– Да, в общем. – Мередит качнула головой. – Это у вас прозвучало так… грубо…

– Но ситуация, сложившаяся к тому моменту, передана верно, так?

– Да.

– Так. А в этот момент вы говорите: «Нет, нет…», и мистер Сандерс на это отвечает: «Ты права, нам не надо этого делать», – и встает с кушетки?

– Да, – признала Мередит, – так он и сказал.

– Ну и где здесь недоразумение?

– Когда я говорила: «Нет, нет», я имела в виду: «Нет, не тяни», потому что он медлил, вроде как поддразнивал меня, а я хотела, чтобы он продолжал. А он вскочил с кушетки, чем очень меня рассердил.

– Почему?

– Потому что я хотела, чтобы он продолжал.

– Но, мисс Джонсон, вы же говорили: «Нет, нет!»

– Я знаю, что я говорила, – с раздражением огрызнулась Мередит, – но в данной ситуации всем должно быть отлично понятно, что я имела в виду на самом деле.

– Вот как?

– Конечно. И он отлично понимал, чего я хочу, но предпочел прикинуться дураком.

– Мисс Джонсон, а приходилось ли вам слышать фразу «Нет» – это только «нет»?

– Конечно, но в той ситуации…

– Простите, мисс Джонсон, так верно, что «нет» – это только «нет»?

– Но не в этом случае, потому что, стоя передо мной на кушетке, он отлично понимал, что я хочу сказать на самом деле.

– Это вы отлично понимали.

Мередит рассвирепела.

– Ему это тоже было ясно! – рявкнула она.

– Ну, мисс Джонсон, когда людям говорят «нет», что это означает?

– Да не знаю я! – раздраженно вскинула руки Мередит. – И не могу понять, к чему вы клоните.

– А клоню я к тому, что мужчины знают, что слова женщины нужно воспринимать буквально и что если она говорит «нет», то не следует это воспринимать, как «почему бы и нет» или тем более как «да».

– Но в этой конкретной ситуации, когда мы были уже раздеты, и все зашло так далеко…

– А какое это может иметь отношение? – спросила Фернандес.

– Бросьте! – воскликнула Мередит. – Когда два человека встречаются, начинают понемногу ласкать друг друга, потом целоваться, потом заходят дальше и дальше… Затем раздеваются, ласкают друг другу разные интимные места и так далее… Скоро вам становится ясным, как пойдут события дальше… Здесь не дают заднего хода. В противном случае это открыто недружественные действия. И Сандерс меня унизил.

– Мисс Джонсон, вы женщина и должны знать, что по закону женщины оставляют за собой право отказаться от проведения полового акта вплоть до момента ввода полового члена во влагалище. Ведь женщина в любой момент может передумать, и закон будет ее защищать.

– Но в данном случае…

– Мисс Джонсон, если у женщин есть такое право, то почему вы считаете, что его не должно быть у мужчин? Что, мистер Сандерс не мог передумать?

– Это был враждебный акт, – повторила Мередит с застывшим, упрямым выражением лица. – Он меня унизил.

– И все-таки я спрашиваю вас: имеет ли мистер Сандерс те же права, что имеют женщины? Может он передумать?

– Нет!

– Но почему?

– Потому что мужчины совсем другие.

– В каком смысле?

– Ой, ради Христа! – озлобленно выкрикнула Мередит. – О чем мы толкуем? Это еще в «Алисе в Страна Чудес» написано! Мужчины и женщины – разные. Воя это известно. Мужчины не могут управлять своими импульсами…

– А вот мистер Сандерс, по-видимому, смог…

– Да, но исключительно из желания меня унизить.

– Однако в ту минуту мистер Сандерс произнес следующие слова: «Мне это не нравится». Правильно?

– Я не помню дословно, что он там говорил, но его поведение было направлено на то, чтобы унизить меня как женщину.

– Давайте порассуждаем, – предложила Фернандес, – кто кого хотел унизить. Протестовал ли мистер Сандерс против того направления, какое с самого начала принимала ваша встреча?

– Если серьезно, то – нет.

– А вот я думаю, что да. – Фернандес заглянули свои записи. – Не говорили ли вы мистеру Сандерсу первые минуты вашего свидания: «А ты хорошо выглядишь» и «У тебя всегда был прекрасный твердый петушок»?

– Я не знаю… Может, и говорила. Я не помню.

– И что же он отвечал?

– Я не помню.

– Дальше, когда мистер Сандерс, стоя у окна, разговаривал по телефону, подходили ли вы к нему, тянули ли за руку с телефонной трубкой, говоря при этом: «Брось ты этот телефон»?

– Может быть, я не помню.

– В эту минуту вы первая начали его целовать?

– Не помню точно… Думаю, что нет.

– Давайте посмотрим, как все происходило? Мистер Сандерс разговаривал по своему переносному телефону, стоя у окна; вы разговаривали по телефону, стоявшему у вас на столе. Что же, это мистер Сандерс, закончив разговор и положив свой телефон, подошел к вам и начал вас целовать?

Мередит помолчала, затем ответила:

– Нет.

– Так кто же тогда кого поцеловал первым?

– Думаю, что я…

– А когда мистер Сандерс, протестуя, сказал: «Мередит!», – вы проигнорировали его протест и, продолжая, говорили: «Боже, я хочу тебя весь день, я вся горю, я прилично не трахалась тысячу лет!» – Фернандес зачитала эти слова ровным, равнодушным голосом.

– Я, должно быть… Я думаю, что это соответствует истине. Да.

Фернандес снова покосилась в свои бумаги:

– И далее, когда он сказал: «Мередит, подожди», снова однозначно выразив свое недовольство происходящим, вы ведь сказали: «Ох, не надо ничего говорить, нет-нет, о Господи!»

– Думаю… возможно, я это говорила.

– И в свете всего этого готовы ли вы признать, что все эти комментарии мистера Сандерса можно рассматривать как протесты, которые вы проигнорировали?

– Нет, не очень-то это были отчетливые протесты. Нет.

– Мисс Джонсон, можете ли вы утверждать, что мистер Сандерс отнесся к перспективе вступить с вами в половую связь с энтузиазмом?

Джонсон опять замялась. Сандерс прямо-таки видел, как она напряженно думает, пытаясь сообразить, что как записано на пленке. Наконец она выдавила:

– Ну, иногда с энтузиазмом, а иногда не совсем. По-моему…

– Вы хотите сказать, что он был амбивалентен?[23]

– Возможно. Похоже на то.

– Так да или нет, мисс Джонсон?

– Да…

– Прекрасно. Значит, на протяжении всей вашей встречи мистер Сандерс был с вами амбивалентен. Он уже объяснил нам почему: ведь ему было предложено завести служебный роман со своей бывшей любовницей, которая к тому же теперь стала его начальницей. Кроме того, он женат. Можно ли считать эти причины достаточным основанием, чтобы проявить амбивалентность?

– Да.

– И, находясь в таком состоянии, в последний момент мистер Сандерс внезапно осознал, что он не хочет продолжать действовать в том же духе, и сказал вам об этом прямо и недвусмысленно. Почему же вы характеризуете его действия как попытку унизить вас? Я, например, склонна полагать, что мы имеем обширное свидетельств совершенно обратного – непродуманной, я бы сказала, отчаянной, чисто человеческой реакции на ситуацию, которую полностью контролировали вы. И как бы вам не хотелось доказать обратное, мисс Джонсон, это не было встречей старых любовников – это вообще не было встречей равных людей. Фактически вы были выше по положению, и вы управляли ходом событий на каждой стадии. Вы назначили время, купили вино, купили презервативы, заперли дверь – и после этого еще обвиняете своего подчиненного в том, что он отказался вас ублажить. Причем продолжаете это делать даже сейчас.

– А вы пытаетесь выставить его поведение в благоприятном свете, – возразила Джонсон. – Но я продолжаю утверждать, что дотянуть до последнего, а потом отказаться – это любого доведет до белого каления.

– Да, – согласилась Фернандес. – Именно так и говорят многие мужчины, когда женщины отказывают им в последнюю минуту. Но женщины говорят, что у мужчины нет оснований кипятиться, потому что женщинам можно отыграть назад в любой момент. Разве не так?

Джонсон раздраженно побарабанила пальцами по столешнице.

– Послушайте, – сказала она. – Основываясь на весьма смутных фактах, вы пытаетесь создать здесь прецедент. Что я такого плохого сделала? Я всего-навсего предложила, и, если мистеру Сандерсу мое предложение было не по вкусу, он должен был просто сказать: «Нет». Но он этого не сказал. Ни разу. Он хотел меня унизить. Он зол на меня за то, что меня назначили на должность, которую он рассчитывал занять сам, и он решил отплатить мне единственным доступным ему путем – запятнав мое достоинство и честь. А это, знаете, нецивилизованные действия, скорее, так могут вести себя партизаны или террористы. Он, завидуя моим успехам в бизнесе, мечтает напакостить мне. И вы напускаете туману только для того, чтобы прикрыть этот главный и неоспоримый факт.

– Мисс Джонсон, главным и неоспоримым фактом является то, что вы – начальник мистера Сандерса и что ваше поведение по отношению к нему носило незаконный характер. А это уже достаточное основание для прецедента.

Наступило недолгое молчание.

Секретарша Блэкберна вошла в зал и, подойдя к своему боссу, передала ему записку. Блэкберн пробежал ее глазами и передал Хеллеру.

– Мисс Фернандес, – спросила судья Мерфи, – может быть, вы все-таки объясните мне, что происходит?

– Конечно, Ваша честь: получилось так, что существует магнитофонная запись встречи мисс Джонсон и мистера Сандерса.

– В самом деле? И вы ее прослушали?

– Да, Ваша честь. И она подтверждает правоту слов мистера Сандерса.

– Вы знаете о существовании этой записи, мисс Джонсон?

– Нет, не знаю.

– Возможно, вы и ваш адвокат также захотите ее прослушать. Наверное, нам всем стоит ее прослушать, – предложила Мерфи, в упор глядя на Блэкберна.

Хеллер опустил записку в карман пиджака и сказал:

– Ваша честь, я хочу просить у вас устроить десятиминутный перерыв.

– Прекрасно, мистер Хеллер, думаю, что такой оборот дела вынуждает нас сделать перерыв.

Тяжелые черные тучи висели над Посредническим центром; похоже, опять собирался дождь. Джонсон, Хеллер и Блэкберн стояли плотной группой поодаль, у фонтанов. Фернандес следила за ними.

– Ничего не понимаю, – пожаловалась она. – Опять стоят совещаются. О чем тут совещаться? Клиентка завралась, потом по ходу дела сочинила новую историю. Нет сомнений, что Джонсон повинна в сексуальном преследовании, и мы имеем ленту с записью, подтверждающую это. Ну о чем здесь говорить?

Некоторое время она, нахмурившись, смотрела в их сторону.

– Знаете, нельзя не признать, что эта Джонсон – чертовски сообразительная женщина, – сказала она.

– Да уж, – согласился Сандерс.

– Умна и хладнокровна.

– Угу.

– Быстро делает блестящую карьеру.

– Да.

– Как же тогда она позволила себе попасть в такую ситуацию?

– Что вы имеете в виду? – спросил Сандерс.

– С чего это она прицепилась к вам в первый же день? И причем так круто взяла. Нажила себе кучу проблем. Она слишком хитра для этого.

Сандерс пожал плечами.

– Может, вы полагаете, что это из-за вашей неотразимости? – поинтересовалась Фернандес. – Очень сомневаюсь, при всем моем к вам глубоком уважении.

К Сандерсу почему-то полезли в голову воспоминания о том времени, когда он впервые встретил Мередит, потом он вспомнил, как она проводила презентацию, как она скрещивала ноги, когда ей задавали вопрос, на который у нее не было готового ответа.

– Она всегда прибегает к сексу, когда нужно кого-нибудь от чего-нибудь отвлечь. Она это хорошо умеет.

– Я, конечно, верю, – сказала Фернандес, – но от чего она хочет нас сейчас отвлечь?

Этого Сандерс не знал, но инстинкт ему говорил, что что-то еще произойдет.

– Кто может знать, каковы люди, когда они наедине с собой? – спросил он. – Когда-то я знал эту женщину, она имела внешность ангела, но путалась с рокерами.

– Это интересно, – сказала Фернандес, – но нам это не поможет. Она произвела на меня впечатление женщины, обдумывающей каждый свой шаг, а с вами она действовала необдуманно.

– Ну, вы же сами говорили, что ей это не впервой.

– Да, возможно. Но почему в первый же день, с наскоку? Нет, я думаю, причина здесь в другом.

– А как насчет меня? – спросил Сандерс. – Как, по-вашему, у меня была другая причина?

– Думаю, что была, – ответила адвокат, серьезно глядя на него. – Но об этом мы поговорим как-нибудь еще.

Со стороны автостоянки появился Алан.

– Что раздобыл? – приветствовала его Фернандес.

– Ничего хорошего. Куда ни кинь – всюду клин, – устало ответил детектив и раскрыл свой блокнот. – Так, во-первых, мы проверили интернетовский адрес. Сообщение пришло из района «Ю», а «Эфренд» обернулся доктором Артуром Э. Фрейдом, профессором неорганической химии из Вашингтонского университета. Вам что-нибудь говорит это имя?

– Ничего, – ответил Сандерс.

– И неудивительно, поскольку в настоящий момент профессор Френд находится в северном Непале, где консультирует местное правительство. Он там находится уже три недели, и его не ждут обратно до конца июля. Так что скорее всего сообщения посылал не он.

– Кто-то использовал его адрес в Интернете?

– Его секретарь говорит, что это невозможно, потому что кабинет профессора заперт и никто, кроме нее, не имеет в него доступа. А компьютер, по словам секретарши, включается ею только раз в день, чтобы принять сообщения, присланные по электронной почте. Кроме нее, пароля все равно никто не знает.

– Значит, сообщение пришло из запертого кабинета? – подняв брови, спросил Сандерс.

– Не знаю… Мы работаем над этим, но пока все остается под завесой тайны.

– Прелестно, – сказала Фернандес. – А что там с «Конрад Компьютер»?

– Они заняли очень твердую позицию: могут дать информацию только фирме-нанимателю – в данном случае «ДиджиКом», но ни в коем случае не нам. А компания-наниматель к ним за информацией не обращалась. Когда мы пробовали на них нажать, они позвонили в «ДиджиКом», и там ответили, что не заинтересованы ни в какой информации.

– М-м-м-м…

– Дальше, о ее муже, – продолжал Алан. – Я говорил кое с кем из «КоСтар» – фирмы, где он сейчас работает. Говорят, он терпеть не может свою бывшую супругу и может порассказать о ней много гадостей. Но сейчас он уехал со своей подружкой в отпуск, в Мексику, и вернется только на следующей неделе.

– Скверно…

– Дальше, «Новелл»: они держат у себя архивы только за последние пять лет. Все более старое находится у них в хранилище в Юте. Они понятия не имеют, есть ли там что-нибудь для нас интересное, но всегда готовы помочь, если мы за это заплатим. Правда, это займет две недели.

– Никуда не годится, – покачала головой Фернандес.

– Согласен…

– У меня сильное подозрение, что «Конрад Компьютер» что-то скрывает, – сказала Фернандес.

– Очень может быть, но нам придется подавать на них в суд, чтобы это доказать, а у нас нет на это времени. – Алан посмотрел через дворик на остальных адвокатов: – А как дела здесь?

– Да никак. Они уперлись как бараны.

– И ни на шаг?

– Ни в какую.

– Боже, – сказал Алан. – Что же у них в запасе?

– Очень бы хотелось знать, – согласилась Фернандес.

Сандерс достал телефон и набрал свой рабочий номер.

– Синди, звонки были?

– Только два, Том. Стефани Каплан спрашивала, не сможете ли вы сегодня с ней встретиться.

– Она сказала зачем?

– Нет, но она сказала, что это не очень важно. И два раза заходила Мери Энн, искала вас.

– Наверное, хочет с меня шкуру спустить, – предположил Сандерс.

– Я так не считаю, Том. Она одна из очень немногих… Ну, она очень беспокоится о вас.

– Ладно. Я ей позвоню. Он начал было набирать номер Мери Энн, когда Фернандес резко ткнула его под ребра. Подняв глаза, он увидел худощавую женщину средних лет, идущую в их сторону от автостоянки.

– Сейчас начнется, – сказала Фернандес.

– Что? Кто это?

– А это, – пояснила адвокат, – Конни Уэлш.

Конни Уэлш оказалась женщиной лет сорока пятим седоватыми волосами и кислым выражением лица.

– Это вы – Том Сандерс? – спросила она.

– Совершенно верно.

Она достала диктофон.

– Я Конни Уэлш из «Пост-Интеллидженсер». Можете ли мы поговорить несколько минут?

– Ни в коем случае, – вмешалась Фернандес.

Уэлш посмотрела в ее сторону.

– Я адвокат мистера Сандерса.

– Я знаю, кто вы, – сказала Уэлш и повернулась к Сандерсу.

– Мистер Сандерс, наша газета напечатала заметку о случае дискриминации в «ДиджиКом». Из моих источников мне стало известно, что вы обвинили Мередит Джонсон в сексуальном преследовании, это верно?!

– Ему нечего сказать по этому поводу, – заявила Фернандес, становясь между Уэлш и Сандерсом.

Уэлш, заглядывая через ее плечо, продолжала спрашивать:

– Мистер Сандерс, правда ли то, что вы и мисс Джонсон – старые любовники и что ваше обвинение – это способ свести с ней счеты?

– Ему нечего сказать по этому поводу, – повторила Фернандес.

– А мне кажется, ему есть что сказать, – возразила Уэлш. – Не слушайте ее, мистер Сандерс! Можете смело говорить все, что хотите. Думаю, вам надо воспользоваться удобным случаем и попытаться защитить себя, потому что мои источники также сообщили, что вы нанесли физическое оскорбление мисс Джонсон во время вашей известной встречи. Люди выдвигают против вас очень серьезные обвинения, и вы, наверное, хотите им ответить. Что вы можете сказать в свою защиту? Приставали ли вы к мисс Джонсон?

Сандерс открыл было рот, но Фернандес метнула на него грозный взгляд и положила ладонь ему на грудь.

– Это вам мисс Джонсон сообщила? – спросила она журналистку. – Поскольку, кроме них двоих в кабинете никого не было, подобные сведения вы могли почерпнуть только от нее.

– Я не могу вам открыть свой источник, но он достаточно хорошо информирован.

– Ваш источник работает в компании или вне ее?

– Не могу вам сказать.

– Мисс Уэлш, – сказала Фернандес, – я запрещаю мистеру Сандерсу разговаривать с вами. А вам следовало бы переговорить с юрисконсультом «Пост-Интеллидженсер», прежде чем выдвигать подобные необоснованные обвинения.

– Они не необоснованные, у меня очень надежный…

– И если у вашего юриста возникнут вопросы, посоветуйте ей связаться с мистером Блэкберном, и он разъяснит ей меру вашей ответственности в этом деле.

– Мистер Сандерс, – мрачно улыбнулась Уэлш, – вы не хотите чего-либо добавить?

– Сначала поговорите с юрисконсультом, мисс Уэлш, – напомнила Фернандес.

– Поговорю, поговорю. Но дело не в этом. Ни вам, ни Блэкберну не удастся замять это дело. И, между нами говоря, я не представляю, на что вы рассчитываете, если собираетесь выиграть это дело.

Фернандес наклонилась к журналистке, улыбнулась и предложила: – Почему бы вам не отойти со мной на минутку в сторону – я хочу вам кое-что объяснить.

Они отошли на несколько ярдов.

Алан и Сандерс остались стоять на месте. Алан вздохнул и спросил:

– Вы, верно, многое отдали бы за возможность послушать, о чем они сейчас говорят?

– Мне безразлично, что вы там говорите, – заявил Конни Уэлш. – Свой источник я вам все равно не назови.

– А я вас и не прошу. Я просто ставлю вас в известность, что ваша история не соответствует действительности…

– Конечно, вы так говорите…

– И тому есть документальное подтверждение.

Конни Уэлш замолкла и помрачнела.

– Документальное подтверждение?

– Именно, – медленно кивнула Фернандес.

Уэлш задумалась.

– Но этого не может быть, – сказала она наконец. – Вы же сами сказали, что они были в комнате одни; его слово – против ее слова. Откуда же документальное свидетельство?

Фернандес качнула головой, но ничего не сказала.

– Что это? Пленка?

– Увы, не могу сказать, – тонко улыбнулась Фернандес.

– А даже если она и есть, то что можно из нее извлечь? То, что она слегка щипнула его за задницу? Или пару шуточек отпустила? Ну и что? Мужики такие вещи сотни лет делали, и им ничего за это не было.

– Дело не в том, что…

– Нет, погодите: значит, этот мужик получил щипок и сразу начал визжать, что его чуть не убивают? Это ненормальное поведение для мужчины. Ясное дело, он привык унижать женщин и ненавидит их. Да вы на него только посмотрите и поймете, что я права! И он, безусловно, ударил ее во время их свидания. Компании пришлось даже вызывать врача, чтобы обследовать женщину по подозрению на сотрясение мозга. И я из разных надежных источников получала сведения, будто этот человек вообще склонен к насилию. У него и с женой уже столько лет неприятности. Практически она, забрав детей, уже поехала хлопотать о разводе. – Говоря это, Уэлш внимательно следила за реакцией Фернандес.

Та только плечами пожала.

– Да, да! Его жена уехала из города, – продолжала Уэлш. – Неожиданно для всех забрала детей, и никто не знает, куда она подалась. Вот попробуйте объясните мне, почему она так поступила?

– Конни, – сказала Фернандес, – все, что я могу вам сказать как адвокат мистера Сандерса, это то, что документальное свидетельство, находящееся в моем распоряжении, противоречит вашим сведениям об этом деле.

– Вы мне покажете это свидетельство?

– Ни в коем случае.

– Откуда же я могу знать, что оно существует?

– А вам и незачем это знать; достаточно того, что я предупредила вас о его существовании.

– А если я вам не поверю?

Фернандес улыбнулась.

– Есть решения, которые журналист должен принимать сам.

– Вы говорите, это будет опрометчивое решение…

– Если вы и дальше будете упорствовать, то – да.

Уэлш отступила на шаг:

– Знаете, может быть, у вас и получится какое-то подобие судебного дела, а может, и нет, но, на мой взгляд, вы просто еще одна задурманенная представительница женского меньшинства в деловом мире, которая намерена добиться чего-нибудь в состязании с мужчинами, опускаясь перед ними на колени, и, если у вас осталась хоть капля гордости и самоуважения, вы не станете делать для них эту грязную работу!

– На самом деле, Конни, если кто-то из нас и выполняет грязную работу, укрепляющую мужское засилье, это вы…

– Дерьмо все это, – ответила Конни. – И позвольте мне заявить, что вам не удастся замолчать факты: он заманил женщину и избил ее. Он ее бывший любовник, грубый и ревнивый – типичный самец. И, можете мне поверить, он еще пожалеет, что на свет родился…

– Она будет продолжать печатать эту историю? – спросил Сандерс.

– Нет, – ответила Фернандес, глядя через двор на Джонсон, Хеллера и Блэкберна. Конни Уэлш уже пошла к Блэкберну и теперь о чем-то с ним разговаривала.

– Вы на это не отвлекайтесь, – продолжала Ферндес. – Это не так уж важно. Главное – что они намерены делать с Джонсон.

Минутой позднее Хеллер отделился от своей группы и направился в их сторону.

– Мы обсудили сложившееся положение, Луиза, – сказал он.

– Мы решили, что нет смысла и дальше продолжать заседание третейского суда, я уже проинформировал об этом судью Мерфи.

– Ну и ладно. А как быть с пленкой?

– Ни мисс Джонсон, ни мистер Сандерс не знали, что их разговоры записываются. Согласно закону, хотя бы одна из сторон должна об этом знать. Таким образом, ваша пленка юридической силы не имеет.

– Но Бен…

– И мы будем требовать, чтобы эту пленку не разрешали прослушивать ни в третейском суде, ни на любых юридических процессах. Мы будем придерживаться того, что определение мисс Джонсон всего инцидента как недоразумения является верным и что мистер Сандерс несет ответственность за это недоразумение. Он являлся активным участником, Луиза, и от этого никуда не уйдешь. Он сам снял с нее трусики – никто ему в затылок пистолет не направлял. А поскольку вина лежит на обоих участниках, самым правильным путем будет – пожать друг другу руки, забыть о вражде и вернуться к работе. Если не ошибаюсь, мистер Гарвин уже предлагал это мистеру Сандерсу, но тот отказался. Мы думаем, что при сложившейся ситуации мистер Сандерс повел себя неразумно и что если он не передумает в ближайшее время, то рискует быть уволенным за отказ выйти на работу.

– Сукин сын, – процедил Сандерс.

Фернандес предостерегающе положила руку ему на локоть.

– Бен, – спокойно сказала она, – это следует понимать, как формальное предложение о примирении и возвращении на работу в компанию?

– Да, Луиза.

– А как насчет компенсаций?

– Никаких компенсаций. Все просто возвращаются к работе.

– Я ведь почему спрашиваю, – объяснила Фернандес, – я знаю, что смогу доказать, что мистеру Сандерсу было известно то, что производится запись его встречи мисс Джонсон на магнитную ленту, и, таким образом, эта лента может фигурировать на суде в качестве доказательства. И, в свою очередь, я могу оспорить правомочности передачи информации в органы массовой информации, как это было на процессе «Уоллер против Хербста». Я могу доказать, что фирма знала весь длинный список деяний мисс Джонсон на ниве сексуального преследования и тем не менее не предприняла шагов по расследованию этим случаев – ни раньше, ни теперь. И наконец, я могу доказать, что компания пренебрегла своей обязанностью защитить репутацию мистера Сандерса, когда передала данные обо всей истории в распоряжение Конни Уэлш.

– Погодите минутку…

– Всем ясно, что у компании была веская причина передать эти данные: они хотели мошенническим путем лишить мистера Сандерса заслуженного долгими годами труда вознаграждения. А в лице мисс Джонсон они приобрели сотрудника, имевшего подобные неприятности и раньше. Я подам в суд за диффамацию и потребую сатисфакций в таких размерах, что это станет известно всей деловой вой Америке. Я потребую шестьдесят миллионов долларов, Бен, и вы с легкостью согласитесь на сорок миллионнов – в ту же минуту, как судья разрешит присяжные прослушать пленку с записью! Ведь мы оба прекрасно знаем, что после того, как они ее прослушают, им понадобится не более пяти секунд для того, чтобы признать мисс Джонсон и компанию виновной стороной.

Хеллер покачал головой.

– Это еще вилами по воде писано, Луиза; я не думай даже, что эту ленту разрешат прослушивать в суде. К тому же до этого пройдет года три, не меньше.

Фернандес кивнула.

– Да, – согласилась она, – три года – срок немалый.

– Вот и я про то: мало ли чего может за это время случиться…

– Да, и я, откровенно говоря, беспокоюсь за эту пленку – с такими скандальными доказательствами то и дело случаются непредвиденные вещи; и я, например, не могу гарантировать, что у кого-нибудь уже сейчас нет копии. Будет просто ужасно, если она вдруг окажется в руках такой радиостанции, как «Кей-кью-и-эм», и, не дай Бог, попадет в эфир!..

– Боже мой, – оторопел Хеллер. – Луиза, я ушам своим не верю – и это говорите вы?

– А что? Я просто высказала мои вполне обоснованные опасения, – сказала Фернандес. – С моей стороны будет непорядочно не поделиться ими с вами. Давайте будем смотреть фактам в лицо, Бен. Шила в мешке не утаишь, а пресса уже до этой истории добралась – кто-то уже разболтал ее Конни Уэлш, а та напечатала статью, которая является компрометирующей для мистера Сандерса. И кстати, кто-то продолжает снабжать ее сведениями, поскольку теперь Конни планирует написать статейку о склонности моего клиента к физическому насилию. Это очень неприятно – то, что кто-то с вашей стороны нашел возможным распространяться о нашем случае. Но мы-то с вами знаем, как это бывает с любителями горяченького из прессы – никогда не знаешь, откуда произойдет утечка сведений в следующий раз.

Хеллер явно чувствовал себя не в своей тарелке; оглянувшись на своих союзников, собравшихся у фонтана, он попросил:

– Луиза, я не думаю, что тут могут быть какие-либо подвижки…

– Ну, вы хотя бы поговорите с ними.

Хеллер пожал плечами и пошел к фонтанам.

– А что мы теперь будем делать? – спросил Сандерс.

– Вернемся к вам в кабинет.

– Мы?

– Да, – подтвердила Фернандес. – Это еще не конец. Сегодня многое может произойти, и я хотела бы застать это.

По дороге в компанию Блэкберн разговаривал по тела фону с Гарвином прямо из автомобиля. – Третейский суд прекращен. По нашей просьбе.

– И что?

– Мы жали на Сандерса изо всех сил, чтобы он вернулся к работе, но он не сдался. Сейчас угрожает нам иском в шестьдесят миллионов долларов.

– Господи! – поразился Гарвин. – По какому поводу иск?

– Диффамация, проистекающая от нежелания компании предать гласности факт, что нам известно, будя Джонсон не в первый раз попадается на сексуальном преследовании.

– Ни разу ничего не слышал! – мрачно сказал Гарвин. – А ты, Фил?

– Нет, – подтвердил Блэкберн.

– Существуют ли какие-нибудь документальные подтверждения этих фактов?

– Нет, – повторил Блэкберн. – Я уверен, что нет.

– Ну и пусть тогда угрожает… Так на чем вы с Сандерсом сговорились?

– Мы дали ему время до завтрашнего утра, и он должен выбрать: или вернуться на работу, или убираться прочь.

– Вот и правильно, – похвалил Гарвин. – А если серьезно: что у нас на него есть?