Постижение России; Опыт историософского анализа

      Миф третий. Он касается интерпретации природы и самих истоков национальных противоречий. Сложился устойчивый стереотип их понимания как только инобытия социально-экономических, как противоречий, не имеющих своей собственной основы в истории, а целиком и полностью выражающих лишь природу социально-экономических и политических противоречий. Этот момент, конечно же, присутствует в национальных противоречиях, но представлять дело так, что национальные противоречия лишь национальная форма, в которую переводятся социально-экономические и политические противоречия и, следовательно, достаточно разрешить их как социально-экономические и политические, как тотчас же вслед за ними и на их основе будут разрешены и национальные, значит не считаться с реальностью. А она такова, что обнаруживает у национальных противоречий собственную основу в истории, целиком и полностью не перекрываемой иными противоречиями в истории. О чем речь? Речь идет о цивилизационной исторической реальности, которая радикальным образом отличается от социально-экономической как формационной.
      Если в основе формационной исторической реальности лежат отношения собственности и власти, то цивилизационная базирует свое бытие на системе архетипов социальности, культуры, духовности, на специфическом способе их проживания в истории и самой истории. Это духовные основы истории в душе каждого человека, самая глубокая основа идентификации человека, за которой уже ничего нет, но которая определяет все в человеке и через него многое в истории, сам тип истории и исторического развития. Это своеобразный генетический код истории, лежащий в основе цивилизационной исторической реальности и определяющий то, чем одна локальная цивилизация отличается от другой. А они отличаются не отношениями собственности и власти, а более глубокими основаниями истории - генетическим кодом истории.
      Носителем этого кода истории являются не классы. Они субъекты собственности и власти, субъекты формационной логики истории. Носителем генетического кода истории являются этнокультурные общности людей, в нашем случае нации. И именно они выступают субъектами локальных цивилизаций и цивилизационной логики истории. В этом смысле именно нация является абсолютным собственником истории. Не классы приватизируют историю. Они приходят и уходят из истории вместе с приходом и уходом из истории той или иной формационной стадии, их породившей. История принадлежит нации, которая как этнокультурная общность порождается не какой-то стадией истории, а всей историей, самим типом исторического развития.
      Сказанное многое объясняет как в истории вообще, так и в природе национальных отношений и, в частности, в природе и истоках национальных противоречий. Они имеют собственную основу в истории, гнездятся в ее цивилизационных противоречиях - в противоречиях между разными архетипами социальности, культуры, духовности, между разными способами их проживания в истории и самой истории. Это противоречия в основах человеческой души, которые по-разному понимают и по-разному относятся к миру, по-разному проживают свою жизнь в истории и историю в своей жизни. И эти противоречия могут принять достаточно непримиримый характер, настолько, что их нельзя будет снять никакими средствами и результатами социально-экономического и политического реформирования общества. Потому что дело не в собственности и власти, не в уровне и качестве жизни, а в смыслах и ценностях этой жизни, в том, что люди просто иначе живут в истории и иначе хотят творить историю, иметь просто другую историю. И с этим ничего нельзя будет поделать, потому что это реальность, которую можно будет преодолеть только с преодолением самой нации, которая идентифицирует себя с локальностью другой цивилизации.
      Миф четвертый. Он есть продолжение непонимания цивилизационных оснований и причин национальных противоречий, того, что в их основе может лежать не недостаток колбасы и тотальный дефицит, не какие-то экономические или политические противоречия, а дефицит культурного, исторического и цивилизационного единства, цивилизационные противоречия. Так вот, надо преодолеть иллюзию, что можно объединить кого угодно и объединиться с кем угодно в одном историческом и национальном пространстве. Для этого оно должно быть пространством единства наций. Нации должны обнаруживать единство, если не в системе архетипов социальности, культуры, духовности, то хотя бы в способе их проживания в истории и самой истории. Они должны обнаруживать цивилизационное единство и, соответственно, быть неотъемлемой частью локальности какой-то цивилизации. Если этого нет, распад обеспечен, и его не остановить никакими заклинаниями о дружбе народов, никакими экономическими подачками.
      Сказанное весьма актуально для России. Ведь распад СССР повторил распад Российской империи после Февраля 1917 года. Дважды за одно столетие геополитическое пространство России стало расползаться по одним и тем же границам. И это не случайно. СССР и Российская империя были сложены из одних и тех же, но разных по своей цивилизационной сути блоков. Это было не хаотическое и не случайное единство, но потенциала цивилизационного единства не хватило для сохранения единства России-СССР.
      Из этого следует, что Россия не для всех может стать Родиной, подчеркнем, не местом пребывания, а духовной Родиной. Она не всех может объединить. Нет у нее такого безразмерного объединительного потенциала. Не все могут стать Россией - Россия может объединить только тех, кто может быть Россией, кто способен стать элементом русско-российской цивилизации. Реально речь может идти только о восточнославянском единстве и, возможно, Казахстане. Это не только предел геополитической целесообразности, но и реально достижимого цивилизационного единства, такого, которое на каких-то новых поворотах истории не обернется для России новым цивилизационным распадом и предательством.
      Россия должна ограничиться, но одновременно с этим и благодаря этому сосредоточиться на себе как на России. Одна из причин, по которой Россия не может объединиться и сосредоточиться на себе как на России, как раз и заключается в том, что она хочет объединить в себе то, что Россией не является и, соответственно, сосредоточиться на том, что выходит за цивилизационные, культурные и духовные границы ее как России. Мы хотим сделать Россию местом жизни чуть ли не всех, но именно поэтому она перестает быть местом жизни для самой русской нации. В основе любых новых объединительных процессов впредь должны лежать не вненациональные или наднациональные принципы и идеалы, а глубоко национальные, те, которые определяются сущностью исторической и национальной России, сущностью локальности ее цивилизации.
      Миф пятый. Если не все могут стать Россией, то, следовательно, и Россия и в ней русские и союзные ей нации не могут стать чем угодно, элементом какой угодно культуры, духовности, цивилизации. Это стоит подчеркнуть особо, так как Россию в очередной раз втягивают в цивилизационный переворот, в пространство слома национальной, исторической и цивилизационной идентичности, вталкивают то ли в Европу, то ли в Америку, но уж точно отдаляя от самой себя как России, от своих архетипов социальности, культуры, духовности, от самого русско-российского способа их проживания в истории и самой истории. Так маргинальная, вненациональная Россия свою неидентичность исторической и национальной России хочет навязать всей России. Выйти России из России - это, возможно, легко сделать "группе всегда прогрессивно мыслящих товарищей", которые за главный признак своей "прогрессивности" принимают свою вненациональность и неидентичность исторической и национальной России. Но как это сделать всей России, коренной России?
      Ведь выйти России из России, ко всему прочему, означает перестать быть Россией. Если это не преступление, то уж точно очередная утопия, которая совершенно не учитывает опыта интеграционных процессов в истории. А они весьма поучительны, так как их пределом всякий раз оказываются пределы локальной цивилизации. Две локальные цивилизации не могут жить в одном геополитическом пространстве. Одна должна уступить место другой. Они интегрируются только на принципах поглощения одной цивилизацией другой. В этом смысле все цивилизационные интеграционные процессы в истории завершаются либо поглощением одной локальной цивилизацией другой, либо границами одной из них, которые становятся границами геополитического расширения локальной цивилизации, пределами интеграционных процессов на ее цивилизационных основах. В этом отношении весьма выразительным является опыт цивилизационных интеграционных процессов в мировой истории.
      История знает несколько вариантов-попыток становления единых, общечеловеческих цивилизаций. Все они базировались на принципах, которым по тем или иным причинам придавалось исключительное значение.
      Первый вариант - на базе классовой идентичности и исключительности. Это коммунистический цивилизационный проект становления единого человечества поверх всех и всяких национальных различий, с опорой только на принцип классовой солидарности - так называемый "пролетарский интернационализм". Но пролетариат - классовая, а не этническая категория, а потому лишенная признаков конкретной культуры. Это субъект формационной, а не цивилизационной исторической реальности и логики истории и только уже в силу этого не способный к цивилизационному объединению человечества.
      Но, несмотря на это, ставилась и решалась задача по объединению всего человечества только идеей социальной справедливости, только на базе формационных свойств и качеств общества, при полном игнорировании цивилизационного многообразия мира. Но человечество нельзя объединить только экономическими, социальными или политическими идеями и средствами. Необходим еще и цивилизационный объединительный потенциал, необходимо объединить еще и разные культуры, формы социальности и духовности, разные способы проживания себя в истории и истории в себе - разные типы цивилизационного бытия в истории. Но объединить все это не по силам даже Богу.
      Второй вариант несравненно хуже первого. Он выразил стремление построить единую цивилизацию на национальной основе, но за счет придания исключительности только одному национальному началу истории, на базе его исключительности. Это фашизм. Он видел единую цивилизацию через призму преодоления всякого национального и цивилизационного многообразия мира, за счет сведения этого многообразия к его национальному и цивилизационному единообразию. Это должна была стать цивилизация на одной этно-расовой основе, одной культуры и духовности - цивилизация германской расы. Что из этого получилось, всем хорошо известно. Но симптоматично то, как предельно универсалистские цивилизационные проекты объединения человечества близко подходят к фашизму. И это не случайно, так как они все связаны с преодолением национального и цивилизационного многообразия мира. А фашизм в одном из самых существенных его проявлений и есть борьба против национального начала истории, и неважно какого, своего или чужого.
      Третий вариант цивилизационного объединения человечества определяется попытками придать исключительное значение какой-то одной локальной цивилизации и на ее принципах попытаться цивилизационно организовать и объединить все человечество. В разное время на эту роль претендовали разные цивилизации. В настоящее время на роль такой цивилизации-интегратора претендует западный американо-европейский цивилизационный комплекс, пытающийся своей иерархии ценностей, своим архетипическим основам бытия в истории придать статус универсальности и на этой основе объединить все человечество.
      Но если можно объединить христианское цивилизационное многообразие с многообразием мира ислама, а исламское цивилизационное многообразие с индуистским, а индуистское с конфуцианским, а конфуцианское с буддистским; если ко всему этому присовокупить колоссальное национальное многообразие воплощения всего этого - и если можно будет все это объединить на основе американо-европейских ценностей, то тогда цивилизационное многообразие человечества действительно будет единым, но это будет американо-европейским цивилизационным единством и многообразием, единством и многообразием одной цивилизации, ее основ бытия в истории. Насколько оно реально? Не стоит спрашивать у истории, она уже дала ответ: она, как история, никогда не преодолеет своего исторического многообразия, которое - суть, прежде всего, цивилизационное многообразие. Иначе она просто перестанет быть историей.
      И последний, четвертый вариант цивилизационного объединения человечества на основе абстракций, того общего или общечеловеческого, что имеется во всем цивилизационном многообразии человечества. И что действительно объединяет всех нас в человечество, так как является не просто общим для всех нас, но и лежит в основах локальности всех цивилизаций и, следовательно, в основании их единства, образуя феномен человеческой цивилизации вообще, его исходную и цивилизационную, и человеческую сущность. Но в том-то и дело, что это абстракции, а потому, как абстракции, не существуют сами по себе, в чистом виде. Они обладают реальностью только в связи с конкретным, только в связи с реальными процессами истории, наполняясь их конкретным содержанием.
      Ведь не существует же человек вообще как носитель общей человеческой сущности, реально существуют единичные, конкретные люди и в них и только посредством них общая человеческая сущность. Она есть абстракция от реально существующего всеобщего содержания человеческой сущности, но которая, однако, не существует ни сама по себе, ни в каком-то отдельном индивиде, а во всем их многообразии и только в единстве с их конкретным многообразием. Всеобщее и сущность не обладают самостоятельным существованием вне природы единичного и конкретного бытия, без того, чтобы, с одной стороны, не стать их основой, а с другой - чтобы не пропитаться конкретностью их содержания.
      Следовательно, подобно тому, как не существует человек вообще, точно так же не существует общечеловеческое вообще, в частности, общечеловеческие ценности. Они не существуют сами по себе, в чистом виде, а только посредством воплощения в конкретных ценностях национальных культур и локальных цивилизаций, приобретая на их основе свое национальное и цивилизационное своеобразие - единственно возможное для себя реальное бытие. Они всего лишь навсего то всеобще-общее, что существует во всем национально-цивилизационном многообразии истории. А посему очень жалко будет ту историю и той нации, которая предпримет попытку жить одними абстракциями, не своими национально-государственными ценностями и интересами, а общечеловеческими. В лучшем случае это будут абстракции, в худшем - ценности и интересы иных наций и культур. В лучшем случае это станет прелюдией к цивилизационным потрясениям в истории, в худшем цивилизационной катастрофой, исчезновением и нации, и культуры, и истории.
      Таким образом, очень важно понять общую логику цивилизационного развития истории. История не развивается "единым строем", преодолевая цивилизационное многообразие человечества. Нельзя объединить всех на основе исключительности чего бы то ни было в истории: будь то классовых, национальных, локально цивилизационных или общечеловеческих ценностей, интересов и смыслов бытия. Все интеграционные процессы в истории человечества имеют свою меру и свой предел в локальной цивилизации. Она предел возможного и мера необходимого в истории, так как есть абсолютный максимум истории, который тем больше становится самодостаточным, чем больше становится цивилизационным.
      Локальная цивилизация - предельно самодостаточный феномен истории, развивающий сам себя на своей собственной основе и для своего саморазвития, как правило, не нуждающийся в каких-то особых объединительных процессах, тем более таких, которые разрушают его самодостаточность и идентичность как локальной цивилизации. Не следует забывать, что с разрушением локальной цивилизации разрушается тип исторического бытия и развития, сама история, она перестает быть историей определенной нации. Нация агонизирует и умирает в связи с агонией и умиранием локальной цивилизации. Одно определяет бытие другого, и именно поэтому все интеграционные процессы в мировой истории цивилизационного масштаба и характера рано или поздно, но завершаются проблемой бытия или небытия нации, а вслед за ней и самой локальной цивилизации.
      Актуальность сказанного имеет еще один и для переживаемого Россией момента истории чрезвычайно важный смысл: нельзя объединяться в истории на внецивилизационных и вненациональных основах и тем более таких, которые разрушают самые глубокие, абсолютные основы идентичности в истории цивилизационные и национальные, ибо с разрушением их разрушается все в истории и сама история. Вот почему Россию нельзя организовать в пространстве мировой истории на принципах вненационального бытия без того, чтобы она не перестала быть Россией. Мы стоим перед выбором принципиального характера: будем ли мы базировать свое бытие на принципах национальной и исторической России или на основе каких-то иных, вненациональных. От этого будут зависеть варианты исторического развития - будем ли мы преодолевать себя как нацию в истории или нет. Но стоит иметь в виду, что вместе с преодолением себя как русских будет преодолеваться и Россия, ибо Россия это не формальное гражданство.
      Глубинной основой российской идентичности является национальная идентичность. Преодолейте ее в истории, и вы преодолеете саму Россию в истории. Хаотизация основ национальной идентичности русской нации в истории ведет к хаотизации самой России, основ ее бытия в истории. И, между прочим, это создает серьезные проблемы для всех наций России, союзных русской. В конце концов, с кем будут входить в союзные отношения союзные нации, с денационализированной толпой, Иванами с разрушенными основами национальной идентичности или все-таки с русской нацией? От этого будет зависеть судьба не только русской, но и союзных ей наций. Русская нация держит в своих руках судьбы всей российской Евразии, всех наций, идентифицирующих себя с основами русско-российской цивилизации. Ибо они все-таки идентифицируют себя с Россией, а не просто с "этой страной", с неким достаточно большим, но только географическим феноменом и, следовательно, связывают свою историческую судьбу с русской нацией как нацией, а не как с группой случайных людей, по случаю забредших в историю России.
      С сожалением, но приходится констатировать: России упорно навязывается самоопределение в истории вне базовых оснований ее цивилизации и вне национальных основ ее идентичности. Кому-то они чужды, кому-то безразличны, кто-то к ним враждебен, кто-то просто не может себя идентифицировать с ними - но все это не проблемы России и в ней русской нации, а тех, кто ими не является, кто не может растворить себя в России и Россию в себе. Если часть не может стать частью целого, то это проблемы прежде всего этой части, а не целого, которое отнюдь не обязано превращаться в часть этой части, так как оно в этом процессе просто перестанет быть целым. Целым станет что-то другое, то, что уже не будет Россией. Все могут жить в России, но не все могут стать Россией и, соответственно, не для всех она может стать Родиной, а только страной проживания, ибо Россия - это понятие высоко духовного смысла, предполагающее совершенно иной масштаб идентичности и ее проживания своей жизнью. Следовательно, все могут жить в России, но никто не имеет права на произвольное историческое творчество в России, не считающееся с основами ее русско-российской цивилизационной и национальной идентичности.
      Пора осознать: Россия - не проходной двор истории. В ней нет места для действия случайных сил истории, не идентифицирующих себя с исторической и национальной Россией, взламывающих базовые структуры ее идентичности, подгоняющих их под ограниченность своей национальной или вненациональной точки зрения на Россию, адаптирующих ее под себя, под свой ограниченный интерес и именно поэтому загоняющих Россию в пространство исторического бытия с чуждыми ей ценностями, целями и смыслами - разрушающих ее как Россию. Пора научиться видеть в России не только власть и собственность, но Россию, Великую Россию. Пора научиться уважать и считаться с Россией, любить ее уже только за то, что она - Россия.
      Обо всем этом стоило сказать особо, так как России уже второй раз за одно столетие навязывают самоопределение в истории вне базовых структур ее цивилизационной и национальной идентичности. Первый раз, после Октября 1917-го, речь шла о коммунизации России, второй, после Августа 1991-го - о западнизации России. Но и тот и другой цивилизационный проект, несмотря на различия в их цивилизационной направленности, есть проект разрушения локальности российской цивилизации, и прежде всего ее русского национального ядра. Их объединяет идея исторической, цивилизационной и духовной неполноценности национальной России, идея ее преодоления в истории как России.
      Отсюда и общность процессов интернационализации русской нации, и в том, и в другом случае принявших безбрежный масштаб и характер, близкий к тому, чтобы превратить нацию в этнографический материал истории для новых цивилизационных экспериментов в России и над Россией. Интернационализировать русскую нацию настолько, чтобы она вообще перестала быть нацией, после чего с ней можно будет делать все, что угодно, ибо это будет в лучшем случае демографическая категория, просто население легко управляемое и направляемое, а не нация со своими принципами бытия в истории.
      В этой связи весьма симптоматично, что после Августа 1991-го принципы демократии и открытого общества были использованы, в первую очередь, в качестве средства слома основ национальной идентичности России и в ней русской нации. Стало принятым считать, что для того, чтобы открыться всему миру, обязательно нужно войти в "цивилизацию", то есть в западную цивилизацию, а для того, чтобы войти в чужую цивилизацию, надо до предела демократизировать и либерализовать российское общество, а для того, чтобы осуществить и то и другое, почему-то необходимо отказаться от базовых структур своей национальной идентичности - исторической, культурной, духовной, от основ локальности своей цивилизации.
      Это абсолютно извращенная связь и взаимозависимость, но именно поэтому с абсолютно разрушительным потенциалом по отношению к России, реализация которого в очередной раз превратила Россию из самоцели исторического творчества и развития в средство и того и другого. В само основание реформирования России, ее назревшей либерализации была положена невменяемая и по своей основной сути антинациональная идея, предполагавшая за каждый этап и за каждое достижение в либерализации России платить отказом от части основ национальной идентичности, вплоть до предательства национальных интересов и святынь.
      И это при том, что либерализация России - это действительно историческая необходимость, но нельзя же ее осуществлять ценой отказа от принципов исторической и национальной России. Равным образом, историческое движение на Запад, сближение с ним абсолютно нормально, хотя бы потому, что абсолютно оправдано со всех точек зрения, и в первую очередь с позиций банальной прагматики. Как и идея принципиально открыться всему миру принципиально верная, но не за счет же слома собственной исторической, цивилизационной и национальной идентичности. Это абсолютно несуразная цена. Зачем нам нужен мир, в котором не будет места для нас как для России? Да и не по отношению ко всему в мире надо открываться и не во все вписываться. В мире есть многое такое, что несет в себе потенциальную угрозу основам существования России, и в первую очередь всей системе ценностей ее идентичности. Все это вновь напоминает нам, что кризис современной России это кризис русской нации и в ней основ ее исторической, цивилизационной и национальной идентичности. Это кризис исторического субъекта, который после всех испытаний ХХ столетия, потерял не только себя в России, но и Россию в себе в масштабах, угрожающих самим основам национального бытия в истории.
      Миф шестой. Его суть заключается в том, как понимается сам национальный вопрос на евразийских просторах России. И здесь выраженная тенденция к тому, чтобы предельно заузить его, представить как вопрос о национальном бытии только нерусских наций, о проблемах в их отношениях и претензиях к русской. Считается, что чем меньше нация, тем больше у нее проблем и тем больше она нуждается в защите. В России сложился своеобразный комплекс в национальном вопросе: национальный вопрос - это проблема национальных меньшинств в России, а не национальная проблема самой русской нации. Вроде бы ее как бы и не может быть у русских. И в этом суть одного из парадоксов национального бытия в России: признание национального бытия и национальных прав всех, кроме самих русских.
      В итоге русская нация перестает быть объектом и субъектом национального вопроса, превращаясь в гостя в собственном доме. И это по отношению к 83-85% населения России, больше того, по отношению к государство- и цивилизациообразующей нации, нации образующей Россию в самом прямом и исчерпывающем смысле этого слова, что, впрочем, не дает ей никаких особых преимуществ, кроме как особых обязательств перед Россией. Глядя на деятельность наших власть предержащих, трудно отделаться от ощущения, что русский вопрос и в России, и в СНГ стремятся замолчать и оттеснить на периферию общественной жизни, представить дело так, что чуть ли вообще не существует такого вопроса. А такой вопрос не просто существует, а есть самые серьезные основания считать, что он вообще является основным на постсоветском пространстве.
      В самом деле, как так получилось, что русская нация оказалась в положении разделенной нации, лишилась своего геополитического пространства и прежде всего того, которое связано с историческим и цивилизационным единством восточного славянства? Ведь в геополитическом отношении мы оказались отброшены к временам Алексея Михайловича. Как так получается, что власть очень вяло реагирует на антирусские настроения на всем постсоветском пространстве, не предпринимая адекватных и должных мер противодействия не только национальной дискриминации, но и в ряде случаев открытым погромам русских? Сколько можно находиться под гипнотическим воздействием представлений, согласно которым всякая попытка защиты своих национальных интересов как русских и российских за пределами России есть проявление неких имперских комплексов. Пора ясно и четко проговорить о реальности наших национальных интересов везде, где живут этнические россияне. Почему активно замалчивался геноцид русских в Чечне? Как так получается, что в средствах массовой информации всякий раз, как только ставится вопрос о национальном самоопределении русских в истории, о необходимости национального возрождения, о претензиях русских к другим нациям, то это тотчас же квалифицируется чуть ли не как русский фашизм? Почему так произошло, что самыми обездоленными и бесхозными на евразийских просторах России оказались русские беженцы?
      Многое познается в сравнении. И в этом отношении весьма показательным является характер национального мышления и поведения Израиля по отношению ко всем евреям мира. А ведь прошло не меньше 2 тысяч лет еврейской диаспоры; Германии, которая не снимает своей национальной ответственности за судьбы российских немцев. А ведь прошло почти 300 лет с начала натурализации немцев в России. И это не исключение для стран, где у власти находится национально вменяемая элита. Как Франция отнеслась к французским репатриантам из Алжира? Элементарно: 26 декабря 1961 г. президентом Де Голлем утвержден закон о репатриации. Ключевая фраза этого закона, выражающая суть его идеологии: "Нация провозглашает солидарность и равенство всех французов перед лицом национальных бедствий". Вводится новый налог. Итог: 100 млрд. дополнительных франков на обустройство алжирских репатриантов при национальном годовом доходе в размере 195 млрд. Так национальная солидарность является образом жизни всех развитых наций, а национальная ответственность власти - образом жизни любой национально вменяемой власти.
      Сказанным сказано все о власти в России: она без явных проблесков национального мышления и поведения в истории, до сих пор не осознавшая, что она власть только России, только в России и только для России и ничем более не являющаяся и быть не способная. Отсюда и бесхозность не только русских беженцев, но и самой русской нации в истории, преодоление которой настоятельно требует для России национально центрированной власти, центрированной на интересы национальной и исторической России.
      В своем стремлении защищать граждан и гражданское достоинство вообще власть забыла, что она должна защищать еще и нации и национальное достоинство России и русское не в последнюю очередь. Никто не освобождал Россию от национальной ответственности за русскую и союзные ей нации, за главное в своей собственной субъектной базе истории. Россия не эмигрантская страна. Она не может объединить в себе и для себя субъектную основу своего собственного бытия в истории только по гражданскому признаку, игнорируя его национальное наполнение, собственно, то, что и делает Россию Россией, без чего она просто перестает быть тем, чем она является в истории - Россией. А потому пора преодолеть затянувшееся безразличие к национальным отношениям и процессам в истории, большевистскую практику не считаться с их реальностью и на этой основе национальную анонимность собственного государства.
      Сказанным сказано и другое: необходимость радикально проблематизировать для русских их собственное национальное бытие как русских. И это никому не угрожает, так как всякая нация имеет право на свое бытие в истории как национальное. И для русских в этом вопросе не стоит делать исключение. И поскольку с этим трудно спорить, постольку национальный вопрос в России - это прежде всего вопрос достойного бытия русской нации в истории, а не только вопрос ее отношения с нерусскими этносами; это не просто вопрос о природе, противоречиях и путях гармонизации межнациональных отношений в России, но и вопрос о самой национальной сущности России и в ней русской нации, о национальных основах, проблемах и перспективах ее бытия в истории.