Переход по мере общественного прогресса от цивилизационной моно- к полиэтничности отражает и другую тенденцию исторического развития усиление всех форм интеграции в мировой истории. Цивилизационная общность локальная цивилизация - является вершиной всех интеграционных процессов истории. В ней мировая история подводит итог всем своим интеграционным процессам, из которых выживают лишь те, которые в состоянии вписаться в локальную цивилизацию, в исторический контекст процессов цивилизационной интеграции. Она втягивает в себя все, что может идентифицировать с собой, и все стремится к ней как к конечной, абсолютной основе своей идентификации.
      В этом смысле локальная цивилизация не может быть нечто иным или нечто большим того, что она есть,- абсолютным максимумом истории, в данном случае для всех интеграционных процессов в истории, ибо выступает началом и концом всех процессов идентификации в истории - исторической, культурной, религиозной, ментальной, архетипической. Она стремится интегрировать в себе все, что принадлежит или даже только может принадлежать ей: любой этнос, любые исторические, культурные, религиозные или ментальные спецификации все стремится объединить и по возможности унифицировать в себе, сделать частью своего бытия, своей сущности как локальной цивилизации. Она живет этими потоками цивилизационной интеграции, унификации и идентификации. Остановить этот процесс значит остановить жизнь цивилизации как цивилизации.
      Выступая самой широкой, предельно возможной формой объединения людей, локальная цивилизация вместе с тем имеет свои ограничения на имплантацию в свою цивилизационную ткань ткани любого исторического, культурного и этнического происхождения, любой цивилизационной реальности. Существует эффект цивилизационной невосприимчивости, доходящий до цивилизационной несовместимости, несовместимости на уровне символов Веры, базовых ценностей и смыслов жизни, самих способов проживания своей истории, наконец, на уровне архетипов бессознательного. Все это и многое другое неизбежно будет создавать трудно преодолимые препятствия на пути возможности любых интеграционных процессов в истории. Они, как правило, ограничиваются границами локальных цивилизаций. Поэтому не стоит преувеличивать интеграционный потенциал современной истории. Если считаться не с тем, какую историю мы хотели бы иметь, а с тем, как она реально складывается, то придется примириться с тем, что межцивилизационная интеграция - это, скорее, исключение, чем общее правило в мировой истории.
      Локальная цивилизация стремится сохранить себя, основы своей идентичности вопреки всему и несмотря ни на что, а потому идет на межцивилизационное взаимодействие, преследуя цели, далеко стоящие от целей межцивилизационной интеграции, складывания некой единой общечеловеческой цивилизации. Последняя, как реальность, предстает в нескольких своих формах, ни одна из которых напрямую не связана со статусом непосредственной исторической действительности. Первая - общечеловеческая цивилизация предстает не как нечто существующее наряду с локальными цивилизациями в качестве некой иной, особой, рядом или поверх их стоящей реальности, а как нечто данное только через всю совокупность уже существующих локальных цивилизаций. В этом смысле это не самостоятельно существующая цивилизация, а лишь особая система, выражающая существование уже всех существующих локальных цивилизаций, если хотите, специфический способ связи их друг с другом, имеющий для всех них значение лишь только после их собственной реальности в истории, но никак не вместо них.
      Вторая форма реальности общечеловеческой цивилизации определяется природой первой - тем, что если это интеграционно-суммированная система всех уже существующих локальных цивилизаций, то она, соответственно, есть лишь выражение сущности этой системы, абстрактно-всеобщей природы всех локальных цивилизаций, того всеобщего в их содержании, которое бытийствует в конкретной природе каждой из них и нигде более. В этом своем статусе общечеловеческая цивилизация предстает в качестве абстракции, и ничего более как абстракции, выражающей общую сущность всех локальных цивилизаций.
      В третьей форме своей реальности общечеловеческая цивилизация предстает не как сложившаяся историческая реальность, а как возможный исторический идеал - нечто, что только еще может стать реальностью при определенном течении исторических процессов, главной составляющей которых должно стать слияние всех локальных цивилизаций в одну-единственную. И весь вопрос в этой связи заключается в том, чтобы история обнаружила потенциал цивилизационной интеграции, необходимый для становления такой цивилизации,вопрос прогностический, а потому до конца не решаемый средствами современной науки, которая вместе с тем многое проясняет в истоках повышенной проблематичности реальности такого потенциала цивилизационной интеграции не только у современной, но и у будущей истории.
      Наконец, последняя, четвертая форма реальности общечеловеческой цивилизации в современной истории: в качестве способа осознания человечеством своего единства - биогенетического, социально-деятельного, исторического, космического, перед лицом внеземных цивилизаций, для которых все мы, несмотря на все наши действительные и лишь только кажущиеся различия, являемся единым целым - одной человеческой цивилизацией, цивилизацией людей, Homo sapiens. И это единство в нашем сознании, сам факт осознания такого единства имеет далеко идущие последствия и прежде всего нравственного порядка: сознание общечеловеческого единства - это то основание в нашем сознании, которое должно определить отношение к другому, другой локальной цивилизации, как к продолжению себя, своей собственной цивилизации. Мы порой склонны недооценивать роль сознания в истории. А зря, ибо того, чего нет в сознании, не будет и в истории. Поэтому осознание общечеловеческого единства - важнейшее условие для цивилизованного отношения друг к другу, одной локальной цивилизации к другой, для того, чтобы оно и как сознание, и как отношение вообще стало фактом объективной реальности.
      Вместе с тем надо постоянно чувствовать принципиальность различий, существующих между формами субъективной и объективной реальности в истории, между тем, что является лишь фактом нашего сознания или дальним историческим идеалом и наличной социально-экономической и культурной реальностью, между желаемым и действительным, между утопией и реальностью, между возможным и невозможным в истории, дабы незаметно для себя не оказаться вне истории, вне контекста возможного в совершающейся, наличной истории, вытесненным в пространство исторического абсурда и хаоса. А потому то, что является историческим идеалом или пока что фактом лишь нашего сознания, следует признать в качестве нечто такого, что еще очень далеко отстоит от того, чтобы стать действенным фактором и действительным фактом реальности самой истории.
      Не следует торопить историю быть такой, в какой нам хотелось бы жить, какой она нам кажется лучше, чем она есть на самом деле. Кроме того, в ней вообще не все возможно, даже самое гуманное, доброе, прекрасное, гармоничное и, тем более, сразу. История вообще сторонится абсолютизированных форм существования, в них она не живет, в них она умирает. Ведь самое гуманное может, как это ни странно, оказаться не менее разрушительным, чем его прямая противоположность и именно потому, что для своей реальности потребует разрушения всей исторически сложившейся реальности, ее насильственной подгонки под свою абсолютизированную и уже только в этом смысле утопическую природу.
      Утопия в истории очень часто произрастает из исторического идеала, вообще из идеализированных форм человеческого бытия, которые, как идеализированные, абсолютно абсолютны для форм конкретного бытия и именно поэтому абсолютно разрушительны по отношению к их конкретной природе. Они разрушают ее не просто преждевременностью своей реализации в истории, а своей абсолютизированной природой, тем, что такое бытие не выдерживает ни одна конкретная реальность. Вот почему для того, чтобы оставаться на почве исторической реальности, а не утопии, необходимо не просто больше считаться с господствующими в ней реальностями, с тем, как они сложились в переживаемый момент истории, с действующими и действительными историческими тенденциями развития, а жить ими, их осуществлением в истории, а не идеализированных форм исторического бытия.
      А реальности современной истории таковы: всемирная история была, есть и в научно обозримой перспективе останется историей локальных цивилизаций, историей углубления межцивилизационных связей, но никак не межцивилизационной интеграции, образования некой единой общечеловеческой цивилизации на основе единых, лишенных всякого этнокультурного, а потому и исторического разнообразия, общечеловеческих ценностей. Последние реальность, но лишь как абстракция от их реального существования в конкретных этнокультурных формах. И иным способом, как только посредством реальности в конкретных ценностях конкретных этнокультурных общностей, общечеловеческие ценности существовать не могут, как не может существовать сама по себе абстракция, к примеру, плода отдельно от реальности конкретных плодов - груш, яблок, слив, абрикосов?
      Она, как абстракция - реальность, реально существующее свойство всех плодов, то предельно общее в их содержании, которое бытийствует, однако, не само по себе, а лишь в конкретных грушах, яблоках, сливах? и только так, а не иначе. Иначе оно просто не может быть, быть просто реальностью. Аналогичным образом и общечеловеческие ценности - реальность, реально существующие свойства всех конкретных ценностей всех этнокультурных общностей, то предельно общее, высшее гуманистическое в их содержании, которое бытийствует, но также не само по себе, а лишь в конкретных гуманистических ценностях конкретных этнокультурных общностей. Иного способа для того, чтобы стать реальностью, у них просто нет.
      Все это имеет ряд следствий принципиального порядка: нельзя жить одними абстракциями от реальности. Подобно тому, как реальный, а не надуманный человек питается не абстракцией плода, а реальными конкретными плодами, точно также он живет реальными ценностями той культуры, в терминах и смыслах которой он реально живет и в которых реально существуют сами общечеловеческие ценности. А это значит, что всякая попытка навязать какой-то цивилизации примат общечеловеческих ценностей над ее собственными, этнокультурными есть не что иное, как попытка заставить ее жить не реальными, а абстрактными ценностями, не реальностью в реальности, а абстракцией в абстракции, не своей историей, а общечеловеческой, то есть, по существу, чистой абстракцией, а потому и утопией, ибо абстрактное может реализовать себя в истории лишь в связи с конкретным, только воплощаясь в природу конкретного.
      В этом смысле есть еще один из источников утопического в истории - это презрение к реальности конкретного, непомерная ангажированность его всеобщей природой, попытка переложить акценты бытия не на единство, в котором пребывает бытие конкретного и абстрактного, единичного и всеобщего, а на само абстрактное и всеобщее как таковые, только на один из аспектов бытия - не на все бытие, а лишь на его всеобщую абстрактную природу. В реальной истории и в рассматриваемом аспекте все это ничем, кроме как сломом цивилизационной, культурной, аксиологической идентичности, закончиться не может. А в конечном итоге и нечто худшим - освобождением культурного и аксиологического пространства одной локальной цивилизации для его захвата и отнюдь не общечеловеческими ценностями, а этнокультурными ценностями иной локальной цивилизации.
      Таким образом, общечеловеческие ценности не могут стать основой для становления общечеловеческой цивилизации, как не может абстракция стать основой реальности конкретного. В действительности, существует как раз обратное соотношение - конкретное есть основа реальности абстрактного, оно порождает его из глубин своей конкретности в качестве того общего и всеобщего в своем содержании, которое характеризует весь класс феноменов данной конкретности. Поэтому подобно тому, как абстракция плода не может стать основой реальности конкретных плодов, так и абстракция общечеловеческих ценностей не может стать основой реальности конкретных локальных цивилизаций и уж, тем более, общечеловеческой. Абстракция может стать основой бытия только абстракции, абстракция общечеловеческих ценностей - основой бытия общечеловеческой цивилизации, но только в качестве абстракции. И вместе с тем, и это стоит подчеркнуть особо, и общечеловеческие ценности, и общечеловеческая цивилизация - это не иллюзии, а все-таки часть исторической реальности, ее всеобщая составляющая, но именно поэтому существующая не сама по себе, а лишь после и на основе реальности локальных цивилизаций, но никак не наоборот - до или, тем более, вне локальных цивилизаций и их системы ценностей.
      Именно потому, что в реальной истории общечеловеческая цивилизация складывается не из себя самой, а из всей совокупности абсолютно самоценных и не сводимых друг к другу локальных цивилизаций, ни одна из которых не может претендовать на статус общечеловеческой, именно поэтому ни одна из систем локальных ценностей, порожденных данными цивилизациями, точно так же не может претендовать на статус общечеловеческой. Это стоит подчеркнуть особо, перед фактом множащихся попыток представить одну систему ценностей одной локальной цивилизации - западной в качестве единственно универсальной, общечеловеческой. Реально же общечеловеческое, как ценность, существует лишь как абстракция от того предельно общего содержания, которое бытийствует в конкретной системе ценностей всех локальных цивилизаций и культур.
      В настоящее время все локальные цивилизации находятся в состоянии углубления межцивилизационных связей и отношений. В этом смысле мир становится более взаимозависимым, в том числе и потому, что всякая локальная цивилизация стремится воспользоваться цивилизационным историческим потенциалом развития иной локальной цивилизации для усиления и саморазвития основ собственной, но никак не для их преодоления. Тенденцию к взаимодействию и единству современных локальных цивилизаций не следует путать с тенденцией к их единообразию. Если первая имеет место в современной истории и явно набирает силу, то для реальности второй нет никаких оснований, в том числе и по причине общеэволюционного свойства: все, что хочет принадлежать прогрессу, вынуждено изменяться с неизменным ростом многообразия содержания и уж, по крайней мере, с его сохранением, хотя бы потому, что сохранение многообразия является главным условием стабильности всех материальных систем, самой возможности их существования и развития.
      Мировая история не может игнорировать реальности этой общей диалектической закономерности развития. Она не может унифицировать свое цивилизационное многообразие, свести его к содержанию одной единой цивилизации, общей для всего человечества. Люди не могут повсеместно, во всех историко-географических регионах Земли мыслить и переживать свое бытие одинаковым образом, верить и поклоняться одним и тем же Богам, жить одними и теми же ценностями и смыслами бытия, быть похожими друг на друга так и настолько, чтобы быть неотличимыми друг от друга, принадлежать одной цивилизации, одной культуре, одной религии, одной ментальности. Всему этому препятствуют системные различия в климате, географии, истории, культуре, экономике, социальности, религии, духовности, самом способе их проживания в истории, которые обнаруживают люди, принадлежащие к разным локальным цивилизациям.
      Люди разных цивилизаций по-разному понимают Бога, а потому и по-разному строят свои отношения с ним; иначе понимают человека в его онтологических и экзистенциональных измерениях, а потому иначе относятся к человеку, иначе строят отношения между собой, между индивидом и обществом, коллективом, группой; по-разному относятся к государству и политике, а потому инаковым образом утверждают себя как граждан; иначе смотрят на семейно-брачные отношения, а потому обнаруживают массу различий в отношениях между мужем и женой, родителями и детьми; имеют разные представления о свободе, равенстве, братстве, правах и обязанностях, любви и ненависти, добре и зле, жизни и смерти, о высших целях и конечных смыслах бытия? - по всем этим и многим другим параметрам одна локальная цивилизация отличается от другой.
      И все это, несмотря на то, что все они - цивилизации людей и, следовательно, на то общее, что, несомненно, есть между всеми ими, будет препятствовать преодолению их локальности, выходу за пределы их цивилизационной идентичности, слому генетического кода их истории, превращению цивилизационного многообразия истории в цивилизационное единообразие. И не важно на европейской, американской или какой-нибудь еще цивилизационной основе, на основе каких систем ценностей будет достигаться цивилизационное единообразие. Важно другое: оно будет цивилизационным единообразием, а вслед за этим и концом истории - цивилизационной и культурной энтропией истории. А там, где набирает силу историческая энтропия, там набирает силу исторический хаос, и это, как правило, происходит там и тогда, где и когда пространство истории превращается в пространство реализации исторических утопий.
      Таким образом, есть более чем серьезные основания сомневаться в том, что мировая история развивается в сторону цивилизационной унификации и единообразия, складывания единой, общечеловеческой цивилизации, в пределах которой окончательно преодолеваются специфические особенности локальных цивилизаций, их фундаментальные ценности. Ни одна система человеческих ценностей, даже самая гуманистическая, выработанная и выстраданная какой-то одной локальной цивилизацией, не может быть воспринята в качестве основополагающей для своего бытия другой цивилизацией без серьезной работы по ее адаптации к своим аксиологическим особенностям. В противном случае мы имеем дело не с развитием цивилизаций в истории, процессами взаимодействия и взаимовлияния культур и цивилизаций, а с процессами взлома культурной и цивилизационной идентичности, с цивилизационной и культурной агрессией, завершающейся великими потрясениями истории.
      Следовательно, речь должна идти не о кризисе идеи "всемирности" в мировой истории - становлении единой, взаимозависимой истории единого, взаимосвязанного и взаимодействующего человечества, процесс, нараставший с незапамятных времен и достигший особого, переломного этапа к концу XX столетия, а о кризисе явно упрощенных представлений об интеграционных процессах во всемирной истории. Судя по всему, ее действительное развитие не центрировано на достижение исторического однообразия, не направленно к тому, чтобы воплотиться в исторические, культурные и духовные формы какой-то одной цивилизации. Это явно одна из очередных утопий евро-центристского исторического сознания, которое стремится свести все реальное и возможное многообразие истории к многообразию европейской цивилизации.
      Ибо, когда речь заходит о единстве всемирной истории, общечеловеческих ценностях и общечеловеческой цивилизации, изначально предполагается, что в качестве таковых или таковой выступают, если не в основном, то преимущественно ценности и основы европейской цивилизации или ее американской разновидности. Никто не отрицает их несомненной значимости на данном этапе исторического развития для всего человечества, для известной и в определенных границах необходимой, а потому и неизбежной его европеизации, но не в таких же масштабах, с которыми связана потеря исторической, цивилизационной, культурной, духовной и вслед за всем этим и национальной идентичности. Мир человеческой цивилизации и культуры не может стать чем-то одним, какой-то одной цивилизацией и культурой - одной Америкой, миром только американской цивилизации и культуры, для этого он слишком сложен и слишком богат содержанием.
      Вместе с тем всемирная история действительно стремится стать всемирной, единой историей взаимосвязанных цивилизаций и культур, живущих взаимодополняющим и взаимоусиливающим историческим, цивилизационным, культурным и духовным потенциалом друг друга, но отнюдь не таким, который направлен на поглощение и разрушение друг друга. Ибо это будет тенденцией не просто к войне, а к особой, цивилизационной, тотальной войне, главным свойством которой станет этнокультурный геноцид против культурных основ цивилизации и ее этнических субъектов. На эту сторону вопроса следует обратить особое внимание, так как в современной истории явно начинает просматриваться усиление цивилизационных аспектов в логике исторического развития, в частности, перенесение основных источников конфликтов из области экономики, политики и обслуживающей их идеологии, из области социально-классовых отношений в область этнокультурных, межцивилизованных отношений.
      Основными источниками конфликтов здесь становятся куда более фундаментальные феномены истории - различия в самих архетипах культуры, социальности, духовности, в самом способе их проживания в истории. А потому границы, разделяющие цивилизации, могут превратиться в границы столкновений их системных интересов - геополитических, демографических, экономических, социальных, различия в которых будут подпитываться принципиальными различиями цивилизационного масштаба - цивилизационными противоречиями, противоречиями в самих способах понимания и отношения к миру, в самой системе исходных ценностей, определяющих сам способ проживания жизни в истории и истории в своей жизни. История человечества может превратиться в историю столкновений цивилизаций, разных исторических потенциалов развития, разных вариантов исторического развития, разных представлений о самой истории.
      Соответственно, логика цивилизационных столкновений будет подчинена действию иной, не формационной, а цивилизационной логике истории, с иными источниками противоречий, самих противоречий, с иной субъектной базой, этнокультурной, с иными способами их разрешения и масштабами последствий, по сравнению с которыми все, что было до сих пор трагического в истории, будет казаться лишь жалкой прелюдией подлинного апокалипсиса всемирной истории. Не исключается и другое: тенденция к единству истории человечества, взаимозависимости локальных цивилизаций станет мощным противодействующим фактором для разрастания цивилизационных различий и противоречий до стадии конфликтов, столкновений и взаимоуничтожения цивилизаций. У цивилизационной логики истории уже только потому, что она является цивилизационной, должно быть больше возможностей для цивилизованного способа исторического развития, для разрешения средствами культуры если не всех, то главных противоречий человеческой истории.
      Как сложится всемирная история - покажет будущее, но уже сейчас не вызывает сомнений более фундаментальный характер цивилизационной логики истории по сравнению с формационной, цивилизационных противоречий по сравнению с формационными, цивилизационной исторической реальности по сравнению с формационной. В любом случае не вызывает сомнений другое: наступающая историческая эпоха становится эпохой господства цивилизационных закономерностей, временем цивилизационного самоопределения истории, историей консолидации и размежевания локальных цивилизаций - освобождения от всего того, что им не принадлежит и ими не является и интеграции со всем тем, что им принадлежит и ими является.
      Отражением именно этих тенденций стала идея многополюсного мира как основы представлений о строении современного мира и природе межгосударственных отношений в нем, имеющая, таким образом, локально цивилизационную основу. Идея многополюсного мира является иным, доктринальным выражением в принципах внешнеполитической деятельности двух взаимосвязанных и фундаментальнейших фактов новейшей исторической реальности: первый - современный мир состоит из истории множества взаимосвязанных локальных цивилизаций; второй - отношения между ними составляют и в научно обозримой перспективе будут составлять основное содержание не просто текущей политики, но и на этой основе мировой истории в целом.
      Все это указывает на феномен локальной цивилизации и цивилизационную логику истории как на историческую реальность, место, роль и сущность которой в мировой истории до сих пор в полной мере не осознается, а потому и в полной мере не учитывается в практике исторического творчества. Не в меру ангажированные универсалистскими схемами истории, навязанными формационной логикой истории, мы заметно преуспели в преодолении цивилизационной реальности истории и как реальности нашего исторического сознания, и как реальности самой истории. Итогом этого стало то, что стало: нет, не просто примитивизация представлений об истории, но примитивизация и хаотизация самой истории, те цивилизационные тупики и потрясения, которые мы с неослабевающими усилиями втягиваем на евразийские просторы СССР, а теперь и России.
      При этом справедливость сказанного нисколько не колеблет справедливости другого - бесспорной фундаментальности феномена общественно-экономической формации и формационной логики истории. Формационная историческая реальность - это реальность, которая была, есть и остается. Другое дело, она не является единственной, которой исчерпывается вся историческая реальность, вся логика истории. Это становится очевидным при сравнительном анализе феноменов локальной цивилизации и общественно-экономической формации. И, в первую очередь, основ их бытия в истории.
      3. ОСНОВЫ ЦИВИЛИЗАЦИОННОЙ ИСТОРИЧЕСКОЙ
      РЕАЛЬНОСТИ
      Действительно, локальная цивилизация и общественно-экономическая формация отличаются друг от друга, прежде всего, основами своего бытия в истории. В этой связи для понимания исторической сущности любой формации определяющее значение имеют ведущие формационные качества любого общества отношения собственности и власти, группирующиеся вокруг и на основе формационнообразующего основания любой формации - способа производства материальных благ, этого исторически конкретного способа существования общества в природе, производства и воспроизводства основ его материального бытия. Но непосредственно именно господствующая форма собственности определяет историческое качество господствующих в нем экономических отношений, а господствующая форма политической власти - историческое качество господствующих в обществе социально-политических отношений.
      Что же касается всех остальных явлений и процессов общественной жизни, то они оказываются производными от отношений собственности и власти, но при этом таким образом, что все они, не исключая и самой власти, приобретают социальное качество в зависимости, в конечном счете, от господствующей формы собственности, пронизываются ее содержанием, определяются ее исторической сущностью. Материальное бытие и в нем отношение собственности ведет за собой все остальные формы бытия человека в обществе.
      Так складывается целостная органическая система общества, объединенная единым основанием, ведущими формационно-образующими качествами, придающими соответствующее формационное качество всем остальным явлениям общества, его свойствам, связям и отношениям, превращая его из общества вообще в исторически конкретное общество, в общество определенной формации-стадии исторического развития. Естественно, все это базируется на исторически определенном характере и уровне развития производительных сил определенном типе и уровне отношения с природой, формационная разновидность и конкретность которых порождает формационную разновидность и конкретность всех отношений людей друг к другу - экономических, социальных, политических?
      Все это достаточно общеизвестные положения, как и то, что с точки зрения своих оснований формация фактически полностью выражает материальные основы общественной жизни. Формационное бытие общества есть, прежде всего, его материальное бытие, а формационная логика истории, соответственно, есть логика производства и воспроизводства материальных основ бытия общества в природе. Естественно, все это затрудняет поиск специфических материальных основ локальной цивилизации, на которых она базирует свое бытие не как формация, а как именно локальная цивилизация. Очевидно, что они должны быть, ибо общество не может жить одной культурой, как не могли жить одной философией Древняя Греция, одним правом - Древний Рим, одной религией Средние Века, одной политикой - Новое и Новейшее время, а вся мировая история одними войнами. Любой период истории человечества был, есть и всегда будет периодом производства и воспроизводства обществом материальных основ своего бытия и, следовательно, периодом экономического бытия общества. Однако поиски материальных основ локальной цивилизации, специфичных по отношению к формационным, пока не завершились нахождением таковых. Если не считать попыток специфику материальных основ цивилизации связать с технико-технологическим базисом, а формации - с экономическим.
      Технико-технологический базис своими корнями восходит к производительным силам, есть их предметная, вещественная составляющая. Он есть результат опредмечивания технологических функций человека посредством превращения вещества природы и естественных процессов в рабочее вещество и технологические процессы. Корни экономического базиса восходят к производственным отношениям, то есть к той социальной форме, в которой существуют производительные силы. А потому лишь в абстракции можно отделить технико-технологический базис общества от экономического, как лишь в абстракции могут существовать отдельно друг от друга производительные силы общества от производственных отношений.
      Но главное заключается в другом - локальная цивилизация не может жить одними производительными силами, хуже того, базировать свое материальное бытие на бытие лишь технико-технологического базиса, а формация не может жить лишь одними производственными отношениями, базировать свое материальное бытие на бытии лишь экономического базиса. Для нормального бытия в истории необходимо и то и другое - единство технико-технологического базиса с экономическим, производительных сил с производственными отношениями. Но это означает, что у локальной цивилизации нет своих специфических материальных основ, отличных от таковых общественно-экономической формации. И это именно так.