В былые времена подобная находка в украденной машине привела бы его в панику, теперь же он отнесся к ней спокойно, даже как к должному, и переложил лазерник и батареи в бардачок. Пистолет мог, конечно, принадлежать прежнему хозяину автомобиля, но Ларри почему-то так не думал: он начал уже немного осваиваться с сюрпризами нового мира и даже находить в них определенную логику, как, впрочем, и перестал изводить себя бесполезным вопросом, откуда в этом новом мире что берется. Хоть пистолет был ему в принципе не нужен, но, раз уж он появился, значит, грядут события, когда он может пригодиться.
      Дней Ларри не считал, но прошло, должно быть, еще не менее недели опостылевшей жизни на колесах, прежде чем оправдалось его предположение о пистолете. Неделя была для жителей тяжелой, бои велись непрерывно по всей «линии фронта», последние три дня были особенно жаркими — на некоторых участках «правые» и «левые» менялись территорией по нескольку раз за сутки. В то утро впервые наступило затишье: противники «зализывали раны» (Ларри подозревал, что медикаменты они находят так же, как и все остальное), запасались боеприпасами и едой и очищали отвоеванное жизненное пространство от трупов вчерашних соратников и врагов: уделом тех и других был головокружительный полет с родного моста в далекие океанские волны.
      Ларри с утра был в пути, намереваясь весь день провести на трассе: трупы с нее оттащили в первую очередь, вместе с ранеными, еще до рассвета. На обочинах делать сегодня было нечего, кроме как наблюдать массовые проводы «в последний путь», до чего Ларри был не охотник.
      Уже во второй половине дня он увидел впереди уродливую фигуру, выскочившую чуть ли ему не наперерез, и притормозил: бояться ему было нечего, к тому же человек был ему знаком — молодой еще мужчина по прозвищу Свищ, казавшийся стариком из-за своего уродства: горбатому, с перекошенным плечом и вечным слащавым выражением на кривой физиономии, Свищу вроде бы первому была дорога с моста в океан, но его почему-то не брали ни пули, ни лазеры.
      Ларри вдруг страшно захотелось выйти из машины, размяться — просидел уже на этом чертовом кресле всю задницу, скоро пролежни появятся, а ноги так и вовсе разучатся ходить по земле.
      По Земле… Ступить бы на нее когда-нибудь вновь, на Землю.
      Сдержался и просто опустил боковое стекло. Вначале Свищ, топчась напротив окна у самой границы поля, попросил о помощи, чего, собственно, Ларри и ожидал. На вопрос: «В чем дело?» Свищ, торопясь, с трудом подбирая слова и помогая себе руками, рассказал следующую историю: он, оказывается, был сегодня в похоронной команде — работы, сам понимаешь, лом, руки отрываются, и вот, кантуя очередного мертвяка, один доходяга из их бригады сильно перегнулся через барьер, не удержался и улетел вслед за покойником. Все думали, что ему уже крышка, поглядели — ан нет, он там, внизу, еще вроде как плавает. Тогда ему, само собой, сбросили веревку, и как раз теперь тянут его этой веревкой наверх. Да парень-то попался больно хилый — видать, еле держится, и, если Ларри не подсобит подтянуть его доверху своей машиной, то как пить дать оборвется.
      Помочь Ларри согласился сразу; нереальной история показалась ему лишь в одном пункте — когда бригада Свища бросилась сломя голову спасать товарища из океана. Да кто ж его знает — быть может, война учит в конце концов и состраданию. Обогнав Свища, Ларри проехал между домами до ограждения, где и нашел остальную бригаду — человек семь, тянущих веревку, перекинутую за барьер. Вышел из машины, закрепил брошенный ему без единого слова трос, сел обратно и сдал назад — меж домами, через трассу и вновь меж домами — уже по ту сторону моста. Если на враждующей стороне и притаились наблюдатели, ни остановить его, ни помешать они были не в силах. Тормознуть пришлось, едва не доезжая другого края моста, когда с той стороны трассы, как стрекозел из садка, выскочил горбун и отчаянно замахал разнодлинными руками. Стоило Ларри остановить машину, как Свищ сгинул из поля зрения.
      Наскоро отвязав ослабевший конец, Ларри упал на сиденье и двинулся снова на ту сторону — поглядеть, что за персону спасла сегодня из бездны похоронная команда и отчасти он сам. Успеть бы взглянуть на везунчика, пока счастливые друзья спасенного не задушили его на радостях и не скинули обратно.
      Выехав «на набережную», Ларри несколько секунд сидел не шевелясь и наблюдая, что происходит у борта. Потом достал из бардачка лазерник и резко покинул салон машины. Стрелял он плохо, но лучевик превосходит аналогичную себе по размерам огнестрелку не только по степени поражения, а еще и тем, что не имеет отдачи. К тому же девушки почти не было видно за напряженными мужскими спинами. Должна быть хорошенькой, раз они даже не дали себе труда оттащить ее в какой-нибудь укромный закоулок. Кинулись на нее тут же, на месте, едва вытащив.
      Война учит состраданию?..
      Все может быть.
      Кто воевал — знает.
      Ларри Шансу было тридцать, и он никогда не воевал. Поэтому, возможно, и не сострадал никому из них. Ни даже ей. Он знал, что нечто подобное происходит по обе стороны моста ежедневно и повсеместно, и привык относиться к этому равнодушно. Просто никогда не видел воочию и не подозревал даже близко, как на него подействует такая картина — белые девичьи ножки, бессильно дергающиеся в красных тисках десятка нетерпеливых лап.
      За миг до нахлынувшего слепого бешенства он осознал, что не может больше этого видеть, а развернувшись сейчас и уехав, не сможет дальше нормально жить.
      Когда Ларри подъехал, чтобы вытащить ее из-под шевелящейся еще груды тел, в сторону домов двигался только один уцелевший — это был Свищ. Ему всегда везло — «повезло» и на этот раз: он полз, поскуливая и всхлипывая, на одних руках, тем не менее довольно быстро, оставляя за собой на асфальте широкую красную полосу.
      Того и гляди, могли нагрянуть другие его соратники, поэтому Ларри спешил. Хоть ему и удалось с помощью поля немного высвободить девушку, все равно вытягивать ее из-под мертвых туловищ пришлось за ногу, попавшую в радиус поля. Вытаскивая ее — что поделать, довольно резкими рывками, — он автоматически, безо всяких эмоций отмечал, что девушка практически полностью раздета, что она вся в крови — похоже, что не в своей — и что она, слава богу, без сознания.
      Ларри открыл в автомобиле вторую дверь и, подняв на руки безвольное, словно налитое прохладной водой тело, уложил его во второе кресло. Обошел машину, сел сам, приказал дверям закрыться, дал газ и выехал задним ходом на трассу.
      Лишь спустя минут десять, несясь как чумовой вперед по трассе и поглядывая изредка на спасенную, он постепенно начал «въезжать» в ситуацию, иными словами, приближаться к осмыслению происходящего.
      Ее подняли на мост снизу, из океана, в смысле, конечно, с его поверхности. Но это еще не значит, что она упала с моста. Ясно, что нет. Она могла попасть в океан с корабля, потерпевшего крушение, с прогулочной яхты, вынырнуть с субмариной, могла, в конце концов, свалиться с неба, но все это малозначительные детали. Факт тот, что она появилась на мосту извне, то есть из внешнего мира. Второй факт говорит сам за себя — вот она сидит рядом, в его машине. Ее сюда впустило! Что, кстати, еще не говорит за то, что ее отсюда выпустит. И если ее не выпустит, то это значит… М-да. Ну, тогда разберемся. А если выпустит, то, значит… Что она, куда хочет, туда и входит и потом оттуда выходит… В машину — из машины, на мост… — с моста?
      И выходит тогда, что она…
      Так, спокойно. Легче, Ларри, легче. Без брызг.
      Кто она, чья она, откуда, куда и зачем — это все пустой базар, сплошное засорение мозгов. Главное — какая со всего этого светит выгода конкретно нам? И тут уже после фильтрации остается одно ценное зерно. Пока одно.
      Но очень ценное.
      С моста.
      Ладно. Запишем пока на подкорку. А теперь самое время подумать, как быть и что говорить сейчас, через несколько минут, секунд, часов?.. Словом — что впаривать нимфе, когда она очнется.
      Ларри, повернув голову, стал более пристально изучать свою первую пассажирку. Изучать, в общем-то, очень даже было чего: из одежды на спасенной были только браслет на левой руке — чудной переливчатый змей до самого плеча, и трусики, немного надорванные. Но до насилия — слава те господи — кажется, не дошло, хоть она вся и в крови — в их крови, как это ни пошло — она, словно насильник, в их жертвенной крови, уже засохшей бурыми разводами по ее шелковистой коже. Так что в первую очередь ее не мешало бы отмыть от крови. Хотя если мыть, то надо было мыть сразу. А теперь можно только осторожно ее протереть… Или просто слегка погладить… Остановить машину и просто ее погладить… С-стряхнуть с нее эту с-сухую кр-ровь… Или слизать… Очень медленно и нежно… Слизать с ее шелковой кожи… Кровь подонков… Она и не заметит… А когда проснется, то не вспомнит… Ведь проснется она, когда… Ей понравится… Иначе ведь все равно не будет…
      Ч-черт…
      Ларри, уже склонившийся над бесчувственной девчонкой, почти прикоснувшись уже губами к ее груди, безо всякой видимой причины резко откинулся назад, в свое кресло, и будто окаменел в нем, не дыша, уставясь прямо перед собой ослепшими от ненависти глазами.
      Впрочем, кое-что он там все-таки видел.
      Вздрагивающие белые ножки в тисках десятка грязных лап.
      Да нет же, черт возьми, нет! Он же не хотел ей плохого. Ну, повело слегка — вот и все. Просто давно не видел женщины вблизи. Не трогал, не дышал ею. Так близко.
      Вот челюсти и свело, как с голодухи. И если б только челюсти!.. Похоже, что у него с минуту назад свело просто все, что возможно, и в первую очередь мозги: что ж, здоровая и исключительно добрая мужская реакция на голую бабу. А если она при этом еще и лежит, раскинувшись, как на полатях в бане, в твоей собственной машине — так ведь это, считай, то же самое, что в твоей собственной постели, только куда круче.
      Так, ладно, все. Про баб забыл.
      Одежду мы ей, пожалуй, раздобудем. Вот только когда это будет? Она до того, может, сто раз уже проснется. Голая в машине рядом с одетым мужиком. Картинка. А прикрыть ее… Прикрыть ее нам абсолютно нечем. Стало быть, предстоит оправдываться. Причем молниеносно. Для молниеносного оправдания требовалось подготовить железную легенду, потому что в басни про отважного спасателя, устроившего из банды насильников братскую могилу, она наверняка не поверит. А если и поверит, то все равно забьется в угол, прикрывая самые красивые места, которые он уже рассмотрел во всех подробностях, изящными конечностями. Кстати, оригинальный у нее браслет. Интересно, что за материал — ничего подобного раньше не видел.
      — Ах-м-м, — сказала она. Повернула голову. И открыла глаза.
      Ларри перевел взгляд на дорогу впереди. И только теперь обратил внимание, что они вовсе не мчатся по трассе, а стоят на месте — тормознул, видимо, на автомате, когда «повело».
      Она молчала. Долго. Ларри напряженно смотрел вперед, готовый к любой ее реакции. Наконец не выдержал — глянул. Она сидела прямо, закрыв руками лицо.
      Тоже своего рода реакция.
      — Все в порядке. Ничего страшного не произошло, — быстро сказал он. Она отняла руки, повернула голову и посмотрела на него — удивленно, словно силясь узнать.
      — Меня ты можешь не бояться… Я тебя спас.
      Она все смотрела. Ларри сделал вид, что поборол смущение, и, облокотившись о руль, продолжил:
      — И я… Врач.
      В подтверждение своих слов он кивнул ей как можно энергичней и непринужденней.
      Она поглядела на себя. Растерянно провела руками по телу — от ключиц к животу, взглянула на ладони, потерла между пальцами прилипшую к ним сухую кровь и произнесла наконец первые членораздельные слова:
      — Что со мной?..
      Ларри немного расслабился: слава богу, сработало! Его внезапное озарение оказалось в самую точку! Она воспринимает его как доктора, совсем не стесняется и даже задает вопросы. А это значит, что и он вскоре сможет задавать вопросы — разумеется, не только медицинского характера. И, как врач, настаивать на ответах.
      — Ты испытала потрясение, — сообщил он мягко. — Но скоро придешь в норму.
      Полный абзац!.. Если она ничего не помнит из последних событий, то как объяснить ей, почему она сидит у него в машине голая?..
      — А…
      Она вновь посмотрела на себя, потерла пальцами на плече засохшую кровь. Она не спрашивала, что это на ней за грязь, — возможно, догадывалась. Провела осторожно одним пальчиком по своему браслету. Потом вопросительно взглянула на Ларри. И он поспешил ее опередить:
      — Выслушай внимательно. Ты попала в лапы к бандитам, была без сознания, но, повторяю, ничего страшного не случилось, они только сорвали с тебя одежду. Я стал нечаянным свидетелем, отбил тебя у бандитов и увез. И очень скоро достану тебе новую одежду… А пока постарайся вспомнить все, что с тобой происходило в последние дни и вообще в последнее время, — это очень важно… Для восстановления твоего душевного равновесия.
      Она глядела на него двумя серыми туманами — лицо чуть вытянутое, темно-русая прядь так и норовит упасть на лоб, губы… Не детские, а… Трудно было смотреть на ее губы.
      — Я все помню, — сказала она.
      — Что? — Ларри напрягся, но старался продолжать в тоне доверительной беседы. — Расскажи, что ты помнишь.
      Ему казалось, что он уже завоевал достаточно доверия, чтобы задать такой вопрос. Не принимая во внимание то, что он до сих пор еще ей не представился. В конце концов, он ведь действительно спас эту девчонку! И имел полное право узнать хотя бы, кто она такая и откуда.
      Вместо ответа она попросила:
      — Дайте мне, пожалуйста, свою рубашку. Ларри на мгновение растерялся, потом кивнул — елы-палы, как же он сам не догадался! — снял рубашку и передал ей, не глядя, сжав зубы — ладно, не сейчас. Погоди, ты еще разденешь меня и для другого — времени у нас впереди достаточно.
      Застегнув последнюю пуговицу, она вдруг спросила, вскинув испытующий взгляд ему в глаза, которые, не спросясь, уже вновь какое-то время за ней наблюдали:
      — На Земле война?
      Факт — она не падала с моста. Откуда ж она сюда упала?
      — Ты откуда взялась? С неба свалилась, что ли?
      — Да, — просто сказала она. — …Так на Земле война?
      Она глядела в упор, ожидая ответа. И вообще, она вела себя очень уверенно для голой девчонки, очнувшейся в машине, то есть практически в постели (что, кстати, менее круто) у незнакомого одетого мужчины. Ларри ожидал от нее совсем иного. Теперь, когда она была худо-бедно одета, он сам чувствовал перед ней некоторое смущение. К такому он не был готов ни как мужчина, ни как даже врач. И все-таки он обязан был подобрать ответ, способный вызвать ее на откровенность. Ему нечего было скрывать, он мог бы рассказать ей все, что знал и предполагал сам, чтобы получить от нее хотя бы толику новой информации о большом мире. Там-то, без сомнения, все шло по-прежнему. Ларри полагал себя жертвой абсурдного случая, своего рода сенсации, достойной первых полос ведущих мировых газет: участок моста выбран неким высшим разумом под полигон для своих божественных экспериментов и отделен от остального мира! И — чтоб этому высшему разуму повылазило! — именно в тот момент, когда на нем находился Ларри Шанс. Его главной мечтой стало вырваться с этого треклятого участка, на что у него впервые появилась реальная надежда — вместе с этой непростой — ох и непростой! — девчонкой. Но она, похоже, и впрямь свалилась с неба — ничего не понимает и смотрит на него так, словно все, что здесь творится, дело его рук.
      — Ты не понимаешь, что тут происходит, верно? И хочешь, чтобы я объяснил тебе то, чего никто не понимает? Ты теперь тоже здесь и можешь узнать, что мы тут заперты на отрезке около трех с половиной тысяч километров и здесь действительно идет война. Но тебе нечего бояться: пока ты в моей машине, ты неуязвима, как и я.
      — Почему?
      — Я не знаю почему. Но таковы правила.
      — Правила?..
      — Да, правила чьей-то игры. Только не спрашивай меня — чьей. Я простой… врач, а не господь бог. Когда все это началось, я был в машине, ехал по своим делам в Европу. И оказался заперт на мосту. Мне повезло немногим больше, чем другим, — по правилам их можно убить, а меня нельзя. Но я в этой игре такая же слепая пешка, как и все остальные. Нам надо отсюда вырваться, пересечь границу, понимаешь?
      — Как?..
      — Ты ведь не с моста, верно? Ты приплыла из большого мира?
      Кажется, он сумел-таки вывести ее из шока, растормошить и втянуть в разговор — эх, пропадает в нем великий психотерапевт! Она замотала головой:
      — Я… из космоса.
      — В смысле?..
      Она нахмурилась, напряглась, как будто собираясь с силами для рассказа, в конце концов потрясла головой и молча откинулась на спинку кресла.
      Так. Поторопился он обрадоваться. Спасенная, ясен перец, нуждается в покое. Не исключено, кстати, что у нее от переживаний поехала крыша, и ей теперь мерещится, что она не плавала в океане, а летала в космосе. — Ладно.
      Тем паче что план номер один уже какое-то время маячил перед Ларри, и ее участие в этом плане состояло лишь в том, чтобы она сидела рядом в машине и не трепыхалась.
      — Отдыхай, — уронил он, трогая вперед. И тут только вспомнил мимолетно, что так и не спросил ее имени и сам ей не представился.
      Успеется.
      Ларри гнал по «линии фронта», выжимая из автомобиля предельную скорость, почти что полет — вполне возможно, что он поставил сегодня на этой трассе рекорд скорости. Окружающие разборки его больше не интересовали. Его целью вновь, в который уже раз, была Черта, но по дороге еще предстояло раздобыть для попутчицы какую-нибудь одежду. Она, кажется, уснула, и он не собирался ее будить. Черты он рассчитывал достигнуть ближе к вечеру, и действительно уже вечерело, когда впереди завиднелся достопамятный отель «Максима». У отеля Ларри скрепя сердце притормозил — до Черты отсюда уже было рукой подать, но в отеле наверняка сохранились какие-нибудь шмотки, кроме того, здесь обретались некоторые его знакомые.
      На стоянке оказался уже припаркован знакомый полицейский «Форд». Его хозяин стоял снаружи, облокотившись о заднюю дверь, и при виде подъезжающего Ларри вначале узнавающе помахал рукой, а потом, заметив в его машине пассажирку, кажется, впал в ступор.
      — Привет, — бросил ему Ларри, вылезая из машины. Ответом ему было гробовое молчание. Но Ларри его не слышал: он уже махал руками и кричал «эй!», пытаясь привлечь внимание обитателей отеля. Без рубашки на улице было довольно прохладно, но, главное, безветренно: ветроуловители на мосту до сих пор, несмотря на все катаклизмы, исправно работали — благо что добраться до них и испортить было практически невозможно. Вскоре его заметили и вышли — сразу человек пять, все с оружием на изготовку, хотя никакой диверсии — ни с той стороны, ни со стороны Ларри им вроде бы не грозило. Удивления при виде девушки в его машине они не выказали, как бы даже ее не заметили. Перебросившись с ними парой общих фраз, поинтересовавшись, живы ли после затяжных боев те и эти, Ларри сам сказал как бы между делом, что добыл наконец себе девчонку, и, не вдаваясь в детали, попросил для нее какой-нибудь одежды. В ответ последовали плоские шуточки про то, что женщинам — в смысле бабам — одежда не нужна, что всех своих они давно уже раздели, потому что так удобнее, и одевать не собираются, что и ему советуют. На что Ларри, посмеиваясь, высказался в том смысле, что раздевать — это как раз его любимое занятие, ради которого он пожертвовал даже своей рубашкой.
      Его заклеймили извращением. Ларри не сомневался, что в конце «пикировки» случит шмотки — добрые отношения с шоферами были выгодны и тоже чего-то стоили, но расчеты его нарушила сама пассажирка: пока он договаривался, она просто-напросто вышла из машины и побежала к отелю.
      Ларри, забыв о преграде, бросился вслед и, встреченный полем, был отброшен спиной на свою машину. Зато его собеседнички среагировали молниеносно, словно только и ждали чего-то в этом роде: все пятеро кинулись за девчонкой и, разумеется, моментально ее догнали.
      Ларри тем временем сунулся в машину и вынырнул из нее уже с лазерником в руке. Но за те секунды, что он доставал из бардачка лазерник, снаружи успело произойти кое-что непредвиденное: те пятеро схватили девчонку, она еще отбивалась, а его приятель-полицейский, уже благополучно оправившийся от своего столбняка, подъехал к ним почти вплотную и как раз в этот момент начал косить ребят в упор лазером. Они падали один за другим, как снопы, не успев ничего понять, увлекаемая ими, упала и девчонка. При падении она попала в поле «Форда». Бывший страж порядка тут же бросил свой лазерник и вцепился в нее, окончательно затаскивая к себе в поле. Она извивалась и царапалась, один раз вырвалась с треском, он успел ее поймать за полу рубашки, рванул обратно. Она завизжала коротко, отчаянно — Ларри сцепил зубы, словно очнувшись, кинулся за руль и, уже трогая, увидел, как между полицейским и девушкой возникла бледно-мерцающая полоса, словно радужный шнур, — изогнулась, мелькнула с тихим шелестом — ш-ш-чавк! И исчезла.
      Хрипло заорал, отваливаясь на капот, полицейский. Фигура его утратила симметрию: правое плечо вместе с рукой валялись бревном у его ног. А девчонка уже бежала Ларри навстречу, ныряла в заранее открытую им дверь — рубашки на ней как не бывало. Из отеля выбегали еще люди. Только зря они спешили, потому что добраться до Ларри им было все равно что до территории за Чертой, они и сами это отлично понимали, оттого и орали на бегу всяческие ругательства. В то время как Ларри, цедя сквозь зубы что-то еще более непотребное, без лишней поспешности выруливал на трассу. На выезде он включил фары — стемнело, а ночная иллюминация на мосту давно уже приказала долго жить — конденсаторы солнечного света, дающие по ночам дневное освещение, были расстреляны в первые же дни — точнее, в первые ночи.
      Первое, что он сказал соседке, уже дав полный газ, было:
      — Как тебя зовут?
      Она ответила:
      — Чарли.
      Все у нее не по-людски. С неба падает. Полицейских калечит. И даже имя какое-то неженское.
      — Ларри. Чем ты его?..
      — Это не я, — сказала она, отвернувшись. — Это хлитс.
      И протянула ему, не глядя, руку в браслете. Потом произнесла в сторону, словно убеждая саму себя или оправдываясь:
      — Я не хотела, я о нем только подумала — что он мог бы меня защитить… И тут он… Сам.
      Ларри покосился на браслет — симпатичная дамская штучка. Вполне безобидная на вид. Что-то из экспериментального?..
      До Черты три сотни метров — не до выяснений.
      Отвернулся, спросил еще:
      — Кой черт тебя туда понес?
      — Я думала, мы там остановимся, что там друзья… Хотела поскорей отмыться.
      — Возьмешь потом в баре бутылку с водой, польешься.
      Он и сам в последнее время совершал омовения исключительно из бутылок — чаще всего с газировкой, если она была без сиропа. Только ее, в отличие от него, будет кому полить.
      Вот перемахнем Черту, а там уж…
      Она вдруг уцепилась за его локоть, как птица за ветку в ураган:
      — Стой, погоди! Остановись! Там ведь…
      Он даже не покосился.
      Сейчас…
      Он ожидал чего-то необычного — вспышки, толчка, ну хоть чего-нибудь, свидетельствующего о том, что машина пересекает-таки заветный барьер. Но ничего сверхъестественного не происходило — сумерки да дорога, как обычно летящая навстречу в свете фар. Словно и не было в этом месте никакой роковой Черты, таинственным образом разворачивающей машины в обратную сторону. Только спутница отпустила его руку и резко обернулась назад, поглядела немного, потом медленно опустилась на свое место.
      — Ты там что-то видела? Что-то необычное?
      Его все еще не оставляла надежда. Хотя он уже и приготовился вскоре вновь увидеть отель — как всегда, по ту сторону дороги.
      Она взглянула непонимающе:
      — Там ведь… Был обрыв?
      — Обрыв?..
      — Ну да, ровная черта и мост… он… Может, поедем назад, посмотрим?..
      — Может быть, попозже.
      Вот еще новости! Она видела там какой-то обрыв?..
      — Это и была та граница? О которой ты говорил? И мы ее проехали?
      — Погоди. Сейчас узнаем.
      Очертания домов и мелкие ориентиры скрадывались темнотой, разлегшейся по обе стороны трассы, однако что-что, а уж отель «Максима» Ларри не прозевал бы. Однако все новые сотни метров оставались позади, а отеля все не было.
      Они преодолели Черту. В этом уже не оставалось сомнений.
      Ларри поглядел на девчонку — свой счастливый ключ — и засмеялся. Безумная жизнь на колесах, дурацкая война, одиночество в машине — все теперь было позади! Он был свободен и мчался к долгожданной Большой земле, к цивилизации — в благословенный Старый Свет! Соседка, похоже, не слишком-то разделяла его радость, что и понятно: это ведь не она была заперта в двойной тюрьме — на мосту и в машине, не она проносилась сотни раз по этому месту в надежде обрести свободу, не она наблюдала неделями, как толпы спятивших придурков убивают друг друга. Может быть, ее смущало то, что вокруг по-прежнему было темно и безлюдно: по идее, мост за Чертой должен был сиять огнями и быть полным жизни, но Ларри видел этому вполне логичное объяснение: мост, понятно, в последнее время не функционирует, поскольку на нем изолирован изрядный кусок; население, должно быть, эвакуировали на землю, потому что кто его знает, что там творится, за незримым барьером, не ровен час, все сооружение обвалится в океан.
      Короче говоря, тревожиться больше не о чем, остается только набраться терпения на те несколько дней, которые им теперь требуются, чтобы добраться до континента. Ларри готов был гнать весь этот путь без остановки, что было бы вполне реально, если окажется, что девчонка умеет водить машину. А если не умеет, так он ее моментально научит: велика наука — газовать все время по прямой.
      Ларри тормознул, не съезжая с дороги — других машин здесь все равно не было, и вряд ли стоило опасаться их появления. Повернулся к попутчице и… На несколько секунд неожиданно запамятовал, что именно хотел ей сказать. Она сидела, откинувшись в кресле, ничуть не стесняясь своей беззащитной наготы — впрочем, как выяснилось, не такой уж и беззащитной, — вопросительно глядя на него. Не иначе как привыкла. Впрочем, она и сразу не больно-то стеснялась: не зря же говорят в народе, что доктора и художники не мужики.
      Прямого и безгрешного недельного пути рядом с такой голенькой киской не перенес бы и сам Папа Римский. А Ларри был не Папа Римский, к тому же он сам был до пояса голый, и подъехал бы к ней прямо теперь — ох и подъехал бы! Кабы не этот ее самострельный браслет. Так ведь и он не насильник какой-нибудь, он ей только хорошего желает — еще как желает! И она тоже живая, не железная. Главное — найти к девушке правильный подход, чтобы ее саму к тебе потянуло. Кстати, она, кажется, мечтала помыться. Пожалуй, не мешает устроить передышку, чтобы подкрепиться и, кстати, сполоснуть попутчицу перед дальней дорогой.
      — Ты вся грязная, знаешь? Достань вон там внизу бутылку и давай-ка выйдем, я на тебя полью.
      И потру спинку. Есть на теле женщины такие места, вроде бы нейтральные, но если их знать, то, считай, она твоя, нажми только вовремя где надо да погладь — не опомнится, как сама на тебя прыгнет. Ларри знал. И как никогда хотел применить свои знания на практике.
      Первое неприятное открытие ждало его сразу по выходе из автомобиля: поле, оказывается, было на месте, оно никуда не делось даже после выезда из постылой «резервации» и не позволило ему отойти от автомобиля дальше, чем на старые добрые два шага. Пока он переваривал этот факт, Чарли крикнула ему с той стороны машины, что ей надо на пару минут отлучиться, и, поставив на капот бутылку, побежала прочь, белея в темноте узкой спиной и мелькая голыми пятками — на ту сторону дороги, к темнеющему там у обочины «шкафу».
      Черт возьми, ну что он мог возразить?..
      Стоя у машины в ожидании, Ларри на всякий случай достал лазерник, хотя от него вряд ли сейчас был бы толк: в случае опасности ей стоило полагаться только на этот свой браслет, и оставалось надеяться, что ее не успеют оглушить до того, как она о нем вспомнит.
      Ларри поймал себя на том, что продолжает думать прежними категориями — отчасти по привычке, но главное — потому, что и здесь, за Чертой, продолжала существовать его незримая индивидуальная тюрьма, она же защитница. Значит, законы проклятой территории простирались на какое-то расстояние и за ее пределы, стало быть, и тут могли сохраниться после эвакуации чокнутые граждане, зараженные вирусом междоусобной войны. И ему следовало получше присматривать за девчонкой, не выпускать ее больше за пределы поля — благо что «шкаф» входит в него без проблем почти полностью.
      Он и не думал о том, чтобы в ближайшее время расстаться с Чарли. Хотя она сослужила уже ему свою службу — как живая отмычка — и теперь была попросту больше не нужна. Мало того, она была опасна. Слов нет, девочка ему попалась не простая, а прямо скажем, отмеченная, и не иначе как самолично теми, кому под силу воздвигать барьеры на мостах и руководить потом всей этой глобальной катавасией. Может быть, ее миссия была связана с неизвестным оружием на ее руке. А может быть, это ценное оружие было придано ей, как наиболее ценной, для защиты. Так или иначе, за девчонкой незримо стояли чьи-то интересы — слишком могущественные, чтобы пытаться разобраться, чьи они и откуда, а тем паче вставать на их пути или вмешиваться в их грязные авантюры; ну да, именно в их грязные, кровавые, гнилые, вонючие авантюры! Поэтому самым разумным сейчас для Ларри было бы сесть немедленно в свою машину и дуть вперед, не останавливаясь и не оглядываясь до самой Европы, или куда там вела теперь эта чертова гиблая трасса.
      Несмотря на все эти более чем разумные доводы, Ларри стоял как врытый, опершись на капот. С лазерником в руке.
      И ждал.
      Потом он подумал, что надо было просто подъехать к этому «шкафу», чтобы не волноваться лишний раз, но тут она как раз появилась — возникла беловатым призраком на портьере ночи. Воротилась, как ни странно, безо всяких приключений: выходит, что на этом участке и впрямь было безопасно, иначе уж на чью-чью голую задницу, а на ее-то приключений бы точно нашлось.