— Everybody lie dawn! Who'll move — dead! (Всем лечь, кто пошевелится — покойник!)

В одно мгновение положение изменилось, летчики послушно опустились в снег.

— Arms on neck, legs on width of shoulders! (Руки на затылок, ноги на ширину плеч!)

Лежащие в снегу послушно выполнили приказ.

— Don't move! (He двигаться!) — скомандовал кто-то, все еще невидимый, из своего укрытия.

— Наши подоспели, наверное, погранцы! — на небритой физиономии Кошкина расцвела улыбка.

— Сиди спокойно! — приказал ему Виктор. — Макс, ты? — крикнул он, оборачиваясь к лесу.

— Я, кто ж еще? — спокойно прозвучало в ответ, из-за елки появилась крепкая фигура в белом маскхалате и заскользила к ним на коротких широких лыжах. Не выпуская из поля зрения лежащих, Макс освободил Виктора, вручил ему винтовку с оптическим прицелом и сказал:

— Игрушка вроде в твоем вкусе?

— В самый раз, — подтвердил Виктор и любовно погладил ложе оружия, — это Макс, кореш мой питерский, — объяснил он оторопевшим членам своей команды. Виктор растер затекшие руки и перехватил оружие удобнее.

— Ты вовремя, — сказал он приятелю. Потом занял позицию, так чтобы все члены экипажа «Ориона» были у него под прицелом.

— Раньше смысла не было. Я еще вчера смекнул, чем все это может закончиться, когда увидел приземление этих гуманоидов. Только решил до времени не высовываться.

— Правильно решил, — подтвердил Виктор. Теперь присутствующие поменялись ролями. Летчиков обезоружили и связали. Их пистолеты раздали недавним пленникам.

— И что теперь? — спросил Игорь.

— Теперь придется сдать эту гвардию законным властям, — предложил Стас, — что же еще?

— Думаю, с властями мы связываться не станем, — решительно сказал Максим.

— Вы предлагаете их всех того? — осведомился Стас.

— Зачем же того, пусть сидят здесь и ждут, пока их найдут.

— Но они же скажут, что мы убили их товарища! Сообщат наши приметы, нас будут искать!

— Кого убили? — рассмеялся Максим, — Этого, что ли?

Он пнул ногой лежащего на земле Эриксона, тот застонал и пошевелился.

— Лежать, — Олейник придавил его ногой.

— Надо же, живой! — удивился Елкин.

— Конечно, живой, что ему сделается? — Максим достал из кармана патрон и протянул ему. Игорь повертел его, разглядывая. Пуля у патрона была странной, пластмассовой и полой.

— Я про такую штуку в одной книжке прочитал. Там мужик хотел заполучить в виде трофея оленьи рога, а саму зверюгу убивать не хотелось, вот он и сделал такие пули. Они только оглушают. Кажется, фамилия писателя Хантер, а книжка называется «Снайпер». Мне мужики сделали в одной мастерской по спецзаказу.

— Теперь понятно, — Елкин вернул патрон хозяину.

Тот убрал его в карман и обратился к сидящей на снегу Сандре, внимательно следящей за его объяснениями:

— Ты у нас вроде бы по-русски говоришь, так вот скажи своим приятелям, что остальные патроны боевые.

Сандра отвернулась. Макс взял ее за подбородок и повернул лицо девушки к своему:

— Переводи-ка, подруга, быстренько, что велено, или, может, тебе прикладом?

— This Russian tells, that remaining cartridges are battle (Этот русский говорит, что остальные патроны боевые), — неохотно перевела девушка.

— Верно излагаешь, — кивнул Макс и спросил у арестантов:

— All have understood? (Все поняли?)

Летчики послушно закивали головами. Максим поднял все еще не пришедшего в себя Эриксона за шиворот и подтолкнул к остальным.

— Саня, свяжи этого красавчика, — приказал он Кошкину и подошел к Стасу:

— Ну, так какие будут предложения? Мы здесь по вашей инициативе.

— Тогда можно валить отсюда, к ночи уйдем километров на пятнадцать, — предложил поляк.

— Заводите технику, — распорядился Максим, — уходим. Игорь, Роман и Санька принялись заводить снегоходы, два «включились» сразу, а движок третьего принялся чихать и кашлять.

— Подвиньтесь, мужики, пустите меня, — склонился над ним Елкин, — это дело наше, шоферское. Пока он возился с закапризничавшим движком, Максим взял Стаса под локоть и отвел в сторону, подальше от остальных, так чтобы никто не мог слышать их беседу.

— Как будем решать с нашим делом?

— С каким?

— Ну как же? Ведь это вы вынудили господина Альперовича снарядить нашу экспедицию?

— Будем считать, что возник форс-мажор.

— А издержки?

— Господин Альперович уже получил аванс, получит и остальное. А как он будет рассчитываться с вами…

— Это вас никоим образом не касается, — успокоил собеседника Олейник, — это наши с ним дела.

— Послушайте, а где я вас мог видеть? — насторожился вдруг поляк, — это не вы попались мне возле автобусной остановки, той, что у дома пана Альперовича?

— Вы тогда очень ловко оставили меня с носом, — подтвердил Максим.

— То так, — улыбнулся Стас, — рад, что все хорошо закончилось.

— Я тоже, — подтвердил Макс. Но радость их оказалась преждевременной. Лежащий у поляка в кармане телефон принялся наигрывать веселую мелодию.

— Прошу прощения, — Стас достал трубку и поднес ее к уху. Его шефа было слышно так же прекрасно, как и во время первого разговора.

— Стас, вы уже далеко уехали? — спросил у него полковник.

— А что такое?

— Немедленно возвращайтесь, — категорично прозвучало из трубки.

— Мы пока еще здесь, никуда не уехали.

— Среди экипажа есть девушка?

— Точно так, очень вредная особа.

— С ней все в порядке? — в голосе начальства послышались нотки обеспокоенности.

— Жива, здорова, как и все остальные, — поспешил обрадовать начальника молодой разведчик.

— Она и еще один член экипажа — американцы, их и находящиеся у нее материалы нужно переправить через финскую границу.

— Не понял вас?

— Это приказ, дело большой политики! Что вам непонятно? Их нужно доставить в Финляндию и сдать американскому консулу!

— А что у нее за материалы?

— Это компьютерная информация.

— Может быть, передать их при помощи моего оборудования?

— И людей, и материалы нужно переправить через границу, — отрезал шеф.

— Дело в том, пан полковник, что у нас тут случился маленький инцидент.

— Что еще такое там у вас приключилось? — голос начальника стал резким и недовольным. Стас рассказал о попытке захвата летчиками снегоходов.

— Это ничего не меняет, — отрезал полковник.

— В экипаже самолета еще пятеро. Переправить через границу такое количество людей будет не просто.

— Насчет остальных у меня нет никаких указаний. Только двое американцев и материалы, это все, — шеф отключился. Озадаченный Стас засунул телефон в карман.

— Все меняется, — сообщил он Максиму.

— И что, пан шпион, сказал тебе твой полковник?

— Шпион? Полковник?

— Ты от волнения один раз назвал его чин. Раз у тебя начальник военный, — ты работаешь на разведку или какую-нибудь «контору». Итак, в чем дело?

— Двое из этих летчиков американцы, их нужно переправить через границу.

— Э-э, нет! Так не пойдет, — покачал головой Максим, — Об этом и разговора быть не может.

— Тебя смущает, что я работаю на польскую разведку?

— Меня смущает то, что это мероприятие пахнет серьезными последствиями. Даже в наше гуманное время за пособничество экипажу вражеского самолета-разведчика, а другой здесь просто не мог оказаться, всех нас упрячут далеко и надолго. И тебя, несмотря на то, что ты иностранный гражданин.

— То, чем мы должны были заниматься по прежнему плану, если бы не свалился этот самолет, пся крев, тоже не очень стыковалось с вашим законодательством! — возразил ему Стас.

— Одно дело — попасться с ржавыми винтовками, может, мы их нашли и везем сдавать в милицию, как положено честным гражданам, совсем другое — воевать с пограничным нарядом. А граница после падения этого чертового самолета теперь наверняка усиленно охраняется.

— В таком случае вы с господином Альперовичем будете неприятно удивлены.

— Чтобы нас удивить, тебе нужно самому отсюда выбраться, а места здесь глухие, сам понимаешь, — многозначительно нахмурился Максим.

— Ладно, валяйте! Ваши условия?

— Мне нужно связаться с Витольдом Самойловичем.

— Дать тебе трубку?

— Своя имеется! — усмехнулся бывший контрразведчик. Он отошел и принялся звонить в Питер. Несколько минут он объяснял шефу суть сложившейся ситуации. Потом принялся что-то записывать в блокнот. Сверил запись с абонентом, убрал трубку и подошел к поляку.

— Условия такие: если в течение часа на этот счет, — он вырвал лист и протянул его Стасу, — не будет переведено «пол-лимона» американских долларов, мы бросаем все как есть и убираемся отсюда. Хочешь — можешь ехать с нами, не хочешь — можешь оставаться тут. Кроме того, если деньги будут переведены в течение двух часов с того момента, как мы начнем движение, моему шефу должны быть переданы оригиналы тех документов, которыми вы его стращали, и подтверждение подлинности Наполеоновской побрякушки.

— Так это форменный шантаж! — вскипел поляк.

— А то, чем вы занимаетесь, как называется? — возразил Максим, доставая пачку и выщелкивая из нее сигарету. — Это, по-вашему, не шантаж? Короче — вот такие условия, можешь своему полковнику так и передать.

Не прекращая ругаться, разведчик отошел в сторонку и принялся докладывать начальству.

— Скажи ему, если он не согласится, мы на это место еще и ФСБ наведем, — крикнул Макс и закурил. Выпуская струйки дыма, он краем уха слушал беседу Стаса с его начальством. Относительно «полковника» Олейник немного слукавил, польский входил в число языков, которыми он владел вполне свободно. Учил еще в комитете, а пользоваться приходилось уже при работе на антиквара. Были у них в свое время кое-какие интересы в Кракове и Лодзи. Кроме того, профессиональные действия поляка, когда тот склонял антиквара к «сотрудничеству», уже тогда навели Максима на мысль, что они имеют дело с какой-то спецслужбой. Наконец поляк подошел и протянул ему свой телефон:

— Шеф хочет поговорить с тобой!

Максим поднес трубку к уху и невозмутимо сообщил:

— Слушаю вас.

— С кем имею честь? — сухо спросил полковник.

— Думаю, вы знаете.

— Можешь говорить открыто, здесь защита есть, — шепнул ему на ухо Стас, Максим кивнул.

— Ладно, — проскрипела трубка, — вы беретесь доставить людей и груз через границу?

— Вам сообщили наши условия.

— Как вы должны получить подтверждение?

— Мне позвонят.

— Начинайте движение, подтверждение будет, но времени это займет чуть больше часа, сами понимаете, сумма не маленькая.

— Два часа — и я разворачиваюсь обратно.

— Черт с вами, два часа, — подтвердил полковник и отключился.

— Работаем? — обрадованно спросил Стас.

— Работаем, — подтвердил Максим и затоптал в снегу окурок.

К шуму двух движков добавился третий. Максим и поляк пошли к остальным, навстречу к ним прибежал Виктор.

— Мужики, ну вы что? Каждая минута дорога, пора сваливать.

— Иди, скажи всем, чтобы снова разбили лагерь.

— Не понял?!

— Планы изменились, мы остаемся.

— Да здесь с минуты на минуту будут все от участкового сержанта в Чупе до министра обороны, еще и директора ФСБ с собой прихватят для комплекта.

— Никого здесь не будет, — Максим посмотрел на небо, — погода снова ухудшается, время у нас еще есть!

— Как скажете, гражданин начальничек, — пожал плечами Виктор.

— В чем дело? Ты же обещал, что мы выступаем немедленно? — возмутился Стас.

— И как ты себе это представляешь? — бывший комитетский впился взглядом в лицо собеседника, — перевезти их всех мы не сможем, не хватит посадочных мест. Даже если мы выбросим продовольствие и весь груз, горючее все же придется взять с собой. Рассуждаем дальше: мы с ними через границу, я так понимаю, не попремся? Тебе раскрываться нет резону, и нам там медом не намазано. Финская кутузка, конечно, лучше российской, но это все-таки кутузка. Следующий вопрос: из экипажа мы должны взять только двоих, пятерых бросить здесь. И ты думаешь, остальные не покажут пальцем, в какую сторону мы отсюда поедем, когда сюда доберутся вояки?

— Оставлять здесь никого нельзя, — подтвердил поляк, — вы должны остальных…

— Мы должны? — нехорошо усмехнулся бывший капитан КГБ.

— Вам хорошо платят!

— За перевозку двоих, а не за ликвидацию пятерых иностранных граждан.

— Что предлагаешь?

— Открыть карты!

— То есть.

— Ну, признавайся, ведь по вашему плану из этой экспедиции никто не должен был вернуться. Так? — Максим пристально посмотрел поляку в глаза.

— То так, — тот хмуро отвернулся.

— Тебе должны были что-то дать. Я не ошибся, — усмехнулся Максим. «Колоть» иностранца ему было приятно, даже в душе колыхнулось что-то из славного прошлого. «Хотя времена тогда были другие, и страна была другая», — подумал капитан запаса с горечью.

— Держи, — достал Стас из кармана куртки разноцветные капсулы. Олейник их осторожно взял и принялся рассматривать. Потом спросил:

— И как это работает?

Неудачливые летуны были удивлены поведением русских, те старательно оправдывали статус самого загадочного народа в мире. Только что собирались уехать, бросив их на произвол судьбы, а теперь разбили лагерь, развели костер и принялись готовить горячую пищу. Летчиков разместили у отдельного костра и позволили обогреться. Их освободили от веревок, оставив связанными только запястья, а Бена вообще не стали связывать.

— Ничего не пойму, — сказал Бену Юхан, — что у них на уме? Они собираются сдать нас своим властям?

— Не знаю, — вяло ответил командир экипажа, ему становилось все хуже, рука онемела, а все тело трясло в ознобе, голос товарища он слышал словно откуда-то издалека. От костра шло тепло, хотелось упасть и забыться. Бен понимал, что спать нельзя, но сопротивляться у него не было сил. Он ничком повалился на утоптанный снег. Если бы не Юхан, Йенсен рухнул бы прямо в костер.

— Алмас, скажи русским, что майору нужна срочная медицинская помощь, — попросил Сандру Форсайт. Девушка встала и пошла к русскому в маскировочном комбинезоне, он, по-видимому, был здесь главным. Русские ели, до голодных летчиков доносился запах еды. Сандра пошла прямо к их костру. Наперерез ей выдвинулся тот, которого остальные называли «Саня», загородил ей дорогу стволом карабина и спросил:

— Куда это вы, дамочка, направляетесь?

— К ваш старший, наш человек ранен, ему нужен врач.

— Дома надо сидеть, беречь драгоценное здоровье.

— Что там, Саня? — спросил Максим.

— Мадам говорит, их раненому плохо.

— Пропусти ее сюда, — приказал Макс. Сандра подошла к костру русских, от запаха съестного у нее рот наполнился слюной.

— Присаживайтесь, леди, — предложил ей Максим. Сандра опустилась возле костра на корточки. Максим освободил ей связанные запястья и предложил:

— Угощайтесь, чем бог послал.

Девушка жадно принялась за еду.

— Остальные по-русски говорят?

Сандра помотала головой.

— А вы где так наблатыкались?

— Набла… что?

— Научились!

— Наша семья из эмигрантов, от большевиков убегали.

— Убегали, убегали, да не убегли. Значит, расклад такой, — Максим подсел к ней ближе и стал говорить шепотом, — второй в такой же униформе, что на вас, тоже американец?

— Откуда вы знаете? — встрепенулась Сандра.

— На «лэйбле» прочитал, — Макс ткнул пальцем в шеврон на кармане ее летной куртки, — я угадал?

— Да…

— Вас мы переправим через границу, остальные члены экипажа останутся здесь. Что скажете?

— А как мне объяснить это остальным?

— Никак, мы сами решим эту проблему.

— А почему вы хотите нам помогать?

— Потом расскажу, вы согласны? — Сандра кивнула, продолжая поглощать русские консервы.

— Тогда зовите сюда вашего товарища, — приказал ей русский.

Сандра крикнула Дика Доусона.

— Грейтесь и ешьте, — сказал ему Максим, поднялся и подошел к Виктору:

— Пора.

Тот молча кивнул и направился к снегоходам. Максим Олейник вернулся к костру. Конев подошел к нартам с провизией, набросал в картонную коробку консервов и сухарей, положил сверху бутылку водки.

— Студент, — обратился Виктор к Роману, — отнеси нашим пернатым гостям жратву, пусть похавают. Консервы только здесь открой, ножик им не давай, не нужно. Они инструктаж по технике безопасности не проходили. А ты, Игорек, пока нарежь лапника, пусть они своего раненого устроят поудобнее.

Игорь и Роман отправились выполнять указания. Елкин притащил охапку мохнатых веток, сделал из них мягкое ложе, уложил Бена на кучу лапника и прикрыл полотнищем палатки, сложенным в несколько раз. Роман вскрыл банки, взял из упаковки с одноразовой посудой пластиковые ложки и стаканы, аккуратно поставил все это в коробку и понес ее пленникам. Виктор пошел рядом. По пути в коробку заглянул Кошкин.

— На этих кентов водяру тратить — только добро переводить. Лучше бы сами выжрали, — неодобрительно покачал он головой.

— Тебе бы только водку жрать, — пресек его поползновения Виктор, — ты на посту, часовому не положено.

— А вам бы только в солдатиков играть, — фыркнул в ответ Кошкин, — ты еще разводящим кого-нибудь назначь, тоже мне, начкар[47] выискался.

Ромка поставил коробку у костра, возле которого сидели летчики, и знаками показал им, что они могут приступить к приему пищи. Те показали ему связанные руки, знаками поясняя, что им неудобно. Ромка повернулся к Виктору, которого несмотря ни на что считал главным, и спросил:

— Вить! Они руки, просят развязать!

— Тоже мне, интеллигенция! Так пускай жрут, помоги им, если сами управиться не могут, — услышал он в ответ. Роман вздохнул, снял варежки, раздал сидящим у костра по банке тушенки и по сухарю, выдал по ложке и пластиковому стакану. Летчики увидели бутылку и многозначительно заулыбались. Роман усмехнулся в ответ. Он свернул колпачок, который открылся неожиданно легко, без малейшего сопротивления, и разлил водку в протянутые стаканы. Летчики закивали и предложили ему выпить с ними, показывая на свободный пятый стакан. Ромка пожал плечами и набулькал себе граммов пятьдесят, Виктор тут же отобрал у него водку:

— Молодой еще, тебе не положено. Ну, камрады, давайте за «френдшип» между нациями! — Конев по очереди чокнулся с каждым из сидящих. Те что-то залопотали в ответ и принялись пить. Следующие несколько минут остались в памяти Романа навсегда. В обычных условиях яд подействовал бы мгновенно, но на морозе реакция пошла не так быстро. Четверо из экипажа «Ориона» умирали медленно, захлебываясь пеной и дергаясь в судорогах. А Роман смотрел на все это с ужасом, осознавая, что только что сам, собственноручно, разлил им по стаканам порции яда. На стоны умирающих прибежали остальные. Дик Доусон бросился на Конева и попытался ударить его связанными руками.

— Bastards, you have poisoned all of them! (Подонки, вы их всех отравили!) — закричал он.

Конев увернулся от удара, а перед лейтенантом оказался Макс. Он коротко, без замаха, ударил американца кулаком в подбородок, тот как подкошенный свалился в снег. Стас встал позади Сандры и намертво, в замок, обхватил ее руками, прижав руки девушки к туловищу, но та и не думала сопротивляться, она с ужасом смотрела на распростертые перед ней тела людей, с которыми еще совсем недавно шутила и смеялась. Макс навалился на Дика, достал пистолет и, уткнув ему в переносицу ствол, прошипел:

— Be pleased, the pup, that you waren't caught with them! Thy skin simplly expensively costs! (Радуйся, щенок, что ты не оказался вместе с ними! Твоя шкура просто слишком дорого стоит!) — Макс оставил обмякшего американца и встал на ноги.

— Как же это? — осипшим от волнения голосом спросил Роман, — я же тоже мог…

— Не мог. Я с тобой зачем пошел? Оттого, что мне делать больше нечего? — Виктор вылил содержимое своего стакана в костер. Аккуратно собрал в коробку все пластиковые стаканчики, недопитую бутылку и провизию и приказал:

— Отнеси к нартам, студент!

На подгибающихся ногах юноша прошел мимо ошарашенного Кошкина, поставил коробку возле нарт и принялся старательно тереть ладони снегом. Виктор хмуро склонился над лежащим без сознания Беном и спросил:

— А с этим что будем делать?

Стас внимательно осмотрел летчика и, отвернув лицо в сторону, произнес:

— Его доконает холод.

Максим потряс, потом приобнял Сандру за плечи и отвел к другому костру. Усадил на пустой ящик и налил спиртного. Та с испугом отшатнулась от предложенной выпивки.

— Ну и зря, — сказал Олейник, — а я, пожалуй, выпью…

— Я тоже, — сказал Конев и налил себе четверть стакана, такого же, как те, из которых только что пили те четверо. Поляк молча протянул Виктору и свой стакан. Роман упал и его желудок вывернуло наизнанку. Сандра отрешенно уставилась на огонь. Олейник достал карту, подозвал к себе Виктора, Стаса и Кошкина, они долго о чем-то советовались. Насколько американка могла понять, они выбирали путь до границы. Когда закончили обсуждение, к ней подошли Максим Олейник и поляк.

— Вы в состоянии меня слушать? — спросил ее Максим. Сандра машинально кивнула.

— Прекрасно, — Олейник расстелил на стоящей перед девушкой коробке топографическую карту и стал объяснять предстоящий маршрут. — Прямой дороги нет, нам придется идти в обход этого озера. Переход займет сутки, может быть, больше, границу переходить лучше в этом месте. — Черенок пластиковой ложки, которым он пользовался в качестве указки, коснулся небольшого голубого пятна. — Это достаточно далеко от заставы и пропускных пунктов. Туда можно доехать, озеро мелкое, на нем уже должен быть лед, который выдержит вес снегоходов

— Вы так запросто обо всем говорите. Рядом лежат мертвые люди, их тела еще не остыли…

— Ну вот что, дамочка, давайте без сантиментов! Вас предупреждали, что переправить мы можем только вас двоих, так что те четверо умерли из-за вас. Вольно или невольно, но вы являетесь соучастниками убийства. И хватит об этом. Если мы попадемся, то придерживайтесь такой версии: когда мы вас нашли, остальные были мертвы, они просто замерзли, мы вас спасли от неминуемой гибели. Передайте эту историю вашему товарищу и постарайтесь вдолбить ему в голову, что мы действуем в его интересах тоже. Здесь мы постараемся замести следы, никто же не знает, сколько было членов экипажа на самом деле. Мы выдвигаемся через час. Я вас оставлю, постарайтесь успеть собраться, дорога будет не из легких.

Сандра кивнула. Бывший контрразведчик встал и громко скомандовал:

— Собирайте лагерь, не оставляйте ничего лишнего, все ненужное сжечь.

Как только Максим отошел к снегоходам и нартам, к девушке подошел Стае:

— Have you got your computer files with you? (Ваши компьютерные файлы у вас с собой?)

— How, how do you know? Who are you? (Как, откуда вы знаете? Вы кто?).

— Ts, I am Polish scout, try to keep closer to me. Also do not forget your materials! (Тише, я польский разведчик, старайтесь держаться ближе ко мне. И не забудьте ваши материалы!)

Патрик Маккой вошел в кабинет Ульфа Торвальдсона и остановился напротив его стола.

— Хотели меня видеть, господин полковник?

Хозяин кабинета был чернее тучи, он протянул Маккою газету с кричащим на всю страницу заголовком: «Русские сбили норвежский самолет! Что делали наши парни в их воздушном пространстве?».

— Что вы предлагаете делать со всем этим? Я не могу выйти за ворота базы, как меня окружает толпа репортеров.

— Вы сами виноваты, что отпустили вожжи своей прессе. У нас после войны в заливе никто не имеет права публиковать что-либо подобное без согласования с центром по связям с прессой при соответствующем министре армии, флота или ВВС. Пусть наложат арест на эти газеты.

— Это вы в своей стране можете такие фокусы проделывать, у нас так не получится, страна слишком маленькая. Кроме того, как нам теперь их оттуда вытаскивать?

— Мной уже приняты определенные меры.

— Позвольте узнать, что за меры?

— Сожалею, но это конфиденциальная информация. Вас известят в свое время. Если это все, то, с вашего разрешения, я пойду.

Американец вежливо отдал честь и вышел. Торвальдсон грохнул по столу кулаком. Потер ноющую руку и мрачно уставился в окно: теперь его ждало самое неприятное — предстояло известить членов семей сбитого экипажа о происшествии с самолетом.