Невеста (№3) - Невеста-наследница

На ее лице отразилось сомнение, однако она молча кивнула и сделала, как он просил. Она лежала на спине, смотрела, как он опускается на нее, и в ее глазах он снова видел тот же самый проклятый страх — но за это ее нельзя было винить, ведь его плоть была уже возбуждена до предела и тверда как камень. А она воображает, будто возможно, чтобы он стал еще больше!

Он сделал над собой усилие, чтобы успокоиться. Нет, он не допустит, чтобы задуманный им прекрасный сюрприз превратился в еще одно фиаско.

Лежа между ее ног, как она только что лежала между его, он приподнялся, опираясь на локти.

— А теперь, — сказал он, — посмотри на меня, Джоан. Вот так, хорошо. Я хочу, чтобы ты целовала меня в губы — еще и еще. Это очень важно, без этого я смогу только делать вид, что получаю удовольствие. Ты же не хочешь, чтобы мне пришлось притворяться?

— Конечно, нет, — ответила Синджен. То, что он предлагал, вполне устраивало ее. Целуя его, она сможет на какое-то время забыть о той части его тела, которая упирается в ее живот. Этот его член такой огромный и горячий и наверняка причинит ей боль, как же иначе, но ее решимость непоколебима, и в этот раз она его не подведет. Она больше никогда его не подведет. Он желает ее, и она удовлетворит его желание так, как он этого захочет.

Колин действовал неспешно. Он целовал ее снова и снова, пока она — слава Создателю — не начала стонать и извиваться. Он вымученно улыбнулся и, лежа на ее теле, сдвинулся немного ниже, чтобы ласкать ее груди. Вкус ее сосков был сладок, и он задрожал от острого желания войти в нее.

— Ты хочешь меня уже достаточно сильно, Колин? При звуке этого голоска, тихого и сдавленного, он опустил голову еще ниже.

— Нет, еще нет. Мне нужно еще время, Джоан, чтобы мое желание стало еще сильнее.

— Хорошо.

— Тебе нравится то, что я с тобой делаю? Это не обязательно, но, может быть, ты тоже получаешь от этого удовольствие, как и я?

— О да, мне очень приятно.

«То ли еще будет, моя красавица», — подумал он, передвигаясь еще ниже и касаясь языком ее живота. Он почувствовал, как напряглись под кожей ее мышцы, почувствовал, как она дрожит, и понял, что хотя ей и невдомек, что он собирается сейчас сделать, но она уже возбуждена и полна нетерпения и почти готова к тому, чтобы он заставил ее раствориться в наслаждении и забыть обо всем.

В следующее мгновение он поцеловал ее лоно, и она вскрикнула, хватая его за волосы.

Он целовал и ласкал ее губами. Одновременно он просунул внутрь ее палец и возликовал. Она была уже готова принять его. Совершенно готова. Он довел ее до того предела, за которым лежит путь к блаженству. Он быстро скользнул обратно вверх, возвышаясь над ней, и приподнял ладонями ее бедра.

— Посмотри на меня, Джоан.

Она открыла глаза, и он вошел в нее. Он видел, как ее голубые шербрукские глаза расширяются, знал, что она напрягается, ожидая боли, но это ожидание будет напрасным. Боли не будет.

Он продолжал медленно продвигаться, поднимая ее бедра все выше, чтобы она могла вместить его до конца. Он чувствовал, как ее плоть растягивается навстречу его вторжению, но боли не было и в помине, в этом он был уверен. Погружение в ее теплую плоть было таким сладостным, что он стиснул зубы, чтобы не потерять над собой контроль.

— Колин?

— Что? Разве тебе это не приятно?

— О да, да, тысяча чертей! Я ничего не понимаю. Почему я больше не чувствую той ужасной боли? Моя плоть растягивается, чтобы принять тебя, я чувствую тебя внутри себя, но это не больно. Напротив, это очень приятно.

Он нажал и вошел в нее до конца. Затем снова наклонился к ней и начал жадно целовать ее.

— Двигайся вместе со мной, Джоан, от этого я испытаю еще большее наслаждение. Ведь именно этого ты хочешь?

— О да, — прошептала она и начала двигаться в унисон с ним, сначала неровно, толчками, но вскоре ее тело задвигалось в нужном ритме, уже независимо от ее сознания.

Он продолжал целовать и ласкать ее и двигаться в неистовом ритме, то входя в нее до упора, то частично выходя. Наконец, когда он почувствовал, что не в силах и дальше держать себя в узде, он просунул руку между ней и собой и дотронулся до ее сокровенной плоти.

Он наблюдал за ее лицом, в то время как его пальцы ласкали ее.

Вид у нее был ошеломленный.

— Колин! — тонко вскрикнула она.

— Да, дорогая. Давай встретим это вместе, хорошо?

— Я не понимаю, что происходит, — начала она, затем ее голова откинулась назад, спина выгнулась, и она громко закричала. При этом ее плоть конвульсивно сжалась вокруг его плоти, и он, перестав сдерживаться, взорвался.

Она лежала под ним совершенно неподвижно.

Учащенное дыхание Колина наконец выровнялось, стало медленнее. Он прижал ладонь к ее левой груди — ее сердце все еще колотилось как бешеное. Он улыбнулся во весь рот. Ему хотелось сорваться с кровати и пуститься в пляс.

— Успокойся, — проговорил он и легко-легко коснулся ее губ своими.

Она стала дышать медленнее. Ее тонкая рука чуть приподнялась, потом снова упала. Колину хотелось, чтобы она обняла его, но он решил, что, видно, слишком утомил ее. Приятно сознавать, что твоя жена устала от наслаждения, особенно если перед этим она ожидала, что будет пронзена и измучена.

— Ты вела себя очень мужественно, Джоан, — сказал он проникновенно. — Какое величие души — скрыть от меня свою боль, чтобы заставить меня поверить, будто ты испытываешь наслаждение. Я счастливейший из мужчин — ведь мне досталась такая самоотверженная и благородная жена.

В следующее мгновение он со стоном потирал свою руку.

— Самоотверженная, благородная и злющая, — сказал он со вздохом. — Зачем ты ударила меня?

— Ты обманул меня, чертов шотландец. Нет, черт возьми, не смей по своему обыкновению надменно поднимать одну из твоих окаянных бровей. Ты обманул меня. Ты согласился со мной, что боль будет ужасной. Ты насмехался надо мной, зная все наперед, и я тебя ненавижу!

Колин, не удержавшись, расхохотался и тут же почувствовал, что выходит из нее. Он оборвал смех. Ему не хотелось отделяться от нее. От одной мысли о том, что он слит с ней, от ощущения ее мягкой, жаркой плоти он снова возбудился и погрузился в нее еще глубже. — Нет, эту абсурдную мысль высказала ты сама. Не надо переписывать прошлое, Джоан. Я знаю, когда это было у нас первый раз…

— Первый раз! Ты терзал меня три раза!

— Ну, хорошо. Я поступил плохо и, если ты помнишь, потом просил у тебя прощения. Кроме того, если твоя память не была полностью опустошена недавним вихрем наслаждений, ты вспомнишь, как я говорил тебе, что в дальнейшем тебе уже не будет больно, но ты мне не поверила. Теперь ты знаешь, что я говорил тебе чистую правду. Сегодня утром я сказал тебе, что мужчины — полезные существа. Мы пригодны для защиты — если вы, женщины, позволяете нам защищать себя, — и еще мы годимся для того, чтобы дарить вам наслаждение. Теперь, когда ты узнала о наслаждении, не желаешь ли ты опять заняться любовью?

Она посмотрела на него, кипя от злости. Ее голубые глаза сузились и были похожи на щелки. Она процедила:

— Ладно.

В этот раз он любил ее медленно, и слияние их тел длилось уже дольше. Он был доволен собой. Когда она изогнулась и застонала, он закрыл глаза, чтобы лучше почувствовать невыразимое блаженство удовлетворенной страсти, и, отпустив узду, отдался ему целиком.

— Признайся, Колин, ведь ты посмеивался надо мной, правда? — спросила она спустя некоторое время, переворачиваясь со спины на бок.

— Ну, разве самую малость. И по большей части про себя. Ты была так искренна, так непоколебимо убеждена, что наши тела несовместимы. Да, мне было смешно, но при всем при том я изрядно помучился: видишь ли, я безумно хотел тебя. Кстати, сейчас я, кажется, опять тебя хочу. Ты не против? Впрочем, нет, погоди, ведь тогда в сумме опять получится три раза — пресловутые три раза. Так что подумай хорошенько, прежде чем ответить, Джоан.

— Я не против, — быстро ответила она и приподнялась, чтобы поцеловать его в губы.

На обед они опоздали, а точнее сказать, явились только к самому его концу. Когда они вошли в столовую, Филпот и Рори уже подавали десерт — сладкие пирожки с открытой начинкой из смеси черники и смородины. Филип и Далинг уже поели, и Далей увела их в детскую.

В столовой сидели Серина, оба брата Синджен и их жены. Тетушка Арлет находилась в своей комнате, где ей предстояло оставаться, пока ее брат не пришлет экипаж, чтобы отвезти ее домой.

Дуглас вскинул одну бровь, однако промолчал. Синджен подивилась подобной сдержанности, но тут же сообразила, в чем дело: он пережевывал кусок сладкого пирожка.

Зато Райдер мог выражать свои чувства без помех. Он откинулся на спинку стула, сплел руки на плоском животе, и его голубые глаза насмешливо блеснули.

— Синджен, на твоей хорошенькой мордашке сейчас такое выражение, что у меня руки чешутся прибить Колина. Ты — моя младшая сестренка, юная и неискушенная. Ты просто не имеешь права выглядеть подобным образом и заниматься тем, чем ты, несомненно, сейчас занималась, и притом с большим пылом.

— Умолкни, — сказала Софи и кольнула его руку зубцами своей вилки.

— Но он прав, — поддакнул Дуглас. Он уже проглотил пирожок и приготовился тоже отпустить в адрес Синджен пару-тройку шуток.

— Оставь свое зубоскальство, — сказала Алике. — Она теперь замужняя дама. Ей давно уже не десять лет.

— Это точно, — заметил Колин, весело улыбаясь своим родственникам, потом поцеловал жену в нос и усадил ее в кресло хозяйки дома.

Быстро пройдя к другому концу стола, он сел, поднял свой бокал с вином и сказал:

— Предлагаю тост. За мою жену, прекрасную и весьма упрямую леди, которая до недавних пор пребывала в таком глубоком заблуждении относительно удела жены, что…

— Колин, замолчи! — закричала Синджен, бросая в него свою столовую ложку. Ложка, однако, не долетела до цели, поскольку длина обеденного стола составляла двенадцать футов, и шлепнулась на полдороге, ударившись о вазу с нарциссами.

Филпот громко прочистил горло, но никто не обратил на него ни малейшего внимания.

Серина вздохнула и, посмотрев сначала на Колина, потом на Синджен, сказала:

— Колин никогда не смотрел так ни на Фиону, ни на меня. По нему сразу видно, что он не только удовлетворил свою мужскую похоть, но и получил нечто большее. Он похож на кота, которому незаслуженно досталось много сливок. По-моему, он по натуре ужасный эгоист, так что я надеюсь, что эти сливки не пойдут ему впрок и его как следует стошнит. Филпот, подай мне, пожалуйста, пирожки.

Филпот с каменным лицом поставил перед ней блюдо с пирожками.

— Я рад, что дела у вас пошли так славно, — удовлетворенно сказал Райдер. — Сестренка, может быть, у тебя есть какое-то колдовское зелье? А не давала ли ты его рецепт Софи? А то она стала такой жадной до утех, такой безжалостной и ненасытной, что мне требуется все мое великодушие, чтобы не отказать ей в ее непомерных притязаниях. Взгляните на меня — перед вами мужчина, который тратит все свои силы на то, чтобы подарить ей еще одного ребенка. Она никогда не оставляет меня в покое. Все время меня изводит. Я спасаюсь от нее только за обеденным столом.

— Сейчас она еще раз ткнет тебя вилкой, если ты не закроешь рот, — сказала Алике. — Я надеюсь, Софи, что когда ты опять будешь беременна, тебя хотя бы один раз замутит и вырвет, как меня.

— Ну нет, — сказала Софи. — Никогда и ни за что. К тому же я слишком хороший человек, чтобы на меня свалилась эта напасть. Я думаю, все дело в твоем муже, Алике. Это от него тебя тошнит.

Все три дамы из семейства Шербруков рассмеялись. Дуглас неодобрительно посмотрел на свою невестку. Райдер гордо выпятил грудь.

— Нет и нет. Софи ни дня не будет страдать от этой хвори. Я просто запрещу ей болеть.

Алике раздумчиво покачала головой и сказала, обращаясь к Софи:

— Иногда я на время забываю, какая они прелесть — наши с тобой мужья. Но когда вспоминаю, то начинаю понимать, что жизнь не просто приятна, а восхитительна. Она даже слаще, чем эти пирожки с черникой и смородиной, которыми объедается Дуглас.

— Вот теперь ты говоришь истинную правду, — одобрительно заметил Дуглас. — Поэтому мне бы не хотелось, чтобы ты нас покидала и со всех ног неслась к тазу, который Филпот поставил в вестибюле.

— Я бы предпочла сменить тему, — сказала Синджен.

— Да, — согласился Райдер, — теперь, когда мы с Дугласом убедились, что ты, Синджен, довольна своим мужем, можно поговорить и о другом. Мы с Дугласом немало думали над всей этой ситуацией, Колин, и нам кажется, что человек, который сказал Роберту Макферсону, что ты убил его сестру, скорее всего сам и есть ее убийца.

— Или сама, — добавила Алике.

— Верно. Но кому понадобилось убивать Фиону? — спросила Синджен. — И оставлять на краю утеса Колина в бессознательном состоянии, чтобы его легко было обвинить в убийстве, поскольку он ничего не помнил? Это был очень тщательно продуманный план. Серина, ты не знаешь, кто так сильно ненавидел твою сестру? И притом достаточно знал о всяких зельях, которые могли бы отшибить память у Колина?

Серина подняла взгляд от пирожка, который держала в руке, отрешенно улыбнулась, глядя на Синджен, и сказала своим тихим, нежным голосом:

— Фиона была гадкая, вероломная дрянь. Я сама ее ненавидела. И я достаточно хорошо знаю свойства опиума и белены. Я могла бы проделать все это без особого труда.

— О Господи.

— Давайте сделаем следующий шаг, — предложил Дуглас. — Скажите, Серина, а кто ненавидел Колина?

— Его отец. Его брат. Тетя Арлет. Под конец его возненавидела и Фиона, потому что она сильно ревновала его и знала, что он ее не любит. Она ревновала его даже ко мне, но в то время я не прикасалась к тебе, Колин, я была очень осторожна.

Пока она говорила, Колин сидел неподвижно, будто окаменев. Потом медленно положил свою ложку на тарелку. Когда он заговорил, его голос был спокоен, несмотря на боль, которую ему, должно быть, причинили слова Серины.

— Мой отец не испытывал ко мне ненависти, Серина. Я просто был ему безразличен. Следующим графом и лэрдом должен был стать мой брат. А я для отца ничего не значил. Я понимал это, как понимал и то, что это неправильно и несправедливо и что это причиняет мне боль. Это было как если бы у нас с Джоан был сын, а мы бы не обращали на него никакого внимания, потому что Филип родился раньше.

Что до моего брата Малколма, то у него также не было причин меня ненавидеть. Ведь у него было все. Если у кого из нас двоих и были причины для ненависти к другому, то таить злобу должен был бы не он, а я. Теперь об Арлет, моей тетке. Она любила моего отца и ненавидела свою сестру, мою мать. После того как моя мать умерла, она хотела, чтобы отец женился на ней, но он этого не сделал. Что правда, то правда, меня она терпеть не может, а на моего брата только что не молилась, хотя вряд ли она сама понимает почему. Может быть, в самом начале ее неприязнь ко мне была порождена страхом — ведь я тоже был сыном лэрда и в случае смерти Малколма мог унаследовать земли и титул.

— А вот я, Колин, не питаю к тебе ненависти.

— Спасибо, Серина. По правде говоря, я не знаю, какие чувства питала ко мне Фиона перед своей гибелью. Надеюсь, что не ненависть. Сам я никогда не желал ей зла.

— Я никогда не буду ненавидеть тебя, Колин, никогда. Очень жаль, что я не богатая наследница. Будь у меня большое приданое, тебе бы не пришлось уезжать в Лондон и жениться на ней.

— Но я ведь женился, так что нечего об этом и толковать. А ты, моя дорогая, скоро поедешь в Эдинбург и будешь жить там со своим отцом. Ты будешь ездить на светские приемы и балы и встретишь множество интересных, привлекательных мужчин. Вот увидишь, Серина, так для тебя будет лучше.

— Взрослые всегда так говорят, когда хотят оправдаться.

— Но ты ведь тоже взрослая, — вмешалась Синджен. — Неужели тебе хочется и дальше оставаться в замке Вир?

— Нет, не хочется, в этом ты права. Раз Колин не желает быть моим возлюбленным, мне лучше уехать.

С этими словами она встала со своего места, вышла из-за стола, не дожидаясь, когда Рори отодвинет ее стул, и выплыла из комнаты, не обращая ни малейшего внимания на ошеломленное молчание тех, кто в ней оставался.

— Да, Колин, странные у тебя родственники, — сказал Дуглас.

— А как насчет твоей собственной мамочки, Дуглас? — вмешалась Алике. — Как насчет ее обращения со мной, твоей женой?

— Ну хорошо, Алике, ты права, — с широкой ухмылкой согласился Дуглас. — Что касается Серины… то я не знаю, Колин. По-моему, она все-таки с чудинкой.

— Да, она такая. Немного не от мира сего. Ей всегда нравилось думать, что она ведьма, и она уже много лет балуется со всякими травами и готовит из них какие-то зелья.

— Однако ты не веришь, что она могла убить собственную сестру. И опоить тебя дурманом, чтобы свалить на тебя свою вину.

— Нет, Джоан, не верю. Но Дуглас прав: Серина в самом деле странная. Она всегда была такой. Но Фиона все равно ее обожала и настояла, чтобы она жила с нами, хотя мне это не очень-то нравилось.

— А она не пыталась поцеловать тебя на глазах своей сестры?

— Нет, Алике, не пыталась. Это началось после того, как ее сестра умерла. Когда я привез домой Джоан, она стала подстерегать меня за каждой дверью, вешаясь мне на шею.

— Хорошо бы внести в это дело хоть какую-то ясность, — сказал Дуглас.

— Может быть, позвать сюда Далинг и обратиться к ней? — предложила Синджен. — У этой юной особы есть свое твердое мнение по поводу всех и вся.

— Джоан, — сказал Колин, недовольно глядя на нее через стол, — ты почти ничего не съела, и мне это не нравится.

Ты должна есть и набираться сил. Филпот, положи ее милости порцию побольше.

Дуглас, Райдер и их жены переглянулись и расхохотались. Колин недоуменно моргнул, а потом, к восторгу и удивлению Синджен, покраснел до ушей.

После стольких недель воздержания любовный пыл Колина был столь велик, что ему не составило труда еще раз потешить жену до отхода ко сну. А Синджен, столь долго пребывавшая в заблуждении и восхищенная наконец-то сделанным открытием, не заставила себя просить.

Потом они оба заснули крепким спокойным сном, однако посреди ночи Синджен вдруг проснулась и широко открыла глаза, ожидая увидеть только темноту, царящую в спальне.

Перед ней, бледно мерцая, в своем парчовом платье, расшитом сотнями поблескивающих жемчужин, стояла Жемчужная Джейн. Она была чем-то сильно расстроена и встревожена — Синджен чувствовала это так же явственно, как видела ее.

— Скорее беги к тете Арлет!

Эти слова прозвучали в сознании Синджен очень ясно и громко, так громко, что она не сразу поняла, почему Колин не проснулся и не вскочил как ошпаренный.

Затем Жемчужная Джейн исчезла, будто ее и не были. Она делала это совсем не так, как Новобрачная Дева, которая пропадала из виду медленно, удаляясь и тая, пока ее силуэт не сливался с ночной тьмой. Нет, Жемчужная Джейн пропала мгновенно — один миг, и ее уже не было. Синджен откинула одеяло к изножью кровати и стала трясти спящего мужа.

— Колин! Колин! — истошно кричала она, натягивая на себя ночную рубашку.

Он проснулся, ничего не понимая.

— Что такое, Джоан? Что случилось?

— Скорее! Что-то неладное произошло с тетей Арлет. Синджен выбежала из спальни, не задержавшись даже для того, чтобы взять свечу. На это просто не было времени. Пробегая мимо дверей спален своих братьев, она громко позвала их, но не замедлила свой бег.

Добежав до комнаты тетушки Арлет, она распахнула дверь и тут же остановилась, застыв от ужаса. Арлет висела в петле, привязанной к люстре; ее ноги болтались не менее чем в футе от пола.

— Нет! — закричала Синджен.

— О Господи! — раздался голос подоспевшего Колина. Он быстро подхватил ноги Арлет и приподнял ее, чтобы ослабить давление веревки на шею.

Не прошло и нескольких секунд, как в комнату один за другим вбежали Дуглас, Райдер, Алике и Софи.

Колин, продолжая толкать вверх тело Арлет, крикнул через плечо:

— Дуглас, Райдер, скорее перережьте веревку! Может быть, еще не поздно.

За неимением ножа Дуглас влез на стул и начал развязывать узел, которым веревка была привязана к люстре. Это заняло у него несколько секунд, секунд, которые тянулись как вечность. Колин подхватил падающее тело Арлет, перенес его на кровать и быстро распустил узел на ее горле.

Он прижал пальцы к тому месту на шее, где должен был биться пульс. Потом несколько раз похлопал ее по щекам. Он растер ее руки, ноги, снова похлопал по лицу, потом потряс. Но она не очнулась.

— Она мертва, — сказал он, выпрямляясь. — Боже правый, она мертва!

— Я знала, что она умрет, — сказала стоявшая в дверях Серина. — Водяной, который был любовником твоей матери, убил ее за то, что она рассказала Джоан о тайне твоего происхождения. О да, Колин, твоим отцом был водяной, и вот теперь Арлет получила то, что заслужила, — смерть.

Она повернулась и вышла из комнаты; ее белая ночная рубашка развевалась в такт шагам. Сделав несколько шагов, Серина вдруг остановилась и, оглянувшись, сказала:

— Вообще-то я не верю в эту ерунду про водяного. И не знаю, зачем я все это наговорила. Но мне не жаль, что она умерла. Она была опасна для тебя, Колин.

— О Господи, — проговорила Алике и лишилась чувств.

Глава 20

— Она не убивала себя, — сказал Колин.

— Но рядом с ней на полу валялась табуретка, — заметила Синджен. — Она явно была отброшена в сторону ударом ноги, как если бы Арлет… — Ее голос пресекся от волнения, и она с трудом проглотила комок в горле, низко опустив голову. Колин обнял ее и крепко прижал к себе.

— Я понимаю, — тихо проговорил он. — Я все понимаю. Подоспей мы на несколько секунд раньше, и возможно, она…

Дуглас поднялся со своего стула и, подойдя к камину, прислонился спиной к каминной полке. В руке у него была чашка наспех сваренного кофе.

— Я тоже считаю, что она не убивала себя, — сказал он. — Я в этом совершенно уверен. Видите ли, я развязывал узел, которым петля была привязана к люстре, и могу твердо сказать, что у этой пожилой женщины просто не могло быть ни сил, ни сноровки, чтобы завязать такой узел.

— Может быть, надо послать Остла за мировым судьей?

— Здешний мировой судья — это я. И я полностью согласен с тем, что говорит Дуглас. У меня есть один вопрос к тебе, Джоан. Почему ты проснулась и как узнала, что надо бежать в комнату Арлет?

— Меня разбудила Жемчужная Джейн. Она сказала, что я должна как можно скорее идти к Арлет. Мы сразу же побежали, Колин, ни ты, ни я ни секунды не колебались. Странно, что Жемчужная Джейн так долго ждала, прежде чем предупредить нас. Возможно, она не хотела, чтобы Арлет выжила; возможно, она хотела, чтобы та понесла наказание за содеянное с Фионой, с тобой, Колин, и со мной. Нам не дано понять, какие побуждения движут призраком.

Дуглас резко оттолкнулся плечами от каминной полки. Лицо его побагровело.

— Черт побери, Синджен, хватит с меня твоих бредней о призраках! Я не намерен их терпеть, во всяком случае, здесь. Дома мне приходится с ними мириться из-за семейной традиции, но здесь — ни за что!

Дискуссия все продолжалась и продолжалась, ей не видно было конца. Синджен чувствовала себя до того усталой и опустошенной, что вскоре перестала принимать в ней участие и просто сидела, слушая, но не слыша, как другие с увлечением высказывают свои точки зрения. А поскольку эти другие были Шербруки и жены Шербруков, у них у всех были свои суждения, в корне отличные от суждений остальных.

В конце концов Софи вдруг задрожала, неловко попятилась и наткнулась на стул. Райдер озабоченно нахмурился и, торопливо подойдя к жене, обнял ее, будто желая защитить. Наклонив голову, он прижался лбом к ее лбу.

— Успокойся, Софи, успокойся. Скажи мне, что с тобой?

— Какая жестокость, Райдер, какая ужасная жестокость. Все это так живо напомнило мне Ямайку. Я ненавижу эти воспоминания. Господи, как же я их ненавижу!

— Я знаю, любимая. Мне жаль, что так получилось. Но сейчас ты со мной, и всегда будешь со мной, и никто никогда больше не причинит тебе зла. Забудь своего мерзавца-дядю, забудь Ямайку.

Говоря это, он обнимал жену и нежно гладил ее по спине.

— Отведи-ка ты лучше Софи в постель, — предложил Дуглас. — Она еле держится на ногах. Собственно, мы все уже совершенно выдохлись.

Райдер молча кивнул.

Через пять минут, когда часы уже показывали четыре утра, Колин сказал:

— Дуглас прав. Мы все уже выдохлись. На сегодня хватит. Поговорим обо всем завтра.

Он притянул Синджен к себе, заключил ее в объятия и прижался щекой к ее виску.

— Кто же убил ее, Колин?

Он чувствовал ее теплое дыхание на своей шее.

— Я не знаю, — ответил он устало. — Господи Боже, я ничего не могу понять! Может быть, она была сообщницей в убийстве Фионы, но это не более чем догадка… А достоверно я ничего не знаю. Господи Иисусе, что за ночь! Пойдем поспим хоть немного!

Как ни странно, утром, за завтраком, они разговаривали очень мало. Колин велел Далей покормить Филипа и Далинг в детской, чтобы не обсуждать ночные ужасы в их присутствии.

Однако все уже было переговорено, и беседа не клеилась.

Серина не принимала в ней участия. Она медленно пережевывала свою овсяную кашу и время от времени задумчиво кивала, как будто вела мысленный разговор сама с собой. «Да, — подумала Синджен, — скорее всего именно это она и делает. Мне никогда не понять Серину, очень уж она странная. Интересно, понимает ли она сама себя?»

Серина, словно почувствовав, что на нее смотрят, подняла взгляд и заговорила, как всегда бесстрастно и безмятежно:

— Жаль, что это была не ты, Джоан. Тогда Колину достались бы все твои деньги и я. Да, жаль. Ты мне, конечно, нравишься, ты очень мила, но все равно жаль.

С этими словами, от которых у Синджен кровь застыла в жилах, Серина встала из-за стола и, одарив всех лучезарной улыбкой, удалилась.

— От нее мороз дерет по коже, — сказала Софи, и ее пробрала дрожь.

— А по-моему, все это пустая болтовня, — не согласилась Алике. — Думаю, она говорит все эти глупости просто для того, чтобы произвести впечатление. Ей нравится шокировать. Синджен, не обращай на нее внимания. Это были только слова, они ничего не значат.

Колин сказал:

— Я позабочусь о том, чтобы Серина как можно скорее уехала в Эдинбург. Пожалуй, лучше всего будет сейчас же послать Остла с письмом к Роберту Макферсону. Он мог бы сам приехать за сестрой уже сегодня. Ни ему, ни нам незачем медлить.

Роберт Макферсон явился в замок Вир в тот же день вместе с полудюжиной своих людей, вооруженных до зубов.

— Как видишь, среди них нет Элфи, — сказал он Колину, когда тот вышел ему навстречу. — Я повесил его за убийство Дингла.

Сказав это, он соскочил с коня, жестом велел своим людям сделать то же самое и вошел в замок, не забывая следить за тем, чтобы входная дверь оставалась открытой.

— Здесь стало значительно уютнее, — заметил он, затем кивнул стоящей в вестибюле Синджен и сказал: — Я вижу, вы хорошая хозяйка, не так ли?

— О да, — ответила она и подумала, что зря не убила его, когда ей представилась такая возможность. Она ни на йоту не доверяла этому человеку с миловидным лицом и порочным сердцем.

— Я отвезу Серину в Эдинбург. И поговорю с отцом, как и обещал тебе, Колин, хотя должен предупредить тебя, что его разум уже не тот, что прежде.

— Когда я виделся с ним в последний раз, его разум был в полном порядке, — ответил Колин. — Впрочем, было бы куда лучше, если бы ты просто сказал мне, кто нашептал тебе, что я убил твою сестру. Это избавило бы нас обоих от напрасной траты времени.

— Ну нет, — сказал Макферсон, небрежно смахивая с рукава пылинку. — Это бы ничего мне не дало. Ты бы впал в ярость и попытался убить этого человека, а мои сомнения так и остались бы при мне. Нет уж, лучше я поговорю с моим отцом. Ему я назову имя того, кто обвинил тебя, и послушаю, что он на это скажет. Это я сделаю, Колин, но о большем не проси.

— Я не стал бы убивать того, кто наговорил тебе на меня!

— Если бы даже ты сам и не стал, то твоя кровожадная жена точно бы убила.

— Обязательно бы убила, — подтвердила Синджен. — В этом он прав, Колин.

Колин внезапно осознал, что они все стоят в холле. Ему не хотелось принимать Роберта Макферсона в своем доме, но ведь тот явился по его собственному приглашению, чтобы забрать с собой свою сестру. Следовало держаться с ним более или менее вежливо, хотя это вовсе не означало, что надо приглашать его в гостиную и предлагать ему чашку чаю. Нет, они так и останутся здесь, в холле. Чтобы прервать неловкое молчание, Колин сказал:

— Ты, кажется, уже знаком с супругами моих шуринов?

— О да, — сказал Макферсон — Ни дать ни взять две дикие кошки! Мое почтение, сударыни, — добавил он и склонился перед каждой в низком поклоне. — Ага, вот и их мужья! Какое счастье, что вы оба здесь, джентльмены! Этих двух очаровательных дам следует держать под замком и не выпускать без присмотра.

Он повернулся к Колину:

— В своем письме ты написал, что хочешь, чтобы я немедленно забрал Серину. Могу я спросить, к чему такая спешка?

— Ночью умерла тетя Арлет. Ее повесили в ее собственной спальне.

— Ах вот оно что! Ты заманил меня сюда, чтобы обвинить в убийстве этой старой ведьмы. Хорошо, что я захватил с собой своих людей!

— Не будь дураком, Робби. Все было обставлено так, как будто она удавилась сама, но Дуглас обратил наше внимание на то, что у Арлет не хватило бы сил так туго затянуть узел, которым петля была привязана к люстре. Нет, кто-то ее убил, возможно, тот самый человек, который обвинил меня в убийстве Фионы. Быть может, Арлет была его сообщницей, и он избавился от нее, потому что боялся, что она может проболтаться.

Но Роберт Макферсон только молча посмотрел на Колина и пододвинулся немного ближе к открытым дверям, ближе к своим людям, которые остались на крыльце и ожидали его, готовые в любой момент взяться за оружие.