То есть дело не в самой по себе особой концентрации евреев в интеллектуально нагруженных сферах человеческой деятельности, а в характере и направленности этой деятельности, в том, что она сопряжена с оппозицией национальным основам России, стремлением отождествить ее национальное своеобразие с исторически отсталым, культурно несостоявшимся и духовно неполноценным и на этой основе в актах дискретизации национальной и исторической России преодолеть ее и как историческую, и как национальную.
      Таким образом, объективную и результирующую основу еврейского вопроса в России в конечном итоге образует неидентичность существенной и, как правило, всегда радикально настроенной части российского еврейства исторической и национальной России, постоянно воспроизводимая в ее среде позиция, направленная на преодоление в России ее исторических и национально обусловленных форм бытия в истории, на превращение ее геополитического пространства в предельно интернационализированное, в пространство отрицания и преодоления России как России. В таком пространстве легче всего живется как раз тем, кто себя ни с чем не идентифицирует, ни с чем не связывает, и уж тем более с Россией, кто не имеет никаких обязательств перед ней, как перед Россией и для которых она в итоге оказывается просто территорией, средством, а не самоцелью исторического существования.
      Такая позиция не может не вызывать возражений, как не может не вызывать возражений всякое ущемление национальных прав любого народа, будь то малого или большого и их основного права - права на то, чтобы быть просто нацией и творить историю в национально обусловленных формах бытия в истории. Ведь что значит в данном случае интернационализировать историческое пространство России? Это значит, прежде всего, превратить его из пространства Родины и, следовательно, национального пространства просто в пространство, во вненациональное - в пространство без народа-нации, без тех основ его идентичности, благодаря которым оно становится пространством Родины. Это значит лишить это пространство всех смыслов бытия, кроме тех, которые задаются актами купли и продажи, придать всякому бытию в этом пространстве национально анонимный характер, сведя его в лучшем случае только к одному измерению жизни - экономическому.
      В этой связи вполне очевидно, что есть право малой нации на равноправие с большой - экономическое, социальное, политическое, но у ней нет и не может быть никаких прав на слом основ и принципов ее идентичности в истории. Любая нация сохраняет за собой право на сохранение базовых структур своей идентичности в истории.
      Тем удивительнее, что евреи умудрились дважды за одно столетие достаточно солидарно принять самое активное участие и даже быть во главе самых радикальных переворотов в истории России: в начале века - в революции и коммунизации России, в конце столетия - демонтаже коммунизма, капитализации и западнизации России. И дело не в самом участии и даже не в его масштабах, а в его характере и направленности - и в том и в другом случае доминировало стремление формационные изменения в России превратить в цивилизационные изменения самой России.
      В итоге обнаруживается, что в еврейском отношении к России главным и доминирующим оказывается нечто более глубокое и принципиально иное, чем только недовольство сложившимися формационными социально-экономическими реальностями - тотальный нигилизм по отношению к самим основам локальности русско-российской цивилизации. Вот где истинный корень, подпитывающий остроту русско-еврейских отношений в России: в неидентичности евреев исторической и национальной России и в стремлении эту свою неидентичность сделать нормой для всей остальной России.
      Неспособность евреев идентифицировать себя с Россией, протест против идентификационных и связанных с ними ассимиляционных процессов приобретает форму протеста против России. Отсюда и поиск инаковых форм идентичности, лежащих по ту сторону собственно российской национальной реальности: в мировой революции, пролетарско-классовом интернационализме, Европе и Америке - западной системе ценностей, космополитизме, Израиле, абстракциях общечеловеческих ценностей и смыслов бытия, просто в хороших условиях жизни..., но в любом случае не в России, не в вечных основах ее бытия в истории.
      В конце концов, и это не главное, в конце концов - это частное дело этноса, с чем себя идентифицировать, тем более такого, как еврейского, отмеченного печатью всемирности. Но если евреи не могут себя идентифицировать с Россией, то почему это должно стать проблемой русских, и, тем более, источником слома основ их цивилизационной и национальной идентичности? Зачем им создавать проблемы с их идентичностью в истории, отчуждать Россию от русских, а русских от России, лишать саму Россию ее русско-российской сущности?
      Итак, проблема национальной идентичности, ее обретение Россией становится главной и самой насущной проблемой переживаемого момента современной истории России. И она актуализируется не только по векторам национальных отношений: Россия - Кавказ, Россия - еврейство, но с разной степенью выраженности и по всем остальным, включая сюда, собственно, и сам русский, занимающий отнюдь не самое последнее место в идентификационных процессах, идущих на евразийских просторах России. Сами русские прежде всего и нуждаются в восстановлении и всемерном развитии основ своей русскости, ибо большая часть проблем России в ХХ веке имеет своим истоком процессы разрушения русской национальной идентичности, попытки самих русских организовать свое бытие в истории на вненациональных принципах, на принципах хаотизации и преодоления основ своей цивилизационной, исторической и национальной идентичности.
      История доказывает: именно там и именно тогда, где и когда Россия начинает действовать как Россия, реализовывать свое бытие в истории на базе генетического кода собственной истории в соответствии со своими архетипами социальности, культуры, духовности - Россия прогрессирует. В принципе, иначе и не может быть - Россия может прогрессировать только как Россия, как НЕ Россия она может только деградировать, деградировать до состояния НЕ России.
      В этой связи можно говорить о реальности следующих основных идентификационных аспектов национального бытия в России. Первый и базовый русский. Он базовый и потому, что он русский, и потому, что проблема идентичности в современной России стоит совершенно иначе, чем в СССР. Хотя бы потому, что речь уже идет только о России, в которой уже не только совершенно иные количественные соотношения между массой русского и нерусского населения, но и принципиально иные основы идентичности подчеркнуто национальные - не советские, а российские и, следовательно, русско-российские.
      На последнее сочетание стоит обратить особое внимание, так как именно русская этнонациональная идентичность образует основу исторической и цивилизационной идентичности России, в которой, и с этим навряд ли можно спорить, российская составляющая только потому является российской, что она сопряжена с русской и определяется ею как русской. В России не дано другого для того, чтобы стать Россией, как только стать ею на русской этнокультурной основе. При этом она остается принципиально открытой для присоединения к ней любой другой нации и ровно настолько, насколько претендует на цивилизационный масштаб идентичности. О чем речь?
      О том, что благодаря своей цивилизационной составляющей, русский идентификационный аспект бытия является базовым для России, ибо наиболее полно и последовательно объединяет в себе все три уровня идентичности: этнически русский, национально русский и цивилизационно русско-российский. В самом деле, если этнически русская идентичность, в конечном счете, определяется этнически русской природой и происхождением ближайших предков, национально русское - русскими социокультурными и духовными основами идентичности, то цивилизационная - это та, которая придает русским национальным основам идентичности статус и масштаб цивилизационных, когда с ними, как национальными, могут идентифицировать себя и нерусские этносы, для которых существенная часть русских национальных основ идентичности становится не просто близкой, но даже и родной и настолько, что воспринимается как часть собственных, национальных основ бытия в истории.
      Так русская история, культура, духовность приобретают общероссийский статус, возникает сам феномен российскости - сплав русских и нерусских ценностей и смыслов бытия в истории, превращающийся в основу русско-российской цивилизационной идентичности и общности - общности исторической судьбы, архетипов социальности, культуры, духовности, способа их проживания в истории и самой истории, общности самого цивилизационного типа исторического развития. И всему этому на уровне цивилизационного сознания и идентичности придается еще одно и принципиально важное измерение.
      Россия осознается как абсолютно исключительный феномен во всей иерархии национальных ценностей, как абсолютный максимум истории, который, входя в сознание в таком статусе, способен объединить всех и каждого в России именно Россией, своей русско-российской исторической, цивилизационной, национальной, культурной и духовной сущностью. Это то, что как именно абсолютная ценность, способно объединить всех самым святым, что должно быть в сердце каждого - духовными основами Великой России в душе каждого, кто идентифицирует себя с Россией.
      Именно на такой идентификационной основе русское национальное самосознание дорастает до цивилизационного, до сознания того, что русский, в сущности, это тот, для кого независимо от его этнического происхождения и национальной идентичности, Россия есть абсолютный максимум истории и, следовательно, его собственного существования. Такое отношение к России, как к высшей ценности - общей Родине, общей исторической судьбе, общей геополитической и цивилизационной основе существования в истории обладает огромным цивилизационно объединительным потенциалом.
      На эту сторону проблемы стоит обратить особое внимание, так как кроме русского в России есть и другой - нерусский идентификационный аспект национального бытия. Но, будучи нерусским, он вместе с тем является российским, так как полностью и органично идентифицирует себя с Россией. В России не стоит и, в сущности, никогда не стояла проблема тотальной русификации всех российских наций. Проблема русско-российской идентичности шире проблемы национально-русской идентичности. Для того чтобы идентифицировать себя с Россией, отнюдь не обязательно стать русским. Русско-российская идентичность не требует такой национальной жертвы. А потому в России органично существует идентификационный аспект национального бытия, связывающий индивида с его нацией и национальной формой бытия в истории, но, несмотря на это связывающий его одновременно с этим и с Россией. Опасность некоторых идущих в современной России национально-идентификационных процессов как раз в том и заключается, что они в ряде случаев приводят к дистанцированию от России и даже к противопоставлению себя России. Осознать себя татарином, даргинцем, евреем... - это прекрасно и закономерно, но если одновременно с этим не осознавать себя еще и россиянином - это исторический тупик.
      При этом быть россиянином - это не вненациональный, а глубоко национальный признак идентичности. Он является цивилизационным и уже только поэтому национальным, ибо Россия - это не вненациональный феномен, а такой, который конституирует себя в мировой истории не на какой-нибудь, а именно на российской национальной основе, в которой русская составляющая является неотъемлемой, органической и базовой, россияобразующей частью. А потому быть россиянином неизбежно оказывается быть отчасти и русским в самом существенном своем национальном измерении. В этом суть одного из парадоксов всякого национального бытия в России: чем больше оно связано и определяется Россией, тем больше оно становится объективно русским.
      В этом смысле может существовать и существует своя национальная специфика в отношении к России - татарская, чувашская, мордовская, аварская, осетинская..., но, очевидно, она, как национальная, не может стать доминирующей. Ибо тотчас же перестанет быть российской. Любое национальное отношение к России становится и сохраняет себя в качестве российского только в связи и на основе русского отношения к России. База всякого отношения к России может быть только русской, иначе она перестает быть российской и, следовательно, отношением к ней как к России. Иное отношение к России на иной национальной базе станет иным - отношением слома основ исторической и национальной идентичности России.
      Это стоит подчеркнуть особо перед множащимися призывами к национальному возрождению, и неважно к какому - русскому или не русскому. Каждое из них имеет право стать реальностью, но, во-первых, не за счет ущемления прав и интересов какой бы то ни было нации. Все они равноправны в своем стремлении быть нациями, в своем стремлении к национальному возрождению. Во-вторых, и это главное, у всех наций России есть только один путь в национальном возрождении: вместе с русской нацией и на основе возрождения русских как нации. Сказанное не означает, что всякое национальное возрождение в России сводится к русскому. Сказанное означает другое - нельзя достичь национального возрождения в России помимо русского и, следовательно, помимо возрождения России. База всякого национального возрождения в России руссоцентрична. И если это парадоксально, то, несмотря на это, это именно так.
      Наконец, существуют еще два идентификационных аспекта в России, один из которых, являясь подчеркнуто национальным, несмотря на это, не имеет к России никакого отношения, больше того, вообще является антироссийским. Это тот, который не просто не идентифицирует себя с Россией и, следовательно, с русской нацией, а настроен принципиально против и того и другого. Он является национальным, но только в себе и для себя, только для своего национального начала и антинациональным во всех остальных отношениях, и прежде всего по отношению к русским и России. В таком своем качестве, такой идентификационный аспект национального бытия в России к России, собственно, не имеет никакого отношения и в той самой мере, в какой не идентифицирует себя с ней.
      Таким типом отношения страдает и последний идентификационный аспект бытия в России - вненациональный, идентифицирующий себя с чем угодно, но только не с тем, что имеет хоть какое-то отношение к каким бы то ни было национальным формам бытия в истории. Вненациональный, космополитический идентификационный аспект бытия, быть может, внешне не так агрессивен, как антироссийский, но от этого не менее разрушителен по отношению к России, к ее национальным устоям бытия в истории, ибо находит свою основную цель и задачу в их преодолении, в преодолении любых национально обусловленных форм бытия в истории, и в первую очередь русско-российских.
      Таким образом, на статус базовых могут претендовать два аспекта национальной идентичности в России: национальный и при этом неважно, какой национальности (к примеру, я - татарин) и цивилизационный (я - россиянин), но имеющие отношение к России только при условии своего единства, то есть, если всякая национальная идентификация в России связывает себя еще и с Россией. При этом последний аспект идентичности - цивилизационный, также является национальным, объединяющим всех и каждого именно в Россию-цивилизацию, а не в нечто иное, и объединяющим на русской национальной основе. Только такая идентификационная основа связывает всех между собой, всех с собой и вслед за этим всех в Россию. Все связывается со всем в Россию посредством русского национального начала в истории. Это реальность, которую можно преодолеть, но только вместе с преодолением самой России.
      Вот почему тот, кто отделяет себя от русской нации, отделяет себя и от России, а кто отделяет себя от России, тот отделяет себя и от русской нации. Другого в России не дано, ибо нам дана Россия, в которой русское национальное начало является государство-цивилизационно-россияобразующим началом. Принципиальное равенство всех наций между собой не снимает их неравенства в россияобразующих основаниях бытия России. В этом все нации России не равны русской. И это никого не должно настораживать. Настораживать должно другое - попытка преодолеть не только объективно особое положение русского национального начала в России, но и национальное начало в России вообще, организовать ее бытие и направить ее историческое развитие в принципиально вненациональное русло или такое, которое не является российским.
      В данном случае речь идет о группах и общностях людей, которые не могут или не хотят идентифицировать себя с русскими и Россией и именно поэтому не хотят допустить этого и в самих русских, а потому в национальном отношении стремятся опустить всех русских до уровня и характера своих отношений к России - свою неидентичность к России сделать нормой отношения всех к России. Эта ситуация актуализирует новый аспект неравенства и даже национальной нетерпимости в России, ибо ситуация навязывания России самой идеи и, тем более, процессов слома национальной и исторической идентичности является далее принципиально нетерпимой, так как она навязывает стране и нации логику исторического бытия, основанную на самых тягчайших исторических потрясениях - цивилизационных, провоцирующих раскол в святая святых всякой нации и национальной истории - в основах человеческой души. Недопущение такого раскола предполагает, что все, кто не идентифицирует себя с Россией и в ней с русской нацией, должны уйти от всех форм активного участия в историческом творчестве на евразийских просторах России, как не идентичных исторической и национальной России.
      Это будет нравственным выбором, ибо безнравственным будет продолжать насиловать страну и нацию своей неидентичностью стране и нации. В конечном счете, Россия - это Родина только тех, кто себя идентифицирует с Россией. А потому все равны перед Россией, все нации, но это равенство остается равенством только при одном обязательном условии: если все они идентифицируют себя с Россией. Во всех остальных случаях оно превращается в неравенство принципиального характера - в неравенство между национальной и вненациональной Россией в правах на Россию. И их будет всегда больше у той России, которая ближе к национальной России и у которой, следовательно, больше национальных прав на Россию. Всякая попытка вненациональной России вывести всякое отношение к России из-под юрисдикции национального отношения, придать ему и по сущности и по форме вненациональный характер будет новой большевизацией России, новым преступлением против России.
      Таким образом, вопрос о вненациональной России - это вопрос о субъекте, который несет особую ответственность за многое, что происходило и происходит в России и с Россией на протяжении всего ХХ столетия. Несмотря на то, и это парадоксально, что он постоянно и весьма спокойно меняет свою политическую, экономическую и идеологическую ориентацию на прямо противоположные цвета политического спектра - от крайне левого до крайне правого, что однозначно свидетельствует о его специфической цивилизационной сущности и происхождении, связанных не только с политикой и экономикой, не столько с формационной, сколько с цивилизационной исторической реальностью и ее противоречиями - неизменным остается главное в нем, что и определяет его сущность и сущность его отношения к России: это отношение преодоления России как России на базе тотальной неидентичности исторической и национальной России.
      В России существует огромная масса исторических, культурных и духовных маргиналов, по-настоящему не укорененных в русской истории, культуре и духовности, балансирующих между "своим" и "чужим" в истории, культуре и духовности и именно поэтому провоцирующих кризис исторической и национальной идентичности на постоянной основе. Только вдуматься: нации навязывают вненациональные основы идентичности - русской нации навязывают не русские и не российские основы идентичности, начиная от идей мировой революции и социального освобождения всего человечества и кончая вхождением в западную цивилизацию и приоритетом ее ценностей над всеми остальными, и прежде всего над выстраданными собственной историей.
      Отсюда многое становится понятным в России, в частности, и то, почему в России так тяжело идут модернизационные процессы. Потому что в России они совмещаются с попытками изменения типа ее цивилизации и цивилизационного развития. В России существует массовый вненациональный субъект, который на постоянной основе недовольства социально-экономической, формационной реальностью переводит в цивилизационную плоскость, придает ему цивилизационный масштаб, направленность и специфику, превращает его в недовольство самой локальностью русско-российской цивилизации. Отсюда и стремление не столько изменить что-то в самой России, сколько изменить саму Россию, превратить ее в нечто, что дистанцирует ее от основ локальности своей цивилизации и типа ее цивилизационного развития в истории. Последний вообще признается тупиковым и бесперспективным и под основание этого подводится специфическая мотивационная база, густо замешанная на русофобии, на признании в качестве несостоявшейся всей истории, культуры и духовности, национальной полноценности самой русской нации как русской.
      Отсюда понятен и масштаб той ненависти, а в лучшем случае безразличия, которое пронизывает само отношение к России и к собственной нации. Оно, собственно, и не является отношением к собственной нации и к России. И то и другое воспринимается как чужое. Это многое объясняет в парадоксах ментальности современной России, когда в ней многим почему-то своего не жалко. Да потому и не жалко, что оно, похоже, и не является своим. Для вненациональной России многое в национальной и исторической России является чужим и даже враждебным и именно потому, что является национально и исторически укорененным не где-нибудь, а в самой России.
      Россия - цивилизационно расколотая страна, расколотая на ту, которая ищет и находит себя в России, и на ту, которая ищет и находит себя в преодолении России как России, на ту, для которой Россия - абсолютный максимум истории, и на ту, для которой Россия - несуществующая сущность истории или такая, которую следует преодолеть в истории и чем быстрее, тем лучше для самой России. Это парадоксально, но это именно так: вненациональная Россия основной вектор модернизационных процессов в России связывает с тем, что должно преодолеть Россию.
      Какие же реформы могут состояться, если в их основание кладется преодоление основ локальности собственной цивилизации и базовых структур идентичности? Все модернизационные процессы в истории питаются соками исторической преемственности и идентичности. Там же, где и то и другое взламывается, историческая модернизация превращается в кризис идентичности и логика исторической модернизации уступает место логике цивилизационного переворота.
      В России трагическая ситуация: в силу цивилизационного раскола ее субъектной базы в ней не получил развития тот национально ориентированный субъект, который был бы способен осуществить преодоление исторически сложившегося зазора между Россией, локальными особенностями ее цивилизации и необходимостью ее формационной модернизации, который смог бы провести модернизацию как специфически российский феномен, совместить ее с особенностями локальности русско-российской цивилизации, без слома основ ее идентичности.
      В России ситуация, созданная далеко зашедшими процессами разрушения субъектных основ ее истории, основ идентичности русской нации как нации и вслед за этим и на основе этого России как России. Отсюда и непомерная историческая апатия, безразличие ко всему, что не вмещается в пространство эгоцентрического бытия. Она не от сложности бытия. Бывали времена и посложнее. Она от потери смыслов, целей и ценностей бытия - всего того, что выходит за границы личного бытия, что не вмещается в эти границы. Она от потери Веры в России и в Россию, без чего нет России и самого феномена русскости и российскости, которые в высших и подлинных своих проявлениях питаются только тем, что превышает индивидуальное начало истории, что выходит на основы Великой России в истории, которые и только которые достойны того, чтобы во имя их не только жить, а, если понадобится, за них отдать и саму жизнь. И истоки всего этого в формах исторической активности вненациональной России, в навязанном ей, второй раз за одно столетие, цивилизационном перевороте, в потере идентичности, в сломе архетипов социальности, культуры и духовности, в разрыве преемственности в истории, в попытке начать ее как бы заново, с новых цивилизационных основ.
      Все это значит, что все основные противоречия в современной России будут определяться содержанием главного цивилизационного конфликта в России - конфликта между национальной и вненациональной Россией. Все противоречия в России, так или иначе, в той или иной мере или форме, но будут пропитываться и подпитываться этим самым фундаментальным противоречием современной России, противоречием между теми, кто хотел бы жить в России и Россией, и теми, кто хотел бы жить как бы в России, но отнюдь не Россией. Но нельзя жить и творить историю в России, не будучи Россией, не живя Россией, не считаясь с тем, что есть Россия.
      Это совершенно маргинальная историческая ситуация, обусловленная действием маргинального исторического субъекта - вненациональной Россией. Он подготовлен хаотизацией истории России, процессами ее долговременной коммунизации, советизации, западнизации, которые, несмотря на все их различия, объединены общей сущностью: стремлением в основание исторического развития России заложить реализацию одной и той же утопии - утопии вненационального исторического развития, никак не связанного с основами исторической, цивилизационной и национальной идентичности, а если и связанного, то только через их преодоление в истории. Отсюда и задача, которой нет ни у одной страны мира,- обретение порушенных основ национальной идентичности. Речь идет о собирании России и не столько ее земель, сколько ее национального сознания. Речь идет о восстановлении исторической и национальной субъектности в России на основе восстановления основ ее идентичности в истории.
      В конце концов, вопрос стоит и о власти в России и над Россией. И его решение будет определяться тем, какое сознание в России станет господствующим - национальное или вненациональное. Оно, сознание, будет определять то, какой субъект будет доминировать в России - национальный или вненациональный. От всего этого будет зависеть будущий сценарий цивилизационного и формационного развития России, от того, какие духовные основы истории станут господствующими в духовных основах человеческой души. А потому душу, душу надо устраивать и спасать, ценности национальной идентичности и на этой и только на этой основе все остальное устроится.
      При этом вопрос о национальной и вненациональной России - это не вопрос об отношении русской и нерусских наций в России, хотя он и включает в себя этот аспект. Он значительно шире этого аспекта. Больше того, для него главным является другой - об отношении национального и вненационального в самой русской нации. Сама русская нация является главным носителем комплексов вненациональной России. Если бы вопрос об отношении национальной и вненациональной России свелся бы к вопросу об отношении, соответственно, русской и нерусских наций, то, собственно, не было бы никакого вопроса. Но в том-то и дело, что этот вопрос является основным для бытия самой русской нации, определяя ее бытие как нации.
      Прежде всего, именно она и является цивилизационно расколотой нацией. Это ее специфически национальная проблема. Инонациональный элемент во вненациональной России лишь оттеняет и в зависимости от исторической ситуации ферментизирует ее вненациональное бытие и сущность и не более того. Поэтому было бы большой ошибкой этнизировать проблему, отождествляя вненациональную Россию только с нерусскими этносами. Это было бы и просто несправедливо и фактически неверно. Среди нерусских всегда находилось немало таких, кто не только адекватнее, но острее и даже экстатичнее, чем сами русские, переживал свою идентичность Великой России, так, как ее переживал русский генерал осетин Бабиев, обессмертивший себя своим отношением к России. Человек, осознающий, что "идя в этот решающий бой, мы должны считать себя уже погибшими за Веру и Россию", - такой человек неотъемлем от России, не только он принадлежит России, но еще в большей степени она принадлежит ему.
      Россия всегда была сильна тем, что ей верно, искренне и до конца служили многие нерусские этносы, представители разных наций. Она была сильна тем, что сумела стать для них Родиной, ибо не делила тех, кто идентифицировал себя с Россией, на "своих" и "чужих". Она делила всех по другому, в сущности, цивилизационному признаку - на тех, кто за Россию, и на тех, кто против нее. Вот почему национальная Россия всегда больше, чем русская нация. Она национальная, но Россия, Россия, но национальная феномен, органически синтезирующий в себе этническое многообразие российской Евразии на русско-российской основе. Это специфический национальный субъект, осознающий себя в качестве основного субъекта России-цивилизации, но на русской национальной основе, так как всякая иная будет неидентична России, всякая иная превратит всякое бытие в России в цивилизационно безосновное бытие.
      Вот почему, если национальная Россия хочет оставаться национальной, она будет вынуждена базировать свое бытие на логике национально ориентированного исторического развития, такой, которая адекватна генетическому коду истории локальности русско-российской цивилизации. Всякая иная будет логикой исторической деградации. Историческое сосредоточение России на самой себе как на России невозможно без сосредоточения на себе как на исторической и национальной России, невозможно без обретения Россией и в ней русской нацией основ своей национальной, цивилизационной и исторической идентичности.
      Вполне очевидно, что различия между национальной и вненациональной Россией, строго говоря, не носят и политического характера. Все политические различия, без какого-либо исключения, носят вторичный характер по отношению к цивилизационным, выражением которых являются национальные различия, различия по степени идентичности и укорененности той или иной нации в локальности той или иной цивилизации. Нельзя быть правее, левее или по центру от своего Отечества. Все политические различия отражают различия политических ориентаций своего Отечества и в интересах своего Отечества, одни и те же национальные интересы, одного и того же Отечества, но разных социально-классовых стратификационных групп.