Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Ракетчик (№5) - Молитва для ракетчика

ModernLib.Net / Боевики / Козлов Константин / Молитва для ракетчика - Чтение (стр. 1)
Автор: Козлов Константин
Жанр: Боевики
Серия: Ракетчик

 

 


Константин Козлов


Молитва для ракетчика

ОТ АВТОРА.

Все события являются вымышленными, какое-либо совпадение имен и фамилий реальных людей с фамилиями и именами персонажей случайны. Ни одна из упомянутых в повествовании государственных структур не имела к описанным событиям ни малейшего отношения.

ВВЕДЕНИЕ.

Микко Хютенен был стар, поэтому он все делал с рассудительной основательностью. Прежде чем во что-нибудь вмешаться или что-то эдакое предпринять, Микко всегда взвешивал все «за» и «против», причем не один раз. Но действовал всегда быстро. Сейчас его вмешательство не требовалось, для пятерых он опоздал лет на шестьдесят, для одного — по меньшей мере, на неделю. Но что-то предпринять все же стоило. Этого требовало чувство самоуважения и старой солдатской солидарности, присущее ветеранам всех времен и народов. Он много чего повидал на своем веку, но сейчас не лишним было бы перекурить. Неплохо было бы и выпить, но выпить было нечего. Фляжку со спиртным он не взял, нарушив одно из своих правил: даже если выходишь ненадолго, собирайся так, как если бы уходил на неделю или более того. Грустно вздохнув, Микко вынул из кармана подбитой мехом куртки портсигар, вырезанный из карельской березы, достал сигарету, закурил и, выпустив струйку дыма, задумчиво огляделся. Потрепал за уши суетящегося у его ног пса и спросил у него:

— Ну, и что мы будем со всем этим делать?

Здоровенная лобастая лайка, в которой проглядывалась примесь волчьей крови, доверчиво ткнулась в ладонь влажным прохладным носом.

— Не знаешь? Вот и я не знаю, пожалуй, придется сначала с Петровичем все это обсудить.

Услышав упоминание о знакомом, собака вежливо вильнула хвостом и улеглась у ног хозяина. Хютенен потер ноющее колено и бросил взгляд на безоблачное небо. Ярко светило низкое, уже почти зимнее солнце, но и без всякого барометра можно ждать ухудшения погоды. На севере вдоль горизонта ползли тяжелые хмурые тучи, несущие снег и холод. Последние лет десять он мог предсказывать погоду лучше любого синоптика. Старость, никуда не денешься.

ГЛАВА 1.

ЭХО ВОЙНЫ.

Час назад он в прекрасном расположении духа вышел на широкую поляну у берега Пяозера, и думал он тогда не о времени, летящем так быстро, и не о бренности жизни. Его вел веселый охотничий азарт и идущий по следу матерого лося пес Джем. Джему недавно исполнился год, до этого был длительный период натаскивания и обучения. Слово «дрессура» старый егерь не принимал, это для цирка, там, где тигры с ящика на ящик прыгают. Собака — друг, помощник, а помощника не выдрессируешь, как ни старайся. Научить можно, натаскать, как натаскивают молодого бойца. Лайка взяла след полтора дня назад и еще ни разу не сбилась. Вела уверенно, иногда убегала вперед и возвращалась, чтобы поторопить хозяина, иногда ждала его, пристально глядя в ту сторону, куда ушла «добыча». Лось почуял погоню и стал хитрить, плести круги, лезть в бурелом, иногда подпускал погоню совсем близко, а затем резко вырывался далеко вперед. Микко уже не раз ругал себя за то, что вовремя не прекратил эту игру. Время охоты на лося еще не настало, но, подчиняясь порыву четвероного друга, завелся сам, как молодой. Хотелось испытать собаку и все же обхитрить старого сохатого, чтобы потом похвастаться перед Петровичем, как они с Джемом двое суток шли по следу и ни разу не сбились. Чем бы все это закончилось, неизвестно, да вот только на каменистом берегу небольшой ламбы[1] собака вдруг тревожно завертелась на месте. Запыхавшийся хозяин выскочил на берег и, заметив мечущегося Джема, досадливо спросил:

— Ну что, дурень, обманул тебя сохатый? Эх ты, мы его почти загнали!

Старик с трудом сдержал недовольство четвероногим компаньоном. Неужели что-то упустил? Где-то дал слабину, и пес вырос не таким хорошим охотником, как хотелось. Микко готовил собаку, не жалея времени, иногда уделяя щенку больше времени, чем наезжавшим па каникулы или в отпуск сыну и внукам. Из-за чего, кстати, постоянно ругался с супругой. Но нет, собака след не потеряла, ее беспокоило что-то другое. Тревожно поскуливая, она металась то в одну сторону, то в другую, взглядом спрашивая у хозяина: куда? Егерь рассердился. Что, если след пересекла лиса или заяц? Уйдет сохатый. Но проверить можно только одним способом. Потом можно будет дать понять собаке, какого следа держаться, когда идет настоящая охота, научить не отвлекаться на посторонние запахи.

— Ну, показывай что нашел! — бросил он растерянному Джему. Собака, оглядываясь, идет ли следом хозяин, потрусила к подножию поросшей сосняком гряды — оза[2]. Все еще недоумевая, Микко поплелся следом. Лайка несколько раз мелькнула между соснами и скрылась в нагромождении камней. Он обогнул поросший мхом валун, теперь стало видно, куда направляется Джем. Впереди, чуть левее тро

пы, лежал ствол поваленной ветром большой сосны. Метров за десять собака присела на задние лапы и начала красться вперед, прижав уши. Пес то и дело оглядывался назад, боялся, что хозяин не пойдет за ним. Хютенен насторожился, поведение лайки было странным. Уж не медвежью ли берлогу нашла собака? Старик остановился, переломил вертикалку и вытащил патроны, снаряженные крупной дробью. Стрелять в лося он не собирался, погоня велась на интерес, потому и боеприпасы были неподходящие для охоты на крупного зверя. Старик вынул дробовые патроны и аккуратно сложил их в левый карман куртки, достал из правого кармана патроны, снаряженные пулями, и установил их в ружье. Защелкнул стволы и снял оружие с предохранителя. Собака, тихо ворча, ждала, пока он закончит свои приготовления. Для такого случая лучше было бы взять «Сайгу», но карабин остался дома.

— Ну, теперь пошли, — егерь взял ружье наизготовку и, крадучись, пошел к разлапистому корневищу. Ни шерсти, ни других следов пребывания хозяина леса возле комля не наблюдалось, зато на раннем снегу виднелись четкие отпечатки ног, обутых в обувь с рифленым протектором. Обычная обувка туристов, охотников и прочего люда, шляющегося по лесам с надобностью и без таковой. Следы были глубокие и четкие. Протектор резко отпечатался на песке и снежных наносах. Накатило противное предчувствие. Он обошел следы, не наступая на них, подошел к корневищу и заглянул под пласт дерна и грунта, образующий «крышу» возникшей под поваленным деревом «берлоги». «Вход» в убежище был завален ветками, у ведущего под комель проема было натоптано особенно сильно. Хютенен раздвинул ветки стволом и отпрянул: в нос ударил удушливый запах тлена. Под комлем лежало тело мужчины в брезентовой штормовке, старых джинсах и новеньких замшевых ботинках с высокими берцами. Тело лежало навзничь. Мужчина, судя по всему, был убит сзади, штормовка на спине была разорвана пулями, материя возле отверстий была пропитаной кровью и черной от пороха, стреляли в упор или с очень близкого расстояния. На откинутой в сторону руке тускло желтел браслет часов. Егерь склонился над телом и попытался их разглядеть. Часы были не новые, но достаточно дорогие, насколько он в этом разбирался. Корпус с браслетом были, похоже, из золота. На напылении или позолоте всегда остаются царапины, которые бросаются в глаза, на этих часах их не было.

«На ограбление не похоже», — решил старик. «Отойди, тебя здесь не хватало», — прикрикнул он на осмелевшую собаку. Егерь отошел от комля и перевел дух. Вдохнул чистый воздух и оглянулся. У подножия синело Тикшеозеро, величественные сосны, припорошенные снегом, застыли в грозном молчании. Лес, до этого казавшийся волшебной сказкой, потерял свое очарование, стал враждебным. Казалось, в воздухе струится запах угрозы и опасности. Следы вели к озеру, они вились вдоль ручья, соединяющего ламбу с мелким каменистым заливом. Разгадка гибели неизвестного была где-то там. «Ну, пойдем, посмотрим, в чем там дело», — сказал собаке Микко и пошел вдоль следов. Следы были уже старые, он поддел один из них — отпечаток не развалился, его цепко схватил тонкий ледок. Если бы след был свежим, старик никогда бы по нему не пошел. Зашел бы откуда-нибудь сбоку, да ещё и с подветренной стороны, как поступают охотники, подкрадывающиеся к затаившемуся в берлоге зверю. Этому же его учили и в юности в снайперской школе в тридцать девятом. Давно все это было.

Родители Микко — этнические финны, выехали на заработки в Норвегию еще в тридцать пятом. Когда Сталин попытался установить в соседней Финляндии правительство Антикайпепа и присоединить к СССР бывшую северную территорию Российской империи, Микко было восемнадцать. Вместе с группой добровольцев со всей Скандинавии, приехавших в Суоми, чтобы защитить Страну Озер от большевистского нашествия, он оказался на линии Маннергейма. Уже в первых боях он так здорово управлялся со своей винтовкой, что его заметили и сделали снайпером. Сорок четвертый застал его инструктором огневой подготовки пехотного училища. Когда русские перешли в наступление под Ленинградом, все училище — и курсанты, и преподаватели — оказалось на передовой, а ровно за месяц до выхода Финляндии из войны Микко попал в русский плен. Он не любил вспоминать то время. В конце пятидесятых он осел в Карелии, природа здесь ничем не отличалась от той, что была по другую сторону границы, на этнической родине. Нашлись и соотечественники, через год с небольшим председатель сельсовета зарегистрировал брак Микко и Маргит Хара, дочери старого рыбака Антти, бывшего до революции зажиточным хуторянином. Прошли годы, он много раз пробовал писать родителям, но ответа не приходило. То ли они сменили адрес, то ли письма изымали сотрудники НКВД МГБ. Закончилась «холодная война» и началась «перестройка», по своему размаху и ущербу вполне подобная войне «горячей». Распалась страна и рыбсовхоз, в котором Хютенены работали. Начали налаживаться связи между людьми по обе стороны границы. Одно время была возможность уехать в Финляндию, но воспротивилась жена, отказалась бросать хозяйство, а теперь, пожалуй, и ни к чему. Вырос сын, и теперь родина Микко была здесь. И работа нашлась по душе: освободилось место егеря в Лоухском лесничестве. У него появилась официальная причина надолго отлучаться из дома, что, учитывая усиливающуюся к старости сварливость супруги, было далеко не лишним.

На широком галечном пляже цепочка следов обрывалась, но здесь были другие признаки пребывания человека. Четырехугольный отпечаток основания палатки, старое кострище, две лежанки из елового лапника. В кострище несколько обгоревших консервных банок, на коре дерева у самой воды след от троса, которым привязывали лодку или катер. Это было все, никакого мусора, окурков, ровным счетом ничего. Этот второй не оставил никаких следов пребывания, кроме отпечатков рифленой подошвы. Весь мусор добросовестно собрал и сжег. В кострище остались бесформенные кусочки оплавленной пластмассы и бумажный пепел. Ничего, указывающего на причину смерти его напарника на месте бывшего лагеря не было. Микко все внимательно осмотрел и потом приказал собаке:

— Давай ищи!

Пес метнулся было назад к вывороченной сосне, но хозяин подозвал его и приказал:

— Ищи здесь, — для ясности он обвел рукой место между кострищем и местом ночлега незнакомцев. Собака виновато вильнула хвостом, не могла понять, чего хочет хозяин. Потоптавшись на месте, Джем наконец опустил нос к земле и потрусил в сторону сельги[3], замыкающей каменистый пляж с противоположной стороны. Егерю ничего не оставалось, кроме как пойти за собакой. Лайка добежала до конца пляжа и стала пробираться наверх. Чертыхаясь, Микко полез на скалы, вокруг были гранит и диабаз[4]. Лес, камень и вода — три стихии — образовывали здешний пейзаж. Собака уже давно перевалила за гряду, а старик только добрался до вершины. Остановился, чтобы перевести дух. Заливистый лай Джема доносился из низкорослого ельника, окаймляющего широкую продолговатую поляну. Хютенен обернулся и увидел все сам.

Издалека был виден только хвост самолета, но его высота уже позволяла судить о габаритах всей машины, а тусклые опознавательные знаки о его принадлежности. Егерь спустился вниз и стал продираться сквозь ельник. Следы тех, кто прошел здесь раньше, четко отпечатались на мху. Одни были уже знакомы своим характерным рисунком, такие же были на снегу, вторые — определенно были оставлены подошвами замшевых ботинок погибшего. Микко вышел из зарослей и увидел весь самолет. Это был большой грузовой «юнкере» с опознавательными знаками «люфтваффе». Сквозь плоскость с сорванной обшивкой между уцелевшими элеронами пробилась молодая сосенка, на поверхности крыла местами обосновался лишайник. Самолет лежал на брюхе, лопасти винтов были искорежены при вынужденной посадке. Старик направился в обход «Юнкерса»: весь фюзеляж был в отверстиях от пуль и снарядов. Метров на пятьдесят за хвостом самолета тянулась прочерченная при посадке борозда. Почти все стекла в пилотской кабине выбиты. Ручки на двери, ведущей в грузовой отсек не было, ее кто-то выломал. Обломки ручки и замка валялись на мху возле двери. В двери и обшивке были пробиты два отверстия, сквозь них была продета алюминиевая проволока, концы которой были аккуратно скручены. Опередившие егеря посетители постарались изолировать машину от посещения мелкого лесного зверья. Хютенен размотал концы проволоки, отжал плечом дверь и, перешагнув порожек, пробрался внутрь. Внутри фюзеляжа царил полумрак. Свет пробивался сквозь наружный люк, пилотскую кабину и оконца стрелка, защищавшего машину от атак истребителей противника со стороны задней полусферы. Отсек был заставлен ящиками, от смещения во время полета их удерживала сеть из брезентовых ремней. Старик подергал их — ремни оказались еще вполне прочными, и почти на ощупь добрался до кабины. Повсюду были дыры пробоин, в отверстия пробивались лучи солнца. Он пробирался вперед, пока не уперся в обезображенную осколками приборную доску. Поверх нее успела свить гнездо какая-то лесная пичуга. Сидения с кожаными спинками были иссечены пулями и осколками, но они были пустыми. Хютенену это показалось странным, все же экипаж оставался в самолете. Черепа и кости летчиков вперемешку лежали на полу. Сначала старик подумал, что это работа лис, волков или зверья поменьше, но нигде не осталось ни одного обрывка формы или летного обмундирования, ни одной пуговицы, значка, застежки. Не было на месте и личного оружия экипажа, исчезло все, даже штурманские инструменты. Егерь достал зажигалку и осмотрел все пространство кабины, заглянул под сидения и приборную доску. Ни клочка обмундирования не было и там, как, впрочем, и нагрудных медальонов, на месте были только парашюты в истлевших парусиновых сумках. Старик осторожно, стараясь не потревожить останки, двинулся к выходу из кабины, снова протиснулся мимо штабелей ящиков и прошел в сторону хвоста. Части скелета радиста лежали на полу отсека, следов одежды никаких. Теперь стало ясно, что за «гости» побывали здесь до него. Что-то о таких «старателях» он слышал или читал. «Черные следопыты» ищут останки солдат минувшей войны, старое оружие, документы, военные атрибутику и одежду, оборудование. Гребут все, что годится для частных коллекций, и не только. Говорят, за нагрудные медальоны немецкое правительство платит премию, столько же за них платят любители, желающие пополнить свою коллекцию редкой реликвией. За все это очень хорошо платят в России, а еще больше — в Европе. И все же пять медальонов и комплектов обмундирования времен второй мировой не стоят того, чтобы палить друг другу в спину. Быть может, причина смерти одного из мародеров находящийся на борту груз? Старик подошел к ящикам. С левого штабеля сеть была снята. Подсвечивая себе зажигалкой, он принялся осматривать ящики. С верхнего были сорваны пломбы, и защелки на крышке были не закреплены. Старик просунул руку внутрь, нащупал что-то и потянул на себя, это был длинный предмет, завернутый в промасленную бумагу. С трудом удерживая скользкую от обильной смазки находку, он подошел к люку, где было светлее, и размотал обертку. Слой за слоем обрывки летели на пол, пока в руках у Микко не оказалась винтовка. Это был хорошо ему знакомый с военной поры «маузер». Старик подбил рукоять затвора ладонью, отвел его назад, внутри — ни пятнышка ржавчины. Винтовка отлично сохранилась и была такой же смертоносной, как и шестьдесят лет назад. Надежная штука, у него самого была такая же. Егерь прислонил оружие к стенке отсека и продолжил осмотр. Всего оказалось: пять ящиков с винтовками, по десять штук в каждом, двадцать ящиков с запаянными цинками, в которых хранились винтовочные патроны. В двух ящиках совсем небольшого размера, каждый в отдельной промасленной коробке, лежали пистолеты «вальтер», а в пяти ящиках цинки с пистолетными патронами. Двух пистолетов не хватало, не было и одного цинка с патронами для них. Остальные ящики были заполнены полевыми телефонами, щелочными батареями, медикаментами и сухим горючим, было два ящика, в которых оказались портативные радиостанции. Нашелся и брезентовый мешок с печатями военной почтовой службы. Мешок давно сгнил, и сквозь прорехи в парусине виднелись серые слипшиеся бумаги с выцветшими адресами отправителя и получателя. Теперь для старика все более-менее прояснялось: причиной преступления было оружие, его на борту самолета было в избытке и сохранилось оно отлично. На черном рынке за весь этот арсенал можно было получить сумму с большим количеством нулей, и не в российских рублях, обесценивающихся вопреки заверениям министра финансов, небывалыми темпами, а в какой-нибудь более надежной валюте.

Старик докурил, аккуратно втоптал в снег окурок и кряхтя встал. Перед уходом нужно было кое-что сделать. Сначала он освободил подходящий по размерам ящик, вывалив его содержимое прямо на металлический настил в свободном углу грузового отсека. Потом собрал в него все кости и поволок ящик наружу. Тащить ящик по гравию было ничуть не легче, чем по настилу отсека. Вдобавок к шуршанию камней добавился стук содержимого. От этих звуков работа веселее не шла. Еле-еле удалось протиснуть груз через входной люк. Несколько раз он устраивал перекур. Несмотря на крепкое сложение, годы брали свое. Ящик он установил у подножия сельги и забросал мелкими булыжниками. Минуту постоял над могилой молча. Все-таки в прошедшей войне они были на одной стороне, как бы там потом ни оказалось. Джем никак не мог догадаться, что за игру устроил хозяин. Потом началась основная часть работы; закончил ее Микко далеко за полдень. Солнце начало клониться к горизонту, когда он свистнул собаку и зашагал по направлению к дому. До темноты он мог пройти километров семь. Ради такого расстояния можно было и не пускаться в путь, особенно если спину и ноги ломит, как будто весь день таскал тачку с камнями. Но Хютенен ни за что не остался бы ночевать на берегу возле самолета. Когда он остановился на ночлег и. раскатал спальник поверх лапника, настеленного в шалаше, в небе уже вовсю играло первое в этом году северное сияние.

ГЛАВА 2.

«… НИЖЕПОИМЕНОВАННЫЕ НАЗНАЧЕНЫ ДОБРОВОЛЬЦАМИ…»

Своим сложением Олаф Юргенссен удался в своих далеких предков. Родись он веков на девять раньше, пришелся бы очень кстати за веслом на скамье дракара[5] какого-нибудь конунга викингов, ведущего ватагу соплеменников в лихой набег на берега Альбиона или Дании. На здоровье Олаф не жаловался никогда, и жалобы на какие-то болячки были ему попросту не понятны. В его здоровом, отлично отлаженном организме никогда ничего не болело, и то, что что-нибудь болит у других, приводило Юргенссена в искреннее недоумение. Идиллия продолжалась до тех пор, пока в один прекрасный день, точнее, вечер, а еще точнее, вечер вчерашний, закусывая пиво орешками в баре, потомок викингов попытался раскусить случайно оказавшуюся в пакете с ними призовую пластмассовую фишку. Из серии «собери таких десять штук и отправь по адресу…», в числе призов — два снегохода и полторы тысячи биотуалетов. Фишку он не разглядел в потемках, организованных по случаю стрип-шоу. Под бурные аплодисменты, сопровождавшие выступление склонной к хорошо оплачиваемому эксгибиционизму барышни, увлекшийся Олаф стиснул челюсти значительно крепче, чем следовало бы. В результате бедняга немедленно получил два куска пластмассы вместо одного и трещину в зубе. Хозяин заведения обещал возместить все затраты, связанные с лечением, но, во-первых, в баре Олаф оказался как раз по случаю мальчишника, устроенного единственным в Вадсе дантистом в связи с предстоящей завтра и полдень свадьбой, и лечить пострадавшего было некому; а во-вторых, с утра у О лафа было дежурство на метеостанции. После того как принятое вчера «болеутоляющее» было выведено из могучего организма в окружающую среду, зуб разболелся еще сильнее. По причине молодецкого здоровья Олаф, не сильно разбиравшийся в фармакологии, выгреб из имевшейся на метеостанции аптечки все имевшиеся таблетки, позвонил поселковому врачу и узнал, для чего какие предназначены. Потом отобрал те, что, по его мнению, соответствовали сложившейся ситуации, для большей гарантии он взял каждых по две, старательно размолол пилюли, используя здоровую часть жевательного аппарата и, запив молоком из пакета, применил, как пишут медики в рецептах, «внутренне». После чего повязал щеку шарфом и отправился ждать результата. Результат не заставил себя ждать слишком долго, только по непонятной причине проглоченные медикаменты подействовали не на верхнюю, а на среднюю часть организма крепыша-метеоролога. А именно как раз на то место, где нижние конечности крепятся ко всему остальному. «Результат» имел место три раза, после чего Олаф сложил оружие и решил отдаться в руки профессионалов.

Недель за пять до того, как организм Олафа Юргенссена вступил в конфликт с фармакологической промышленностью Норвегии, майор Бен Йенсен спокойно подъезжал к воротам авиабазы Буде. В лучах ярких ламп дневного света искрился снег на соснах у пропускного пункта. Настроение было отличным, в планы майора входило отметиться на службе и выбраться в город — у сына в колледже были проблемы, требующие вмешательства родителей и педагогического совета. Об этом прямо и недвусмысленно сообщил директор учебного заведения в телефонном разговоре накануне вечером. Конкретную причину вызова директор обещал изложить при встрече. Погруженный в семейные проблемы, Йенсен машинально показал пропуск сержанту местной охраны и собирался проследовать дальше, но сержант постучал по стеклу костяшками пальцев, давая понять, что у него есть для майора какое-то сообщение. Йенсен опустил стекло.

— Доброе утро, майор, — зябко простучал зубами сержант.

— Приветствую вас, — иронично ответил Бен, неодобрительно поглядывая на его поднятый воротник — прямое нарушение формы одежды при исполнении служебных обязанностей, — надеюсь, вы меня остановили не для того, чтобы сообщить этот не нуждающийся в подтверждении факт?

— Вовсе нет, господин майор, вас вызывает к себе командир базы.

— На какое время?

— Немедленно, господин майор. Вам приказано прибыть К нему сразу, как только прибудете на базу.

Бен кивнул и проехал под арку ворот внешнего ограждения. Свернув к штабу, он задумался, что это такое понадобилось начальству. Полетов на сегодня не ожидалось. Последнее время они вообще летали не так часто, как раньше. В результате развала армии и флота у русских осталось совсем мало субмарин, охота за которыми входила в задачу подчиненного майору Йенсену экипажа. Другое дело раньше — летать приходилось почти ежедневно, на земле экипажи патрульной разведывательной противолодочной эскадрильи оставались в редких случаях, когда погода была совсем уж никуда не годной. Бен оставил машину на стоянке у штаба и направился ко входу в здание. Холодный морозный ветер проник за воротник сразу, как только он выбрался из нагретого салона. Насыщенный влагой ветер дул с моря, и при влажности в девяносто восемь процентов двенадцатиградусный мороз казался сибирским холодом. На снегу перед крыльцом следов, ведущих в штаб, было еще совсем немного. Люди еще только собирались на службу. Майор кивнул дворнику, бодро шагающему за своей стрекочущей снегоуборочной машинкой, и тот вежливо помахал рукой. Йенсен засунул шапку и куртку в личный шкаф, взял из него папку с блокнотом и ежедневником и направился к командиру. Полковника Ульфа Торвальдсона он знал уже лет пятнадцать. Они вместе начинали службу в 356-й истребительно-бомбардировочной авиаэскадрилье на севере Норвегии. Все летчики части считались в НАТО экспертами ВВС по посадке при сильном боковом ветре, а лейтенант Торвальдсон и капитан Йенсен летали лучше всех. Их негласное соперничество прервалось после того, как на F-5A[6] Йенсена заглохли оба двигателя и капитану пришлось катапультироваться. Он опустился в воду Норвежского моря в десяти милях от острова Сер-Квалей и пять часов болтался в оранжевой резиновой лодочке, пока его не подобрал корвет, с борта которого он попал прямо на госпитальную койку. Лейтенант Торвальдсон все время до подхода корабля рисовал круги над морем там, где приземлился его начальник. Лежащий на дне «резинки» капитан мог отчетливо разглядеть лицо сидящего в кабине товарища. Приказ с «вышки» на возвращение он выполнил только тогда, когда с борта корвета ему сообщили, что визуальный контакт со спасательной лодкой Йенсена установлен. Садился Торвальдсон с остатком топлива в пятнадцать литров; двигатели заглохли, когда колеса F-5A коснулись холодного бетона взлетно-посадочной полосы. После этого случая судьба надолго развела их служебные дорожки, но они дружили семьями. Истребительную авиацию Йенсену пришлось оставить, летать на сверхзвуковых машинах не позволяло здоровье, и его перевели в другую часть. Со временем отношения стали прохладнее, Ульф уверенно шагал по служебной лестнице, а Бен надолго засиделся в пилотском кресле «Ориона». Через семь лет Торвальдсон командиром пришел на базу, где Бен командовал экипажем патрульного Р-ЗС[7]. Встретились два старых приятеля подчеркнуто официально. Выскочкой своего бывшего подчиненного Йенсен не считал, просто, так сложилась судьба, хотя в душе поселилось чувство легкой зависти. На месте Торвальдсона вполне мог оказаться он сам, если бы двигатели его «эф пятого» оказались тогда надежнее.

Майор постучал и, получив разрешение, вошел в кабинет.

В кабинете командира базы пахло натуральным кофе, дорогим одеколоном и хорошими сигарами. Ульф Торвальдсон всегда сам молол кофе и сам же его варил. Hужно признать, получалось это у пего неплохо. Йенсен застал своего шефа как раз у кофеварки.

— Как твой Айвор? — поинтересовался полков-пик.

— Что-то учудил в колледже. Хотел спросить твоего разрешения отлучиться для встречи с директором.

— Какие проблемы, старина, — проявил демократичность шеф, — поезжай в любое время. Нам, старым служакам, позволительно иной раз пожертвовать служебным временем.

Полковник вставил в кофеварку чашку, чтобы туда капал заваривающийся кофе.

— Будешь кофе?

Йенсен насторожился, Торвальдсон не страдал мягкотелостью, и каких-либо поблажек с его стороны подчиненные никогда не видели. Все говорило о том, что разговор будет долгим и, скорее всего, не очень приятным. Но в чем дело? Каких-то особенных упущений по службе за собой Бен не видел. В чем таком он провинился, что приятелю нужно отчитывать его без посторонних? Не на служебном совещании, а лично.

— Присядь, нам нужно кое-что обсудить, — совсем не приказным тоном предложил Ульф. Майор сел и вопросительно уставился на командира. Тот потер переносицу и осторожно начал:

— Ты ведь знаешь о программе партнерства в рамках НАТО, о совместных стажировках в составе экипажей нашей патрульной авиации и авиации их военно-морских сил, о взаимном обмене и обо всем, что с этим связано?

Йенсен кивнул, на базе об этом ходили разговоры. Об этой американской инициативе писали в журнале ВВС, но практических шагов до сих пор никто не предпринимал.

— О том, что стортинг и правительство единодушно одобрили программу перевооружения наших ВВС, ты тоже в курсе?

— И что? — вежливо осведомился Бен.

— У нас на базе планируется развернуть американскую систему обеспечения боевого вылета MSS-2.

Йенсен постарался вспомнить, что он знает об этой системе. Память услужливо подсказала нужное. Изготовитель — фирма «Фэрчайлд», аппаратура разработана в ходе реализации программы создания автоматизированных систем боевого вылета. Она позволяет производить рассчет предстоящего боевого вылета от взлета до посадки, проигрывать действия экипажа при возникновении неисправностей в полете, в ходе полета рассчитывать порядок применения средств поражения, маневры в районе цели и порядок прорыва ПВО противника. Одним словом, что-то вроде думающего автопилота.

— Приходилось о ней читать. Если янки готовы поставить нам новую технику, а у правительства есть на это деньги, это неплохо, — проявил лояльность правящему кабинету Бен.

Из кофеварки вылилась длинная струя кофе. Полковник взял полную чашку, торжественно установил ее на блюдце и водрузил на столе перед подчиненным. Он помнил: Йенсен любит пить кофе без сахара.

— Насчет «больших братьев» обольщаться не стоит: они собираются принять на вооружение MSS-3, и им просто нужно куда-нибудь сбагрить устаревшее оборудование. У нас, правда, и такого нет, вот «отцы нации» и решили приобрести кое-что подешевле. В комплекте будет установлена аппаратура Talon Lance, позволяющая в масштабе реального времени отображать на лобовом стекле необходимую информацию. Мы (кто «мы» — Торвальдсон не уточнил) решили начать переоборудование с твоего самолета.

— Спасибо, Ульф! Пилоту легче, когда ему помогают принять верное решение, это будет неплохое подспорье, — отхлебнул кофе Йенсеи.

— Неплохое, — кивнул полковник и взял свою чашку, — только деньги — это не все.

— В смысле?

— Американцы включили в часть уплаты за поставленное оборудование кое-что еще.

— И что же именно?

— Они хотят «поймать» русскую лодку.

— Хотят поймать, пусть ловят, — философски пожал плечами Йенсен.

— Они хотят, чтобы это сделал для них ты, Бен.

— Почему я, Ульф? На мне что же, сошелся свет клином? И потом, откуда им взять эту самую лодку? Русские сейчас редко выходят в море.

— Они выйдут, Бен, выйдут как раз тогда, когда нужно. Твой экипаж — лучший на базе. Ты лучше всех знаешь район, у тебя самый большой налет и больше опыта, чем у всех остальных вместе взятых. К тому же это способ выдвинуться, старина, тебе давно пора сидеть в этом кресле, — полковник похлопал рукой по подлокотнику собственного.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16