— Таникч, я люблю Вашу дочь. Она достойна всего самого лучшего, и я дам ей это, и даже больше.
— Но Вы не можете дать ей главного, милорд — своего имени. И как будто забываете, что это уже сделано другим.
— Что касается ее мужа… Как, Вы сказали, его зовут?
« Если бы я назвал его, то, клянусь первородным грехом, ты не стал бы переспрашивать!» — подумал Таникч.
Тут дверь зала распахнулась, и на пороге возникли сэр Маски и словно сотканная из облаков и тумана леди Таникч, которую он держал за руку. Вслед за ними вошли леди Лаи со святым отцом и целая толпа Таникчей, далее следовала принаряженная прислуга женского пола и те из солдат гарнизона, которые могли с некоторой натяжкой считаться родственниками хозяев.
Сэр Маски провел свою молодую супругу через весь зал и остановился прямо напротив герцога. Молодожены, а вместе с ними и все вновь прибывшие склонились в поклоне перед властелином Эйморка. Несколько секунд длилось молчание, в течении которого, казалось, можно было бы услышать падение на пол носового платка.
Настала очередь Таникча иметь удовольствие наблюдать смену красок на лице могущественного гостя. Из обычного оно сделалось мертвенно-белым, потом на щеках проступил бледными пятнами румянец, и наконец все лицо герцога как будто потемнело, прежде чем его губы искривила мрачная усмешка.
Не говоря ни слова, Горячий движением руки разрешил молодым подняться. Этот жест, словно мановение мага, пробудил к жизни всеобщее движение и звуки. Собрание зашевелилось и стало рассаживаться за полные снеди и напитков столы. Рыцарь повел невесту на предназначенное для нее место — справа от герцога, и сам уселся рядом.
Незадолго перед тем из боковой дверцы в конце зала вынырнули трое музыкантов: теперь они стояли в углу в ожидании, когда хозяин, как того требовал обычай, откроет праздник заздравным словом.
Позволив всем разместиться, Таникч поднялся и произнес короткую здравицу, не забыв упомянуть в ней сиятельного гостя. Пили этот тост, как и подобало, стоя; выпил и герцог, но он сделал это не вставая и как будто машинально.
Заиграла музыка, застучали вилки и ножи, праздник начался.
Сначала девушки из прислуги исполняли для пирующих свои народные танцы, а одна даже спела свадебную песню на непонятном языке, полную какой-то странной грусти. Затем музыканты, выменянные неразлучными гуляками Рено и Адри у соседа за пару хороших, но все же не лучших своих охотничьих псов, побросали инструменты и доказали, что являются мастерами не только на все руки, но и на ноги тоже, начав выделывать сногсшибательные, по здешним понятиям, акробатические номера.
Бедняжка Лис со своей тонкой душевной организацией оказалась на пиру между двумя мужчинами, как путник на узкой тропинке меж двух пропастей. От Ричарда, который был для нее воплощением девичьей мечты, сказки о прекрасном принце, и которого она любила, как любят нечто совершенное и недосягаемое, не смея даже помышлять о том, что когда-нибудь оно может упасть тебе прямо в руки, исходил поток спокойной уверенной силы, и девушка ощущала его всем существом, почти физически. Так же, как и атмосферу властного могущества, окружающую Логанна. И совершенно напрасными были сейчас ее попытки не думать о том, что Горячий знал ее всю, до последней родинки, забыть, что он сумел в свое время взять не только ее тело, но и нечто большее.
Когда идешь по острому гребню меж безднами, не рекомендуется смотреть по сторонам, тем более — заглядывать вниз. Бессознательно руководствуясь этим правилом, новобрачная, подобно изваянию самой себе, держала голову высоко поднятой и глядела только прямо, благо, там было на что посмотреть.
Вскоре насытившиеся частичные родственники решили, что пришло время сделать перерыв, а заодно и поразмяться, доставив удовольствие присутствующим зрелищем рукопашного боя.
После этого молодые Таникчи стали забавляться метанием кинжалов в принесенную слугами мишень.
И так далее и тому подобное.
Не были забыты и гвардейцы, оставшиеся за воротами замка: по приказу хозяина им выкатили несколько бочек вина и вынесли хорошей закуски в виде освежеванных бараньих туш.
Сам граф держался во время пира с большим достоинством и величавой уверенностью, вполне соответствовавшими его положению хозяина и главы рода. Он был подобен полководцу, мысленно анализирующему свои позиции и еще раз проверяющему резервы.
Нечего сказать, ему было чем гордиться: не каждый знатный вельможа, даже из числа приближенных к особе принца, удостаивался его личного присутствия на бракосочетании своих отпрысков. По правде говоря, Таникч и помыслить не мог, что события заведут его в подобную каверзную ловушку. Но не в его правилах было отказываться от поединка, пусть даже и навязанного ему роковым капризом обстоятельств. До сих пор удача была на его стороне, если не принимать во внимание тот факт, что противник не удосужился пока нанести ответного удара. А поскольку Горячий не имел привычки затягивать с контрударами, Таникч начал подозревать, что герцогу просто-напросто, что называется, нечем крыть, и если это так, то ему остается только отдать хозяевам незаслуженную честь, догуляв у них на свадьбе, после чего признать, наконец, свое полное поражение и отбыть обратно в столицу.
Скептически улыбнувшись столь приятной, но увы, что греха таить, безнадежно абсурдной мысли, граф в очередной раз обвел придирчивым взглядом зал и пирующих. На первый взгляд беззаботное веселье в большом зале на самом деле сильно отличалось от обычных здешних праздников и застолий. Действительно, обитателям замка трудно было от души веселиться, поднеся предварительно своему государю такую пилюлю. Каменное выражение лица Горячего и его молчание на пиру настораживало и вселяло в родственников невесты значительно большую тревогу, чем вызвало бы обычное для герцога открытое проявление гнева. Учитывая, что замок был практически оккупирован герцогской гвардией, Таникчи сейчас с большой натяжкой могли считать себя хозяевами в собственном доме и вынуждены были деланным весельем прикрывать большое внутреннее напряжение и нервную настороженность.
Сэр Маски так же что-то не производил впечатления человека, пребывающего в эйфории, как подобало бы счастливому жениху. С самого начала пира он был занят решением довольно странной для молодожена задачи: как бы незаметно исчезнуть из замка, прихватив с собой молодую супругу. Пока это представлялось возможным осуществить, только дождавшись законного брачного уединения, на которое, впрочем, судя по настроению герцога, не приходилось рассчитывать. Похоже что жениху, как и хозяевам, оставалось одно — ждать, какие меры пресечения применит к ним Горячий, чтобы затем, в прояснившейся обстановке, заняться ликвидацией последствий этих мер.
В самый разгар праздника, когда некоторые из присутствующих пустились в пляс, порасхватав всю женскую наличность, за исключением невесты и самой хозяйки замка, к герцогу подошел только что появившийся в зале гвардеец и, наклонившись к уху Горячего, о чем-то тихо доложил. Ни Лис ни Таникч, сидящие рядом с Логанном, не смогли, как ни старались, расслышать ни слова этого донесения из-за громкой музыки и прочего шума. Логанн же, выслушав его, поднялся и, знаком приказав Таникчу, что ему следует оставаться на месте, а праздник должен идти своим чередом, покинул пиршественный зал вслед за солдатом.
Все присутствующие обратили внимание на его уход, а Таникч послал вслед за Горячим слугу для выяснения, что за причина могла потребовать личного присутствия герцога.
Левому некогда было ломать голову над данной загадкой: случай предоставлял ему неожиданную возможность ретироваться вместе с невестой в направлении брачного ложа, не докладывая об этом сюзерену. Ни минуты не медля, он поднялся и подал руку Лис. Выведя ее из-за стола, он намеревался сразу прошествовать к дверям, и Таникчи вряд ли стали бы ему в этом препятствовать, но несколько солдат герцога, отплясывавших со служанками, бросили это веселое занятие и загородили выход. Вряд ли Горячий успел отдать им какие-то распоряжения на сей счет, и молодые очень скоро поняли, что дело не в этом. А в том, что по обычаю, о котором озабоченные совершенно не праздничными проблемами новобрачные вспомнили только после намека одного из солдат, жених и невеста должны были порадовать гостей и родственников, станцевав Самлею — брачный танец. Только после этого молодожены имели право удалиться, а все прочие оставались праздновать их соединение до утра.
Опять удача улыбнулась им только наполовину.
Ричарду, в отличии от Лис, никогда не приходилось даже пробовать станцевать этот танец, но все фигуры Самлеи хранились в глубине его сознания, и ему теперь ничего другого не оставалось, как попытаться воспроизвести на практике данные теоретические наметки. Впрочем неловкость в исполнении Самлеи была простительна мужчине, так как танцевать ее, как правило, ему приходилось лишь раз в жизни.
Молодым дали место, музыканты прервали развеселую плясовую и заиграли мучительно-переливчатую, неторопливую мелодию Самлеи.
Ричард повел Лис, следуя за музыкой и повинуясь скорее инстинктивной памяти, которая позволяла, не слишком-то придерживаясь канонов, сохранять гармоничность танца и его структуру. Лис, знавшая наизусть каждую фигуру, невольно, как хорошая партнерша, подчинилась импровизации. Постепенно отдаваясь плавному ритму, они словно забыли об окружающих, как и о нависшей над собственными головами неминуемой опасности. Между тем подогретые винными парами глаза зрителей, не имеющие, к тому же, ни свойств ни причин исчезать в самый ответственный момент праздника, загорались, следуя за молодой парой. Даже такое немаловажное обстоятельство, как возвращение герцога, и не одного, а в компании с Лошем, осталось незамеченным почти никем из присутствующих.
Слуга, посланный графом, так и не вернулся в зал — вероятно, он обнаружил себя перед противником и был где-то заперт последним, как незадолго перед тем, вследствие бурных протестов против бракосочетания своего рыцаря, был заперт братьями новобрачной младший Лош. Вызволенный гвардейцами, привлеченными его криками и стуком, Лош не замедлил рассказать им о цели и причинах своей миссии при сэре Маски. Об истинном имени рыцаря и путешествии с ним в скрытые земли Лош не обмолвился ни словом, связанный данной Ричарду клятвой, да и к тому же не видя в этом большой необходимости.
Теперь он стоял рядом с герцогом, которому только что повторил свой нехитрый рассказ, ответив на несколько попутных вопросов, и с угрюмой мальчишеской ревностью наблюдал, как его кумир танцует со своей теперь уже законной женой.
Герцог прислонился к косяку и, сложив на груди руки, с окаменевшими скулами ждал окончания танца. Горячий хотел, чтобы спектакль был сыгран до конца, и занавес упал не раньше и не позже назначенного режиссером срока.
Жених на последних тактах угасающей мелодии неожиданно поцеловал невесту, абсолютно не считаясь с отсутствием в структуре танца подобной фигуры. Зрители громогласно выразили свой восторг от такого удачного добавления.
Герцог отвернулся и бросил несколько слов тому из гвардейцев, который заменил капитана Валента на его должности. Тот подошел к жениху вместе с двумя солдатами, которые тут же встали по обе стороны от рыцаря. Ричард повернул голову, его взгляд скользнул по капитану, зрителям и остановился на герцоге.
— Ваш меч, сэр рыцарь! — потребовал капитан, протягивая руку к его оружию.
Гром грянул.
Окружающие замерли.
— Разрешите узнать о причинах моего ареста, милорд! — обратился Левый напрямую к герцогу, спокойно положив руку на рукоять меча. Жест этот имел некоторый оттенок вызова, и Таникчи подобрались, но пока оставались на своих местах, ожидая ответа Горячего.
— Вы арестованы по обвинению в убийстве капитана моей гвардии сэра Истра Валента и тех людей, что были с ним, — сообщил герцог, по-прежнему стоя со сложенными на груди руками у косяка и не меняя позы.
— Если я даже и убил их, то, можете не сомневаться — это произошло в честном бою! — не моргнув глазом, ответствовал рыцарь.
Усмешка тронула губы герцога.
— Вы действительно неплохой боец. Но все же не настолько, чтобы расправиться с десятком моих гвардейцев в честном бою. Я склонен предположить, что Вы заманили их в какую-то смертельную ловушку в горах.
Горячий даже не подозревал, насколько был в эту минуту близок к истине.
— Вы правы, я действительно не убивал их. Они погибли от рук разбойников, и у меня есть свидетели, что не я тому виной. Это могут подтвердить моя жена и вот этот мальчик, — Левый указал на Лоша, по-прежнему стоявшего подле герцога. Оба они — Лош и Логанн в эту минуту до странности походили друг на друга выражением мрачной ревности, написанным на их лицах.
— Суд разберется в этом. А мальчик будет свидетелем против Вас в другом деле.
При этих словах Горячий отделился, наконец, от дверного косяка и, выйдя на середину зала, громко обратился к хозяину:
— Граф Таникч, известно ли Вам о помолвке сэра Маски незадолго до свадьбы с леди Клар Лош?
Таникч с помощью слуги вышел из-за стола и остановился в нескольких шагах от герцога.
— Да, милорд. Я узнал об этом сегодня. Но мне известно так же, что сия помолвка — результат гнусного шантажа. Семейство Лош вообще славится своими успехами на этом поприще!
— Вы не смеете! Немедленно возьмите свои слова назад! — раздался в наступившей тишине хриплый мальчишеский голос, и из-за спины Логанна, словно маленький волчонок, выскочил младший представитель поруганного Таникчем племени, наполовину вытащив из ножен свой меч. Граф обратил на него не больше внимания, чем уделил бы в этот момент комару. Он ждал, какой еще козырь приберег для них герцог, так как сама по себе первая помолвка рыцаря не могла послужить достаточным поводом для расторжения брака, а между тем Горячий, похоже, клонил именно к этому.
— Подозреваю, что Вы не стали расспрашивать мальчика о подробностях, — продолжил герцог, в то время, как Лош смолк и отступил, не посмев прерывать его. — А сам сэр Маски вряд ли довел до Вашего сведения, что перед тем, как расстаться с невестой, он успел воспользоваться правом первой ночи!
Граф вопросительно-изумленно поглядел на Маски. Эта новость стала большой неожиданностью не только для Таникча: Лис, лишь сейчас впервые услышавшая о похождениях Ричарда в замке Лош, смотрела на жениха широко раскрытыми глазами, будто впервые в жизни его видела. Разумеется, это не могло быть правдой… Но слово уже было сказано, и не кем-нибудь, а самим герцогом Эйморкским.
— Я ее не трогал, — с безнадежностью в голосе проронил рыцарь.
— Суд проверит это, — пообещал ему Горячий.. — И по данному делу, судя по всему, у нас будут еще свидетели, — добавил он и вновь повернулся к графу.
— Я надеюсь, Таникч, вы признаете законность ареста Вашего зятя?
Не дожидаясь ответа, герцог перевел взгляд на капитана.
— Ваш меч! — повторил капитан рыцарю.
Левый снял оружие и, окликнув Азерта, бросил меч ему.
Бракоразводный процесс, неожиданно замаячивший на горизонте, был из тех мероприятий, в которых Ричарду до сих пор не доводилось принимать участия. Но не самым худшим из них. Вот перспектива быть признанным виновным в умышленном убийстве целой роты герцогских гвардейцев и капитана Валента в том числе предоставляла ему реальную возможность поучаствовать в церемонии казни в качестве приговоренного. Положительно, его карьера в этом мире была загублена буквально на корню! Не зря здесь до сих пор бытовала поговорка, что красивая женщина приносит беду!
Солдаты повели рыцаря, и Лош, само собой разумеется, увязался следом за ними. Однако в угловую башню, куда, предварительно связав, заперли Ричарда наедине с охранником, юного соглядатая не впустили, и он расположился на ночлег у дверей темницы, рядом со стражей.
Когда рыцаря увели, Горячий вновь обратился к Таникчу:
— Утром мы тронемся в обратный путь, граф, и Ваша дочь поедет с Нами. Она будет свидетельницей по обоим делам Вашего зятя.
— Но милорд! Поскольку я вышла замуж, то имею законное право быть сегодня с моим мужем! — обрела наконец дар речи молодая.
— Законность всех прав, касающихся этого брака, еще должна быть установлена судом. А пока, леди, я советую Вам отправиться к себе и хорошенько выспаться перед дорогой! — отрезал герцог, даже не повернув головы в ее сторону, после чего отвернулся и направился к выходу. Граф послал человека ему вдогонку, проводить государя в покои для самых дорогих гостей.
Гвардейцы Горячего после его ухода вновь уселись за столы, не желая отказать себе в удовольствии прикончить и допить все, что на них еще осталось. Они, как и подобало оккупантам, не очень-то считались с подавленным настроением хозяев. Тем же, в свою очередь, было не до нахальных гостей. Мрачные стояли и сидели Таникчи в тех местах, где их застали последние события, и только старший Таникч ходил, по-прежнему опираясь на слугу, от одного родственника к другому и о чем-то тихо с ними переговаривался.
Первой от компании отделилась молодая, и никого из солдат не насторожило, что она крепко обняла и поцеловала на прощание мать и как-то уж слишком сердечно простилась на ночь с другими родственниками. На выходе из зала ее ожидали два гвардейца, которые проводили леди до ее покоев и остались караулить под дверью.
Постепенно разошлись и остальные хозяева, но больше никто из них не был удостоен подобного эскорта: Горячий не хотел давать вспыльчивым Таникчам поводов для дополнительных конфликтов: сегодня это было не в его интересах.
Лис в эту ночь, невзирая на совет герцога, не планировала ложиться спать: обвести вокруг пальца Таникчей в их собственном родовом гнезде — на такое мог замахнуться только разве что сам герцог, но и он не был гарантирован от провала, коль скоро решил, провернув эту операцию, остаться здесь на ночь.
Лис должна была, в соответствии с указаниями отца, переодеться в мужской костюм, уже ставший для нее чем-то вроде рабочей одежды, и ждать.
Сняв с помощью служанки свадебное платье, она отпустила женщину и, когда та ушла, достала из сундука дежурный мужской наряд. Облачившись в него, Лис принялась ждать. Очень скоро время ожидания, по своему обыкновению, сгустилось в нечто вроде тягучего сиропа. Лис попыталась разбавить эту тянучку вышиванием, потом чтением стихов — безрезультатно. Она вновь и вновь ловила себя на том, что руки ее лежат на коленях, а глаза испытующе буравят дверь. Лис встала и подошла к распахнутому окну. Из ее комнаты было видно часть крепостной стены, лес за ней и краешек деревни. О местоположении последней сейчас можно было догадаться по одному тускло светящемуся в ночи квадратику окна: поселение уже мирно отдыхало. Гвардейцы же, стоявшие лагерем в лесу, не спали: сквозь листву пробивался свет костров, ветер донес до Лис запах жарящегося мяса, обрывки разговоров и песню:
«Невеста дает воину пригубить пьянящий кубок, она провожает его до порога и долго-долго смотрит вслед. Но он никогда не вернется…»
Лис быстро отошла от окна. В некотором смысле она могла назвать себя суеверной, потому что привыкла прислушиваться к предчувствиям и никогда не пренебрегала знаками. Эта песня, услышанная именно теперь, не могла относиться к числу добрых предзнаменований.
Лис прошлась взад-вперед по комнате и в конце концов прилегла на кровать. Сон был последним, о чем она при этом думала, но минуты текли так нестерпимо долго… она закрыла глаза раз, потом другой… После третьей попытки сну удалось смежить ее веки на значительно более долгий срок.
Проснулась Лис неожиданно, разбуженная настойчивым ощущением тревоги. Сразу широко распахнув глаза, она встретила спокойный задумчивый взгляд, принадлежавший ни кому иному, как герцогу Эйморкскому.
Горячий стоял, опершись рукой о колено, и лицо его было прямо напротив лица Лис. Она тут же оторвалась от подушки и села, задев его по щеке прядью волос. Отвернув голову, она уперлась взглядом в гобелен, на котором была выткана сцена псовой охоты. В душе ее царил полнейший хаос. В общем смятении чувств промелькнуло негодование, и девушка уцепилась за него, мгновенно решив нападать первой, чтобы не оказаться в роли ответчика.
— Разумеется, Вам позволено все, милорд! — начала она, избегая, однако, прямо смотреть на Логанна. — Но я — замужняя дама, и пока ваш суд не доказал обратного, никто, кроме моего мужа не смеет входить ко мне в такой час!
Герцог, ничего не отвечая, сел рядом с ней на постель. Она проворно, как кошка, вскочила и сделала несколько шагов к окну.
— Вам не идет этот наряд, леди Акьютт, — произнес он, тоже вставая и приближаясь к ней. — Для него в Вас слишком много…
Он замолчал на полуслове, ведя кончиками пальцев по ее изящной шее и вдоль нежной линии подбородка.
— Это уж слишком, милорд! — возмутилась Лис, в ужасе от того, что дрожь пробежала по телу от этого прикосновения. — Почему Вы позволяете себе врываться ко мне и дотрагиваться до меня в мою брачную ночь, когда…
— Я знаю, что такое брачная ночь, — оборвал ее Логанн. — И ты, кажется, тоже… Посмотри мне в глаза.
Но ведь Вы женаты, милорд. Почему же отказываете мне в праве иметь своего мужа, собственную брачную ночь и свободу? — спросила Лис, упорно не поднимая глаз.
— Потому что ты мне нужна. Взгляни же на меня, — он поднял за подбородок ее лицо. — Потому что я тебя люблю.
Любая женщина в королевстве свалилась бы в обморок от этого простого признания. Лис словно обожгло. Необходимо было положить этому конец раз и навсегда. Она медленно подняла ресницы.
— И Вы арестовали моего мужа, чтобы иметь возможность сказать мне о любви?
Удар попал в цель. Но имел совсем не те последствия, на которые рассчитывала Лис. Все-таки, невзирая на свое глубокое погружение в средневековье, она была до предела избалованной и обласканной сверх всякой меры дочерью сто одиннадцатого века. Она забыла учесть, что находится на земле грубых страстей и варварских законов и сделать скидку на вспыльчивый непредсказуемый нрав повелителя этой земли.
Горячий неожиданно и резко притянул девушку к себе и заговорил в самое ее ухо:
— Мне нет нужды говорить тебе о любви. Ты, похоже, опять собралась в бега, а у меня совсем нет времени гоняться за тобой. Поэтому я пришел, чтобы забрать у тебя мужской наряд. Жемчужины не заворачивают в ветошь!
Он рывком распахнул ее куртку, так что на пол посыпались оторванные пуговицы. Сообразив, что совершила промах, Лис попятилась, но Логанн поймал ее одной рукой, другой же схватился за ворот ее рубашки и разорвал тонкую ткань сверху донизу.
Ни по характеру ни по комплекции Лис не могла причислить себя к категории женщин-воинов. Она имела шанс противостоять герцогу только своей слабостью. Не сопротивляясь, она опустила руки и, глядя в лицо Логанна огромными умоляющими глазами, промолвила:
— Прошу Вас, милорд, не делайте этого…
Он прикоснулся к ее телу, привлек к себе.
На мгновение закрыв глаза, Лис подумала, что скорее умрет, чем допустит это теперь.
Внезапно рванувшись из рук герцога и тот час ощутив его стальную хватку, она стала обороняться с решимостью, равной отчаянию, охватившему ее в этот момент. Однако все усилия девушки напоминали попытки к сопротивлению у человека, которого затягивает в водоворот. Логанн коротко сквозь зубы засмеялся, крепко прижав к себе бьющуюся Лис и уткнувшись лицом ей в шею.
— Ты меня с ума свела, девочка, — проговорил он, словно не замечая наносимых ею ударов и царапин. — Я очень долго ждал…
Логанн рывком повалил ее на ковер; она извивалась, как угорь, молотя его руками и ногами, пытаясь ударить головой или укусить. Он прижал Лис своим телом, обхватив ее одной рукой за локти, а другой стал освобождать девушку от одежды. Она почувствовала себя ягненком, обвитым кольцами питона. На какое-то мгновение появилось ощущение безнадежности борьбы, желание расслабиться, прекратить сопротивление. Лис вдруг испугалась. Сжав зубы, она собрала все данные ей от Бога силы и начала сопротивляться так остервенело и неистово, что очень скоро стала даже терять нить здравого рассудка. Всю свою энергию она сосредоточила на обороне и хотя не могла теперь действовать руками, зато изворачивалась так, что рисковала вывихнуть себе предплечья. В попытке освободиться или хотя бы ударить Логанна ногой, что ей никак не удавалось сделать, она так била пятками по ковру, что, будь она разутой, непременно бы разбила бы их в кровь. Логанн же, со своей стороны, старался причинять девушке как можно меньше боли, лишь крепко удерживая ее на месте и срывая одежду.
В это самое время раздался стук в дверь. Герцог полуобернулся и замер, не выпуская Лис. Стук повторился, настойчивый и тревожный.
Логанн оставил девушку, поднялся и пошел к двери. Приоткрыв ее и смерив взглядом запыхавшегося гвардейца, ожидающего в коридоре, Горячий шагнул через порог.
Лис тут же бросилась за кровать, поспешно пытаясь вернуть на место свое одеяние и одновременно внимательно прислушиваясь к разговору за неплотно прикрытой дверью.
— Что? — хрипло спросил Горячий, и Лис поразила его сдержанность, объяснявшаяся, на самом деле, очень просто: Логанн, как облупленных, знал своих людей, и они его знали. Тому из них, кто решился бы потревожить его теперь, не имея на то действительно из ряда вон выходящей причины, не мешало бы перед визитом составить завещание. Сейчас солдат ясно прочел это в глазах герцога.
— Милорд, прошу прощения! — выдохнул гвардеец поспешно. — Капитан приказал во что бы то ни стало сообщить Вам, что арестованный рыцарь сбежал через тайный ход, оглушив охранника. Капитан сейчас в башне, пытается отыскать потайную дверь…
Лис прижала руки к груди, бессознательно стараясь сдержать рвущееся сердце.
— Где Таникчи? — бросил Горячий.
— Никто из них не выходил. У их комнат, согласно Вашему приказу, стоят караулы.
— Беги к графу и вели ему немедленно придти в башню… А черт, он слишком медленно ходит! Приведи туда Граса Таникча…
Герцог продолжал отдавать еще распоряжения, но на этом месте Лис перестала их слушать, привлеченная странными скребущими звуками, доносящимися из темного проема камина. Подойдя с замирающим сердцем поближе, она увидела, что одна из плит задней стенки поворачивается. В образовавшемся проеме показалась голова Азерта.
Лис понятия не имела об этом секретном выходе — она думала, что родственники придут за ней обычным путем — через дверь, связав охрану. Пока она приходила в себя от радости, брат высунулся наполовину и быстро осмотрелся. Взгляд его задержался на сестре, и от его внимания не ускользнули значительные повреждения в ее туалете.
— Он был здесь? — сразу выпалил Азерт. Лис приложила палец к губам и показала глазами на дверь, из-за которой доносился отрывистый рык Горячего. Мгновенно оценив ситуацию, Азерт протянул руку сестре.
— Быстрее!
Вцепившись в руку брата, Лис полезла в камин, и Азерт буквально втащил ее за собой в проем. Нырнув за плиту, они оказались в узком проходе меж каменных стен. Здесь Лис неожиданно нос к носу столкнулась с Левым, который стоял за плитой с факелом в руке.
Пока Азерт водворял дверь на место, девушка бросилась на шею своему рыцарю, в ослеплении радостью позабыв, что одетой ее сейчас можно было считать лишь с большой натяжкой. Однако Левый не мог не заметить плачевного состояния ее одежды: разорванная пополам рубашка едва прикрывала грудь его супруги. Он перевел взгляд на вставшую уже на место плиту и обратился к Азерту:
— Горячий был там, у нее?
— Нам повезло — герцог как раз вышел за дверь, — ответил Таникч и добавил, забирая у рыцаря факел:
— Попробуй ее как-нибудь застегнуть, что ли…
Лис в смущении отстранилась от Ричарда и стала застегивать куртку на несколько уцелевших в сражении пуговиц.
Тем временем Азерт, прильнув ухом к щели, пытался уловить, что происходит в комнате сестры, но тщетно — то ли герцог туда еще не вернулся, то ли плиты были подогнаны слишком плотно. Азерт пожал плечами и, развернувшись, произнес:
— Пошли!
Сеть тайных коридоров и лестниц опутывала весь замок. Следуя за Азертом, они миновали множество длинных и коротких, но неизменно очень узких проходов, спускаясь все время вниз.
— Что же теперь будет, Аз? — Спросила Лис брата по дороге. — Он же вам этого не простит!..
— Это не твоя забота, детка. Ваше дело — унести ноги от гвардейцев, которыми кишат окрестности.
Вскоре они достигли широкого прямого коридора. Здесь на стене была выбита стрелка, освещенная вставленным в кольцо факелом. Азерт взял этот факел и махнул рукой в ту сторону, куда указывала стрелка.
— Там выход. Идите все время прямо, пока не наткнетесь на первую глухую стену. Я говорил тебе, что надо сделать, чтобы пройти. За ней проход постепенно сузится, потом вторая стена — ты помнишь? — А после третьей ход вскоре сузится так, что придется ползти. Выход завален большим камнем — не забудь потом положить его на место. Ну все, удачи! Надеюсь, у тебя это получится!
Лис подошла к брату и обняла его.
— Прости, Аз, это я виновата во всем…
— Пожалуй, тебе не следовало тогда выскакивать на самую середину площади. Но не мне тебя в этом упрекать.
Лис подняла лицо к брату и поцеловала его.
— Прощай…
Она отошла, а Азерт с растерянностью в глазах коснулся своих губ.
— Никогда не позволяй ей делать этого! — серьезно предупредил он рыцаря. Потом, помолчав, напомнил:
Ты говорил, что собираешься вывезти ее из страны, но не успел уточнить, куда.
— В Босворк, к родне по линии моей матери. Через год-другой, когда здесь все уляжется и Горячий немного поостынет, я рассчитываю вернуться.
— Но у герцога против тебя зуб — вряд ли он остынет до тех пор, пока не снимет тебе голову за гибель своего капитана.
— Капитан Валент жив, и я не убивал его, а наоборот, спас, — уточнил Ричард. — Рано или поздно он появится при дворе и подтвердит это.
— Я не слишком бы на это надеялся, хотя капитан и слывет человеком чести: очень уж многое ему придется поставить на карту, дав показания в твою пользу. — Азерт коротко глянул на сестру. — Боюсь, что при таком раскладе герцог предпочел бы числить его среди погибших.