ГЛАВА 3.

ВПЕРЕД, НА МИНЫ!

Давыдов посмотрел в окно, зябко поежился. Из тяжелых, низких туч па мрачную серую гладь Онежского озера сыпался мелкий снег. Кроны сосен на городском пляже накрывало пушистым снежным одеялом. Снежинки падали в свинцовую воду и таяли, отбирая у озера остатки тепла. На желтом песке появились снежные переметы, а сам пляж сейчас меньше всего напоминал место, где можно заниматься водными процедурами. Глядя на картину за оконным стеклом, трудно было себе представить, что летом на берегу не протолкнуться от отдыхающих. Майор перевел взгляд на настенный календарь. Ничего радостного в нем обнаружить не удалось. Был понедельник, середина ноября, и зима в Карелии наступала вполне правомочно. Впереди была полная рабочая неделя, не подлежащая разбавлению какими-либо общенародными или ведомственными праздниками. Анатолий потер переносицу, голова раскалывалась. Воскресный вечер был посвящен торжественному бракосочетанию начальника отделения, в которое майор попал служить, после того как распрощался с агентством. Сейчас Анатолий думал, что подобные мероприятия нужно устраивать в пятницу, ну, на худой конец, в субботу, но никак не в воскресенье, после которого нормальным людям еще и служить. Ко всему прочему, пришлось работать тамадой. Работа, в общем-то, не сложная, единственный минус заключается в том, что пить приходится вместе со всеми, а закусывать, как правило, не успеваешь, так как пока все едят, приходится развлекать народ, занятый пережевыванием и перевариванием. Последствия бесшабашного воскресного веселья вылились в тяжелое утреннее похмелье. Голова раскалывалась, желудок колотился о прочие внутренние органы, сердце натужно гнало по венам антифриз, а легкие с трудом справлялись с пустяковой нагрузкой вроде обычного подъема на второй этаж. Организм требовал принятия каких-то кардинальных мер. Давыдов засунул в рот две таблетки «Рондо» и принялся их старательно грызть. Окружающая действительность наполнилась мятным вкусом и ароматом. Наполненная мятными ощущениями реальность показалась Анатолию отвратной. Он выплюнул остатки «Рондо» в корзину для бумаг. Легче не стало. Чашка кофе была бы очень кстати. Давыдов открыл свой шкаф, достал чашку, налил в нее воды из графина, воткнул кипятильник и направился за кофейной банкой. Банка казалась подозрительно легкой. Анатолий зацепил жестяную крышку чайной ложкой. На дне цилиндрической емкости тоскливо пересыпалось несколько крупинок — жалкие остатки былой роскоши. Вода вскипела, перелилась через край и оставила на лакированной крышке стола белесое пятно. Давыдов выдернул хвост кипятильника из розетки и пошел по штабу побираться. Первое место, куда он заглянул, был кабинет начальника оперативного отделения. Сам начопер, подполковник Иван Сергеевич Марков, умница и эрудит, находился на своем рабочем месте. В глубоком кресле с чашкой кофе и журналом «Зарубежное военное обозрение». На столе перед ним лежала рабочая тетрадь, в которую Иван Сергеевич прилежно перерисовывал ТТХ «вражеского» истребителя F/A-18. С Давыдовым у них были приятельские отношения, и знакомы они были уже лет девять, раньше Марков был у Анатолия комбатом. На новом месте майор служил всего три месяца, но друзей и приятелей в части успел завести достаточно, причем значительное число сослуживцев оказались его знакомыми еще со времен лейтенантской юности. Подполковник внимательно рассмотрел бледную физиономию бывшего подчиненного.

— Страдаешь? — человеколюбиво посочувствовал он.

Давыдов стоически кивнул. Выражать мысли словами было затруднительно, но он напрягся и перефразировал известный шлягер:

— Как отвратительно в России по утрам.

— Кофе хочешь?

— Угу, за тем и пришел.

— Кипяток найдешь или тоже угостить?

— Найду, — вздохнул майор. Он вернулся к себе, надел на руку перчатку, чтобы не обжечься, и перетащил дымящуюся чашку в кабинет Маркова.

Тот открыл тумбу стола и достал банку «Чибо»:

— Угощайся.

— Красиво жить не запретишь, мы «Максвелл Хаусом» обходимся.

— На вкус и цвет… — парировал Иван Сергеевич, — хочешь, развеселю?

Давыдов кивнул, хотя не мог представить себе, чем его сейчас можно обрадовать или развеселить. Воспринимать информацию он был способен, но как-то реагировать на нее — вряд ли. Обрадовать могло разве что известие о том, что кварталку дадут без обычной задержки выплат, ставшей в армии традиционной, вопреки жизнерадостным заверениям говорящих «голов» из телеящика.

— Угадай, сколько лет министру обороны Эстонии?

— Лет сорок, — предположил Анатолий, заранее ожидающий какого-то подвоха или розыгрыша.

— Ошибся на пятнадцать лет.

— Пятьдесят пять? — спросил Анатолий. Такой жизненный «стаж» был вполне достаточным для столь ответственной должности. Хоть страна и небольшая, но должность обязывает.

— Двадцать пять, — категорично отрезал Иван Сергеевич, — как тебе?

— Он что у них, старший лейтенант? — майор подсчитал примерную выслугу эстонского военачальника.

— Он у них вообще гражданский, его партия на выборах победила, все посты в правительстве ей и достались.

— У них еще партия геев и лесбиянок есть, они тоже в правительство лезут, — сообщил Анатолий, болтая ложкой в чашке. Вода немного остыла, перчатку он снял и использовал в качестве салфетки, чтобы не испортить хозяйский стол, — вчера во «Времени» передали.

— Жаль, не эта партия у них к власти пришла, — задумчиво произнес подполковник.

— Это еще почему? — поинтересовался Давыдов и осторожно отхлебнул кофе. Вкус был вполне приличным, без привкуса жженой резины и горечи присадок к машинному маслу, которыми изобилуют основные «сорта» растворимой дряни, сливаемой на российский рынок ее «более цивилизованными» соседями.

— Тогда любой военнослужащий мог бы открыто назвать своего министра голубым, и ему ничего бы за это не было.

Давыдов принялся переваривать полученную информацию. Вспомнил холеную физию Паши Мерседеса и решил, что для него большинство его сослуживцев подобрали бы слову «голубой» более подходящий синоним.

— Было бы неплохо, — наконец согласился он, — а то, как послушаешь и посмотришь телик, все у нас здорово и распрекрасно, а в суровой действительности все наоборот. Одна нецензурщина отчего-то в голову приходит. Противно, хоть ящик не включай.

— Прошла информация, что грядет новое сокращение. Хотят две приграничные точки ликвиднуть.

— Они там у себя в «генеральском штабе» вообще с катушек съехали? У нас же и так почти ничего не осталось. Куда дальше сокращать то?

— А им по барабану, они пехота, им не понятно, зачем ПВО существует. Точки же без электросети, на них постоянно солярку завозить нужно. А это, вишь ли, накладно, лишние расходы для министерства.

— Так они же там не просто так стоят, границу прикрывают! Ясное дело, что там сети нет, там вообще ни фига нет, никакого проблеска цивилизации в радиусе ста верст. Но земля-то наша, да и точки туда вынесены, чтобы они могли раньше «увидеть» СВКНы[11], — недоуменно покачал головой майор.

— А им до лампады, у них уровень военно-политического мышления на уровне командира мотострелкового отделения. Им вообще не понятно: на фига прикрывать всю территорию страны. Проще сидеть на крыше правительственной дачи со «Стрелой» на загривке и пугать пролетающего воздушного агрессора своим грозным видом.

— Югославия им не пример?

— Им вообще ничего не пример. Да, тебя, кстати, Свинцов искал.

— Зачем?

— Понятия не имею, — пожал плечами Марков, — в окрестностях вроде бы все тихо.

— Давно?

— Минут двадцать.

— Пойду спрошу, — Анатолий выхлебал кофе в два глотка. — Спасибо за кофе.

— Забегай, если что, — кивнул ему бывший комбат.

Дверь в кабинет начальника штаба оказалась закрыта. Давыдов внимательно прочитал табличку (желтым по красному) «подполковник Свинцов Яков Алексеевич», как будто отжатого дверь должна была открыться как от магического заклинания «Сим-сим, откройся!». Но, увы, чуда не случилось. Майор для очистки совести подергал ручку и отправился восвояси. Лечебный эффект от выпитого кофе прошел и для измученного организма был явно не достаточным. Требовалось что-то более кардинальное. Давыдов посмотрел на циферблат наручных часов, стрелки уверенно говорили: местный «Военторг»[12] уже открылся. Давыдов вышел из штаба и повернул налево мимо доски почета части. Передовики «производства» с черно-белых фотографий, подкрашенных акварельными красками, смотрели на страждущего майора с явным осуждением. «Вы бы на себя посмотрели!» — буркнул им Давыдов и свернул за угол. Магазин работал. В запасе оставалось еще одно радикальное средство, способное поставить Анатолия на ноги, — томатный сок. Поздоровавшись, Давыдов сделал заказ:

— Три стакана сока здесь и пакет с собой.

— Яблочного? — спросила продавщица.

— Томатного, — внес ясность майор.

— Пирожки возьмите или вот выпечку, все свежее, только что разгрузили. Заодно и позавтракаете!

При мыслях о твердой пище желудок возмутился. Не дожидаясь, пока он «выйдет из себя», Анатолий яростно затряс головой.

— Только сок, больше ничего.

Продавщица перегнулась через прилавок и, заговорщицки подмигнув, предложила:

— Может, пивка?

Давыдов прислушался к организму. При упоминании об алкоголе внутренние органы единодушно, как на партсобрании, проголосовали, только не «за», а «против».

— Нет, — решительно произнес Давыдов, — только сок.

Расплатился, забрал покупку и направился к себе. Прошел через стеклянную дверь и по привычке мотнул головой вправо. Раньше там, на возвышении, в стеклянной пирамиде, под охраной часового хранилось Боевое Знамя части. Но в связи с победоносным шествием военной «реформы» людей в части стало не хватать даже на то, чтобы обеспечить полноценное несение караульной службы. Теперь символ чести, доблести и славы хранился в чехле под замками и печатями, а его место заняло какое-то переходящее полотнище комсомольско-партийной эпохи. Вроде бы и место не пустует, и охранять ничего не надо. А все же что-то не то. Раньше все входящие в штаб должны были отдавать честь Знамени, как отдает честь флагу корабля каждый, кто ступает на его палубу. А теперь все трусили мимо, стыдливо вжав голову в плечи. Давыдов миновал холл и, вяло размышляя о том, куда мог подеваться Свинцов Я. А., стал преодолевать ступеньки, ведущие к лестнице на второй этаж. Дышал он при этом, как альпинист, добирающий последние метры пути перед вершиной рекордного восьмитысячника. В этот момент до его сознания донесся настойчивый стук. Анатолий обернулся. Дежурный по части майор Игнатьев — местный инженер — барабанил по стеклу своего аквариума костяшками пальцев одной руки, а второй делал какие-то жесты, смысл коих по причине замутненного сознания оставался для Давыдова так же малопонятен, как письменность древних майя. Анатолий пожал плечами и поплелся в «дежурку».

— Тебя Свинцов уже сорок минут ищет, — сообщил ему вместо приветствия Юрка Игнатьев.

— Я уже ходил, у него кабинет заперт.

Дежурный с нескрываемой иронией пояснил:

— Вали в «греческий зал», там молодожен заблаговременно заначку вам оставил на утро, для таких страждущих, как ты. Все уже там, и шеф тоже, реанимационное отделение для алкоголиков походно-полевого госпиталя с самого утра «фунциклирует».

— А-а-а, спасибо, — вяло поблагодарил Давыдов и направился в офицерскую столовую. Дверь в «греческий зал» была закрыта, но из-за нее доносились приглушенные голоса. Давыдов подергал ручку, а потом простучал морзянкой цифру «семь» — универсальный ключ, открывающий двери в любой военизированный мужской «клуб»: от гаража с распивающей «шило» компанией автолюбителей до охотничьего домика с празднующей юбилей или «лампасы» армейской верхушкой. Голоса смолкли, щелкнул механизм замка, и дверь слегка приоткрылась. В образовавшуюся щель выглянула физиономия майора Репкина. Репкин был ветераном, выслужившим все мыслимые и немыслимые сроки, и службу он продолжал в ожидании, когда же родное ведомство созреет выделить давно заработанную квартиру.

— Заходи, — сказал ветеран и за протянутую для пожатия руку втащил Анатолия в помещение.

— Во, еще один болезный нашелся, с развода ищем, — бодро пробасил Свинцов, — не, парни, не перестаю вам удивляться. Ей-ей, как дети. Ну, выпил бутылку, выпил две — остановись, пора и меру знать, витийствовал НШ, — служи тут за вас. Подходи, лечись.

— Санек, — скомандовал Репкин самому молодому из присутствующих, старшему лейтенанту Ярославскому, — не задерживай лечебные процедуры.

Ярославский извлек откуда-то начатую бутылку «Карелии» и плеснул в расставленные на столе рюмки. В качестве закуски имелись нарезанные кружками лимон и апельсины.

— За укрепление БВС[13] в подчиненных подразделениях, — провозгласил Свинцов.

Участники собрания бодро опрокинули внутрь прописанное им «лекарство». Давыдов поднес было стопку ко рту, но, как только на аромат напитка сработало обостренное обоняние, желудок со всей дури прыгнул в область солнечного сплетения. Анатолий поставил стопку на место. Свинцов внимательно посмотрел на скривившегося подчиненного.

— Н-да, хорош, нечего сказать. Закусывать нужно вовремя. Теперь возись тут с вами. Это у тебя что? — подполковник ткнул пальцем в зажатый под мышкой майора пакет сока.

— Сок, — сквозь сжатые зубы ответил Давыдов. Теоретически он понимал, что лечить столь сложное заболевание нужно, руководствуясь принципом «клин клином вышибают». Вот только заставить себя «вбить» этот самый «клин» он просто не мог.

— А сок ты глотать можешь?

— Сок могу, — утвердительно кивнул Анатолий.

— Искандер, давай стакан, — скомандовал Свинцов, — Толька, лей сок, но не до конца.

Давыдов налил подставленный стакан на три четверти, а Репкин щедро долил остаток емкости «Карелией», всыпал туда же ложку соли, щепоть перца и тщательно все перемешал.

— Микстура готова! Всему вас, молодежь, учить надо. Давай, чтобы проглотил не меньше половины.

Давыдов осторожно отпил половину стакана. Никаких последствий не случилось. Он уже более смело допил оставшуюся часть содержимого емкости. Минут через пять «коктейль» начал действовать. Самочувствие с отметки «паршиво» переползло на «терпимо».

— Толь, ты вчера на свадьбе номер моего телефона никому не давал?

— А у тебя что, телефон появился? — начал проявлять интерес к жизни Давыдов.

— Ну да, теперь есть. Значит, не давал? А то какая-то девушка звонила, попала на мою Вику, так теперь все утро арабо-израильский конфликт.

— Пить нужно меньше, — посоветовал Сашке Репкин.

— Женька, а может это ты сделал? — переключился Санька на начальника строевого отделения.

— А в штаны я тебе ничего не наделал? Заняться мне больше нечем, как твой домашний телефон рекламировать. Сам небось постарался, а теперь виноватых ищешь, — рассмеялся начстрой.

— Мужики, а я на вечере ничего лишнего не говорил? — продолжал опрос Ярославский.

— Не, — обрел чувство юмора Давыдов, — вначале ты от свидетельницы оторваться не мог и что-то кому-то говорить тебе было просто некогда; а потом ты уже сказать ничего не мог.

— Мужики, а… — снова начал старлей, но его оборвал НШ.

— Саня, я понимаю, что в институтах вас субординации не учат, что ты из двухгодичников и все такое… но ты в части уже третий год. И не знаешь ни офицерских традиций, ни устава. Куприна почитай, что ли, на досуге.

Ярославский был местным топографом и действительно был «пиджаком», выпускником гражданского вуза. Но это было бы ничего, если бы не его стремление лишний раз «рисонуться». Женат он был на дочери какой-то шишки из правительства республики Карелия, поэтому телефон в выделенной папой молодоженам квартире появился вполне закономерно, так же как раньше появилась навороченная «тачка» и бытовая техника, каковые на содержание младшего офицера не купишь, хоть всю жизнь копи.

— Кстати, Толик! Раз у нашего поручика телефон установили, не забудь его в схему оповещения внести и повесь на него еще человек десять, кого он по тревоге обзванивать будет. Нужно наш коммутатор разгрузить, — усмехнулся Свинцов.

— Есть, — невозмутимо кивнул Давыдов, — сделаем. — Анатолий с удивлением обнаружил, что жизнь снова обрела цвет, вкус и запах.

— Ну вот, вылечить я вас вылечил. А то все одно были бы не БГ[14] до обеда. Теперь перекур — и марш по рабочим местам! Считайте, что полчаса от обеденного перерыва вы уже израсходовали. Так что все, что на сегодня спланировано, чтобы к вечеру было исполнено в лучшем виде. Анатолий! Ты у нас некурящий, поэтому пошли, у меня к тебе дело есть. Сок не забудь, — под густыми бровями НШ мелькнула усмешка.

В кабинете Свинцова было холодно, но форточка нараспашку. НШ дымил как паровоз, правда, в последнее время он перешел на трубку, и теперь вместо едкого привкуса «Беломорканала» в кабинете стоял аромат заморского «Черного капитана».

— Ожил? — поинтересовался НШ, плюхаясь в кресло за своим рабочим столом. Майор кивнул.

— Вот и отлично, — подполковник достал из кармана трубку и принялся набивать ее табаком, — стране нужны герои.

— В наряд, что ли, некому заступать? — предположил Анатолий.

— При чем тут наряд? Ты в Кестеньге[15] когда последний раз был?

Анатолий наморщил лоб.

— Лет девять назад, — прикинул он.

— Придется навестить «альма матер», у них станция на выходе.

— У них же там целый лейтенант есть.

— Отслеживать нужно своих подчиненных! Ты с утра куда поскакал? За соком? А я на КП. С аппендицитом лейтенанта вашего в воскресенье вечером в Лоухскую райбольницу положили. Чумаков с ПДРЦ[16] за начальника узла остался, у вас в службе Вадик в отпуске, а Серега — молодожен. Так что, кроме тебя, ехать некому.

— Понятно, — кивнул Давыдов. Чего ж тут не понятного? — только у меня просьбочка есть.

— Какая?

— Аванс на командировку хотелось бы получить. А то дома денег в обрез. Вчера квартирная хозяйка все выгребла за два месяца вперед. У нее, вишь ли, сложная финансовая ситуация, сынулю местные менты повязали на гаражных кражах.

— Добро, я девчонкам в финслужбу сейчас звякну. Пиши заявление на аванс на мое имя, по пути зайди в строевую, выпиши командировочное, получай деньги — и можешь ехать готовиться. Тебе сколько времени нужно?

— Двое суток на дорогу, пару на ремонт. В зависимости от того, что у них там случилось. Позвоню, уточню «симптомы», может, что-то нужно отсюда прихватить для ремонта железа.

— Добро, работай.

— Есть! Разрешите выйти.

— Удачи! Доберешься — сообщишь.

Давыдов зашел в финансовую часть, взял бланк заявления и направился в свой кабинет заполнять его. По пути он зашел к начоперу. В отличие от Анатолия, Иван Сергеевич в их некогда родной части, которой прокомандовал три года, был совсем недавно — принимал итоговую проверку.

— Иван Сергеевич, у нас в Кестеньге что нового?

— За последние лет десять нового ничего. Техника потихоньку сыплется, люди стареют, жилья как не было, так и нет. Точки выживают на самообеспечении, только вдобавок ко всему их по ГСМ[17] на голодный паек посадили. Кстати, командует там теперь твой старый знакомый Андронов.

— И как он?

— Постарел, сыновья уже в училище учатся, а так держит хвост пистолетом. Живет все там же, в наших ДОСах[18].

— Они еще не развалились?

— Недолго осталось, водопровод перемерз еще две зимы назад. Котельная еле фурычит. Так что у них полноценное военное троеборье: вода, дрова, помои. Увидишь Иваныча — привет передавай!

ГЛАВА 4.

СТРАННЫЙ ПАССАЖИР.

Билеты Анатолий взял по пути домой, в это время поезда в северном направлении ходят полупустые. Летом в них не пробиться, на юг едут стремящиеся к морю и фруктам полярные и северные жители, им навстречу — любители северного «экстрима», туристы всех мастей — байдарочники, рыбаки и сборщики ягод. А сейчас бери билет на любой «паровоз». Хочешь — купе, хочешь — СВ, если денег хватает, а хочешь — плацкарт. Анатолий выбрал «Арктику». Отстоял очередь из трех человек и направился на свою Перевалку[19]. С целью экономии времени зашел на местный рынок за провиантом, а потом отправился отсыпаться.

На вокзал он прибыл ровно за полчаса до отправления. Благо дело, мимо единственной на Перевалке шестнадцатиэтажки, в который Давыдовы снимали квартиру, ходили автобусы и шестого, и четвертого маршрута. Справедливо полагая, что покушения на семейный финансовый запас ему вполне благополучно удалось избежать, майор решительно принялся тратить командировочные. На привокзальной площади он зашел в магазин с названием из недавнего социалистического прошлого «Ленторг» и взял бутыль полутемного «Афанасия», а в газетном киоске — свежий номер «Севера». Когда-то на него было не подписаться, журнал печатал неплохие вещи, а теперь едва выживал. Хотя марку пытался держать. До отъезда делать было нечего. Майор направился на перрон. Пассажиров было немного, большей частью военные, пограничники и милиция, спешащие по государевым делам. Несколько гражданских из числа направляющихся в Мурманск челноков, несостоявшихся педагогов и инженеров, так и не ставших средним классом новой России, бдительно стерегли тележки со сложенными на них пустыми клетчатыми баулами. Самой многочисленной группой был какой-то детский фольклорный коллектив, возвращающийся домой со смотра-конкурса. Руководитель «команды» только и успевал собирать резвящихся подопечных в кучу.

Поезд прибыл вовремя. Анатолий подхватил сумку, набитую провизией, — заботливая супруга нагрузила столько еды, что ее с запасом хватило бы стандартному отделению на неделю, и направился к своему вагону. У входа предъявил проводнику билет и чинно проследовал в купе. Место Давыдову досталось верхнее, что и к лучшему, можно сразу же завалиться на свою полку.