Удар шаровой молнии

– А на хрена ему твой новый босс? – Бамперу был нужен, – думаю, и Борзой не откажется. Мой босс оттяпал у них жирный кусок.

– Видишь, оказывается, и я не все знаю. – Иван задумался, прикидывая в уме предложенный вариант, а потом покачал головой. – Борзой – человек принципа.

Он уничтожит и твоего босса и тебя.

– Ненавижу принципиальных!

– Но в качестве приманки можно выработать и такую версию.

– Да мне бабки нужны, понимаешь?! – прямо заявила она. – Я почти на мели!

– Что, совсем худо?

– Ну, не совсем… – протянула она, но, решив, что от Мадьяра ей нечего скрывать, призналась:

– Сорок тысяч баксов, и взять больше неоткуда.

– Ну, старуха, ты даешь! – засмеялся Иван. – Если сорок тысяч для тебя не деньги, тогда я действительно ошибся в тебе! Раньше мы были рады и горбушке хлеба на ужин!

– Те времена прошли, и я не желаю их повторения!

– Так нет ничего проще! – Иван от волнения начал ходить по комнате. – Вложи половину в мое предприятие! Прибыль гарантирую!

Аида сидела на кушетке, обняв колени и упершись в них подбородком.

– Я в этом ничего не понимаю, – сказала она, наивно хлопая глазами. Ему даже показалось, что она над ним издевается.

Мадьяр опустился рядом с ней на кушетку, взял ее за руки и тихо произнес:

– Какая же ты на самом деле глупенькая! Позвонила бы мне во Львов, и все бы решилось. Я недавно приобрел небольшой заводик по переработке вин. Ввожу из Европы дешевые венгерские и трансильванские вина, переливаю в свою тару и продаю всему бывшему Союзу. Дешевое качественное вино пользуется успехом. Это беспроигрышный бизнес. А со временем выкупишь у меня завод, и больше никогда никаких финансовых проблем.

– Так не бывает, – возразила Аида, – конкуренты, рэкетиры, налоги.

Проблем будет уйма. Оставишь меня с голым задом и придется идти под венец.

Она сама приблизила к нему губы. Целый год воздержания дал о себе знать. Аида едва не лишилась чувств, когда ощутила между ног настоящую мужскую плоть…

Потом он, как обычно, размечтался. Описывая ей свой двухэтажный особняк, который она никогда не видела, заявил, что они могут даже не расписываться, просто жить в одном доме. А если она захочет, он выстроит ей отдельный дом. У них будет свободный от всяких предрассудков анархический брак.

Аида сама удивилась, когда что-то в ней, считавшееся давным-давно умершим, вдруг ожило и даже появилось незнакомое ощущение возможности счастья.

Так бывает в детстве, когда солнечным воскресным утром ветер колышет занавеску и не надо идти в школу. И главное, мысли на этот раз свободны от коварных замыслов и нет смысла использовать Мадьяра в какой-то новой нечистой игре. Он ей нужен просто как человек. Как мужчина.

Но Иван сам все испортил.

– Зря мы разлеглись! – опомнился он. – Уже полдень, а еще ничего не решено с Борзым! Это легкомыслие! Непростительное для нас легкомыслие!

– Да пусть катится ко всем чертям! Ты же собрался меня везти во Львов.

Туда он не сунется.

– Ну уж нет! Так я это дело не оставлю. Ты должна ему позвонить.

– Куда?

– На дачу.

– А ты выяснил, чья это дача?

– Какая разница? Ты позвонишь и назначишь ему встречу. Ты должна его чем-то заинтриговать. Своим боссом, например. Это неплохо придумано. Главное, не дать ему сейчас уехать из Питера. Короче, звони!

– Ты не слишком торопишься? – сомневалась Аида.

– Все будет о'кей! – подбадривал Иван. – Да, я совсем забыл! Ты должна представиться «шаровой молнией».

– Он меня не примет за идиотку?

– Они тебя только так и называют. И еще, ни в коем случае не упоминай обо мне. А с его молодцами ты сама разделалась.

– Думаешь, поверит?

– После убийства Бампера, он поверит даже в то, что ты ловишь зубами пули! Борзой человек суеверный и приписывает тебе мистическую, сверхъестественную силу.

– Может, и в самом деле что-то есть? – задумчиво произнесла она. – Вчера, например, я была уверена, что эти парни ничего не смогут со мной сделать и что их ждет очень скорый, печальный конец. Глупо, наверно. В конце концов, можно поплатиться за такую жуткую самоуверенность.

Она впервые не скрывала от собеседника своих мыслей и от этого почувствовала такую небывалую легкость во всем теле, что впору было выпорхнуть в окно и запеть как птица.

«Или закаркать», – усмехнулась она про себя, снимая телефонную трубку.

Люди, отягощенные уголовным прошлым, часто встречались на ее пути, и с ними она быстро находила общий язык. Борзой оказался чересчур сговорчивым.

Может, и в самом деле верил в ее сверхъестественность, а вчерашнее происшествие еще больше упрочило его веру?

– Я хотел бы иметь с вами дело, – сказал новоявленный екатеринбургский босс. – За деньгами дело не станет.

Он выражался явно заранее заготовленными фразами. «Он, наверное, записывает их в блокнот, а потом зубрит по ночам», – издевалась про себя Аида.

– Я изучил ваши методы, – продолжал Борзой, – у вас огромный потенциал. В моей обойме как раз не хватает одного патрона, и этот патрон вы, Шаровая молния. Ей не терпелось послать его подальше и бросить трубку, но рядом стоял Иван и с видом заговорщика ловил каждый звук. Борзой назначил встречу на завтра, на восемь вечера, и подробно рассказал, как добраться к нему на дачу. «У вас машина?» – спросил он напоследок. «Нет, но я попрошу друга подвезти меня». Он поинтересовался маркой и цветом машины друга, и она описала изумрудный «опель» Ивана и даже назвала номер автомобиля, который Мадьяр тут же нацарапал перед ее носом на клочке бумаги.

– Клюнула рыбка! – потирал ладони Иван. – Я же говорил, что клюнет! Ты поедешь к нему с Шандором. Меня он может узнать. Шандор возьмет на себя охранника. Ну, а ты, милая моя, не промажь! Или ты его, или он тебя. На всякий случай я буду рядом. Мы вчера купили еще одну машину, старенький «Москвич».

Надеюсь, не подведет. – Мадьяр на миг задумался. – Да, накладочка вышла. Не думал я, что он попросит описать машину. Вам бы поехать туда на «Москвиче», а «опель» приберечь для отступления.

– Боюсь, что это не последняя накладочка. Ты, как всегда, торопишься…

Вечером они втроем сидели в «Коко Банго». Иван предлагал другие варианты. Зная, как она падка на экзотику, заманивал в дорогой японский ресторан, но Аида настояла на своем любимом кафе со своими любимыми стриптизершами. Она называла каждую девушку по имени и характеризовала ее в сексуальном плане. Шандор слушал, раскрыв рот. «Он впервые видит живую лесбиянку!» – смеялся Иван. Она веселилась от души еще и потому, что весь вечер говорила исключительно по-венгерски, и ее понимали. Знакомые с интересом поглядывали в ее сторону, она сегодня всех удивляла. Особенно барменшу Веру. «А говорила, что иностранцы тебя не волнуют», – бросила та, проходя мимо. «Как освободишься, подсаживайся к нам. Я познакомлю тебя с ребятами». Аида видела, что барменша положила глаз на Шандора.

И все же, несмотря на веселье, тревожные мысли не покидали девушку Она без конца прокручивала в голове разговор с Борзым. Поток елея. А ведь таким людям не свойственна лесть, и в одном месте он сплоховал. «Я изучил ваши методы, у вас огромный потенциал. В моей обойме как раз не хватает одного патрона (и тут непростительно долгая пауза!), и этот патрон – вы…» У него не хватает патрона для нее! Иван назвал его принципиальным. Принципиальные люди не идут на компромиссы, даже если это сулит им огромную выгоду. Для принципиального человека он слишком быстро согласился на сотрудничество. Да.

Это ловушка.

– Завтра мы угодим в ловушку, – неожиданно вырвалось у нее.

– Тебе вредно пить много рома, – засмеялся Иван.

– Почему ты так уверен?

– Потому что Борзой вылетел из Екатеринбурга с тремя людьми. У него остался всего один охранник. Есть вопросы?

– Ты же не знаешь, у кого он здесь живет! Может, этот «кто-то» обеспечит его взводом автоматчиков!

– Э-э! – погрозил он ей пальцем. – Начинаешь мандражировать и становишься сверхподозрительной. Все правильно. Так вот, я проверял. На даче больше никого нет. Есть вопросы?

– Опиши мне дом.

– Старенький такой, трехэтажный, кирпичный, на фасаде мозаика…

– Мозаика? Какая мозаика?

– Знаешь, милая, меня такие вещи мало интересуют!

– Засыпаются обычно на мелочах! И вообще, я завтра никуда не еду! Мне не нравится твой план.

– Послезавтра может быть поздно, – погрозил пальцем Иван. – Он вернется в Катю…

– Пусть катится ко всем чертям!

– Снова-здорово, – вздохнул Мадьяр. – Далась тебе эта мозаика! – Он почесал затылок и вдруг что-то вспомнил:

– Морская тема… русалки… рыбки… водоросли… и прочая мура.

– Дом с мозаикой, – размышляла вслух Аида. –Дом в стиле «модерн».

Начало века. Правда, «новые русские» любят сейчас строить в этом стиле.

– Да я же тебе говорю – дом старый. От него за версту несет плесенью!

– Ты представляешь, сколько стоит такой дом? И кому он может принадлежать?

– Аидка, прекрати! Все это лирика, бабьи домыслы и обыкновенный мандраж.

Разговор пришлось в спешном порядке прекратить, потому что к ним подсела Вера. Она поставила на стол бутылку питерского «Бержерака» и объявила:

– Коньяк за счет заведения!

– Браво, Верка! – захлопала в ладоши Аида. – Между прочим, отличный коньяк! – сказала она по-венгерски и почему-то подмигнула Шандору.

Барменша как-то призналась Аиде, что ей больше нравятся брюнеты восточного типа, даже армяне и турки, но судьба постоянно подсовывает блондинов с нордическим характером. Она сразу сориентировалась, что между Иваном и Аидой существуют некоторые отношения, а значит, снова блондин. «Се ля ви», как говорят русские, подражая французам. И Вера стала напропалую кокетничать с белобрысым, бородатым венгром. В свою очередь, Шандор, распаленный красавицами-стриптизершами, не только позволил себя обольстить, но и сам выказал недюжинный темперамент, растратив весь свой запас комплиментов на русских девушек вообще и на одну «очень привлекательный» в частности. Заминка произошла, когда Вера захотела узнать род деятельности Шандора. И тут ему на помощь пришел Иван.

– Он мой компаньон по бизнесу. Аиду же он несколько часов назад уверял, что Шандор не имеет никакого отношения к его бизнесу. «Просто друг детства, случайно встреченный во Львове и ставший моим (в этом месте он сделал „ паузу, как ей показалось, довольно тягостную и даже чуть ли не скорбную) телохранителем…» – Они торгуют вином, – подыграла Аида и, подмигнув на этот раз Вере, добавила:

– И возьмут нас с тобой в дело, если мы окажемся паиньками!

– Ну, зачем же паиньками? – театрально возмутился Мадьяр. – Мы любим своенравных, строптивых, капризных! Если мужчина не чувствует сопротивления со стороны женщины, он быстро теряет к ней интерес.

– Не слушай его! – махнула рукой Аида. – Он просто мазохист, все понятия извращены и вообще мозги набекрень. А вот Шандор чистая душа! Правда, Шандор? – Она перевела свои слова на венгерский, и парень залился краской. – Вот видишь, какой застенчивый!

– Как с вами хорошо! – В глазах у Веры стояли слезы. Она видела, с каким обожанием смотрел на нее Шандор. Так на нее еще никогда не смотрели. – Жаль, что мы скоро закрываемся.

– Я вас подождать, – прошептал влюбленный венгр.

– Готов! – подытожил Иван. – Вы, Вера, побили все рекорды шандоровской влюбленности. Обычно он долго думает. Придется мне заночевать у тебя, подруга, – обратился он к Аиде.

– Нет проблем, – откликнулась та, и теперь была очередь Веры заливаться краской.

– А вы где остановились? – осторожно поинтересовалась девушка.

– Тут совсем близко. Гостиница «Русь».

– Представляешь? – опять подыграла Аида. – Тебе не надо будет завтра вставать в шесть утра на а электричку и переться из своего Тихвина. Ты завтра в первую?

– В первую. – Вере было как-то неловко. С одной стороны, ее завораживало ночное приключение с иностранцем, с другой – хотелось какой-то тайны, а не открытого обсуждения за столом и уточнения формальностей, а с третьей – душу смущал непонятный страх, предчувствие чего-то рокового, неизбежного.

– Значит, завтра вечером ты свободна? Отлично! Мы могли бы неплохо провести вечер на даче у одного моего знакомого! Шашлыки и танцы гарантирую!

Иван, хоть и был уже в порядочном подпитии, бросил на Аиду искрометный взгляд. Шандор ничего не понял, а Вера пробормотала:

– Я еще не знаю… Надо бы предупредить маму.

– Маму? – удивилась Аида. – Тебе сколько лет, подруга? Ты до сих пор отчитываешься перед родителями?

– Почему обязательно отчитываюсь? – возмутилась Вера. – Просто предупреждаю, чтобы не волновалась.

– Умничка! – поддержал ее Мадьяр. – Наши мамы не должны за нас переживать. Давайте выпьем за мам и пойдем по домам! Иногда и стихами могу!

Бутылка «Бержерака» опустела, завсегдатаи «Коко Банго» поплелись к выходу, помост для стриптиза казался мертвым без разгоряченных тел, зато у посудомойки началась жаркая пора.

– Как это понимать? – набросился на Аиду Иван, когда они вышли из кафе. – «Шашлыки и танцы гарантирую!» Ты сдурела? Ты что, едешь к Борзому развлекаться? – Отстань! Мне твой план не нравится!

– Тогда расскажи, что ты задумала. На Фурштадтской горели фонари. С наступлением ночи поднялся прохладный ветерок. Они сели на скамью под фонарем и закурили.

– Мой план мало чем отличается от твоего, – начала она. – Только вместо меня с Шандором поедет Вера. Ведь Борзой не знает, как я выгляжу, верно? Он меня никогда не видел и фотокарточки моей у него быть не может, потому что в последний раз я фотографировалась в шестнадцать лет на паспорт. Мы с тобой поедем следом на плохоньком «Москвиче». Естественно, отстанем и даже, возможно, застрянем. Я должна опоздать минут на пятнадцать-двадцать. Что в это время происходит на даче?

– Ума не приложу! – пожал плечами Мадьяр.

– Неужели? – усмехнулась Аида. – Такой блефорит, как ты!.. Там возможны два варианта. Если у Борзого серьезные намерения и он захочет заключить со мной сделку, тогда все будет как в сюрреалистическом фильме Бунюэля. «Здравствуйте, Аида!» – «Я – не Аида, я – Вера». – «Не прикидывайтесь! Я вас разоблачил!» – «А шашлык уже готов?» Мы имеем удивленного донельзя, настороженного хозяина, ничего не понимающую девушку и плохо говорящего по-русски шофера. В конце концов они разберутся, и Борзой, я надеюсь, оценит мою осторожность. Второй вариант более мрачный, чем первый. Это уже не фильм Бунюэля. Это, скорее, фильм Копполы. Обычная гангстерская ловушка.

– В первом варианте есть один нюанс. Что ты собираешься делать с Верой, когда замочишь Борзого? Зачем нам лишний свидетель?

– А я не собираюсь завтра мочить Борзого. Мне нужны деньги, а у него они имеются. Я возьму только аванс. Без аванса я не работаю. А потом свяжусь с шефом и узнаю, сколько он положит за голову Борзого. Выберу лучший вариант. Я всегда так поступаю. Это мой хлебушек, и это куда надежнее любого бизнеса.

Зачем мне твой завод по перегонке вин, когда существует мафия, которая нуждается в заказных убийствах?

– Это слишком опасно. И вообще до поры до времени.

– А что не опасно и что не до поры до времени? Разве существуют гарантии от ножа и пули? Разве Господь Бог кому-нибудь выписывает страховку?

Даже Папа Римский едва оправился от ран. Даже президента США пристрелили, как последнюю собачонку!

– Из тебя вышел бы неплохой проповедник, – усмехнулся Иван, потушил сигарету, коснулся губами ее щеки и нежно шепнул на ухо:

– Пойдем спать…

День выдался дождливый и холодный. Балтика капризничала. Вера тоже.

«Какие сегодня шашлыки?» – недоумевала она. Шандор плохо ее понимал, но добродушно улыбался. «Может, перенести шашлыки на другой день?» – задавала она вопрос Аиде и Ивану. Ей просто хотелось остаться наедине с Шандором, и чтобы больше никого, ни единой души. «Мы обещали. Надо ехать», – поставила точку Аида. Когда садились в машины, Мадьяр вдруг вспомнил: «Черт! Совсем забыл! Я ведь проспорил бутылку „Шато Марго“!» – «Обязательно „Шато Марго“? – удивилась Вера. – У нас в кафе есть другие бордоские вина». – "Мы спорили на «Шато Марго», – покачал головой Иван. – Вот что, езжайте вперед, а мы вас догоним.

Опаздывать как-то неловко". И, уже усевшись в «опель», Вера поинтересовалась:

«Как хоть зовут хозяина дачи?» Ни Иван, ни Аида не знали имени Борзого.

«Сергей», – быстро нашелся Мадьяр, и машины разъехались в разные стороны.

– Вот умора! – засмеялась Аида. – Он ее будет звать Аидой, а она его Сергеем! Да здравствует Бунюэль!

– Тебе смешно, а мне сейчас придется выложить тысчонку за вино!

– Кто тебя за язык тянул?

– Первое, что пришло в голову! У них в кафе действительно неплохой выбор вин.

– Твоя богатая фантазия тебе обходится недешево, – продолжала она смеяться, но смех из веселого стал нервным. Взяв себя в руки, девушка спросила:

– Шандор точно знает дорогу?

– Дорогу-то он знает, да не угодил бы в аварию, – беспокоился о друге Иван. – Они ведь почти не спали всю ночь. Давно я не видел таких счастливых лиц. Ох, увезет он твою подругу в Карпаты! «Коко Банго» лишится барменши!

– Подумаешь, великая потеря! Верка создана для семейной жизни…

– А ты?

– Давай сейчас не будем об этом, – попросила она.

Мадьяр тут же надулся, и, чтобы подбодрить приятеля, Аида похлопала его по колену и сказала:

– Я уже близка к тому, чтобы стать твоей женой… Может быть, сыграем две свадьбы одновременно в вашей родной карпатской деревушке. – Ее голос дрожал, и Ивану даже показалось, что она вот-вот заплачет. – Но сначала посмотрим, что принесет нам сегодняшний день. Хорошо?

Сегодняшний день принес непредвиденную поломку. Мотор заглох примерно в пяти километрах от дачного поселка. Иван, страшно матерясь, колдовал над «Москвичом». Они опаздывали уже на полчаса. «Ничего, подождет!» – успокаивал он сам себя, на что Аида отвечала: "А как же ребята? Мы их здорово подставили.

Сделай что-нибудь!"

Наконец мотор снова заработал, и Иван, тщательно вытерев руки, взялся за руль. Однако тронуться с места они так и не успели.

– Смотри! – еле слышно выдохнула Аида.

На них надвигалось нечто, похожее на кошмар из далекого, давно забытого сна. Навстречу ехал обычный эвакуатор, незаменимый помощник дорожных патрулей.

Он тащил на себе привычную ношу, изуродованный автомобиль. И сотням, тысячам автолюбителей, попавшимся ему навстречу, это ни о чем не говорило. Трагедии на дорогах случаются ежедневно.

Эвакуатор тащил спортивный «опель» изумрудного цвета. Сомнений быть не могло. Аида машинально достала из сумочки клочок бумажки с номером, в спешке нацарапанным Иваном во время ее вчерашнего телефонного разговора с Борзым.

* * *

Эвакуатор поравнялся с ними. «Опель» был изрешечен пулями. От лобового стекла остался нелепый осколок, других стекол – как не бывало. На передней дверце виднелись брызги крови. Усилившийся дождь смывал следы убийства.

– Ловушка, – прошептала Аида, больно закусив нижнюю губу и неожиданно для себя всхлипнув. – Это была ловушка…

– Они погибли? – не верил своим глазам Мадьяр. – Шандора больше нет? А что я скажу его маме? – Его рассудительные вопросы вдруг перешли в истерику:

– Я разорву на куски этого суку! Я посажу его на кол!

«Москвич» рванулся с места, но, набрав скорость, едва не угодил в кювет, потому что Аида дико заорала «Стой!» и со всего размаху ударила Ивана по лицу. Потом еще раз.

– Сволочь! Идиот! У тебя одна извилина! Да и та прямая!

Она кричала и продолжала его бить. Иван не сопротивлялся, только плакал.

Когда она успокоилась и, тяжело дыша, склонила голову на грудь, он жалобно простонал:

– Что же теперь будет?

– На заднее сиденье! Быстро! – скомандовала Аида.

Она пересела за руль, развернула машину и направила ее в сторону города.

– Что происходит? Что происходит? – Она без конца повторяла этот вопрос.

– В твоих услугах больше не нуждаются – вот что происходит, – подал голос очухавшийся Иван.

– Почему?

Он не знал, что ей ответить, и вопрос Аиды относился не к нему. Мадьяр больше для нее не существовал. Он хотел выглядеть суперменом, безжалостным анархистом, а на деле оказался таким же слизняком, как и другие. Значит, как и раньше, нужно задавать вопросы себе и самой искать на них ответы.

– Почему? – повторила Аида. – Бампер нуждался в моих услугах. Он рассчитывал, что я выведу его на литовский синдикат. Что изменилось с тех пор?

Появился новый человек, который готов оказывать подобные услуги! И этот человек находится здесь, в Питере! Это большой, солидный человек, а не какая-то там девчонка! Этот человек… Это у него на даче живет Борзой! Это он прислал Борзому людей на подмогу, чтобы они расправились со мной! Машина была расстреляна со всех сторон! Со всех сторон. Шансов уцелеть мне не оставили…

– Следи за дорогой! И сбавь скорость, сегодня мокрый асфальт! – давал распоряжения Иван, но она его не слышала.

– Только два человека в этом городе имеют выход на моего шефа, – продолжала она рассуждать вслух. – Один сейчас находится в Испании. А другой…

Нет, не могу поверить. Надо срочно узнать, кому принадлежит дача! Иначе можно сделать неверный ход, а промазать равносильно смерти!

– Не надо ничего узнавать! Завтра же вылетаем во Львов!

– Да пошел ты!..

Она заехала в незнакомый двор на окраине города, остановила машину возле детской площадки, открыла дверцу, и ее тут же вырвало. – Нервы, – объяснила Аида. В песочнице сидела девочка лет шести и с интересом смотрела на нее.

Она сидела в песочнице и строила дворец для жука-рогача, пойманного накануне. Жука вовсе не интересовали баллюстрады и анфилады, он норовил зарыться в песок, чтобы спрятаться от девочки. Он не знал, что уйти от нее невозможно, и когда мама позвала домой, жук из дворца опять переселился в спичечный коробок.

* * *

Дверь открыл Родька, он был чем-то напутан. Впрочем в их сумасшедшей семейке каждый день случалось что-нибудь из ряда вон. На этот раз все почему-то собрались в комнате прабабушки.

– Бабушка прихворнула и чего-то просит, а мы не понимаем, – беспомощно развел руками совсем потерянный отец.

– Аида, деточка, переведи нам! – умоляла мать.

Патимат, как всегда, молча, стояла в сторонке, прикрывая своим телом испуганного Родьку.

– Ах ты моя сладкая! – по-венгерски воскликнула бабушка. – Что бы я делала без тебя? Они ни черта не понимают! Самой малюсенькой просьбы исполнить не могут!

Девочку смешило слово «пицике» – «малюсенький», и старуха, зная об этом, часто использовала его. Услышав любимое «пицике», Аида хихикнула.

– Ты смеешься над нами? – прошипел отец. Он всегда так вытаращивает глаза, когда злится, что Родька сразу начинает дрожать. Но ее он не запугает, пока жива бабушка, пока в ней нуждается вся семья.

– Скажи этим олухам, чтоб заварили крепкий черный чай с кислыми яблоками. Сама я сегодня не встану, голова кружится. Наверно, давление. Врача мне не надо. Пусть не беспокоятся. А чай пусть Патимат заварит. Она лучше это делает, чем твоя мать. Твоя мать вообще ни на что не годится!

Девочке надо было сказать по-русски: «Черный чай с яблоками». Она сказала это по-аварски.

Патимат бросилась на кухню, а разгневанные родители удалились в свою комнату.

Бабушка посадила ее рядом и принялась заплетать косу.

– Волосы у тебя густые, цыганские, – приговаривала она, – и душа, наверное, цыганская. Когда вырастешь – беги отсюда, из этой дыры! Я уже старая, мне все равно, где сгнить, а тебя ждет счастье. Я точно знаю. Твои волосы об этом говорят и еще линии на ладошке…

– Волосы разве говорят? – удивилась девочка.

– А ты прислушайся. Всегда прислушивайся к себе!

– А вот деревья точно говорят! – по секрету , сообщила она бабушке. – У меня под окном тополь. Он хочет мне что-то сказать, а я не понимаю. Но я скоро выучу его язык! – Глупенькая! Разве можно знать все! Оставь в покое несчастное дерево.

– Старуха скрипуче рассмеялась, а потом вдруг сделалась очень серьезной. – Запомни главное, деточка, сторонись слабых и сирых. Они, что камень, привязанный к шее, тянут на дно. Держись тех, в ком чувствуешь силу, и сама будь сильной. Только такты обретешь счастье. Твоя мать – слабая. Слабее дерева под окном и оттого несчастна. Твой отец только хочет казаться сильным, но и он слабее дерева. Они слабые люди, твои родители. Они тебе ничем не смогут помочь.

– Бабушка, если я убегу из дому, тебя никто не поймет и ты останешься совсем одна.

Старая Аида притянула девочку к себе и прижалась сухими губами к ее макушке.

– Ты за бабушку не волнуйся, малюсенькая. Бабушка проживет до ста лет и помощи ни у кого не попросит. У бабушки воля – металл, а сердце-камень…

Этой ночью она не спала. Думала о бабушкиных словах. За окном шептался тополь и квакали лягушки. В спичечном коробке шевелился рогач. Родька утверждал, что у деревьев и животных нет никакого языка, что все это выдумки поэтов. Что он в этом понимает? Он даже не знает языка своей матери!

Она могла с удивительной точностью сымитировать шелест листьев, кваканье лягушек, писк комара и даже чуть слышный шелест лапок жука в коробке, но смысл этих звуков до нее не доходил. Шум ночного поезда прервал все разговоры. Железнодорожная станция находилась далеко от дома, но в их маленьком городке это было неважно. Ночью поезд влетал в каждое окно. Она любила слушать поезда, и стук колес казался ей самым красивым языком на свете. Когда-нибудь поезд умчит ее отсюда…

– Не надо меня уговаривать. Я уже купила билет на поезд и решения своего не изменю.

Люда чистила картошку, она объявила, что сегодня прощальный ужин. Марк держал на руках Андрейку, и тот пытался его оседлать. «Дядя Марк, ты – мой личный паровоз!» Майрингу ничего не оставалось, как только «тутукать» и таскать на себе малыша.

– По-моему, ты торопишься. – Роль паровоза сегодня давалась ему с трудом.

– Андрей, отстань от дяди Марка! – повысила голос Люда. – Пойди поиграй в свою комнату! Мальчик надулся, но безмолвно повиновался.

– Ты нервничаешь и вымещаешь зло на ребенке…

– А как мне не нервничать? Три дня прошло с тех пор, как исчезла Вера, и ни слуху ни духу! Заявить в милицию ты не разрешаешь…

– Милиция и без нас разберется.

– В чем разберется? Одна я знаю, куда в тот день ехала Вера, только мне она сказала об этом. И Аида с того дня не показывалась в кафе. Может, ее и в живых-то нет?

– Она жива.

– Откуда тебе известно? Ты ее видел?

– Я звонил Родиону в больницу. У него тоже несчастье. Убили подругу. Он собирался на ней жениться.

– Вот как. – Она посмотрела ему прямо в глаза, и Майринг не отвел взгляда.

– Да, я тоже так думаю, – признался он.

– А ты еще спрашиваешь, почему я уезжаю. Я боюсь и за себя, и за ребенка! – Она опустилась на табурет с недочищенной картошкой в одной руке и с ножом – в другой. – И за тебя я тоже боюсь…

С того самого дня, когда он впервые изменил жене, когда узнал в убийце брата Аиду, когда по совету Ирины не вернулся домой, жизнь превратилась в сплошную круговерть. Решил покататься на карусели, а ее забыли выключить.

В ту ночь Люда долго не открывала ему дверь, приняв за очередного клиента Виктора, не знавшего или забывшего, что наркоторговец давно переехал на тот свет. Только тогда Марк сообразил воспользоваться телефоном. Уж больно он был не в себе.

Люда восприняла приход Марка как должное и даже не стала стелить ему отдельно.

Наутро он почему-то не почувствовал угрызений совести. Наоборот, во всем теле была приятная легкость и в голове звучала давно забытая песня про Казанову. Действительно, «зачем делать сложным то, что проще простого?»

И, придя на работу, спокойно смотрел в глаза Ирине и даже давал ей, своему заместителю, кое-какие распоряжения. И она, не моргнув глазом, их исполняла, и она не видела в его поступке трагедии и не пыталась ничего выяснять. Отношения между супругами были, как всегда, деловыми и по-аптечному стерильными.

Марк не мог точно установить, с какого момента их семейная жизнь превратилась в аптеку, но произошло это, по всей видимости, давно. И еще в это утро он понял, что окружен людьми, которых не любит, и поэтому одинок. Одинок, имея жену, детей, любовницу и множество друзей. Одинок точно также, как в детстве, когда просил у родителей братика.

И было еще кое-что, в чем он боялся признаться самому себе. Его тяготило осознание безвыходности и бессмысленности происходящего. Да, он может пожить недельку-другую у Людмилы, он может даже вернуться к Соне, и та его непременно примет и забудет обиду, и они проведут еще много упоительных часов в доме нотариуса, но все равно в конце концов он вернется к жене и детям. К жене и детям. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Он никогда не решится бросить детей, разменять огромную, но неуютную квартиру на Васильевском острове, нанести сокрушительный удар по собственному бизнесу. Он не способен на такие подвиги. Кто-то другой – да, но не Майринг.

Ирина вела себя очень странно. Ему казалось, что раньше она ревновала его к Людмиле. Теперь же, когда факт налицо, ей это абсолютно безразлично.

Может, просто хотелось поиграть в ревность, создать иллюзию страсти.

– У меня тоже есть любовник, – призналась она, когда они ехали с работы домой. – И не один. Что будем делать?

Он только пожал плечами в ответ, довез ее до дому, а сам из машины не вышел. Она ждала у подъезда, курила. Он тоже курил. Это длилось минут пятнадцать. Потом он завел мотор… Марк снова пустился во все тяжкие. – Одного я понять не могу. – Людмила снова взялась за картошку. – Почему ты так ее выгораживаешь? Она ведь больная! Посмотри, сколько трупов!

По-твоему, ее не надо изолировать от общества? Пусть дальше травит людей?

Погоди, она еще и до тебя доберется! Что же ты все молчишь и молчишь?!

В своем открытии, сделанном в доме нотариуса, он признался Людмиле три дня назад, когда пропала барменша Вера. Правда, опустил интимные подробности.