Глава 15

Грэлэм стоял на крепостной стене и смотрел на подступавшие с востока волны зеленых холмов. Он пытался сосредоточиться на представленных ему Блаунтом делах, требовавших его решения: двое крестьян желали взять в жены одну и ту же девушку, другие двое затеяли тяжбу из-за права распоряжаться свиньей. Еще беззубый старик пытался продать Грэлэму свою дочь. Но все было не то.

Рыцарь посмотрел на солнце, опускавшееся за горизонт. Легкий ветерок играл его волосами, и он нетерпеливо отвел их от глаз.

— Милорд.

Наконец-то она явилась с повинной! Медленно Грэлэм повернулся к жене, стоявшей в некотором отдалении от него. Голова ее была опущена.

— Миледи, — приветствовал он ее тоном не слишком любезным.

— Пекарь изготовил печенье, которое, как мне кажется, вам понравится — с миндалем и медом. Рыцарь чертыхнулся сквозь зубы.

— Вы не можете подойти поближе? Она подчинилась, но шаги ее были нерешительными. Он посмотрел на золотые блики в ее волосах, зажженные заходящим солнцем, и почувствовал укол в сердце — сознание своей вины угнетало и сердило его.

— Я не хочу печенья, — сказал Грэлэм, когда Кассия наконец остановилась рядом с ним.

— По правде говоря, причина моего прихода другая, — произнесла она, поднимая голову.

Кассия была бледна, ив глазах ее он прочитал смущение. Черт возьми, он не должен был бранить ее из-за этой ткани.

— Почему вы пришли? — спросил Грэлэм.

— Сказать вам, что жалею. Мне не следовало брать бархат без вашего разрешения.

— Тогда почему вы его взяли?

— Я хотела сделать вам сюрприз. — Она с надеждой смотрела на него, ожидая, что он смягчится, но его лицо оставалось бесстрастным. — Я не собиралась вас огорчать.

Она быстро заморгала и опустила голову. Гнев Кассии прошел, и она надеялась, что он снова улыбнется ей и все будет забыто. Но Грэлэм казался мрачнее прежнего. Поняв, что попытка примирения не удалась, Кассия отступила на шаг, но рыцарь, выругавшись, схватил ее за руку.

— Я не давал вам разрешения уйти, — сказал он грубо.

Де Моретон сжал ее руку крепче и почувствовал нежные косточки, столь хрупкие, что при более сильном нажиме они могли хрустнуть и переломиться, как тонкие веточки.

— Почему вы сами не едите печенья? Клянусь всеми святыми, вы такая худенькая и хрупкая, что любой ветерок может вас унести.

Кассия не понимала его. Голос мужа звучал раздраженно, а рука ослабила хватку, и теперь его пальцы нежно поглаживали ее руку в том месте, где только что грубо сжимали.

— Право, милорд, — сказала она наконец, — я не хотела вас прогневать. Я не думала…

— Это очевидно, — перебил Грэлэм, ненавидя жену за то, что в голосе ее прозвучали умоляющие нотки. Он отпустил руку Кассии и слегка отвернулся от нее.

— Вы распорядились заново побелить надворные постройки.

— Да, — признала она слабым голосом, мысленно кляня себя за трусость. Если бы это было дома, в Бельтере, она бы дала ему отпор, в конце концов накричала бы на него. Там она не только побелила бы заново сараи, но и помогла отцу составить грамоту для купца Дриё. Почему этот непонятный лорд дает ей власть распоряжаться в замке Вулфтон, а потом лишает ее этого права — вот вопрос, на который она не могла найти ответа, и это угнетало Кассию больше всего. Между ними повисло молчание.

— Вы даете мне разрешение уйти, милорд?

— А почему вы этого хотите, миледи? — спросил Грэлэм, обернувшись. — Вам не нравится мое общество?

— Я должна сказать слугам, чтобы они не белили сараи.

— Оставьте все как есть. Я хочу, чтобы их побелили.

Взгляд Кассии снова вспорхнул к его лицу. Он улыбнулся, заметив искру гнева в ее глазах. Но тотчас же вспомнил, о чем хотел спросить жену.

— Что вы сделали Бланш, пока меня не было? Она очень расстроена.

Кассия, явно озадаченная, снова склонила головку на плечо.

— Я… я не понимаю.

— Она плакала.

Бланш и в самом деле насквозь промочила его камзол на груди.

— Вы не должны отдавать ей распоряжений. Кассия, не должны портить ей жизнь. Она дама благородного происхождения и заслуживает нежного обхождения.

Разумеется, подумала Кассия, ему не следовало бы говорить о родственнице своей покойной жены. Бланш! Не в силах сдержаться, она спросила:

— Которую Бланш вы имеете в виду, милорд? Одну из служанок?

— Возможно, — сказал он холодно, — Бланш могла бы научить вас покорности и должному уважению к мужу.

Кассия почувствовала такой прилив негодования, что, боясь наговорить ужасных вещей, решила не оставаться с ним дольше. Она задыхалась от ярости. Повернувшись, она что есть духу побежала назад по узкой дорожке, проложенной вдоль верхнего края стены.

— Кассия! Вернитесь!

Она запуталась в длинном платье и, качнувшись, с ужасом увидела внизу мощенный булыжником внутренний двор замка.

— Вот глупая баба! — взревел Грэлэм.

Он почувствовал, что все внутри у него перевернулось от страха при виде грозящей ей опасности. В несколько прыжков де Моретон нагнал жену и, схватив ее за руку, потянул назад.

— Ты что, совсем лишилась рассудка? — заорал он и встряхнул Кассию так сильно, что голова ее мотнулась назад.

Она вскрикнула — и этот тихий, беспомощный, полный отчаяния звук вызвал у Грэлэма оцепенение. Он смотрел не отрываясь на побелевшее лицо жены, потом яростно чертыхнулся, притянул ее к себе, обхватил обеими руками, неосознанно покачивая как ребенка, и Кассия покорно прильнула к нему, прижавшись щекой к его груди. Рыцарь чувствовал, как ее маленькие груди тяжело вздымаются от неровного дыхания. И вдруг ощутил такой порыв желания, что оно ошеломило его самого. Он неясно сознавал, что оно было вызвано страхом за нее, перемешанным с гневом, но все это было не важно.

Черт возьми! Он не был близок с ней уже шесть дней!

Одним мгновенным движением Грэлэм поднял жену на плечо и зашагал по крутой деревянной лестнице, не обращая внимания на изумленные взгляды толпившихся во дворе людей. Когда он наконец вошел в спальню, дыхание его было прерывистым, но вовсе не от физического напряжения. Пнув ногой дверь так, что она с грохотом закрылась, Грэлэм быстро подошел к постели, грубо бросил Кассию на спину и торопливо стянул с себя штаны. Руки его при этом тряслись. Повернувшись к жене, столь же стремительно он сорвал с ее ног кожаные домашние туфли, поднял ей юбку до талии и бросился на нее.

— Черт возьми! — яростно ревел рыцарь, жадно целуя то мягкое и нежное, что было под ним.

Кассия чувствовала себя подвешенной во времени, будто оно остановилось, и она сама была не собой, а кем-то другим. Этот другой смотрел со стороны на возбужденного мужчину и женщину, которая не была ею. Она чувствовала, как его руки шарят по ее телу, грубо раздвигают ноги. Когда тело мужа нависло над ней, Кассия осознала, что он намеревается взять ее, не спрашивая ее желания. И все же, не в силах воспротивиться, она лежала неподвижно, словно марионетка без чувств и воли. Кассия ощущала его пальцы, раздирающие ее, чувствовала вторжение его отвердевшей мужской плоти. Ее обожгла мучительная боль, вернувшая ей разум. Кассия закричала, и крик ее смешался с его хриплым дыханием, а тело пыталось побороть боль. Она принялась обороняться, изо всех сил молотя кулачками по его плечам и спине, но все было напрасно.

Грэлэм раз за разом яростно вторгался в хрупкое, безвольное тело. Он погружался в нее весь. Ее кулачки, молотившие его, не производили на него никакого впечатления и никак не влияли на его желание покорить ее, подчинить своей воле полностью. Сжав лицо жены обеими руками, он яростно поцеловал ее в губы, и тут же его язык оказался у нее во рту. Ощутив соленый вкус ее слез, он на миг отрезвел, но тело не подчинилось рассудку, и, стремясь удовлетворить свою страсть, распаленный рыцарь не отпускал жену до тех пор, пока чувства его не помутились и семя не излилось, подбросив его тело, как взрыв. Несколько минут он лежал, бесчувственный ко всему. Только беспомощный стон Кассии снова пробудил его к жизни. Грэлэм приподнялся и уставился на лицо жены. Ее глаза были крепко зажмурены, а густые влажные ресницы лежали на щеках, как лучи звезд. На нижней губе он заметил капельку крови. Должно быть, она прикусила ее от боли.

На мгновение он закрыл глаза, чтобы отгородиться от того чудовищного, что только что сделал.

— Кассия.

Его голос звучал как рычание, вызванное мучительной болью. Почувствовав трепет ее тела, Грэлэм обнял жену. Кассия застыла совершенно неподвижно и казалась безучастной, даже когда он нежно отвел короткие кудри с ее лба.

— Черт возьми! Взгляни на меня! Да открой же наконец глаза!

Он сжал ее подбородок и тряс до тех пор, пока ресницы не затрепетали и Кассия не подняла на него взгляд.

От того, что рыцарь увидел в нем, его охватил озноб. Кассия смотрела прямо перед собой широко раскрытыми глазами, и в них он читал отражение ее мыслей.

— Прекрати! — закричал Грэлэм и встряхнул её снова, ухватив за плечи.

Она не отозвалась. В первый раз в жизни он почувствовал себя презренным негодяем, причинившим боль существу вдвое слабее его самого. Рыцарь ощутил страх, от которого все его тело содрогнулось.

— Кассия, — прошептал он, зарываясь лицом в ее волосы.

— Ты причинил мне боль.

Ее слабый, дрожащий голосок заставил его поднять голову. Взгляд Кассии не был больше невидящим: она смотрела на него как ребенок, не понимающий, почему его ударили.

— Ты обещал, что никогда больше не причинишь мне боли. Ты мне солгал.

Он хотел молить ее о прощений, но слова застревали в горле. Никогда в жизни он не просил прощения у женщины. В его памяти проносились образы прошлого: его отец, объясняющий ему, что женщина — имущество мужчины и он может делать с ней все, что заблагорассудится; его собственные отношения с другими женщинами. У женщины не должно было быть своей воли, она существует только через мужа и его детей. Грэлэм все еще боролся с собой, когда Кассия заговорила снова, заговорила тихо, и в голосе ее не было ни гнева ни упрека:

— Ты сказал мне, что жизнь жены лучше жизни собаки. Ты сказал, что жена пользуется преимуществами.

— Да, — ответил он беспомощно, — я говорил это.

— Я думаю, — сказала она очень отчетливо, — что я предпочла бы быть собакой.

— У тебя нет выбора! — возразил Грэлэм резко. — Ты то, чем Господь сотворил тебя.

— Значит, я должна винить во всем Господа?

Кассия отодвинулась от него, и он не препятствовал. Она поднялась, оправила одежду и с минуту постояла возле постели. «Какая она далекая, — подумал рыцарь, — далекая и совершенно спокойная».

— Теперь вы мне разрешите удалиться, милорд? Надо присмотреть за приготовлением пищи. Мне не хотелось бы навлечь на себя ваш гнев.

Он недоуменно смотрел на нее, сраженный ее покорностью, и наконец произнес почти грубо:

— Иди.

Не сказав больше ни слова, Кассия отвернулась. Он видел, как на мгновение она заколебалась, потом медленно направилась к двери.

Де Моретон закрыл глаза. Он представил графа Дрексела, человека, чьим пажом, а потом оруженосцем был он сам и кто посвятил совсем юного Грэлэма в рыцари за спасение своей жизни при Ивсшэме. Грэлэм ухаживал за ним после битвы, что было обычным делом, и заметил, что жажда наслаждения превратилась у графа в похоть. Открытие его не удивило, потому что ему доводилось видеть, как его лорд овладевал и покорными, и непокорными женщинами. Но эта крестьянка вырывалась и кричала. Граф же только смеялся и бил ее, пока она не потеряла сознание.

— Для чего еще годятся женщины, мальчик, как не для того, чтобы доставлять удовольствие мужчинам? Эта глупая тварь не была даже девственницей.

Рыцарь покачал головой, стараясь избавиться от наваждения. Жирный священник, бывший тогда с ними вместе, не сказал ничего. Вопрос о том, обладают ли женщины душой, до сих пор оставался предметом спора между лицами духовного звания. Почему же, думал Грэлэм, он чувствует себя таким ничтожеством, столь же безмозглым, как самец какого-нибудь зверя в период гона? Кассия принадлежала ему. Он знал, что никто бы не бросил на него косого взгляда, даже если бы он колотил ее каждую минуту в течение всей жизни безо всякой причины.

И все же у него возникло такое чувство, будто он разрушил что-то драгоценное, как если бы бездумно и жестоко растоптал редкий цветок, оказавшийся под ногами, когда и лепестки-то его еще не развернулись. Поднявшись медленно, как старик, рыцарь расправил одежду. Потом остановился, заметив кровь на своем теле, и тихонько выругался в опустевшей и безмолвной комнате.

Бланш, улыбаясь, весело сказала каменнолицему сэру Гаю:

— Такой позор, не правда ли, сэр Гай?

— Не знаю, о чем вы, — холодно ответил тот, не глядя на нее.

Она рассмеялась:

— Так-таки ничего? Ах, какая жалость! Но не думаю, чтобы до вас не доносились ее крики. Поглядите только на нее. Разве она похожа на ту гордую, уверенную в себе маленькую дурочку, какой была совсем недавно?

Гай прекрасно видел Кассию. Леди де Моретон была бледна как воск. Рыцарь заметил, как Грэлэм склонился к ней и она отшатнулась от него. Все в замке знали, как Грэлэм надругался над своей женой.

К удивлению Гая, только немногие из людей лорда казались равнодушными к происшедшему. Большинство же молчали со смущенным видом. Даже Блаунт, желчный старый управляющий Грэлэма, недовольно поджимал тонкие губы. Бланш, эта мерзкая самка, конечно же, была в восторге. Гай повернулся к ней и почувствовал, что его собственный гнев достиг точки кипения при виде бесстыдно-самодовольной улыбки на ее губах. Ему хотелось схватить проклятую бабу и трясти до тех пор, пока ее зубы не начнут стучать друг о друга, а потом целовать, пока она не задохнется.

— Суметь вызвать гнев Грэлэма так скоро, — не унималась Бланш, качая головой с видом притворного и насмешливого сочувствия. Что касалось ее собственного маленького представления, то она умело подавляла чувство вины, вновь повторяя себе, что должна заботиться о себе и своем ребенке, потому что больше у нее никого нет. Она и сама не понимала, почему ведет себя в присутствии Гая как злобная ведьма. Ну конечно, он ведь защищает Кассию. Ее сердило, что он заступался за жену Грэлэма, и не хотелось разобраться в своих чувствах и понять, почему он так делает. В конце концов он был всего лишь безземельный рыцарь. Тут Бланш заметила, что Гай смотрит вслед Кассии, и , злоба вновь овладела ею:

— Я слышала, что леди Кассия украла какую-то драгоценную ткань из сундука. Возможно, милорд отошлет ее обратно домой, где ей и место. Конечно, Гай, вы не станете ее защищать?

Ей казалось, что она добилась желаемого результата. Губы Гая были сжаты в тонкую линию, а красивые глаза сверкали, когда он посмотрел на нее. Его спокойные слова застали ее врасплох:

— Знаете, Бланш, у меня есть искушение жениться на вас. А уж стань вы моей женой, я бы излечил вас от безумия тем же способом, что и Грэлэм.

— Если бы девчонка не была такой дурой, — сказала Бланш наконец, делая вид, что пропустила его слова мимо ушей и одновременно ненавидя себя за то, что так болезненно их восприняла, — Грэлэм не стал бы бить ее. Она считает себя выше нас всех. Ни один лорд не может долго терпеть такое поведение.

Гай на мгновение закрыл глаза, борясь с искушением схватить Бланш и уволочь ее из зала тотчас же. Что он сделал бы с ней потом, он и сам не знал. В конце концов рыцарь заставил себя отвлечься от нее и переключить внимание на своего господина. Он не мог понять лорда Вулфтона. До сегодняшнего дня Грэлэм был так нежен со своей женой. У Гая не было ни малейшего сомнения в том, что он скучал по Кассии во время их краткой разлуки, и то, как они встретились и приветствовали друг друга, было достаточно красноречивым доказательством привязанности. Что же в таком случае изменилось в их отношениях за краткие часы, прошедшие с тех пор?

Грэлэм наколол на свой нож большой кусок рыбы и отправил в рот. Он ощущал напряжение, исходившее от Кассии. Даже рыба имела вкус страха, который Кассия испытывала теперь перед ним.

Черт возьми! Он не хотел, чтобы она его боялась. Ой хотел снова услышать ее смех, увидеть милые ямочки на ее щеках.

«У меня нет выбора, — думала Кассия. — Совсем нет выбора. Я не понимаю его, но должна сносить все его прихоти». События этого дня уничтожили зарождающееся ощущение счастья, которое она лишь на миг испытала с момента, как прибыла в Вулфтон в качестве его жены. Почему он был так нежен с ней сначала, если ему все равно было суждено превратиться в хищного зверя? Кассия закрыла глаза, зная, что скоро ей придется разделить с ним постель. Неужели муж снова возьмет ее силой? Она подняла кубок с вином, но рука ее дрожала так сильно, что ей пришлось тотчас же поставить его на стол. «Где твоя гордость, ты, бесхребетное создание? Неужели всю оставшуюся жизнь так и проведешь, дрожа от страха не угодить мужу не по вкусу приготовленной едой или тем, что заговорила тоном, который ему не понравился?»

Кассия вздернула подбородок и выпрямилась на стуле. Потом медленно повернулась к мужу.

— Милорд, — сказала она тихо, отвлекая его от жареной цапли.

Он внимательно посмотрел на нее, и Кассии пришлось призвать на помощь все мужество, каким она обладала, чтобы не выдать своего смятения.

— Да? — спросил лорд Грэлэм ничего не выражающим тоном; на лице его не отразилось никаких чувств.

— Мне хотелось бы понять… какова моя роль в Вулфтоне?

Рыцарь заметил твердую решимость в глазах жены и на мгновение ощутил радость оттого, что она бросила ему вызов. Но ведь она была всего лишь женщина, подсказал ему рассудок. Женщина, и жена в особенности, никогда не может диктовать мужу.

— Ваша роль, — ответил он спокойно — состоит в том, чтобы доставлять мне удовольствие.

Кассия выдержала его взгляд и твердо продолжала смотреть на него.

— Вы сказали, что позволили мне играть роль госпожи Вулфтона. Я знаю, что это нелегко, милорд, но я управляла замком Бельтер со смерти матери, а этот замок ничуть не меньше вашего. Доставит ли вам удовольствие, если я и впредь буду госпожой Вулфтона?

Кассия заметила, как глаза его быстро отыскали Бланш, и почувствовала, как в ней поднимается ярость. Даже не успев подумать, она гневно спросила:

— Почему вы не женились на ней, милорд? Почему не позволили аннулировать наш брак?

Как ни странно, признался себе Грэлэм, у него самого нет ответа на этот вопрос. Однако, продолжал он размышлять, как она смеет разговаривать с ним таким тоном?

— Вы — госпожа Вулфтона, — холодно произнес лорд Грэлэм, — но вы не должны обижать тех, кому посчастливилось меньше, чем вам. Вы меня понимаете?

И снова она не смогла удержаться:

— Это мне посчастливилось, милорд?

— Довольно, Кассия!

Голос его был похож на тихое и зловещее шипение, но это шипение отдалось во всех углах зала. Де Моретон крепко сжал руку жены, и вся недавняя отвага, как видно, иллюзорная, оставила ее. Кассия знала, что не должна пытаться вырваться от него на глазах у пятидесяти сотрапезников, среди которых она заметила Бланш и эту наглую служанку Нэн.

— Как прикажете, милорд, — сказала Кассия, опуская голову. — Как госпоже Вулфтона мне понадобятся средства, чтобы ввести некоторые усовершенствования.

— Денег у меня нет, — ответил он грубо.

— Скоро вы подпишете соглашение с купцом Дриё. Как показывает мой опыт, оно принесет вам немедленный доступ к товарам.

С минуту лорд Грэлэм пристально смотрел на жену. Как показывает ее опыт?

— Женщина не может разбираться в таких вещах, — произнес он медленно.

Заметив выражение бессилия в глазах Кассии, он пожал плечами.

— Хорошо. Даю вам разрешение поговорить с Блаунтом. Но, миледи, вы не должны им командовать.

— Да, понимаю, — ответила Кассия де Моретон, все еще не поднимая головы, — он мужчина и потому высшее существо по сравнению со мной. Я не должна досаждать ему своими глупыми вопросами и нелепыми требованиями.

— Вы рассуждаете правильно. — На этот раз голос Грэлэма звучал насмешливо. — А еще следите, чтобы этот ваш ядовитый язычок спокойно оставался во рту.

Ее рука, лежавшая на коленях, сжалась в кулачок.

— Да, — добавил Грэлэм потише, — и не обижайте Бланш. Ее поведение по отношению ко мне заслуживает моего одобрения.

— Как пожелаете, милорд. Я сделаю все, как вы сказали. Можно мне уйти?

Даже теперь, когда ее слова звучали как нельзя более смиренно, Грэлэм не мог не почувствовать в них насмешки. Ее покорность, конечно же, была напускной. Что и понравилось ему, и одновременно рассердило. Его жена была не похожа ни на одну из известных ему женщин. Она была прекрасно воспитана, и все же он мог позволить себе обращаться с ней жестоко. Наконец Грэлэму надоело мучить себя всеми этими противоречиями, и он ответил со вздохом:

— Вы можете идти.

Пока Кассия купалась, Итта обеспокоенно кудахтала над ней, словно курица, потерявшая цыпленка, и непрестанно повторяла одни и те же советы.

— Перестань, Итта, — не выдержала наконец Кассия.

— Но, малышка, ты не должна испытывать терпение своего лорда, не должна разговаривать с ним вызывающе!

— А я и не делала этого, — огрызнулась Кассия.

Старая нянька печально покачала головой.

— Это ты только так говоришь. Я-то знаю тебя.

— И ты предпочла бы, чтобы я легла на пол и позволила ему топтать меня как тряпку?

— Он ведь не твой отец, девочка. Это человек, привыкший командовать, человек, который…

— Странно, — негромко, словно про себя, сказала Кассия, и Итта тут же замолчала, — до сегодняшнего дня я считала его добрым и нежным, как мой отец. Я была глупа.

— Он твой господин!

— Да что за радость принадлежать человеку, который тебя ненавидит!

Грэлэм, остановившийся на пороге, услышал ее последние слова, и они будто обожгли его, врезаясь в мозг. Он резко толкнул дверь и вошел в спальню.

— Уходи, — приказал он Итте, не отводя глаз от Кассии.

Итта бросила на свою хозяйку умоляющий взгляд и удалилась.

Кассия не решалась посмотреть на мужа. Она чувствовала себя такой уязвимой, будучи одета только в прозрачную ночную рубашку и оставшись с ним наедине. Де Моретон сделал шаг к ней. Она дрогнула и отступила.

— Иди в постель, — сказал он, продолжая стоять неподвижно, словно нависая над ней, — и сними эту рубашку. Ты не будешь в ней спать никогда, кроме тех случаев, когда у тебя будут крови.

Кассия не двигалась. Она вдруг представила себя беспомощно лежащей под ним, как это уже было сегодня. При воспоминании о перенесенной боли она даже вздрогнула.

— Это распоряжение так трудно исполнить?

Она понимала, что с ее стороны было глупо торговаться с мужем, и все же не удержалась:

— Только если вы поклянетесь, что не станете меня принуждать!

— Черт возьми! — выругался де Моретон. — Я буду брать тебя каждый раз, когда пожелаю!

— Нет!

Это короткое, как удар, слово на мгновение повергло его в оцепенение. Он сделал к ней еще один шаг и остановился, увидев, что в глазах его жены стоят слезы.

— Ложись в постель. — сказал рыцарь отрывисто и отвернулся.

Он не слышал ни звука — она не тронулась с места.

— Делай, как я велел, — бросил он через плечо.

— Я… я боюсь вас.

Эти произнесенные шепотом слова заставили Грэлэма закрыть глаза: сердце его пронзила какая-то непонятная ему самому и необъяснимая боль.

— Клянусь, что не буду принуждать тебя, — сказал он наконец и тотчас же по какой-то извращенности мысли понял, что уступил ей, и представил себя тем слабым человеком, каких он сам презирал. Его жестокие слова звучали так, как будто их произносил кто-то другой:

— Вы дитя и холодны, как монахиня. Мне не доставит никакого удовольствия снова овладеть вами. В вас нет изящества, податливости и нежности, которые я ценю в женщинах.

Кассии захотелось крикнуть ему в ответ: «Значит, я должна быть такой, как ваша потаскуха Нэн?» Но она промолчала. Немедленно направившись к постели, она скользнула под одеяло и натянула его до подбородка.

Кассия слышала, как муж плещется в ванне. Как бы против собственной воли она провела рукой по своему телу. «У меня тело ребенка», — подумала она. Любил бы он ее больше, если бы она была такой же пышнотелой, как Бланш? На мгновение ее рука замерла в выемке под животом. Кости таза заметно выпирали, когда она лежала на спине. Кассия вся напряглась и тотчас же отдернула руку, когда та коснулась гнездышка кудрявых волос. Ей не хотелось трогать себя там, где к ней прикасался он. Когда она увидела, что Грэлэм выходит из ванны, то плотно зажмурила глаза.

Молодая женщина слышала, как ее муж приближается к постели — шаги его были твердыми и уверенными. Она напряглась в ужасе оттого, что он мог нарушить свое слово.

Но Грэлэм не прикоснулся к ней. Он лежал поверх одеяла на спине, неподвижный, молчаливый, и это продолжалось несколько минут. Внезапно он повернулся на бок. Испуганная, молодая женщина тихонько застонала и отодвинулась подальше.

Грэлэм выругался, но не сделал попытки дотронуться до нее.. Кассия успокоилась только тогда, когда услышала его ровное и медленное сонное дыхание.

Глава 16

— Какие красивые стежки, — сказала Бланш, — я с трудом могу разглядеть их. Вы шьете гораздо искуснее, чем я.

Пальцы Кассии замерли на ткани. Она недоверчиво взглянула на Бланш.

— Благодарю, миледи, — ответила она наконец, но тон ее был неприветливым и говорила она отрывисто. Самое последнее, чего она могла бы пожелать, — это вступить в препирательство с Бланш. Но та приветливо улыбалась ей.

— Не возражаете, если я немного посижу с вами? Мне надо зашить прореху в рубашке. Может быть, глядя, как шьете вы, я сумею усовершенствовать свое искусство.

— Чего вы хотите, Бланш? — спросила Кассия напрямик.

На мгновение Бланш опустила голову. Потом сказала негромко:

— Я хочу, чтобы мы стали друзьями, Кассия. Знаю, я была не слишком добра к вам.

«Добра! Да вы обращались со мной как с презренным и ничтожным существом!»

Бланш продолжала, и в ее голосе зазвучало покаяние. Казалось, она сама стыдилась себя.

— Ревность заставляла меня поступать подобным образом. Я хотела получить Грэлэма, но сначала он выбрал Джоанну, а потом вас. Теперь я поняла, что было наивно с моей стороны рассчитывать хоть на что-то, и надеюсь, что между нами воцарится мир.

Кассия не считала себя легковерной дурочкой, но она была одинока и ужасно несчастна. Она даже не понимала, как прожила последние полторы недели. Время тянулось бесконечно, а надежды на то, что что-то еще может измениться, таяли. Блаунт делал возможное и невозможное, чтобы облегчить ее жизнь. Он с энтузиазмом одобрял все, что бы она ни предложила изменить в Вулфтоне, и работа кипела вовсю. Но дело было не в том, что она скучала или чувствовала себя бесполезной.

Она, госпожа Вулфтона, цепенела при воспоминании о том, как муж смотрел на заново вычищенный до блеска большой зал замка, освобожденный от вековой грязи, пахнущий свеженарезанным камышом, разбросанным вперемешку с пахучими травами: сладким розмарином, лавандой и другими ароматными растениями и цветами, смесью, рецепт которой был оставлен ей в наследство бабушкой. Кассия ждала, что он скажет хоть что-нибудь, но лорд Грэлэм только хмыкал и даже не обращал на нее внимания.