самые ожесточенные споры часть плана слияния: после того как «Конли-Уайт» купит «ДиджиКом», Группа новой продукции отделяется и ее заявляют как самостоятельную фирму. Для всех, кто в ней работает, это означает огромную прибыль, потому что каждый будет иметь возможность приобрести задешево акции еще до того, как они появятся на рынке.

– Сейчас мы прорабатываем последние детали, – продолжал Блэкберн, – Но я думаю, что начальники отделов, как ты, например, получат бесплатно двадцать тысяч акций и возможность купить пятьдесят тысяч акций по цене двадцать пять центов за штуку, а кроме того, право ежегодно приобретать еще по пятьдесят тысяч акций в течение пяти лет.

– И это решенное дело, даже если Мередит будет управляющим?

– Поверь мне. Отделение произойдет в ближайшие восемнадцать месяцев – это формальная часть плана слияния.

– А нет опасности, что она может передумать?

– Ни малейшей, – улыбнулся Блэкберн. – Открою тебе маленький секрет: с самого начала акционирование было идеей Мередит.

Выйдя от Сандерса, Блэкберн завернул в приемную пустого кабинета и позвонил Гарвину. В трубке послышалось знакомое рявканье:

– Гарвин слушает.

– Я говорил с Томом Сандерсом.

– Ну и?..

– Я бы сказал, что он принял новость хорошо. Конечно, он разочарован. Думаю, что до него уже дошли какие-то слухи. Но в общем реакция нормальная.

– А насчет новой структуры? – спросил Гарвин. – Что он сказал?

– Он озабочен, – ответил Блэкберн. – Говорил сдержанно.

– Почему?

– Боится, что у нее нет достаточного инженерного опыта для управления отделом.

– Инженерного опыта? – фыркнул Гарвин. – Это менее всего меня заботит. Инженерный опыт тут не нужен вообще.

– Конечно, не нужен. Но я полагаю, что тут еще кое-что личное. Они, знаете ли, были близко знакомы раньше.

– Да, – сказал Гарвин, – я знаю. Они встречались после того?

– Нет, по его словам, они не виделись уже несколько лет.

– Вражда?

– Не похоже.

– Тогда что его беспокоит?

– Я думаю, он просто не успел все это переварить.

– Свыкнется.

– Я тоже так думаю.

– Сообщи мне, если услышишь еще что-нибудь, – сказал Гарвин и повесил трубку.

Сидя один в чужом кабинете, Блэкберн нахмурился. Разговор с Сандерсом оставил у него смутное чувство беспокойства. Все, казалось, шло как по маслу, а тут… Сандерс, понял он, не примет идею реорганизации легко, а поскольку в сиэтлском филиале он пользуется большой популярностью, при желании он сможет доставить немало неприятностей. Сандерс слишком независим; он не человек команды, а сейчас нужны были только люди команды. Чем больше Блэкберн об этом думал, тем лучше понимал, что от Сандерса следует ждать неприятностей.

Том Сандерс, погруженный в свои мысли, сидел за столом, глядя прямо перед собой. Он пытался соединить свои воспоминания о молоденькой девчонке из Силиконовой долины[7] с образом крупного администратора, координирующего работу огромного отдела, но этому мешали шальные воспоминания: улыбающаяся Мередит в одной из его рубашек на голое тело… Белые чулки на белом поясе. Банка с воздушной кукурузой на голубой кушетке в столовой. Телевизор с отключенным звуком…

И почему-то образ цветка – витраж с изображением пурпурного ириса. Это был один из избитых символов хиппи Северной Калифорнии. Сандерс знал, откуда это воспоминание: цветок был нарисован на стекле входной двери дома в Саннивейле, в котором он жил в те дни, когда знал Мередит.

Он не был уверен, что стоит об этом вспоминать сейчас, и он…

– Том?

Он поднял глаза. В дверях стояла озабоченная чем-то Синди.

– Хотите кофе, Том?

– Нет, спасибо.

– Пока у вас был Фил, опять звонил Дон Черри. Он хочет, чтобы вы зашли к ним посмотреть на «Коридор».

– У них проблемы?

– Не знаю, но он, по-моему, возбужден. Вы ему перезвоните?

– Не сейчас. Я иду вниз и по пути заскочу к нему.

Синди помялась в дверях.

– Может, что-нибудь нужно? Вы сегодня завтракали?

– Все в порядке.

– Да?

– Со мной все в порядке, Синди. Правда.

Синди вышла. Сандерс повернулся к своему компьютеру и заметил, что на экране мигает индикатор электронной почты, но все его мысли были заняты Мередит Джонсон.

Их связь длилась около шести месяцев. В какое-то время отношения были весьма тесными. А сейчас, хотя некоторые образы всплывали в памяти необыкновенно ярко, Сандерс заметил, что в целом события того времени отпечатались в мозгу очень смутно. В самом ли деле он жил с Мередит шесть месяцев? Когда точно они встретились и когда расстались? Сандерс подивился тому, как трудно ему восстановить точное время событий. Надеясь привязать хронологию к каким-то ориентирам, он стал припоминать, какой пост в «ДиджиКом» он занимал в те дни. Работал ли он еще в службе маркетинга или уже перешел в техотдел? Этого он тоже не мог сказать точно – придется посмотреть в картотеке.

Он подумал о Блэкберне. Тот ушел от жены и жил у Сандерса приблизительно в то время, когда Сандерс крутил с Мередит. Или это было позже, когда отношения с девушкой стали прохладнее? Наверное, Фил переехал к нему как раз после разрыва с Мередит. А там, кто его знает. Сандерс обнаружил, что не может толком вспомнить ничего из происходившего в то время. Прошло уже десять лет, он жил в другом городе, это была совсем другая жизнь, и в памяти оставались только какие-то обрывки воспоминаний. Сандерс опять удивился тому, как это было ему неприятно.

Он нажал кнопку интеркома.

– Синди? Я хочу кое о чем тебя спросить.

– Слушаю вас, Том.

– Сейчас третья неделя июня. Что ты делала в это время десять лет назад?

Синди не колебалась ни секунды.

– Очень просто – сдавала выпускные экзамены в колледже.

Несомненно, это было правдой.

– Ладно, – сказал он. – А девять лет назад?

– Девять лет назад? – Ее голос стал менее уверенным. – Подождите минуту… Так, июнь… Девять лет, говорите?.. Июнь… М-м-м… Я думаю, что ездила с приятелем в Европу.

– С тем, что у тебя сейчас?

– Не-ет, тот был полным козлом.

– И сколько у вас это продолжалось? – спросил Сандерс.

– Да где-то с месяц мы там провели.

– Я про ваши отношения.

– С тем? Так. Давайте прикинем, когда я с ним порвала… Ага, декабрь… Да, я думаю, что это был декабрь. Или, может, январь, после каникул… А что?

– Да просто прикидываю кое-что, – ответил Сандерс, с облегчением заметивший в голосе секретарши нотки неуверенности, когда та припоминала дела девятилетней давности. – Кстати, с какого времени у вас ведутся архивные записи? Ну, там, отметки о получении писем, телефонных звонков?..

– Надо посмотреть. У меня все отмечено за последние три года.

– А раньше?

– Раньше? Насколько?

– За последние десять лет, – сказал он.

– А, ну так это когда вы еще были в Купертино? Не знаю, хранят ли там архивы? Может, их переписывают на микрофиши или просто выбрасывают?

– И я не знаю.

– Мне проверить?

– Не надо, – сказал он и отключил интерком. Он не хотел, чтобы Синди о чем-либо запрашивала Купертино. Во всяком случае, не сейчас.

Сандерс потер кончиками пальцев глаза. Его мысли опять поплыли в прошлое. Опять этот цветок на стекле – яркий, слишком большой, вульгарный. Сандерсу он всегда не нравился. Он жил тогда в многоквартирном комплексе на Меранодрайв. Двадцать домиков вокруг маленького холодного бассейна. Все жильцы комплекса работали в компаниях, специализировавшихся на высоких технологиях. А в бассейне никто никогда не плавал. Сам Сандерс дома бывал редко. Это было время, когда он летал с Гарвином в Корею по два раза в месяц. В те дни они не могли себе позволить даже бизнес-класс и летали туристским.

И Сандерс вспомнил, что, возвращаясь из изматывающего путешествия, он всегда первым делом видел у себя дома этот чертов цветок на стекле.

И Мередит, в белых чулках, белом поясе – таком маленьком, с белыми цветочками на резинках с…

– Том? – Он поднял глаза. В дверях стояла Синди. – Том, если вы хотите успеть повидать Дона Черри, то лучше это сделать сейчас, потому что на десять тридцать у вас назначена встреча с Гэри Босаком.

У Сандерса появилось такое чувство, что она разговаривает с ним, как с тяжелобольным.

– Синди, у меня все в порядке.

– Да, конечно, я просто напомнила.

– Хорошо, я сейчас иду.

Уже сбегая по лестнице на третий этаж, Сандерс почувствовал облегчение оттого, что получил возможность отвлечься от прежних мыслей. Молодец Синди, что выдернула его из кабинетного кресла. Да и интересно было, что там Черри и его команда наколдовали с «Коридором».

«Коридором» в «ДиджиКом» неофициально называли систему виртуальной[8] информационной среды (ВИС). ВИС была сопутствующей «Мерцалке» разработкой, вторым жизненно важным элементом в будущей сети цифровой передачи и записи информации, которую развивала; «ДиджиКом». В скором будущем информация будет записываться на дисках или заноситься в крупные базы данных, доступ к которым можно будет получить по телефон; ну. Сейчас информация для пользователей выводилась на телевизионные или компьютерные экраны. Этот способ использовался последние тридцать лет без особых изменений. Но скоро появятся принципиально новые методы отображения информации. И самым новым, самым необычным и многообещающим был метод виртуальной среды. Пользователи надевали специальные очки, с помощью которых видели создаваемую компьютером трехмерную картинку, которая вызывала эффект присутствия в некоем фантастическом мире.

Десятки компьютерных фирм отчаянно старались обогнать друг друга и первыми выбросить на рынок подобные системы. Эта технология должна была стать самой многообещающей, хотя и очень трудоемкой. В «ДиджиКом» ВИС была любимым детищем Гарвина; он вбухал в этот проект уйму денег, он заставил программистов Дона Черри работать круглосуточно в течение последних двух лет.

Пока это не принесло ничего, кроме постоянной головной боли.

На двери было написано: «ВИС», и пониже: «Когда реальности недостаточно». Сандерс сунул свою карточку в щель кодового замка, и дверь, щелкнув, отворилась. Он прошел в приемную, слыша, как в лаборатории перекрикиваются несколько человек. Уже здесь, в приемной, стоял запах, доказывающий, что там, внутри, кого-то стошнило.