Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Третья стихия

ModernLib.Net / Симонова Мария / Третья стихия - Чтение (стр. 13)
Автор: Симонова Мария
Жанр:

 

 


      — Ах, Герда, ты прелесть! Волкофф будет полным идиотом, если не возьмет тебя на роль! А что я говорила! Ты наконец-то нашла себе продюсера, твой Юдкофф — чистое золото! Ты даже не представляешь, каких трудов ему стоило переманить для тебя Стел у Сони Моусли! Думаешь, почему Соня не пригласила тебя на свою вечеринку в эту пятницу? Хоть она и не умнее мраморных статуй, которые понаставила у себя во всех углах, но понимает, что теперь ты ее просто затмишь!
      Юдкофф ждал их у верхней двери и помог дамам шагнуть в ожидавшую их роскошную джонку, снабженную для пущего сходства маленьким декоративным парусом. Его протеже прыгнула в лодку сама — Клаус после сегодняшней бури заподозрил, что все дело в ревности, и решил больше не давать ни малейшего повода.
      От дома Герды до студии «Галактика-фильм» было рукой подать — всего пара кварталов, и всю дорогу Роза снабжала звезду последней информацией, в каковой у Герды Брюксвальд обнаруживались катастрофические пробелы. А если бы она не была вечно занята лишь своей блистательной персоной, то знала бы, что Волкофф уже предлагал эту роль… Кому бы она думала?.. «Ни за что не поверишь!» И Роза показала глазами. Истинным наслаждением для нее было поглядеть, как воротит нос эта мнимая аристократка, сама-то начинавшая, как всем известно, девочкой на побегушках в какой-то из третьесортных студий. «А почему Волкофф в конце концов не отдал эту престижную роль малышке Стел? Да потому, что она отказалась с ним переспать! Обыкновенная студийная козочка для Услуг, которая, как повелось, дает всем, от статистов До помрежей, отказала в этом самому Волкоффу!» — Представь себе, милочка! И я тебе советую, как только он возьмет тебя на роль, сразу избавляйся от этой красотки! — шептала Роза, наклонясь к уху Герды. — Только будь с ней поаккуратней, а то как бы она не передумала: бросится с досады к нему в постель, и главная роль у нее в кармане! Чего уж проще! А ты как думаешь! А то ты не знаешь, как пробиваются в звезды! Поблагодари ее за услуги скажи, что больше в них не нуждаешься, и перешли ее ко мне. Это будет для нее в некотором роде подарком.
      Герда молчала отчужденно, глядя на проплывающие мимо городские красоты. «Ах-ах, какие мы высокомерные! Можно подумать!» Однако от Розы не укрылось, что звезда скребет зеркальными ногтями по подлокотнику, рискуя испортить дорогую обивку. Жаль, что дорога была недолгой, не то Роза выдала бы еще кое-что такое, отчего Герда выдрала бы с мясом у кресла оба подлокотника и изгрызла бы всю его шикарную спинку в придачу! Вместе с известием о приезде Волкоффа Роза узнала сегодня из верного источника, что прибыл он в Москву не откуда-нибудь, а из Серединной Империи вовсе не для того, чтобы любоваться на Герду Брюксвальд, а в надежде уломать сниматься в своем новом фильме и спать с ним, великим, в одной кровати, строптивую гримершу. Однако джонка уже заплывала на территорию студии, и Роза Кляйн промолчала, решив не выкладывать все карты раньше времени, а подождать, что случится сегодня на съемочной площадке. Она ожидала увлекательного спектакля, куда более захватывающего, чем весь этот героико-фантастический бред, который штампует ежедневно и еженощно, забывая о сне, о еде и даже о красавице-жене (в первую очередь — о жене!!!) ее малахольный муженек.
      Джонка преодолевала территорию огромного комплекса, минуя множество зданий древней и современнейшей архитектуры, пролетая над павильонами, парками и экзотическими островами съемочных площадок. Киностудия представляла собой как бы независимое государство со своей суверенной территорией, существующее в большом городе, в то же время живущее по собственным весьма своеобразным законам. Мало кто догадывался, что большинство космических эпизодов и сцен на загадочных планетах снимается именно здесь, на студии. Если артистам и доводилось залетать в неведомые миры, то не во время съемок.
      Джонка приземлилась перед распахнутыми дверями голубого купола, именовавшегося семнадцатым павильоном. Большую его часть занимал бассейн, служивший для съемок со штормами, бурями, водоворотами, с разного рода подводными чудовищами и прочей слякотью.
      Павильон мирно дремал, но появление звезды его разбудило: включились прожектора, задвигались камеры, а в бассейне зародилась крупная волна. Подкатившись туда, где неподалеку от воды остановилась Герда со своим небольшим эскортом, волна перемахнула через край и плеснула им в ноги, замочив до пояса. Женщины дружно взвизгнули.
      — Пьетро, твои штучки?.. — отходя от бассейна, буркнул Юдкофф.
      — Какого черта, Сандрелли! Ты испортил мне. платье! — закричала Герда. Павильон казался пустым: кроме звезды и ее спутников, на освещенном юпитерами пространстве никого не было. Роза молчала, делая попытки отжать подол: она, конечно рассчитывала на представление, но не предполагала такого бурного его начала, к тому же вовсе не планировала принимать в нем участие.
      — Зачем тебе платье, Герда? — раздалось в ответ из невидимых динамиков. — У нас сегодня сцена с осьминогом, если я не ошибаюсь? Давай раздевайся и ныряй! Осьминога я тебе сейчас обеспечу!
      — Да ты… Ты… — «Подмоченную» звезду переклинило от ярости, так что она не смогла продолжить фразы. Герда развернулась и быстрыми шагами устремилась к выходу.
      — Герда, погоди! — воззвал Юдкофф, кидаясь за ней следом, и стал уговаривать уже на ходу: — Ну перестань, не кипятись, ты же его знаешь… — Дверь павильона упала с насмешливым лязгом прямо перед носом у звезды. Она вынуждена была остановиться, обернулась и крикнула невидимому режиссеру:
      — С меня достаточно, Сандрелли! Полезай сам к своему осьминогу в задницу! И можешь отправить туда прямо сейчас весь отснятый материал!
      Павильон молчал. Похоже было, что его незримый хозяин обдумывает последнее предложение своей главной героини.
      В это время к ней шагнул из темноты невысокий мужчина лет тридцати с серьезным внимательным лицом и длинным белым шрамом над левой бровью. Кто его не знал, то по этой отметине, про которую в мире кино ходили самые невероятные слухи, сразу понял бы, что перед ним Иван Волкофф.
      — Прошу вас, не сердитесь на Пьетро, — произнес он с уверенностью человека, не нуждающегося в представлении. — Просто я хотел на вас посмотреть.
      Звезда растерялась, не сразу сообразив, как ей себя вести: смена в мгновение ока гнева на милость могла уронить ее в глазах Волкоффа. Тут он протянул ей руку! И Герда, слегка пожав плечами, протянула в ответ свою — так, мол, и быть, прощаю, раз уж вы за него так просите. Он проводил ее обратно к бассейну, где волны гуляли уже вовсю, и крикнул куда-то во тьму так и не рискнувшему появиться Пьетро:
      — Можешь начинать!
      — Стел, хватит плескаться, вылезай! Мы начинаем! — донеслось из динамиков. Среди волн показалась темноволосая голова и поплыла к берегу. Пока Волкофф наводил дипломатию, а Роза с Клаусом были заняты в сторонке попытками просушить одежду, не снимая ее, Стел, раз ее все равно уже намочили, пошла дальше купаться.
      Герда начала раздеваться, а Волкофф неторопливо направился вокруг бассейна — как раз в ту сторону, куда должна была подплыть Стел. Звезда неторопливо, со знанием дела обнажала свое блистательное тело, а знаменитый режиссер тем временем высматривал что-то в бушующих волнах. Как раз к тому моменту, как Стел пристала к бортику, несравненное тело звезды погрузилось в стихию. Вскоре оно частично всплыло и потребовало раздраженно:
      — Пьетро, умерь эти волны! Ты что, решил меня сегодня утопить?
      — Малышка, ты же тонешь! — раздалось ей в ответ. — Твой корабль упал в море и утонул! Борись с волнами! Борись! — На восьми камерах, установленных вдоль бассейна, зажглись красные огоньки, пять камер заработали под водой, и сверху начали опускаться еще четыре. Герда, вспомнив, должно быть, о Волкоффе, перестала возражать и начала отчаянно бороться за жизнь.
      В это время немногочисленные зрители, затаив дыхание и позабыв о собственной просушке, наблюдали не за борьбой звезды с могучими волнами, а за обычным разговором, происходящим у другого края бассейна. Как ни странно, это зрелище интересовало их куда больше, чем злоключения героини, невзирая на то, что до них не доносилось из разговора ни единого слова. И хорошо, что не доносилось: качественное озвучание данной сцены грозило зрительному залу коллективным обмороком — Юдкоффу от отчаяния, а Розе от злорадства.
      — Подумай еще раз о моем предложении, — говорил Волкофф, присаживаясь на корточки возле мокрой и веселой, как дельфин. Стел, усевшейся на краю бассейна, опустив ноги в воду.
      — У тебя был вагон времени, так никого и не нашел? — отвечала она, проводя руками по лицу и по волосам, зализанным волнами в самую обворожительную прическу а-ля морская кошечка.
      — Я много кого нашел. И все же предлагаю тебе попробовать.
      — Приглядись к Герде. Она хоть и взбалмошная, но действительно неплохая актриса.
      — Я не могу, отказываюсь понимать, почему я еще до сих пор тебя уговариваю? — Удивление в голосе Ивана Волкоффа сочеталось с поистине профессиональным напором. — Я предлагаю тебе не просто роль. Это блестящая карьера. Мировая известность. Все, о чем мечтают тысячи! Или ты хочешь до конца жизни пудрить носы?
      — До конца жизни? — Она рассмеялась. — О нет! Но пока что это меня устраивает. — Волны плевались брызгами в Волкоффа и перехлестывали ему на ботинки, Стел болтала ногами, явно несерьезно относясь к его предложению. Но он продолжал разговор, терпеливо снося сырость:
      — Хорошо, тогда так: сделаем пару проб. Ничего больше! Возможно, что ты просто не потянешь, и тогда я переключусь.
      — К чему пробы, если я все равно не буду сниматься?
      — Ты можешь просто мне помочь?.. Хорошо, скажу тебе прямо: я не могу работать. Я пролетаю со сроками. Теряю актеров. И все потому, что я не вижу никого другого в этой роли! Это какое-то наваждение! Мне нужны эти пробы! Мне! Чтобы убедиться, что ты ничего не можешь! Тогда я успокоюсь и найду другую актрису.
      — А если вдруг окажется, что я кое-что могу? — спросила она, подставляя ладони новой волне и улыбаясь.
      — Тогда докажи мне это!
      Между тем вода в бассейне взбурлила, как будто бы закипая: в его глубинах открылся подводный шлюз и оттуда на поверхность к «тонущей» Герде стало подниматься огромное бесформенное тело. Но Герды оно почему-то так и не достигло, а застряло на полпути к поверхности, после чего медленно опустилось обратно на дно. Занемогшее чудовище еще не достигло дна, как погасли камеры, улеглось волнение в бассейне, и над картиной внезапного штилевого затишья разнесся голос Пьетро Сандрелли:
      — Герда, вылезай! У нас авария! Перерыв на полчаса!
      В ответ из бассейна раздался безумный захлебывающийся визг. Герда в его центре вынырнула из воды почти до половины, и стало видно, что на ее груди сидит какая-то коричневая тварь, очень напоминающая большую жабу. Герда забарахталась, отчаянно визжа — кажется, она никак не могла оторвать от себя неожиданный приз, — камеры моментально опять включились. Стел вскочила на ноги Волкофф, поколебавшись мгновение, бросился в бассейн, не раздеваясь, и поплыл короткими резкими саженками на выручку к звезде. У воды бегал, заламывая руки, Юдкофф, Роза тоже подошла к самому краю бассейна и наблюдала, широко открыв глаза и даже не мигая, чтобы, не дай бог, не пропустить ни единой мелочи из развернувшихся событий. В это время за спиной Стел из темноты донесся негромкий зов:
      — Шалой!..
      Она резко обернулась, замерла на миг и медленно пересекла границу тьмы и света. Там, в полумраке, стояли четверо, один из которых отличался, мягко говоря, несколько странной фигурой, вернее сказать — полным отсутствием того, что принято было называть фигурой. Но она видела из них только одного — того, что стоял впереди остальных и кого она узнала бы из тысяч по одному лишь голосу, даже просто по выражению, с которым только этому голосу дано было произносить ее тайное имя.
      Легким алым вихрем вспыхнуло в сердце слово и едва не сорвалось с губ, но он не дал ему сорваться, опередил:
      — Зови меня Владимир Карриган. У меня к тебе дело, — он поглядел в направлении бассейна, где к все еще продолжались плескотня и суматоха. — Давай только для начала уйдем отсюда.
      — Дело? Вот как? Интересно… Кстати, буду очень признательна, если ты будешь называть меня Стел. Значит, этот сюрприз в бассейне — твоя работа?
      Она даже не спрашивала, а как бы констатировала факт.
      — Угадала. Своего рода отвлекающий маневр.
      — Что ж, пойдем!
      После этих слов, как ни странно, никто из них не сделал ни шагу. Зато окружающий их павильон шатнулся, накренился и изогнулся, словно бы сопротивляясь могучей неведомой силе, вздумавшей для чего-то его отжать, и вдруг не выдержал, перестал сопротивляться, смазался, закрутился, перемешиваясь в серую однородную кашу. Это длилось недолго — вскоре бесцветная пространственная манка стала обретать новые краски, образуя постепенно вокруг небольшой компании совершенно иную картину, полную тепла и солнечного света, насыщенную запахами разогретой земли, леса и дикого цветения. Они оказались на широкой лесной поляне, поросшей густой травой и луговыми цветами.
      Тот, кто назвал себя недавно Карриганом, обернулся к своим спутникам, среди которых, помимо человека без фигуры, наличествовали еще один мужчина и одна женщина, и произнес:
      — Предоставляю в ваше распоряжение сей первобытный уголок земной Природы. Располагайтесь где найдете нужным. Можете отдохнуть. Мы здесь пробудем долго.
      Петр, оказавшийся в свете дня угрюмым и недовольным типом, в ответ заворчал сердито:
      — На травке, что ли, располагаться? А жрать ты нам что тут предложишь? Цветочки?
      Карриган несколько театральным жестом хлоп-мул себя по лбу.
      — Ах да! Мы ведь, помнится, отправились за провиантом. — Он слегка поклонился похищенной даме, словно в галантном приветствии, но слова сказанные им при этом, были далеки от романтики а отдавали скорее атмосферой семейной кухни:
      — Стел, сообрази-ка моим друзьям чего-нибудь перекусить.
      И добавил чуть извиняющимся тоном:
      — Это как-никак всегда было по вашей женской части.
      Она возмущенно приподняла брови — ни дать ни взять негодующая жена, в дом к которой завалился среди ночи бывший муженек с кучей приятелей, но ничего не сказала, лишь перевела взгляд куда-то на лужок за их спины, несколько мгновений напряженно туда смотрела и наконец уронила, указав в том направлении пальцем:
      — Там.
      Изголодавшиеся попутчики Карригана коллективно обернулись и увидели разложенную неподалеку на траве белую скатерть, сервированную так, словно она прилетела сюда вместе со всем содержимым, по меньшей мере, с какого-нибудь королевского пикника: среди изобилия блюд и приборов возвышалось призывно несколько кувшинов, в центре натюрморта красовалась бронзовая ваза с фруктами. Лесные запахи почтительно присмирели, задавленные донесшейся с ветерком волной изысканных гастрономических ароматов. Первым сдвинулся с места и уплыл по этой волне Бол Бродяга, за ним последовала Рейчел. Петр, буркнув через плечо: «Ладно уж, уговорили», — оказался последней жертвой гипнотической волны.
      — А ты по-прежнему мастер, — заметил Карриган, оставшийся в результате наедине со Стел. — Не сомневаюсь, что на вкус все это не менее превосходно.
      — У тебя есть возможность в этом убедиться, — ответила она, натянуто усмехнувшись.
      — Может быть. Позднее, — сказал он, не отрывая от нее внимательного взгляда, и, вразрез с этим пристальным взглядом, продолжил небрежно: — А как ты смотришь на то, чтобы воплотить в жизнь что-нибудь помасштабней?
      — Кажется, мы подошли вплотную к цели твоего визита?
      Она не скрывала саркастической нотки в голосе.
      — Ты, похоже, до сих пор на меня в обиде?.. — спросил он.
      Она молчала, глядя на него в упор.
      — Так почему же тогда согласилась со мной пойти?
      — Да так. Из любопытства. Так что тебе нужно? Простой и прямой вопрос, хочешь не хочешь, требовал такого же простого и прямого ответа.
      — Корабль.
      — Ты собрался в кругосветное плавание?
      — Что-то в этом роде. Ты поможешь?
      Помолчав несколько секунд в раздумье, она сказала:
      — Может быть. Но о одним условием… Мне интересно, что движет тобой на этот раз. Тысячелетие назад, когда мы расстались, это была власть. Ты женился на смертной ради того только, чтобы править в одной небольшой звездной системе. Теперь, правда, такого рода власть равносильна званию вождя в туземном племени.
      — Тогда это была Власть.
      — Да. Над первой во Вселенной космической империей. Сейчас, правда, когда появилась возможность править целой Вселенной, от высшей власти осталась одна только видимость. И все же там, наверху, опять заварилась какая-то свара. Значит, и ты участвуешь в этой грызне?.. Ну конечно. Я могла бы догадаться гораздо раньше.
      Он протестующе взмахнул рукой.
      — Оставим пока вопрос о власти. Ты, насколько я понял, поставила мне условие. Я на него согласен. Тебе интересно, что мною движет? Так вот: дело в том, что…
      — Погоди!.. Я тебя слишком хорошо знаю. Ты сейчас поклянешься основами мироздания, что собрался совершить на этом корабле паломничество по святым местам, и хотелось бы мне увидеть человека, который тебе бы не поверил!
      Он обезоруживающе развел руками:
      — Кажется, я имею дело именно с таким человеком.
      Взгляд ее оставался пристальным, непреклонным.
      — Я хочу заглянуть в тебя.
      — Хм… Желаешь проинспектировать мои мысли?
      — Не мысли. Я хочу знать, что ты несешь в своем сердце.
      — Мои сердечные дела имеют какое-то отношение к вопросу?
      — Область своих личных дел ты можешь от меня закрыть. В лучшем случае там опять обитает какая-нибудь всегалактическая принцесса. О худшем случае я умалчиваю. Хотя, раз речь идет о тебе, можно сразу ставить на худшее — не ошибешься.
      Он помолчал, прищурясь, затем произнес медленно:
      — А вдруг принцесса захватила все здание, от подвалов до чердаков?
      Она наконец-то улыбнулась, скептически изогнув бровь.
      — Вот-вот. Рассказывай ей эти сказки. Очень способствует. Только я-то ведь знаю — ни одной женщине, ни смертной, ни бессмертной, не захватить полностью твоего сердца. Увы, увы! Нам не приходится мечтать даже о его половине — разве что о каком-нибудь заброшенном уголке.
      — Надо ли тогда блокировать от тебя какой-то заброшенный уголок?
      — Думаю, надо.
      — Ты боишься?
      — Просто не интересуюсь.
      Стоит ли признаваться мужчине, что не хочешь заглядывать в тайники его сердца потому лишь, что даже теперь, спустя тысячелетие, боишься не найти в них себя?
      — Будь по-твоему. Смотри.
      Они стояли с минуту молча, словно отгородившись прозрачным колпаком от остального мира, просто глядя друг другу в глаза. Потом она опустила взгляд и неопределенно усмехнулась, качнув головой. Выдержав паузу, сказала:
      — Уговорил. Пожалуй, я согласна тебе помочь.
      — Само собой. Таков был уговор.
      — Скрепленный подписью, печатью и нерушимой клятвой?
      — Нет, только твоим словом.
      — Не жульничай. Я сказала «может быть».
      — Выходит, я ослышался? Или кто-то другой произнес только что «я согласна»?
      — Ладно. Будет тебе корабль.
      Она поглядела в том направлении, где его спутники, сидя на травке, отдавали сейчас должное сотворенному ею обеду. Любопытное зрелище представлял собой со стороны насыщающийся Бол Бродяга: его руки подносили пищу корту, и та исчезала в нем, совершенно непостижимым образом достигая, видимо, тех элементов организма, куда пище следует отправляться после попадания в рот.
      — Это твой будущий экипаж? — спросила Стел.
      — Там поглядим, — отмахнулся он. — Ты, я надеюсь, не против, чтобы приступить прямо теперь?
      Она лукаво прищурилась, чуть дернув плечом.
      — Торопишься? Но ты ведь, кажется, хотел отведать мою стряпню?
      — Я сказал «может быть». Не стоит нагружаться перед работой. — Он деловито посмотрел на солнце. — Думаю, я могу рассчитывать на сутки. Как считаешь, уложимся?
      — Если не отвлекаться, управимся к утру. В спокойном ее ответе прозвучала едва слышная горькая нотка.
      — Подробности обсудим по ходу дела, — заключил Карриган, словно не заметив этой нотки, и развернулся, внимательно оглядывая поляну и что-то прикидывая в уме. Потом отошел к пирующим и, взяв бесцеремонно за края скатерть с обедом, скомандовал:
      — Примите кувшины.
      — Зачем это? — удивилась Рейчел, оторвавшаяся только что от куриной ножки, держа теперь ее в руке, как маленький жезл.
      — Иначе упадут.
      Кувшины были торопливо подхвачены, после чего Карриган отбуксировал скатерть, роняя по дороге блюда, под деревья у края поляны.
      — Я буду занят примерно в течение суток, — сказал он подтянувшейся следом за скатертью троице. — В вашем распоряжении окрестности, на поляну прошу не выходить в целях вашей же безопасности.
      — А какого хрена нам тут ждать? — любезно поинтересовался Петр.
      — Репчатого, — не менее любезно отозвался Карриган, уже направляясь к противоположному от Стел краю поляны. В принципе, ничто не мешало Петру удалиться прямо сейчас в любом выбранном им направлении, не дожидаясь явления загадочного репчатого хрена. Тем паче, что никакая погоня ему в данной местности наверняка уже не грозила, а именно к этому он, как помнится, изначально стремился. Однако уходить он никуда не стал, а вместо этого опустился на траву рядом с Болом и Рейчел, и они все вместе молча продолжили трапезу, наблюдая между делом за происходящим на поляне. Поначалу, правда, ничего сверхъестественного там не вершилось: Карриган и Стел уселись на разных концах поляны лицами друг к другу и сидели так, не шевелясь, словно окаменели или скорее — уснули среди бела дня с открытыми глазами.
      — Медитируют, — предположил Бол Бродяга, запивая это свое предположение вином из резного металлического кубка. Вино, как перед тем и пища, таинственно кануло в пустой промежуток позади его рта.
      — Это у них такой бесконтактный секс, — выдала свой взгляд на происходящее Рейчел.
      — Кто о чем, а обезьяна — все о бананах, — пробурчал Петр, опуская медленно на землю свой кубок и глядя пристально куда-то в центр поляны: там над самыми верхушками трав начало возникать бледно-золотое мерцание. Остальные также отключились временно от трапезы и стали наблюдать за странным атмосферным явлением, позабыв о комментариях. Мерцание постепенно разрасталось, принимая форму легкого золотого облака, внутри которого зарождалось что-то зыбкое, неясное, едва пока уловимое для глаза. Но происходило это таинственное зарождение очень медленно. Так что зрители, понаблюдав какое-то время, в конце концов вернулись к трапезе, не забывая, однако, поглядывать между делом на поляну.
      Капризное время, имеющее обыкновение то мчаться, как экстренный поезд, то ползти наподобие улитки, а порой и просто бессовестно спать, струилось ленивой медленной рекой над заповедным уголком земной природы. Изысканный обед был уже давно съеден, вина выпиты, и солнце пробиралось уже сквозь верхушки деревьев к горизонту, когда золотое сияние заняло все пространство над поляной, окутывая собою нечто пока необъяснимое, сложное и изменчивое, растущее там, внутри, вспыхивая, перетекая и застывая в гармонии все новых форм и деталей, слой за слоем, как бы возводя себя самое. Солнце в конце концов опустилось за лес, и вкрадчивый сумрак сгустился между деревьями, подползая осторожно со всех сторон к поляне, а зрители все сидели у ее края, забыв о сне, наблюдая, как двое в полном безмолвии творят над диким островком земли нечто неведомое и, должно быть, чуждое ей, но тем не менее каким-то непостижимым образом с нею гармонирующее. С наступлением темноты двоих свидетелей таинства незаметно сморило сном, третий же, сам не имеющий конкретной формы, уснул лишь под утро, когда загадочное творение в золотом ореоле, выросшем к тому времени в грандиозный мерцающий купол, начало наконец приобретать определенные очертания.

12. ДРАГОЦЕННОЕ ТЕЛО

      Очнулся Михаил от того, что тело его куда-то катилось, катилось, катилось и в конце концов обо что-то ударилось. Он сжался, ожидая боли, но ее не было: раны, полученные в базовой реальности, не искалечили его тело. Пострадал его внутренний Проводник — это он зализывал сейчас раны где-то в потаенном уголке души. Только размышлять об этом было некогда: сейчас Михаилу предстояло разбираться со странным поведением и местонахождением их общего с Проводником бренного тела.
      Не успел он открыть глаза, как уже катился в обратную сторону, ноги придавило по пути чем-то тяжелым, а под ребра ткнулось что-то острое. Вместе с ним по полу тесного помещения мотало двух разнокалиберных вампиров — Бельмонда и, соответственно, Попрыгунчика.
      Михаил помнил, как в отделении их всех захватили имперцы, помнил убитого Седого и как сам он обнимал Илли… Но что же случилось потом?.. Если их бросили в катер, то многое можно было объяснить: условия транспортировки ничем не отличались от их недавних злоключений в милицейской галоше. Стихийное бедствие какое-то.
      Значит, опять в плену. Однако куда сильнее факта нового заключения Михаила обеспокоило отсутствие Илли. Может быть, ей предоставили отдельную каюту?.. Да здесь ли она вообще?.. Что-то о последних событиях наверняка должны были знать Попрыгунчик с Бельмондом. В любом случае их следовало расспросить, и как можно скорее.
      Поэтому Михаил, не собираясь дожидаться окончания девятибалльной качки, сграбастал Попрыгунчика за лацкан его бежевого пиджака и собрался уже приступить к допросу, как их обоих садануло еще раз об стену и накрыло сверху Бельмондом, а потом так прижало, что было никак не отделиться от стены, притянувшей всех троих к себе, вроде как магнит — любимые гвозди.
      В этот момент избыточная плотность воздуха, характерная для реальности третьего рода, стала ощутимо падать. Михаил увидел, как изменяются на глазах лица спутников, обретая постепенно цвета, присущие человеческим лицам в нормальном мире. Михаил понял, что катер меняет реальности, и пожалел задним умом, что в мире загробных метаморфоз ему так и не попалось ни одного зеркала. Хотя, может, оно и к лучшему: глянул бы там разок на свое отражение и приобрел бы пожизненную фобию к зеркалам. «Посинеть мы всегда успеем», — решил про себя Михаил.
      Потом притянувшая их стена вроде бы размагнитилась, Бельмонд отвалился на пол. Комната боль — ше не ходила ходуном, и собственное тело, если поставить его на ноги, уже должно было держаться. Но вставать Михаил пока что не рискнул, тем более что для общения этого и не требовалось. Он заметил, а что его рука продолжает сжимать ворот Попрыгунчика, и, не отпуская, спросил:
      — Где Илли? — Тот для начала возмущенно рванул на себя свой многострадальный пиджак. Раздался треск, и в руке у Михаила остался бежевый лацкан. Михаил, поглядев в изумлении на дело рук своих, машинально протянул запчасть обратно Попрыгунчику. Вместо того чтобы взять ее, тот указал пальцем Михаилу в лицо, дополнив этот вызывающий жест фразой, полной роковой загадочности:
      — Ха-ха! — что заставило Михаила вновь пожалеть об отсутствии зеркала. Словом, бежевый господин на контакт не шел. Зато прорезался Бельмонд:
      — Ее увели. Тот гвардеец приказал бросить нас сюда, а ее увел. Она только успела шепнуть мне два слова: «Ищите дверь». — Бельмонд умолк.
      Тогда все дружно посмотрели на единственную в помещении дверь — даже издалека было ясно, что она заперта. На трех лицах отразилась общая мысль:
      «Нашли. И что дальше?»
      — Нет, — возразил Михаил этой общей мысли. — Здесь должна быть еще какая-то дверь. Которую надо искать!
      И они принялись искать. Вскоре выяснилось, что каземат им достался очень даже комфортабельный: из стен появлялись стулья, столики и кровати, куда можно было пристегнуться во время маневров, знай пленники об их существовании. Когда на стенах не осталось ни единого выступа и ни одной вмятинки, куда бы по нескольку раз не нажали, они принялись обшаривать пол, распределив его на три зоны. Михаил прощупывал свой отрезок, ползая по нему на коленях и помянув уже неоднократно бога, черта и прочий иконостас. Попрыгунчик добрался в своей зоне до угла, сел в нем и заявил громогласно:
      — Бесполезно!
      Убедившись, что сумел привлечь к себе общее внимание, он картинно махнул рукой и произнес:
      — Ну какая еще тут может быть дверь?!
      Присовокупив мысленно к тому, что уже успел проклясть, Попрыгунчика с его неуместным выпендрежем, Михаил собрался продолжить поисковые работы, но так и застыл, глядя в угол, потом оглянулся на Бельмонда, переставшего в этот момент контролировать свою челюсть. Попрыгунчику наверняка польстила бы такая благодарная реакция на его бездарное выступление. Но в том то и дело, что взглянуть благосклонно на двух сокамерников было уже некому: едва успев сказать последнее слово. Попрыгунчик исчез из помещения — просто-напросто сгинул, улетучился, как опытный факир с дешевого представления.
      — Туда! — только и сказал Михаил, едва ощутил возвращение к языку дара речи. Первым он запихнул в угол Бельмонда и заставил его повторить дословно, громко и отчетливо всю заключительную фразу Попрыгунчика, благо она еще витала в воздухе.
      — Ну какая тут еще может быть дверь?.. — послушно, но неубедительно промямлил Бельмонд, стоя в углу с виноватым видом, словно дитятя, застуканный за поеданием рождественского торта. И добавил: — Как вы полагаете, его уже разнесли в щепки?..
      — Кого?.. — не сразу вник Михаил в сакраментальную суть вопроса.
      — Мой «Горный орел»…
      — Да цел ваш отель! Я его сам сегодня по яйцевизору видел! — обнадежил Михаил этого оголтелого собственника. Затем принялся его наставлять: — Сосредоточьтесь! Повторите еще раз, только резче, решительней! В приказном тоне! Дверь!!! Ну какая?!! в: Тут еще?!!
      — Дверь! — немного взбодрился Фредди. И канул куда-то, не успев продолжить. Окрыленный успехом Михаил заступил на его место и повелел:
      — Дверь! — и ахнул, сглотнув прыгнувший к горлу желудок, в темный тоннель. «А если он ведет наружу? А катер в это время летит высоко-о?! Или в космосе?..» — мелькали запоздалые мысли. Но поворачивать назад оглобли было поздно. К тому же он уже миновал тоннель и плюхнулся во что-то упругое, очень смахивающее на удобное кресло.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19