Всякий знает, что экзамены связаны с тревожными чувствами. У одних появляется внутри (в душе или в животе) замирание. У других бегают по коже щипалки. Еще у кого-то кусается в носу или чешутся пятки. Последнее особенно неприятно - попробуй почесать, если ты в башмаках. А босиком на экзамены, как известно, не ходят.
      Четвероклассник Авка из императорской школы номер два ничего такого не испытывал. У него была другая особенность. При всякой опасности (а экзамен, сами понимаете, опасность) начинал Авка икать. Не очень громко, но без остановки и равномерно.
      Он опасался, что и сейчас будет так же. Хотя, казалось бы, чего бояться-то? География - это ведь не занудная арифметика с ее дурацкими задачками про бассейны, из которых вытекает вода, и про двух рыцарей, которые издалека скачут навстречу друг другу…
      Арифметика была уже сдана. И еще два экзамена - по родному языку и по древнетыквогонскому - тоже. Причем оба вполне успешно, с оценкой "десять", что означало "достойно одобрения". География - последний экзамен, после которого прощай, начальная школа, и здравствуй, императорская гимназия. А поскольку он последний, решили провести его особенно торжественно. Не в классной комнате, а в актовом зале.
      В зал вызывали по одному. Школьный сторож дядюшка Вува (по причине важного события одетый в желтый мундир со шнурами) открывал дверь и важно читал по списку:
      - Маргарита Амба!… Розалия Батонус!… Томас Вавага!…
      Красавица Марго и длинная конопатая Розка вскоре вышли из класса с задранными носами. Оно и понятно - отличницы. Ничего, кроме "двенадцати" (то есть "выше всяких похвал"), они никогда не получали. Интересно другое - Томчику Ваваге тоже присудили "дюжину". Ему просто повезло: вытащил билет с заданием рассказать про путешествия адмирала Фердинанда Турнагеля. Кто про них не знает! Маленький, похожий на скромного второклассника Томчик тихо сиял от счастья. Авка со вздохом порадовался за него, икнул первый раз и услышал:
      - Август Головка!
      За узкими высоченными окнами сиял июньский полдень, но в зале стоял торжественный полумрак. Такой, что под сводчатым потолком горели масляные лампы. В дальнем конце зала за длинным столом сидела Комиссия: две полные дамы из Управления императорских школ и председатель - профессор Императорского университета господин Кантонелий Дадан. У господина профессора была козлиная бородка, похожие на донышки стаканов очки и вишневая шапочка академика.
      Авка на ослабевших ногах пошел по черно-белым плитам к столу. В трех шагах остановился - руки по швам, голова в таком поклоне, что подбородок уткнулся в грудь.
      - Ученик… ик… четвертого класса Август… ик… Головка явился для проверки знаний по гео-ик-графии…
      Сбоку от комиссии сидел господин Укроп, Авкин классный наставник. Худой, как шест голубятника. Он проткнул ученика Головку взглядом: "Прекрати немедленно!" А как Авка (ик!) мог прекратить?
      Комиссия, однако, смотрела на четвероклассника Августа доброжелательно. Ну, икнул разок, с кем не бывает от волнения. Зато поклонился как надо, внешний вид тоже заслуживает похвалы. Подстриженные ниже ушей волосы старательно расчесаны на две стороны, лицо умыто до свежей розовости, синяк на подбородке припудрен и еле виден. Правда, черный костюмчик тесноват (видать, служит не первый год) и бархат его местами потерт, а у плеча даже заплатка, но откидной воротник и кружева на обшлагах и у колен светятся снежной чистотой. Башмаки надеты на босу ногу, однако начищены до лакового блеска и украшены белыми бантиками…
      Дама, сидевшая слева от профессора, сказала медовым голосом:
      - Очень хорошо, голубчик. Готов ли ты взять билет?
      - Готов, ик-сударыня…
      - Подойди и возьми… Какой тебе нравится?
      "Никакой мне не нравится…"
      - С вашего позволения, вот этот…
      - Бери же, - улыбнулась дама справа от председателя. - Смелее, мой мальчик.
      Мальчик икнул еще раз и взял.
      - Ну, читай! - нервно сказал господин Укроп. И, кажется, подумал: "Если этот балбес не перестанет икать, я его убью".
      Но Авка перестал!
      Потому что бывает же на свете везение! Не только для Томчика Ваваги!
      - Садись вон туда, у края стола, и обдумывай ответы, - строго велел господин Укроп. - Имей в виду, у тебя пять минут.
      - Простите, а можно сразу? Без обдумывания? - это Авка спросил уже без икоты, звонким голосом.
      - О-о-о! - одобрительно сказали дамы, а председатель посмотрел на смелого четвероклассника с любопытством. Лишь господин Укроп поерзал опасливо, но возражать комиссии не посмел.
      Первый вопрос был: перечислить главные вершины хребта Большой Ящер, что отделяет Тыквогонскую империю от Диких областей на юге. Авка не только перечислил, но и показал их на карте, которая висела позади стола, ниже портретов. И ни разу не ошибся. Потому что такая карта была у него и дома, над кроватью (только поменьше).
      Второй вопрос был еще пустяковее: какие ветры дуют над Тыквогонией в разные времена года? Это знает каждый, кто хоть немного в жизни занимался запуском воздушных змеев. А кто этим не занимался?
      Самая главная трудность заключалась, конечно, в третьем вопросе. Но Авка огласил его отчетливо и бесстрашно:
      - Рассказать про общее устройство мира!
      - Ну-с, ну-с… - Профессор Дадан глянул из-за очков с любопытством. Он был географ и философ.
      - Весь наш мир состоит из четырех главных частей, - храбро сообщил Авка. - Это земля, мировой океан, небесная твердь и светила, которые расположены между небесной твердью и землей. Светила бывают неподвижные и подвижные. К неподвижным относятся звезды. Они состоят из сгустков негаснущей огненной материи и поэтому кажутся с земли горящими искрами и фонариками. А подвижные светила - это планеты, Солнце и Луна. Планеты - бывшие звезды, которые какими-то природными силами были сорваны со своих мест и теперь блуждают в пространстве. Луна - большой шар, наполненный легким светящимся газом. Одна половинка шара непроницаема для света, а другая - прозрачная. Шар медленно вращается, поэтому мы видим в течение месяца разные фазы Луны…
      Авка шпарил целыми фразами из учебника. Но не только. Порой он говорил подробнее, потому что успел к своим десяти годам немало прочитать об устройстве Вселенной.
      - Самое главное светило - Солнце. Оно своими лучами согревает землю и дает ей жизнь. Каждое утро Солнце встает из океана, а вечером снова уходит в глубины… Среди ученых нет одинакового мнения на этот счет. Одни считают, что из океана каждый раз появляется новое Солнце, которое только что родилось. Другие пишут в своих книгах, что Солнце всегда одно и то же, только всякий раз оно появляется из океанской воды свежее и умытое… А еще есть третья точка зрения…
      - Ну-ка, ну-ка… - Профессор Кантонелий Дадан воздвигнул на лоб очки и взял в кулак бородку. Он был сторонником как раз третьей точки, которая не упоминалась в школьных учебниках.
      - Есть ученые, которые говорят так: Солнце всегда одно и то же, и все-таки каждое утро оно совсем новое. Это, кажется, называется "единство противоречий", только мы это еще не проходили… - здесь четвероклассник Головка умело вплел в свой голос нотки смущения. Я, мол, знаю, что выбрался за рамки школьной программы, но не хочу показаться нескромным. - Этими вопросами занимается наука философия, которую в начальных классах еще не изучают…
      - Так-так… - с удовольствием покивал профессор. - Но где же вы, молодой человек, получили такие сведения?
      - В журнале "Всё вокруг". Папа его выписывает, ну и… я тоже читаю… иногда.
      Профессор Дадан, который был одним из редакторов этого популярного журнала, расцвел. Дамы тоже улыбались одобрительно (хотя ничего не понимали в устройстве мира). Мало того! Даже два императора с больших, в полный рост портретов смотрели на четвероклассника Головку милостиво и с поощрением.
      На одном портрете был основатель империи Канаттон Первый - худой, бородатый, с косматыми бровями (он давным-давно помер). На другом - румяный, усатый и молодой Валериус Третий, ныне здравствующий монарх Тыквогонии, которого любили. Оба императора - в парадных латах, алых мантиях и коронах, похожих на позолоченные тыквы.
      Слева от Канаттона висел еще один портрет, с баронессой фон Рутенгартен. Это была представительная дама со значительно поджатыми губами. В правой руке она держала что-то вроде тонкой указки и как бы похлопывала ею по левой ладони. В отличие от императоров, она смотрела на четвероклассника Головку без всякой ласковости. Взгляд ее говорил: "Сейчас тебе повезло, но это не значит, что мы никогда не встретимся".
      Классный наставник господин Укроп тоже был настроен сдержанно. Он не любил философию и опасался, что его питомец сболтнет что-нибудь не то.
      - Если почтенная комиссия не возражает, пусть ученик Головка теперь спустится с небес и поведает нам о земле… хе-хе…
      Авка уверенно поведал:
      - Земля, если представить ее в уменьшенном виде, напоминает макушку тыквы, погруженной в мировой океан. Однако на самом деле это не тыква, а, скорее, плоский каравай, который своей нижней частью лежит на спинах трех китов. Киты эти - громадные живые существа, которые были и будут всегда. От них зависит прочность и спокойствие всей земной жизни…
      - А скажи-ка, дитя мое, - ласково перебила Авку дама справа от председателя (видимо, наиболее умная), - откуда люди знают про китов? Какие есть доказательства их существования?
      - Доказательств много. Во-первых, мы иногда ощущаем колебания земной коры. Это значит, киты слегка пошевеливаются, потому что устают от неподвижности. Во-вторых, у песчаных берегов Дикой области раз в несколько лет возникают громадные водовороты и волны - это киты разгоняют хвостами всякую морскую живность, чтобы она не щекотала им пузы… то есть животы… А еще известно, что двести лет назад мореплаватель капитан Даниэль Гургон с морского отдаления видел приподнятый край земли, а под ним громадные китовые глаза и раскрытые пасти, из которых извергалась вода… Ну и, кроме того, про китов есть много народных сказаний, а ученые доказали, что легенды не возникают на пустом месте… - Это Авка опять ввернул фразу из статьи. И добавил уже от себя: - В разных сказках у китов есть даже имена: Мудрилло, Храбрилло и Хорошилло. Наверно, это не совсем по-научному, но зато говорит, как жители Тыквогонии и других стран любят китов…
      - А скажи-ка, что киты кушают? - вдруг задала вопрос улыбчивая дама, что сидела от профессора слева.
      Авка не растерялся и здесь.
      - По этому вопросу ученые тоже спорят. Одни говорят, что китам вообще не нужна пища, это ведь не обычные животные, а основа мира. А некоторые считают, что киты заглатывают в огромном количестве океанских рыб и водоросли…
      - Но где же напасешься столько рыб на таких громадин? - игриво подначила Авку дама.
      - Но ведь океан-то беспределен!… Если вы окажетесь на океанском берегу, то увидите, будто небо вдали сливается с водным простором, и эта граница слияния называется горизонт, но это лишь обман зрения, потому что на самом деле никакого слияния нет. Небо и океан совершенно бесконечны и не соединяются нигде и никогда… - И дальше Авка опять не удержался: - Хотя некоторые ученые утверждают, что в бесконечности есть какая-то своя конечность, только не простая, а… ну, она как бы сливается с бесконечностью. Это, кажется, называется "диалектика", только мы ее тоже еще не проходили…
      Господин Укроп сморщился, но профессор Дадан был в восторге:
      - Браво! Браво!… Господин наставник, вы можете поздравить себя с такими глубокими знаниями своих питомцев! Это уже четвертый ученик подряд, который заслуживает оценки "выше всяких похвал"! Причем я бы особо отметил его интерес к вопросам мироздания, а также умение образно и ярко излагать свои мысли.
      Авка скромно разглядывал свои башмаки, в которых отражались лампы. И так же скромно сказал:
      - Ваша высокоученость, мои знания ничуть не больше, чем у других учеников нашего класса. У нас все любят географию. - Он слыхал, что академиков принято называть именно так, "ваша высокоученость".
      Господин Укроп опасливо ерзал на стуле и бросал на Авку взгляды. И Авка понимал, что ох как рискует. Но он понимал и то, что профессору и дамам не очень-то хочется несколько часов сидеть в этом скучном зале и одного за другим допрашивать несчастных четвероклассников.
      Председатель и академик Кантонелий Дадан спросил четвероклассника Головку вкрадчиво:
      - Вы утверждаете, коллега, что любой ваш одноклассник мог бы ответить не хуже вас?
      Авка украдкой глянул на своего учителя.
      - Ну… если говорить совсем честно, ученик Минутка, наверно, мог бы слегка сбиться. Недавно он путался в названиях рек. Но, возможно, к экзамену он подтянулся, ваша высокоученость…
      Председатель торжественно обратил очки к Авкиному наставнику.
      - Господин… э-э-э… Укроп. То, что мы слышали, свидетельствует о весьма похвальных успехах вверенных вам учащихся. Полагаю, что нет смысла подвергать ваш класс дальнейшему испытанию. Будет разумно, если все получат те же оценки, что четыре опрошенных ученика, и отправятся на вполне заслуженные каникулы…
      - Вы очень добры, ваша высокоученость. Однако что касается ученика Минутки, то я все-таки…
      Комиссия сдвинула головы и начала совещаться вполголоса.
      Потом Авке велели пойти в коридор и пригласить в зал всех, кто ждал экзамена.
      И четвертому классу было объявлено, что каждый удостоен оценки "двенадцать". Кроме ученика Минутки, которому поставили "десять", что значило "достойно одобрения".
 

      Ух, как ликовал четвертый класс! Как радостно лупили находчивого Авку ладонями по спине, как наперебой угощали лимонными леденцами и пахучей жевательной смолкой!
      Конечно, весь этот гвалт был уже не в зале, а на школьном дворе.
      Больше всех радовался большой и пухлый Тит Минутка, который никогда не путался в названиях рек, поскольку сроду не знал ни одного. До этого часа он с тоской ждал экзамена, трескучего провала и унылых летних занятий. А потом - осенней переэкзаменовки. А еще - объяснения с папашей, водителем грузового тыквоката, который (папаша, а не тыквокат) был скуп на слова и скор на поступки. Теперь Тит, в жизни не получавший больше "шестерки" (то есть "средне с натяжкой"), одарил Авку дюжиной разноцветных стеклянных шариков и костяным шахматным рыцарем.
      Разбегаться по домам не хотелось. Надо было вместе отпраздновать неожиданную радость. И вот кто-то крикнул:
      - Бежим на озеро!
      - Ура, на озеро! Купаться! - весело завопили все, даже отличницы Марго и Розка. Даже смирный Томчик Вавага, который плавал, как оловянная ложка, и за ним нужен был глаз да глаз.
      - Буль-буль-кувыркуль! - Это был у здешних мальчишек и девчонок особый "купальный" клич. -
      Кто соврёт, что плавать зябко, Тот сушеная козявка!
      И пестрая ватага ринулась от школы вниз по улице Стекольщиков.
      На бегу отдирали от рукавов, штанов и подолов осточертевшие кружева, совали их в карманы. Срывали с башмаков бантики. Кое-кто скинул и башмаки, потому что на дороге еще не везде просохли лужи, которые оставил ночной дождик. Башмаками хлопали друг о дружку, как ладонями, а иногда и приятеля по спине.
      Озеро лежало от школы не близко. Сперва бежали, скакали и топали через Сад Синих рыцарей, среди столетних дубов и тополей. Потом по улице Принцессы Анны-Терезы, где стояла мраморная статуя девчонки с облупленным носом (принцесса жила двести лет назад и чем прославилась - никто не знал). Затем - через площадь Императорского кота Клавдия (или просто Кошачью), которая с трех сторон была окружена остатками древней колоннады…
      На площади ватагу обогнал скрипучий грузовой тыквокат - всех обдало запахом прокисшей тыквенной каши. Два уличных стражника в старинных касках запереглядывались - у колымаги явно были не в порядке фильтры на выхлопных воронках. Но тыквокат лихо свернул в один из переулков Козьей слободы, а догонять его стражникам было лень.
      Ватага, фыркая и зажимая носы, устремилась в тот же переулок, он вел к Городскому берегу. А тыквокат притормозил! Из кабины высунулся широченный лысый дядька с императорскими усами.
      - Тит! А ну стой, босяк! Ты почему носишься, как пьяная коза? А экзамен?!
      Выпускник императорской начальной школы Минутка бесстрашно шагнул к кабине и показал папаше две растопыренные пятерни.
      - Чего-чего? - не поверил тот. - Ладно, дома я пропишу тебе не одну десятку, а несколько…
      Но приятели Тита наперебой подтвердили, что он сдал экзамен с оценкой "достойно одобрения". Старший Минутка засиял, как зеркальный щит рыцаря Лабудана.
      - Прыгайте в кузов! Раз такое дело, отвезу вас, куда хотите!
      Они хотели на другой берег озера, где можно купаться вдали от взрослых. И тыквокат, скрипя плетеным кузовом, повез шумную компанию по кольцевой дороге. Мимо желтых песков и широкой синей воды. Мимо хутора Зеленая Пятка. Мимо черного замка маркиза Грогуса. Этот сумасшедший маркиз сотню лет назад для пущего страха выкрасил свое жилище масляной сажей. Глядеть на такие стены и башни и впрямь стало жутко. Но природа не потерпела этого безобразия. Черные камни раскалялись под солнцем, а потом трескались от ночного холода. Скоро по всему замку пошли трещины, и он стал рассыпаться. С горя маркиз бросил обветшавшую твердыню, уехал куда-то на безлюдное побережье и там сгинул в безвестности. А замок с той поры стоял пустой и мрачный, как легенда о Всеобщей Погибели. Конечно, теперь в нем водилось множество призраков. Даже ясным днем и в большой компании бродить по замку решались далеко не все…
      Впрочем, очень скоро черный замок остался позади. Дорога обогнула Приозерную рощу, и тыквокат встал на границе травы и песка, недалеко от воды. Путешественники с хохотом посыпались из кузова. Тыквокат погудел медной трубой, дунул из воронок еще раз кислым запахом и укатил.
      У рощи стояла полуразвалившаяся сторожевая башня. От башни тянулась к берегу и уходила далеко в воду невысокая каменная стена. Это были остатки старинного укрепления. Стена делила песчаную полосу и прибрежное водное пространство пополам. Будто нарочно для мальчишек и девчонок.
      Вообще-то столичным школьникам полагалось плавать и нырять в купальных костюмах. У мальчиков они были похожи на длинные полосатые майки, сшитые между ногами. У девочек - разноцветные безрукавки и юбочки с оборками. Посудите сами, что за удовольствие плескаться в воде в таких вот нарядах! Все равно что лизать варенье через стеклянную крышку. Поэтому при каждом удобном случае школьный народ удирал на загородные берега.
      Здесь, по разные стороны стены, можно было раздеться отдельно друг от друга. И в воде каменная кладка надежно разделяла купальщиков и купальщиц. Только слышны были тем и другим смех и визг, да иногда через камни перелетали брызги. Были в камнях узкие дыры - остатки бойниц, - но в них никто ни за кем не подглядывал. По крайней мере, мальчишки за девчонками - никогда. Ходили слухи, что среди больших парней есть такие любители, но нормальные люди (то есть Авкиного возраста) подобными глупостями не занимались. Во-первых, больно надо! Во-вторых, такие дела считались бесчестными. Они были из тех поступков, которые назывались "гугнига".
      Тот, кого уличали в "гугниге", получал стыдную кличку "бзяка". Это если один раз. А за несколько "гугниг" виноватый делался "бзяка с отпадом". От такого звания избавиться было почти невозможно. Разве что уехать далеко-далеко. Или совершить геройство. Например, ночью пробраться в черный замок Грогуса и принести оттуда доказательство - кусочек старинной мозаики со стены главного зала (картин из такого стекла больше не было нигде). Или сделать вредному учителю такую пакость, после которой неминуема встреча с баронессой фон Рутенгартен…
      Песчаное дно у берега было твердое и пологое, без опасных ям и коряг. Даже для тех, кто плавал еле-еле, не было риска. Правда, бестолковый Томчик Вавага ухитрился-таки залезть на глубокое место и пустил было пузыри, но Авка и Тит Минутка вовремя ухватили его за уши. Вытащили на отмель и пинками прогнали на берег. Томчик не обиделся - понимал, что это для его же пользы.
      Бултыхались, ныряли и гонялись друг за дружкой не долго. Вода в начале июня была не очень-то теплая. Скоро, посиневшие и в пупырышках, стали выбрасываться на теплый песок - на свои разделенные старинными камнями половины пляжа. И оказалось, что на мальчишкином участке теперь не только четвероклассники второй школы. Были и еще несколько ребят. В общем гвалте они втесались в компанию и купались, а теперь вместе со всеми грелись на солнышке.
      Во-первых, это был Данька Белоцвет, младший паж из императорского дворца. К Даньке относились хорошо. Он был славный, любил возиться с малышами и никогда не задирал нос из-за того, что служит при дворе. За некоторыми другими, кто имел отношение к императорской свите, водилось такое: "Мы придворные, вы нам не компания, в нас благородная кровь". Но Данька-то понимал, что все люди одинаковые и кровь ни при чем. Да к тому же, если разобраться, у кого она не благородная?
      В битве с коричневыми герцогами Капаррура, что случилась четыреста лет назад на Горьком поле, участвовало все мужское население Тыквогонии, и после победы император Тит Многомудрый всем уцелевшим и погибшим пожаловал рыцарское достоинство. И теперь любой сапожник или дворник мог вытащить из домашнего сундука хрустящий пергамент с бледно раскрашенным дворянским гербом и девизом.
      В Авкиной семье тоже был такой документ. Сверху там виднелась витиеватая надпись на старотыквогонском: "Тружусь для новых всходов". А на рыцарском щите - изогнутый садовый нож и лопата. Потому что Авкин пра-пра… (уже не сосчитать, сколько этих "пра") дедушка Серебран Головка в мирной жизни был садовником. А его потомок, Авкин папа, несмотря на благородный титул, работал старшим счетоводом в императорской конторе по учету тыквенных семян.
      Кстати, не надо думать, что слово "императорский" означало в Тыквогонии какую-то особую важность. Просто все, что было не в частном, а в государственном владении, называлось именно так. "Императорская школа номер два", "Императорские пивные ларьки", "Императорский детский парк с каруселями", "Императорская фабрика соломенных шляп". И (простите уж!) даже многоместная казенная уборная на краю площади Цветоводов именовалась "Императорский общественный туалет". И тот песок, на котором сейчас валялись ребятишки, был "Императорский дикий загородный пляж".
      Да, но мы отвлеклись от рассказа. Речь-то шла о Даньке Белоцвете. Даньку приветствовали как своего. Тем более что сейчас, без придворного (и без всякого) костюма, он ничем не отличался от остальных.
      Кроме Даньки в компании появились два императорских гимназиста-первоклассника (на год старше Авки и его приятелей) и второклассник второй начальной школы Гуська Дых.
      Гуська был костлявым глазастым существом с головой, похожей на остроконечное яйцо, к которому приклеили прямые волосы из соломы. Со своей мамой - портнихой тетей Анилиной - он жил по соседству с Авкой. Взрослые считали, что мальчики дружат. Но, конечно, это была не равноправная дружба. Просто получилось так, что год назад Авка спас Гуську от бродячего пса. Пес гавкал и наскакивал на семилетнего пацаненка, который ничего плохого ему не сделал, а, наоборот, вздумал по доброте душевной угостить собачку пирожком с тыквенной кашей. Со стороны пса это была "гугнига". Авка выдернул от забора репейный стебель и огрел зверя комлем по морде. Раз, другой! Тот наконец удрал. А Гуська с той поры считал Авку великим храбрецом и героем. Не знал, что при своем "подвиге" Авка чуть не напустил в штаны и потом икал до вечера.
      И вот уже целый год Гуська был предан Авке всей душой. Однако без назойливости. Готов был выполнить любую просьбу, но не липнул, не таскался следом, если Авка не звал его. Как говорится, знал свое место. И за это Авка слегка уважал Гуську. Даже почти никогда не называл его хлястиком, хотя именно так у мальчишек было принято именовать подобных приятелей-оруженосцев.
      Была для их приятельства и еще одна причина - похожие имена. По-настоящему Гуську звали "Густав". По вечерам, когда матери из окошек скликают домой сыновей, не поймешь, что разносится в воздухе: "Густав, Густав, Густав!" или "Август, Август, Август!" Получается: "Ав-гус-тав-гус-тав-гус-тав!…"
      Сейчас у Авки было прекрасное настроение, и он обрадовался Гуське:
      - Гусенок, ты как тут оказался?
      - Услыхал, что вы столкнули географию и укатили сюда. И бегом за вами, короткой дорогой.
      Короткая дорога была не та, по которой добирались на тыквокате, а слева от озера. По ней до города совсем недалеко.
      Авка подарил Гуське три стеклянных шарика: желтый, лиловый и зеленый. Гуська порадовался, поразглядывал их на свет и спрятал в карман широченных белых брюк - подвернутых и с красной заплатой на колене. Они валялись рядом с ним на песке.
      - Авка, этими шариками можно играть в чопки?
      - Конечно! Каждый стоит пять чопок, не меньше…
      Их разговор услыхали те, кто по соседству, и сразу понеслось:
      - А давайте играть в чопки!
      - Ура, в чопки!
      - Давайте! У кого что есть?
      Чопки - азартная игра. Конечно, учителя ее запрещали. Раз-другой поймают, и пожалуйте к баронессе фон Рутенгартен. Но здесь, на "Императорском диком пляже", была вольная воля!
      Вообще-то чопка - это жестяная крышка от пивной бутылки. Если простая, то и цена у нее самая малая, одна чопка. Если золотистая - две чопки. Если с картинкой - три. Но играли и на всякую другую мелочь: на стеклянные шарики, шестеренки от часов, шпульки от ниток, брошки, огрызки цветных грифелей. В общем, на то, что найдется в карманах. Заранее договаривались, какая штучка сколько стоит. Про Авкиного шахматного рыцаря решили, что двадцать чопок. Про шарики - семь.
      Императорский паж Данька Белоцвет вежливо спросил через стену:
      - Девочки, будете играть с нами в чопки?
      На него зашикали: вот дурень, придется же залезать в костюмы, а кому охота. Впрочем, девочки ответили из-за камней, что они такими глупостями не занимаются, у них нормальная игра. Слышна была считалка:
      Мальчик девочку искал Между сосен, между скал, Средь людей и средь зверей, Средь зажженных фонарей. Звал ее На берегу, А девчонка - Ни гугу…
      И тут же всегдашний спор: за сколько слов считать "ни гугу? За одно, за два или даже за три?
      Мальчишки тоже начали считаться, встали в круг.
      Чопки-чопки, мелочопки, Поскакайте из коробки! Я считаю! Я считаю! Угадайте - где какая! -
      Это хором. И при последнем слове каждый выкидывал перед собой пальцы - кто сколько задумал (а можно и нисколько, нолик из пальцев).
      А дальше - сложный расчет: какая сумма сложилась из торчащих пальцев, где грудка чопок с таким номером, кто ее должен расшибать… Конечно, тут случалось немало споров. Но до драк не доходило. Драться во время игры - "гугнига", а после игры уже неохота…
      Нынче особенно везло кучерявому Бастиану Каталке. Он изрядно обчистил всех остальных. Даже Авкиного рыцаря выиграл (правда, Авка выкупил его за три шарика). Неплохо играл и серьезный, обстоятельный Кир Очкарик. А пострадал больше всех Данька Белоцвет. Он вошел в азарт, ставил чопку за чопкой и проигрывал все подряд. Продул даже любимую медную звездочку от шпоры конного гвардейца. И так ему хотелось отыграть эту звездочку!
      Данька не выдержал. Оторвал от своих придворных штанов две золоченые пуговки. Каждая - аж по сорок чопок!
      - Попадет тебе, - сочувственно сказал Гуська.
      - Отыграюсь!
      И не отыгрался. Пуговки тоже ушли к кучерявому Баське.
      Императорский паж сел на песок и заплакал. Через час ему полагалось явиться во дворец на дежурство. А как в таком виде?
      Все насупленно замолчали. Баська посопел, подполз по песку к Даньке, сунул ему в кулак пуговки.
      - На, не реви…
      Данька благодарно шмыгнул носом.
      - Ты не думай, я потом отдам. Все восемьдесят…
      - Да не надо. Только больше не играй на казенные… Эй, у кого есть нитки-иголки?
      У мальчишек, разумеется, не было. Штаны и пуговицы бросили через стену девочкам.
      - Пришейте побыстрее! А то во дворце Даньке оторвут не пуговки, а голову!
      Девчонки поворчали, но работу сделали быстро. Перекинули штаны обратно. Данька замахал ими, стряхивая песок. Штаны были очень узкие, похожие на рыцарский стяг с двумя длинными косицами. Одна косица желтая, другая красная. Данька влез в них торопливо и со скрипом. Потом натянул зеленую бархатную курточку с пуфами у плеч, сунул ноги в лаковые полусапожки с кружевами на отворотах. Нахлобучил зеленую шапочку с перьями. Кружевным обшлагом вытер щеки.
      - Девочки, спасибо! Ребята, я побежал! - И замелькал разноцветными ногами.
      Стали собираться домой и остальные. Кое-кто отправился немедля, другие поныряли напоследок и тоже двинулись к дороге. По двое, по трое.
      Скоро на мальчишечьей половине остались только Авка и Гуська. А за стеной, кажется, вообще никого.
      Авка не спешил, дома делать нечего. Разве что заставят перекладывать поленницу для просушки, а в этом интересного мало. Но и в воду ему не хотелось, накупался до озноба. А Гуське хотелось. Он, такой тщедушный на вид, совсем не боялся холода. Готов был плескаться в озере часами, хотя плавал не многим лучше Томчика Ваваги.
      - Авка, я окунусь разок, можно?
      - Только не лезь на глубину.
      - Нет, я рядышком! - И умчался.
      Авка лениво поглядывал, как незагорелый еще и костлявый Гуська плещется недалеко от берега, грелся под солнышком и размышлял. О том, что сегодня что-то не так. Какой-то сбой-то в нормальном течении событий. Нет, ничего плохого не случилось, наоборот. И с экзаменом великая удача, и на тыквокате прокатились (Авке такой случай привалил впервые в жизни), и… Данькина неприятность закончилась так неожиданно и по-доброму.
      Досадно, что Данька пустил слезы. Реветь (даже потихоньку) из-за проигрыша - дело недостойное, даже если тебя ждет нахлобучка. Конечно, бзякой за это не назовут, но и сочувствовать не будут. А сегодня вот все Даньку пожалели, это же видно было.
      Пуговки ему бы в любом случае отдали, но под клятву, что завтра же вернет долг, причем с наценкой. Да еще и похихикали бы. А сейчас вон как вышло! Кучерявый Каталка вроде бы не из самых добреньких, а поступил прямо как рыцарь Татан Великодушный из книжки "Тыквогонские легенды". Все это как-то непонятно.
      Сбой привычных правил вызывает в душе напряжение (даже если это хороший сбой). Не страх, но какое-то ожидание. Будто за одной необычностью случится что-то еще. Авка по опыту знал, что часто так и бывает. Например, прошлым летом он отвел в стадо Матильду, вышел на опушку рощи и увидел в небе тройную, небывалой яркости радугу! Полюбовался, подумал "к чему бы это" и почти сразу наткнулся в траве на Мукку-Вукку (она и сейчас живет у него в доме). А осенью было такое: с утра в Авкиной голове придумалась глупая песенка -
      Хорошилло и Мудрилло Не поладили с Храбриллой. Тра-та-та! Красота! Кто-то будет без хвоста! -
      а в полдень качнулась земля - киты, видать, и впрямь чего-то не поделили. Правда, землетрясение было слабенькое, ничего не разрушилось, только целых полчаса звонили колокола городских часов да в Императорском детском парке сами собой крутились карусели…
      Вот и сейчас, после всех нынешних событий, Авке казалось - вот-вот что-то произойдет. Порой делалось вокруг тихо-тихо. И загадочно. Как во сне. Это было приятно и… страшновато. Авка наконец тряхнул головой.
      - Гусенок! А ну вылезай! Весь уже синий! - (Хотя с берега было не разглядеть, синий он или еще какой.)
      Гуська послушно выскочил на песок. Запрыгал, захлопал себя по ребристым бокам. Авка, ворча для порядка, растер его своей рубашкой.
      - Одевайся живо!
      Гуська прыгнул в широченные штаны, натянул их до подмышек. Авка со вздохом стал натягивать школьный костюм. Было немного жаль, что ничего так и не случилось. И, видимо, уже не случится…
      Но…
      Что-то на миг закрыло солнце. Свистнуло над головами. Пронеслось, замедлило полет. Зависло над берегом в сотне шагов от мальчишек. Круглое, большущее, сверкающее выпуклым стеклом.
      - Ложись, - быстро сказал Авка. И они с Гуськой зарылись подбородками в песок.
      Какая форма у Земли?
      Полукруглое что-то лежало неподвижно. Частью в воде, частью на песке. Может, это Луна раскололась надвое и прозрачная половина плюхнулась сюда, на Императорский дикий пляж?
      Если так, это будет великое открытие. Авка прославится на всю Тыквогонию и окрестные страны (ну, и Гуська заодно). Надо пойти и посмотреть.
      Только почему-то не очень хотелось вставать.
      Авка посмотрел на Гуську. Тот смотрел на Авку с испугом, но и с готовностью выполнить всякую команду. "Что ж, пошли", - хотел уже сказать Авка. Но в этот миг блестящий купол бесшумно разъехался. В темной щели возник мальчишка. Он уперся в края ладонями, раздвинул щель пошире и шагнул на песок.
      И сразу пошел к Авке и Гуське.
      И чем ближе подходил, тем понятнее делалось: не мальчишка это, а девочка.
      Да, одежда была мальчишечья: такие же, как у Авки, узкие брючки до колен (только не бархатные, а, кажется, кожаные), тесная серая безрукавка со шнуровкой на груди, тупоносые башмаки на босу ногу. И стрижка короткая, и никаких сережек, брошек и бус. Но по легкой походке, по чуть заметной плавности движений все же можно было угадать девочку.
      Гуська, видимо, тоже угадал. Извернулся и быстро сменил лежачую позу на сидячую, обхватил колени. Авка тоже торопливо сел. А потом встал. Сообразил: девочка-то незнакомая, неизвестно откуда и, скорее всего, без всякой вредности и склонности к дразнилкам. А он - житель здешних мест. Можно сказать, хозяин на этом берегу. Значит, надо вести себя как подобает.
      - Привет, - сказала девочка.
      Она стояла теперь в двух шагах. На лбу ее, отжимая назад светлые прядки, сидели большущие очки. Вернее, прозрачная полумаска. Странная такая. И слово "привет" прозвучало тоже странно: слегка растянуто ("приве-ет") и с незнакомой ноткой (лишь после Авка вспомнил, что это называется "акцент").
      Авка сдвинул босые пятки и наклонил голову:
      - Здравствуйте, сударыня…
      Она сморщила похожую на изгиб кукольного ботинка переносицу.
      - Давай без церемоний, ладно? - (Без "церемо-оний" - получилось у нее.) - Тебя как зовут?
      - Август… Авка. А это Гуська.
      Гуська стоял рядом и смущенно отряхивал песок с широченных штанин.
      - А меня Звенит.
      - Где у тебя звенит? В ухе, что ли? - сумрачно от стеснения спросил Гуська. И глянул исподлобья.
      Она не обиделась. Показала в улыбке большие редкие зубы.
      - Имя такое - Звенит. А можно - Звенка. Так меня мой дед зовет. И ребята…
      Авка пошвыркал ступней о песок и сказал опять:
      - А это Гуська.
      - Ага, - согласился Гуська. - То есть Густав.
      - Вот и хорошо, - еще шире улыбнулась она.
      - Что хорошо? - подозрительно спросил Гуська.
      - То, что познакомились. Вы ведь первые, кого я здесь увидела… Как называется этот берег?
      - Это… Императорский загородный дикий пляж, - отозвался Авка. Он был удивлен.
      Удивилась и Звенит:
      - Значит, у вас тут империя?
      - Что значит "у вас"? - Авка слегка обиделся. - Ты сама-то откуда. Из Диких областей, что ли?
      - Тогда почему ты не черная? - придирчиво спросил Гуська. - И даже ничуточки не коричневая.
      - У нас в Никалукии нету никого черных и коричневых. Разве что сильно загорят. Но это лишь к концу лета… И никакой империи тоже нету. У нас давно уже самая республиканская республика с выбранным президентом.
      - В какой это еще Никалукии? - возмутился Гуська. Авка остановил его взглядом (все-таки с гостьей говоришь) и с достоинством возразил:
      - Во всем мире, который расположен под небесной твердью, страны под названием Никалукия нет. Вы, видимо, шутите.
      - Ничего себе шуточки! Тогда откуда же я, по-вашему? - Протяжные интонации у нее совсем исчезли.
      - Не знаю. Только не из этой… не из Никалукии. Я, к вашему сведению, только сегодня сдал экзамен по географии, причем весьма неплохо. И карту мира помню назубок… Вот, - Авка большим пальцем ноги уверенно изобразил на песке неровный круг. Расчертил его несколькими линиями. - Вот наша Тыквогония, она занимает главное место. Вот хребет Большой Ящер, а за ним Дикие области, которые раньше вели с нами войны, но теперь заключен мир. Вот здесь Северный Тыквореп, это в самом деле республика, с президентом, но она вовсе не Никалукия. А тут вот было еще герцогство Караутана, но в прошлом веке оно соединилось с империей, хотя герцог там есть до сих пор…
      Звенит слушала Авку без улыбки. Потом уперлась ладонями в перемазанные чем-то черным колени и склонилась над песочной картой.
      - Ну и что? Ты ведь нарисовал только свой материк…
      - Чего-чего? - опять не очень дружелюбно встрял Гуська.
      - Ну, здесь только ваша часть земной поверхности. А наша Никалукия совсем на другом материке. К западу от вас. Называется Большая Элефанта. Потому что есть еще Малая Элефанта, там действительно живут темнокожие племена, но не черные и не коричневые, а лиловые…
      - Сказки для детей дошкольного возраста, - задумчиво сказал Гуська. И глянул на Авку в поисках поддержки. И Авка понял, что стройная система мироздания требует его решительной защиты.
      - Чушь! - отрубил он. - Извините меня, Звенит, но вы вешаете нам на уши тыквенную ботву. Давно доказано, что никаких… этих материков, кроме нашего, в мировом океане совсем нет.
      Она, не разгибаясь, повернула к Авке лицо:
      - В каком, в каком океане?
      - В… мировом. В бесконечном… - Авка вдруг ощутил странную неуверенность.
      Звенит выпрямилась, сняла очки-полумаску, почесала ею мочку правого уха (там сидела круглая родинка). Глаза у девочки были серые с зелеными прожилками. И не было в них насмешки. Скорее - сочувствие.
      - Мальчики, вы не обижайтесь, только… ох и отстали вы тут с вашей географией. Бесконечный океан… Вы небось до сих пор думаете, что Земля - плоская, как сковородка?
      - Ничего подобного! - опять вознегодовал Гуська. И Авка поддержал его:
      - Ничего подобного! Земля вот такая! - Он ладонями изобразил нечто выпуклое. - Высшая точка взгорбленности: восемь тысяч девятьсот шестьдесят девять локтей над плоскостью океана!
      - Да ведь никакой плоскости нет! Неужели здесь до сих пор никто не открыл, что Земля - круглая, как мяч?
      Авка даже разочаровался.
      - У-у! Это же старые легенды! У нас некоторые мудрецы про такое еще в средние века рассказывали! Это называлось "круглотыквенная ересь" и считалось вредным учением. Мудрецов заставляли от нее отрекаться.
      - И все до одного отреклись?
      - Ха, попробуй не отречься, когда тебя сажают в медный таз с водой и снизу нагревают до кипения! То есть даже не до кипения, а пока не заорешь: "Ой-ёй-ёй, отпустите, она не круглая!"
      - У нас тоже заставляли отрекаться, тоже в средние века, - насупленно сообщила Звенит. - И многие тоже… Но несколько ученых стояли на своем до конца, хотя их сожгли на костре. И поэтому "круглое" учение победило.
      И опять вмешался Гуська.
      - На костре, конечно, жутко, но там зато героизм. А какой героизм, если ты сидишь в горячем тазу без штанов…
      Это была, без сомнения, здравая мысль, но Авка вдруг очень смутился. Почему-то он представил в таком нелепом положении (то есть в тазу) себя. И он разозлился на Гуську. Но злость не показал, потому что вдруг Звенит (или Звенка?) догадается о ее причине! И чтобы не догадалась, он быстро сообщил с ученым видом:
      - То, что Земля не может быть шаром, давно доказано. Это называется "опыт профессора Живобрагуса". Профессор взял круглую тыквочку за хвостик, обмакнул ее в воду и сказал: "Смотрите! Если бы Земля была такой формы, океан давно стек бы с нее, как с этого плода стекает вода!" Ну? Что ты тут возразишь?
      - И тыква сразу сделалась совершенно сухой?
      - Ну… не сразу, конечно…
      - Вот видишь! На ней осталась тоненькая пленка воды! А на земном шаре такая пленка и есть океан!
      - Пфы! Океан не может быть пленкой! - заявил Гуська.
      - Но это же в планетарных масштабах!
      - В каких масштабах? - не понял Авка.
      - В пла-не-тар-ных. Шаровая Земля называется планета. Некоторые ученые считают, что планет много и они летают вокруг Солнца.
      - Ученые? - с невинным видом сказал Гуська.
      - Планеты, - терпеливо разъяснила Звенит. - И там тоже есть материки и население.
      - Вы все рехнулись там, в своей Никалукии, - заявил Гуська (и не заметил, как тем самым признал существование этой страны).
      Звенит, кажется, обиделась. Чуть-чуть. Авка быстро уловил это "чуть-чуть".
      - Гуська! Девочка у нас в гостях, а ты… Извинись немедленно!
      И Гуська немедленно извинился (попробовал бы отказаться!):
      - Простите меня, пожалуйста. - Поник головой и затеребил свои необъятные брюки. Но было ли его раскаяние искренним?
      Авка встретился с девочкой глазами, застеснялся очередной раз и решил, что пора наконец спросить о главном. О том, что с самого начала жгло его любопытство.
      - Скажите, Звенит… то есть скажи… на чем это ты прилетела? У вас уже изобрели тыкволеты?
      - Ой, нет, это по-другому называется! Гра-ви-то-план…
      - Как-как? - разом сказали Авка и Гуська.
      - Ну… такой аппарат, в котором есть механизм против земного притяжения… Все дело в магнитах. Они ведь одними полюсами притягиваются друг к другу, а другими отталкиваются… Или у вас такое открытие тоже еще не сделали?
      - Как это не сделали! - возмутился Гуська. - У нас даже игрушки такие есть, попрыгунчики с толкательными магнитами!
      - Вот и хорошо! Значит, вы поймете… У нас изобрели большой земной антимагнит. Который к земле не притягивается, а наоборот… В общем-то это не новая идея, про нее еще в одной старинной книжке написано, о путешествиях Гулливера. У вас тут такой нет?
      Авка и Гуська замотали головами.
      - Ну, ничего… В общем, такой "антипритягатель". Большущее колесо из особого сплава, в нем-то главный секрет… Ну и построили гравитоплан. Это первый, опытный образец…
      - А как тебя-то в него пустили? - недоверчиво сказал Гуська.
      - Ох… - девочка Звенит помотала головой, села на корточки, подперла щеки и снизу вверх по очереди глянула на Гуську и на Авку. Глаза ее сделались несчастными. - Никто меня не пускал… Эта штука стояла на площадке недалеко от нашего дома. Конечно, там были охранники, но они не знали, что в заборе дырка. А я знала… А в кабине лежала инструкция: как запускать двигатель. Горелки не были включены, но оказалось, что в котле еще сохранилось давление от недавнего испытания. А я-то не знала. Ну и нажала кнопку… Мой дедушка говорит про такое: "Бес под локоть боднул"…
      - Бес - это нечистый дух с рогами? - уточнил Гуська.
      - Ну да! Он боднул, а я пришла в себя уже на высоте. Поглядела - облака рядышком, а город еле виден в заднем иллюминаторе…
      - В чем? - удивился Гуська.
      - В окошке, балда, - сказал Авка. И Звенит посмотрела на него с уважением. И Авку - будто маслом по сердцу. (Хотя, казалось, с чего бы?)
      А Зенит со вздохами продолжала:
      - Ну, что тут делать-то? Пришлось читать инструкцию до конца - да поскорее. Чтобы не брякнуться. Хорошо, что она короткая… Первым делом разожгла горелки, нужно было держать давление. Потом попробовала управлять - туда, сюда. Ничего, слушается… Ну, и надо бы возвращаться.
      - А как приземляться, в инструкции тоже написано? - с пониманием спросил Авка.
      - Ох, написано… Только не написано, ч т о будет дальше. Взгреют ведь так, что небо с овчинку покажется…
      "Небо с овчинку" - это надо запомнить", - подумал Авка. Но мельком. Главная же мысль была с опаской и сочувствием: "Неужели там даже девчонок посылают к какой-то ихней баронессе?"
      - А дальше-то что? - подал голос Гуська (тоже, кажется, с сочувствием).
      - Дальше я подумала: семь бед - один ответ… - (Авка мельком запомнил и это выражение, неведомое в Тыквогонии). - И решила: сперва полетаю как следует, а потом уж стану реветь и обещать, что "я больше не буду"… - (Авка отметил, что такая фраза в империи широко известна: видимо, у нее всемирное распространение). - Ну и помчалась в сторону моря. Думаю: хоть на корабли сверху погляжу…
      - И поглядела? - Авка присел на корточки рядом с ней.
      - Да! На всякие!
      Гуська присел с другой стороны. Спросил по-доброму так, без насмешки:
      - А лететь не страшно?
      Звенит опять вздохнула:
      - Сперва страшновато, а потом ничего… Возвращаться в тыщу раз страшнее. И я наконец придумала: полечу на восток, там, говорят, есть какие-то незнакомые земли. Открою их, и тогда меня не будут очень сильно ругать. Ведь такое открытие - это слава на всю Никалукию!
      - Ну вот, ты и открыла! - подскочил Авка. - Теперь тебе ничуточки не попадет! И может, даже памятник поставят!
      - Да не надо мне памятник! Лишь бы дома не попало… Ох, а кто мне поверит, что я нашла неизвестный материк? Нужны какие-то доказательства!
      Авкины мысли сработали с быстротой и точностью:
      - Я дам тебе учебник географии за четвертый класс! Мне он все равно уже ни к чему. Там про нашу Землю много всего понаписано, а у вас такой книжки и не видали никогда…
      - Как замечательно! - Звенит просияла. В буквальном смысле. Ее торчащие скулы засветились, глаза заискрились и совсем позеленели, широкий рот разъехался в улыбке и снова открыл большие неровные зубы.
      "А ведь она совсем некрасивая, - прыгнула у Авки мысль. - Почему же я тогда…"
      Что он тогда, Авка не посмел произнести даже мысленно. Посмел только назвать ее так, как хотелось с самого начала:
      - З… Звенка… Я сейчас сбегаю домой и принесу учебник… Ой! Меня же точно больше не отпустят. Или пошлют на выгон Матильду встречать, или заставят поленницу перекладывать…
      Гуська - он был преданный человек. И понимающий.
      - Я сбегаю! Я знаю, где твои книжки на полке! А если спросят, совру, что учебник надо в школу сдать. Что ты ждешь там…
      - Гуська, ты герой! - возрадовался Авка.
      - Я не герой, я… - Он не договорил и глянул нетерпеливо: бежать?
      Для него все было просто. Он видел, что Авка уже принял за правду рассказ про страну Никалукию. А раз Авка принял, значит, так оно и есть. Нечего сомневаться, надо делать дело…
      Авка же и в самом деле совсем поверил незнакомой девчонке.
      Ну, насчет планет, летающих вокруг солнца, это, конечно, бред. Насчет того, что у Земли форма круглой тыквы, - тоже масса сомнений. Хотя, с другой стороны, это помогает соединить понятия бесконечности и конечности океана. Как известно, шар не безграничен, однако попробуйте найти там конец и начало!… А в том, что Звенка прилетела из неизвестной республики Никалукии, Авка теперь окончательно уверился. И был счастлив: ведь он - первый (вернее, они с Гуськой), кто в Тыквогонии узнал о неведомой земле! А еще был счастлив по причине, в которой боялся признаться даже себе…
      - Ну, я полетел? - Гуська нетерпеливо пританцовывал.
      - Ой, подожди минутку! Надо еще вот что… У вас есть керосин? Знаете, что это такое?
      - Конечно, знаем! - обрадовался Авка. - Не с лучинами же мы сидим по вечерам!
      - А можно достать полную канистру?
      - Полную что? - разом сказали Авка и Гуська.
      - Сейчас! - Звенка умчалась, исчезла в щели купола (гра-ви-то-плана) и сразу вернулась с серебристым четырехугольным сосудом. Большим, но, видимо, легким. Он гудел, когда Звенка на бегу поддавала его коленками. - Вот! Надо, чтобы по самое горлышко. А то весь керосин кончился, я еле успела выбрать гладкое место для посадки. Еще бы чуть-чуть - и бряк на деревья или крыши… Без керосина не разжечь горелки, а без них не раскрутить колесо антимагнита. И не взлететь. Антимагнит работает лишь тогда, когда крутится…
      - Понятно, - деловито отозвался Авка. - Только Гуське эту посуду полную сюда не дотащить. Придется идти двоим: Гуське - за книжкой, мне - в керосиновую лавку…
      - Я дотащу. То есть довезу на тележке, - храбро пообещал Гуська. И поманил Авку, когда тот хотел заспорить. Они отошли, и Гуська быстрым шепотом сказал:
      - Ты разве не понимаешь? Ей же будет страшно одной на чужом берегу.
      Нет, он в самом деле был хороший человек. И вовсе даже не глупый.
      - Ладно, Гусенок, шпарь!… Стой! А деньги-то… - Авка стал нащупывать в кармане среди разных чопок монетки. К счастью, керосин в тыквогонской столице стоил гроши. Тех денежек, что нашел Авка, вполне должно было бы хватить на двадцать императорских мерных кружек.
      Гуська взвихрил песок босыми пятками и умчался.
      Авка снова подошел к Звенке. И опять они посмотрели друг на дружку и стали глядеть себе под ноги.
      - Звенка…
      - Что?
      - А… ты сможешь прокатить меня на своем гр… на своей машине? Хоть немножко, над берегом? И еще Гуську, тоже чуть-чуть…
      Звенка виновато сморщила нос.
      - Я… понимаешь, кабина-то одноместная. Вдвоем нельзя. Гравитоплан не потянет.
      - Но ведь он рассчитан на взрослого! А мы с тобой по весу как раз будто один взрослый! А Гуська еще легче меня!
      - Да, но кресло-то сбалансировано точно посредине. Строго на продольной и поперечной осях. Тебе придется сесть сбоку, и нарушится равновесие…
      - И сразу - бульк? - грустно спросил Авка.
      - Или бряк…
      - Ну, а поглядеть-то, как там внутри, можно?
      - Конечно!
 

      Внутри оказалось непривычно и удивительно. Будто в громадной сахарнице с прозрачной выпуклой крышкой. А стенки были непрозрачные. Обтянутые чем-то вроде черной замши. И повсюду на них светились и мигали стеклянные капли (что в них там горело, непонятно). Посреди "сахарницы" стояло низкое, очень мягкое на вид кресло. Перед креслом - наклонный коричневый столик. Он похож был на ученическую парту, но с множеством белых и черных клавиш - как на школьном клавесине.
      - Садись в кресло, если хочешь, - разрешила Звенка. - Только ничего не нажимай.
      У Авки и в мыслях не было чего-нибудь нажать. Ненормальный он, что ли? Надавишь непонятную штучку - и вмиг под облака! Или куда подальше… Он даже руки заложил за спину. Но в кресло сел. С удовольствием. Оно обхватило его прохладной мягкостью. Сразу ясно - нездешняя мебель.
      Звенка устроилась сбоку от кресла. Надавила крайнюю клавишу, и щель в куполе беззвучно закрылась. Сквозь прозрачную крышу небо казалось еще синее, чем на самом деле. А облака - еще белее и пушистее. Чудеса! Но… сейчас Авке уже не очень хотелось к облакам. И он подумал с опаской: а что, если Звенка все-таки надавит нужную клавишу и они - фью-у-у… Конечно, хорошо бы, но лучше не сейчас…
      Но Звенка больше ничего не нажимала. Только объяснила:
      - А вот этим рычагом управляют: вверх, вниз, вправо, влево…
      - Я догадался…
      - Можешь за него подержаться, он пока отключен.
      Авка осторожно подержался.
      - Звенка… А долго ты сюда летела?
      - Трудно понять. Наверно, долго, но в полете время сжимается, про это в инструкции тоже написано. Мне-то показалось, что часа два, а сколько часов дома прошло… это мне подробно объяснят, когда вернусь… Ох, что будет…
      - Но ты же вернешься с открытием! С доказательством!
      - Только на это и надежда… Но ведь может получиться, что сперва нахлобучка, а потом уж начнут слушать про открытие…
      "Может", - мысленно согласился Авка. И пожалел Звенку. А она сидела рядом на корточках, и ее волосы щекотали Авкины пальцы, которыми он вцепился в подлокотник.
      В гравитоплане пахло чем-то незнакомым - похоже на листья осокоря после дождя, но с горчинкой. И была в запахе легкая тревога.
      Авка пошевелил пальцами (чтобы Звенкины волосы пощекотали их сильнее) и спросил:
      - А ваша Земля в океане как держится? На чем? Прямо в дно упирается или, как у нас, лежит на трех китах? - И тут же испугался: вдруг она засмеется? Скажет, что киты - сказка!
      Звенка не засмеялась.
      - У нас про это по-всякому говорят. Но большинство ученых считает, что материк держится на трех великанских слонах, а они стоят на гигантской морской черепахе. И вот она-то плавает в океане…
      - Может, так и есть, - вежливо сказал Авка, хотя не очень-то поверил в слонов и черепаху.
      - Может быть… - отозвалась Звенка и почему-то вздохнула.
      - Все-таки странно все это… - сказал Авка.
      - Что?
      - То, что на наших землях мы друг про друга до сих пор ничего не знали.
      - Потому что между материками чудовищное расстояние… - (У нее получилось "чю-удовищное").
      - Не такое уж чудовищное, раз ты долетела.
      - Это, наверно, потому, что в гравитоплане время сжимается… А наши корабли до вас никогда не доплывали. И ваши до нас тоже…
      - Потому что они далеко в океан и не ходят. Наши капитаны говорят: "Зачем уходить далеко в бесконечные воды? Они везде совершенно одинаковые, и ничего нового там нет. Есть только опасность, что заблудишься, когда уже совсем не видно земли. Вот и плавают вокруг… этого материка…
      - У нас, в общем-то, так же. Но все-таки иногда устраивают дальние экспедиции. Так, например, открыли Малую Элефанту. И с той поры нет-нет, да и начинаются разговоры: а может быть, где-нибудь на земном шаре есть еще какие-то материки?… Тем более, что один раз случился удивительный случай…
      - Какой?
      - Это было лет десять назад, я сама, конечно, не помню, мне дедушка рассказывал. Однажды прилетел на берег большущий матерчатый шар, надутый теплым воздухом, к нему была привязана корзина, а в ней сидел человек. Совсем оголодавший. Он разговаривал на таком языке, что его еле поняли. А когда поняли, то удивились: он говорил, что прилетел с какой-то земли, про которую у нас никто не слыхал. На этой земле, мол, великие пустынные поля, сплошь усыпанные песком, и там водятся громадные звери с рогами на морде и сухопутные крокодилы длиной в сто локтей… А еще, говорил он, там есть города с башнями из синего и зеленого стекла и с садами, которые растут почти что в воздухе, на высоких прозрачных мостах… Ему почти никто не поверил. Решили, что он просто повредился в уме во время полета…
      - А может быть, все же есть такая земля? - сказал Авка. Почему-то шепотом.
      И Звенка шепнула:
      - Может быть…
      И шепоток ее был такой же теплый и пушистый, как волосы, которые щекотали Авкину руку. И он вдруг понял, что ему не так уж интересно, есть на свете земля с чудовищами и стеклянными башнями или нет. То есть, конечно, интересно, только это не главное. Главнее было другое: радоваться тому, что неизвестно откуда свалившаяся Звенка говорит с ним доверчивым шепотом и тихонько дышит рядом.
      В общем, Авка чувствовал себя, как кусок сливочного масла, который положили на теплую сковородку. И без сомнения, чувство это было то самое, за которое (если кто-то узнает!) можно удостоиться звания "бзяка-влюбляка".
      Конечно, такое звание было не столь обидным и скандальным, как, например, "бзяка-бояка" или "бзяка-трепака" (то есть ябеда). Некоторые храбрецы, случалось, даже не отпирались, а говорили: "Дураки! Мы с ней просто дружим! Нельзя, что ли?…" А находились и такие герои, которые заявляли прямо: "Ну и что? Ну и да! Хочу и буду, не ваше дело, тыквы прокисшие!" И добавляли многообещающе:
      Кто сболтнет еще хоть раз, Десять раз получит в глаз!
      Но для этого должен быть очень смелый характер. И, наверно, очень сильная влюбленность. У Авки же характер был так себе, средний по смелости. А что касается влюбленности… он и сам не знал. Просто чувствовал, что тает (и даже непонятно, почему: ведь некрасивая же!). Чтобы не растаять совсем, Авка торопливо спросил:
      - А колесо этого антимагнита, оно где?
      - Внизу, под полом. Когда оно вертится, пол слегка дрожит, и от этого подошвам щекотно… - Звенка неуверенно хихикнула.
      - А почему оно от горелок вертится? Как бумажная вертушка от теплого воздуха?
      - Нет, что ты! Там паровая машина! Горелки нагревают воду в котле, пар толкает в трубах поршни, а они раскручивают колесо… У вас есть такие машины?
      - Есть. Но их редко используют. Если только сильный неурожай тыкв…
      - А при чем тут тыквы?!
      - Потому что у нас вся цивилизация на тыквах держится. - Слово "цивилизация" Авка выговорил с солидностью выпускника императорской начальной школы. Будущего гимназиста. - И двигатели на них работают. Берется большая тыква, в нее впрыскивают специальное вещество, вроде жидких дрожжей, потом вставляют трубку. В тыкве начинается брожение, по трубке идет сильный толкательный газ, и его можно использовать как угодно. Хоть для машин на фабрике или мельнице, хоть для тыквокатов, чтобы грузы возить без лошадей… Есть тыквы с громадным запасом газовой энергии! Особенно сорт "Драконий желудок".
      - Как здорово! У нас ничего такого нет… А тыквы не взрываются?
      - Конечно, нет! Их же вкладывают в специальные железные шары. В тыквосферы… Хотя некоторые взрываются! Есть специальный сорт, называется "Гнев императора". Это тыквы моментального действия. Если в них вколют возбудитель, они через несколько секунд - трах! бах! шарах! С таким грохотом! И все разметают вокруг! Их бросают во врага специальными катапультами… Но это если война. А войны у нас уже давно не было, с тех пор, как заключили мир с Дикими областями. Потому что чего с ними делить-то? У них своя цивилизация, бамбуково-помидорная… Наш император и их вождь Каса-Бамбукус Вдумчивый решили, что лучше торговать, чем тысячам людей пробивать головы неизвестно зачем…
      - Он и правда вдумчивый, этот… Бамбукус. И ваш император тоже.
      - Ага. Его у нас все уважают. И его папу уважали. Он запретил учителям лупить детей, отменил смертную казнь и велел министру тыквенного хозяйства каждый год выдавать бесплатно бедным семьям по десять хлебных тыкв. А тем семьям, где много детей, - еще дополнительно по две тыквы сливочно-шоколадного сорта… А ваш президент какой? Хороший?
      - Да ничего… Только вот с этим гравитопланом из-за него были всякие трудности. Колючки-рогатки…
      - Почему?
      - Не хотел, чтобы его изобретали. Денег на эту работу не давал… Ну, ученые наши этот опытный образец все же построили. А я его… Ой-ёй-ёй, что теперь бу-удет…
      - Ты же сделала великое открытие, - напомнил Авка.
      - Да… Но еще неизвестно, понравится ли оно там, у нас. Взрослые - они такие… непредсказуемые.
      "Это верно", - вздохнул про себя Авка. Но Звенке сказал:
      - Все будет нормально… Только вот Гуська где-то застрял. Может, лавка закрыта на перерыв? Или колесо у тележки отвалилось? Гуська ее сам сколачивал, хлипкое сооружение…
      - По-моему, он хороший, - задумчиво сказала Звенка. - Он твой друг?
      - Ну… вроде того.
      Звенка сильно шевельнулась у кресла. Снизу вверх, от подлокотника, строго глянула на Авку.
      - Как это так? Друзей "вроде того" не бывает. Друг, он - или да, или нет.
      - Ну… я не так выразился. Друг… - Было бы долго и неловко объяснять девочке из другого мира тонкости мальчишечьих отношений в Тыквогонской империи.
      - По-моему, он очень добрый, - успокоившись, продолжала Звенка. - Только с виду немножко забавный. Особенно его штаны.
      - Они от старшего брата. Поэтому большущие.
      - А почему заплата смешная такая, красная? Неужели белой материи не нашлось?… Ой, здесь, наверно, мода такая, да?
      - Не мода, а обычай. Брат, покуда не вырос, был императорским барабанщиком, это его форменные брюки. Все придворные барабанщики ходят с красной заплатой на левом колене.
      - Почему?
      - Потому что однажды случилась история… Еще целый век тому назад… Тогдашний император и его дочка, ей лет десять было, вроде как нам, поехали на открытие нового императорского цирка. Он и сейчас посреди столицы стоит. Ну, конечно, в городе полный трам-тарарам, почетный караул, музыка. У цирка вдоль улицы с одной стороны императорские трубачи, с другой - императорские барабанщики. А один барабанщик, самый маленький (звали его, говорят, Бустик), опоздал на это дело. Он вышел со своим барабаном из дома как полагается, заранее, но в одном переулке ему повстречались вредные пацаны. Знаешь, бывают такие…
      - Бывают. У нас тоже… - вздохнула Звенка. И пересела с пола на мягкий подлокотник, потому что устала сидеть на корточках. Она обняла Авку за плечо и тепло дышала ему в заросшее темя. И это было такое… замирательное ощущение. И Авка, не решаясь шевельнуться, рассказывал дальше:
      - Вот Они его окружили и давай задирать:
      Барабанщик, тра-та-та! Голова твоя пуста! В барабане дырка, Не ходи до цирка!
      Начали стукать по барабану, дергать за эполеты, за аксельбанты, у него ведь на мундире много было всякого такого. Бустик начал, конечно, отмахиваться, а они тогда - в драку…
      - Все на одного?!
      - Нет, что ты! Это была бы гугнига, и они сделались бы бзяками с отпадом…
      - Что за гугнига?
      - Это, значит, совершенно бессовестное дело. А бзяки…
      - Про бзяк я знаю. А что было дальше?
      - Они заставили его драться с каждым поодиночке. Бустик был маленький, но не трусливый. Одному разбил губу, другому вляпал под глаз. Самому ему тоже досталось, но он держался - ведь императорский барабанщик, а не кто-нибудь! И когда он третьему противнику расквасил нос, его отпустили. Даже помогли надеть как следует барабан и дали булавку, чтобы пристегнуть оторванный эполет… И Бустик помчался! Он уже опаздывал! А недалеко от цирка случилась еще одна беда. Он споткнулся на мостовой и рассадил себе о булыжник, сквозь штанину, колено… Кое-как дохромал до строя, встал на левом фланге, и тут подскакивает начальник всей музыкантской команды, тамбур-полковник по прозвищу Тыквоквас. "Это что такое! Это что за вид! Как ты посмел! Вот как всыплю тебе в казарме три дюжины барабанных палок!…" Тогда еще разрешалось такое… Но времени уже не было, в дальнем конце улицы закричали ура, значит, показалась императорская карета. Тамбур-полковник показал Бустику во-от такой кулак и оставил в строю, иначе шеренга была бы неполной… Бустик стоит, а по щекам слёзы. Там, с мальчишками, он ни слезинки не уронил, а сейчас… ну, обидно же, и боль в коленке отчаянная, да и страшно: вдруг правда дело кончится палками?… И даже вытереть щеки нельзя, потому что велено стоять навытяжку…
      - Бедняжка, - вздохнула Звенка. И Авке стало приятно, будто она пожалела не давнего Бустика, а его самого.
      - Ага… - кашлянул он. - А карета всё ближе. И вот уже поравнялась с флангами музыкального строя. И Тыквоквас уже поднял свой жезл с кисточками, чтобы скомандовать трубачам и барабанщикам торжественное приветствие, но карета вдруг - стоп! Это велел император. Высунулся из кареты и говорит: "Эй, тамбур-полковник, идите-ка сюда!" Тот подскочил, отсалютовал, докладывает: "Ваше императорское величество! Императорские трубачи и барабанщики для торжественной встречи вашего императорского величества и ее императорского высочества построены. Разрешите начать церемонию?"
      Авка рассказывал с удовольствием. Эту историю он слышал много раз, знал ее во всех подробностях. А говорить он, как нам известно, умел. И Звенка теперь слушала почти не дыша.
      - Император поглядел на толстого тамбур-полковника Тыквокваса и говорит:
      "Подождите вы с церемониями. Лучше скажите, почему это у вас вон тот мальчик с барабаном плачет?"
      Тыквоквас был большой трус. Он все время боялся, что его выгонят с должности за пьянство. Тут он затрясся и давай оправдываться:
      "Ваше императорское величество, этот скверный мальчишка чуть не опоздал на парад, бежал изо всех сил и поэтому в таком безобразном виде. Простите. Мы не успели принять меры. Поверьте, государь, он будет примерно наказан!"
      А император, он был неплохой дядька, нахмурился и спрашивает:
      "За что же, полковник, вы хотите его наказывать? Он же бежал, чтобы успеть в строй и выполнить свой долг! Сразу видно, как торопился, даже ногу поранил. Вы, господин Тыквоквас, наверно, не помните, как это больно, когда в детстве разбиваешь коленку?"
      Тамбур-полковник совсем обалдел от страха:
      "Так точно, никак нет, ваше императорское величество. То есть так точно, никак да. То есть…"
      И тут рядом с императором оказалась принцесса. У нее были веснушки и решительный характер. Она сказала:
      "Мальчик. Иди сюда. Пойдем со мной. - И повела Бустика в карету. Там она велела ему засучить штанину, смазала содранное место какой-то щипучей туалетной водой (у принцесс ведь всегда много такого с собой), а между делом выспросила про все, что с ним случилось. Потом перевязала колено своим платком. - Ну вот, теперь все в порядке. А полковника не бойся, он тебе ничего не сделает".
      Бустик посопел, вытер слезы и говорит:
      "Спасибо, ваше высочество. Только из барабанщиков меня все равно прогонят".
      "Почему?"
      "Видите, что случилось с брюками… Красное пятно теперь до конца все равно не отстирать, дыру незаметно не зашить, а на новые штаны денег дома нет. Мы ведь должны покупать форму за свои деньги…"
      Тогда принцесса высунулась в окошко кареты и велела:
      "Полковник, подойдите сюда! Повелеваю, чтобы отныне у всех барабанщиков на левом колене была красная заплата. В память о храбром поступке барабанщика Бустика!"
      Тыквоквас, конечно, глаза выкатил и:
      "Слушаюсь, ваше императорское высочество!"
      - А император? - спросила Звенка.
      - А ему что? Жалко, что ли? Тем более что дочку он любил и выполнял все ее желания. Если, конечно, они не вредили империи. Но это-то ведь не вредило… А принцесса потом стала приглашать Бустика во дворец - на всякие праздники и просто так, поиграть. И они подружились…
      - И потом… поженились? - с замиранием прошептала Звенка.
      - Нет, - вздохнул Авка. - Принцессы ведь должны жениться только на принцах, такое правило. Но, говорят, они были друзьями всю жизнь. Принцесса даже предлагала Бустику, когда он вырос, занять должность главного военного капельмейстера при дворце. Это в сто раз важнее, чем тамбур-полковник. Но Бустик отказался…
      - Почему?! Обиделся на нее?
      - Да ничуть не обиделся. Наоборот, спасибо сказал. Но он тогда был уже знаменитый музыкант, играл не на барабане, а на скрипке. И поэтому стал первой скрипкой императорского симфонического оркестра, а потом дирижером… Он сочинил музыку для песни, которая знаменита и сейчас. Она вроде как второй наш гимн.
      Тыквы полезны во все времена, Но всех отраднее время весна. В этот период везде, там и тут, Ранние тыквы в мае цветут…
      Авка немного стеснялся, но пропел куплет звонко и чисто. Ведь сейчас он был представитель всей Тыквогонии.
      - Очень славная песня, - искренне похвалила Звенка. - У нас тоже хорошие песни есть. И гимн… Только я спеть не смогу. Мне Бутузо на ухо наступил.
      - Кто наступил?
      - Ну, так у нас говорят, если у человека никакого музыкального слуха. Бутузо - это один из слонов, которые будто бы держат материк и стоят на черепахе. А других слонов зовут Пузо и Грузо.
      - А черепаху?
      - А у нее нет имени, только титул. "Ее великое величество Всемирная Черепаха".
      - У меня дома тоже черепаха есть. Только не великанская, конечно, а вот такая, - Авка раздвинул ладони. - Но она хоть и маленькая, а тоже необыкновенная. У нее две головы. Не веришь?
      - Верю… но разве такие бывают?!
      - Очень редко, но бывают. Я ее прошлым летом нашел в траве, на выгоне, когда встречал Матильду. Это наша корова. А еще у нас есть кошка Заноза, но она ленивая, с ней неинтересно. Вот когда котята появляются, другое дело. Но мама велит их потом раздавать знакомым… А у тебя кто-нибудь есть?
      - У дедушки есть два кота - Фонарь и Плюха. И большой пес Кактус. Они все втроем очень дружат. И я с ними…
      - Ну, это у дедушки. А у тебя дома?
      - А я чаще живу у дедушки. У него интересно, он смотритель маяка. А мама и папа всегда заняты, дома бывают редко…
      - А они… кто?
      - Ну… папа заведует одной конторой. А мама ему помогает…
      Авка уловил в Звенкином голосе неохоту к такому разговору. И сразу сказал о другом. Полушутя:
      - Давай-ка выберемся наружу. А то я так привыкну к этому креслу, что меня потом силой не вытащишь…
      Но под шуткой он скрыл тревогу. Во-первых, он беспокоился: почему долго нет Гуськи? Во-вторых, опасался: вдруг кто-то посторонний появится на берегу и увидит этот… гра-ви-то-план. И незнакомую Звенку. Конечно, ничего тут не поделаешь, но лучше заметить гостей заранее, чтобы приготовиться к объяснениям.
      "А ты ведь врешь, - толкнулась в Авке ехидная (вернее, "самоехидная") мысль. - Прежде всего ты боишься, что увидят, как ты сидишь рядом с девчонкой, чуть не в обнимку…" - "И ничего не в обнимку! И ничего не боюсь!" - "Ладно уж, вылезай. И не ври. А то будешь сам для себя бзяка-завирака"…
      Звенка нажала клавишу, купол разошелся, и они прыгнули на песок.
 

      На берегу никого не было. Только тени от кустов качались на песке под ветерком. Он тянул с воды и был свежим, но солнце жарило все сильнее и перебивало эту свежесть.
      Звенка зажмурилась навстречу солнцу, раскинула руки и вдруг сказала:
      - Давай искупаемся, пока Гуськи нет. Все равно делать нечего.
      Авка обмер. Уши вмиг раскалились. Что делать-то? Признаться, что нет у него купального костюма? Почему-то ужасно стыдно… А у самой-то, у Звенки, откуда купальный костюм? Она ведь взлетела случайно! Или там у них, в Никалукии, другие обычаи? Может, там… вообще без всяких купальников, как в Диких областях? Вот скандал-то…
      Авка вполне натурально стукнул зубами, как от озноба:
      - Знаешь, я тут недавно два часа подряд купался, до полного посинения. До сих пор дрожу, как на воду посмотрю…
      - Ну, тогда я одна окунусь! А ты… - Звенка засмеялась, - карауль, как доблестный рыцарь, мою воздушную карету!
      - Ладно, - выдохнул Авка и ничком брякнулся на песок. Опять зарылся в него подбородком. Потому что так можно делать вид, что вовсе и не смотришь на девчонку. Да и не хотел он смотреть! Потому что это была бы совсем гугнига… Но… может, она булькнется в воду прямо в одежде? Может, у них так полагается? И Авка посмотрел. Чуть-чуть, одним глазком…
      Звенка, беззаботно насвистывая, сбросила безрукавку и белую рубашонку. Приплясывая, стягивала узкие брючки…
      "Я же вовсе и не смотрю! Я… только с миганьем, на всякий случай. Вдруг ногу подвернет или споткнется, когда побежит в воду… Ох…"
      Но нет, купальник на ней был. Только вовсе не такой, как у здешних девчонок. Совсем-совсем коротенький, желто-золотистый и облегающий щуплую Звенку, как вторая кожа. Здешние девчонки зафыркали бы и захихикали. Но… Звенка-то ничуть не боится! Вскинула руки, колесом прошлась по песку.
      - Авка, у вас так умеют?!
      Надо было защищать честь Тыквогонии! Тут уж не до боязни! Авка вскочил и тоже прошелся колесом. А потом с разбега кувыркнулся в воздухе. И от этого кувырка страх из него вылетел окончательно. Чего такого? Звенка как Звенка, самый подходящий у нее костюм. И девчонки, увидев и пофыркав, скоро понаделали бы себе таких же…