А это возможно только на базе мужественного национального сознания, преодолевающего все формы рабской зависимости от того, что отчуждает его от осознания самоценности национального бытия в истории, от сосредоточения на нем, как на национальном бытии, от основ национальной идентичности. Это печально, но это факт: за коммунистическими и либеральными ценностями были потеряны ценности исторической и национальной России - самоценность России и своего собственного национального бытия в истории, тот факт, что они нерастворимы в других ценностях бытия и истории. Только на такой ценностной базе можно выйти к более зрелым формам национального сознания и самосознания, раз и навсегда исключающим всякую возможность произвольного влияния на судьбы России и нации произвольных, случайных по отношению к исторической и национальной России субъектных сил истории.
      России необходимы национальное сознание, национальная воля, национальные цели и смыслы бытия в истории, и базой всего этого должна стать наша любовь к России. Ее истинная сущность в том и заключается, чтобы отказаться от сознания самого себя, растворить свое Я в России и, однако же, только в этом растворении впервые обрести самого себя в России и Россию в себе - обладать собой и Россией. Любовь к России должна стать творческим актом и творческой любовью, источником созидания новых исторических качеств и преимуществ России, органически вырастающих из генетического кода ее истории, идентичных ей как исторической и национальной России. Без такой любви к России нет и не может быть никакого творческого акта и никакой дороги в истории, ибо истинные формы исторического творчества питаются формами истинной любви к своему Отечеству. Все остальное отчуждает от него.
      При этом только так, через любовь к Матери-России можно войти в человечество. Человек входит в человечество через свою национальную индивидуальность, как национальный человек, и иначе войти не может. Ничто в истории не было и никогда не будет отвлеченно человеческим, всечеловеческим, оно всегда было и будет конкретно человеческим, национальным и только в таком качестве восходящим до общечеловеческого. И великий самообман желать творить национальную историю помимо национального в истории, игнорируя саму нацию. "Есть только один исторический путь к достижению высшей всечеловечности, к единству человечества - путь национального роста и развития, национального творчества. Всечеловечество раскрывается лишь под видом национальностей. Денационализация, проникнутая идеей интернациональной Европы, интернациональной цивилизации, интернационального человечества, есть чистейшая пустота, небытие. Ни один народ не может развиваться вбок, в сторону, врастать в чужой путь и чужой рост. Между моей национальностью и моим человечеством не лежит никакой "интернациональной Европы", "интернациональной цивилизации". Творческий национальный путь и есть путь к всечеловечеству, есть раскрытие всечеловечества в моей национальности, как она раскрывается во всякой национальности"65.
      Таким образом, во всем, что связано с отчуждением России от своей российскости, а русских от своей русскости, задействованы формы исторической активности такого радикальнейшего фактора хаотизации российской истории, как вненациональная Россия. Ее субъектный состав выражают три базовые субъектные силы, носители идеологии национального нигилизма,- коммунистической, либеральной и инонациональной направленности. Тройной удар, который наносился и наносится по России с крайних позиций коммунистического, либерального и инонационального национального нигилизма, поставил Россию на грань исторического коллапса, неуклонно втягивает ее в терминальное историческое состояние. Но именно оно оголило самую глубинную духовную причину великих потрясений России в ХХ веке - идеологию и практику национального нигилизма и его главного субъекта - вненациональную Россию. Их преодоление становится главным условием исторического выживания России. Именно поэтому национальный нигилизм и как идеология, и как практика вненациональной России и, следовательно, сама вненациональная Россия исторически обречены в России или обреченной окажется сама Россия.
      В современной России можно констатировать и нечто совершенно неожиданное и от этого еще более трагическое: на накатной волне изгнания из России национальных начал ее бытия в истории, поднятой еще большевизмом, национальный нигилизм перерос в одну из разновидностей фашизма, весьма парадоксального, направленного на разрушение основ бытия в истории не чужой, а собственной нации, который, однако, несмотря на это, не перестает быть по своей сущности фашизмом, но неклассическим - "внутренним фашизмом". При этом его субъектным носителем стали, как это ни странно, по большей части как раз те самые политические силы современной России, которые оказались больше всех озабочены угрозой так называемого "русского фашизма", под определения которого произвольно подводятся любые национально наполненные и центрированные политические позиции. Это радикально-демократические силы, которые степень своей демократичности и либеральности почему-то определяют степенью своей национальной беспочвенности и исторического беспамятства.
      Ранее уже отмечалась условность деления политического спектра современной России на так называемых демократов и недемократов, включая сюда прежде всего коммунистов. После демократических преобразований в России, несмотря на все их непомерные исторические издержки, только политически невменяемая часть населения может выступать против господства в стране демократических процедур в политике и присутствия либерально-демократических ценностей во всей ткани российской социальности и ментальности. Это уже перестало быть основным вектором российского раскола. Деление на демократов и недемократов уже не специфицирует его основное содержание, а потому в значительной мере потеряло свою актуальность. Здесь достигнут достаточный социально-политический консенсус, который начинают подрывать другие угрозы, связанные уже с катастрофическим социально-экономическим расслоением общества. Но все его последствия еще впереди.
      В данном же случае целесообразно обратить внимание на другое: именно благодаря достигнутому социально-политическому консенсусу в вопросах значимости либерально-демократических ценностей для целей и задач исторической модернизации России, стали очевидными более глубокие основания и проявления российского раскола, его цивилизационная суть. Обнаружилось, что за всеми "левыми", "правыми", левее и правее центра и в самом центре есть силы, которые за историческую и национальную Россию и против нее. Проявилась реальность феномена вненациональной России, которого в России не устраивает больше, чем сложившаяся социально-экономическая реальность, ее русско-российская цивилизационная сущность. Политически эти вненациональные силы оказались в большей мере стянутыми к пространству праворадикального политического спектра России.
      И это не случайно, так как именно радикально-демократические слои российского общества, без особых на то оснований, почему-то посчитали, что подлинность либерально-демократических ценностей определяется степенью их вненациональности, тем, насколько они дистанцированы от национальных и цивилизационных основ России. И это стало крупнейшей политической, если даже не роковой исторической ошибкой либеральных сил России, превратившей их в политическую основу субъектных сил вненациональной России, в носителя идеологии и практики "внутреннего фашизма". Они не могут иметь исторического будущего в России до тех пор и в той самой мере, пока и в какой покушаются на ценности национальной и исторической идентичности России и в ней русской нации, на их преодоление в истории. Нельзя иметь будущего в истории, преодолевая в ней ее национальные основы, ибо вместе с ними будут преодолеваться основы ее локально цивилизационного бытия. Вот почему лишь та история будет иметь будущее, в которой будущее будут иметь ее национальные основы.
      В итоге ранние демократы августовского разлива, как и ранние большевики октябрьского, оказались совершенно безразличными, а в ряде случаев и враждебными к национальной составляющей России, к локальности ее цивилизационных устоев. Более того, они были признаны чуть ли не в качестве главного препятствия на пути либерализации и демократизации России, исходного, всей ее историей обусловленного недостатка. Отсюда и вся последующая логика поведения в России, логика самого отношения к России, как к цивилизационному и национальному феномену. Если он не дотягивает до "европейской нормы", то с ним можно строить отношения по любой произвольной логике. Если национальное и историческое в России - не только главный недостаток России, но и главное препятствие для ее вхождения "в цивилизацию", то само их проговаривание уже образует состав преступления.
      После этого дело остается за малым - подвести под основание так понятого "состава преступления" очередную мифологему. И она находится через процедуру отождествления любого проявления русского национального начала в истории с проявлением фашизма. Фашизм стал расхожей характеристикой любых национально наполненных и центрированных взглядов и представлений. Все это требует более внимательно отнестись к самому феномену фашизма. В его сущности многое проясняется, особенно, если подойти к нему дифференцированно, с двух связанных и вместе с тем имеющих свою собственную специфику позиций - формационной и цивилизационной.
      С формационной точки зрения навряд ли что-то более существенное можно добавить к той оценке фашизма, которая прозвучала в материалах VII Конгресса Коминтерна в 1938 г.: что это "открытая террористическая диктатура наиболее реакционных, наиболее шовинистических, наиболее империалистических элементов финансового капитала". Хотя главной социальной базой фашизма, его ударным отрядом была мелкая и средняя буржуазия. В этом формационная и классовая сущность фашизма, в частности, многое объясняющая в том, почему именно коммунизм стал главным идейным и непримиримым противником фашизма. Коммунизм своим тотальным отрицанием частной собственности тотально преодолевал саму социальную базу фашизма, которая находится в массовом слое мелких и средних собственников. То, что эта социальная база политически актуализируется для фашизма в условиях массового разорения мелкого и среднего собственника, это одна сторона проблемы.
      Другую образуют те, которые актуализируются борьбой коммунизма с самим институтом частной собственности и, следовательно, со всеми ее субъектными носителями - крупными, средними, мелкими. Фашизм и коммунизм - это идеологии эпохи кризиса института частной собственности, дающие диаметрально противоположные, непримиримые варианты преодоления кризиса, самого отношения к феномену частной собственности и к ее субъектным носителям. Но у принципиальной непримиримости коммунизма и фашизма есть еще один и более важный идейный источник непримиримости, связанный с принципиально разным отношением фашизма и коммунизма к национальному началу истории, что и в этой связи никак не позволяет сблизить их друг с другом, несмотря на то общее, что они обнаруживали в своей тоталитарной практике.
      В самом деле, объединить коммунизм с фашизмом может только либо уж очень наивный человек, либо уж очень злонамеренный, ибо речь идет об идеологиях, базирующихся на принципиально различных представлениях о роли национального начала в истории человечества. Для коммунизма оно временно, преходяще, несущественно и даже случайно. Для него деление на бедных и богатых заслоняет возможность всякой иной дифференциации людей. По сути, коммунизм изгоняет из истории национальное начало. Именно с ним он не справился в конце ХХ века и именно им был побежден. Национальное вошло в противоречие со стремлением коммунизма создать всечеловеческую цивилизацию на основе только принципов классовой солидарности, минуя всякое национальное и локально цивилизационное многообразие мира, только за счет и на основе классовой идентичности, полностью игнорируя национальное.
      Фашизм, напротив, абсолютизирует национальное начало в истории человечества, вплоть до придания ему свойств мистической силы, стоящий вне и до всякой истории, силы, противостоящей всем остальным силам истории. Фашизм не хочет признавать возможность какой-то иной дифференциации людей, кроме как национальной, сводя последнюю вообще к мистериям крови и духа. По сути, фашизм изгоняет из истории всякое ее начало, кроме национального, изгоняет саму человечность, и именно ею он был побежден. И среди сил, олицетворявших человечность в борьбе с фашизмом, были сила и мощь русского народа и коммунизма. Восстание фашизма против человечества и человечности было, в конечном счете, подавлено на бескрайних просторах России. Все это открывает совершенно иную, цивилизационную перспективу в интерпретации сущности фашизма.
      С цивилизационной, этнокультурной точки зрения фашизм - это не просто национализм, а национализм, доведенный до признания богоизбранности своей нации. Это предельные формы абсолютизации своего национального начала в истории, превращающиеся в идеологические формы обоснования какого угодно отношения к любой другой нации. А потому фашизм это всегда преступление против иных наций, геноцид чужого национального начала истории, не просто сомнение в полноценности генетического кода истории чужих локальных цивилизаций, а агрессия против них, стремление признание неполноценности иных локальных цивилизаций и культур, их субъектных носителей - наций вывести на архетипический уровень, довести до признания неполноценности локальных цивилизаций, культур, наций на уровне их архетипов социальности, культуры, духовности, самого способа их объективации в истории и самой истории.
      Фашизм - это идеологическое завершение идеи непримиримости локальных цивилизаций, культур, наций, доведение ее до этнической и биологической основы их непримиримости, предельная точка выражения межцивилизационных противоречий, стремление разрешать их посредством уничтожения иных локальных цивилизаций, наций и культур. Фашизм - это историческое безумие нации и локальной цивилизации, окончательно запутавшихся в противоречиях собственной истории и не видящих других способов их разрушения, как только за счет превращения иных локальных цивилизаций, культур, наций в средство собственного существования и развития. Это бытие в истории за счет бытия других, за счет превращения источников, средств и пространства их бытия в свои собственные. Все это базовые признаки классического фашизма, которые он обнаруживает и развивает в себе не как формационный, а как цивилизационный феномен истории.
      Но оказалось, что наряду с классической формой фашизма существует и неклассическая, более чем парадоксальная, отличающаяся от классического фашизма вектором своей основной направленности не вовне, а вовнутрь своей собственной нации, культуры, основ локальности собственной цивилизации. Это своеобразный "внутренний фашизм", базирующий свое бытие на идеологии национального нигилизма, доведенной до идеи абсолютной исторической, культурной и духовной неполноценности собственной нации. "Внутренний фашизм" - это предельная форма национального нигилизма, направленная на забвение и преодоление в истории собственного национального начала. Это открытая агрессия против собственных национальных устоев бытия в истории, своей локальной цивилизации и культуры. Это преступление против собственной нации, геноцид собственного национального начала в истории. Это всякое сомнение в полноценности генетического кода истории своей локальной цивилизации, стремление признание его неполноценности и его субъектного носителя - нации вывести на архетипический уровень глубины, довести до признания неполноценности архетипов социальности, культуры, духовности, самого способа их объективации в истории и самой истории.
      Внутренний фашизм - это открытое презрение к историческим устоям собственной нации и локальности собственной цивилизации, доведенное до беспощадной борьбы против основ их бытия в истории. Это историческое безумие нации и локальной цивилизации, радикально запутавшихся в противоречиях собственной истории так и настолько, что не видят иных способов их разрешения, как только посредством собственного прехождения в истории. "Внутренний фашизм" - это разновидность суицидальной практики в истории, той истории, которая просто не хочет ею быть. Это предельно невменяемо, но это именно так. И именно в этом суть базовых признаков "внутреннего", неклассического фашизма, отличающих его от его классических форм, где объектом геноцида и преодоления в истории становится не собственная нация и основы локальности ее цивилизации, а чужая нация, иная цивилизация и культура.
      Что касается России, то в ней именно вненациональная Россия стала местом концентрации всех субъектных сил носителей параноидальных комплексов "внутреннего фашизма". Она воплотила в себе и теорию, и практику слома основ национальной, цивилизационной и исторической идентичности России и в ней русской нации. А это фашизм - борьба против базовых структур идентичности собственной нации, стремление навязать России бытие вообще, историю вообще, предельно вненациональные формы бытия в истории - бытие в пространстве предельных абстракций от реального бытия в конкретной истории конкретной нации, в частности, навязать бытие от исторического идеала, а не от сложившихся исторических реальностей. Хуже того, навязать бытие по логике бытия иной локальной цивилизации, иной культуры и духовности, сделать ее базовой логикой бытия России в истории. И это фашизм - отчуждать Россию и нацию от основ локальности своей цивилизации, а значит, от собственной цивилизационной логики бытия и развития в истории.
      В этой связи весьма симптоматично, что именно вненациональная Россия в новейшей истории геополитического распада России поддержала борьбу националистов всех политических кровей всей советской Евразии против исторической и национальной России, самой идеи геополитического единства России, дополнив ее собственной тотальной борьбой против базовых форм национального бытия русских в России. Где же логика? Если идет борьба против всякого национального начала истории, то почему такая избирательность - поддержка чужого национального начала, тем более в борьбе против собственного, которая в стократ усиливается собственной борьбой против собственного национального начала? А в этом и суть вненациональной логики поведения вненациональной России, которая является вненациональной только по отношению к собственной нации. И это фашизм, внутренний фашизм, многое объясняющий в логике отношения вненациональной России к России.
      Она любит не Россию в себе, а себя в России и именно поэтому на постоянной основе деформирует все процессы исторического творчества в России, подгоняя их под природу своей вненациональности. Она ведет борьбу на уничтожение исторической и национальной России, на ее преодоление в истории и при этом в пространстве ее собственного исторического и национального бытия. Именно вненациональная Россия стоит на пути национального возрождения России, направляя его в сторону от национального возрождения как национального. И это фашизм - не дать России обрести национальные и исторически обусловленные формы бытия в истории, исторически успокоиться на национальных основах собственного бытия и развития в истории. И это фашизм - не дать России быть Россией, а русской нации и нацией, и русской.
      В менее радикальных своих проявлениях вненациональная Россия стала носителем комплексов эмигрантского мышления и отношения к России. Его суть может быть сведена к нескольким взаимосвязанным составляющим. Эмигрантский тип поведения в истории существует без апелляции к национальным основам истории. Он вненационален по определению, дистанцируется от всех различий между людьми, которые не имеют отношения к экономическим различиям. Для него все, что объединяет и разъединяет людей, укладывается в совокупность простейших арифметических действий, на базе которых действует голый экономический интерес, объединяющий и разъединяющий людей.
      Все остальные различия между людьми, если и существуют, то не имеют существенного значения. Человек есть прежде всего Homo economicus, а потом все остальное. Отсюда и отношение к субъектной базе истории и к самому историческому пространству исключительно как экономическому. В истории нет места для действия национальных субъектов, история - пространство для действия анонимных транснациональных субъектов, а само историческое пространство - это пространство только купли и продажи, только экономическое, которое становится тем больше историческим, чем больше экономическим.
      Вполне закономерно, что эмигрантский тип мышления и поведения в истории не имеет исторических корней, он не вырастает из них, он обрубает их, что, собственно, и позволяет ему жить в пространстве между культурами и цивилизациями. Это промежуточный, маргинальный исторический феномен, заполняющий экономическое пространство между цивилизациями и культурами, вырастающий на базе своей исторической, культурной и цивилизационной безосновности и стремящийся наделить своей безосновностью все остальное человечество. Для него цивилизационное, культурное, а потому и национальное многообразие человечества является только препятствием для действия все нивелирующего экономического интереса.
      Овладев нацией, эмигрантский тип мышления и поведения в истории превращает ее в эмигрантскую нацию, для которой понятие "Родина" и связанных с ней особых исторических, культурных и духовных смыслов лишено всякого смысла, так как главным и единственным смыслом становится интерес, голый экономический интерес. Так Родина превращается в территорию, а нация - в этнографический материал, хуже этого - и то и другое, природные и человеческие ресурсы нации, становятся объектом нещадной эксплуатации анонимным вненациональным субъектом. Собственно, для этого прежде всего и превращается Родина в территорию, а нация - в этнографический материал.
      Именно эти комплексы эмигрантского мышления и поведения лежат в основе мышления и поведения вненациональной России. Не укорененная в России, ее истории, культуре, духовности и, соответственно, не идентифицирующая себя с ней, вненациональная Россия готова войти в любую историческую и цивилизационную реальность - в любую, лишь бы это приносило ей прибыль. Она готова навязать России любые схемы вненационального развития, лишь бы превратить ее историческое и геополитическое пространство только в экономическое, только в пространство своих экономических интересов. Чем больше оно очищено от исторических, культурных, духовных и выражающих их национальных наслоений, тем проще оно поддается бесконтрольной эксплуатации, тем проще поведение в нем.
      Отсюда и особенности поведения, к примеру, инонациональной части вненациональной России из ближнего зарубежья, исповедующей мораль двойных стандартов: там, в республиках, политика превращения национального пространства в пространство национального дома, здесь, в России,- политика превращения национального пространства России в пространство проходного двора, в котором, как в проходном дворе, можно делать все, что угодно. Так национальное пространство России превращается в экономическое пространство столкновения предельно этнизированных экономических интересов, противостоящих и противодействующих развитию и реализации национальных интересов самой России. Россия превращается в то, что разрушает саму Россию.
      Таким образом, логику эмигрантского мышления и поведения вненациональной России невозможно понять вне ее экономической составляющей. Не последнюю роль в ее становлении играют интересы компрадорской буржуазии. Обнаглевшая от накопленных богатств, полученных от бесконтрольной распродажи национальных ресурсов России, компрадорская часть буржуазии вознамерилась свое продажное отношение к России навязать и сделать нормой для всей остальной России. В этом смысле вненациональная Россия во многом озвучивает и объективирует идеологию компрадорской буржуазии в России, идеологию национального предательства России.
      Все это актуализирует для русской и союзных ей наций совершенно особую систему проблем, связанных с решением задач национально-освободительного движения в их специфическом российском преломлении: освобождения России и в ней русской нации от пут вненационального исторического развития, не от союзных наций и исторических обязательств перед ними, а от парадигм вненационального бытия в истории, отдаляющих от основ своей национальной и исторической идентичности, от осознания своих интересов в мире как национальных и их реализации в мире в качестве национальных интересов. Хватит водить русскую нацию по духовным пустыням вненационального исторического бытия и развития.
      Разрушительные итоги исторической активности вненациональной России ставят и другие вопросы. Как так случилось, что обретение Россией свободы в ее новых для нее измерениях второй раз за одно столетие превращается в разрушение России? По всей видимости, это всякий раз происходит именно в той связи и мере, в какой свобода в России превращается в свободу от России, от главного, что определяет ее как Россию, что идентично ее сущности как России - от основ локальности собственной цивилизации, ее глубинных архетипов; от собственной истории, от преемственности в ней, от всего, что не позволяет начать ее как бы заново; от самого русско-российского типа цивилизационного бытия и развития в истории; от всего, что связывает личность с обществом, государством, нацией, со всеми формами общности и единства в геополитическом пространстве России, от всех базовых структур идентичности, определяющих ее национальную суть...
      В этой связи весьма показательным является поведение определенной части средств массовой информации, консолидировавшихся на вненациональной основе и взявших на вооружение ментальность отстраненного бытия по отношению к России. Их поведение оказалось сродни поведению случайного человека, случайно забредшего в чужой дом, в котором все происходящее воспринимается через призму чужого и случайного по отношению к его собственной жизни, а в некоторых случаях и просто враждебного. Круша без разбора все на своем пути, всю реальность вообще, и в первую очередь доставшуюся от советского периода отечественной истории, часть масс-медиа повела себя так, как будто та история, то общество и государство, в котором они функционируют и на сложностях и противоречиях которого они порой просто паразитируют, вообще-то говоря, и не является ни их историей, ни их обществом и государством. Для них это как бы параллельный их реальности и совершенно абсурдный мир, изначальная абсурдность которого изначально снимает с них всякую ответственность, а потому и всякое ограничение на характер их отношений с этой реальностью: по отношению к ней и в ее пределах все возможно.
      Именно такая идеологическая установка стала господствующей у той и, надо признать, немалой части масс-медиа, развязавшей вакханалию вседозволенности в духовном пространстве России, которая приняла не просто разрушительный, а направленно разрушительный характер, в первую очередь и в основном по отношению к национальной и исторической России. Долгожданная свобода, в частности свобода выбора, оказалась сопряженной со скрытым и принципиальным ограничением - господством в средствах массовой информации тех, кто определял свободу этого выбора с вненациональных, а в некоторых случаях и с антинациональных позиций. Так свобода в России превратилась в свободу от России, а не для России и во имя России. Так пространство свободы было превращено в пространство разрушения исторической и национальной России, в пространство свободы от ответственности перед Россией.
      Диалектика свободы от России и свободы для и во имя России многое объясняет и в пароксизмах демократии в России, и прежде всего в том, почему ценой за ассимиляцию Россией демократических процедур становилось растворение исторической, культурной и духовной идентичности России, слом основ локальности ее цивилизации. Потому что процессы демократизации России в ряде существенных моментов протекали на странной основе - на основе отрыва идеи демократии от идеи России, которой просто пренебрегли, ибо вознамерились идеей демократии вообще преодолеть идею Великой России. Произошла величайшая мистификация в истории России: из условия и средства возрождения России демократия превратилась в самоцель ее исторического бытия. Но демократией никак нельзя заменить саму Россию.
      Демократия, конечно же, ценность, но ценностью является и Россия. Демократия не отменяет национальной и исторической реальности России, ее национально-государственных интересов, не дает оснований для геополитического развала России, не может и не должна стать средством оппозиции национальной и исторической России, средством слома базовых структур ее идентичности, в конце концов, условием и средством тотального разорения и обнищания России. Не слишком ли высокая цена за демократию: деиндустриализация, дегеополитизация, депопуляция, десоциализация, дегуманизация, разгосударствление, дероссиизация России. Однако, увы, демократия стала всем этим в России и именно потому, что вознамерилась стать не частью России, а в качестве нечто такого, что должно было стать вместо нее. Так демократия для России или Россия для демократии или, что еще хуже, демократия вместо России? Какая же это демократия, которая разрушает национальное в истории и историческое в нации, нацию как нацию, Россию как Россию?
      А это как раз та самая, которая хочет собой заменить все базовые структуры национальной идентичности в России, которая стремится к тому, чтобы всякий акт идентификации в России был связан и по своей сути определялся только ею, не выходил за пределы абстракций ее бытия. Это та демократия, которая открыла анклавы для манипуляции национальным сознанием России на почве абстракций, в частности, общечеловеческих ценностей, которая все ценности в России попыталась свести к общечеловеческим, идентифицировать с ними все в России и всю Россию. И как закономерный результат всего этого: никому еще в мире общечеловеческие ценности не обходились так дорого, как России, ибо это единственная страна, решившая идентифицировать себя с абстракцией общечеловеческих ценностей, жить ими, а не национальными ценностями в истории, превратив свое бытие в истории в одну из форм исторического суицида.
      Мы все время пытаемся приспособить Россию к тому, что ею не является то к мировой революции, то к социальному освобождению всего человечества, то к общечеловеческим ценностям... а задача была и остается другого, но одного и того же порядка - приспособить все, что есть или входит в Россию, к самой России; пора осознать: все, что не является Россией, является утопией в России.