Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Фирма, рынок и право

ModernLib.Net / Экономика / Коуз Рональд / Фирма, рынок и право - Чтение (стр. 7)
Автор: Коуз Рональд
Жанр: Экономика

 

 


Но это не единственный способ действий для них. Фермеры будут счастливы не выращивать ничего, если им заплатят больше, чем величина их рент. В этих обстоятельствах скотоводы будут готовы заплатить фермерам больше, чем их ренты (но меньше, чем собственные ренты), чтобы побудить их к отказу от возделывания земли, что положит конец потраве посевов, устранит нужду в выплате компенсаций и улучшит положение скотоводов. Если же скотоводы не обязаны компенсировать ущерб, ценность ущерба окажется выше, чем ренты фермеров, которые поэтому оставят свою деятельность и обратятся к наилучшей альтернативе, если только им не удастся побудить скотоводов к прекращению деятельности. Для достижения этого фермеры могут предложить чуть меньше своих собственных рент. Но поскольку ренты скотоводов больше, чем ренты фермеров, скотоводы не пожелают принять это предложение. Поэтому фермеры откажутся от возделывания земли. И опять-таки результат останется тем же при любой правовой позиции. Более того, результатом окажется максимизация ценности производства. Предположим, что ренты скотоводов равны 40 долл., ценность потравленного урожая -- 50 долл., а ренты фермеров -- 30 долл. Если продолжат свою деятельность и фермеры, и скотоводы, ценность производства превысит альтернативный результат на 20 долл. (40 долл. плюс 30 долл. минус 50 долл.). Если только фермеры продолжат деятельность, превышение составит 30 долл. (ренты фермеров), а если только скотоводы продолжат деятельность, оно окажется равным 40 долл. (ренты скотоводов). Наконец, мы можем рассмотреть случай, когда ценность потравленного урожая больше, чем ренты как скотоводов, так и фермеров, но ренты фермеров при этом больше, чем ренты скотоводов. Предположим сначала, что скотоводы отвечают за причиненный ущерб. В этом случае скотоводы не смогут компенсировать фермерам потраву и продолжать свою деятельность. Они также не смогут побудить фермеров к прекращению возделывания земли, поскольку максимум того, что смогут заплатить скотоводы, -- это суммы, чуть меньшие их рент, тогда как фермеры не согласятся отказаться от обработки земли, пока не получат хоть немного больше, чем их собственные ренты (которые больше, чем ренты скотоводов). Предположим теперь, что скотоводы не отвечают за ущерб. В этих обстоятельствах фермеры смогут избежать ущерба (повторение которого вынудило бы их к отказу от возделывания земли), заплатив скотоводам больше, чем их ренты, чтобы побудить последних обратиться к наилучшей из имеющихся у них альтернатив (а тем самым и прекратить потраву посевов). Вот что могут сделать фермеры, чтобы их положение оказалось лучшим, чем в случае отказа от возделывания земли, если только их ренты больше, чем ренты скотоводов. Каким бы ни было правило ответственности за ущерб, все-таки фермеры продолжат обработку земли, а скотоводы прекратят свою деятельность. Вычисления, схожие с приведенными в предыдущих примерах, покажут также, что при этом размещение ресурсов будет таким, при котором ценность производства окажется максимальной. Анализировать все эти ситуации скучно, но результаты убедительны. Размещение ресурсов остается тем же при всех обстоятельствах, независимо от правовых позиций. Более того, результаты в каждом случае обеспечивают максимизацию ценности производства, как она измеряется рынком, т.е. максимизацию величины, образуемой суммой рент скотоводов и фермеров за вычетом ценности потравленных посевов. Ущерб посевам будет продолжать существовать только в том случае, когда он меньше рент и скотоводов, и фермеров. Если ущерб больше, чем ренты фермеров или скотоводов, но не обоих сразу, будет прекращена та деятельность, для которой величина рент меньше величины ущерба. А если ущерб больше, чем ренты скотоводов и фермеров одновременно, то будет прекращена та деятельность, которая приносит меньшие ренты. При любых обстоятельствах общая ценность производства будет максимизироваться. Эти результаты окажутся по сути такими же и в случае, когда вопрос будет стоять не о том, что выживет -- только земледелие или только скотоводство, но когда возникнет возможность сохранить в большей или меньшей степени и скотоводство, и земледелие, но при этом выкладки станут еще более утомительными. IV. Наделение правами и распределение богатства В РАЗДЕЛЕ III этой статьи было показано, что в режиме нулевых трансакционных издержек размещение ресурсов не зависит от правовых установлений и от того, кто и как несет ответственность за вредные последствия. Однако многие экономисты доказывали, что это заключение ложно, поскольку даже при нулевых трансакционных издержках изменение правовой позиции воздействует на распределение богатства. Ведь оно приводит к изменению спроса на блага и услуги, в том числе -- и в этом суть вопроса -- и на те, при производстве которых возникают вредные последствия, и на те, которые терпят ущерб от этих вредных последствий. Так что если мы вернемся к примеру предыдущего раздела, окажется, что фермеры всегда будут в лучшем положении, а скотоводы в худшем, если скотоводам придется компенсировать ущерб, чем если им не придется делать этого. Если скотоводы должны отвечать за ущерб, они либо выплатят фермерам компенсацию, либо заплатят им за отказ от производства (что бы ущерб не возник), либо им придется избегать причинения ущерба с помощью переключения на наилучшую альтернативную деятельность, но в этом случае их доход сократится. Когда не существует ответственности за ущерб, фермеры не получают компенсации и продолжают фермерствовать с меньшим доходом, либо им самим придется заплатить скотоводам за отказ от деятельности (и ущерба не возникнет), либо они перейдут в наилучшую альтернативную сферу деятельности и будут получать меньший доход. Эти изменения в богатстве фермеров и скотоводов поведут, как нам говорят, к изменениям в спросе и станут причиной изменений в размещении ресурсов. Я считаю этот аргумент ложным, поскольку изменения в правилах об ответственности за ущерб не приведут к каким-либо изменениям в распределении богатства. А значит, здесь нет соответствующих воздействий на спрос, которые следовало бы учитывать. Посмотрим, почему. В разделе III этих заметок я говорил о группе факторов, вовлеченных в возделывание земли, как о "фермерах", и о группе факторов, вовлеченных в выращивание скота, как о "скотоводах". Разделим группу факторов "скотоводы" на собственно скотоводов и земли, занятые под скотоводство, а группу факторов "фермеры" -- на самих фермеров и обрабатываемую землю, а также сделаем не столь уж нереалистичное предположение, что только земля, используемая под фермерство и под скотоводство, может приносить "ренты", как это определено в разделе III. Предположим также, что скотоводы и фермеры арендуют землю. Ограничимся простым случаем, когда причиняемый скотом ущерб меньше, чем "ренты" как фермерской, так и скотоводческой земли. Рассмотрим воздействие правила ответственности за ущерб на условия контрактов, которые заключают фермеры и скотоводы. Если бы скотовод должен был компенсировать фермеру наносимый скотом ущерб, величина арендной платы за землю понизилась бы на сумму компенсационных платежей за ущерб, тогда как величина арендных платежей фермера увеличилась бы на ту же самую сумму (по сравнению со случаем, когда никаких компенсаций платить и получать не было бы нужно). Богатство фермеров и скотоводов осталось бы тем же самым независимо от правила ответственности за причиняемый скотом ущерб. Но что с землевладельцами? Если за потраву посевов полагается платить компенсацию, цена аренды скотоводческой земли будет меньше, а цена аренды фермерской земли будет больше, чем в случае, когда компенсацию платить не надо. Но если правило ответственности за ущерб известно заранее, это отразится в цене, по которой приобретается земля, и за землю под скотоводство будет уплачено меньше, а за землю под фермерство -- больше, чем в случае, когда нужно было бы платить компенсации. Богатство землевладельцев, таким образом, не изменится, поскольку изменения в продажной цене земли будут уравновешены изменениями в цене за аренду земли -- при изменении правовой позиции по отношению к правилу ответственности за ущерб. Таким образом, выбор различных правил ответственности за ущерб не влечет за собой последствий для распределения богатства и связанных с этим изменений в спросе, воздействие которых следовало бы учитывать. Хотя я рассмотрел только случай, в котором ущерб был меньше "рент" как фермеров, так и скотоводов, сходные результаты могут быть получены для всех случаев, проанализированных в разделе III. Можно думать, что анализ того, какое воздействие оказывают различия в правовой позиции, предполагающий в каждом случае, что стороны полностью приспособились к ним, неприложим к ситуации, когда происходит переход от одной системы к другой. Это не так. Вывод, согласно которому при нулевых трансакционных издержках перераспределения богатства не будет, остается неизменным, хотя путь к этому заключению оказывается другим. Вспомним, что при нулевых трансакционных издержках усилия по внесению дополнений и уточнений в контракт оказываются бесплатными. Если это так, то будут составлены контракты, устанавливающие, как должны изменяться платежи при перемене правовой позиции. В только что рассмотренном примере было бы предусмотрено, что, например, при внесении в закон требования об оплате причиняемого скотом ущерба величина арендной платы за скотоводческую землю уменьшится, но владельцы этой земли дополучат разницу от тех, у кого они покупали землю, тогда как величина арендной платы за фермерскую землю увеличится, и владельцы этой земли должны будут доплатить тем, у кого они ее покупали. Распределение богатства останется прежним. Труднее ответить на вопрос, ведет ли изменение закона к перераспределению ресурсов в случае прежде не осознававшихся прав. Разнообразие критериев, в соответствии с которыми определяется собственность на эти права, в подобном случае, казалось бы, должно неизбежно вести к различному распределению богатства. Можно было бы, конечно, доказывать, что при нулевых трансакционных издержках ничего не стоит сделать контракт более подробным, все последующие события будут учтены, а значит, никакого перераспределения богатства не произойдет. Но было бы неразумно предполагать, что люди способны включить в контракт ссылки на права, о которых они не имеют представления. Поэтому следует рассмотреть вопрос, не приведет ли -- в силу своего воздействия на спрос -- изменение критериев наделения собственностью на не осознававшиеся прежде права к иному размещению ресурсов. Впервые я выдвинул предположение, известное теперь как теорема Коуза, в статье "Федереальная комиссия связи". Как было объяснено ранее, для иллюстрации аргументов там использовался пример с собственностью на вновь обнаруженную пещеру. Я пришел к выводу: "Используется ли пещера для хранения банковской информации, как хранилище для природного газа или для выращивания грибов, зависит не от законов о собственности, но от того, кто заплатит больше за пользование пещерой -- банк, корпорация природного газа или грибной концерн" [Coase, Federal Communications Commission, p. 25]. Мне никогда в голову не приходило добавить уточнение, что, если спрос на грибы у различных претендентов на пещеру различен, и если их расходы на грибы (на банковские услуги или природный газ) занимают важное место в их бюджете, и если потребление ими этих продуктов составляет значительную часть совокупного потребления, решение о собственности на вновь открытую пещеру изменит спрос на банковские услуги, на природный газ или грибы. В результате относительные цены банковских услуг, природного газа и грибов изменятся; такое изменение способно повлиять на цену, которую захотят уплатить за пользование пещерой соответствующие фирмы, а это может повлиять на способ ее использования. Не приходится отрицать, что можно вообразить такое изменение в критериях наделения собственностью на прежде не осознававшиеся права, которое может, изменив спрос, привести к изменениям в размещении ресурсов, но -- если не считать таких грандиозных событий, как отмена рабства, -- эти воздействия обычно бывают столь незначительными, что ими вполне можно пренебречь. Это верно и относительно тех изменений в распределении богатства, которые сопутствуют изменению закона в мире, где издержки трансакций больше нуля и разработка контракта, который предусматривал бы все будущие события, обходится слишком дорого. Так, в судебном деле Стурджес против Бриджмена вполне возможно, что решение суда, учитывая существовавшие у сторон контракты, изменило относительное богатство кондитера и врача (а может быть, повлияло сходным образом на богатство их соседей), но трудно вообразить, чтобы это могло оказать сколь нибудь заметное влияние на спрос на кексы и медицинские услуги. V. Влияние трансакционных издержек МИР с нулевыми трансакционными издержками часто описывали как коузианский мир. Ничто не может быть дальше от истины. Это мир современной экономической теории, тот самый, из которого я пытался выманить современных экономистов. В статье "Проблема социальных издержек" я просто попытался высветить некоторые особенности этого мира. Я доказывал, что в таком мире размещение ресурсов не будет зависеть от правовых позиций, и это утверждение Стиглер окрестил "теоремой Коуза": "... в условиях совершенной конкуренции частные и социальные издержки будут равны" [Stigler, Theory of Price, p. 113]. По уже отмеченным причинам даже уточняющее выражение "в условиях совершенной конкуренции" может быть отброшено. Следуя за Пигу, работы которого определяли мышление в этой области, экономисты пытались объяснить наличие несовпадений между частными и социальными издержками и придумать, что с этим можно поделать, но использовали при этом теорию, по которой частные и социальные издержки всегда равны. Потому едва ли удивительно, что они зачастую приходили к неверным выводам. Причина заблуждения экономистов была в том, что их теоретическая система не учитывала фактор, весьма существенный для того, кто намерен изучать воздействие изменений законов на размещение ресурсов. Этот неучтенный фактор и есть трансакционные издержки. При нулевых трансакционных издержках производитель включит в контракт все, что нужно для максимизации ценности производства. Если бы можно было предпринять нечто для сокращения ущерба, и эти действия являлись бы наиболее дешевым средством для достижения подобного сокращения, они были бы осуществлены. Могли бы потребоваться действия одного производителя или нескольких одновременно. Как я отметил в "Проблеме социальных издержек" на примере со скотом и посевами, возможные действия включают такие меры, как вывод всей или части земли из обработки или переход на культуры, меньше страдающие от потравы (для фермеров); сокращение размеров стада или вида разводимых животных, привлечение пастуха или собак, перевод скота на стойловое содержание (для скотовода); строительство оград (скотоводом или фермером). Можно даже вообразить такой экзотический прием, как приобретение фермером ручного тигра, запах которого будет держать скот подальше от посевов. И у фермера, и у скотовода будут достаточные стимулы для использования любых известных им способов (в том числе совместных действий), которые могут увеличить ценность производства, поскольку каждый производитель получит свою долю в конечном приросте дохода. Но если трансакционные издержки учитываются, многие из этих действий не будут осуществлены, поскольку введение в контракты необходимых условий окажется делом более дорогостоящим, чем возможные выгоды. Для простоты предположим, что все контрактные установления, направленные на сокращение ущерба, слишком дороги. В нашем примере, если скотоводы обязаны будут выплачивать компенсацию за причиненный их скотом ущерб, у фермеров не будет оснований для пересмотра контрактов, поскольку компенсация за полную или частичную потраву посевов всегда возместит ущерб. Но у скотоводов здесь иное положение. У них есть стимул перестроить свою деятельность, если связанные с этим издержки окажутся меньше, чем сокращение компенсационных выплат фермерам. Предположим, однако, что скотоводы не обязаны компенсировать ущерб, следовательно, у них нет стимулов для изменения своих действий, а фермерам придется принимать меры для сокращения ущерба при условии, что прирост дохода от спасенного таким образом урожая превосходит издержки по достижению этого прироста. Легко показать, что при таких обстоятельствах ценность производства может оказаться большей, когда скотоводы не обязаны возмещать причиняемый их скотом ущерб, чем когда они обязаны это делать. Предположим, что если скотоводы обязаны возмещать ущерб, то они сочтут, что в их собственных интересах принятие мер по полному предотвращению ущерба, а если они не обязаны этого делать, то тяготы этих мер возьмут на себя фермеры. Предположим далее, что издержки по предотвращению ущерба составят для скотоводов 80 долл., а для фермеров 50 долл. Если бы на скотоводов закон не возложил ответственность за ущерб, соответствующие меры осуществлялись бы фермерами. Их издержки составили бы 50 долл. А если бы скотоводы должны были возмещать наносимый их скотом ущерб, они бы предприняли необходимые шаги для предотвращения ущерба. Их издержки составили бы 80 долл. Отсюда следует, что ценность производства выше на 30 долл. (80 долл. -- 50 долл.), когда скотоводы не должны возмещать ущерб. Это не значит, что виновник вредных последствий никогда не должен нести обязанности по возмещению ущерба тем, кто от него пострадал. Поменяв местами величину издержек по предотвращению ущерба, мы получим пример, когда ценность производства будет большей, если ответственность по компенсации ущерба, причиненного скотом, лежит на скотоводах. Эти примеры показывают, что будет ли ценность производства большей, когда скотоводы обязаны устранять ущерб или когда они не обязаны этого делать, -- зависит от конкретных обстоятельств. Предлагалось изменить мой тезис, чтобы учесть, что -- по крайней мере, в странах с системой обычного права -- ущерб должен быть смягчен (действиями стороны, причиняющей этот ущерб -- Прим. пер.). Я утверждал, что скотоводы, когда на них не лежит ответственность, и фермеры, когда на скотоводах лежит ответственность, не будут иметь стимулов взваливать на себя издержки по сокращению ущерба. Было отмечено, что в странах, в которых господствует обычное право, фермеры -- дабы получить компенсацию за ущерб от отвечающих по закону скотоводов -- должны предпринять некие разумные меры по смягчению ущерба, а скотоводы, если закон не возлагает на них ответственность, должны сделать то же самое, если хотят избежать судебной ответственности. Все это, конечно же, важно для тех, кто изучает работу системы обычного права, но не отменяет сути моих утверждений. Хотя существование подобной доктрины может побудить скотоводов и фермеров к принятию на себя некоторых расходов, которых они в противном случае на себя не взяли бы, суды не склонны возлагать на кого бы то ни было такие расходы, если только они совершенно не уверены в том, что результатом будет действительно значительное сокращение ущерба и -- не менее важно -- что меры, необходимые для сокращения ущерба, им известны. Я не могу поверить, что доктрина о смягчении ущерба подтолкнет скотоводов к принятию всех тех мер по сокращению ущерба, которые они осуществили бы, если бы были обязаны компенсировать фермерам ущерб, или что она подвигнет фермеров на все те шаги по сокращению ущерба, которые они осуществили бы в условиях, когда скотоводы не были бы обязаны платить компенсацию. Если это верно, то мои выводы остаются неизменными. Если после принятых мер по смягчению ущерба скотоводам придется понести расходы еще на 70 долл. для полного устранения ущерба (при предположении, что в целом ущерб больше 70 долл.), а фермеры способны достичь того же за 20 долл., ценность производства явно будет на 50 долл. больше в том случае, когда скотоводы не обязаны возмещать ущерб, а значит, именно фермеров принудят принять меры по предотвращению ущерба. Конечно, с другими числами может быть создана ситуация, в которой ценность производства окажется большей в случае ответственности скотоводов. Зербе также предположил, что мой вывод неверен, поскольку в своем анализе я использую не оптимальное правило об ответственности [Zerbe Richard О. Jr., "The Problem of Social Cost Fifteen Years Later" in Theory and Measurement of Economic Externalities, p. 33]. Это возражение основано на непонимании сути моего утверждения, что при наличии ненулевых трансакционных издержек правила об ответственности и не могут быть оптимальными. Можно вообразить, что в мире с нулевыми трансакционными издержками, в котором все стороны заинтересованы в обнаружении и раскрытии всех тех мер, которые приведут к росту ценности производства, информация, необходимая для расчета оптимального правила ответственности, окажется хотя и доступной, однако излишней, поскольку в этом мире ценность производства будет максимизирована при любых правилах об ответственности. Но раз уж мы начинаем учитывать трансакционные издержки, у разных сторон не оказывается стимулов (или есть только ослабленные стимулы) для раскрытия информации, которая нужна для формулирования оптимального правила ответственности. На деле они сами могут и не знать про эту информацию, поскольку для тех, у кого нет стимулов для раскрытия информации, нет и причин для обнаружения ее. Информация, необходимая для осуществления трансакций, которые не могут быть осуществлены, не будет собираться. Тот же подход, который в случае с нулевыми трансакционными издержками демонстрирует, что размещение ресурсов остается тем же независимо от правового положения участников, показывает, что при ненулевых трансакционных издержках закон играет ключевую роль в определении того, как используются ресурсы. Но он делает и больше этого. При нулевых трансакционных издержках результат оказывается всегда одинаковым, потому что в контрактах права и обязанности сторон подвергаются все время таким изменениям, чтобы все стороны оказывались заинтересованными в действиях, максимизирующих ценность производства. При положительных трансакционных издержках внесение всех или части этих изменений в контракты оказывается делом чересчур накладным. Стимулы к осуществлению некоторых шагов, которые привели бы к максимизации ценности производства, исчезают. От закона зависит, каких именно стимулов будет недоставать, поскольку он определяет, как именно нужно изменить контракты, чтобы осуществились те действия, которые максимизируют ценность производства. Результаты действия различных юридических правил интуитивно не очевидны, и зависят от фактических обстоятельств в каждом отдельном случае. Может случиться, например, как было показано ранее в этом разделе, что ценность производства будет большей, когда те, кто порождает вредные последствия, не обязаны платить компенсацию тем, кто страдает от причиняемого им ущерба. VI. Пигувианские налоги ВПЛОТЬ ДО ПУБЛИКАЦИИ статьи "Проблема социальных издержек" воздействие различных правил об ответственности на размещение ресурсов почти не рассматривалось в экономической литературе. Следуя за Пигу, экономисты говорили о невозмещенном ущербе и предполагали при этом, что те, кто был причиной этих вредных воздействий, должны быть законом обязаны компенсировать ущерб тем, кто от него пострадал, но самому вопросу о правилах несения ответственности особого внимания не уделяли. Большинство экономистов полагали, что проблемы, возникающие, когда действия производителя наносят ущерб другим, наилучшим образом можно разрешить установлением соответствующей системы налогов и субсидий, при этом особенно подчеркивалась роль налогов. Так, во введении к недавно опубликованной статье сказано: "Экономическая теория установила, что для достижения эффективности в конкурентной экономике нужны налоги (субсидии) на товары, при производстве которых возникают отрицательные (положительные) экстернальные эффекты" [Sandmo Agnar, Anomaly and Stability in the Theory of Externalities // Quarterly Journal of Economics, 94, ? 4, June 1980, p. 799]. Каковы бы ни были достоинства этих средств регулирования процессов порождения вредных эффектов, использование налогов привлекательно еще и тем, что они могут быть проанализированы с помощью существующей теории цен, что разрабатываемые схемы выглядят весьма внушительно на классных досках или в статьях и что они не требуют знания предмета. В конце моей статьи "Проблема социальных издержек" я утверждал, что на налоговую систему нельзя возлагать задачу оптимального размещения ресурсов, даже если этого хотят власти. Однако мои аргументы были явно плохо сформулированы, раз даже такой исполненный сочувствия критик, как Баумол, не понял их. Критика Баумола была направлена на положения, которых я не придерживался и не придерживаюсь. Потому я намерен изложить мои доводы более ясно, расширив те разделы аргументации, где сжатое или неточное изложение могло ввести в заблуждение моих критиков. Многие из тех, кто писал об использовании налогов для решения проблемы вредных воздействий, приняли выдвинутое Баумолом толкование моей позиции, но я ограничу свои комментарии лишь тем, что попытаюсь ее прояснить [Baumol William J., On Taxation and the Control of Externalities // American Economic Review, 62, ? 3, June 1972, p. 307--322]. Я начинал с предположения, что налог будет равен ценности причиненного ущерба. В качестве примера я взял фабрику, дым которой наносил ущерб в 100 долл. в год и где дымоуловитель можно было бы установить за 90 долл. Поскольку выбросы дыма навлекают на владельца фабрики налоги в 100 долл., он поставит дымоуловитель и сэкономит таким образом 10 долл. в год. Тем не менее ситуация может не быть оптимальной. Предположим, что те, кому причиняют ущерб, могут избежать его за счет мер, влекущих издержки в размере 40 долл. в год. В этом случае, при наличии дыма и отсутствии налогов, ценность производства оказалась бы большей на 50 долл. в год (90 долл. минус 40 долл.). Затем я отметил, что рост числа людей или предприятий, расположенных по соседству с фабрикой, увеличит размер ущерба, причиняемого теми же выбросами дыма. Это приведет к уплате более высоких налогов, если выбросы дыма продолжаются, а значит, фабрика будет готова понести большие издержки по предотвращению дыма во избежание более высоких налогов, чем прежде. Те, кто решает расположиться рядом с фабрикой, не будут учитывать эти дополнительные издержки. Это легко проиллюстрировать с теми же числами. Предположим сначала, что рядом с фабрикой нет никого. Будет дым, но не будет ущерба, а значит, не будет и налогов. Теперь предположим, что кто-то решил рядом с фабрикой построить новое здание и что в результате ценность ежегодно причиняемого дымом ущерба достигает 100 долл. Застройщик может рассчитывать на то, что владелец фабрики установит дымоуловитель, который будет ему обходиться в 90 долл. в год, поскольку так он сможет избежать налога в 100 долл. Те, кто будет строиться рядом с фабрикой после этого, не будут страдать от какого-либо ущерба, поскольку дыма больше нет. Но ситуация может и не быть оптимальной. Застройщик мог выбрать другое место, столь же удовлетворительное и безо всякого дыма, всего за дополнительные 40 долл. в год. Опять-таки ценность производства была бы больше на 50 долл. в год, если бы не было налогов и фабрика продолжала дымить. Я также заявил, что если "уж следует принуждать владельца фабрики к уплате налога в размере причиненного ущерба, то следовало бы учредить двойную налоговую систему и принудить обитателей района к уплате налога, равного дополнительным издержкам владельца фабрики... чтобы избежать причинения ущерба" [The Problem of Social Cost, p. 151--151]. Это легко показать. Дополнительные издержки владельца фабрики в нашем примере равны 90 долл. в год. Предположим, что на жителей округи наложен налог в 90 долл. В этом случае застройщик предпочтет строить в другом месте, понести из-за этого дополнительные издержки в 40 долл., но избежать налога в 90 долл., а в результате фабрика будет по-прежнему испускать дым и ценность производства будет максимальной. Ошибочным был бы вывод, что я выступал за двойную систему налогов или вообще за использование налоговой системы для этой цели. Я просто отметил, что если уж вводить налог, основанный на размере ущерба, то желательно обложить этим налогом и тех, чье присутствие навлекает издержки на фирму, порождающую вредные воздействия. Но, как я уже говорил в статье "Проблема социальных издержек", любая налоговая система изобилует трудностями, и желаемое может оказаться недостижимым. Баумол, который подробно разбирал мои взгляды в своей статье, утверждал, что его основная цель -- "показать, что, если исходить из собственных предпосылок пигувианской традиции, ее выводы фактически безупречны" [Baumol, On Taxation, p. 307]. Он доказывает, что в случае нарушения покоя и порядка из-за дыма "должным образом выбранный налог, налагаемый только на фабрику (без уплаты компенсации соседним жителям), -- это как раз то, что нужно для оптимального размещения ресурсов в условиях чистой конкуренции" [Ibid., p. 309]. Далее он настаивает, что двойной налог (вроде предложенного мною) вовсе не нужен, и добавляет, что мое утверждение, что налоговая система может стать причиной поселения слишком многих людей рядом с фабрикой, идет от смешения денежных экстерналий с технологическими экстерналиями. Но анализ моих вычислений, приведенных ранее в этом разделе, доказывает, что мои выводы верны. Почему же Баумол и я пришли к разным ответам? Причина та, что в моей статье я предполагал, что налог, о котором шла речь, равен причиненному ущербу, а с налогом Баумола это не так. Я не буду отрицать, что налоговая система Баумола представима и что, будучи реализованной, она даст как раз те результаты, которые он описывает. Высказанное мною возражение заключается лишь в том, что она не может быть реализована на практике. Я думал, что сказал об этом достаточно ясно. Вот что я писал в статье "Проблема социальных издержек": "Налоговая система, ограниченная налогом на производителя за причиняемый ущерб, поведет к несправедливому возрастанию издержек по предотвращению ущерба. Этого можно было бы, конечно, избежать, если бы удалось сделать так, чтобы налог основывался не на размере причиняемого ущерба, а на размере падения ценности производства (в самом широком смысле), обусловленного эмиссией дыма. Но для этого требуется детальное знание индивидуальных предпочтений, и я не в силах вообразить, как можно собрать данные, необходимые для такой системы налогов" [см. статью "Проблема социальных издержек"]. То, что я имел в виду, становится ясным, если рассмотреть, как может быть организована пигувианская налоговая система. Отметьте, что она должна быть приложима, как указывает Баумол, к случаю "со многими участниками".

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15