Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Агенты ФБР (№6) - Как принцесса из сказки

ModernLib.Net / Остросюжетные любовные романы / Коултер Кэтрин / Как принцесса из сказки - Чтение (Весь текст)
Автор: Коултер Кэтрин
Жанр: Остросюжетные любовные романы
Серия: Агенты ФБР

 

 


Кэтрин Коултер

Как принцесса из сказки

Глава 1

Неподалеку от Плам-Ривер, Мэриленд

На дворе стоял конец октября. День выдался холодным, резкий ветер срывал с деревьев последние разноцветные листья. Ветхий сарай, на котором еще сохранились следы красной краски, казался еще более убогим в почти неестественно ярких лучах осеннего солнца. Подобного рода обломки прошлого редко хранят в себе очарование, присущее другим, более живописным развалинам.

Специальный агент ФБР Диллон Савич крался вдоль боковой стены сарая, держа наготове «зиг-зауэр». Умение передвигаться бесшумно требовало немалой дисциплины и практики, зато теперь он мог подобраться даже к мыши. Остальные трое агентов, одним из которых была его жена, находились сзади, футах в двадцати, прикрывая его, готовые, если понадобится, рассыпаться во всех направлениях, вести огонь и надеяться на легкие защитные жилеты, которыми снабдило их родное бюро. Еще с дюжину агентов медленно пробирались по другой стене. Всем им было приказано дожидаться сигнала от Савича. Шериф Дейд из округа Джедбро и три его помощника засели в густой кленовой роще футах в тридцати от остальных. Один из помощников, бывший снайпер, не спускал с сарая глаз. До сих пор операция шла достаточно гладко, что, по мнению Савича, несказанно удивляло всех, хотя никто не говорил об этом вслух. Оставалось надеяться, что так будет и дальше, хотя любая случайность могла все испортить. Но ничего не поделаешь: значит, придется как-то выпутываться.

Сарай был больше, чем хотелось бы Савичу: просторный сеновал и слишком много темных уголков, для того чтобы операция такого рода могла удаться. Слишком много закоулков, слишком много местечек, из которых в любую минуту вылетит веер пуль.

Идеальное укрытие для Томми и Тимми Таттлов, которых прозвали «чародеями». Они исколесили всю страну и напрочь исчезли из вида в Мэриленде, вместе с двумя мальчиками-подростками, которых похитили прямо из школьного гимнастического зала в Стюартвилле, милях в сорока отсюда, где те мирно играли в баскетбол. Савич был уверен, что они стремились именно в Мэриленд. Доказательств у него не было, просто он нутром чувствовал, что их не зря сюда тянуло. Аналитики не могли сказать ничего определенного, кроме того, что Мэриленд находится на побережье Атлантики и, следовательно, дальше, на восток, им пути нет.

Но тут «Макс», лэптоп Савича, углубился в файлы отделов актов гражданского состояния. И обнаружил, что Мэрилин Уорлуски, двоюродная сестра братьев Таттл, которая семнадцать лет назад родила ребенка от Томми Таттла, по странному совпадению владела узкой полоской земли рядом с довольно большим кленовым лесом, что лежал неподалеку от извилистой Плам-Ривер. И на этом жалком клочке находился сарай, большой старый сарай, которым много лет никто не пользовался. Савич довольно потер руки.

И вот несколько часов спустя они появились здесь. Никаких следов машины они не обнаружили, но Савич не волновался. Старая «хонда» скорее всего тоже укрыта в сарае.

Он затаил дыхание и прислушался. Птицы перестали петь. Тишина была тяжелой, гнетущей, словно даже животные предчувствовали, что сейчас произойдет, и инстинктивно понимали: ничего хорошего ждать не приходится.

Савич опасался одного: что братцы Таттл давно смылись и все, что они найдут, — тела жертв, Донни и Роба Артуров, омерзительно изуродованные, истерзанные до неузнаваемости, брошенные в зловеще-черном кругу.

Савич больше не хотел нюхать кровь. Не хотел видеть очередную смерть. Не сегодня. И никогда.

Он взглянул на свои часы с Микки-Маусом. Пора проверить, засели ли негодяи в сарае. Пора сделать бросок. Пора начинать шоу.

«Макс» нашел план сарая, начерченный лет пятьдесят назад, задокументированный в компьютеризованных отчетах графства и с тех пор хранившийся… Где?

План в конце концов оказался в старом шкафу с документами в подвале управления землеустройства. Все достаточно ясно: кроме переднего входа, имелся еще один, маленький и узкий, на западной стороне, скрытый за колючим голым кустом. Только-только чтобы втиснуться.

Савич оглянулся, махнул пистолетом троим агентам, выглядывавшим из-за угла: сигнал оставаться на месте, — лег на живот, осторожно приоткрыл низкую дверь и пополз, опираясь на локти.

В сарае царил странный полумрак, словно на улице уже спускались сумерки. Пылинки водили хороводы в кинжально-узких лучах, пробивавшихся из верхних окошечек, где от стекол остались только торчавшие в рамах осколки. Савич немного полежал, дожидаясь, пока привыкнут глаза, и увидел разбросанные повсюду вязанки сена, такие древние, что казались окаменевшими, останки ржавых механизмов и две потрескавшиеся деревянные колоды.

И тут он заметил ее. В дальнем углу находилась еще одна дверь, не более чем в двадцати футах справа от двойных передних дверей сарая. Должно быть, кладовка, которая не была показана на плане. Савич различил силуэт «хонды», которую загнали в дальний угол. Братья, вне всякого сомнения, засели в кладовой. А Донни и Роб Артуры? Пожалуйста, Господи, пусть они будут живы!

Он должен знать точно, кто где находится, прежде чем звать остальных агентов. Все спокойно. Мертвенно-спокойно.

Савич поднялся и, пригнувшись, водя дулом пистолета из стороны в сторону, побежал к кладовой. Легко. Бесшумно. Даже дыхание не сбилось. Оставалось только прижаться ухом к полусгнившей двери.

Оттуда раздавался мужской голос, сильный и чистый. И очень рассерженный:

— Слушайте, вы, маленькие ублюдки, настало время ступить в круг! Вурдалаки голодны и хотят вас. Они велели мне поспешить. Желают искромсать вас своими ножами и топорами: видите ли, им это нравится. Только на этот раз они сунут вас в свои дорожные сумки и улетят. Черт, может, вы в конце концов и окажетесь на Таити, кто знает. Раньше они никогда этого не делали. Впрочем, нам наплевать. А вот и Вурдалаки!

И он рассмеялся — молодым, звонким, высоким смехом, смехом счастливого безумца. Смехом, от которого в жилах Савича заледенела кровь. Ему вторил другой голос, на этот раз гораздо более низкий:

— Да, почти готовы для Вурдалаков. Нельзя же их оставить с носом, верно? Шевелитесь, маленькие ублюдки!

Топот ног, крики не помнящих себя мальчишек, проклятия и удары… Именно в этот момент Диллон заметил огромный, криво нарисованный черный круг на расчищенной части провалившегося деревянного пола.

Время «Ч». И нет ни минуты, ни секунды, чтобы позвать остальных.

Савич едва успел спрятаться за вязанкой почерневшего сена, прежде чем появился один из братьев, толкавший перед собой бледного измученного мальчишку, исхудавшего до того, что сваливались грязные штаны. Это был Донни Артур. За ним притащили второго, четырнадцатилетнего Роба Артура. До сих пор Савичу не доводилось видеть такого ужаса на лицах подростков. Если он окликнет Таттлов сейчас, они мгновенно используют мальчишек вместо щитов. Нет, лучше подождать. Но что это за идиотская болтовня о вурдалаках?

Братья пинками загнали подростков в центр круга.

— Попробуйте пошевелиться — и я выну нож и пробью одному из вас ногу. Приколю, как бабочку к стене. Тамми проделает то же самое со вторым. Уж она не промахнется! Понятно, маленькие ублюдки?

Тамми? Она? Нет, они ведь братья, Тимми и Томми Таттл, весьма соблазнительная для репортеров аллитерация. Нет, он, должно быть, не так расслышал.

Савич смотрел на высоких, молодых, стройных людей в черном. Высокие, похожие на армейские, ботинки доходили до колен. В руках ножи и пистолеты.

Мальчики стояли на коленях, прижавшись друг к другу и громко плача. На лицах запеклась кровь, но они могли двигаться, а это означало, что кости целы.

— Где Вурдалаки? — надрывалась Тамми Таттл, и в эту минуту Савич понял, что не ослышался. Не было братьев Таттл, были брат и сестра.

И что это за бред насчет вурдалаков, которые должны явиться за мальчиками?

— Вурдалаки! — снова завопила Тамми, откинув голову и прислушиваясь к собственному голосу, эхом отдавшемуся под крышей сарая. — Вурдалаки, где вы? Мы приготовили вам угощение! Настоящее лакомство! Тащите свои ножи и топоры! Идите к нам, Вурдалаки! Она повторяла и повторяла это импровизированное заклинание, раз, другой, третий, все громче и громче, и со стороны это могло бы показаться чистым идиотизмом, если бы не ужасный смысл, звеневший в каждом слове.

Тамми пнула ногой одного из мальчиков, пытавшихся выбраться из круга. Савич понял, что придется действовать быстро. Но где эти чертовы вурдалаки?

Он вдруг услышал какой-то странный звук, отличный от безумных воплей преступников. Нечто вроде тонкого завывания или шипения. Нечеловеческого. И непонятно какого. Но до того жуткого, что у Диллона мороз прошел по коже. Его невольно передернуло. Он был уже готов вылететь на середину сарая, когда, к его полнейшему изумлению, большие двери со скрипом отворились. Слепящий свет наполнил помещение, и вместе со светом внутрь ворвались пыльные вихри, нечто вроде крохотных смерчей. Белое сияние постепенно померкло, и теперь смерчи больше походили на два вращавшихся конуса, клонившихся в разные стороны, поднимавшихся и опускавшихся, то сливавшихся вместе, то расходившихся… Нет, это всего лишь вихри, обычные вихри, казавшиеся белыми лишь потому, что не успели всосать грязь с пола. Но что это за звук? Нечто потустороннее. Смех? Да, именно смех, как бы нелепо это ни казалось.

Мальчики при виде смерчей, крутившихся и вертевшихся высоко над ними, истерически закричали.

Роб подскочил, схватил младшего брата и умудрился выдернуть его из круга.

Тамми Таттл, стоявшая с задранной к потолку головой, неожиданно повернулась. Подняла нож и злобно взвизгнула:

— Назад, маленькие ублюдки! Только посмейте прогневать Вурдалаков! Немедленно назад!

Но мальчики нашли в себе мужество еще дальше отползти от круга. Томми набросился на них и потащил обратно. Тамми подняла нож и нацелилась на Донни. Савич понял: пора действовать — и, вскочив, выстрелил. Пуля прошла через плечо девушки. Она с воем упала на бок. Нож зазвенел на досках пола. Томми еще успел обернуться и поднять пистолет, наведенный, однако, не на Савича, а на мальчиков. Но Диллон и второй раз не промахнулся. Во лбу Томми появилась аккуратная дырка.

Тамми, схватившись за плечо, стонала. Кровь просачивалась между ее пальцами. Мальчики беспомощно цеплялись друг за друга и вместе с Савичем не сводили глаз с вихрившихся белых конусов, танцевавших в теперь уже желтоватом свете, сочившемся сквозь открытые двери. Нет, не пыльные смерчи. Два непонятных и притом разных создания.

— Что это? — прошептал один из мальчиков.

— Не знаю, Роб, — покачал головой Савич, притягивая пленников ближе, стараясь защитить от того неведомого, что надвигалось на них. — Должно быть, что-то вроде небольшого смерча, только и всего.

Тамми, пытаясь встать, во весь голос проклинала Савича. Откуда-то раздался долгий гулкий скрежет. Один из конусов вдруг рванулся вперед, прямо на них. Савич, не задумываясь, пустил в него пулю. Все равно что стрелять в туман. Конус подскочил вверх, потом попятился назад, к своему двойнику. Они на секунду зависли на месте, бешено вращаясь, и в следующий миг исчезли. Просто исчезли.

Савич снова прижал к себе подростков.

— Все хорошо, все хорошо. Больше ничего не будет. Я горжусь вами, и ваши родители тоже будут гордиться, когда узнают. И ничего, что вы боялись. Я сам до полусмерти напуган. Стойте на месте и ждите. Ну вот, теперь вы в безопасности.

Он так крепко прижимал к себе мальчиков, что ощущал бешеный стук их сердец. Оба жалобно всхлипывали, но в их рыданиях слышалось глубокое облегчение. Кажется, они поверили, что все позади.

Они все льнули к нему, а он держал их изо всех сил и как заведенный шептал:

— Все в порядке, все в порядке. Скоро будете дома. Все хорошо.

Он старался загородить их от Тамми, которая больше не стонала. Но Савич даже не обернулся, чтобы посмотреть, что с ней.

— Вурдалаки, — повторял Донни прерывающимся голосом. — Они говорили, что сделали Вурдалаки с другими мальчиками: жрали, пока не насытятся, а остальное разрывали на куски, грызли кости…

— Знаю, знаю, — кивал Савич, хотя понятия не имел, что именно предстало его глазам. Пыльные смерчи? И все? Никаких спрятанных ножей и кинжалов? Или эти вихри каким-то образом преобразовывались в нечто более существенное? Нет, это чушь собачья.

Он ощутил, как что-то внутри встрепенулось. Голос рассудка, требовавший, чтобы он отрекся от только что увиденного, похоронил под сотнями тонн земли, заставил Вурдалаков убраться навсегда, сделать так, словно их вообще никогда не существовало. И эти вихри — всего лишь нечто вроде природного явления, легко объяснимого, или некая галлюцинация, иллюзия, оживший кошмар, безумное измышление больных мозгов парочки психопатов. Но чем бы ни было то, что Таттлы называли Вурдалаками, он это видел, даже стрелял, и видение навсегда запечатлелось в его голове.

Может, это всего лишь пыльные вихри, обман зрения, игра воображения? Может быть.

Он продолжал прижимать к себе худенькие тельца мальчишек, почти не обращая внимания на то, что сарай заполнили агенты вместе с шерифом и его помощниками. Один наклонился над Тамми. Начался тщательный обыск.

Всех переполняло веселое возбуждение. Они выручили мальчишек. И с маньяками покончено.

Тамми снова очнулась и принялась кричать. Как ни старался Савич, он все же не мог уберечь заложников от ее воплей. Тамми прижали к полу. Она продолжала орать, проклиная Савича, зажимая рукой рану, обещая, что Вурдалаки доберутся до него, что она приведет их к нему, что он уже мертвец, как и маленькие ублюдки. Савич ощутил, как мальчишки почти вросли в него. Их ужас был настолько ощутим, что ему стало не по себе.

Один из агентов, не выдержав, влепил кулаком ей в челюсть.

— Наркоз, — с ухмылкой объяснил он. — Просто сердце болит видеть страдания такой милой молодой леди.

— Спасибо, — кивнул Савич. — Роб, Донни, больше она никого и пальцем не тронет. Клянусь.

Разъяренная Шерлок подлетела к нему и молча обняла мальчиков.

Появились санитары с носилками. Фельдшер, Большой Боб, настоящий гигант, с шеей двадцать два дюйма в обхвате, увидел, как агенты успокаивают братьев, повелительно поднял руку и сказал своим помощникам:

— Думаю, другого лечения парням пока не требуется. Займитесь женщиной. Тому типу уже не поможешь.

Три часа спустя старый сарай наконец опустел. Все улики, в основном объедки, коробки из-под пиццы, цепи и наручники, десятка четыре оберток от шоколадных батончиков, унесли. Труп убрали. Тамми пока еще была жива. Мальчиков немедленно отвезли к родителям, ожидавшим в офисе шерифа, в Стюартвилле. Дня через два, когда они немного успокоятся, ФБР начнет допросы.

Все агенты отправились в отделение ФБР, в отдел по предупреждению преступлений, на пятый этаж, писать отчеты.

Настроение было праздничное. Они победили! Высший класс! Ни одного прокола! И успели спасти парнишек!

— Уровень тестостерона опасно высок, — хмыкнула Шерлок. — Боюсь, вы слишком разгулялись.

Но никто ее не слушал. Только и разговоров было о том, как Савич приложил двух маньяков.

Диллон созвал всех агентов, участвовавших в операции, решив наконец выяснить, что же там произошло.

— Кто-нибудь видел что-то, когда двери открылись внутрь?

Никто не ответил.

— Из сарая не вылетало что-нибудь странное? Собравшиеся за большим столом молчали.

— Мы ничего не видели, Диллон! — выпалила Шерлок. — Когда двери открылись, в воздухе заклубилась густая пыль, вот и все.

Она обвела взглядом остальных агентов. Все дружно закивали.

— Таттлы называли их Вурдалаками, — медленно выговорил Савич. — Они выглядели настолько реальными, что я выстрелил в одного. И они тут же рассеялись. Исчезли. Поверьте, я не преувеличиваю. Наоборот, стараюсь быть как можно объективнее. И вовсе не думал узреть что-то из ряда вон выходящее. Но все же видел. Хотелось бы верить, что это нечто вроде пыльного вихря, разделившегося надвое, но не знаю, просто не знаю. Если у кого-то найдется „объяснение, буду рад его выслушать.

Тут же посыпались вопросы, предположения, но Савич не услышал ничего дельного. Когда все замолчали, он сказал Джимми Мейтленду:

— Мальчики видели их. И теперь всем рассказывают. Вряд ли Роб и Донни посчитали это естественным природным явлением.

— Никто им не поверит, — возразил Джимми. — Нет, нужно помалкивать об этих Вурдалаках. У ФБР и без них довольно проблем. Не хватало еще, чтобы пошли слухи, будто мы, в трогательном согласии с двумя психами, имеем дело с монстрами из ужастика.

Позже, печатая отчет для Джимми, Савич осознал, что пишет слово «Вурдалаки» с заглавной буквы. Для Таттлов они не были чем-то абстрактным. Скорее чем-то особенным.

Полчаса спустя Шерлок последовала за Савичем в туалет. Когда они вошли, Олли Хэмиш, заместитель Савича, старательно мыл руки.

— О, привет! Поздравляю, Диллон. Блеск, а не работа! Жаль только, что меня с вами не было!

— Рада видеть мужчину, моющего руки, — ехидно бросила Шерлок. — Большая редкость. Последую твоему примеру, Олли, после того как вколочу немного разума в своего кретина-мужа. Убирайся, Олли! Ты, конечно, бросишься на его защиту, а я не хочу драться с обоими.

— Ох, Шерлок, и это после того, как он героически справился с двумя маньяками! Спас мальчиков от «чародеев» и «вурдалаков»?

— Ты тоже считаешь, что их нужно писать с большой буквы? После того, что я тебе рассказал?

— Да, тем более что их было двое. Такие сверхъестественные штуки надолго остаются в сознании. Ты, случайно, не обкурился? Не вдохнул слишком много сенной трухи?

— Хотел бы я ответить утвердительно!

— Проваливай, Олли.

Но когда они остались одни, она не подумала задать ему головомойку, только подступила ближе и обняла.

— В жизни не была так напугана, хотя, нужно сказать, мы побывали во многих переделках. — Она поцеловала его в шею и прижалась еще теснее. — Но сегодня, в этом чертовом сарае, ты был для них лакомым кусочком, а я едва сознание не теряла от страха.

— Времени не было дать сигнал, — прошептал он в ее курчавые волосы. — Ни секунды, чтобы позвать вас. Иисусе, а меня-то как трясло! Но что тут поделаешь! И тут влетели эти воющие вихревые штуки. Честно говоря, не могу сказать, чего боялся больше: Тамми Таттл или того, что она называла Вурдалаками.

Шерлок немного отстранилась.

— Знаешь, я так ничего и не поняла. Ты описал все это так ясно, что я почти видела, как они врываются в двери сарая. Но Вурдалаки?!

— Именно так их называли Таттлы. Судя по их поведению, они считали себя кем-то вроде послушников этих тварей. Я и рад бы сказать, что струсил, когда мне привиделись какие-то глюки, но мальчики тоже их видели. Понимаю, все это кажется чистым бредом, особенно еще и потому, что никто из вас ничего не заметил.

Давая мужу выговориться, Шерлок крепко обняла его и держала, пока он еще раз описывал случившееся в сарае.

— Не знаю, что и сказать, Шерлок, — добавил он, — но уж очень это было жутко.

В туалет заглянул Джимми Мейтленд.

— Эй, что, теперь мужику и облегчиться негде?

— О, сэр, я только хотела посмотреть на Диллона, убедиться, что он в порядке.

— И?..

— В полном, сэр.

— Олли перехватил меня по дороге в отдел и сказал, что с тебя заживо сдирают шкуру в туалете. Сюда слетаются репортеры со всей страны, — предупредил он, расплывшись в улыбке. — Представляете, в кои-то веки никто не будет обливать нас грязью: слава Богу, только хорошие новости. Потрясающие! Сегодня ты, Савич, в центре всеобщего внимания. Собственно говоря, тебе ничего особенного делать не надо. Прими героический вид и помалкивай. Говорить будет Луи Фри, у него язык хорошо подвешен.

— Не упоминать о том, что мы видели?

— Ни в коем случае. Ни намека на вихри или Вурдалаков. Не хватало, чтобы пресса набросилась на нас, когда мы объявим, что какие-то идиотские комки пыли, вызванные парочкой психов, напали на нас в старом сарае! А мальчики… пусть сочиняют что угодно. Если нас спросят, лучше сочувственно покачать головой и сделать вид, что мы очень огорчены. Весь этот бред кончился, и слава Богу. ФБР на высоте, враги повержены, остальное не важно.

— Но там и в самом деле было что-то странное, сэр, — возразил Савич, потирая спину жены. — Не поверите, у меня волосы дыбом встали.

— Возьми себя в руки, Савич. Мы сделали братьев Таттл. Вернее, одного брата и сестрицу, у которой только что ампутировали руку до самого плеча. Ничего сверхъестественного нам не нужно.

— Может, отныне меня лучше звать Малдером?

— В самую точку. Эй, я только что сообразил, что Шерлок у нас рыжая, совсем как Скалли[1].

Савич и Шерлок, дружно закатив глаза, последовали за шефом.

Братья Артур твердо стояли на том, что видели Вурдалаков. И вовсю расписывали, как агент Савич всадил в них пулю и заставил исчезнуть. Но мальчики были в таком ужасном виде, оборванные, грязные, голодные, почти бредили, что никто, даже их родители, им не верил.

Кто-то из репортеров, правда, спросил Савича, заметил ли он что-то необычное, но тот с невинным видом переспросил:

— Простите, вы о чем?

Джимми оказался прав. О Вурдалаках больше речи не заходило.

Этим вечером Савич и Шерлок так долго играли с Шо-ном, что тот заснул прямо посреди любимой игры «Спрячь верблюда» с зажатым в ручонке крекером.

Однако в два часа ночи зазвонил телефон. Савич поднял трубку, послушал и коротко ответил:

— Мы сейчас же выезжаем.

Он медленно вернул трубку на рычаг и повернулся к жене, которая приподнялась на локте.

— Моя сестра! Лили попала в больницу, и, кажется, дело плохо.

Глава 2

Гемлок-Бей, Калифорния

Неприятно яркий свет лился сквозь узкие окна. Но ведь в ее спальне окна гораздо шире. Да и чище тоже. Нет, погодите. Это не ее спальня.

Смутная паника стукнула в сердце, но тут же растаяла. И она уже больше ничего не чувствовала, кроме легкого недоумения, что, разумеется, было совершенно не важно, да слабой боли в сгибе левой руки, где поблескивала игла для внутривенного вливания.

Игла?

Она скосила глаза и увидела капельницу. Значит, это больница?

Она дышала. Ощущала, как трубочки, воткнутые в нос, щекочут ноздри при каждом вдохе. Уже легче: значит, она жива. Но почему должно быть иначе? И почему она так удивлена?

В голове царила абсолютная пустота: мозг словно затянуло паутиной, смахнуть которую не было возможности. Может, она умирает и поэтому ее оставили одну? Где Теннисон? Ах да, позавчера он отправился в Чикаго, по каким-то медицинским делам. Она была рада проводить его… нет, счастлива, бесстыдно, неприлично счастлива, что хотя бы несколько дней не придется слышать его спокойный, мягкий, бесстрастный голос, от которого хотелось лезть на стену.

Лысый тип в белом халате, со стетоскопом на шее вошел в комнату и наклонился так низко, что едва не коснулся ее носа своим.

— Миссис Фрейзер, вы меня слышите?

— О да. Вижу даже волоски у вас в носу. Мужчина, смеясь, выпрямился.

— Считайте, что на миг мы были чересчур близки. Но теперь, когда мои волоски вам не мешают, скажите, как вы себя чувствуете? Боль? Головокружение?

— Нет, по-моему, мне добела прочистили мозги. Словно только сейчас родилась. Ни единой мысли.

— Это из-за морфина. Получите хорошую дозу морфина — и, поверьте, не хватит сил даже плюнуть в глаза собственной свекрови. Я ваш хирург, доктор Тед Ларч. Поскольку мне пришлось удалить вам селезенку — а это серьезная полостная операция, — придется держать вас на морфии до самого вечера. Ну а потом начнем снижать дозы. Постепенно станем вас поднимать, чтобы не было спаек.

— А что еще со мной не так?

— Прежде всего позвольте вас заверить, что все будет в порядке. Даже без селезенки вы сможете прожить долго и в обычном режиме. Взрослому человеку селезенка не очень-то и нужна. Однако болеть тем не менее будет, и довольно долго. Некоторое время придется соблюдать диету, и следует восстановить функции ваших внутренних органов — я имею в виду желудок, кишечник и печень. Вкратце список ваших повреждений выглядит так: у вас сотрясение мозга, два ушибленных ребра, порезы и ссадины, но это не смертельно. Опасаться нечего. Учитывая все, что произошло, вы на удивление легко отделались.

— Но что же произошло?

Доктор Ларч немного помолчал, склонив голову набок. Солнце весело поблескивало на его лысине.

— А вы не помните? — медленно выговорил он наконец. Она честно попыталась разбудить непослушную память и думала до тех пор, пока он не коснулся ее руки.

— Нет, не пытайтесь себя заставить, только голова разболится. Что вам запомнилось последним?

Она снова задумалась и, запинаясь, стала перечислять:

— Помню, как уехала из своего дома в Гемлок-Бей. Я живу там, на Крокодайл-Байю-авеню. Я собиралась поехать в Ферндейл, отдать кое-какие медицинские слайды доктору Бейкеру. Я терпеть не могла ездить по шоссе 211, особенно в сумерках. Дорога слишком узкая, а эти проклятые Мамонтовы деревья нависают над тобой, словно душат, и чувство такое, будто тебя хоронят заживо.

Она замолчала, и доктор увидел, как ее лицо накрыла тень раздражения.

— Нет, все в порядке. Интересная метафора насчет мамонтовых деревьев. Что ж, со временем, возможно, к вам все вернется. Вы стали жертвой аварии, миссис Фрейзер. Ваш «эксплорер» врезался в мамонтово дерево. Придется вызвать еще одного доктора.

— Какого же именно?

— Психиатра.

— Зачем мне… — Теперь она нахмурилась. — Не понимаю. Психиатра? Почему?

— Нам кажется, что вы специально могли врезаться в дерево. Нет, ни к чему паниковать, и ни о чем не беспокойтесь. Отдыхайте и набирайтесь сил. Увидимся позже, миссис Фрейзер. Если в следующие два часа почувствуете боль, нажмите на кнопку и сестра введет вам в вену морфин.

— Я думала, что обычно сам пациент вводит себе морфин при необходимости.

Теперь он растерялся: она ясно это увидела.

— Простите, но этого мы не можем позволить.

— Почему? — очень тихо спросила она.

— Потому что речь идет о попытке самоубийства. Мы просто не имеем права идти на такой риск. Потенциальный самоубийца вполне способен накачать себя морфием, и тогда уже ничто не сможет вернуть его назад.

Она отвела глаза к окну, за которым так весело сияло солнце.

— Все это было вечером. Какой сегодня день? Вернее, время дня?

— Позднее утро четверга. Вы то приходили в себя, то снова уплывали. Авария случилась вчера вечером.

— Так много времени упущено.

— Все будет хорошо, миссис Фрейзер.

— Будет ли? — обронила она, закрывая глаза.


Доктор Рассел Розетти остановился в дверях и оглядел молодую женщину, неподвижно лежавшую на узкой больничной койке. Похожа на принцессу, которая поцеловала не ту лягушку и жестоко за это пострадала. В светлых спутавшихся волосах запеклась кровь. Лоб пересекала повязка. Она была худа, неестественно худа… Интересно, о чем она думает прямо сейчас, именно в этот момент?

Доктор Тед Ларч, хирург, удаливший ей селезенку, утверждал, что она ничего не помнит об аварии. Кроме того, он добавил, что не думает, будто она пыталась покончить с собой. Слишком уж она приземленная, по его мнению. Тупица.

Но Тед был известным романтиком — огромная редкость для хирурга. Ну разумеется, она пыталась покончить с собой. Снова. Уж это точно. Классический случай.

— Миссис Фрейзер!

Лили медленно повернулась на звук довольно высокого голоса, который, как она предположила, может легко превратиться в визг, если что-то придется не по душе его обладателю, — голоса, который пытался звучать ободряюще, более того — располагающе, что, однако, мало ему удавалось.

Она ничего не ответила, только посмотрела на высокого, грузного, одетого в темно-серый костюм мужчину, с гривой вьющихся волос, двойным подбородком, очень белыми пальцами. Он подошел к постели. Вплотную.

— Кто вы?

— Доктор Розетти. Доктор Ларч передал вам, что я должен прийти?

— Вы психиатр?

— Да.

— Передал, но я не хочу вас видеть. Нет причин.

«Сопротивление», — подумал он. Превосходно. Надоели ему угнетаемые депрессией пациенты, чуть что начинавшие рыдать, впадавшие в истерику, искренне жалевшие себя, тянувшие руки за таблетками. И хотя Теннисон сказал ему, что Лили вовсе не такая, Рассела этим не убедишь.

— Но, думаю, — вкрадчиво заметил он, — вы во мне нуждаетесь. Иначе не влепили бы машину в дерево.

Влепила? Нет, тут что-то не так.

— Дорога в Ферндейл очень опасна, — возразила она. — Вы когда-нибудь ездили по ней вечером?

— Разумеется.

— Тогда вы знаете, что вести машину нужно крайне осторожно.

— Конечно. Однако при этом никогда не врезался в деревья. В данный момент дерево осматривают служащие лесного хозяйства, чтобы определить степень повреждения.

— Что же, если оно лишилось коры, то и я не совсем цела. А сейчас прошу вас уйти, доктор Розетти.

Но вместо того чтобы послушаться, он придвинул стул, сел, скрестил ноги и сплел пухлые пальцы. Она сразу возненавидела эти противно-мягкие, жирные лапы, но не могла отвести от них глаз.

— Прошу уделить мне минуту, миссис Фрейзер. Не возражаете, если я буду звать вас «Лили»?

— Возражаю. Я не знаю вас. Убирайтесь.

Он подался вперед и попытался взять ее за руку, но Лили дернулась и поспешно спрятала руку под одеяло.

— Вам бы следовало быть покладистее, Лили…

— Миссис Фрейзер.

Доктор нахмурился. Обычно женщины… все и всегда… любят, когда их называют по имени. Это позволяет им видеть в нем исповедника, которому они могут довериться. А заодно и делает их более открытыми, уязвимыми.

— Впервые вы пытались убить себя семь месяцев назад, после смерти вашего ребенка, — начал он.

— Она не просто умерла. Мчавшаяся по дороге машина сбила ее и отбросила на двадцать футов, в канаву. Кто-то хладнокровно ее убил.

— И вы винили себя.

— У вас есть дети?

— Да.

— Если бы ваш ребенок погиб и вас в это время не было бы рядом, неужели вы бы тоже не винили себя?

— Только в том случае, если бы сам сидел за рулем той машины.

— А ваша жена? Она не винила бы себя?

Перед глазами Рассела встало лицо Элейн. Он нахмурился.

— Возможно, нет. Только залила бы все слезами. Она очень слабохарактерна. И зависима. Но речь идет не о ней.

Речь идет не о ней. Скоро, очень скоро он, благодарение Богу, избавится от Элейн.

— А о чем?

— Вы терзались угрызениями совести так сильно, что проглотили целый пузырек снотворного. И не войди ваша экономка вовремя в спальню, вас бы уже на свете не было.

— Так мне объяснили, — пробормотала она и могла бы в этот момент поклясться, что во рту появился тот же вкус, как тогда, после того как она в первый раз проснулась в больнице, сбитая с толку, слабая, обессиленная до того, что не могла руки поднять.

— Вы не помните, как глотали таблетки?

— Н-нет…

— А теперь не помните, как направили машину на дерево. Шериф определил, что вы ехали со скоростью шестьдесят миль в час, а может, и быстрее. Вам очень повезло, миссис Фрейзер. Из-за поворота как раз показалась еще одна машина. Водитель видел, как вы столкнулись с деревом, и вызвал «скорую».

— Вы, случайно, не знаете, кто он? Я бы хотела его поблагодарить.

— Не думаю, что это сейчас так важно, миссис Фрейзер.

— В таком случае что именно так важно? Кстати, а как вас зовут?

— Рассел. Доктор Рассел Розетти.

— Прелестная аллитерация, Рассел.

— Вам лучше обращаться ко мне «доктор Розетти», — процедил он.

Лили заметила, как дернулись его толстые пальцы-червяки, и гадливо поморщилась. Кажется, ей удалось его разозлить. Он считает, что она заходит слишком далеко. Что же, так оно и есть, Но ей все равно. Уж очень она устала. Так устала. И хотела одного: закрыть глаза и позволить морфию хоть ненадолго заглушить боль.

— Проваливайте, доктор Розетти. Он не двигался с места.

Тогда Лили отвернула голову и впала в полубессознательное состояние. Даже не слышала, когда он ушел. Правда, до нее донесся стук закрывшейся двери.

Когда, минут через пять, появился раскрасневшийся доктор Ларч, Лили сумела приоткрыть один глаз и прошептать:

— Доктор Розетти — невежественный осел, который считает, что я обязана слушать его покровительственные изречения. И у него жирные руки. Пожалуйста, я не желаю больше видеть его!

— Он считает, что вы в не слишком хорошей форме.

— Напротив. Я в прекрасной форме, чего не могу сказать о нем. Ему давно пора вспомнить о тренажерном зале.

Доктор Ларч, не сдержавшись, рассмеялся.

— Он сказал также, что ваши грубость и настороженность — верные признаки того, что вы перевозбуждены, нервничаете и отчаянно нуждаетесь в помощи.

— Ну разумеется, перевозбуждена, особенно при такой дозе морфина. Настолько, что сейчас засну.

— Ваш муж приехал.

Она не хотела встречаться с Теннисоном. Его голос, такой звучный и уверенный, неприятно напоминал голос доктора Розетти, словно оба, специализируясь в психиатрии, посещали одного преподавателя дикции.

Итак, начнем лингафонный курс постановки голоса…

Нет, если она больше не увидит в глаза ни того ни другого, наверное, умрет самой счастливой женщиной на земле.

Но на пороге уже торчал ее муж, которого она умудрялась выносить целых одиннадцать бесконечных месяцев. Бледный, густые брови сдвинуты, руки сложены на груди. До чего же красив и представителен: высокий, мускулистый, со светлыми вьющимися волосами, не то что лысина доктора Ларча! Он, как всегда, был в очках-консервах, делавших его неотразимым, и сейчас нервно сдвинул их на лоб, почти ребяческим жестом, который она находила весьма милым… когда впервые познакомилась с будущим мужем.

— Лили?

— Что? — пробормотала она, страстно желая, чтобы он так и остался на месте. Доктор Ларч выпрямился и обернулся к нему.

— Доктор Фрейзер, как я уже говорил, ваша жена скоро поправится и все будет как прежде, но сейчас ей нужно отдохнуть. Могу дать вам всего несколько минут.

— Я очень измучена, Теннисом, — подтвердила она, ненавидя свой слегка дрожащий голос. — Не могли бы мы поговорить позже?

— О нет! — возразил он и стал молча ждать, пока доктор Ларч покинет комнату. Тот нерешительно удалился. Вид у него был встревоженный. Интересно почему?

Теннисон закрыл дверь, снова помолчал, изучая ее, и, наконец, подошел к кровати. Как ни противилась Лили, он все же вытащил ее руку из-под одеяла и несколько минут растирал ладонь, прежде чем грустно спросить:

— Почему ты сделала это, Лили? Почему?

Какой трагизм! Можно подумать, для нее все кончено.

Нет, она, конечно, преувеличивает. И все потому, что мысли путаются.

— Я не знаю, делала ли что-то вообще, Теннисон. Видишь ли, я ничего не помню.

Он отмахнулся, словно отклоняя ее жалкие доводы. Сильные, мужественные руки…

— Я знаю, и мне очень жаль. Послушай, Лили, может, это действительно был несчастный случай. Ты потеряла управление и врезалась в дерево. Одна из медсестер говорила, что Управление лесного хозяйства уже выслало своего служащего — проверить, какой ущерб нанесен дереву.

— Доктор Розетта уже сказал мне. Бедное дерево.

— Это не смешно, Лили. Так вот, ты пробудешь здесь два-три дня, пока врачи не убедятся, что твое тело функционирует нормально. Мне хотелось бы, чтобы ты поговорила с доктором Розетта. Он здесь недавно, но пользуется превосходной репутацией.

— Я уже видела его. И больше не желаю.

Его голос мгновенно изменился, стал еще мягче, нежнее. В своем обычном состоянии Лили непременно бы расплакалась, сжалась, потребовала бы, чтобы ее утешали, уверяли, что бука ушел и больше не вернется. Но не сейчас. Возможно, под действием морфина она слегка «поплыла» и потеряла связь с действительностью. Но зато остро ощущала свою силу и превосходство, хотя это, разумеется, было чистейшей воды иллюзией.

— Поскольку ты ничего не помнишь, Лили, признай, было бы весьма благоразумным учесть все случайности. Я настаиваю, чтобы ты проконсультировалась с доктором.

— Мне он не понравился, Теннисон. Как я буду консультироваться с тем, кого терпеть не могу?

— Или ты сделаешь как велено, Лили, или, боюсь, нам придется подумать о лечебнице.

— Вот как? Нам? Какого же рода эта лечебница, хотела бы я знать?

Почему она не боится этого слова, рождающего сонмы ужасных образов?

Но она не боялась. И смело взирала на мужа блестящими от возбуждения глазами.

Какое счастье, что ею колют морфин!

Усталость уже завладевала ею, пытаясь связать по рукам и ногам, пожирая любую возникавшую в мозгу мысль, но в этот момент, а может, и в следующий она способна справиться со всем на свете.

Он больно стиснул ее руку.

— Я ведь тоже психиатр, как и Розетта. Как-то неэтично лечить собственную жену.

— Но ты же прописывал мне элавил.

— Это совсем другое дело. Обычное средство при депрессиях. Нет, я просто не имею права браться за твое лечение. Но ты должна знать: я хочу как лучше, потому что люблю тебя и молюсь, чтобы ты выздоровела. Все время повторяю себе: шаг за шагом. Медленно. Не спеша. Бывали дни, когда я почти верил в твое исцеление, но, очевидно, ошибся. Ты должна встретиться с доктором Розетта, иначе, боюсь, придется назначить экспертизу.

— Прости, Теннисон, но не думаю, что ты на это отважишься. Я вполне способна рассуждать здраво и имею право решать, что со мной будет.

— А это мы еще посмотрим. Лили, прошу, поговори с доктором Розетта. Расскажи о своей боли, смятении, угрызениях совести, о том, что теперь ты начинаешь понимать, к чему привели твои амбиции.

Амбиции? Ее амбиции были настолько непомерны, что из-за них убили дочь?

Ее вдруг охватило желание выяснить все до конца.

— Что именно ты имеешь в виду, Теннисон?

— Ты знаешь… смерть Бет.

Если бы Лили в этот момент сидела, наверняка отшатнулась бы. Как от удара. Да это и был удар. Беспощадный. Сознание собственной вины привычно нахлынуло на нее. Нет, погодите, она этого не допустит! Не позволит этому случиться. Не сейчас. Под всей этой тяжестью, под облаком морфина, она все еще жила, все еще присутствовала, существовала, мечтала снова обрести себя, рисовать комиксы с приключениями Несгибаемого Римуса, третировавшего очередного сослуживца, мечтала…

— Сейчас мне не до споров, Теннисон. Пожалуйста, уходи. Утром мне будет легче.

Нет, утром ей будет чертовски худо, тем более что врачи снизят дозу болеутоляющего. Но теперь она заснет и постарается выздороветь, духовно и телесно.

Лили отвернула голову. Слов для мужа у нее больше не находилось. И если она попробует продолжать, речь будет бессвязной и бессмысленной, что лишь подтвердит его подозрения. Она падала, проваливалась в мягкое чрево кита, где будет тепло и уютно. Подвинься, Иов. У нее не будет кошмаров: об этом позаботились морфиновые грезы.

Она уставилась на иглу в вене. На пластиковый мешок, наполненный жидкостью и висевший на капельнице. Перед глазами заплескались волны, текущие в никуда. Вода рябила, тянула к себе…

— Увидимся вечером, Лили. Отдыхай, — услышала она, закрывая глаза. Он наклонился и поцеловал ее в щеку. Как она любила когда-то его руки, ласки, поцелуи… Но не сейчас. Она давно уже перестала чувствовать что-либо…

Оставшись одна, Лили подумала: «И что теперь делать?»

Но она лукавила перед собой. Она уже знала, что делать.

Вынудив отступить обманчивую негу, укачивавшую ее, влекущую в небытие, она стряхнула сон, потянулась к телефону и набрала вашингтонский номер брата. Послышалась серия щелчков, звуки сонного дыхания. И больше ничего. Она положила трубку, набрала девятку и снова номер. Ничего. Внезапно телефон отключился.

Лили мигом потеряла способность бороться. И, уже утопая, смутно осознала, что это страх не давал ей покоя, страх, исходивший из самых глубин ее души, страх, причин которого она не понимала. Но вовсе не боязнь того, что ее против воли запрут в психушку.

Глава 3

Лили проснулась от прикосновения пальцев, гладивших лоб, легко, как крылья бабочки. И услышала голос мужчины, которого любила всю свою жизнь, глубокий и низкий, восхитительно-родной голос, который впитывала всем своим существом.

— Лили, я хочу, чтобы ты немедленно открыла глаза, взглянула на меня и улыбнулась. Сможешь, милая? Открой глаза.

И она открыла глаза, взглянула на брата и улыбнулась.

— Мой старший братец! Я боготворила тебя с той минуты, когда ты показал мне, как лягнуть Билли Клаппера в причинное место, чтобы он больше не вздумал тянуть ко мне свои грязные лапищи! Помнишь?

— Еще бы! Тебе было всего двенадцать, а тому поганцу уже четырнадцать, и все же он полез тебе под юбку!

— Ничего, он свое получил. Больше у него и мысли не возникало ни о чем подобном.

Он улыбался. Такая чудесная улыбка. И зубы белые-белые.

— Помню.

— Мне следовало бы почаще лягать мальчишек в это самое место. Тогда ничего бы не случилось. Я так рада, что ты здесь.

— И Шерлок тоже приехала. Мы оставили Шона с мамой, которая улыбалась во весь рот и пела «Аллилуйя!», когда мы выезжали из ворот. Мы сказали ей, что ты попала в аварию, но все в порядке и мы просто хотим тебя видеть. Позвонишь ей попозже. Что до остальных членов семейства, ма сама тебе все расскажет.

— Не хочу ее волновать. Верно, Диллон, со мной все в порядке. Только я скучаю по Шону. Так давно его не видела. Зато храню все фото, которые ты шлешь по электронной почте.

— Да, но это все равно не то, что быть с ним рядом, чувствовать, как он кусает тебя за пальцы, растирает крекеры по твоему свитеру и пускает слюни тебе на шею. Весь дом усыпан крошками от крекеров.

Лили улыбнулась, представив, как маленький озорник повсюду сорит мокрыми крошками, и это радовало ее до глубины души.

— Ма, должно быть, просто счастлива, что заполучила его.

— Разумеется, — кивнул Савич. — И балует его до такого безобразия, что потом с ним сладу нет.

— Солнышко мое! Хорошо бы чмокнуть его в носик!

По щеке Лили покатилась слеза. Савич осторожно снял каплю.

— Мы и сами по нему тоскуем, хотя не видели всего несколько часов. Как ты себя чувствуешь, Лили?

— Опять темно.

— Семь часов вечера, четверг. А теперь, милая, поговори со мной. Как ты себя чувствуешь?

— Так, словно они уже уменьшили дозу морфина.

— Да, доктор Ларч так и сказал. Придется тебе потерпеть денек-другой, а потом боль постепенно уменьшится.

— Когда вы прилетели?

— Только сейчас добрались до города. Рейс Сан-Франциско — Арката — Юрика запоздал.

Он увидел, как помутнели ее глаза, и поспешно добавил:

— Шерлок купила Шону в аэропорту Сан-Франциско кухонную прихватку с изображением «Золотых Ворот».

— Покажу тебе потом, Лили, — пообещала Шерлок. Она стояла по другую сторону кровати, напряженно улыбаясь: было очень страшно за эту прелестную молодую женщину, ее золовку. Она бы непременно обкусала ногти, если бы не рассталась с этой привычкой три года назад. — Пришлось выбирать между прихваткой с видом Алькатраса и «Золотыми Воротами», но, поскольку Шон жует все подряд, Диллон подумал, что жевать мост куда приятнее и здоровее, чем федеральную тюрьму.

Лили рассмеялась. Она сама не знала, откуда у нее взялись силы, но смеялась и смеялась. Боль резанула бок и ребра, и она охнула.

— Никаких больше шуток, — решила Шерлок, целуя ее в щеку. — Мы здесь, и отныне все будет хорошо, обещаю.

— Кто вам позвонил?

— Твой свекор, часа в два ночи.

— Странно, откуда такая забота?.. — медленно протянула она, думая о боли, вцепившейся в нее своими челюстями, и о том, как с этим справляться.

— Ты от него такого не ожидала?

— Понятно, — протянула вместо ответа Лили, зло прищурив глаза. — Теперь мне все понятно. Испугался, что миссис Скраггинс позвонит тебе и ты удивишься, почему никто из семьи не посчитал нужным сообщить об аварии. По-моему, Диллон, он тебя боится. Все время спрашивает, что ты поделываешь и где сейчас находишься. Когда ты приезжал сюда, его просто трясло от страха.

— Но почему? Что за причина?

— Потому что ты большой, умный и к тому же специальный агент ФБР.

Шерлок засмеялась.

— Просто очень многим становится не по себе в присутствии ФБР.Но мистер Элкотт Фрейзер? Да мне все время казалось, что его ничем не прошибешь.

— Так оно, вероятно, и есть. По крайней мере его сынок твердо в этом уверен.

— Может, он решил, что мы непременно захотим тебя увидеть? А вдруг он вовсе не такой железный кулак, каким вы его воображаете? — возразил Савич.

— Такой-такой, и даже хуже. Кстати, Теннисон уже успел здесь побывать.

Лили вздохнула, морщась от боли в ушибленных ребрах и колик в боку. Слава Богу, что все-таки догадался убраться. Савич и Шерлок переглянулись.

— Что случилось, Лили? — спросил брат. — Расскажи нам.

— Все считают, что я снова пыталась покончить с собой.

— Ну и пусть считают. Плевать. Рассказывай.

— Я ничего не знаю, Диллон. Клянусь, не знаю. Помню, что пришлось свернуть на эту чертову дорогу в Ферндейл, знаешь, двести одиннадцатую. И это все. Остальное покрыто тьмой.

— И все вообразили, будто ты пыталась покончить с собой, потому что ты после гибели Бет наглоталась таблеток? — допрашивала Шерлок.

— Похоже, что так.

— Но почему?

— Признаюсь, была не до конца честна с вами, родственнички. Но не хотела, чтобы вы волновались. Беда в том, что у меня началась депрессия. Одну неделю чувствую себя прекрасно, лучше некуда, потом все начинается сначала. Последние две недели мне становится все хуже. Почему? Сама не знаю. И так до вчерашнего вечера.

Диллон выдвинул стул, сел и снова взял сестру за руку.

— Знаешь, Лили, даже в детстве, когда у тебя возникала проблема, ты мучилась над ней, обсасывала со всех сторон и не сдавалась, пока все не улаживалось. Па говаривал, что если он не сразу объяснял тебе что-то непонятное или не отвечал на вопрос, ты вцеплялась в его брючину и буквально отрывала ее, если он не успевал договорить.

— Плохо без папы.

— Мне тоже. Так вот, когда ты в тот раз захотела умереть, я не поверил. Та Лили, которую я знал, никогда бы на это не пошла. Правда-, смерть ребенка может любого родителя свести с ума. Но прошло семь месяцев. Ты умна, талантлива и не станешь долго предаваться жалости к себе. Так что эта, как ты выражаешься, депрессия попросту не имеет для меня смысла. Что творится на самом деле, Лили?

Лили сосредоточенно нахмурилась.

— Ничего особенного, все одно и то же. Как я уже сказала, последние несколько месяцев мне то лучше, то хуже. Иногда я чувствую, что могу покорить весь мир, а потом все исчезает и хочется одного — лежать в постели. Но по какой-то причине вчера было особенно паршиво. Теннисон позвонил из Чикаго и велел принять две таблетки антидепрессанта.

Я так и сделала, но почему-то не помогло. А когда я ехала по той дороге… ну… может, что-то и произошло. Может, я и влепилась в это мамонтово дерево. Говорю же, не помню!

— Ладно, не будем об этом. А как твои мозги сейчас? — спросила Шерлок, садясь на койку.

— Не такие мутные, как раньше. Думаю, морфин немного выветрился и я прихожу в себя.

— А депрессия?

— Никакой. Наоборот, я просто вне себя от злости на этого идиота шринка[2], которого мне подослали. Этакий благообразный ханжа, пытающийся быть всепонимающим ангелом-утешителем. На самом же деле — просто снисходительный жлоб.


— И ты его как следует отчитала, бэби.

— Ну… разве что немного.

— Очень рада, — кивнула Шерлок. — Что-то давно ты не пускала в ход свой ехидный язычок.

— О Господи! — внезапно ахнула Лили.

— Что — Господи?

Но Лили, не отвечая, смотрела на дверь. Супруги обернулись. В комнату входил Теннисон Фрейзер.

Странно, подумал Савич. Неужели Лили не хочет видеть мужа? Да что здесь такое происходит? Семь месяцев назад, после похорон Бет, Лили вернулась в Мэриленд, побыть с матерью. Все это время Савич из кожи вон лез, землю носом рыл, вертелся, как вор на ярмарке, чтобы найти человека, сбившего Бет и скрывшегося с места преступления. Ничего. Ни малейшей зацепки. Но потом Лили захотела вернуться в Гемлок-Бей, к мужу, человеку, который любил ее, нуждался в ней… и тогда все вроде бы было в порядке.

Они сделали огромную ошибку, отпустив ее сюда. Но на этот раз он больше не оставит сестру. Ни за что.

Теннисон устремился к нему, приветливо протягивая руку. Савич неторопливо выпрямился.

— Черт, до чего же я рад вас видеть! Па сказал, что он позвонил вам прямо ночью! — воскликнул зять, но тут же осекся и взглянул на Лили.

Шерлок, и не подумавшая встать с койки, жизнерадостно бросила:

— Здравствуй, Теннисон, как поживаешь?

До чего же он все-таки красив — как с обложки сошел! И видно, беспокоится за жену. Почему Лили не хочет его видеть?

— Лили, как ты себя чувствуешь? — осведомился Теннисон, подходя к койке.

— Ничего, — пробормотала Лили. — Знаешь, я ведь пыталась позвонить Диллону и Шерлок, но телефон отключился. Он и сейчас молчит?

Шерлок подняла трубку. Раздался гудок.

— Да нет, работает.

— Как-то странно, не находите?

— Возможно, — протянул Теннисон, наклоняясь, чтобы поцеловать Лили в щеку. — Но с таким количеством морфина в крови трудно мыслить связно.

— Да нет, сначала был гудок, потом — чье-то дыхание, щелчки, и все оборвалось.

— Хм… Я проверю, но вроде бы не из-за чего волноваться, — пожал плечами Теннисон и обратился к Савичу: — Быстро же вы с Шерлок сюда добрались!

— Она моя сестра, — бросил Савич, пристально глядя на зятя. — Чего же ты ожидал?

Раньше он даже любил Теннисона, считал его человеком надежным, достойным доверия. Не то что Джек Крейн, первый муж Лили. Ему казалось, что Теннисон так же тяжело переживал смерть падчерицы, как сама Лили. Мало того, он трудился бок о бок с Савичем, пытаясь найти преступника. А от шерифа почти не было толку. Что же произошло? Почему Лили видеть его не может?

Теннисон рассеянно кивнул, снова поцеловал Лили и объявил голосом, мягким, как бенгальский шелк:

— Не могу дождаться когда наконец вытащу тебя отсюда и увезу домой. Со мной тебе ничего не грозит, дорогая. Ты в полной безопасности.

Но Шерлок показалось, что это не совсем так. Ничего не грозит? Хотя «эксплорер» Лили врезался в дерево? О какой безопасности может идти речь? Почему слова Теннисона производят какое-то неестественное впечатление.

— А как насчет этого психиатра, Теннисон?

— Доктора Розетти? Но, Лили, мне и в самом деле хотелось бы, чтобы ты с ним побеседовала. Он может тебе помочь.

— Ты сказал, что запрешь меня в психушку, если я откажусь от его услуг.

Савич сам не понял, как ему удалось сдержаться и не слететь с катушек.

— В психушку? Лили? Брось, Теннисон, ты, должно быть, шутишь, — рассмеялась Шерлок.

— Нет-нет, вы не так поняли. Послушайте, вполне вероятно, что Лили намеренно направила машину на дерево. Она уже второй раз пытается покончить с собой. В прошлый раз вы оба были здесь и видели, что с ней творилось. С тех пор она принимала антидепрессанты, но, увы, без особого успеха. Я хотел, чтобы она поговорила с лучшим нашим психиатром, человеком, которого я глубоко уважаю.

— Я бы предпочла женщину.

— К сожалению, я не знаю ни одной женщины-психиатра, которая работала бы в этой области. Они в большинстве своем консультируют по вопросам семьи и брака.

— Нет проблем, я поищу и завтра же представлю тебе список, — вызвался Савич. — Но мы немного отклонились от темы. Я хочу знать названия препаратов, которые принимала Лили. Интересно также, почему они произвели прямо противоположный эффект.

— Это очень известное лекарство, Диллон, — терпеливо пояснил Теннисон. — Элавил. Можешь спросить любого доктора.

— Уверен, что так оно и есть. Как и в том, что на некоторых пациентов оно попросту не действует.

— К несчастью, ты прав. Я уже подумывал прописать другое. Прозак, например.

— Почему бы не подождать с лекарствами, пока Лили не встретится с новым психиатром? Кстати, что случилось с доктором Макгиллом? Разве ты не у него лечилась, Лили?

— Он умер, Диллон, недели две спустя после того, как я впервые пришла к нему. Такой милый человек… но уже совсем немолодой. Сердце не выдержало. Инфаркт.

— Бывает, — пожал плечами Теннисон. — Кстати, Савич, я видел тебя по телевизору, можно сказать, в зените славы. Просто чудо, что тебе удалось поймать «чародеев»!

— Как оказалось, «чародей» был только один. Второй оказался ведьмой.

— Да, брат и сестра. Каким образом им удалось всех провести?

— Хороший вопрос.

Савич заметил, что Лили внимательно прислушивается. Хорошо. Это ее отвлечет.

— Тамми… ее зовут Тамми, одевалась и вела себя как мужчина. Даже голос специально понижала, коротко стриглась — словом, полный набор. Никто ничего не заподозрил. Для всего мира она была «Тимми».

— Интересно, они спали друг с другом? — неожиданно выпалил Теннисон.

— Таких сведений у нас нет.

— Это «Макс» обнаружил сарай? — немного оживилась Лили.

— Кто же еще? Как только мы узнали, что Таттлы вернулись в Мэриленд, я нутром почуял, что это их конечная цель, что они вернулись домой, хотя родились и выросли в Юте.

Именно в Мэриленде они похитили мальчиков. Так куда же делись потом? «Макс» всегда проверяет всех родственников подозреваемых. На этот раз он копнул достаточно глубоко, чтобы найти Мэрилин Уорлуски, кузину, владеющую этим участком. А на нем и стоял старый заброшенный сарай. Слава Богу, никто не упомянул о Вурдалаках.

— Сколько мальчиков они успели убить, Шерлок? — спросила Лили.

— С дюжину, а может, и больше. По всей стране. Мы, возможно, никогда не узнаем, если только Тамми не развяжет язык, а это маловероятно. Какое счастье, что все кончено и последние жертвы спасены.

— Ты стрелял в нее? — поинтересовался Теннисон. — И брата тоже убил?

— Да, он мертв. Но общими усилиями, — обронил Савич.

— Бедные мальчишки, — вздохнула Лили. — Представляю, что творилось с их родителями.

— Они с ума сходили, но, как я сказал, все обошлось.

— Да уж, пока вы в городе, можно спать спокойно, — заметила с порога сестра Карла Брунсвик. — Но у меня приказ выдворить отсюда ФБР. Боюсь, это касается и вас, доктор Фрейзер. Доброй ночи. Миссис Фрейзер пора принимать снотворное.


Они молча вышли из больницы и направились к автостоянке. Первым нарушил тишину Теннисон:

— Простите, не понял раньше, что вы только прилетели. Надеюсь, остановитесь у меня?

— Да, — кивнул Савич. — Спасибо, Теннисон. Мы хотим быть поближе к Лили.

Час спустя, позвонив матери и поговорив с сыном, Дил-лон забрался на гигантскую постель под скошенным потолком гостевой спальни, поцеловал жену, прижал к себе и прошептал:

— Как считаешь, почему на самом деле мистер Элкотт Фрейзер поспешил связаться с нами?

— По-моему, все очевидно: беспокоился за невестку и хотел как можно быстрее сообщить нам. Весьма заботливо, тем более что он додумался не волновать твою маму.

— Ладно, предположим, ты права. После всего этого безумия с Таттлами я по инерции готов предполагать самое худшее.

Шерлок поцеловала его в шею, перекинула ногу через живот и устроилась поудобнее.

— Я наслышалась слишком много психовздора о Лили. Она пытается убить себя в поисках мира и покоя. Ей пришлось вмазать свой «эксплорер» в мамонтово дерево, чтобы избавиться от чувства вины. Вранье. На Лили это непохоже. Да-да, я помню, когда она наглоталась таблеток. Но это было тогда.

— А это сейчас.

— Да. Семь месяцев. Лили не невропатка, Диллон. Я всегда считала, что она женщина сильная, с крепкой нервной системой. И сейчас терзаюсь угрызениями совести за то, что последнее время не пыталась видеться с ней чаще.

— Но, Шерлок, ведь не прошло и недели со дня похорон Бет, как ты родила.

— И Лили была рядом.

— Не Лили, а я. Господи, Шерлок, это был самый тяжелый день моей жизни.

Он так крепко стиснул жену, что та взвизгнула.

— Как же, как же, — пробормотала она.

— Ты никогда не ругаешься, но ближе к концу выражалась как пьяный матрос. Меня еще никто так не обзывал, даже когда я во время футбольного матча в колледже пропускал в ворота мяч.

Шерлок рассмеялась, снова поцеловала его в плечо.

— Слушай, я знаю, что Лили нелегко приходится. Ее депрессия вполне понятна. Но мы много говорили с ней, и уверяю, она не в том состоянии, чтобы снова решиться на самоубийство.

— Не знаю, — протянул Диллон и, хмурясь, выключил лампу на тумбочке. — Я просто потрясен, Шерлок, и, должен сознаться, не знаю что делать.

Она стиснула его самозабвенно, крепко, изо всех сил, думая о том, в каком ужасном состоянии находилась Лили всего семь месяцев назад. Разбитая, измученная, доведенная до отчаяния. Именно тогда она наглоталась таблеток и едва не умерла. Савич с матерью второй раз прилетели из Калифорнии, чтобы увидеть Лили, лежавшую на постели без сознания, с иглой в руке и трубками в носу. Но Лили выжила. И очень жалела, что так всех напугала. После этого она отправилась с ними в Вашингтон — отдохнуть и опомниться; правда, через три недели решила вернуться к мужу.

А еще через семь месяцев врезалась в дерево.

Шерлок прижалась к мужу еще теснее.

— А ведь я и помыслить не могу, что было бы со мной, случись что с Шоном. Наверное, просто не вынесла бы этого. Неудивительно, что Лили сломалась.

— Знаешь, я тоже не смог бы вынести, — помолчав, согласился Диллон. — Но вместе мы выдержали бы все. Думаю, однако, что инстинкты тебя не обманули. Ты сказала, что тут что-то не так. Что ты при этом имела в виду?

Она потерлась носом о его плечо, похмыкала — верный знак глубокой задумчивости — иобъявила:

— На прошлой неделе Лили послала нам новую серию «Несгибаемого Римуса», которую только что закончила, первую со дня гибели Бет, и при этом казалась очень оживленной. Что же произошло за последниечетыре дня такого, что она предприняла вторую попытку самоубийства?

Глава 4

Гемлок-Бей, Калифорния

— Я украл пузырек с таблетками, — признался Савич, входя в кухню.

Шерлок только ухмыльнулась, подняла в знак одобрения большие пальцы и спросила:

— Как бы нам их проверить?

— Я позвонил Кларку Хойту в Юрику. Сегодня же отправлю ему. Завтра он со мной свяжется. Тогда все и узнаем.

— Ах, Диллон, мне тоже нужно кое в чем признаться. — Она глотнула чая и вновь заулыбалась, разглядывая чайные листочки на дне чашки. — Те таблетки, что ты стащил, уже подменены. Видишь ли, я первая стянула то, что тебя интересует, а взамен подсунула лекарство от головной боли, которое нашла в кухонной аптечке.

У Савича просто слов не было. Иногда жена просто повергала его в ступор. Он отсалютовал ей чашкой.

— Да, Шерлок, ничего не скажешь, ты меня потрясла. Когда это, интересно, ты успела?

— Часов в пять утра, пока все спали. Кстати, скоро придет экономка, миссис Скраггинс. Посмотрим, что она скажет насчет всего этого.

Миссис Скраггинс в основном отвечала на вопросы Шерлок глубокими вздохами. Она оказалась высокой женщиной, почти такого же роста, как Савич, с почти мужской, мускулистой фигурой. На узловатых длинных пальцах сверкали кольца. Шерлок подумала, что не хотела бы сцепиться с миссис Скраггинс. Поразительно, ведь ей не меньше шестидесяти! На кухонном подоконнике выстроились фотографии внуков, а судя по виду миссис, она в любую минуту уложит кого угодно одной левой.

Савичустроился поудобнее и с удовольствием наблюдал, как Шерлок творит свое волшебство.

— Как ужасно, — сетовала она, грустно покачивая головой. — Понять невозможно, как все это могло случиться. Но я уверена, что вы нам все проясните, миссис Скраггинс, ведь вы столько времени проводили с Лили. Бьюсь об заклад, что вы видели вещи в истинном свете.

— Мне казалось, что ей становится лучше, — объявила наконец экономка, грациозно поднося к губам чашку.

Савич и Шерлок дружно кивнули.

— Но потом она снова уходила в себя, впадала в ступор и целые дни проводила в постели. Не ела, не спала, просто лежала. Скорее всего думала о малышке Бет.

— Да, мы знаем, — кивнула Шерлок, подвигаясь ближе и всем своим видом вызывая на откровенность.

— Я была готова поклясться, что она выздоравливает, но периоды улучшения длились недолго. Все возвращалось на прежнюю стезю. Только на прошлой неделе я была уверена, что все в порядке. Она сидела у себя в кабинете и смеялась. Я сама слышала. Рисовала свои комиксы и смеялась.

— А что было потом?

— Ну… точно сказать не могу. Доктор Фрейзер пришел домой пораньше. И они о чем-то говорили. А на следующий день ей снова стало хуже. Все происходило так быстро! Из веселой, смеющейся женщины она превратилась в тень. Бродила по дому, словно ничего не видя, потом исчезала и позже появлялась с заплаканными глазами. Знаете, от такого, зрелища просто сердце разрывается!

— Да уж, — согласилась Шерлок. — А эти таблетки, элавил, — вы сами их покупаете?

— Да. Иногда доктор Фрейзер приносит. Но похоже, от них толку немного, верно?

— Немного. Может, ей пока не стоит их принимать?

— Уж это точно. Бедная маленькая мышка, до чего же ей худо пришлось! — Миссис Скраггинс издала очередной вздох, такой глубокий, что пуговицы на ее мощной груди едва не отлетели. — Я сама так переживала из-за Бет. Плакала целыми днями. А ведь она мне никто.

— А доктор Фрейзер? — оживился Савич.

— Вы о чем?

— Его расстроила гибель Бет?

— Да ведь он мужчина, мистер Савич. Ну, погрустил неделю или около того. Но знаете, мужчины не принимают такие вещи близко к сердцу. Взять хотя бы моего собственного папочку. Когда моя младшая сестра умерла, он не слишком убивался. Может, доктор Фрейзер просто держит все в себе, но я так не думаю. Не забывайте, он не настоящий отец Бет и не слишком долго ее знал.

— Но при этом очень тревожился за Лили, верно? — допытывалась Шерлок.

Миссис Скраггинс кивнула, и маленькие бриллианты в ее ушах весело подмигнули. Странное сочетание: бриллианты, кольца и борцовские мышцы, подумала Шерлок.

— Бедняга, — продолжала экономка, — все время волнуется, пытается заставить ее улыбнуться, приносит цветы и подарки, но ничего не помогает. А теперь и это.

Она покачала головой. Шерлок заметила, что ее седые, но очень густые волосы свернуты в большой узел на затылке и скреплены множеством шпилек.

Интересно, действительно ли экономка сочувствует Лили или все это чистое притворство? Не может быть так, что на деле ей велено охранять больную?

Но откуда взялись эти мысли? Разве не миссис Скраггинс спасла жизнь Лили, когда та после похорон Бет проглотила целую упаковку таблеток? Должно быть, у Шерлок постепенно развивается паранойя — издержки профессии! Нужно взять себя в руки.

— У меня самого маленький сын, миссис Скраггинс, — вмешался Савич. — Ему пошел восьмой месяц, и можете себе представить, что творилось бы со мной, случись с ним беда.

— Вот это хорошо. Бывают же на свете такие мужчины. Не то что мой папаша, бесчувственный старый ублюдок! И слезинки не пролил, когда трактор сбил мою сестричку. Ну что же, боюсь, у меня полно дел. Когда вернется миссис Фрейзер?

— Наверное, не раньше завтрашнего дня, — пояснила Шерлок. — Ей делали операцию, и она еще неважно себя чувствует.

— Я позабочусь о ней, — пообещала миссис Скраггинс, хрустя суставами пальцев.

Шерлок вздрогнула, переглянулась с Савичем, поблагодарила старушку и пожала ей руку, чувствуя, как кольца врезаются в пальцы.

Перед тем как они вышли из кухни, экономка призналась:

— Я так рада, что вы приехали. Не годится миссис Фрейзер так много быть одной.

Савич съежился от стыда, вспомнив, что не слишком рьяно возражал, когда Лили настояла на возвращении домой. Но тогда она казалась вполне здоровой и, естественно, хотела снова быть рядом с мужем. Он тогда подумал, что тоже не стал бы надолго разлучаться с Шерлок, и проводил сестру в аэропорт Рейгана. Тогда Савичу казалось, что Теннисон Фрейзер обожает ее, а Лили отвечает ему тем же.

И за все эти месяцы она ни разу не пожаловалась. Не попросила помощи. Слала по электронной почте жизнерадостные письма. И когда бы ни позвонили Шерлок или Савич, говорила бодро и приветливо.

И вот что случилось спустя все эти месяцы. Ему следовало бы что-то сделать еще тогда, а не просто помахать ей рукой на прощание, когда она улетала за три тысячи миль от родных. Туда, где убили Бет.

Он почувствовала, как сильно сжимает Шерлок его руку. Из ее глаз лился ровный свет любви.

— Мы все исправим, Диллон, — коротко пообещала она. — На этот раз все будет по-другому.

— Мне хотелось бы снова повидать родителей Теннисона, — кивнув, заметил он. — Как ты думаешь, Шерлок? У меня такое чувство, будто мы совсем их не знаем.

— Согласна. Поедем к ним после того, как повидаем Лили.

В больнице округа Гемлок все было спокойно. Добравшись до палаты Лили, они услышали голоса, остановились и прислушались.

В палате был Теннисон. И Элкотт Фрейзер. Его отец.

— Лили, мы так счастливы, что эта ужасная авария обошлась без последствий, — скорбно вещал Элкотт. — Мы так боялись, как бы не случилась беда, но, слава Богу, ты выкарабкалась. Не могу сказать, как терзалась Шарлотта: плакала, ломала руки, разве что не бредила, все твердила, как ужасно, что ее малышка Лили умирает, да еще так скоро после похорон Бет. Но ты выжила, а вот «эксплорер» уже не вернешь.

Савич, посчитавший это весьма странным проявлением любви и заботы, удивленно поднял брови.

— Спасибо вам за участие, — ответила Лили, и Савич расслышал в ее голосе боль и что-то еще. Страх? Неприязнь? Непонятно. — Мне очень жаль, что я разбила машину, — продолжала она.

— О, дорогая, не стоит волноваться по пустякам, — утешал Теннисон, беря ее за руку. Савич увидел, что она не ответила на пожатие.

— Я куплю тебе другую. Подарок от меня моей прелестной невестке, — объявил Элкотт.

— Я не хочу еще один «эксплорер», — пробормотала Лили.

— Нет, конечно, нет, — продолжал Элкотт, — иначе он напоминал бы тебе об аварии, а этого нам не нужно. Мы хотим, чтобы ты скорее поправилась. О да, мы все для этого сделаем! Только этим утром Шарлотта рассказывала, как все в Гемлок-Бей только об этом и толкуют, приходят к ней, расспрашивают, сочувствуют. Она крайне этим расстроена.

У Савича просто руки чесались выкинуть Элкотта из окошка. Да, он мужик крутой, влиятельный, но почему же не может проявить хотя бы немного такта? Откуда такая беспричинная жестокость? Убийственная жестокость!

Савич вихрем ворвался в комнату, готовый на все, но при виде искаженного страданием лица сестры мигом успокоился, сделал вид, что не заметил мужчин, и, прошагав прямо к постели, легонько прижался к ее лбу своим.

— Очень болит, крошка?

— Немного, — прошептала она, словно боясь говорить громко. — То есть ужасно. Главное — не дышать глубоко, не смеяться и не плакать. Тогда не так больно.

— Ясно, — кивнул Савич. — Придется найти доктора Ларча и спросить, что делать.

Он кивнул Шерлок и вылетел из палаты.

Шерлок ослепительно улыбнулась посетителям. Элкотт выглядел точно так же, как одиннадцать месяцев назад: высокий, с небольшим животиком, копна седых волнистых волос, такие же, как у сына, светло-голубые, слегка раскосые глаза. Интересно, как он в действительности относится к Лили? На самом ли деле хочет ей добра? Но за что ее не любить? Милая, красивая, талантливая, и не ее вина, что она потеряла единственного ребенка и упала в глубокую пропасть скорби и депрессии.

Она знала, что Элкотту уже шестьдесят, хотя на вид больше пятидесяти не дашь. Должно быть, в молодости он был очень красив. Не хуже сына.

У Фрейзеров была еще и дочь, Тэнси. Сколько ей сейчас? Двадцать восемь? Тридцать? Во всяком случае, старше Лили. Тэнси… какое странное имя. Почти такое же причудливое, как Теннисон. Она жила в Сиэтле и владела одной из самых известных кофеен. Из разговоров с Лили у Шерлок сложилось впечатление, что она крайне редко приезжала к родителям.

Элкотт подошел к Шерлок, схватил ее руку и принялся трясти.

— Миссис Савич, какое удовольствие видеть вас!

У него и в самом деле был довольный вид. Интересно, насколько он был рад видеть Диллона, поскольку она точно знала, нутром чувствовала, что мистер Элкотт Фрезер не слишком уважает женщин: это было видно по его глазам, манере держаться — снисходительной, можно сказать, покровительственной.

— Мистер Фрейзер! — воскликнула она, растягивая губы в своей патентованной бесхитростно-сияющей улыбке.

— Хотелось бы встретиться при менее трагичных обстоятельствах.

«Давай-давай, — подумала она. — Считай меня идиоткой, ничего не стоящей дурочкой, может, больше выложишь».

— Ваш бедный муж крайне расстроен всем этим, — продолжал мистер Фрейзер.

— Разумеется, — кивнула Шерлок. — Здравствуй, Теннисон, как поживаешь?

Она уселась на кровать, погладила светлые, успевшие пропотеть волосы Лили. Густые, длинные, какие-то безжизненные пряди обрамляли ее лицо. Шерлок увидела ее измученные глаза, заметила, как скованно лежит Лили, боясь пошевелиться, и ей захотелось плакать.

— Диллон сейчас вернется. Как они посмели заставлять тебя так мучиться?

— Пора дать вам болеутоляющее, — объявила вошедшая сестра. За ней следовал Савич. Пока она вводила наркотик в вену Лили, никто не произнес ни слова. Сестра нагнулась, проверила пульс больной, натянула одеяло на ее худые плечи и выпрямилась. — Сейчас станет легче. Если будет очень больно, немедленно звоните.

Лили прикрыла глаза и через несколько минут тихо сказала:

— Спасибо, Диллон. Было довольно паршиво, но сейчас все в порядке. Спасибо.

И тут же заснула.

— Вот и хорошо, — сказал Диллон, делая знак, чтобы все вышли. — Давайте подождем в комнате для посетителей. Я только сейчас смотрел — там никого нет.

— Мы с женой благодарны вам за приезд, — высказался Элкотт. — Теннисон нуждается в поддержке. Последние семь месяцев крайне тяжело на нем сказались.

— Я именно так и думал, — процедил Савич. — Авария как раз дала нам подходящий предлог явиться сюда и поддержать Теннисона.

— Мой отец не то хотел сказать, Диллон, — вмешался Теннисон. — Просто нам всем пришлось нелегко. — Он взглянул на часы и добавил: — Боюсь, мне нужно бежать. Прием, знаете ли. Часа через четыре вернусь посмотреть, как тут Лили.

Он оставил их с Элкоттом, который попросил проходившую сестру принести ему чашку кофе. Та немедленно помчалась выполнять приказание. Неглупая девочка. Сразу узнала Большую Шишку в совете директоров больницы! Шерлок ужасно хотелось влепить ему хорошую оплеуху.

Но Савич нагнулся поцеловать ее и поспешно шепнул:

— Нет, не стоит его бить. Но все мои инстинкты просто вопят, что дело неладно. Нужно срочно взглянуть на эту машину. Постарайся вытянуть как можно больше информации из папаши нашего зятя, договорились?

— Без проблем, — кивнула Шерлок.

Два часа спустя Диллон нашел Шерлок в больничном кафетерии, за салатом «Цезарь» и беседой с доктором Теодором Ларчем.

— Значит, вы думаете, она была так подавлена, что решила разом покончить со всем? Снова?

— Я хирург, миссис Савич, не психиатр. И не вправе делать выводы.

— Да, но перед вами проходит множество людей в подобном состоянии, доктор Ларч. Что вы думаете о душевном состоянии Лили Фрейзер?

— По-моему, боль пока что маскирует почти все симптомы, если они вообще у нее имеются. Сам я таковых не видел. Но что я знаю о подобного рода болезнях?

— А какого вы мнения о докторе Розетти?

Доктор Ларч старательно отводил глаза.

— Он… как бы это сказать… здесь новенький. Я не настолько хорошо с ним знаком. Не то что доктор Фрейзер. Они вместе учились. Колумбийский пресвитерианский медицинский институт в Нью-Йорк.

— Я этого не знала, — удивилась Шерлок. Ага, это стоит запомнить. Хорошо бы встретиться с этим доктором Розетти, напыщенным поганцем, которого так невзлюбила Лили. Которого так старательно навязывал жене Теннисон.

Она улыбнулась доктору Ларчу, пожевала салат, оказавшийся на удивление вкусным, и кокетливо улыбнулась.

— Но, мистер Ларч, если Лили не пыталась себя убить, это означает, что некто, возможно, задумал что-то недоброе. Как по-вашему?

Доктор едва не проглотил кубик льда, который перекатывал во рту.

— Не могу поверить… Нет, это чистое безумие! Если она не сделала это нарочно, значит, скорее всего сломалась машина и все это случайность, трагическая случайность.

— Возможно, вы правы. Поскольку я коп, то прежде всего предполагаю самое худшее. Как я привыкла повторять, издержки профессии. Я понимаю, она не справилась с управлением, а может, на дорогу выбежал енот и она старалась его объехать, вот и врезалась в дерево.

— Это куда вероятнее, чем чей-то злой умысел, миссис Савич.

— Да, вариант с енотом куда приемлемее, не так ли? Краем глаза Шерлок заметила Диллона, поднялась, похлопала Теда по плечу и, не шутя, приказала:

— Позаботьтесь о Лили, доктор.

Ну вот, теперь Ларч глаз не спустит с Лили, потому что не забудет сказанное Шерлок. Даже если посчитает это вздором, все равно в каком-то уголке мозга обязательно застрянет мысль об опасности.

Савич кивнул доктору Ларчу и улыбнулся жене. Ее светло-голубые глаза подозрительно ярко поблескивали, и он знал почему. Она что-то задумала.

— Как насчет машины?

— Ничего. Ее пустили под пресс.

— Быстро. Слишком быстро, не находишь?

— Да, что-то вроде кремации тела до того, как назначено вскрытие.

— Именно. Кстати, доктор Ларч считает, что душевно Лили вполне здорова. Лично мне кажется, что он в нее втрескался. Кстати, он сообщил, что доктор Розетти и Теннисон вместе учились. Колумбийский пресвитерианский медицинский институт.

— А вот это крайне интересно. Ладно, Шерлок, мне знаком этот взгляд. Либо добиваешься, чтобы я потащил тебя в ближайшую ванну и сделал с тобой все, что так и подмывает сделать, либо уже что-то натворила. Жаль. Но ничего не поделаешь. Итак, ты пустилась во все тяжкие?

— Нет, всего лишь прикрепила ма-а-а-ленький «жучок» к перекладине койки Лили и уже услышала кое-что занимательное. Пойдем, сейчас все услышишь сам. Кстати, насчет той ванны, Диллон…

Они вошли в палату Лили и увидели, что она по-прежнему спит в мирном одиночестве. Шерлок прикрыла дверь, подошла к окну, повозилась с крошечным приемником и магнитофоном, поставила на перемотку и нажала кнопку «пуск».

— Черт возьми, ей нужно больше морфина.

— Кто это? — спросил Савич.

— Доктор Ларч.

— Я снизил дозу, как вы велели, но это уж слишком. Нет никакой необходимости заставлять ее так страдать.

— Она не слишком хорошо реагирует на болеутоляющие, сколько раз повторять? От них окончательно крыша едет. Она и без того безумна, к чему усугублять ее состояние? Нет, снижайте дозу. Не хочу еще больше ей вредить.

Шерлок остановила запись.

— Теннисон Фрейзер. Что, по-твоему, это означает? Она сунула миниатюрный магнитофон в карман жакета.

— Все это может быть вполне невинно, — пожал плечами Савич. — С другой стороны, «эксплорер» пустили под пресс. Парень на кладбище машин сказал, что это доктор Фрейзер велел им оттащить сюда машину и тут же сплющить. Скажи, а эта штука включается каждый раз, когда кто-то говорит?

— Да, она включается голосом. И выключается, когда пауза составляет больше чем шесть минут. Я взяла ее у Дики, в отделе кадров. Он просто помешан на подобных безделушках. Кроме того, он у меня в долгу. Я засадила в кутузку дружка его сестры — знаешь, того мачо, торговца наркотиками, который к тому же ее поколачивал.

— Шерлок, я когда-нибудь говорил, что ты не перестаешь меня удивлять?

— Уже не помню. Нет, с прошлой ночи ни разу, но тогда, боюсь, у тебя были иные намерения.

Муж рассмеялся, прижал ее к себе и поцеловал. Курчавые волосы щекотали ему нос и щеки.

— Давай позвоним ма и поговорим с Шоном.

Глава 5

Юрика, Калифорния

Кларк Хойт, глава нового офиса ФБР в Юрике. открывшегося менее года назад, вручил Савичу пузырек с таблетками.

— Простите, агент Савич, это всего лишь обычный антидепрессант. Так называемый элавил.

— Плохо, — буркнул Савич, глядя из окна на небольшой парк. Деревья просто пылали осенними красками. Если чуть повернуть голову направо, можно увидеть район Старого города, неподалеку от пристани. Прекрасный город, застроенный викторианскими домами…

— Могу я чем-то помочь, агент Савич? Похоже, вы расстроены.

Савич покачал головой.

— Мне очень хотелось что-то обнаружить. Жаль, что ничего не вышло. Все было бы значительно легче, окажись в таблетках что-то вроде наркотика. Я уже говорил, что машину, на которой ехала моя сестра, пустили под пресс. Вот я и возлагал большие надежды на эти таблетки. Кстати, зовите меня просто Савич.

— О'кей, а я — Хойт. Насчет машины… уж чересчур быстро это было проделано.

— Тут вы правы, но, с другой стороны, такая у меня работа — всех подозревать. Может, это слишком примитивно. Но пока что я в тупике. Думаю, самое время покопаться в прошлом моего зятька, доктора Теннисона Фрейзера.

Кларк Хойт, наслышанный о приключениях Савича, Шерлок и «Макса», лэптопа-трансвестита Савича, даже удивился немного:

— Только не говорите, что вы не выискали всю подноготную этого парня еще до того, как он женился на вашей сестре. Уж кажется, брат должен был пересчитать даже пломбы в его зубах.

— Да, конечно, я провел расследование, но не слишком тщательное. Узнал только, что у него не было неприятностей с законом, не имел дела с алкоголем или наркотиками, все в таком роде.

— А он, случайно, не двоеженец?

— Вот это мне не известно. По словам Лили, он сразу же сообщил о том, что уже был женат и что его жена умерла. Знаете, Хойт, теперь мне вдруг пришло в голову, что неплохо бы узнать, что с ней стряслось. И сколько времени прошло от свадьбы до похорон.

Глаза Хойта заблестели.

— Савич, вы действительно считаете, что он пытается убить свою жену? Но таблетки оказались вполне невинным лекарством.

— Да, и я ни в чем не уверен. Но вы ведь знаете: информация — самое важное в работе копа. — Савич взволнованно потер ладони. — Вот и работа для «Макса». Он такие вещи просто обожает.

— Надеюсь, вам известно, что Фрейзеры в здешних местах считаются большими людьми. У папаши Фрейзера деловые связи по всему штату.

— Да. Прежде у меня не было нужды копаться в его финансах и сделках, но, думаю, пора все просеять сквозь сито.

— Надеюсь, ваша сестра поправится.

— О да, ничего серьезного.

— Я, как вы просили, добыл список лучших женщин-психиатров в стране. Надеюсь, кто-нибудь сумеет помочь вашей сестре.

— Дай Бог. Но знаете, несмотря на то что доказательств нечестной игры мы так и не нашли и все действительно выглядит, будто она специально разбила машину, я просто поверить не могу, что Лили пыталась покончить с собой. И кто бы меня в этом ни убеждал, я снова и снова возвращаюсь к тому факту, что ее характер и мировоззрение просто не вписываются в общую картину.

— Люди меняются, Савич. Даже те, которых мы горячо любим. Иногда мы просто не видим перемен, потому что рассматриваем родных со слишком близкого расстояния.

Диллон снова окинул взглядом уютный парк.

— Когда Лили было тринадцать, она буквально держала в руках все игорные операции в округе. Принимала пари на все, от результатов футбольного чемпионата между местными колледжами до имени лучшего игрока в профессиональный баскетбол. Родители на стенку лезли. И поскольку мой па был агентом ФБР, местные копы палец о палец не ударяли, только ехидно посмеивались. Думаю, втайне они восхищались ее ловкостью, но причиняли отцу немало неприятностей, называя ее яблочком, недалеко укатившимся от яблони. Но в восемнадцать лет она вдруг осознала, что любит рисовать, и притом совсем неплохо. Знаете, она ведь художница, и очень талантливая.

— Первый раз слышу.

— Честно говоря, она унаследовала способности от нашей бабушки, Сары Эллиот.

— Сара Эллиот? Господи, та самая Сара Эллиот, чьи картины висят во всех музеях?

— Да, но Лили избрала другой путь: она превосходная карикатуристка, очень остроумная. Никогда не видели серию комиксов «Несгибаемый Римус»?

Хойт покачал головой.

— Ну… это что-то вроде политической сатиры. Последние семь месяцев, после смерти дочери, она почти не работала. Но когда немного придет в себя, немало газет будут драться за честь напечатать ее работы.

— Они так хороши?

— Думаю, да. Так вот, принимая во внимание ее талант и происхождение, неужели можно поверить, что она попытается убить себя через семь месяцев после гибели дочери?

— Из букмекера прямо в карикатуристы? Для этого нужна незаурядная воля. А самоубийство?

Хойт вздохнул.

— Нет, представить невозможно, чтобы она настолько потеряла волю к жизни, но кто знает? Разве не считается, что все творческие люди чересчур чувствительны, постоянно находятся под стрессом и крайне темпераментны? Говорите, она по-прежнему ничего не помнит об аварии?

— Ничего.

— Но что вы собираетесь делать?

— Посмотрим… когда «Макс» все проверит. Но как бы то ни было, я увожу Лили с собой в Вашингтон. Думаю, уже ясно, что в Гемлок-Бей для нее слишком нездоровый климат.

— Но все могло быть совершенно невинно, — возразил Кларк. — Что, если она не справилась с управлением?

— Да, но знаете что? На этот раз я увидел своего зятя под другим углом. Может быть, посмотрел на него глазами Лили. Не слишком приятное зрелище. Просто руки чесались придушить его. А заодно вышвырнуть его папочку в окошко.

Хойт рассмеялся.

— Дайте знать, если что-то понадобится.

— Обязательно воспользуюсь вашим предложением, спасибо, Хойт. И за список шринков тоже.

Гемлок-Бей, Калифорния

В следующее воскресенье, через четыре дня после операции, доктор объявил, что Лили вполне можно выписать. Боли почти не было, потому что доктор Ларч по нескольку раз на день заходил в палату и с решительным видом протягивал таблетки болеутоляющего. Правда, ходила она согнувшись, как старуха, но глаза прояснились, а настроение было самое бодрое.

Шерлок хотела расспросить доктора Ларча о приказе доктора Фрейзера уменьшить жене дозу наркотиков, но Савич отсоветовал.

— Оставим этот козырь про запас, — велел он.

— В записях больше ничего интересного, — жаловалась Шерлок, снимая «жучок» с больничной койки, пока Лили мылась в маленькой ванной. — Даже в переговорах врача с сестрами.

Толкая кресло-каталку сестры по направлению к лифту, Савич объявил:

— Я сказал Теннисону, что вместе с Шерлок отвезу тебя к новому шринку. Ему это не слишком понравилось: мол, он ничего не знает об этой женщине. Она может попросту оказаться шарлатанкой, и он потеряет кучу денег, да еще твое состояние ухудшится. Я позволил ему выговориться и нагло улыбнулся прямо в физиономию.

— И эта улыбка, — докончила Шерлок, — подразумевает: попробуй только встать на моем пути, парень, и на тебе места живого не останется.

— Теннисон может рвать и метать хоть до второго пришествия, все равно против меня он бессилен. Представляешь, отвел меня в сторону и попросил убедить тебя встретиться с доктором Розетти. Не понимаю, почему он такого высокого мнения об этом типе.

— Да он омерзителен! — вздрогнула Лили. — Сегодня утром снова явился. Медсестра только что вымыла мне голову, так что я выглядела вполне презентабельно и смогла вынести его присутствие.

— И чем все кончилось? — поинтересовалась Шерлок, которой доверили нести сумочку с вещами Лили. Савич вкатил кресло в лифт и нажал кнопку. Кроме них, в лифте никого не было.

Лили снова содрогнулась.

— По-моему, он еще раз поговорил с Теннисоном и поэтому попытался сменить тактику. Для начала попробовал втереться ко мне в доверие. Когда он вполз в палату… именно вполз, как змея, медсестра как раз сушила мне волосы феном…


— Здравствуйте, доктор, — приветствовала Карла Брунсвик.

— Оставьте нас ненадолго, сестра. Спасибо.

— Я не желаю, чтобы сестра Брунсвик уходила, — вмешалась Лили. — Боюсь, придется уйти вам.

— Пожалуйста, миссис Фрейзер, уделите мне минуту вашего времени. Боюсь, мы не слишком поладили во время моего первого визита, вернее — не с того начали. Вас только что привезли из операционной: вполне естественно, что вам было не до меня и вообще ни до чего. Я очень прошу вас, поговорите со мной.

Медсестра Брунсвик улыбнулась Лили, погладила ее по руке и направилась к двери.

— Вы не оставили мне никакого выхода, Рассел. Ничего не поделаешь. Что вам нужно?

Если его и разозлила ее фамильярность, он не подал виду. Продолжая улыбаться, он приблизился к койке и по своей идиотской привычке навис над ней. Она невольно взглянула на его руки. На этот раз на мизинце сверкал огромный бриллиант. Господи, почему у нее не хватает сил вышвырнуть этого типа из палаты?

— Я всего лишь хотел поговорить с вами, миссис Фрейзер… Лили. Посмотреть… может, мы сумеем найти общий язык и вы начнете доверять мне… позволите помочь…

— Нет.

— Вы страдаете от боли, Лили?

— Да, Рассел.

— Хотите, чтобы я дал вам мягкий антидепрессант?

— Вы не поняли. Моя боль — чисто физическая. Кажется, вы забыли: у меня ушиблены ребра и удалена селезенка.

— Что ж. может, эта боль заглушит другую. Душевную.

— Надеюсь на это.

— Миссис Фрейзер… Лили, не хотели бы вы прийти ко мне на прием… скажем, в следующий понедельник? У вас впереди еще целая неделя, чтобы поправиться.

— Нет, Рассел. А вот и доктор Ларч! Входите скорее! Доктор Розетти уже уходит.

Савича разрывало от злости к тому времени, как Лили закончила рассказ, но сама она смеялась:

— Если собираешься поколотить его, Диллон, лучше не стоит. Он просто повернулся и ушел, без единого слова. Доктор Ларч с места не двинулся, пока он не убрался.

— Одного не понимаю, — задумчиво протянула Шерлок, — почему Теннисон так упорно заставляет тебя лечиться именно у Розетти? Не находите это странным? Ты только что в лицо Розетти не плюешь, а он по-прежнему тебя уговаривает.

— Действительно, странно, — кивнул Савич. — Но посмотрим, что скажет «Макс» насчет Рассела Розетти. Он собирался дать тебе антидепрессанты прямо там, в палате?

— Похоже, что так.

Усадив Лили в машину, Савич заботливо обложил ее подушками, пристегнул ремнем безопасности и объявил:

— У меня есть для тебя психиатр, Лили. На этот раз женщина, прекрасно владеющая гипнозом. Как тебе?

— Гипноз? О Господи, она поможет мне вспомнить, как все было!

— Надеюсь. Во всяком случае, это начало. Вероятно, это немного оживит твою память. И поскольку сегодня воскресенье, она придет в свой офис специально ради тебя.

— Диллон, по-моему, у меня мигом прибавилось энергии, — обрадовалась Лили, но Шерлок услышала, как она пробурчала себе под нос: — Наконец-то узнаю, действительно ли я спятила.

— Узнаешь, узнаешь, и это просто чудесно! — утешила Шерлок, гладя золовку по плечу.

— Значит, едем прямо в Юрику.


Доктор Марлина Чу, миниатюрная дама американо-китайского происхождения, выглядела совсем девочкой. Лили, возвышавшаяся над ней на целую голову, немного засомневалась, сможет ли она довериться человеку, который настолько мал, что едва доходит ей до подмышек.

Доктор Чу встретила их в приемной: по случаю воскресенья в офисе никого не было.

— Ваш брат рассказал мне, что случилось. Должно быть, все это очень тяжело для вас, миссис Фрейзер, — участливо сказала она, сжимая руки Лили своими крошечными пальчиками. — Вам лучше сесть. Вижу, вы все еще очень слабы. Хотите стакан воды?

У нее оказались очень теплые, добрые руки, и Лили не хотелось их отпускать. А голос невероятно успокаивающий. Она вдруг почувствовала себя намного лучше — чистая иллюзия, разумеется, но тем не менее… Даже ноющая боль в ребрах, казалось, отступила. Она улыбнулась доктору Чу, цепляясь за ее руки, как утопающий — за спасательный круг.

— Нет, все в порядке. Разве что немного устала.

— Тогда заходите в мой кабинет и садитесь. У меня очень удобное кресло и высокий табурет для ног, так что вам будет хорошо. Вот сюда…

Комната оказалась квадратной, со светло-голубой мягкой мебелью и натертым паркетным полом. Волна умиротворения снова нахлынула на Лили.

— Позвольте помочь вам сесть, миссис Фрейзер.

— Пожалуйста, зовите меня Лили.

— Спасибо, с удовольствием.

Как только Лили устроилась, доктор Чу поставила рядом свое кресло и снова взяла ее за руку. Заметив, как веки Лили блаженно опускаются, доктор довольно кивнула. Она велела Савичу подставить табурет под ноги сестры и заметила, что это мгновенно облегчило боль в швах. Интересная пациентка. Бледное лицо с ясными глазами. И очень красивыми, светло-голубыми, идеально гармонирующими со светлыми волосами. Настоящая красавица… хотя сейчас это не имеет значения. Главное, что она попала в беду. И еще важнее то, что она впитывает силу, которую дает ей Марлина.

— Лили. Какое романтическое имя. Звучит как нежная музыка. И заставляет грезить о несбыточном.

— Так звали мою бабушку, — улыбнулась Лили. — По странному совпадению она выращивала поразительные по красоте лилии.

— Интересно, как иногда жизнь все расставляет по местам.

— Интересно, а иногда и страшно.

— Верно, но здесь вам ничто не грозит.

Она снова похлопала Лили по руке. Доктор знала, что Лили Фрейзер — художница, то есть человек творческий, с тонкой нервной организацией. Такие легко поддаются гипнозу.

— Вы понимаете, что я попытаюсь помочь вам вспомнить события прошлой среды? — мягко спросила она. — И хотите этого?

— Да, и очень. Только скажите, что делать. Меня еще никогда не гипнотизировали.

— Все очень просто. Постарайтесь расслабиться.

Она легко сжала руку Лили. Та ощутила, как в нее снова вливается тепло, проникая до самых костей. Невероятное спокойствие овладело ею. Неужели такие маленькие ладошки действительно наделены огромной силой?

Савич тоже подвинул стул ближе к Лили и взял ее другую руку.

Надежная рука брата… И пусть она не излучает тепло, но с ним Лили чувствует себя в безопасности.

Савич ничего не сказал, только был рядом. Шерлок уселась на диване за спиной Лили и старалась не шевелиться.

— Лили, вы, возможно, посчитаете, что это немного странно, но я не раскачиваю часы перед глазами пациента и не заставляю его ложиться на диван и повторять одно и то же по многу раз. Нет, мы просто посидим и поболтаем. Насколько я поняла, вы рисуете комиксы. «Несгибаемый Ри-мус»? Какое интересное название! Что оно означает?

Лили улыбнулась, чувствуя, как привычная боль от утраты Бет уменьшается.

— Римус — это американский сенатор из воображаемого штата Уэст-Дименше[3], где-то на Среднем Западе. Умен, совершенно аморален, беспринципен и любит устраивать гадости своим противникам. Известен также как Ловкий Римус, потому что всегда готов подойти к решению проблемы под новым углом, чтобы добиться желаемого. Мастер интриги. Никогда не сдается, не обращает внимания на мнение окружающих, при необходимости готов идти по трупам. Теперь метит в президенты и ради высокого поста подставил друга.

Доктор Чу подняла тонкую, идеально изогнутую бровь и улыбнулась:

— Что же, весьма распространенный характер. Лили весело хмыкнула:

— На прошлой неделе я закончила очередную серию. Его друг, губернатор Брейвхарт[4], не собирается мириться со своим смещением. Он готовит ответный удар. И хотя парень он крутой, у него, к сожалению, огромная проблема — его честность.

И вы собирались отвезти комиксы в газету, вашему редактору?

Лили, немного помолчав, прикрыла глаза.

— Нет.

— Но почему?

— Потому что мне снова стало нехорошо.

— Что значит «нехорошо»?

— Показалось, что все это вздор, бред и никому не нужно. Бет погибла, а я жива, и на свете нет ничего стоящего, включая меня и все, что я делаю.

— Значит, накануне вас, как говорится, посетило вдохновение, а уже назавтра вы перешли от смеха к полной депрессии?

— Именно.

— Всего за один день?

— Да, а может, и меньше. Не помню.

— Как вы чувствовали себя в тот день, когда ваш муж отправился в Чикаго?

— Не помню, что вообще что-то чувствовала. Просто… существовала.

— Понятно. Муж позвонил вам назавтра, то есть в среду, и попросил отвезти какие-то медицинские слайды в Ферн-дейл, к доктору?

— Попросил.

— И единственная дорога туда — это шоссе 211?

— Да. Ненавижу, и всегда ее ненавидела. Она опасна. Кроме того, уже сгущались сумерки. Терпеть не могу ездить туда в такое время и поэтому вдвойне осторожна.

— Да, мне тоже становится не по себе, когда приходится ехать тем маршрутом. Кстати, вы приняли две таблетки антидепрессанта?

— Да, а потом уснула и спала с ужасными кошмарами.

— Расскажите подробнее об этих кошмарах.

Доктор уже не держала Лили за руку, но тепло все же шло через нее, словно угнездилось глубоко внутри и согревало самую душу.

— Я видела, как машина снова и снова врезается в Бет и отшвыривает ее, кричащую, зовущую меня, на обочину, футов на двадцать. А когда я проснулась, Бет по-прежнему стояла в глазах. Помню, как лежала и плакала, не в силах подняться, а в голове не было ни единой мысли.

— Как будто надежда окончательно вас покинула.

— Верно. Все кончилось, и продолжать уже не стоит. Больше ничего не имело смысла. Мир окрасился в черные тона.

— Итак, Лили, вы отъехали от дома. Вы в своем красном «эксплорере». Что вы думаете о своей машине?

— Теннисон орет на меня каждый раз, когда я называю его машиной. Я приучилась не делать этого. Он «Эксплорер» с большой буквы, и на свете больше нет ничего подобного, и это не машина, а почти божество, поэтому его следует называть по имени.

— Вы не слишком его любите, верно?

— Свекор со свекровью подарили мне его на день рождения. В августе. Когда мне исполнилось двадцать семь.

Доктор Чу не пыталась узнать побольше, допытываться, настаивать, просто беседовала с подругой. Правда, при этом легонько гладила левую руку Лили. Потом повернулась к Диллону и кивнула.

— Лили!

— Что, Диллон?

— Как ты себя чувствуешь?

— Мне тепло, Диллон, так тепло… И боль совсем ушла. Просто чудо. Я хочу выйти замуж за доктора Чу. У нее руки волшебные.

— Очень рад, — улыбнулся Савич. — Ты уже едешь по шоссе 211?

— Да. Только сейчас свернула направо. Начало еще ничего, но когда доберешься до мамонтовых деревьев, сразу темнеет и они словно смыкаются вокруг тебя. Я всегда считала, что эту дорогу прокладывал маньяк.

— Совершенно с тобой согласен. О чем ты думаешь, Лили?

— Думаю, что в сумерках кажется, что на эти деревья наброшен саван. Совсем как на Бет в гробу. Я была так угнетена и хотела покончить с этим, Диллон, покончить поскорее. Эта боль просто пожирает тебя заживо, забралась в душу, как червяк в яблоко, и грызет изнутри, и никогда не уйдет. Я просто больше не могла это выносить.

— Боль, — мягко вмешалась доктор Чу, время от времени сжимая руку Лили. — Расскажите мне побольше об этой боли.

— Она хочет слиться со мной. И я готова сдаться. Если я стану болью и боль станет мной, тогда я смогу искупить свою вину.

— Вы пришли к заключению, что должны убить себя, потому что это единственный путь к очищению? К восстановлению равновесия?

— Да. Жизнь за жизнь. Моя, ничего не стоящая жизнь, за ее, маленькую, но бесценную.

Лили неожиданно нахмурилась. Доктор Чу провела ладонью по ее руке, снова сжала вялые пальцы.

— О чем вы сейчас думаете, Лили?

— Я только сейчас поняла: тут что-то не так. Я не убивала Бет. Нет, я в это время была в издательстве, отдавала свои комиксы Бутсу О'Малли, спрашивала, нравится ли ему.

— А он смеялся?

— Да. Позже шериф сказал, что тело Бет отбросило на двадцать футов.

Лили осеклась и стиснула руку доктора Чу так, что побелели костяшки.

— Спокойно, Лили. Все хорошо. Я здесь. Ваш брат и миссис Савич тоже здесь. Забудьте, что сказал шериф. Теперь вы вдруг поняли, что не убивали Бет.

— Правда, — шепнула Лили, хлопая ресницами. — Что-то и впрямь неладно. Знаете, я неожиданно вспомнила, как пила снотворное, которое оставил на тумбочке Теннисон. Таблетки застревали в горле, и я глотала и глотала, чтобы их протолкнуть, сидела с этим пузырьком и скандировала: еще, еще, еще, а когда бутылочка почти опустела, поняла, что вовсе не хочу умирать. Но было уже поздно, и я так жалела о потере Бет и себя самой…

— Постой, Лили, — перебил Савич, — никак не возьму в толк: ты рассказываешь о таблетках, которые приняла после похорон Бесс. Почему ты думаешь о них сейчас, когда сидишь за рулем?

— Потому что внезапно сообразила, что не помню, как пила их. Ну не странно ли?

— Очень. Продолжай.

— Ну, говорю же, я осознала, что не хотела умирать, ни тогда, ни сейчас. Но почему угрызения совести терзают меня с такой силой? Почему в мозгу бьется одна мысль: направить «эксплорер» в заросли толстых деревьев, которыми обсажена дорога?

— И вы нашли ответ?

— Нашла.

Она вдруг осеклась и глубоко вздохнула. Савич увидел, что она спит. Ее голова слегка склонилась набок.

— Это нормально, мистер Савич. Дайте ей отдохнуть, потом я разбужу ее и мы продолжим. Она снова будет с нами, когда проснется. Тогда и посмотрим, стоит ли ее снова гипнотизировать. Но знаете, меня все больше и больше разбирает любопытство узнать подробнее о том случае, когда она выпила пузырек снотворного. Может, стоит остановиться и на нем?

— О да, — попросила Шерлок.

Однако им не пришлось будить Лили. Не прошло и минуты, как она открыла глаза, моргнула и объявила:

— Теперь я помню все. Я не пыталась покончить с собой, Диллон. Не пыталась!

Она облегченно улыбнулась доктору Чу. Та взяла ее руки и подалась вперед.

— Расскажите, что случилось, Лили.

— Я пришла в себя. В голове прояснилось, и я была просто потрясена тем, что собиралась сделать. Но как раз на этом месте дорога резко сворачивала и начинался крутой спуск. Я сообразила, что еду слишком быстро, и нажала на тормоз.

— И что? — не выдержал Савич.

— Ничего. Совсем ничего.

— Я знала. Знала! — прошептала Шерлок.

— А ты попыталась прокачать тормоза, как учил па?

— Да. Осторожно нажала несколько раз, снова и снова. Но тормоза не работали. Я пришла в ужас. Пыталась включить экстренное торможение, хотя знала, что оно срабатывает только на задних колесах. Но я старалась любой ценой замедлить скорость.

— Можешь не продолжать, — кивнул Савич. — Аварийный тормоз тоже не действовал.

Лили покачала головой и судорожно сглотнула.

— Не действовал. Я летела от центра к глубокому оврагу слева. Справа стояла стена деревьев, дорога шла под гору, и скорость все увеличивалась. Кроме того, на этом шоссе бесчисленное множество изгибов и поворотов. Оно спрямляется только на подъезде к Ферндейлу.

— И ты переключила рычаг передачи? — закричала Шерлок.

— Да. Послышался ужасный скрежет, будто коробку передач разрывало на части. Машина затряслась, взвыла, и колеса перестали вертеться. «Эксплорер» занесло. Я пыталась, избежать удара, но тут показался очередной поворот. Я поняла, что это конец.

Савич осторожно привлек ее к себе, усадил на колени. Доктор Чу так и не выпустила ее руки. Лили положила голову на плечо брата, чувствуя, как Шерлок нежно гладит ее по волосам.

— Я так ясно помню, — со вздохом продолжала она, — как врезалась в мамонтово дерево, пережившее столетия буйных ураганов, но не выдержавшее роковой встречи со мной. И клаксон, вопящий так громко, словно сидел прямо у меня в голове. А потом темнота.

Она выпрямилась и улыбнулась — чудесной улыбкой, ясной, полной надежды и решимости.

— Все это совершенно непонятно, Диллон. Тормоза были испорчены. Неужели кто-то пытался меня убить?

И поскольку доктор Чу все еще держала ее за руку, Лили совсем не боялась. Наоборот, ей было ужасно хорошо. Даже ее улыбка не померкла при этих страшных словах.

— Да, — кивнул Савич, глядя ей в глаза. — Возможно. Ну не забавно ли?

— А теперь вернемся назад, — велела доктор Чу, — и посмотрим, как получилось, что вы оказались в больнице с полным желудком таблеток.

Лили чувствовала себя одновременно умиротворенной и возбужденной.

— Да. Давайте вернемся.

Глава 6

Гемлок-Бей, Калифорния

— Ну, «Макс», что ты нарыл?

Подошедшая Шерлок перегнулась через его плечо и взглянула на экран.

— О Господи, он не работает! Неужели снова решил стать «Максиной»? Так скоро?

— Нет, «Макс» пока еще «он» и всего лишь сосредотачивается. Сейчас что-нибудь выдаст.

— Надежда умирает последней.

— «Макс» только сейчас вздрогнул. Это означает, что он вгрызается в самую глубину. Лили спит?

— Да, я только сейчас к ней заходил. Она не захотела пить болеутоляющее. Сказала, что оно ей ни к чему. Ну не удивительно ли?

— Лили считает, что доктор, который может вернуть ей хорошее самочувствие, не причинив при этом боли, куда лучше мужа, который ничего подобного сделать не в состоянии. Она уже лучше чувствует себя только потому, что встретилась с ней.

— И поскольку доктор Чу нас за руки не держала, придется снимать стресс в тренажерном зале. Жаль, — рассмеялась Шерлок. — Помнишь, когда она просила доктора Чу жениться на ней? Уже неплохо, Диллон. Она хочет вырваться из этой паутины, Кстати, если верить миссис Скраггинс, Теннисон будет дома часа через два. Она объявила, что готовит вегетарианский ужин специально для тебя: лазанья с цуккини, ее фирменное блюдо, и яблоки с луком. Заверила, что это не только очень вкусно, но и помогает держать себя в отличной форме. Думаю, ей хотелось бы увидеть тебя на обложке календаря, Диллон. Как считаешь?

Савич ухмыльнулся и легонько шлепнул системный блок «Макса».

— Не собираешься подпасть под ее чары? Ну, так вот, Диллон, она от тебя без ума. Думаю, когда она увидела тебя сегодня утром в майке, в джинсах, съехавших на бедра, она голову потеряла. В ее глазах загорелась похоть, она прошептала твое имя и прижала руку к груди. Это верный знак зарождающейся любви. Она хочет тебя.

Савич иронически изогнул темную бровь.

— Не продолжай, Шерлок, у меня и без того сердце в пятки ушло.

Она вспомнила, что испытывала, когда видела его в майке… или без оной, и ни на секунду не усомнилась в сердечных переживаниях миссис Скраггинс. Легонько коснувшись кончиками пальцев затылка Диллона, она принялась разминать ему плечи. «Макс» запищал.

— Он ревнует.

— Нет, просто отрыжка. Но может, он жалуется, что ты его отвлекаешь, когда виснешь у меня на шее.

Вместо ответа Шерлок чмокнула его в макушку и потянулась.

— Кажется, нам в самом деле пора в тренажерный зал. Как по-твоему, есть такой в Гемлок-Бей?

— Найдем, Завтра утром, если Лили по-прежнему будет чувствовать себя хорошо, поработаем как следует, чтобы размяться и выпустить пар.

Шерлок потянулась еще слаще и с наслаждением потерла затылок.

— Думаешь, Теннисон скармливал ей таблетки, чтобы вызвать депрессию? А потом снова подменил лекарство, чтобы не рисковать, пока ее братец-федерал торчит тут?

— Звучит достаточно правдоподобно. После того как доктор Чу не могла дать окончательного заключения относительно первой попытки самоубийства, я полагаю, что Лили, возможно, и не думала кончать с собой.

— Странно, что Лили то ли припомнила случившееся, то ли нет. Если не она сделала это, вероятно, всему виной Теннисон, и это в самом деле была первая попытка, только убийства. В то время они были женаты всего четыре месяца, Диллон. Какая хладнокровная жестокость! Меня просто трясет от злости. Давай докажем это, чтобы можно было спокойно предъявлять обвинение.

— Попытаемся, Шерлок. Ну вот, началось. Молодец, «Макс».

Оба долго читали убористые строчки, медленно ползущие по экрану. Наконец Савич поднял голову и взглянул в голубые глаза жены.

— Почему все это не слишком меня удивляет? Итак, наш Теннисон, как он и говорил Лили, уже был женат. Только вот не позаботился упомянуть о том, что первая жена покончила с собой всего через тринадцать месяцев после их свадьбы. — Он неожиданно стукнул себя ладонью по лбу. — Я полный идиот, Шерлок! Мне не следовало щадить Теннисона, уважать его право на личную жизнь, слепо верить в его невиновность. Хорош братец! Ничего не скажешь, заботливый! Так скоро забыть этого подонка, ее первого мужа! После Джека Крейна я должен был открыть каждый шкаф в доме Теннисона, вытащить на свет все скелеты, проверить выписки из банковских счетов за последние двадцать лет. И знаешь, главное, что мне следовало бы сделать, — прямо спросить Теннисона, как умерла его первая жена.

— Вполне возможно, он солгал бы.

— А вот это не важно. Ты ведь знаешь, у меня чутье на ложь. Кроме того, я должен был сделать то, что делаю сейчас. Но я держался в стороне, уважая решение Лили, и это могло стоить ей жизни. Теперь ты можешь изничтожить меня, Шерлок.

Шерлок наматывала свой длинный локон на палец — верный признак того, что она расстроена. Диллон взял ее ладонь в свои.

— Да я сама готова биться головой о стенку, Диллон. Думаешь, Лили все-таки вышла бы за него, узнай она, как погибла его первая жена?

— А вот это мы сами у нее спросим. Могу побиться об заклад, что она сама станет мучиться этим вопросом. Но теперь по крайней мере у нее открылись глаза. Одиннадцать месяцев назад она была уверена, что любит его, и считала, что нашла прекрасного отца для Бет. Признайся Теннисон тогда, она, возможно, пожалела бы его: как же, бедняжка, такое несчастье. И скорее всего стала бы его женой. Даже вмешайся я тогда, она наверняка разозлилась бы на меня и все равно вышла за него. А меня посчитала бы врагом.

— Итак, наказание отменяется. Знаешь, Диллон, женщины иногда думают сердцем в отличие от мужчин, у которых все мысли сосредоточены в другом месте… ладно, лучше не будем.

— Ты, как всегда, права, душа моя, — ухмыльнулся Савич.

— Кстати, интересная вещь. Первая жена Теннисона, Линда, была богата и имела весьма кругленький… мало сказать — жирный трастовый фонд от своего дедушки. О Господи, ей было только двадцать пять!

— Ох, Шерлок, прочти это! — Савич рассеянно потер челюсть и брезгливо добавил: — Гнусный ублюдок! Как всегда, все обычно сводится к деньгам! Папочка вляпался по самое некуда, а сынок пытается вытащить его! А может, они оба в дерьме по уши! Это куда более вероятно.

— Да, — кивнула Шерлок. — Все так банально: парочка алчных негодяев пытается наложить лапы на все, что возможно.

Савич, занятый чтением, молча кивнул. Добравшись до последней строчки, он развалился на стуле и изрек:

— Мне кажется вполне вероятным, что Теннисон прикончил первую жену и сейчас пытается разделаться с Лили. Интересно, папаша с ним заодно? Скорее всего. Но не важно. Я больше не желаю рисковать. Лили нужно немедленно отсюда вытащить. Отвези ее в тот милый пансион в Юрике, где мы останавливались когда-то. На какой он улице?

— «Мермейдз тейл», неподалеку от Калистога-стрит. Сейчас, в конце осени, туристов мало, так что у них есть комнаты. А ты чем займешься?

— Меня ждет приятный вегетарианский ужин в обществе Теннисона. Люблю лазанью. А заодно посмотрю, не смогу ли вытянуть из него чего полезного. Очень уж хочется припереть его к стенке. Позже приеду к тебе и Лили.

Поднявшись, он притянул к себе жену.

— Возьми с собой «Макса». Попытайся с его помощью обнаружить все что можно об усилиях папаши Фрейзера получить разрешение на постройку дороги к тому прелестному курорту. Он добивался этого весь последний год, но проект не получил одобрения законодательного собрания штата и, следовательно, обречен на провал. У него крупные неприятности. Может, кончились деньги на взятки.

— Не забывай о кондоминиумах, которые он задумал построить. Квартал «Голден сансет».

— Да, солидная потенциальная прибыль. Элкотт Фрейзер уже вложил в это дело кучу денег. Но может, кто-то ставит им палки в колеса или они близки к разорению и поэтому хотят убрать с дороги Лили. Ладно, разберемся. А теперь собирайте вещи и поскорее проваливайте из этого дома.

Но неожиданно оказалось, что Лили не собирается так просто сдаваться. Она уже проснулась, боль почти исчезла, и голова была на редкость ясной. Ударив себя ладонью по лбу, она восторженно объявила:

— Смотрите: никакой депрессии! Мало того, ни о какой депрессии даже думать не хочется! Мой организм работает как часы. То есть как и должно быть.

Они стояли перед дверью ее спальни. Лили была одета в свободные джинсы и мешковатый свитер. Волосы стянуты в хвост. Никакой косметики. Совсем как та семнадцатилетняя девчонка, высокая и гибкая, с вызовом смотревшая в лицо родителям, возмущавшимся ее последней букмекерской авантюрой.

— Нет, Диллон, я не собираюсь бежать поджав хвост. И хочу прочесть все, что накопал «Макс». Нужно поговорить с Теннисоном, предъявить ему факты. Я вправе узнать, действительно ли муж, с которым я прожила одиннадцать месяцев, женился на мне только затем, чтобы убить. О Господи, но зачем? У меня нет денег.

— К сожалению, милая, — мягко напомнил Савич, — ты очень богата. Все мы забываем, что нам оставила бабушка.

— О, картины! Картины знаменитой Сары Эллиот! Ты прав, я действительно забыла. Тем более что они постоянно кочуют с выставки на выставку.

— Да, но тебе по закону принадлежат восемь картин. Я только что послал письмо электронной почтой Саймону Руссо, в Нью-Йорк. Ты помнишь его? Вы встречались, еще когда мы с ним учились в колледже.

— О да! В те далекие времена, еще до того, как я начала играть по крупной!

— Нет, ты и тогда уже обтяпывала свои делишки, — хмыкнул Савич, легонько ущипнув сестру. — Еще когда шла игра «Армия — Флот». И па обнаружил, что ты приняла ставку у нашего соседа, мистера Ходжеса. Целых двадцать долларов!

— Я пряталась под кроватью в твоей спальне, пока он не успокоился.

Они засмеялись. Шерлок блаженно прижмурилась. До чего же приятно это слышать! Депрессия? Да, глядя на Лили, трудно поверить в какую-то депрессию!

— Саймон Руссо! — повторяла Лили. — Настоящий чирей на заднице, но ты все твердил, что это не важно, зато друг он верный.

— Именно. И мир искусства для него — все равно что дом родной. Саймон немедленно прислал ответ, и оказалось, что восемь картин Сары Эллиот стоят от восьми до десяти миллионов долларов.

Лили тупо уставилась на него.

— Невероятно, — прошептала она, качая головой. — Ты меня дурачишь, верно? Пожалуйста, скажи, что шутишь!

— Ничего подобного. За эти семь лет, что прошли со смерти бабушки, картины только поднимались в цене. Каждый из четырех ее внуков получил по восемь картин. Каждая картина стоит около миллиона, чуть больше, чуть меньше.

— Это огромная ответственность, Диллон. Савич кивнул:

— Как и ты, я считаю себя всего лишь хранителем картин, и наша обязанность проследить, чтобы их охраняли. Чтобы они радовали людей. Кажется, твои картины выставлялись в Чикагском художественном институте? Они все еще там?

— Нет, — протянула Лили, вытирая внезапно вспотевшие ладони о джинсы. — Когда мы с Теннисоном поженились, я подумала, что лучше перевезти их в местный музей, поближе к нашему дому. Поэтому переправила их в музей Юрики.

— А Теннисон знает кого-нибудь из сотрудников музея? — мгновенно среагировал Савич.

— Элкотт Фрейзер состоит в совете попечителей, — очень тихо ответила Лили.

— Бинго! — завопила Шерлок.


Придя вечером домой, Теннисон Фрейзер увидел жену, стоявшую у подножия лестницы. Она молча наблюдала, какими любовью и сочувствием наполняются его глаза. Но это продолжалось недолго. Он вдруг насторожился. Почувствовал неладное, как чует опасность животное. Он замедлил шаг, но, приблизившись к Лили, мягко заметил:

— Лили, дорогая, ты так бледна. Очень больно? Как ни крути, а операция была совсем недавно. Пожалуйста, солнышко, давай я отведу тебя в постель. Тебе нужен отдых.

— Но я прекрасно себя чувствую! Не волнуйся, Теннисон! Миссис Скраггинс приготовила изумительный ужин. Ты голоден?

— Если у тебя хватит сил поесть внизу, тогда я, конечно, голоден, — кивнул он, настороженно поглядывая на шурина с женой, только что вошедших в переднюю из гостиной. — Привет, родственники.

Савич коротко кивнул.

— Надеюсь, день прошел хорошо, Теннисон, — ответила Шерлок, одарив его сияющей улыбкой. Хоть бы он не заметил, что она готова удушить зятя его собственным галстуком!

— Не слишком, — признался Теннисон и, отступив от Лили, сунул руки в карманы. Как ни удивительно, он по-прежнему не отрывал глаз от жены. — Лекарство на старого мистера Дейли уже не действует. Он поговаривает о том, как хорошо бы сунуть в рот дуло ружья. Очень напоминает тебя, Лили. Эта ужасная депрессия, с которой не может справиться рассудок. День выдался хуже некуда. Даже времени не было навестить тебя перед выпиской. Прости.

— Что же, подобные неприятные вещи иногда случаются, не так ли?

Шерлок погладила его по руке и улыбнулась при виде его презрительной гримасы.

Савич подмигнул жене.

Они дружной гурьбой направились в столовую. Теннисон заботливо усадил Лили на стул во главе длинного стола. Лили любила эту комнату. Переехав сюда, она перекрасила стены в светло-желтый и выбросила всю массивную мебель. Теперь обстановка выглядела очень современной, с блестящими столом, стульями и буфетом в стиле итальянского ар-деко. На стенах висели пять постеров тоже в стиле ар-деко, наполненных красками и светом. Не успел Теннисон сесть, как миссис Скраггинс принесла первое блюдо. Обычно она просто оставляла еду на плите и уходила, но только не сегодня.

— Добрый вечер, миссис Скраггинс. Как любезно с вашей стороны остаться и помочь!

— О, ничего особенного, я очень рада доктор Фрейзер.

Шерлок, наблюдая, как она нагружает с верхом тарелку Лили, поняла, что по своей воле экономка не уйдет. Разве что ее вышвырнут силой.

— Не могла же я бросить миссис Фрейзер в ее первый лень дома, верни?

Савич едва сдержал улыбку. Миссис Скраггинс не терпится услышать подробности. Она знала: атмосфера накаляется и скоро станет еще жарче, но вот почему?!

Лили надкусила домашнюю булочку и облизнулась.

— Божественно!

— Кстати, Теннисон, думаю, ты будешь доволен, узнав, что я не пыталась по доброй воле врезаться в дерево. Я все вспомнила. Тормоза не работали, даже аварийный, и поскольку я находилась на самом опасном участке шоссе, у меня почти не было шансов выбраться. Надеюсь, тебе стало легче?

Теннисон ошеломленно молчал. Вилка с насаженным на нее кусочком лазаньи застыла у самого рта.

— Вспомнила? — промямлил он, склонив голову набок.

— Именно.

— Значит, ты передумала кончать жизнь самоубийством, но было уже поздно, потому что отказали тормоза?

— Совершенно верно. Я поняла, что не хочу себя убивать, но это уже не имело значения, потому что кто-то, очевидно, потрудился над тормозами.

— Кто-то? Брось, Лили, это абсурд.

— К несчастью, «эксплорер» пустили под пресс на следующий день после аварии, так что мы не можем проверить, как все было, — небрежно вставил Савич.

— Возможно, Лили, — очень мягко спросил Теннисон, — тебе хочется вспомнить что-то другое? Что могло бы облегчить боль последних месяцев?

— Не думаю, Теннисон. Видишь ли, все это я вспомнила под гипнозом. Ну а когда вышла из него, оказалось, что в моей памяти сохранилось и многое другое.

Густые брови взлетели едва ли не к корням волос. Сави-чу еще не приходилось видеть, чтобы брови поднимались с такой быстротой. Теннисон повернулся к Савичу.

— Хотите сказать, что отвезли Лили к гипнотизеру? — сдержанно осведомился он, хотя, судя по виду, был готов взорваться. — К одному из тех шарлатанов, которые забивают бредом мозги пациентов?

— О нет, — вмешалась Шерлок, поглаживая под столом сжатый кулак Лили. — Доктор ничем не забивала ей мозги. Она просто помогла вспомнить, что случилось тем вечером. Мы с Диллоном тоже присутствовали, а ведь и он, и я знакомы с гипнозом. Это часть нашей работы. Все было по правилам. Но не считаешь ли ты странным то обстоятельство, что тормоза не работали? Не согласен с такой возможностью, что кто-то вывел их из строя?

— Нет. Скорее всего Лили ошибается. Не уверен, делает ли она это специально или просто сбита с толку и отчаянно хочет, чтобы все так и было. Неужели не видите? Она придумала поломку, чтобы не остаться лицом к лицу с осознанием того, что наделала. Вряд ли тормоза отказали. Намеренная поломка? Это просто неслыханно! А хуже всего, что она этому поверила и хочет убедить меня. Это крайне тревожно. Боюсь, Лили опять потеряет почву под ногами. Видите ли, я психиатр, настоящий, а не такой, который проделывает разные фокусы с людьми, чтобы получить заранее предопределенный результат. Мне это не нравится, Савич. Я муж Лили и несу за нее ответственность.

Шерлок ткнула в его сторону вилкой и ледяным, как айсберг, голосом отрезала:

— Пока что ты не слишком хорошо выполнял свои обязанности, не находишь?

Глава 7

На миг Савичу показалось, что Теннисон сейчас швырнет тарелку в голову Шерлок. Он тяжело дышал, а лицо приняло ужасающе-багровый оттенок. Но Шерлок как ни в чем не бывало принялась жевать боб.

— Кроме того, время было выбрано уж очень подходящее, — продолжала она, сглотнув. — Ты ведь помнишь, Теннисон? Сам ведь позвонил Лили и попросил отвезти слайды в Ферндейл, зная, что, когда она окажется на шоссе 211, уже стемнеет. Да еще тормоза отказали. Странные совпадения, не находишь?

— Черт возьми, вы двое действовали у меня за спиной, прекрасно зная, что я не одобряю подобных действий. Лили здорова и больше в вас не нуждается, Повторяю, я ее муж и позабочусь о ней. Что же до ваших смехотворных плохо завуалированных обвинений… я не унижусь до того, чтобы на них отвечать!

— На твоем месте я все же попробовала бы унизиться, — посоветовала Шерлок, и Теннисон пронзил ее убийственным взглядом.

Савич немного подождал, пока буря успокоится, прежде чем объявить:

— Ладно, пока никакого унижения. Пойдем дальше. Предположим, Теннисон, что Лили все запомнила правильно. В этом случае неизбежно возникают вопросы. Почему тормоза отказали? Может, обычная поломка? Но ведь и аварийный тормоз не работал, а это уже трудно назвать совпадением. Значит, кто-то перерезал шланги. Кто, Теннисон? Кому нужна смерть Лили, тем более что ее наверняка посчитали бы типичным самоубийством. Кто хочет ее гибели?

Теннисон медленно поднялся. Шерлок видела, как яростно бьется жилка на его шее. Он взбешен… и не только. Напуган? В отчаянии? Трудно сказать, и это очень обидно. Умеет он держать себя в руках.

— Ты коп. И во всем видишь дурное, — начал Теннисон с таким трудом, словно слова застревали у него в глотке. — Имеешь дело с преступниками. Уж поверь, никто не желает смерти Лили, кроме нее самой. Она была очень больна. Все это знают, даже Лили. Самое логичное объяснение случившегося — Лили попросту не помнит, как все было, поскольку не может заставить себя открыто признать, что действительно пыталась покончить с собой. Вот и все. Больше я не потерплю твоих обвинений. Это мой дом. Я требую, чтобы вы оба его покинули. И отныне не вмешивались в нашу жизнь.

— Хорошо, Теннисон, — кивнул Савич, — мы с Шерлок будем рады уехать. Собственно, мы именно это и намеревались сделать, но только после ужина. Миссис Скраггинс приготовила его специально для меня, и я не стану ее обижать. И кстати, расскажу все, что мы узнали о Линде. Ты ведь помнишь Линду? Твоя первая жена, которая покончила с собой через тринадцать месяцев после свадьбы!

Они ничего не сказали Лили о Линде Мидлтон Фрейзер. Лили оцепенела. Рот изумленно приоткрылся. С лица сбежали все краски. Если до сих пор она и питала какие-то надежды, все мигом рухнуло. Слушая объяснения мужа, такие спокойные и разумные, она невольно задалась вопросом: уж не прав ли он? Может, рассудок действительно сыграл с ней недобрую шутку? Может, болезнь так подкосила ее, что она не имеет права доверять своим мыслям и реакциям? Но слова брата мигом все изменили. Теперь она поняла, вспомнила, как все было. О Боже, неужели он действительно убил первую жену? Невероятно! Омерзительно!

Лили била крупная дрожь, и она ничего не могла с собой поделать.

Судорожно стиснув в руке нож, она хрипло выдавила:

— Помню, ты говорил, Теннисон, что был женат, очень давно и недолго.

— Недолго? — удивилась Шерлок, изогнув бровь. — Звучит так, словно все было лет десять назад. Не меньше. Можно подумать, он лет в восемнадцать сбежал из дома с девушкой. На деле же Линда, первая жена Теннисона, покончила с собой два года назад, всего за восемь месяцев до того, как ты приехала в Гемлок-Бей и встретилась с ним. — Она взглянула на Теннисона и бесстрастно заметила: — Однако ты не сказал Лили ни слова об этом. Почему?

— Для меня это было огромной трагедией, — тихо ответил Теннисон, снова овладев собой, и пригубил шардонне из долины Напа, очень сухое, со смолянистым привкусом, как раз такое, как он любил. — И рана все еще не зажила. Зачем я должен говорить на эти темы? Кроме того, никакой тайны тут нет. Лили могла услышать это от любого в городе, включая моих родственников.

Шерлок подалась вперед, забыв о еде. Перчатка была брошена. Интересно, чем все кончится? Она улыбнулась Фрейзеру.

— Все же, Теннисон, не находишь, что Лили просто было не до твоей первой жены, тем более что почти сразу же погибла Бет, и она тоже пыталась покончить с собой. Не находишь, что тут есть нечто подозрительное? Две жены, которым не терпится отправиться на тот свет после нескольких месяцев супружеской жизни! Я бы на твоем месте задумалась: все ли в порядке со мной? Почему мои жены так мало живут?

— Все это чепуха! Лили ничуть не похожа на Линду. Она была просто убита гибелью ребенка и своей ролью в ее смерти.

— Я не играла роли в смерти Бет, — возразила Лили, — и ясно это понимаю.

— Ты в самом деле этому веришь, Лили? Подумай немного, хорошо? Что же до Линды, у нее была опухоль мозга. Она умирала.

— Да, это удар.

— Опухоль мозга? — переспросил Савич.

— По крайней мере такой диагноз ей поставили. Неоперабельный рак. Она знала, что жить осталось недолго. И не хотела страдать, не хотела превращаться в живой труп. Кроме того, она уже начала мучиться головными болями. Поэтому и пожелала сама решить свою судьбу. Сделала укол хлористого калия. Он действует очень быстро. Я никому не рассказывал про опухоль. Не видел причин. Разумеется, осталась история болезни. Если хотите, проверьте, мне все равно, я не лгу.

— Хм-м, — буркнула Шерлок. — Значит, по-твоему, лучше, чтобы женщину считали самоубийцей без особых причин?

Она откинулась на спинку стула и сложила руки на груди.

— Ну, уж это мне решать.

— Тринадцать месяцев, — выговорил Савич. — Женат всего тринадцать месяцев. Погибни Лили в этой аварии — и ушла бы в могилу на два месяца раньше Линды. Впрочем, если бы первая попытка удалась, она наверняка побила бы все рекорды.

— Мне это не кажется забавным, Савич, — бросил Теннисон, глядя на жену. — Ты судишь меня, не имея доказательств. На основании предположений, простого совпадения, которое не будет иметь силы нигде и тем более в суде. Не ожидал такого от полицейского. Если бы Лили погибла, сомневаюсь, что стал бы жить. Я очень ее люблю и желаю ей добра.

«Хорош, — подумал Савич. — Очень хорош». Убедителен, логичен и умеет воззвать к лучшим чувствам. И к тому же прав: Савич уже вынес ему обвинительный приговор. Нужно получить улики. «Максу» придется потрудиться. Должно что-то найтись. Просто не может не найтись.

Шерлок дожевала остывшую булочку и пропела нежнейшим голоском:

— Где же Линда достала хлористый калий?

— У доктора, который поставил ей диагноз. Он был увлечен ею, поэтому и помог. Я ничего не знал, пока он не рассказал мне. Я не стал подавать в суд, зная, что она хотела покончить с жизнью. Вскоре умер и доктор Корд. Все это так ужасно…

— Я слышала о смерти доктора Корда от одной жительницы, на продуктовом рынке Кейси, — вмешалась Лили. — Она сказала, что он чистил ружье, не вынув патронов, и оно выстрелило. Несчастный случай. О твоей жене не было сказано ни слова.

— Просто местные жители не хотят причинять мне лишней боли, особенно потому, что теперь у меня другая жена. Вот, по-видимому, и решили молчать.

Он повернулся к жене. Голос его неожиданно изменился, став из спокойного молящим. Протянутая рука предательски подрагивала.

— Лили, когда ты, года полтора назад, приехала сюда, я сначала не мог поверить, что в мою жизнь может войти другая. Та, которая сделает ее полной. Которая станет любить меня и принесет счастье и покой. Но так уж вышло. И ты привела с собой свою драгоценную крошку Бет. Я полюбил ее с того момента, как увидел. С первого взгляда. В точности как тебя. И я тоскую по ней, Лили. Каждый день. То, через что тебе пришлось пройти, уже закончилось. Может, именно эта авария с «эксплорером» вернула тебя к нормальному существованию. Поверь, дорогая, я хочу, чтобы ты выздоровела, хочу больше всего на свете. Хочу повезти тебя в Мауи, лежать с тобой на песке и знать, что самая большая твоя проблема — как бы не сгореть на солнце. Не слушай своего брата. И пожалуйста, не верь, что в смерти Линды было что-то зловещее. Я люблю тебя. И мечтаю, чтобы ты была счастлива со мной.

Савич, который во время этой страстной речи расправлялся с лазаньей, вид имел слегка заинтересованный, словно сидел в театре и любовался игрой актеров. Дождавшись, пока Теннисон замолчит, он отложил вилку и спросил:

— Теннисон, как давно твой отец состоит в совете попечителей музея Юрики?

— Что? О, не знаю, много лет. Мне никогда не было до этого дела. Какая разница, черт побери?

— Видишь ли, — сообщил Савич, — сначала мы никак не могли сообразить, зачем ты женился на Лили, если потом задумал ее убить? Ради чего? Потом сообразили, что ты знал о картинах нашей бабушки. Лили получила восемь ее картин, а это огромные деньги.

И тут Савичу впервые стало не по себе. Теннисон, похоже, дошел до точки. Его просто трясло от ярости. Диллон на всякий случай приготовился к нападению.

Но Теннисон всего лишь принялся колотить ручкой ножа о стол, правда, довольно сильно.

— Ублюдок! Не нужны мне никакие дурацкие картины! Сказано же, вон из моего дома!

Лили медленно поднялась.

— Нет, Лили, только не ты. Пожалуйста, сядь. Послушай меня! Ты должна меня выслушать! Мы с отцом часто бывали в музее искусств Юрики. Там много прекрасных работ. Но когда ты сообщила, что твоя бабушка — Сара Эллиот…

— Но ты уже знал это, Теннисон! Знал. Еще до того, как мы познакомились. И когда я сказала тебе об этом, ты сделал вид, что ужасно удивлен. Притворялся, будто рад, что я унаследовала ее поразительный талант. И так хотел, чтобы ее работы оказались здесь, в Северной Калифорнии. Должно быть, для того, чтобы быть поближе к ним. Чтобы, когда я умру, ты без труда добрался до них. А может, это твой отец? Кто из вас двоих, Теннисон?

— Лили, успокойся, все это ложь. Картины твоей бабушки — настоящие шедевры. Почему они должны храниться в Чикаго, если ты живешь здесь? И распоряжаться ими куда легче, если они выставлены поблизости.

— Что значит «распоряжаться»?

— Видишь ли, — пожал плечами Теннисон, — мне постоянно звонят, просят одолжить картины на ту или иную выставку, продать коллекционерам, произвести небольшую реставрацию, заменить рамы. Бесконечные вопросы насчет налогов и тому подобное.

— Но всего этого вовсе не было до того, как я вышла за тебя! Имелся всего лишь один контракт с музеем, который следовало подписывать каждый год, ничего больше. Почему ты молчал до сих пор? Судя по твоим словам, ты с ног валишься от непосильного труда.

Неужели это сарказм? Савич от души надеялся, что так оно и есть.

— Ты была нездорова, Лили, и я не хотел обременять тебя.

И неожиданно случилась странная вещь: на глазах у Лили ее муж превратился в сероватую бесплотную тень, рот которой открывался и закрывался, но оттуда не вылетало ни единого звука. Не человек, а тень, а тени не могут причинить зло.

— Как сказал Диллон, я очень богата, — улыбнулась она. Савич видел, что зять отчаянно пытается держать себя в руках, рассуждать логично, не оправдываться, не позволить Лили увидеть, какова его истинная натура. Поразительно! Неужели он настолько прожженный лжец? Настолько убедительный актер? Кто знает…

— Я всегда считал, что картины просто доверены тебе. Нечто вроде трастового фонда. Они не твои, тебе просто поручено их хранить. Пожизненно. А потом эта обязанность переходит к одному из твоих детей.

— Но ты занимался картинами все эти месяцы, — возразила Лили, — и как же мог не знать, что они мои, целиком и полностью?

— Говорю же, я так считал. Никто не уверял меня в обратном, даже директор, мистер Монк. Ты знакома с ним, и он так радовался, что теперь картины у него.

Савич поднес к губам чашку с чаем, налитым миссис Скраггинс.

— Картины поделены между внуками Сары, — сообщил он громко, зная, что экономка ловит каждое слово. Ничего страшного. Может, в результате у нее найдется что сказать ему и Шерлок, когда это приятное застолье закончится. — если Лили захочет, она может их продать. Каждая стоит около миллиона долларов. Может, и больше.

Теннисон так растерялся, что стал заикаться.

— Я… я не предполагал, — выдохнул он, отчаянно озираясь.

— Да неужели? — усмехнулась Лили. — Ты ведь неглуп, Теннисон. И разумеется, мистер Монк говорил, сколько они стоят. Когда ты обнаружил, чья я внучка, тебе ничего не стоило узнать, кому Сара завещала картины. И ты увидел во мне способ добраться до них. Как, должно быть, ты потирал руки в ожидании развязки! Это по твоему настоянию я завещала все свое имущество Бет и сделала тебя душеприказчиком.

— Ну а потом оказалось, что ты пережила дочь, — добавил Савич. — Кто же наследник в этом случае?

— Теннисон! Мой муж! — выпалила Лили, захлебываясь от горечи и невыразимой тоски. — Как легко я попалась на удочку! Что же случилось? Финансовые затруднения? И понадобилось быстро убрать меня с дороги?

— Нет-нет, — бормотал Теннисон, — послушай, я не представлял, что это такая ценность. Просто считал, что за ними следует присматривать, особенно потому, что ты так больна. Ладно, признаю, мне нравилась эта работа. Пожалуйста, Лили, поверь, когда ты сказала, что она твоя бабушка, я очень удивился и обрадовался за тебя. А потом уже и не думал об этом, клянусь. Я женился на тебе, потому что любил. И тебя, и Бет. Вот и все. Мой отец… нет, не может быть, он ни в чем не замешан. Да поверь же ты мне!

— Теннисон, — едва слышно выговорила Лили, — знаешь, у меня в жизни не было никаких депрессий, пока я не вышла за тебя.

— Черт возьми, до смерти Бет у тебя не было причин для депрессий!

— А может, и были! Я рассказывала тебе о первом муже?

— Да, он был ужасным человеком, но не смог тебя сломить. Но ведь муж — это одно, а гибель ребенка, да еще такая жуткая, — совершенно другое. Вполне естественно, что ты не можешь успокоиться и душевно угнетена.

— Даже семь месяцев спустя?

— Рассудок — вещь странная и непредсказуемая. Наш мозг не всегда ведет себя так, как хотелось бы. Я молился за твое полное выздоровление. Согласен, прошло немало времени, но теперь я знаю, что все будет хорошо.

— Да, — сказала она очень медленно, отодвигая стул. — Я тоже это знаю.

В боку закололо так сильно, что хотелось согнуться, но она не сделала этого.

— Да, Теннисон, — повторила она, — я намерена выздороветь. Полностью. И еще: я буду любить Бет до конца жизни и никогда не перестану скорбеть по ней, но сумею взять себя в руки. И все вынесу. Останется только боль прошлого, но больше я никогда не упаду в черную пропасть депрессии. Теперь я знаю, что жить стоит. И пойду дальше. Своим путем. Видишь ли, Теннисон, я обязательно поправлюсь — еще и потому, что оставляю тебя. Сегодня же.

Он вскочил так быстро, что стул с грохотом повалился на пол.

— Нет, черт побери, ты не можешь… Лили, нет! Это все твой брат! Зачем только отец позвонил ему! Он явился и забил тебе голову ложью! Разрушил наш брак! Настроил тебя против меня! Спроси, есть ли у него доказательства? Нет, все это неправда! Пожалуйста, Лили, не уходи!

— Теннисон, — терпеливо спросила Лили, — что за таблетки ты давал мне эти семь месяцев?

Он взвыл, буквально взвыл, отчаянным, испуганным воплем ярости и безнадежности.

— Я пытался лечить тебя. Богу известно, я старался изо всех сил, а ты веришь своему ублюдку-братцу и его жене! Дьявол, это был элавил, только и всего!

Лили кивнула:

— Ты прав, у нас нет достаточных доказательств, чтобы потащить тебя к шерифу. Да и какой это шериф! Жалкая пародия! Как вспомню его расследование убийства Бет! Убила бы!

— Но он делал все что мог! Будь ты рядом с Бет, у него появились бы свидетели…

— Если мы найдем улики, — не обращая на него внимания, перебила Лили, — даже этому жалкому подобию шерифа придется посадить тебя в кутузку. Что бы там ни твердили ты или твой папочка, сколько бы денег ни совали в его карман, каким бы количеством голосов ни обеспечили на следующих выборах, но ты будешь сидеть, пока в Гемлок-Бей не появится более достойный представитель закона, который сможет передать дело в суд. Видишь ли, я ушла бы от тебя, даже если бы ты не убил свою первую жену и, честно говоря, даже если бы не пытался убить меня, потому что ты лгал мне. Лгал с самого начала. Использовал даже гибель Бет, чтобы заставить меня терзаться угрызениями совести. Всячески изощрялся, манипулируя мной, и скорее всего скармливал мне депрессанты. Чтобы я постоянно чувствовала себя виноватой. Но разве это я виновата в ее смерти? Не я убила Бет. Неизвестный негодяй. Теперь я это сознаю. Неужели ты планировал убить меня с той минуты, как надел мне на палец кольцо?

Теннисон, сжав виски руками и ни на кого не глядя, молча тряс головой.

— Сегодня мне пришла в голову ужасная мысль: может, ты и Бет убил?

Теннисон резко вскинул голову:

— Бет? О Господи! Как ты могла подумать?!

— Она моя наследница. После моей смерти картины должны были перейти к ней. Нет, даже ты не способен на такую подлость. Твои родители… да, возможно, но не ты. К сожалению, я не слишком удачлива в выборе мужчин. Две попытки — и взгляните только, что за жалкий результат. Очевидно, я очень плохо разбираюсь в людях, а может, мои букмекерские гены временами затмевают здравый смысл. Нет, ты не мог ни убить сам, ни нанять убийцу Бет. Может, мы сумеем найти что-то на твоего папочку. Посмотрим. А пока прощай, Теннисон. У меня язык не поворачивается сказать все, что я о тебе думаю.

Все это время Савич и Шерлок молчали, глядя на мужчину и женщину, стоявших лицом друг к другу по обеим сторонам обеденного стола. Теннисон был белее полотна. Пульс на шее бешено бился. Пальцы стискивали столешницу. У него был вид человека, потерявшего рассудок. Не помнившего, кто он и где находится. В отличие от него Лили выглядела абсолютно спокойной. Она, казалось, не испытывала ни малейшего неудобства.

— Диллон и Шерлок соберут мои вещи завтра, пока ты будешь на работе. Сегодня мы переночуем в Юрике.

Она повернулась, но в боку снова кольнуло. Лили поморщилась.

— Пожалуйста, только не вздумай уничтожить мои рисунки и рисовальные принадлежности, Теннисон, иначе придется просить брата или невестку набить тебе физиономию. У них и без того руки чешутся это сделать.

Она кивнула мужу и пошла к выходу, но у порога вновь обернулась.

— Диллон, я буду готова через десять минут. Подождешь? Высоко вскинув голову, выпрямившись, словно бок не горел огнем, она покинула столовую. Проходя мимо кухни, она увидела миссис Скраггинс, стоявшую у двери.

Экономка улыбнулась ей. Лили быстро прошла мимо, бросив на ходу:

— Превосходный ужин, миссис Скраггинс. Мой брат в восторге. Спасибо за то, что спасли мне жизнь семь месяцев назад. Мне будет не хватать вас и вашей доброты.

Глава 8

Юрика, Калифорния, «Мермейдз тейл»

Лили проглотила таблетку болеутоляющего и посмотрелась в зеркало. Она выглядит гораздо лучше, ни малейших сомнений.

Она с тяжелым вздохом покачала головой, раздумывая, что же все-таки с ней произошло. Последние несколько месяцев она жила как в аду. Как она выглядела, когда впервые приехала в Гемлок-Бей? Наверное, совсем по-другому. Она была так полна надежд! Они с Бет наконец освободились от Джека Крейна и были по-своему счастливы.

Она вспомнила, как они шагали рука об руку по Мейн-стрит, зашли в булочную Скутера, чтобы купить круассан с шоколадной начинкой для Бет и булочку с изюмом для Лили. Тогда она и понятия не имела, что вскоре снова выйдет замуж за человека, который, как тогда казалось, любил ее и Бет, в полной уверенности, что отныне ее ждет безоблачная жизнь.

Идиотка.

Она снова выбрала мужчину, который искал выгоду в ее смерти, готов был похоронить ее со слезами на глазах, с горькими жалобами на устах и радостью в сердце.

Два брака — и такой крах! Нет, никогда, никогда она не посмотрит на человека, который проявит к ней хоть малейший интерес. Видно, она и в самом деле ни черта не разбирается в мужчинах. И вопрос, не дававший ей покоя, снова больно уколол в сердце. Неужели Теннисон виновен в смерти Бет?

Лили так не думала… и честно сказала об этом Теннисону, но все случилось слишком быстро и никто ничего не видел. А если именно Теннисон сидел за рулем? А потом… потом ей только и хотелось лечь в гроб и самой закрыть крышку.

Бет ушла. Навсегда. Лили представила себе ее личико: точная копия Джека, но мягче, тоньше, и такое красивое! За неделю до смерти ей как раз исполнилось шесть. К счастью, Бет не унаследовала злобного нрава отца. Она была невинной и любящей, всегда делилась с матерью всем, пока…

Лили подняла голову и снова взглянула на свое отражение. Пока… что?

Она снова вернулась мыслями к тем нескольким дням до гибели Бет. Девочка изменилась… стала настороженной, скрытной, даже испуганной.

Испуганной? Бет? Нет, это просто невозможно. И все же Лили была готова поклясться, что Бет перед самой смертью стала какой-то другой.

Нет, Бет не умерла. Убита. Человеком, который вел тот автомобиль.

Боль снова сжала сердце Лили. Узнает ли она правду?

Лили покачала головой, попила воды из-под крана. Брат и Шерлок только что ушли, после того как она в сотый раз заверила, что совершенно спокойна и вполне здорова. С ней все в порядке, поезжайте скорее, соберите ее вещи. Хорошо бы Теннисон не выбросил в мусор ее рисунки.

Лили глубоко втянула в себя воздух. Да, ей нужны рисовальные принадлежности, и как можно скорее. Она хотела взять свою лучшую колонковую кисть, окунуть в краску, сесть перед чистым листом бумаги. Но глупо покупать дорогие кисти только на один день. Нет, она сейчас пойдет и купит недорогие карандаши и фломастеры или набор для начинающего художника, какой купили ей родители, когда она впервые захотела рисовать комиксы. Она до сих пор чувствует их вес на ладони. Пригодятся еще бутылочка индийской туши, бумага для принтера, достаточно плотная, которая не истреплется сразу, как бы яростно ни исчеркали ее, сколько раз ни складывали, засовывая в конверт. А может, лучше и тетрадка, не больше чем на сотню листов. Обычно, рисуя политические комиксы, она использовала полосы, нарезанные из специальной рисовальной бумаги, толще почтовой открытки, так называемого бристольского картона. И флакончик «штриха». Она уже видела себя за столом, видела резкие бледные линии, которые скоро превратятся в человека часа, сенатора Несгибаемого Римуса, будущего президента Соединенных Штатов, из прекрасного штата Уэст-Дименше, который тот ухитрился поделить на две половины, чтобы провести рискованный эксперимент контроля над оружием у населения. В одной половине контроль был таким же строгим, как в Англии, в другой — вообще никакого. Римус произносит страстную речь перед законодательным собранием штата с благословения губернатора, которого шантажирует за получение взятки с подрядчика, заодно являющегося и его племянником.

«Один год — это все, чего я прошу, — провозглашает Римус, широко разводя руками, словно пытаясь обнять присутствующих. — Всего один год, и мы наконец узнаем ответ».

И в восточной части штата начинается разгул преступности, поскольку гражданским лицам не позволено иметь огнестрельное оружие. Поэтому бандиты, воры, грабители нападают на банки, частные дома, автозаправки, магазины — словом, на все, что подвернется. В западной же части, где позволено иметь все, от старомодных пистолетов до скорострельных автоматов, оружие почти ничего не стоит и кривая преступности, как это ни удивительно, ползет вниз, особенно после того, как добрая дюжина грабителей убита прямо на месте преступления: в банках, частных домах, магазинах, на автозаправках — словом, везде, где владельцы оказывали сопротивление. С другой стороны, число убийств возрастает: стреляют во все, что движется: в оленей, кроликов, машины, людей. Многие даже забавляются тем, что палят в воду, и говорят, много форели погибло от огнестрельных ран.

Постоянно ходят слухи о взятках, полученных Римусом как от мафии, так и от Национальной стрелковой ассоциации[5], но его лицо, как и имя, по-прежнему кажется благочестивым и незапятнанным.

Лили ехидно хихикала, потирая руки. Она хотела рисовать сейчас, немедленно, как только схватится за карандаш. И не нужен ей специальный стол: тот, маленький, круглый, викторианской эпохи, что стоит в ее комнате, идеально подойдет. Лучи восходящего солнца падают как раз под нужным углом.

Она просто не хотела ждать.

Лили схватила сумочку, кожаную куртку и вылетела из пансиона. Миссис Блейд, сидевшая за небольшой стойкой, помахала ей рукой. Лили не слишком хорошо знала Юрику, но кажется, ей нужно на Уоллес-стрит. В районе пристани жило много художников и кое-кто держал магазинчики рисовальных принадлежностей.

День выдался облачным и до того прохладным, что пар шел изо рта. Ледяной ветер вихрил опавшие листья и оставлял на губах соленый вкус. На другой стороне улицы Лили удалось перехватить такси, из которого как раз выходил какой-то старик.

Водитель оказался украинцем, прожившим в Юрике шесть лет. Его сын-школьник рисовал везде, даже на туалетной бумаге, что, по мнению отца, грозило свинцовым отравлением всей семье. Но во всяком случае, он знал, куда ехать.

Такси остановилось у магазинчика Сола Артура. Лили провела там всего полчаса и вышла, улыбаясь во весь рот, с тяжелыми свертками в руках. В сумочке лежало не больше одиннадцати долларов: все деньги, что остались у нее на этом свете. Интересно, что стало с ее кредитками? Нужно попросить Диллона разобраться.

Она стояла на обочине, оглядывая улицу. Но волшебство не повторяется дважды, даже если она готова расстаться еще с четырьмя долларами своего капитала. Никаких такси.

Автобус. Вот он, важно пыхтит ей навстречу. Пансион не так уж далеко отсюда, а автобус идет в нужном направлении. Да и людей на улице почти нет.

Несгибаемый Римус в ее воображении выглядел особенно красивым и насквозь продажным. Как он разозлится, когда коллега перехватит ценного сотрудника! Как обрадуется, узнав, что жена сенатора обманывает мужа с одним из его помощников.

Она тихо напевала, когда старый, не менее чем двадцатилетней давности, автобус, выплевывая черный дым, подкатил к ней. Из окна высунулся ухмыляющийся пожилой водитель с наушниками на голове. В довершение ко всему он еще и приплясывал на месте. Наверное, давно не видел пассажиров.

Лили поднялась по ступенькам, швырнула на пол пакеты и нашла в бумажнике мелочь. Обернувшись, чтобы найти место, она обнаружила, что автобус пуст.

— Куда это все подевались?

Водитель весело подмигнул и стянул наушники. Она повторила вопрос.

— Все на кладбище, — сообщил он. — Похороны века.

— Чьи похороны?

— Ферди Маллоя, священника баптистской церкви. Откинул копыта в прошлую пятницу.

В прошлую пятницу она еще лежала в больнице.

— Надеюсь, естественные причины?

— Можете так считать, если угодно, но все знают, что скорее всего это его миссис постаралась. Крепкий орешек наша старушка Мейбл, куда крепче Ферди, а уж злая! Хуже дворовой собаки! Никто не посмел словом обмолвиться о вскрытии, так что сейчас беднягу зарывают в землю.

Лили улыбнулась, не зная, что ответить.

— Кстати, — вспомнила она, — я выхожу у «Мермейдз тейл». Вы не туда едете?

— Почему нет? Все равно в автобусе, кроме вас, ни единой души. Подкачу прямо к крыльцу. Только смотрите, когда будете спускаться, — третья ступенька прогнила.

— Спасибо, постараюсь быть осторожнее.

Водитель снова натянул наушники и принялся подпрыгивать на сиденье. Он остановился через два квартала, как раз перед закусочной для автомобилистов, где подавали лучшие гамбургеры к западу от Силлоу-Ривер и втиснутой в один угол с магазинчиком, в витрине которого красовались визитки мировых судей, исполнявших также обязанности нотариусов.

Лили прикрыла глаза. Автобус тронулся. В голове снова возник Римус, замышлявший очередную интригу.

— Эй!

Она очнулась и увидела молодого человека, садившегося рядом. Оказалось, он переложил свертки на противоположное сиденье и устроился как ни в чем не бывало.

От удивления Лили лишилась дара речи и молча уставилась на парня. Неприятный тип. Не старше двадцати, черные сальные волосы стянуты в хвост, три серебряных обруча болтаются в левом ухе. Темные очки, широкая черная кожаная куртка, бейсболка с логотипом «Иволг»[6].

Мои пакеты! — всполошилась она. — Зачем вы бросили их туда?

Он расплылся в улыбке, и она увидела в глубине рта золотой зуб.

— Ты ужасно хорошенькая. Я хотел сесть с тобой. Стать немного поближе к такой конфетке.

— Нет, я не особенно хорошенькая и просила бы вас уйти. Здесь много свободных мест.

— Черта с два. Я остаюсь. Может, мне удастся подвинуться еще ближе. Говорю же, ты мне понравилась.

Лили с надеждой взглянула на водителя, но тот был по-прежнему поглощен рок-н-роллом и так подпрыгивал на сиденье, что автобус даже немного кренился в разные стороны. Ей не хотелось ни ссор, ни скандалов. Правда не хотелось.

— Ладно, — примирительно улыбнулась она, — я перейду на другое место.

— Не выйдет, — одними губами выговорил он, схватив ее за руку.

— Немедленно отпусти меня, парень!

— Не выйдет, — повторил он. — Знаешь, мне вовсе не хочется делать тебе больно. Но ничего не поделаешь, хотя жаль, конечно, потому что ты и вправду очень даже ничего. Просто стыд, что приходится идти на такое, но уж очень мне бабки нужны.

— Это… это грабеж?

— Да, не волнуйся, только грабеж, ничего больше. Мне нужен твой бумажник.

Но, говоря это, он выхватил из внутреннего кармана нож, нажал кнопку, и длинное тонкое лезвие угрожающе сверкнуло перед глазами Лили. Теперь она испугалась по-настоящему. Сердце заколотилось, а во рту стало горько.

— Убери нож. Я отдам тебе все, что у меня есть, хоть это не так много.

Заметив, что автобус подъезжает к следующей остановке, он тихо буркнул:

— Прости, для денег времени нет.

Сейчас ее убьют. Нож почти у ее груди. Лили застыла, чувствуя, как снова тянет в швах, но сейчас это не имело значения.

— Ах ты, сволочь! — прошипела она, всадив локоть прямо в его адамово яблоко, а потом под подбородок, так, что голова откинулась. Он издал странный горловой звук, пытаясь втянуть в себя воздух, однако ножа не выпустил.

«Уйди влево, сожмись, сделайся мишенью поменьше».

Она повернулась, ударила кулаком по его правому предплечью.

«Нападай не на оружие. На человека».

Схватив его запястье левой рукой, она ребром правой ударила по горлу. Пока он давился слюной и желчью, она врезала ему в грудь, прямо над сердцем. Нож выскользнул из его пальцев, со звоном ударился об пол и скользнул под сиденье.

Парень все еще задыхался, когда Лили прошипела:

— Не смей близко ко мне подходить, ублюдок!

Он, разумеется, не смог ответить, но Лили этого показалось мало, поэтому она напряженными ладонями ударила его по ушам.

Несостоявшийся убийца взвыл, но изо рта вырвался только хриплый клекот.

Автобус остановился прямо перед «Мермейдз тейл». Водитель, все еще приплясывая, помахал ей в зеркальце заднего обзора. И что теперь делать? Позвать на помощь?

Но последующее уже от нее не зависело. Сообразив, что дело плохо, молодой человек вскочил, подхватил нож, погрозил им водителю, пялившемуся на них широко раскрытыми глазами. По-видимому, теперь ему было не до танцев. Молодой человек взмахнул ножом, помчался к передней двери, выскочил и, перебежав улицу, свернул в переулок.

Водитель вскрикнул.

— Все в порядке, — заверила Лили, собирая пакеты. — Просто грабитель. Но я легко отделалась.

— Нужно вызвать полицию.

Не хватало еще иметь дело с копами. Убийца смылся, а Лили вдруг страшно ослабела, Сердце бухало в ребра, ноги подкашивались. Но спину она держала прямо и, казалось, стала выше, чем пять минут назад. Всего пять минут назад она сидела в пустом автобусе и неизвестно откуда взявшийся парень сел рядом и вытащил нож.

И не важно, что кололо бок, ныли ребра и стреляющая боль пронизывала ее с головы до ног. Она сделала это. Справилась с убийцей. Значит, не забыла все то, чему учил ее брат, после того как она наконец рассказала ему о Джеке и о том, что с ней проделывали.

Тогда Диллон стиснул ее так крепко, что казалось, кости треснут.

— Черт возьми, Лили, больше я никогда не позволю тебе быть беспомощной жертвой. Никогда!

И он учил ее приемам самообороны под восторженный визг двухлетней Бет, таскавшей игрушечного медведя за ногу.

Но не смог научить ее главному: душить страх, лишающий рассудка и способности мыслить, вскипевший при виде ножа, блестевшего в дюйме от груди. Лили справилась сама. Взяла себя в руки. Сумела защитить себя. Она сделала это!

Лили шагала, прямая и высокая, не обращая внимания на боль и легкую тошноту.

— Привет! — сказала она, улыбаясь миссис Блейд, разгадывавшей кроссворд за стойкой.

— Выглядите так, словно выиграли в лотерее, миссис Фрейзер. Я тут совсем запуталась. Преступник. Шесть букв. Не знаете?

— Хм-м… может быть, я? Но в «Лили» всего четыре буквы. Прошу прощения, миссис Блейд.

Лили засмеялась и потащила покупки наверх.

— Знаю! — обрадовалась миссис Блейд. — «Убийца»… нет… вторая «а». Черт!

Наверху Лили подвинула викторианский столик так, чтобы на него падал свет, разложила рисовальные принадлежности. И пусть адреналин бурлит в крови, ей все равно. Главное, что она прекрасно себя чувствует.

И тут рука ее застыла.

Ее картины. Нужно немедленно бежать в музей и убедиться, что картины Сары все еще там. Все восемь. Как она могла думать о Римусе в такой момент?

Или окончательно рехнулась? Ведь можно просто позвонить мистеру Монку и спросить насчет картин. Но что, если ему нельзя доверять… ведь до сих пор оказывалось, что никому нельзя доверять. Он вполне способен солгать. Теннисон или его отец могли выкрасть их прошлой ночью, после того как она ушла из дома, а мистер Монк еще и помогал им.

Нет, кто-то уведомил бы ее, если бы картины пропали. А вдруг они просто позвонили Элкотту или Теннисону? Да, это ее картины, но ведь она больна. Не так ли? Еще одна попытка самоубийства. Не способна справиться со стрессом.

Через три минуты она уже была на улице.

Глава 9

Музей искусств Юрики занимал целый квартал на Уэст-Клейтон-стрит. Великолепное здание викторианской эпохи стояло в окружении древних дубов, ронявших последние листья на холодном утреннем ветерке. Поскольку муниципальный бюджет урезали до минимума, горы листьев никто не убирал и толстое красно-желто-золотистое одеяло укрыло тротуары и двор музея.

Лили заплатила таксисту пять долларов, включая чаевые, потому что манжеты рубашки у парня были обтрепанными, а сам он, похоже, давно не ел досыта. Оставалось надеяться, что у нее хватит денег на входной билет.

Старый швейцар уведомил ее, что вход бесплатный, но любое пожертвование будет великодушно принято.

— Не от души?

— Как угодно. — Он расплылся в улыбке.

Ей не оставалось ничего, кроме как ответить такой же широкой улыбкой и попросить, чтобы он доложил мистеру Монку о ее приходе.

До сих пор она видела здесь картины только однажды, во время короткого визита, когда им еще не отвели специальное помещение, но прямо после свадьбы с Теннисоном. Тогда же она познакомилась с директором, мистером Мон-ком, поразившим ее напряженно-голодным взглядом необыкновенно красивых черных глаз, и двумя его сотрудниками, имевшими степень доктора философии. Когда она удивилась, они только плечами пожали и объяснили, что в престижных музеях нет мест, так что пришлось перебраться сюда. Но по крайней мере картины Эллиот придают этому заведению стиль и респектабельность.

Несмотря на то что музей был невелик, картинам Сары выделили отдельную комнату и все устроили по высшему разряду: белые стены, идеальное освещение, натертый дубовый паркет, мягкие скамьи в центре комнаты.

Лили долго стояла, медленно переводя взгляд от картины к картине. Она даже коснулась каждой, провела пальцем по раме. Эти шедевры занимали особое место в ее душе, тем более что бабушка позаботилась оставить Лили именно те, которые она больше всех любила. Особенно «Лебединую песню» — мягкие бледные переливы цветов, слегка приглушавших трагедию умирания. Лежавший со сложенными на груди руками посреди аккуратно прибранной постели старик, почти лысый и такой исхудавший, что кожа туго обтянула скулы, а под кожей чуть краснели кровеносные сосуды, блаженно улыбался и что-то пел молодой девушке, тоненькой, почти прозрачной, стоявшей подле кровати со склоненной набок головой.

При одном взгляде на эту сцену у Лили мурашки пошли по коже, а глаза предательски повлажнели.

Боже, как она любила эту картину! Да, разумеется, ей место в музее, но она принадлежит Лили, и только Лили.

В этот момент Лили решила, что хочет видеть картину каждый день, до самой последней минуты, чтобы она напоминала о бесконечной пульсации жизни с ее грустными завершениями, радостными начинаниями и счастливыми соединениями. Эта картина останется с ней, если только это возможно. Стоимость работ Сары до сих пор ошеломляла.

Она вытерла глаза.

— Это вы, миссис Фрейзер? О Боже, мы слышали об аварии. Говорили даже, что вы попали в больницу в тяжелом состоянии. Уже поправились? Так быстро? Выглядите немного бледной. Может, вам лучше сесть? Хотите стакан воды?

Неспешно повернувшись, она увидела мистера Монка, стоявшего в дверях маленькой комнаты с картинами Сары. Ей снова показалось, что он выглядит чересчур напряженным. Как слишком туго натянутая тетива: вот-вот лопнет. Впрочем, он неплохо смотрится в этом костюме цвета маренго и белой рубашке с темно-синим галстуком.

— Мистер Монк, рада видеть вас, — вежливо улыбнулась она. — Собственно говоря, слухи о моем состоянии немного преувеличены. Я совершенно здорова и прошу вас об услуге.

— Счастлив это слышать. А доктор Фрейзер тоже здесь? Возникли проблемы?

— Нет, мистер Монк, никаких. Последние месяцы выдались довольно трудными. Но сейчас все в порядке. Кстати, какая из этих картин ваша любимая?

— «Решение», — не колеблясь, ответил мистер Монк.

— Она мне тоже очень нравится, — кивнула Лили, — но не находите, что ее атмосфера немного угнетает?

— Угнетает? Ничуть. Я не страдаю депрессией, миссис Фрейзер.

— Помню, как я сказала бабушке, что люблю эту картину, когда только что потеряла кучу денег на результатах матча между «Гигантами» и «Далласом». Тогда, в шестнадцать, я была вне себя от отчаяния, — призналась Лили. — Бабушка засмеялась и одолжила мне десять долларов. Никогда этого не забуду. Правда, я отдала долг на следующей неделе, когда целая куча идиотов поставила на то, что Новый Орлеан побьет Сан-Франциско с перевесом в двенадцать очков.

— Вы говорите о каких-то спортивных событиях, миссис Фрейзер?

— В общем, да. О футболе, — сообщила Лили. — Но перейдем к делу. Я пришла сказать вам, что уезжаю из этих мест, обратно в Вашингтон, и беру картины Сары Эллиот с собой.

Он уставился на нее как на сумасшедшую и стал лихорадочно отмахиваться, словно пытаясь отогнать призрак.

— Но, миссис Фрейзер, ведь вы были довольны экспозицией, и мы так о них заботились, реставрационные работы самые минимальные, мы вас не затрудняли…

Лили осторожно погладила его рукав.

— Мистер Монк, вы проделали великолепную работу. Дело в том, что я переезжаю, а картины отправятся вместе со мной. Это не подлежит обсуждению.

— Но Вашингтон не нуждается в шедеврах! Там их и без того много. Немало прекрасных вещей пылятся в запасниках, и никто их не видит! Им ни к чему новые поступления!

— Мне очень жаль, мистер Монк.

Поразительно красивые черные глаза зловеще блеснули.

— Прекрасно, миссис Фрейзер, но, насколько я понял, вы не обсуждали это с доктором Фрейзером. Простите, но я не могу отдать вам картины. Он их администратор.

— Что это значит? Вы прекрасно знаете, что картины мои!

— Да, верно, но решения принимает доктор Фрейзер. Он же заботится о всех деталях. Видите ли, миссис Фрейзер, всем известно, что вы нездоровы…

— Лили, что ты здесь делаешь? И почему не в постели? За спиной доктора Монка появились Диллон и Шерлок.

Оба недовольно хмурились.

Лили учтиво улыбнулась директору.

— Я пришла объяснить мистеру Монку, что картины уезжают вместе со мной, а именно в Вашингтон. К сожалению, он ответил, что все знают о моем безумии и только доктор Фрейзер имеет право распоряжаться картинами, поэтому мистер Монк отказался отдавать их мне.

— Но, миссис Фрейзер, я не совсем это имел в виду…

Савич легонько хлопнул его по плечу и, когда мистер Монк, совершенно сбитый с толку, повернулся, переспросил:

— Так картины не могут быть отданы моей сестре? Не потрудитесь ли объяснить все это нам, мистер Монк? Я Диллон Савич, брат миссис Фрейзер, а это моя жена. Итак, в чем дело?

Мистер Монк отчаянно озирался, но, не видя помощи, поспешно отступил.

— Вы не понимаете. У миссис Фрейзер душевное расстройство, по крайней мере мне так сказали, и поэтому управление всеми делами, связанными с картинами, взял на себя доктор Фрейзер, поскольку он ее муж. Когда мы услышали об аварии, причиной которой стала она сама, многие посчитали, что она умирает и, следовательно, доктор Фрейзер унаследует картины, которые никогда больше не покинут музея.

— Как видите, я не умерла, мистер Монк.

— Да, миссис Фрейзер, но нельзя отрицать того факта, что вы нездоровы и, следовательно, не можете распоряжаться такими дорогими и уникальными произведениями искусства.

— Заверяю, что миссис Фрейзер в полном рассудке и по закону может делать со своим имуществом все, что ей заблагорассудится, — вмешался Савич. — Впрочем, возможно, у вас имеется распоряжение суда, которое опровергает сказанное мной?

Мистер Монк, на мгновение растерявшийся, быстро пришел в себя.

— Распоряжение суда! Да, это именно то, что требуется.

— Зачем? — осведомился Савич.

— Видите ли, суд может решать, способна ли она принимать столь важные решения.

Шерлок покровительственно похлопала директора по плечу.

— Хм-м, симпатичный костюмчик. Сожалею, мистер Монк, но, как это ни обидно, Лили вовсе не обязана подчиняться вашим приказам. Вы, разумеется, можете обратиться в суд с иском о признании ее недееспособной, но наверняка проиграете, и, кроме того, подобный скандал вызовет немало шума в местных газетах.

— О нет, я никогда бы на это не пошел. Вероятно, вы правы и все в порядке, но, сами понимаете, я должен позвонить доктору Фрейзеру. До сих пор я имел дело только с ним. За все те месяцы, что картины висели здесь, я ни разу не говорил с миссис Фрейзер.

Савич молча вытащил бумажник, показал удостоверение личности, жетон сотрудника ФБР и мило осведомился:

— Почему бы нам не позвонить из вашего кабинета?

Мистер Монк поперхнулся, пронзил Лили убийственным взглядом и пролепетал:

— Да, разумеется.

— Вот и прекрасно. Заодно обсудим также детали отправки картин: страховку, упаковку, охрану — словом, все ничтожные, мелочные детали, с которыми доктору Фрейзеру больше не придется иметь дела. Кстати, мистер Монк, я знаю, что делаю, потому что сам получил по завещанию Сары Эллиот восемь ее картин.

— Что ж, мистер Савич, прошу ко мне.

Савич кивнул и, выходя из комнаты, бросил через плечо:

— Шерлок, останешься с Лили, присмотришь, чтобы она села и отдохнула. А мы с мистером Монком покончим с делами. Вперед, сэр!

— Надеюсь, бедняга не расплачется, — вздохнула Лили. — Они выделили и оборудовали специальное помещение и так заботились о картинах. По-моему, деньги на помещение дали Элкотт и Шарлотта Фрейзер. Какое великодушие, не находишь?

— Да, но знаешь, Лили, немало народа приходило полюбоваться картинами за последний год. Теперь ими смогут полюбоваться и вашингтонцы. Придется подумать, куда ты хочешь поместить картины. Только не торопись, не спеши, позволь людям убедить тебя, что они лучше остальных сумеют приглядеть за картинами. И не стоит терзаться по этому поводу. Подумать только, сколько еще людей не видели именно эти работы Сары Эллиот!

— Говоря по правде, я вздохнула свободно, только увидев, что они все здесь и я не смотрю на пустые стены, потому что кто-то украл картины. Поэтому я и прибежала, Шерлок. Вдруг поняла, что, поскольку Теннисон женился на мне из-за картин, может, они уже исчезли.

Шерлок подвела Лили к скамейке и бережно усадила.

— Мы тоже не хотели ждать, — пояснила она, оглядываясь. — Какая красота! И этот талант у вас в генах, твоих и Диллона. До чего же вы счастливые! Рисуешь комиксы, которые так радуют людей, а Диллон вырезает из дерева изумительные поделки. Представляешь, вырезал из розового дерева фигурку новорожденного Шона! Каждый раз, глядя на нее, я испытываю огромную благодарность за то, что в моей жизни есть Диллон… Ладно, что-то я разнюнила, совершенно размякла. О чем это я? Ах да, талант, унаследованный от Сары… какой драгоценный дар!

— А как насчет твоего таланта, Шерлок? Ты чудесно играешь на пианино и могла бы стать концертирующей пианисткой, если бы не смерть сестры. Поиграешь мне, когда вернемся в Вашингтон?

— Обязательно, — кивнула Шерлок и тут же добавила: — Знаешь, Лили, я тоже боялась, что Теннисон и его папаша украли картины и даже не позаботились известить тебя под предлогом тяжелой болезни.

— Думаю, у них были другие планы. Все случилось так быстро.

— Да, время у них было, но разве не видишь? Если бы картины внезапно пропали, думаю, ни у кого не было бы сомнений, кто их прикарманил, и Синг-Синг гостеприимно открыл бы им ворота. Вряд ли они вышли бы оттуда до конца жизни. Думаю, они выжидали момента их продать. После твоей смерти, когда они перешли бы к Тенни-сону по закону.

— Смерти, — повторила Лили медленно, словно пробуя слово на вкус. — Знаешь, не так легко поверить, что кто-то желает твоей смерти. Из-за какого-то наследства. Мерзость! Просто мерзость!

Шерлок согласно кивнула.

— Я до сих пор не в силах осознать, что Теннисон предал меня, и, вероятно, заодно с отцом. Но не хочу ломать руки и рыдать из-за этого. Уж скорее меня так и подмывает врезать Теннисону в нос или лягнуть в коленку.

Шерлок слегка приобняла ее.

— Согласна. Но как ты себя чувствуешь? Только честно.

— Спокойной. Болит немного, но ничего страшного. Ведь я считала, что люблю его. И хочу провести с ним остаток дней своих. Доверяла ему. Думала, что он станет настоящим отцом Бет.

— Знаю, Лили. Знаю.

Лили взяла себя в руки и постаралась улыбнуться.

— Кстати, мне нужно кое-что тебе рассказать. Сегодня утром Римус так и плясал у меня перед глазами и до того потянуло рисовать, что я вышла и купила карандаши и бумагу. А потом произошло нечто странное. Я села в пустой автобус, чтобы вернуться в пансион. Откуда ни возьмись появился парень, совсем молодой, похожий на панка, и попытался меня убить.

Шерлок от изумления моргнула.

— Ну вот, — рассмеялась Лили, — наконец-то мне удалось удивить тебя настолько, что ты потеряла дар речи.

— Лили, мне это не нравится. Расскажи поточнее, что случилось.

Но в этот момент появился мистер Монк.

— Я свяжусь с нашими адвокатами и попрошу их приготовить бумаги на подпись. Я подробно объяснил мистеру Савичу, как будут упакованы картины. Вам придется уведомить нас, по какому адресу их отсылать. Груз отправят в сопровождении двух охранников. Они сделают все для его сохранности. Я позвоню вам, когда бумаги будут готовы. Как скоро вы собираетесь уезжать?

— Довольно скоро, мистер Монк.

Лили медленно поднялась, стараясь не разбередить швы, и взяла его за руку.

— Простите, но я не могу оставить их здесь.

— Какая жалость! Доктор Фрейзер сказал по телефону, что вы разводитесь с ним и что он больше не имеет никакого отношения к картинам.

— Счастлива, что он не попытался что-то предпринять за моей спиной, — бросила Лили.

Мистер Монк неловко поежился.

— Он прекрасный человек, как, впрочем, и его достопочтенные родители.

— Не сомневаюсь, что таково мнение многих людей. Да, мистер Монк, мы разводимся.

— О, весьма неприятное известие. Вы поженились совсем недавно! И всего несколько месяцев назад потеряли свою малышку. Надеюсь, вы приняли это решение на ясную голову.

— Вы все еще считаете, что мое душевное здоровье под вопросом, мистер Монк?

Мистер Монк, казалось, разом встряхнулся.

— Ну, — пробормотал он, — думаю, вы действовали поспешно, не обдумав все как следует. Разводитесь с бедным доктором Фрейзером, который так вас любит и желает всего самого лучшего. И, миссис Фрейзер, разумеется, все это очень печально для меня и моего музея.

— Что же, всякое бывает, не так ли? И должна сказать, что доктор Фрейзер горячо любит не меня, а мои картины. Я остановилась в Юрике, в пансионе «Мермейдз тейл». Пожалуйста, позвоните, когда потребуется моя подпись.

Уходя, Лили в последний раз оглянулась на сгорбленного, бледного мистера Монка, стоявшего в дверях комнаты Сары Эллиот с таким видом, словно только что проиграл в покер последние деньги. Но музей и до появления картин неплохо существовал и будет существовать и дальше.

Они стали спускаться с крыльца. Савич крепко держал Лили под руку. С другого бока шла Шерлок.

— Я думал, что Теннисон начнет всячески препятствовать увозу картин, — сообщил Савич, не глядя на нее. — Не сомневаюсь, Лили, что, позвони ты сама, так оно и было бы. Но не мог же он спорить с двумя федеральными агентами, один из которых — твой брат! — Он вдруг резко остановился и схватил Лили за плечи. — Я крайне недоволен тобой, сестричка! Тебе следовало позволить мне и Шерлок обо всем позаботиться. Уверен, что ты потянула швы и живот болит так, словно тебя туда лягнули.

— Верно, — поддержала Шерлок. — Диллон прав. У тебя такой вид, словно вот-вот упадешь.

Лили улыбнулась невестке, маленькой, хрупкой, с гривой рыжих курчавых волос и самой доброй на свете улыбкой, которая могла сбить с ног любого парня, в три раза выше и шире ее. А как она играла на фортепьяно! Лили с первого взгляда поняла, что ее любовь к Диллону истинна и глубока. Когда они венчались, маленькая Бет, которой в то время было три года, была так счастлива видеть дядю Диллона и так гордилась своими новыми лаковыми туфельками!

Лили сглотнула слезы и упрекнула себя за слабость.

— А знаешь, что вы с Диллоном угадываете мысли друг друга? Один начинает фразу, другой договаривает? — весело спросила она. — И нечего надо мной кудахтать. Мне в самом деле немного не по себе. Слегка трясет, правда, но продержусь, пока не вернемся в пансион.

Она крепко обняла брата и отступила.

— Кстати, Диллон, не проверишь, что у меня творится с кредитными карточками?

— Что все это значит?

Лили загадочно улыбнулась. Диллон помог ей сесть на заднее сиденье, осторожно положил подушку на живот и застегнул ремень безопасности. Она легко коснулась кончиками пальцев его щеки.

— Я рада, что ты приехал в музей. Вряд ли у меня хватило бы денег на такси.

Савич покачал головой, просунул ладонь под ремень, желая убедиться, что он не врезается в живот, сел за руль и включил зажигание.

— А теперь, Лили, — объявила Шерлок, оборачиваясь, — хватит тянуть. Расскажи обо всем мне и Диллону. Я имею в виду бандита, который напал на тебя в пустом автобусе сегодня утром. Не далее как два часа назад.

Савич едва не въехал в пожарный гидрант.


Они обедали в маленьком мексиканском ресторанчике на Чемберз-стрит, в квартале от пансиона, поскольку Лили решила, что голод сильнее боли.

— Отличный соус, — заметила Лили, окунув подсушенную тортилью в томатный соус и сунув в рот. — Верный знак, что и остальная еда в порядке. Господи, в жизни не была так голодна!

— Говори, — спокойно приказал Савич.

Она рассказала о водителе, объяснившем, что автобус пуст, потому что чуть не весь город собрался на кладбище. О том, что он не вынимал из ушей наушники и увлеченно подпрыгивал на сиденье и поэтому не слышал и не видел, как молодой человек с волосами, стянутыми в хвост, и в черной кожаной куртке едва не вогнал ей в сердце нож с выкидным лезвием.

Савич перевел дыхание и стал рассеянно жевать тортилью.

— Вероятно, до тебя дошло, что он не просто грабитель?

— Он сначала потребовал денег. Впрочем, не знаю." Меня никогда не грабили. Может, я попалась бы на удочку, но он почти сразу вытащил нож. В одном я абсолютно уверена: у него глаза убийцы. И знаешь, я почувствовала, что мне конец. Но тут на меня что-то нашло. Я вцепилась в него, Диллон, припомнив твои уроки. В ушах так и звучали твои слова насчет того, что нужно уйти в сторону и сжаться в комочек. Врезала ему по кадыку, потом дала кулаком в грудь и на закуску хлопнула ладонями по ушам. К несчастью, этого оказалось достаточно только для того, чтобы он отстал от меня и смылся. Но я отделала его, Диллон, здорово отделала!

У нее был такой гордый вид, что Диллону захотелось стиснуть ее изо всех сил. Чтобы она пискнула, Но он был слишком напуган. Подумать только, Лили могли убить! Так легко, так просто!

Он хрипло откашлялся.

— Ты вызвала полицию? Лили покачала головой.

— Честно говоря, мне хотелось одного: поскорее добраться до пансиона. Я уже была у себя, когда вспомнила о картинах, и ринулась в музей. Почему ты считаешь, что это не грабитель?

Савича все еще трясло. Он едва мог говорить связно.

— Мне все это ужасно не нравится. Конечно, никакой он не грабитель. Подумай сама: пустой автобус, парень, который требует у тебя бумажник и тут же выхватывает нож! Тут что-то нечисто.

— Вопрос в том, — вмешалась Шерлок, увлеченно пережевывая тортилью и запивая охлажденным чаем, — кто его нашел и сумел заставить так быстро действовать. Подумайте, ведь ты только вчера сказала Теннисону, что уходишь от него, а сегодня на тебя уже покушались. Что ни говори, а Теннисон и его отец не профессионалы и, однако, в два счета пустили парня по твоему следу. Он, должно быть, следил за пансионом, последовал за тобой в магазин, обогнал и сел в автобус на следующей остановке. Хорошо спланировано и почти идеально выполнено. Растеряйся ты — и все было бы кончено.

— Да, они не знали, кто был моим учителем. — Лили потерла руки, сообразила, что измазалась соусом, и засмеялась. — Не принесете еще тортильи? — попросила она у молодой мексиканочки-официантки. — Диллон, подумать только, я спасла себя и ужасно довольна!

Савич согласно кивнул. Больше он не выпустит Лили из виду! Довольно она была предоставлена себе самой!

— Неплохо бы проверить больницы, — заметил он, похлопав сестру по спине. — Говоришь, ты здорово ему вмазала?

— Может быть. Хорошая идея, я об этом не подумала.

— Ему платят за такие идеи, — пояснила Шерлок, вынимая сотовый. — Так что возможностей у нас предостаточно.

— Знаете, — решил Савич, — вызову-ка я полицию. Только не местную. Лучше обратиться к Кларку Хойту, главе офиса ФБР в Юрике. Если он знает здешних копов и считает, что они могут помочь, тогда пусть займутся этим. Ну а пока ограничимся нашими парнями.

— Верно, Диллон, — кивнула Шерлок, набирая справочную. — До чего я рада, что наши открыли офис именно здесь! Тот, что в Портленде, вряд ли нам чем-то поможет. Кларк немедленно проверит все больницы. А теперь, Лили, объясни подробнее, куда ты ударила этого парня.

— Сейчас. А кроме того, если дадите салфетку, я его нарисую.

Глава 10

Савич открыл сотовый, мягко мурлыкавший тему из «Короля-льва», послушал и осведомился:

— Саймон Руссо? Тот самый неуклюжий болван, который ухитрился прострелить себе ногу из моего «зиг-зауэра»?

Он ехидно хихикнул и снова стал слушать. Однако скоро ему стало не до смеха. Савич понял, что Саймону не нравится происходящее в Юрике. Совсем не нравится. Дьявол, неужели все так плохо?

— Савич, — посоветовал он, — немедленно переправь картины бабушки в Вашингтон. Не теряй ни минуты. Не слушай никаких отговорок директора. Не пытайся сократить маршрут или соглашаться на обходные пути, но шевелись, быстрее. Я прилечу, как только картины окажутся в Вашингтоне. Хочу на них посмотреть. Это очень важно. Дело не терпит ни малейшего риска.

Савич недоуменно нахмурился. В чем дело, черт возьми?

— Я знаю, как ты любишь картины моей бабушки, Саймон. Она преподнесла тебе твою любимую в честь окончания Массачусетского технологического, но совсем не обязательно мчаться сломя голову в Вашингтон, чтобы на них посмотреть.

— Обязательно, — заверил Саймон, — уж ты мне поверь. И он отключился.

Диллон взглянул на жену, стоявшую в глубине спальни. С ее руки бессильно свисал сотовый.

— Милая, — окликнул он, — представляешь, до чего странно: Саймон так и рвется взглянуть на картины Лили. Темнит что-то, не хочет объяснить, в чем дело, но твердит, что вылетит в Вашингтон, как только туда прибудут картины.

Шерлок не ответила. Савичу почему-то стало страшно. Иисусе, она уставилась на него как громом пораженная… нет, до смерти напуганная и белая как снег!

Он в два прыжка очутился рядом, прижал ее к себе и почувствовал, какая она холодная.

— Что стряслось? Скажи, что стряслось? Шон? О Господи, что-то случилось с нашим мальчиком?

Она молча покачала головой.

Он отстранился, увидел потрясенное лицо жены и слегка встряхнул ее за плечи.

— Пожалуйста, не молчи, Шерлок. Что происходит? Что? Шерлок с трудом ворочала языком:

— С Шоном все в порядке. Я позвонила в офис и услышала, как Олли вопит, что должен поговорить с нами. Он сказал, что Тамми Таттл удалось бежать из тюремного отделения больницы Паттерсона-Райта.

— Нет! Не может быть! Ты шутишь!

Такого просто не бывает! Все в больнице знали, насколько опасна Тамми. Он вгляделся в лицо жены, пытаясь обнаружить хотя бы тень сомнения. Напрасно.

— Это невозможно, — выдохнул он, не в силах поверить, не в состоянии смириться. — Она была в тюремном отделении. Ее охраняли. Эта женщина безумна. Всем известно, что она наделала. Как это «сбежала»?

— Ее хотели завтра переводить в камеру, поскольку посчитали, что она уже достаточно здорова и может представлять опасность для окружающих. Но тут произошла какая-то путаница со сменой охранников. Очевидно, она только этого и ждала. Когда медсестра отвернулась, Тамми ударила ее по голове, вырубила и переоделась в ее униформу. Хорошо еше, что не убила. Но беспрепятственно прошла мимо охраны и сбежала.

— Не прошло и недели, как у нее ампутировали руку. Откуда только силы взялись, чтобы свалить с ног сестру? Они привыкли к буйным пациентам, а у Тамми только одна рука.

— Вероятно, никому в голову не пришло, что у нее хватит сил, именно поэтому надзор был не таким строгим. Да и дела никому не было. Поэтому тревогу не поднимали, пока другая сестра не пришла делать ей укол и не обнаружила первую в шкафу, голую и без сознания. Похоже, что у Тамми было часа два форы.

Савич встряхнулся, вновь обретя способность мыслить здраво.

— Ладно, куда она могла поехать? Есть версии?

— Олли говорит, что ее ищут больше копов, чем во время охоты на Марлин и Эразмуса Джонс. Всем ясно, что от нее добра ждать не приходится и что на свободе ее оставлять ни в коем случае не следует.

Шерлок неловко откашлялась.

— Остается один вопрос: насчет тех тварей, что ты видел в сарае. Вурдалаков.

Диллон снова стиснул ее и проговорил в душистые рыжие локоны, щекотавшие нос:

— Я знаю, что хочу сделать прямо сейчас. Поговорить с Шоном и услышать, как он воркует. Этот малыш больше чем нормален, а именно это нам и нужно сейчас. Огромная доза нормальности.

Он не добавил, что хочет знать, знать точно и без тени сомнения, здоров ли его единственный сын. Что же до Вурдалаков… если они реальны — а Диллон всеми фибрами своего существа был уверен в этом, — возможно, опасность куда более велика, чем он себе представлял. Даст ли знать ФБР всем тем, кто ищет Тамми Таттл, что у нее есть союзники? Или шефы собираются игнорировать все, что он им рассказал?

Они по очереди поговорили с сыном, который, как всегда, деловито жевал, только на этот раз не крекер, а банан, а потом позвонили Олли — узнать, нет ли новостей.

— Есть, — сообщил тот, — но хуже некуда.

Шерлок так и видела, как он развалился в офисном кресле и вертится в разные стороны, как всегда, когда нервничает или напуган.

— Тамми Таттл только что убила подростка в окрестностях Чеви-Чейса, штат Мэриленд. Оставила на трупе записку. Вернее, не на трупе, а прикрепленную к трупу. Адресована тебе, Савич.

— Читай.


«Я достану тебя, оторву руку и отсеку долбаную башку, грязный убийца. А потом отдам Вурдалакам».


Звучит обнадеживающе, — кивнул Савич. — И адресовано именно мне?

— Да, а это означает, что она знает, как тебя зовут. Но откуда? Мы считаем, что она, возможно, слышала, как о тебе говорили в больнице. Оставила отпечатки на бумаге и конверте, но ей, похоже, на это плевать. Да, насчет убийства. Мальчик опять лежал в черном круге. Она в самом деле буйнопомешанная, Савич. Все потрясены до глубины души. Такого ужаса мне почти не приходилось видеть. Бедный мальчишка, всего тринадцать лет!

— Черный круг, — повторил Савич. — Она призывала Вурдалаков прийти за мальчишкой.

— Я все надеялся, что, может, ты на самом деле ничего не видел и все это лишь обман зрения. Но поскольку тело парнишки было неузнаваемо изуродовано, возможно, эти Вурдалаки не такая уж выдумка. Во всяком случае, однорукой женщине такого не сделать! Силенок не хватит. Это Джимми Мейтленд упомянул о Вурдалаках. Шефы даже собрали совещание, но решили, что увиденное тобой в сарае — всего лишь пыльные смерчи.

— Если мистер Мейтленд захочет поговорить насчет этого, у него есть мой телефон. А вот тебе задание. Найди и привези Мэрилин Уолруски.

— Мы уже отправились на поиски, но она исчезла и никто не знает куда.

— «Макс» обнаружил, что ее бывший бойфренд, Тони Фоллон, живет в Бар-Харборе, штат Мэн. Может, она сейчас с ним и что-то знает. Должна же Тамми где-то найти приют, а ведь это Мэрилин пустила ее и Томми в тот сарай. Кстати, Тамми украла у кого-нибудь деньги?

— В больнице — нет, а вот в другом месте — кто знает? Пока мы ничего на этот счет не слышали. Имеется с дюжину заявлений о краже машин. Проверяем каждое.

— Прекрасно. Найди Мэрилин и выжми из нее все. Думаю, именно ты должен с ней связаться. Тебе известно больше остальных.

— Ладно, а теперь дай перевести дыхание. Хорошо еще, что ни твоего номера, ни адреса нет в телефонном справочнике. Вряд ли она тебя отыщет, но постарайся быть поосторожнее, Савич, очень прошу.

— На это можешь рассчитывать, Олли.

— Ладно, как там дела у Лили?

— Она сумела отбиться от парня, который хотел убить ее в пустом автобусе часа два назад. Кларк Хойт сейчас проверяет все больницы. Пока сведений нет. Лили нарисовала его портрет, и лейтенант Доббс из полицейского участка Юрики узнал в нем местного бандита по найму, свободного художника, который родную маму прирежет за хорошие денежки. Некий Морри Джоунз. Сейчас его ищут. Подумать только, совсем мальчишка, едва двадцать исполнилось.

— Вот это да! — ахнул Олли. — Куда ни кинь, всюду клин. И что теперь нам беднягам делать?


Лили проспала три часа — и никаких кошмаров, слава Богу. Проснувшись, она увидела брата, сидевшего в большом мягком кресле рядом с ее прелестной кроватью в викторианском стиле и листавшего какие-то документы.

Савич вскинул голову.

— Быстро ты! Я едва глаз приоткрыла, а ты уже понял, что я не сплю.

— Школа Шона. Стоит ему зевнуть, как мы уже начеку.

Лили выдавила улыбку, хотя ей было не до веселья. Недавняя эйфория уже испарилась, да и день выдался на редкость… разнообразным. Лили так хотелось снова порисовать, а вместо этого ее едва не убили, а потом пришлось спасать картины. Хорошо еще, что вкусные мексиканские блюда послушно улеглись в желудке!

Но сейчас, даже после сна, она чувствовала себя полностью опустошенной. Бок ужасно болел, а голова весила не меньше центнера.

— Нет, Диллон, не вставай. Что ты читаешь?

— Статьи и отчеты по паранормальным явлениям, которые нашел мне «Макс». Пытаюсь отыскать сходные преступления и какие-нибудь упоминания о Вурдалаках.

— Ты немного рассказывал о Таттлах и этих Вурдалаках. Объясни подробнее.

— Их было два. Два отчетливых белых конуса, которые временами сближались. Можешь представить, как реагировали несчастные мальчики — Таттлы называли их маленькими ублюдками. Никогда в жизни не видел такого ужаса. Да я и сам так испугался, что едва язык не проглотил. Потом Тамми Таттл воззвала к Вурдалакам, умоляла их принести ножи и топоры, потому что «угощение» уже готово. Мальчики попытались вырваться из круга, и Тамми выхватила нож. Собиралась пригвоздить их к полу внутри проклятого круга. Тогда я выстрелил в нее, и пуля едва не оторвала ей руку. Томми поднял пистолет. Но прицелился не в меня, а в мальчишек, так что пришлось убить его. Но конусы все надвигались на нас, и я снова выстрелил. Ранил ли я ЭТО? Понятия не имею. Но стоило вытащить мальчиков из круга, как конусы исчезли. Те, кто находился за дверью сарая, ничего не видели. Осталось четверо свидетелей: я, мальчики и Тамми, которая призывала Вурдалаков.

— Господи, как страшно!

— Больше, чем ты предполагаешь.

— Интересно, почему эти жертвы должны были находиться в круге? — задумчиво протянула Лили.

— Хороший вопрос. И поскольку я был там и все видел, думаю, этого требовали Вурдалаки. Если они есть. Или это просто ритуал, который Таттлы придумали сами, доставлявший им особенное наслаждение. Однако я не видел у Вурдалаков ни топоров, ни ножей, так почему о них шла речь? Правда, у Тамми нож был, но вот топора я не приметил.

— Может, это для лишнего драматизма?

Савич вспомнил о жутко изуродованном подростке.

— Я так не думаю.

— А что накопал «Макс»?

Савич сокрушенно покачал головой.

— Ты поразишься, узнав, сколько всего накопилось за эти годы.

— Да, только ты все равно не собираешься со мной делиться, верно?

Послышался нетерпеливый стук.

— Скорее, Диллон! Открой! — позвала Шерлок. Оказалось, что она держит три подноса, составленных горкой. — Привет от миссис Блейд, — объявила она, вручив их Савичу. — Помимо разгадывании кроссвордов, она обожает готовить. Заявила, что, поскольку мы не желаем спускаться в столовую, она пришлет ужин наверх.

Две огромные тарелки спагетти с тефтелями, одна огромная тарелка спагетти без тефтелей для Савича, гора сыра пармезан в мисочке, восемь ломтиков чесночного хлеба и три большие чашки с салатом «Цезарь».

Следующие минут десять в комнате слышались только чавканье и стоны удовольствия. Наконец Лили откинулась назад, погладила себя по животу и вздохнула.

— Этот чесночный хлеб вызывает желание петь гимны итальянской кухне. Почти так же вкусно, как наш мексиканский обед.

Шерлок попыталась было рассмеяться. Но ее рот был набит спагетти.

— Нет, Лили, — запротестовал Савич, — по мне, нет ничего лучше соленой тортильи и томатного соуса, такого острого, чтобы подошвы с туфель слезали. Интересно, кто из твоих родственников собирается нанести нам сегодня визит?

Лили даже, побледнела.

— Но зачем это им?

Шерлок сняла поднос с ее колен и деловито пояснила:

— Потому что их голубка стремится вылететь из гнезда. Сегодня тебе удалось отразить нападение, и поскольку остаток дня ты провела вместе с нами, никто тебя не преследовал. Теперь они наверняка придут и попробуют убедить тебя, что Теннисон безумно страдает.

— Последняя попытка, — кивнула Лили.

— Именно, — подтвердила Шерлок. Савич ангельски улыбнулся:

— Но они знают, что маленькую голубку стерегут две большие вороны. Посмотрим, какой курс они возьмут. О, взгляните только, что Шерлок от нас прятала! Шоколадный мусс, мой любимый!

Теннисон и его мамаша появились часом позже, ровно в восемь.

Шарлотта Фрейзер была в больнице только раз: встала у постели Лили и раза три повторила, что невестке просто необходимо встретиться с милым доктором Розетта, прекрасным врачом и превосходным человеком, который непременно поможет. Она так волновалась о своей дорогой Лили, так переживала. Как ужасно, что Лили снова попыталась покончить с собой.

Тогда Лили не сочла нужным ответить свекрови. Просто ждала, пока та не уйдет.

Сегодня на Шарлотте был прекрасный шерстяной костюм цвета темного вина с бледно-розовой шелковой блузкой. Густые черные волосы, в которых не было ни одной серебряной нити, были коротко подстрижены и легкими волнами обрамляли лицо. Прическа, которая скорее подходила для очень молодых женщин, вовсе не портила Шарлотту. Накрашенные кроваво-красной помадой губы были растянуты в вежливой улыбке, обнажавшей очень белые и ровные зубы. Словом, Шарлотта, как всегда, выглядела идеально.

Теннисон, не обращая внимания на присутствующих, промаршировал прямо к кровати Лили и вцепился в ее руку.

— Поедем со мной, Лили. Ты мне нужна.

— Здравствуй, Теннисон. Как поживаете, Шарлотта? Но о чем нам с вами говорить? Правда, Диллон считал, что вы обязательно явитесь сегодня, но, должна признаться весьма удивлена, — бросила Лили, отнимая руку. — О, а где же Элкотт? Или он болен?

— Может, они посчитали, что Элкотт не нужен, — небрежно объяснил Савич. — Надеются, что сами сумеют охмурить тебя.

— Не сумеют, — заверила Лили.

— Элкотт хотел тоже приехать, — вмешалась Шарлотта своим бархатистым, как густые сливки, голосом с типично южным выговором, — но у него легкое несварение. О, Лили, прошу, выслушай меня. Мой сын очень тебя любит, но мужчинам редко удается излить все, что у них на сердце. Женщинам это куда легче. Вот я и решила высказаться за него. Поверь, он не может без тебя жить.

— А по-моему, Шарлотта, Теннисон не страдает отсутствием красноречия. Правда, не могу понять, при чем тут сердце. Нет, Шарлотта, если Теннисон и не может без чего-то жить, так это без картин Сары Эллиот.

— Неправда! — взвился Теннисон, подскакивая к Савичу. — Это твой братец забил тебе голову всякими глупостями и враньем насчет моей семьи и неких корыстных мотивов! Нет их у меня, нет! Я люблю свою жену, слышите? Да, и говорю это от всего своего раненого и истекающего кровью сердца! Я ни за что на свете не причинил бы ей зла! Она для меня дороже всех на свете. Почему бы вам, драгоценные родственнички, не вернуться в Вашингтон и продолжать ловить там преступников? Преступников, а не невинных людей, имевших несчастье вам не понравиться. За это вам платят. Не за интриги и свары! Оставьте нас в покое, черт возьми!

— Весьма взволнованная речь, — улыбнулась Шерлок, одобрительно кивая. Судя по тому, как напряжен Теннисон, он с радостью прикончил бы ее.

Только Шарлотта была совершенно невозмутимой, а голос оставался нежным и мягким, как жидкий мед.

— Ну же, дорогие, нам всем нужно успокоиться. Лили, дорогая, подумай, ты ведь взрослая женщина. Вот и мой Теннисон вечно бросается на защиту младшей сестры, в точности как твой брат. Только на этот раз твой брат и его жена перегнули палку. Не представляю, по каким причинам они невзлюбили моего сына. Но пойми, у них просто нет доказательств. Ни малейших. Все это лишь беспочвенные обвинения, не больше. Как ты можешь верить подобным вещам?

— Я не назвала бы это «беспочвенными обвинениями», — вмешалась Шерлок. — Но насчет доказательств вы правы, мадам. Будь у нас доказательства, он давно бы уже смотрел на небо в крупную клетку.

— Мало вам того, что вы отравили ум бедной Лили? — покачала головой Шарлотта. — Все никак не успокоитесь? По-моему, вы оказываете ей медвежью услугу. Она и так нездорова, а вы толкаете ее дальше, в пропасть безумия.

— Мама…

— Но это правда, Теннисон! Рассудок Лили и без того расстроен. Ей нужно вернуться домой, где ее ждут забота и уход.

— Сегодня утром меня пытался убить молодой парень, — объявила Лили до того громко и отчетливо, что все на нее уставились.

— Что? О Боже, нет!

Теннисон едва не схватил ее в объятия, но Лили удалось вовремя вцепиться в изголовье.

— Нет, Теннисон, — пропыхтела она, отбиваясь, — со мной все в порядке. Как видишь, это ему не удалось. Честно говоря, я порядком его потрепала. Кстати, копы уже знают, кто он. И пожалуйста, отодвинься, пока моя невестка тебя не укусила.

Шерлок рассмеялась.

— Нет, это чистая правда, — заверил Савич. — Некий Морри Джоунз. Ни о чем не говорит, Теннисон? А вам, Шарлотта? Нет? Ничего не скажешь, быстро вы с ним связались, ни минуты не тратили зря, в два счета запустили машину. Его вот-вот поймают, и он начнет колоться. Вот тогда мы и получим доказательства.

— Очередная ложь! — прошипел Теннисон. — Этот парень, должно быть, принял тебя за кого-то другого, а скорее всего просто хотел ограбить. Где это случилось?

— Вот это верно, ты не мог знать, где он меня найдет. Он сел в автобус, совсем пустой, если не считать меня и водителя, потому что весь город был на похоронах.

— Да, — оживилась Шарлотта, — умер наш милый старичок Ферди Маллой. Скорее всего отравлен женой, но она так запугала весь город, что никто не посмел настаивать на вскрытии, а менее всего — коронер.

— Да-да. Но все это не важно, мама. Кто-то пытался ограбить Лили.

— Острый нож, возможно, означает, что у него были намерения посерьезнее, — возразила Лили. — Хорошо еще, что Диллон научил меня защищаться.

— Не могло случиться так, — мягко, но настойчиво осведомился Теннисон, словно психиатр на приеме, — что ты ему просто понравилась и он хотел назначить тебе свидание? По мнению мистера Розетти, такая уязвимая женщина, как ты, одолеваемая неуверенностью и сознанием вины, способна вообразить все что угодно в попытке скрыть свою болезнь…

Лили, таращившаяся на мужа с таким видом, словно на голове у него выросли рожки телеантенны, пробормотала:

— Ну почему мне когда-то казалось, что я тебя любила? Такого тупого, самодовольного болвана!

— Но я всего лишь пытаюсь понять тебя. Заставить увидеть вещи в истинном свете. Кроме того, именно так считает доктор Розетти.

Лили расхохоталась — искренне, до слез, захлебываясь.

— Ну до чего же вы оба хороши, ты и доктор Розетти, — выдохнула она наконец, вытирая глаза. — Пустили в ход психоанализ и таблетки, чтобы довести меня до точки! Неудивительно, что мне захотелось убраться на тот свет. Значит, я придумала этого типа, чтобы успокоить совесть? Знаешь что, Теннисон? Думаю, хватит мне винить себя.

— Лили, дорогая, я рада это слышать, — закудахтала Шарлотта. — Собственно…

Но Лили отмахнулась от нее, как от надоедливой мошки.

— Прошу вас, уходите. Надеюсь, мне больше никогда не придется видеть вас обоих.

— А я надеюсь, что мне все же придется их увидеть. В зале суда, — возразила Шерлок.

— Кстати, о твоей первой жене, Теннисон, — неожиданно вмешался Савич. — Предполагаю, бедная Линда горячо желала быть кремированной после смерти?

Теннисона так трясло от ярости, что Шерлок была уверена: сейчас он набросится на Диллона. Весьма неосмотрительно — это плохо для него кончится.

Подскочив к Теннисону, она осторожно положила руку ему на плечо.

— Даже не думай. Ты и со мной не совладаешь, а я в два раза тебя ниже. Да и с Лили тоже. Несмотря на то, что после операции прошло всего пять дней. Так что, пожалуйста, Теннисон, проваливай и забери с собой мамашу.

— Я просто поражена, что у тебя оказались такие узколобые, неприятные родственники, Лили! — возмутилась Шарлотта и, взяв сына под руку, направилась к двери. Теннисон не сопротивлялся. Только у самой двери обернулся и посмотрел измученными глазами на жену.

— Смотри-ка, он пытался гипнотизировать тебя типичным взглядом Хитклиффа[7]. Такой страстный умоляющий взор! Правда, у него не совсем получилось. Но он старался.

Заметили на нем черную водолазку? Это я подарила на прошлое Рождество, — сообщила Лили.

— Знаешь что, — сказал Савич, покачивая головой, — в следующий раз, когда тебе понравится парень, включай красный свет. Сначала мы должны применить к нему допрос с пристрастием.

— Только сегодня утром об этом думала. Может, я и вправду чересчур доверчива? Ладно, больше никаких красавцев атлетов. И вообще никаких мужчин, иначе, клянусь, я сама себе надаю тумаков. Никого, кроме гномов, как у Белоснежки, и все они исключительно друзья, ничего больше.

Шерлок посчитала, что это уж слишком, но пока что Лили и вправду рано думать о представителях противоположного пола.

— Жаль, что нет пива, я бы выпила за это, — заметила Лили.

— Никакого пива, — запретил Савич. — Пей чай со льдом.

— Спасибо! — фыркнула Лили, но послушно проглотила чай и откинулась на подушку. — Интересно, где мой свекор? Неужели они действительно посчитали его препятствием?

— Очевидно, — кивнул Савич. — Но удивительнее всего, что они, похоже, не представляют, какой помехой оказались сами!

— Никогда еще не слышала столь очаровательного южного выговора, — хихикнула Шерлок. Она сидела на кровати и растирала Лили руки. — Вот и говори после этого о сахарной пилюле.

— Она пугала меня больше, чем Теннисон, — призналась Лили с самодовольной улыбкой. — Но я держалась. Держалась. Им и в голову не пришло, что я боюсь.

У Савича перехватило дыхание. Он осторожно, помня о швах, прижал к себе Лили и поцеловал в макушку.

— О нет, солнышко, у тебя нет причин их бояться. Я горжусь тобой. Ты была великолепна.

— Верно, Лили, так что больше никаких разговоров о страхе. Помни, тебя охраняют два бульдога. Но знаете, я понять не могу, чего они добивались своим приходом. Они даже не пытались тебя утешить. Совсем уж глупы или это стратегия такая?

— Надеюсь, что нет, — выдохнула Лили, закрывая глаза. Сотовый Савича звякнул.

Глава 11

Вашингтон
Три дня спустя

— В постель, Лили, и никаких споров! Выглядишь как привидение из «Рождественского гимна».

Лили выдавила улыбку и послушно легла. Она все еще была слаба, а долгий перелет лишил ее последних сил.

Час спустя она проснулась. Вернее, ее разбудили Диллон и Шерлок, встретившиеся наконец с Шоном. Они целовали его, обнимали и тискали, пока растерявшийся малыш не разразился оглушительным ревом. Наоравшись, он мгновенно отключился. Детская была как раз рядом с гостевой спальней, где в полумраке тихонько лежала Лили. Она не подозревала, что плачет, пока слезинка не пощекотала щеку. Лили рывком стерла соленую каплю.

Она закрыла глаза и услышала, как скрипнула дверь. Нет, она еще не готова видеть кого бы то ни было, хотя горячо любила Диллона и Шерлок за доброту и заботу.

Лили притворилась спящей и, услышав, как они спустились вниз, поднялась и вошла к Шону. Малыш спал, высоко подняв попу, сунув два пальца в рот. Маленькое личико было повернуто к ней. Копия отца.

Она легонько провела пальцем по его спине. Такое крошечное, но совершенное создание!

И она вновь заплакала, пораженная красотой этого чудесного малыша, снедаемая скорбью по Бет.

Уже вечером, трудясь над огромной порцией лазаньи, она спросила:

— Вы связались с офисом? Они нашли Мэрилин Уол-руски?

— Еще нет, — ответил Савич. — Только ее бойфренда, Тони Фоллона, но он клянется, что ничего о ней не слышал.

Правда, кое-кто в Бар-Харборе узнал Мэрилин по фото. Говорят,ее недавно видели в городке. Ничего, Тони ожидает такой допрос, что он наверняка расколется.

— Надеюсь, — вставила Шерлок с улыбкой.

— Видела бы ты свою маму, когда мы забирали Шона. Как она сопротивлялась!Твердила, что мы обещали отдать его на целую неделю и солгали: неделя еще не прошла. Она кричала: «Нечестно!», даже когда мы уже выезжали из ворот.

Савич покачал головой.

— Бьюсь об заклад, она до того успела его избаловать, что придется принимать срочные меры, иначе с ним сладу не будет.

— Ма наверняка хотела бы забрать его к себе насовсем.

— Ну уж нет, — запротестовал Диллон, — у нее своя жизнь. Это ему вроде награды: два-три раза в неделю бабушка в больших дозах. По-моему, прекрасное решение. Кроме того, у нас чудесная нянька, Габриелла Хендерсон, молодая, энергичная, у которой хватает сил с ним справиться. Поверь, он кого угодно вымотает в два счета.

Лили звонко смеялась, поглядывая на Шона, сидевшего в своем ходунке остроумной конструкции, позволявшей спускаться даже по ступенькам. Если он натыкался на кого-нибудь, то просто менял направление.

— Эти колеса портят пол, но мы с Шерлок решили попросту перестелить покрытие, когда он начнет ползать и ходить, — пояснил Савич.

— Ну не странно ли? — протянула Лили. — Никак не могла представить тебя отцом!

Савич улыбнулся и помог ей устроиться рядом в своем большом мягком кресле.

— Знаешь, я тоже, но тут в мою упорядоченную жизнь вихрем ворвалась Шерлок, и, как оказалось, вовремя. Нам очень повезло, Лили. А теперь, дорогая, пора ложиться. Целый день в пути, да еще швы как следует не зажили! Я требую, чтобы ты проспала не меньше десяти часов, прежде чем покажешься на людях.

— Вы с Шерлок, должно быть, тоже едва на ногах держитесь. Хотя вы много путешествуете и к тому же агенты ФБР, но…

В дверь позвонили. Савич едва успел обогнать Шона, мчавшегося к выходу. Это оказался Саймон Руссо, человек невероятно цепкий, проницательный и трудолюбивый, из тех, кто никогда не сдается. Но сейчас Саймон смотрел мимо него. В гостиную.

— Саймон, здорово, дружище! Какого дьявола ты здесь делаешь?

Саймон рассеянно улыбнулся и пожал руку Диллона.

— Приехал взглянуть на картины. Где они? Надеюсь, не здесь? Вы не сможете обеспечить им достойную охрану даже на одну ночь!

— Конечно, не сможем. Заходи и успокойся: картины в хранилище галереи Бизлера — Уэкслера.

— Слава Богу. Я хочу, чтобы меня туда пропустили.

— Ты уже говорил. Но сначала выпей чашку чая с яблочным пирогом. Мама пекла.

— О нет, только не твой чертов чай! Кофе, пожалуйста. Умоляю, черный кофе. Потом пойдем смотреть картины.

— Да заходи же и поздоровайся с Шерлок и моей сестрой Лили. С картинами ничего не сделается до завтра.

Саймон в отчаянии покачал головой.

— Только завтра? А во сколько?

— Наберись терпения. Эй, люди, смотрите, кто приехал! Саймон Руссо!

Первым впечатлением Лили от Саймона была необыкновенная, какая-то ангелоподобная красота. Словно он сошел с картины Рафаэля! Густые черные волосы, слишком, пожалуй, длинные. Да, архангел Гавриил, внезапно слетевший с небес в эту комнату! Он был выше Диллона, более стройный, а глаза ярче и синее зимнего неба над СанФранциско. И чем-то расстроен. Даже не побрился. И одет как-то странно: голубые джинсы, кроссовки, белая сорочка, красно-желтый галстук и твидовый пиджак. Головокружительное сочетание гангстера и ученого — как ни смешно, но это самое точное определение. А может, и тупица гангстер, с таким-то именем, как Саймон! Кроме того, выглядел он так, словно являлся хранителем неких мрачных тайн. Опасных. Лили сразу почувствовала, что не доверится ему, даже если он станет клясться на крови.

В ее мозгу, как и предлагал Диллон, мигом зажегся красный свет. Она не позволит себе увидеть в нем мужчину! Он эксперт, который по какой-то причине хочет взглянуть на принадлежащие ей картины Сары Эллиот. Он друг Диллона, и не стоит о нем думать. И все же она снова уселась в кресло. Так, на всякий случай.

— Саймон! — взвизгнула Шерлок, одним махом перелетев гостиную и бросившись ему на шею. Она едва доходила ему до подбородка. Он обнимал ее и целовал пружинистые пряди.

Наконец она отстранилась, чмокнула его в щетинистую щеку и весело хихикнула:

— Видать, здорово ты спешил! Да-да, знаю, ты не меня хотел увидеть, а картины! Что ж, придется подождать до утра.

Лили молча наблюдала, как он снова обнимает и целует невестку.

— Я люблю тебя, Шерлок. И готов целоваться хоть до завтра, но Диллон убьет меня в честном поединке. Единственный раз я побил его, когда он болел гриппом, да и то пришлось выбиваться из сил. Кроме того, и дерется он нечестно. Не хочу, чтобы он выбил мои идеальные зубы.

Он подбросил ее над головой и ловко поймал. Савич угрожающе скрестил руки на груди.

— Попробуй еще раз поцеловать ее — и в самом деле зубов недосчитаешься.

— Ладно, придется вспомнить о картинах, но, Шерлок, знай, что ты для меня на первом месте.

Он снова было потянулся к ней, но глубоко вздохнул:

— О, какого черта!

А потом… потом поднял темно-синие глаза на Лили и улыбнулся такой ослепительной улыбкой, что ей немедленно захотелось сбежать. Он действительно опасен!

— Почему, — спросила она, прижавшись спиной к спинке кресла, — вам так не терпится увидеть мои картины?

Савич слегка нахмурился. Похоже, она так разозлилась, что готова выкинуть Саймона в окно!

— Лили, крошка, — весело объявил он, — это Саймон Руссо. Я столько раз тебе о нем рассказывал! Помнишь, мы жили в одной комнате на последнем курсе Массачусетского технологического?

— Может быть, — буркнула Лили. — Но какое отношение он имеет к моим картинам?

— Пока не знаю, но он очень известен в мире искусства как крупный торговец картинами. Именно ему я и звонил, чтобы узнать, во сколько оцениваются на современном рынке картины бабушки.

— Я вас помню, — нехотя выдавила Лили. — Мне было шестнадцать, когда вы с Диллоном приехали на Рождество. Почему вы так стремитесь увидеть мои картины?

Саймон тоже помнил ее. Теперь она стала взрослой и совсем не похожа на ту гибкую, проворную девчонку, которая пыталась выставить его на сотню баксов. В чем там было дело… какое-то пари… нет, уж очень давно это случилось. И он наверняка попался бы на удочку, если бы ее отец не предупредил его и не велел крепче держаться за бумажник.

Саймон не глухой и отлично слышит нотки настороженности, а может, и недоверия в ее голосе. Почему она так его невзлюбила? Она даже не знает его. Не видела много лет. И на того подростка уже не похожа. Правда, по-прежнему выглядит как принцесса из сказки. Только взрослая принцесса. Принцесса, которой пришлось нелегко. Немытые волосы кое-как стянуты в хвост, одежда висит мешком на исхудавшем теле. От нее волнами исходит антипатия, настоящее цунами злобы, готовое захлестнуть его с головой. Но почему?!

— Вам больно? — спросил он, шагнув к ней. Лили недоуменно моргнула и съежилась.

— Что?

— Вам больно? Я знаю, что на прошлой неделе вас оперировали. Должно быть, вам еще тяжело ходить.

— Нет, — бросила она, все еще глядя на него так, словно готова была придушить собственными руками. Но вдруг сообразила, что ей не за что презирать этого человека. Он всего лишь друг Диллона, так что нечего его опасаться. Единственная его вина — в том, что уж очень он красив. Но она вполне может простить ему этот недостаток. Он здесь, чтобы увидеть ее картины.

Спаси ее, Господи, от всех красавчиков, которым нужны ее картины! Двоих и то более чем достаточно.

Она попыталась улыбнуться ему, чтобы стереть с его физиономии недоуменное выражение.

Саймон едва заметно качнул головой. Все-таки что это с ней?

Ответа, разумеется, он не получил. Пришлось повернуться и направиться к Шону, сжимавшему в ручонке обслюнявленный сухарь. Рот, подбородок и рубашонка были облеплены крошками.

— Привет, чемпион, — шепнул Саймон, присаживаясь на корточки. Шон помахал ему объедком крекера. — Нет, спасибо, я не голоден, — отказался Саймон. — Что, зубки режутся?

— Именно, — подтвердила Шерлок. — Только держись от него подальше — или пожалеешь. У тебя слишком дорогой пиджак. И отчистить его от слюны и крошек будет не так-то легко.

Саймон только улыбнулся и выставил два пальца. Шон осмотрел их, с упоением сунул в рот крекер и оттолкнулся. Ходунок полетел прямо на Саймона. Тот от неожиданности плюхнулся задом на пол, но тут же рассмеялся и погладил темную головку.

— Да, дружок, лучше тебе на дороге не попадаться. Крутой же ты парень, в два счета со мной разделался. Слава Богу, что ты унаследовал от мамы ее ослепительно голубые глаза, иначе наводил бы на всех страх, как твой папочка. Кстати, Лили, кто из вас подменыш, вы или Савич?

Савич засмеялся и помог Саймону подняться.

— Она, конечно. Зато как две капли воды похожа на тетю Пегги, которая вышла замуж за богатого бизнесмена и живет в Бразилии, как принцесса.

— Ладно, — кивнул Саймон, — сейчас посмотрим, не попробует ли она откусить мне пальцы.

Он протянул руку Лили.

— Рад встретить еще одну Савич.

Хорошие манеры победили, и она протянула ему свою. Гладкая белая ладонь, вот только почему-то мозоли на кончиках пальцев. Саймон сосредоточенно свел брови.

— Теперь я вспомнил: вы тоже художница, верно?

— Да, я тебе рассказывал. Она рисует политические комиксы о Несгибаемом Римусе, который…

— Да, разумеется. Я видел их в газете «Чикаго трибюн», если не ошибаюсь.

— Верно. Я работала там около года. Потом уехала из города. Удивительно, что вы это помните.

— Очень ехидно и цинично. Но ужасно смешно, — кивнул Саймон. — И не важно, кто читатель: демократ или республиканец, — все сюжеты весьма близки к реальным коллизиям. Интересно, увидит ли мир новые выпуски «Римуса»?

— Да, как только я устроюсь на новом месте, немедленно начну. Но все же почему вам так не терпится увидеть мои картины?

Шон уронил крекер, уставился на мать и жалобно взвыл, Шерлок, смеясь, подошла к ходунку и взяла сына на руки.

— Пора купаться, солнышко. Господи, да и памперс что-то потяжелел. Уже поздно, так что пойдем-ка со мной. Диллон, почему бы тебе не сварить кофе Лили и Саймону? Я проделаю все процедуры и отнесу Маленького Принца в кроватку.

— Неплохо бы попробовать пирог, — облизнулся Саймон, — тем более что я не ужинал.

— Будет сделано, — отрапортовал Савич, оглядел сестру, желая убедиться, что все в порядке, и направился на кухню.

— И все же насчет картин, — настойчиво повторила Лили.

— Не могу сказать, пока не увижу, миссис Фрейзер.

— Прекрасно. А чем вы занимаетесь в мире искусства?

— Я маклер. Торгую всем, что имеет художественную ценность.

— И как это обычно бывает?

— Клиент хочет купить, скажем, какую-то определенную картину Пикассо. Если я еще не знаю, где она, мое дело ее разыскать и узнать, можно ли ее купить. Если да, я приобретаю ее для клиента.

— А если она в музее?

— Говорю с администрацией, спрашиваю, не хотят ли они обменять ее на другую, равноценную. Иногда они соглашаются. Я, разумеется, стараюсь быть в курсе всех желаний и нужд — как музеев, так и частных лиц. Правда, обычно, — улыбнулся он, — музеи вовсе не спешат расстаться с Пикассо.

— Значит, вы знаете все о черном рынке, — спокойно констатировала она, не обвиняя и не осуждая, но Саймон понял, что она опасается его. Ах да, картины. Она боится за картины. Ладно, с этим он разберется.

Саймон уселся на диван, взял плед и протянул ей.

— Спасибо, я и вправду замерзла, — кивнула Лили. — Нет, не вставайте, просто бросьте его мне.

Но он все-таки поднялся, накинул плед на нее, отчетливо понимая, что она не хочет его близости, и снова сел.

— Разумеется, я все знаю о черном рынке. Всех, кто занимается нелегальным бизнесом, от воров до самых бессовестных торговцев, лучших подделывателей картин и собирателей, которые в большинстве своем одержимы, если речь идет о вещи, которую страстно желают. «Одержимость» — во многих случаях определяющее слово в этом бизнесе. Вы что-то хотите узнать об этом, миссис Фрейзер?

— Вам знакомы мошенники, которые приобретают предметы искусства для коллекционеров?

— Да, некоторые, но я не из таких. Я действую строго в рамках закона. Недаром ваш брат мне доверяет, а его доверие заслужить почти невозможно.

— Вы знаете друг друга очень давно. Может, между детьми легко зарождаются дружба и доверие, а потом все идет уже само собой. Особенно если вы редко видитесь.

— Послушайте, миссис Фрейзер, я в этом бизнесе почти пятнадцать лет. Очень жаль, если какие-то люди из мира искусства обманули или обидели вас или если вы столкнулись с какими-то темными сторонами этого мира, но я всегда играю честно и не перехожу границу. Зарубите это себе на носу. Да, мне, как и всем в моей профессии, хорошо видна изнанка нашего дела, иначе вряд ли мне удалось бы добиться успеха.

— И вы имели дело со многими картинами моей бабушки?

— Да, с доброй дюжиной, а может, и больше. Некоторые из моих клиентов — сами музеи. Если картина находится в частной коллекции — легально, разумеется, — и музей хочет ее приобрести, я пытаюсь обратиться к владельцу и либо предлагаю деньги, либо обмен. Оба способа совершенно законны, миссис Фрейзер.

— Я развожусь с мужем, мистер Руссо, и не называйте меня его именем.

— Прекрасно, тем более что «Фрейзер» — достаточно распространенная фамилия. Как же к вам обращаться, мэм?

— Думаю взять свою девичью фамилию. Можете звать меня «мисс Савич». Да, я снова буду Лили Савич.

— Мне нравится, солнышко! — воскликнул брат с порога. — Давай сотрем все следы Теннисона.

— Теннисон? Что это за имя? Лили невольно улыбнулась.

— Его отец сказал мне, что «лорд Алфред» звучит слишком напыщенно, так что пришлось ограничиться «Теннисоном». Это любимый поэт моего свекра. Странно, что свекровь его ненавидит.

— Возможно, потому, что Теннисон — поэт, разумеется, а не ваш почти бывший муж — несколько педантичен.

— Да вы в жизни не читали Теннисона, — обличила Лили. Он ответил неотразимо чарующей улыбкой и кивнул.

— Тут вы правы. Боюсь, «педантичный» — не совсем верно.

— Не знаю. Я тоже его не читала.

— А вот кофе и яблочный пирог, — объявил Савич, поднимая глаза к потолку. — О, я слышу, как Шерлок поет Шону. Он обожает слушать добрые старые рождественские гимны во время купания. По-моему, это: «Чу! Ангелы-вестники поют». Так что вы, ребята, попытайтесь поладить между собой, а я попробую составить с ней дуэт. Лили, ты можешь ему довериться.

Когда они снова остались одни, Лили вдруг впервые услышала легкий стук дождя по оконным стеклам. Не сильного, обрушившегося на землю ливня, а всего лишь увертюру к будущим зимним дождям. Недаром, когда они вышли из аэропорта, небо, было затянуто тучами и дул резкий ветер.

Саймон отхлебнул крепкого черного кофе, вздохнул и, откинувшись на спинку дивана, закрыл глаза.

— Савич варит лучший во всем мире кофе, но сам редко его пьет.

— Его тело — храм, — пояснила Лили. — Думаю, и мозг тоже.

— Нет, ничего подобного. Ваш брат — хороший человек, умный, проницательный и никакой не храм. Думаю, его бы удар хватил, услышь он эти слова.

— Возможно, но тем не менее это правда. Варить кофе нас научил папа. Говорил, что если когда-нибудь попадет в дом для престарелых, то по крайней мере сможет рассчитывать на нас хотя бы в этом. А ма научила Диллона готовить. До того как он уехал в институт.

— Она всех учила?

— Нет, только Диллона.

Она замерла и прислушалась к поющим голосам.

— Кажется, они перешли к «Тихой ночи». Это моя любимая.

— В самом деле, на редкость слаженный дуэт. Вы никогда не слышали о «Бонеми-клаб»?

Лили покачала головой, пригубила кофе и поняла, что, если сделает еще глоток, ее желудок взбунтуется.

— Может, когда вы немного поправитесь, мы все пойдем в этот клуб послушать, как он поет?

Лили не ответила.

— Почему вы не доверяете мне, мисс Савич? Вернее, терпеть меня не можете? Я в чем-то провинился?

Она долго-долго смотрела на него и, прежде чем ответить, отломила кусочек пирога.

— Вам лучше этого не знать, мистер Руссо. И я решила, что, если Диллон доверяет вам, значит, могу и я.

Глава 12

Рали Бизлер, совладелец галереи Бизлера — Уэкслера, с отделениями в Джорджтауне, Нью-Йорке и Риме, одарил Лили измученно-скорбным взглядом, из тех, какими ее до сих пор пронзал исключительно мистер Монк, и, обведя рукой картины, поцеловал кончики пальцев.

— Ах, миссис Фрейзер, они просто невероятны! Уникальны! Нет-нет, не говорите! Ваш брат уже сообщил мне, что они не могут здесь остаться. Да, я сознаю это и рыдаю. Они должны перекочевать в музей, чтобы народные массы в лице неумытых представителей в измятых шортах могли беспрепятственно на них пялиться. Одна мысль об этом вызывает у меня слезы. Просто горло перехватывает, знаете ли.

— Понимаю, мистер Бизлер, — кивнула Лили, гладя его! по руке. — Но я искренне считаю, что им место в музее.

Услышав знакомый голос, что-то говоривший Дирла-не, ослепительной двадцатидвухлетней сотруднице галереи, нанятой, как объяснил Рали, специально чтобы помогать богатым клиентам легче расставаться с деньгами, Савич обернулся и окликнул:

— Эй, Саймон, давай сюда!

Лили выглянула из открытой двери хранилища и увидела, как Саймон Руссо несколькими прыжками перекрыл разделявшее их расстояние. Перескочив порог, он задохнулся и замер при виде восьми картин Сары Эллиот, любовно размещенных на легких подрамниках и оттененных черным бархатом.

— Бог мой, — пробормотал он, медленно переходя от картины к картине, время от времени останавливаясь, чтобы присмотреться ближе. — Знаешь, Диллон, — выговорил он наконец, — твоя бабушка подарила мне «Последний обряд» к окончанию института. И тогда, и сейчас эта работа была и остается моей любимой. Но вот «Путешествие девушки»… Великолепная картина. Я впервые ее вижу. Эта игра света на воде, кружево теней… как темные вуали. Только Сара Эллиот могла достичь такого эффекта.

— А меня больше всего поражают лица людей, — вмешалась Лили. — Я всегда любила смотреть на их выражения — такие разные, такие красноречивые. Сразу понимаешь, кто из персонажей владелец корабля. А его мать? Как она гордится достижениями сына, как любит его и корабль, который он построил!

— Да, но сила Эллиот в том, как она распределяет светотень. Именно это делает ее на голову выше остальных современных художников.

— Нет, я с вами не согласна. Главное — люди, их лица. Их читаешь как раскрытую книгу. Чувствуешь себя так, словно давно их знаешь. Понимаешь, каковы их жизненные цели.

Заметив, что он вот-вот начнет возражать, Лили быстро переменила тему.

— Вот это моя любимая, — призналась она, легонько коснувшись рамы. — Просто дурно делается при мысли о том, что и ее придется отдать в музей.

— Тогда оставь ее себе, — посоветовал Савич. — Держу же я дома «Военный патруль». Страховка и сигнализация стоят кучу денег, но очень немногие знают о том, что она у меня. Попробуй поступить так же. Держи ее дома и никому не говори.

Саймон оторвался от изучения очередной картины.

— Я повесил «Последний обряд» в галерее своего друга, неподалеку от дома, и вижу ее почти каждый день.

— Превосходная идея, — объявил Рали, с надеждой глядя на Лили. — Знаете ли вы, миссис Фрейзер, что всего в двух кварталах от моей прекрасной, надежной, оборудованной по последнему слову безопасности галереи есть превосходный дом, недавно выставленный на продажу? Что скажете, если я позвоню маклеру и вы с ним все осмотрите? Насколько я понимаю, вы карикатурист? Там есть одна комната, буквально залитая светом. Словно специально предназначенная для вас.

Ну и ловкач! Таким можно только восхищаться!

— И я оставлю несколько картин здесь, в вашей галерее, на постоянной экспозиции?

— Чудесная идея!

— Я бы хотела посмотреть дом, но не знаю, как будет с ценой. Денег у меня не слишком много. Возможно, мы с вами сумеем прийти к взаимовыгодному финансовому соглашению. Вы платите мне определенную сумму за право выставить картины, и это справедливо, если учесть, что дом находится в самом центре Джорджтауна и требуется целое состояние, чтобы его содержать. Что скажете?

Рали едва удерживался, чтобы не подпрыгнуть от радости. Темные глаза загорелись: наконец-то появилась возможность поторговаться!

Саймон откашлялся и, дойдя до последней картины, медленно обернулся.

— Неплохая идея, мисс Савич. К сожалению, у вас возникла огромная проблема.

— В чем же проблема? — нахмурилась Лили. — Мистер Бизлер готов платить достаточно денег, чтобы хватило на выплаты по кредиту, пока я не получу очередной чек за «Несгибаемого Римуса», а может, и продам идею…

Но Саймон грустно покачал головой.

— Простите, но это невозможно.

Савич слишком хорошо знал Саймона, чтобы не встревожиться.

— Ладно, выкладывай, — велел он, беря сестру за руку. — Ты с самого начала не мог дождаться, чтобы увидеть картины. Вот и увидел. Так что стряслось?

— Мне нелегко говорить об этом… о черт… но четыре картины, включая «Лебединую песню», — подделки. Превосходные, правда, но копии.

— Нет! — вскинулась Лили. — Нет, я знала бы, будь это так! Вы ошибаетесь, мистер Руссо. Просто ошибаетесь.

— Мне очень жаль, мисс Савич, но я уверен в своей правоте. Как я уже сказал, все дело в светотени. Никто, кроме Сары Эллиот, не обладал такой техникой, и ни одному человеку не удалось в точности скопировать эти приемы и в точности передать атмосферу ее работ. За последние годы я стал настоящим экспертом по творчеству Сары Эллиот. Все же, если бы до меня не дошли ходившие по Нью-Йорку слухи о том, что кому-то из серьезных коллекционеров за последние полгода удалось приобрести несколько работ Сары, я не ринулся бы сюда так поспешно.

— Прости, Лили, но я верю Саймону, — кивнул Савич. — Если он считает, что это копии, значит, так оно и есть.

— Кроме того, — добавил Саймон, — я не слышал, чтобы кто-то продавал работы Эллиот. И когда я узнал, что одна из картин — это «Лебединая песня», то сразу понял: дело неладно. И немедленно велел своим агентам добыть как можно больше сведений об этой сделке. Если повезет, мы скоро все узнаем. К сожалению, о судьбе четвертой картины совсем ничего не известно. Диллон говорил мне, что, переехав в Гемлок-Бей, вы, мисс Савич, переправили картины в Юрику. Я не хотел верить в происходящее: в мире искусств вечно ходят самые дикие сплетни, измышления и даже наветы. Поэтому пришлось дождаться, когда они прибудут сюда. Повторяю, мне очень жаль.

— Дьявол! — прошипела Шерлок, обозленная до такой степени, что ее лицо стало одного цвета с волосами. — Что за дерьмо!

Савич во все глаза уставился на жену.

— Неужели ты выругалась? Да ведь ты не ругалась, даже когда схватки начались!

— Прошу прощения, но меня просто трясет от ярости. Такого я даже представить не могла. Так бы и убила этих подонков! Подлые твари! Ну вот, кажется, я выпустила пар. Извини, Диллон, но это уже слишком. К счастью, [мы примерно знаем, кого винить.

— Теннисон и его папаша, — процедила Лили.

— И мистер Монк, директор музея в Юрике. Он наверняка с ними заодно. Неудивительно, что он лил крокодиловы слезы, узнав о твоем решении забрать картины. Знала кошка, чье мясо съела! Он наверняка понял, что вашингтонские эксперты осмотрят картины и сразу заметят подделку!

— Как и Теннисон со своим отцом. Возможно, вся семейка в этом замешана! — выпалила Лили. — Только они не могли знать, что мы так скоро спохватимся. О, мистер Руссо, я просто вне себя! Спасибо за то, что взяли на себя труд приехать и разоблачить эту шайку.

— В этом деле есть только один положительный момент, — заметил Саймон. — У Теннисона Фрейзера не хватило времени подделать все восемь картин. Теперь я смогу выяснить имя того, кто писал копии. Это будет несложно. Видите ли, в мире есть только три или четыре человека, у которых достанет умения уловить определенные нюансы творчества Сары Эллиот и одурачить всех, кроме экспертов, всегда готовых к подобной возможности.

— А вы бы распознали подделку, если бы не слышали о том, что какой-то собиратель приобрел картины? — полюбопытствовала Лили.

— Может, с первого взгляда и нет, а вот со второго или третьего наверняка понял бы, что тут дело не чисто. Когда я узнаю, кто за этим кроется, непременно навещу художника.

— Не забывай, Саймон, нам нужны доказательства, — наставлял Савич, — которыми можно было бы прижать к стенке Теннисона, его родителей и мистера Монка.

— Неудивительно, что тот парень в автобусе пытался тебя убить, — заметила Шерлок, — Они знали, что нужно действовать быстро. Как это у тебя хватило мужества его отделать? Диллон, мне не терпится посадить их всех в кутузку, но сначала избить. Лучше всего ногами.

Саймон, изучавший «Путешествие девушки», поднял глаза.

— То есть как «отделала»? Кто-то напал на вас? Но вы только что вышли из больницы!

— Прости, забыл упомянуть, — спохватился Савич.

— Собственно, не было подходящего случая вам рассказать, — объяснила Лили. — Да, я вышла из больницы дней пять назад и благодаря одному психиатру, который… впрочем, не важно… чувствовала себя прекрасно. Но в пустом автобусе ко мне подсел парень и вынул нож. Правда, потом едва ноги унес.

И Лили одарила его широкой улыбкой — первой, адресованной Саймону. Тот улыбнулся в ответ.

— Молодец. Это вас брат научил?

— Да, после Джека… но это вам не интересно.

— А что, если интересно? Вы все время обрываете себя на полуслове.

— Вам придется к этому привыкнуть.

Однако он на всякий случай запомнил имя «Джек».

— Что же до четвертой картины, «Изображение», сначала мне показалось, что с ней все в порядке, но потом я распознал руку того же подделывателя, что писал первые три копии. Пока что я ничего не знаю, но вскоре мы отыщем следы. Возможно, она ушла к тому же коллекционеру.

Потрясенный мистер Бизлер вытер лоб красивым батистовым платком и пробормотал:

— Это же катастрофа для музея! Все равно что сунуть в багажник моего «мерседеса» пластиковую бомбу! Но насколько я понял, мистер Руссо, в ваших силах вернуть оригиналы владельцу?

— Разумеется, — кивнул Саймон. — Готовьте место, мистер Бизлер.

— Я поговорю с парнями в секторе подделки картин. Посмотрим, какие рекомендации они дадут. В ФБР сейчас нет узких специалистов по розыску украденных предметов искусства, так что лучше всего предоставить Саймону узнать, кто приобрел картины.

— Прежде всего я попрошу своих информаторов найти художника и допросить, а также справиться о личности покупателя. Как только последний узнает, что я копаю это дело, — а он узнает довольно быстро, — последует реакция. Он либо спрячет картины, либо ляжет на дно, либо придумает что-то еще, но это уже не важно.

— То есть как это «что-то еще»? — спросила Лили. Савич предостерегающе нахмурился, и Саймон, пожав плечами, поспешно ответил:

— В общем, ничего. Но поскольку я намерен разворошить муравейник, придется не поворачиваться к врагам спиной. Кстати, Савич, я рад, что ты не воспользовался услугами той фирмы по перевозке, что рекомендовал мистер Монк.

— Да, я обратился к Брайерсону, — кивнул Диллон. — Я их знаю и доверяю им. Ни мистер Монк, ни Теннисон, ни остальные члены шайки ни в коем случае не должны знать, куда привезли картины. Однако я позвоню Тедди Брайерсону. Пусть сообщит, если кто-то заинтересуется именно этим заказом. Саймон, как по-твоему, кто-то распознает подделку, если выставить картины на всеобщее обозрение?

— Рано или поздно кто-нибудь непременно заметит, и начнутся расспросы.

— Но, мистер Бизлер, я не могу позволить музею выставлять подделки, — возразила Лили. — Может, вы согласитесь вывесить здесь все восемь картин? И посмотрим, что будет?

— Да, и с большим удовольствием, — кивнул Рали.

— Саймон, — продолжала Лили, — вы в самом деле считаете, что сумеете вернуть картины?

Саймон задумчиво потер подбородок. Глаза его азартно блестели, как у мальчишки, получившего в подарок железную дорогу.

— Еще бы!

Она представила его в черном, с закрытым маской лицом, болтающегося на свисающей с чердака веревке.

— Еще одно, Саймон, — заговорил Савич. — Когда пронюхаешь, кто за этим стоит, возьми меня с собой.

Шерлок потрясение захлопала глазами.

— Хочешь сказать, что ты, специальный агент ФБР, начальник подразделения, собираешься украсть четыре картины?

— Не украсть, а вернуть, — поправил Савич, целуя жену в полуоткрытый рот. — Принести домой. Вернуть законному владельцу.

— Я буду работать с мистером Руссо, чтобы найти того, кто подделал картины, и узнать имя коллекционера, купившего оригиналы, — вызвалась Лили. — И мы раздобудем достаточно доказательств, чтобы прижать Теннисона.

— О нет, — покачал головой Савич. — Я с тебя глаз не спущу.

— Верно, — поддержала Шерлок. — И я тоже. Да и Шон нуждается в тетке. Можешь ты хоть немного посидеть с ним?

Но Саймон Руссо взглянул на Лили и медленно опустил голову. Он сразу понял, что эта женщина приняла решение и ничто на свете не заставит ее сойти с избранного пути.

— Ладно, вы можете работать со мной. Но сначала вы должны окончательно поправиться. В таком состоянии вы мне много пользы не принесете.

— Я буду готова к понедельнику, — пообещала Лили и повелительно подняла руку, прежде чем брат успел возразить.

— Ребята, вам и без меня есть о чем волноваться. Эта самая Тамми Таттл очень опасна. Ты должен сосредоточиться на ее поимке. По сравнению с этой проблемой моя — ничто. Подумаешь, всего лишь расследование. Ну, еще разговор с художниками. Знаю я художников и умею с ними говорить. Я еще мистера Руссо могу поучить.

— Возможно, — вздохнул Саймон.

Шерлок рассеянно дергала рыжий локон — жест, означавший, как знал Савич, что она либо расстроена, либо встревожена.

— Она права, Диллон, но это еще не означает, что я согласна. Мне все это не нравится. И дело не только в Тамми. Ну ладно, так и быть, сейчас все выложу. Сегодня утром, как раз перед нашим уходом, звонил Олли.

— Олли? — Савич стремительно повернулся к жене. — И ты не сочла нужным упомянуть об этом?

— Сегодня утро пятницы. Габриелла была у дантиста и опаздывала к нам. Габриелла — это наша няня, — пояснила Шерлок Саймону. — Кроме того, ты уже сказал Олли и Джимми Мейтленду, что будешь дома только во второй половине дня. Я собиралась рассказать тебе на обратном пути.

— Честно говоря, даже слушать не хочется, но все равно, Шерлок, выкладывай. Давай.

— Помимо истории с Тамми, произошло тройное убийство в маленьком городке Флауэрс, штат Техас. Губернатор обратился в ФБР и потребовал, чтобы мы тоже приехали. Дело ведут местная полиция и мы. Какая-то секта, которая там завелась, ответственна за убийство местного шерифа и двух его помощников. Бедняги решили проверить, что там творится. Их тела найдены в овраге недалеко от города.

— Безумие какое-то, — удивился Саймон.

— Именно, — кивнула Шерлок. — Кстати, Рали, не хотите немного пообщаться с Дирланой? Все это секретные сведения.

У Рали разочарованно вытянулась физиономия. Но, поняв, что спорить бесполезно, он послушно направился к двери.

— А как насчет вашей сестры и мистера Руссо? — обиженно бормотал он. — Они тоже штатские.

— Да, но их я всегда могу прижать, — пояснил Савич. — А с вами что поделать? Побить? Это запрещено законом.

— Дирлана! — смеясь, окликнул Рали. — Где мой травяной чай?

— Беда в том, — продолжала Шерлок, — что члены секты разделились на несколько групп и вырвались из города в разных направлениях. Никто не знает, где главарь. Арестовали несколько рядовых членов, но те только головами качают и клянутся, что им ничего не известно. Повезло еще, что у нас есть своего рода свидетельница. Похоже, одна из женщин, Лорин, беременная от гуру, очень рассердилась, узнав, что тот соблазнил еще одну послушницу — вернее, не одну, а трех или четырех. Она ускользнула и все рассказала мэру городка.

— Свидетельница? — переспросил Савич. — И она опознала гуру как человека, заказавшего убийства?

— Пока еще нет. Думает. Боится, что исказит карму младенца, если обличит его отца как убийцу.

— Потрясающе, — вздохнул Савич. — Как сказал Олли, в жизни ничего не дается легко. А как зовут этого типа в миру?

— Уилбур Райт, — доложила Шерлок. — Лорин опасается произнести его имя вслух, но, поскольку он проболтался в округе пару месяцев, все горожане знают его.

— Спасибо и на этом, — буркнул Савич и, схватив жену за руку, вышел из хранилища. — Значит, все улажено. Лили, отдыхай и поправляйся. Саймон, можешь жить у нас. Мне так спокойнее. Мы с Шерлок позвоним попозже. Кстати, не смейте баловать Шона. Габриелла и так уже без ума от него, нечего им потакать. Саймон, если захочешь, чтобы «Макс» нарыл для тебя информацию, только крикни.

— Будет сделано.

— Да, и еще одно, — вспомнила Шерлок, когда вместе с мужем отошла на достаточное расстояние от Лили и Саймона.

Савич молча уставился на жену, отчетливо сознавая, что не хочет ничего слышать. Но все же кивнул.

— Гуру. Он велел вырезать у трупов сердца.

— Так вот почему губернатор Техаса обратился к нам! Этот тип, вероятно, проделывал нечто подобное и в других Штатах. Ах, Шерлок, я так и знал, что все не так просто, как ты представила. Видимо, отдел поведенческих наук тоже участвует?

— Да, но я не хотела, чтобы Лили слышала.

— Ты права. Ладно, любимая. Значит, предстоит охот; за Тамми Таттл и Уилбуром Райтом.


Лили и Саймон долго стояли в опустевшем хранилище Никому не хотелось говорить. Наконец она подошла к oодной из оставшихся картин — «Полуночным теням».

— Интересно, почему ему так нужна моя смерть? Он усуспел продать четыре картины. Почему именно сейчас?

Вчера, после того как бледная, измученная Лили отправилась спать, Савич рассказал Саймону почти все, что произошло в Гемлок-Бей. Все, кроме покушения в Юрике. Трагическая и одновременно гнусная история. Как можно издеваться над человеком, недавно потерявшим ребенка?!

Но картины они, вполне возможно, сумеют вернуть. Саймону очень этого хотелось.

— Хороший вопрос. Не знаю, зачем они перерезали, тормозные шланги. Думаю, что-то их обеспокоило и заставило действовать в спешке.

— Но почему просто не покончить со мной? Теннисону куда легче унаследовать картины, стать их владельцем, чем искать художника, ежеминутно рисковать разоблачением, а потом еще и связываться с коллекционером, который хотел бы купить картины.

— Думаю, в этом ему помог мистер Монк. Бьюсь об заклад, репутация у него отнюдь не кристально чистая. Во всяком случае, это я проверю, и немедленно.

— Да, — продолжала Лили, задумчиво склонив голову набок. — Он мог бы сразу убить меня и заполучить картины. Ну а тогда продать их открыто, и все было бы вполне законно. Никто не сказал бы ни слова. Никто не мог бы изобличить его. Да и на аукционах наверняка дали бы больше денег.

— Но тогда Савич вцепился бы в них, как бульдог в грабителя, и вся сила ФБР обрушилась бы на их головы. Не стоит недооценивать решимость и ярость вашего брата, случись что-то недоброе с вами. Кроме того, собиратели, замешанные в незаконных сделках, платят огромные, немыслимые суммы, потому что хотят получить нечто поистине уникальное, такое, чего нет ни у кого на свете. Чем сильнее одержимость, тем больше они платят. Да, идти таким путем куда более рискованно, но результат стоит того, даже если учесть цену копии. А вот попытка убить вас… это уже переходит все границы. Как я сказал, должно было случиться нечто экстраординарное. Они почувствовали явную угрозу. Не знаю, какую именно, но мы скоро это выясним. А теперь приглашаю вас пообедать, а потом отвезу домой, в постель.

Лили едва держалась на ногах и, казалось, была готова тут же, на месте, лечь и заснуть, но все же немного встряхнулась и с улыбкой ответила;

— Обожаю мексиканскую кухню.

Глава 13

Квонтико

Савич сидел в своем маленьком кабинете, отведенном ему руководством академии ФБР, когда два агента ввели Мэрилин Уорлуски, родившую ребенка от своего двоюродного брата Томми Таттла, ребенка, местонахождение которого в настоящий момент было неизвестно. Ее поймали в тот момент, когда она садилась в автобус линии «Грейхаунд», отходивший из Бар-Харбора, штат Мэн. И поскольку ее считали важным свидетелем, чьи показания имеют решающее значение, и Савич решил держать Уорлуски под стражей, женщину привезли в Квонтико на специальном самолете ФБР.

Они никогда не встречались, но он видел ее фото, знал, что она не получила никакого образования и, вероятно, не слишком умна.

Как ни странно, Мэрилин выглядела моложе, чем на снимке, хотя набрала лишних двадцать фунтов, а ее волосы раньше стриженные ежиком, сейчас отросли и свисали жирными прядями до плеч. Она выглядела скорее усталой, чем испуганной. Нет, не то. У нее был взгляд человека, потерпевшего поражение и лишившегося всех надежд.

— Миссис Уорлуски! — приветливо воскликнул он, показывая ей на стул. Агенты вышли, закрыв за собой дверь. Савич осторожно нажал кнопку на среднем ящике письменного стола, чтобы сидевшие в соседней комнате аналитики могли слышать их беседу. — Меня зовут Диллон Савич. Я сотрудник ФБР.

— Ничего не знаю, — поспешно пробормотала Мэрилин. Савич улыбнулся и сел.

Приступать к допросу он не торопился. Стоит, пожалуй, понаблюдать, как нервно ерзает на месте Мэрилин Уорлуски. Наконец она визгливо выпалила:

— И не думайте, что если вы такой симпатичный, я прямо все и выложу!

Вот это да!

— Эй, моя жена тоже считает меня симпатичным, но, может, вы просто хотите меня умаслить?

— Нет, — покачала головой Мэрилин. — Вы и вправду собой ничего, и я слышала, как одна из леди-копов в самолете сказала, что вы потрясный тип. Они все твердили, что такой сексуальный мужик, как вы, заставит меня разговориться.

— Что ж, — протянул Савич, — может, и так. — И, помедлив секунду, неожиданно добавил: — Вы когда-нибудь видели Вурдалаков, Мэрилин?

На миг ему показалось, что она сейчас грохнется в обморок. Значит, знает о Вурдалаках? Недаром лицо стало каким-то тошнотворно-зеленоватым.

— Их здесь нет, Мэрилин.

Она качала головой, мерно, словно механическая кукла. Качала и шептала:

— Откуда вы узнали про Вурдалаков? Вам неоткуда было про них узнать. Вурдалаки — это жутко. Очень жутко.

— Разве Тамми не сказала, что я был в сарае и видел их? Даже выстрелил в одного?

— Нет… не сказала… и вообще я ничего не знаю, слышите?

— Ладно, она не сказала, что я видел их, не назвала моего имени, что весьма интересно, поскольку это ей хорошо известно. Но ведь она сообщила, что собирается со мной сделать, не так ли?

Мэрилин плотно сжала губы, но все-таки покачала головой и кивнула:

— Это так. Она назвала вас паршивой фэбээровской ищейкой. Долбаной сволочью. Не знаю только, почему не призналась, что вы видели Вурдалаков.

— Может, не доверяет вам?

— Еще как доверяет! Кроме меня, у нее никого нет. Но она достанет вас, мистер, непременно достанет.

— Как вам известно, Мэрилин, я тот, кто стрелял в нее и прикончил Томми. Поверь, я не хотел этого, но выхода не было. Они держали в заложниках двух мальчишек и собирались их убить. Они совсем дети, Мэрилин, и были до смерти напуганы. Томми и Тамми похитили их, избили и намеревались прирезать, как остальных парнишек по всей стране. Вы это знали? Знали, что ваши кузены — преступники и маньяки?

Мэрилин пожала плечами, и Савич заметил, что ее коричневая потрескавшаяся кожаная куртка разошлась под мышкой по шву.

— Они моя родня. Я бы пожалела о Томми, но он убил нашего малыша, раскроил бедняжке головку, так что я долго его видеть не могла. Томми совсем жалости не знал. И всегда делал то, чего от него не ожидаешь. Издевался всячески. Такое творил, что я криком заходилась. Зато другого такого на свете не было. Тамми права, вы паршивая ищейка.

Савич, не ответив, кивнул.

— Зачем вы искалечили Тамми? Руку ей оторвали, так что пришлось ее отпилить. И вообще, нечего вам было делать в моем сарае. Не ваше собачье дело, что там творилось.

Он улыбнулся, выпрямился и оперся ладонями о стол.

— Видите ли, Мэрилин, это впрямую меня касается. Я коп, Мэрилин. И вполне мог бы убить Тамми, а не только лишить ее руки. А если бы убил, то она не зарезала бы несчастного мальчишку в Чеви-Чейс. Либо она, либо Вурдалаки, поскольку труп лежал в черном круге. Почему Вурдалакам необходим круг, Мэрилин? Не знаете? Вы были с ней, когда она похитила последнего мальчика? Помогали ей убивать его?

Мэри снова пожала плечами.

— Нет, я даже не знала, что она задумала. Тамми оставила меня в этом убогом мотеле на шоссе и велела сидеть тише воды ниже травы, иначе мне плохо придется. Знаете, она выглядела такой счастливой. Только ее форма медсестры была кровью залита, поэтому она сказала, что придется искать одежду. Ей самой кровь очень пришлась по душе, она вроде бы даже призналась, что это весьма кстати или что-то в этом роде. Но на этом все. Я и так слишком много выложила и теперь хочу уйти.

— Знаете, Мэрилин, ваша кузина крайне опасна. Она может наброситься на вас. Просто так, ни с того ни с сего. — Он прищелкнул пальцами, увидев, как она съежилась и вздрогнула. — Или очень нравится, когда вас рвут на части?

— Тамми пальцем меня не тронет. Она знает меня всю жизнь. Я ее кузина. Ее ма и моя были сестрами, вернее, сводными сестрами, поскольку их па всю жизнь котовал по бабам.

— Почему Тамми притворялась мужчиной?

Мэрилин, не отвечая, уставилась на гору книг у стены кабинета. Савич уже хотел оставить эту тему, очевидно расстроившую ее, но она вдруг взорвалась:

— Тамми хотела меня, но она не лесби и поэтому играла со мной, лишь когда одевалась как Тимми. И никогда — как только становилась Тамми.

Савич так растерялся, что не нашелся, что сказать. Что за бред?!

— Ладно, скажите, в какой форме сейчас Тамми?

Мэрилин порывисто выпрямилась.

— С ней все будет в порядке, как бы вы ни старались, по крайней мере она все время это твердит. Но пока что корчится от боли, да и плечо у нее все распухло и покраснело. Как-то вечером, перед закрытием, она ворвалась в аптеку и заставила тамошнего парня дать ей антибиотики и таблетки от боли. Когда он увидел ее плечо, то чуть не сблевал.

— Я не слыхал об ограблении аптеки, — протянул Савич.

— Потому что Тамми огрела парня по башке и разгромила помещение. Сказала, что копы подумают на местных наркош.

— Где это было, Мэрилин?

— Где-то в северной части Нью-Джерси. Не помню, в каком-то жалком городишке.

Местная полиция не связала убийство фармацевта с ориентировкой на Тамми Таттл, разосланной ФБР по всему восточному побережью. Что ж, по крайней мере теперь они пошлют запрос и узнают, что есть у копов по этому убийству.

— Куда отправилась Тамми после того, как вы уехали в Бар-Харбор?

— Она сказала, что солнце подлечит ее рану, поэтому нужно ехать на Карибы. Мол, только там ей станет лучше. Но куда именно, я не знаю. Она со мной не делилась. Объяснила только, что там чертова куча островов и она найдет самый подходящий. Правда, денег у нее не было, так что пришлось ограбить одного типа и его жену в шикарном доме в Коннектикуте. Огребла три тысячи и мелочь. Тогда и сказала мне, что она в порядке и я могу отвалить.

— Она, разумеется, собиралась позвонить вам и сообщить о своих намерениях?

Мэрилин кивнула.

— Куда она должна вам звонить?

— Моему бойфренду, в Бар-Харбор. Но ведь меня больше там нет, верно? Он скажет ей, что копы последнее время часто шныряли в округе и мне пришлось смыться.

Что же, все так. Значит, и этот план провалился. Оставалось надеяться, что Тамми не позвонит до того, как они узнают, на каком именно из островов Карибского моря она скрывается.

— Она точно вас убьет, — хмыкнула Мэрилин, — только об этом и думает. Все из-за того, что вы с ней сделали. Вот придет в себя, вернется и прикончит вас. Она ужасно подлая, Тамми. Подлая и злобная. Хуже ее нет. Сколько раз колотила меня до беспамятства, просто так, ни за что. Я вечно в синяках ходила. Она достанет вас, мистер Савич. Вам до нее далеко.

— Что такое Вурдалаки, Мэрилин?

Мэрилин Уорлуски прямо у него на глазах стала уменьшаться. Отпрянув, она с силой вжалась в спинку стула. Лицо медленно затекало белизной.

— Это страшно, мистер Савич. Уж очень страшно. Они… это сам дьявол.

— Но что это такое?

— Тамми сказала, что встретила их, когда пару лет назад вместе с Томми скрывалась в каких-то пещерах в Озаркских горах. Это в Миссури. Вроде бы там было темно хоть глаз выколи и воняло дерьмом летучих мышей. Томми пошел отлить, она осталась одна, и вдруг пещера наполнилась странным белым светом и появились они. Вурдалаки.

— Они не причинили ей зла?

Мэрилин покачала головой.

— Что еще она говорила?

— Вроде бы сразу поняла, что они — Вурдалаки, что каким-то образом пробрались в ее голову и назвались, а потом объявили, что хотят крови, много молодой крови. Потом засмеялись, сказали, что рассчитывают на нее, и померкли. Да, именно так: засмеялись, поговорили в ее голове и померкли.

— Но что они собой представляют, Мэрилин? Вы можете объяснить?

После невыносимо долгого молчания она прошептала:

— Дня два назад Тамми жаловалась, что Вурдалаки злятся на нее за то, что она и Томми не дали им в сарае молодой крови, и будь Томми жив, сожрали бы его заживо.

— Думаете, именно поэтому Тамми убила мальчишку? Чтобы напоить Вурдалаков молодой кровью?

Мэрилин кивнула, умоляюще глядя на него. Потом закрыла руками лицо и заплакала.

— Что еще вы можете сказать?

Мэрилин покачала головой. Савич поверил ей. Поверил еще и потому, что понимал, почему она дрожит. Его самого почти трясло. По спине прошел озноб.

Два агента ФБР вывели Мэрилин Уорлуски из кабинета. Она останется здесь, в Квонтико, в гостях у ФБР, пока Савич и правосудие не решат, что с ней делать.

Савич долго стоял у стола, погруженный в невеселые мысли, глядя в окно на Хоганз-Элли, всеамериканский город, созданный ФБР для тренировки и обучения агентов розыску и поимке преступников. В комнату заглянул Джефферс, аналитик отдела поведенческих наук, расположенного тремя этажами ниже.

— Самая странная массовая галлюцинация, о которой я когда-либо слышал, — заявил он своим тягучим алабамским выговором. — Но что это за создания? И каким образом взаимодействуют с Тамми Таттл? Тамми утверждает, что Вурдалаки проникают в ее голову и заставляют проделывать все эти мерзости.

— Следовательно, мы можем спрогнозировать, что сделает Тамми дальше. Если учесть ее веру в Вурдалаков, — вставила Джейн Битт, старший аналитик, которая работала уже пять лет и до сих пор не выдохлась.

Джейн обошла Джефферса и, прислонившись к стене, скрестила руки на груди.

— Я знаю кучу других монстров, но не встречала ничего подобного. Тамми Таттл — сама по себе монстр, и внутри у нее монстры. Монстры в монстре. Проблема в том, что у нас нет ни малейшего проблеска, ни единого намека на то, с чем нам приходится иметь дело. Мы столкнулись с чем-то совершенно новым и непонятным.

— Верно, — выговорил Джефферс с таким акцентом, словно кто-то силой вытягивал у него слова изо рта. — Как мы будем ее ловить, агент Савич? Многое отдал бы, чтобы послушать, что она скажет о Вурдалаках.

— Вы слышали, что Тамми отправилась на Карибские острова, — начал Диллон. — Не могла же она идти пешком! Значит, наверняка оставила следы, которые нетрудно будет разыскать. Погодите. Сейчас позвоню Джимми Мейтленду. Пусть займется этим.

Он попросил оператора соединить его с Вашингтоном, поговорил с Джимми и, повесив трубку, объявил:

— Мистер Мейтленд вне себя от радости. Теперь он уверен, что она не уйдет. Итак, ребята, что вы для себя вывели из этой беседы?

— Ну… — начала Джейн, садись, — это что-то вроде наведенной галлюцинации. Мэрилин, похоже, считает их настоящими, а вы и мальчики действительно видели нечто необычное в сарае, не так ли, агент Савич?

— Совершенно верно.

— Может, Томми и Тамми обладали некоей способностью изменять все, что вы видите и чувствуете? Чем-то вроде гипноза?

— Вы делали аналитический обзор по Тимми Таттлу, прежде чем он превратился в Тамми? — осведомился Диллон. — И что обнаружили?

— Савич прав, Джейн. Мы не смогли найти ничего полезного, что вписывалось бы в образ психопата, любящего переодеваться в одежду противоположного пола, а может, и трансвестита, оказывающего на окружающих гипнотическое воздействие.

— Знаете, что я хочу попробовать? — оживился Савич. — Попытаюсь уговорить Мэрилин, чтобы позволила себя загипнотизировать. Может, если вы правы насчет этого, она сумеет рассказать куда больше, чем сейчас.

— Черт, — хмыкнул Джефферс, — еще окажется, что Вурдалаки вполне реальны, мало того — какие-нибудь космические пришельцы. Что ты думаешь, Джейн?

— Мне такая гипотеза нравится. Вносит некоторое разнообразие в нашу скучную, размеренную жизнь. Белые конусы, вращающиеся вокруг черных кругов… а что, если они с Марса?

— Честно говоря, — признался Савич, — за последнее время я прочел немало статей об исследовании различных феноменов, так или иначе участвующих в каких-либо преступлениях.

— И нашел что-нибудь? — поинтересовалась Джейн.

— Ничего похожего. Кстати, Джейн, шути сколько хочешь, но только не в присутствии представителей прессы.

— Ни за что! — поклялась Джейн. — Я сама их боюсь. — Она поднялась и пожала Савичу руку. — Кстати, Мэрилин говорила, что Тамми встретила Вурдалаков в пещере. Мой муж занимается спелеологией, и отпуска мы обычно проводим, исследуя пещеры. Честно говоря, мы как раз собирались этим летом в Озаркские горы. Смех смехом, а нужно бы проверить, что там делается.

Вашингтон

Лили нагнулась над письменным столом, разглядывая уже сделанную работу. Несгибаемый Римус снова появился. Стек с кончика ее любимой колонковой кисточки, сильный, непобедимый и готовый на новые проделки. Правда, кисточка немного облысела, но еще несколько недель прослужит.

Первый кадр. Римус сидит за огромным впечатляющим столом и с самодовольным видом объявляет кому-то, очень похожему на Сэма Доналдсона: «У меня тут ваш снимок без парика. Как, Сэм, вы совершенно лысый! Если не сделаете, как я говорю, это фото увидит весь мир».

Второй кадр. Сэм Доналдсон явно расстроен. Он хватает фото и возмущается: «Я вовсе не лыс и не ношу парика. Это монтаж! И вы не смеете меня шантажировать!»

Третий кадр. Римус злорадствует: «Почему бы вам не созвониться с Джесси Вентурой? Спросите, что я с ним сделал».

Четвертый кадр. Злой, побежденный Сэм спрашивает: «Что вам нужно?»

Пятый кадр. Римус отвечает: «Хочу Куки Роберте. Устройте так, чтобы я поужинал с ней. Я должен ее получить».

Улыбающаяся Лили повернулась на звук шагов и увидела стоявшего в дверях Саймона Руссо, свежего, загорелого и полного сил. Она вдруг показалась себе маленькой и несчастной.

Хоть бы он поскорее ушел!

Но не могла же она его прогнать!

— Что вам нужно?

— Простите, что врываюсь таким образом, но вам давно следует быть в постели. Я только что говорил с Савичем, и он просил проверить, чем вы занимаетесь. Очевидно, знал, что приказов вы не слушаете. Вижу, комикс уже почти готов?

— Да. Это еще не окончательный вариант, но работа близится к концу. Римус шантажирует Сэма Доналдсона.

Саймон подошел ближе и склонился над рисунками.

— Черт, оказывается, мне не хватало Римуса, аморального ублюдка, — рассмеялся он. — Рад его возвращению.

— Остается узнать, согласны ли в «Вашингтон геральд» приютить меня и Римуса. Скрестите пальцы на счастье, когда я буду вести переговоры. Конечно, я не разбогатею сразу, но это только начало.

— Я знаю, что карикатуристы не зарабатывают много, если только не заключат контракт с издательством на эксклюзивные публикации. Кстати, я знаком с Риком Бауэсом. Он там главный. Хотите, позвоню ему, приглашу на ленч и покажу ваши рисунки?

Лили эта идея, очевидно, не понравилась, поэтому он выжидательно помолчал.

— Ладно, тогда захватите свои комиксы, и я поведу вас обоих в мексиканский ресторан.

— Что ж, — выговорила она наконец, — неплохая идея.

— Ну а сейчас, может, вздремнете, Лили? И лекарства бы принять неплохо.

Из детской донеслись рев Шона и голос Габриеллы, говорившей, что, если он перестанет жевать свои и ее пальцы, она принесет ему крекер и они пойдут гулять в парк. Шон испустил очередной вопль, перешедший в гульканье. Габриелла рассмеялась.

— Пойдем-ка за крекером, парень.

Шон умиротворенно ворковал, пока няня несла его вниз. Лили попыталась проглотить слезы, но это оказалось невозможным. Она просто стояла, стараясь не издать ни звука. А слезы все катились по щекам.

Саймон, знавший о постигшей ее трагедии, о боли, занозой застрявшей в душе, молча стоял рядом. Потом медленно притянул ее к себе и прижал к груди.

Когда минуту спустя зазвонил телефон, Лили отстранилась и, не глядя в глаза Саймону, подняла трубку.

— Это вас, — пробормотала она.

Глава 14

Нью-Йорк

Заканчивалось еще одно воскресенье. В десять вечера Саймон, уже вернувшийся в Нью-Йорк, заканчивал энергичную разминку в тренажерном зале и, как всегда, чувствовал себя измотанным и одновременно полным энергии. Он вытер лицо, потянулся и направился в душ. В мужской раздевалке уже находилось человек десять. Здесь царила атмосфера мужского братства: присутствующие обменивались шуточками, хвастались победами, жаловались на усталость.

Саймон скинул халат и ступил в единственную свободную душевую кабинку. Было уже поздно, когда он закрыл воду и схватил полотенце. В раздевалке оставались только двое. Один сушил волосы феном, другой отлеплял с коленки бактерицидный пластырь. Минуты через три оба ушли. Саймон как раз успел натянуть боксерские трусы, когда погас свет. Он схватился за брюки. Кажется, распределительный щит как раз за дверью, на левой стене.

И тут он услышал легкий шорох.

Это было последнее, что запомнил Саймон. Удар по голове отключил его. Он мешком свалился на пол.

— Эй, парень, очнись! О Господи, мужик, только не умирай, иначе я точно потеряю работу. Пожалуйста, открой глаза!

Саймон приоткрыл глаз и увидел очень молодую, прыщавую, насмерть перепуганную физиономию. Какой-то мальчишка тряс его за плечи.

— Да-да, я живой. Только перестань меня трясти, — пробурчал Саймон и, с трудом подняв руку, ощупал большую шишку за правым ухом. Кожа лопнула, и из ранки сочилась кровь. — Кто-то потушил свет и огрел меня чем-то очень твердым, — пояснил он.

— О, черт, мистер Дьюк во всем обвинит меня! — охнул парнишка. — Я здешний смотритель и проработал всего неделю, а теперь он меня вышвырнет!

Он принялся ломать руки, бросая по сторонам безумные взгляды, словно ожидал моментального появления грозного управляющего.

— Тот тип, что меня ударил… ты его не видел?

— Никого я не видел.

— Ладно. Не волнуйся, думаю, он давно смылся. Помоги мне встать. Я хочу проверить, на месте ли бумажник.

Кое-как встав, Саймон открыл дверь шкафчика и потянулся к старой черной кожаной куртке-«пилот», верно служившей ему еще в годы учебы в Массачусетском технологическом. Бумажник исчез.

Грабитель вырубает свет, потом заходит в раздевалку, чтобы спереть бумажник? Должно быть, знал, что в раздевалке остался один человек, а это означает, что он заглядывал сюда. Проверял. Вор в мужской раздевалке?

— Прости, парень, но я вызываю колов. Не повредит. Может, они что-то и отыщут.

В ожидании полицейских Саймон заблокировал свои кредитки. Полицейские, двое молодых патрульных, взяли у него заявление, обыскали раздевалку и тренажерный зал и…

И ничего.

Вернувшись в свой особняк на Восточной Семьдесят девятой улице, Саймон позвонил Савичу. Тот мгновенно встревожился.

— Что случилось?

— У меня неприятности, — признался Саймон.

— Ты покидаешь мой дом сегодня днем, после телефонного звонка, не сообщаешь, что происходит, и теперь заявляешь, что уже вляпался в неприятности?

— Примерно так.. Лили уже лучше?

— Лили действительно лучше, и она на стенку лезет. Говорит, что завтра понедельник, утром ей снимают швы и она немедленно летит в Нью-Йорк, какие бы предлоги ты ни придумывал, чтобы оттеснить ее.

— Мне нужно подумать, — обронил Саймон.

— Ладно, выкладывай.

Выслушав друга, Савич посоветовал:

— Езжай в больницу. Пусть доктор посмотрит твою голову.

— Ничего с моей головой не стряслось. Лопнула кожа, только и всего. Об этом не волнуйся. Дело в том, что бумажник украли и я не знаю, как это толковать.

— Думаешь, кто-то пронюхал, что ты разыскиваешь картины Лили? — протянул Савич.

— Вполне возможно. Видишь ли, я не сказал Лили всей! правды насчет звонка. Это не срочный вызов от клиента. Звонил один хорек из среды антикваров, с которым у меня кое-какие дела. Перед этим я звонил ему из вашего дома. Он сказал, что тоже кое-что слышал и готов пустить по следу своих ищеек. Пообещал мне скорейшие результаты и сказал, что должен кое-что мне показать. Просил немедленно лететь в Нью-Йорк. Мы договорились встретиться с ним сегодня, но он позвонил и сказал, что у него еше не все] готово. Мы должны увидеться завтра вечером в отеле «Плаза», в баре Дубового зала, одном из его любимых мест. Парень в самом деле стоящий — знает, как вести расследование, так что я полон надежд.

— Что ж, звучит ободряюще. Кстати, если считаешь себя ловким лжецом, я тебя разочарую: Лили ни на минуту тебе не поверила. Нападение на тебя может всего лишь оказаться грабежом, а может и предупреждением. Тебя не вывели из строя, так, оглушили слегка. Готов побиться об заклад, что твой бумажник валяется где-нибудь в мусорном ящике, неподалеку от тренажерного зала, Советую поискать.

Саймон так и видел Савича, бродившего по своей великолепной гостиной с чудесными подсветками.

— Как Шон?

— Спит.

— А Лили?

— Бодрствует. Она здесь. Знает, что звонишь ты, и хочет тебе врезать. Я не в силах запретить ей лететь к тебе.

— Так и быть, дай ей мой адрес и скажи, что я ее встречу, если не возникнет проблем. Жаль, что ты не можешь подольше удержать ее в Вашингтоне, Савич.

— Увы.

— Я передумал! — внезапно решил Саймон. — Все это может оказаться очень опасным. Не хочу вмешивать в это Лили. Она и без того слаба и много пережила. Ради Бога, подумай, ведь она твоя сестра. Привяжи ее к стулу и не пускай.

— Может, у тебя есть более конструктивные предложения, кроме стула и веревок?

— Позови ее. Я сам с ней потолкую.

— Давно бы так. Она и без того рвет у меня трубку. Удачи, Саймон.

— Это я, — коротко бросила Лили. — И мне все равно, что бы вы там ни наговорили. Успокойтесь, поезжайте в больницу, выспитесь хорошенько и встречайте меня завтра в аэропорту Кеннеди. Прилечу двухчасовым рейсом компании «Юнайтэд эйрлайнз». Там все и обговорим. Доброй ночи, Саймон.

— Но, Лили…

В трубке зазвучал голос Савича:

— Ну как, парень?

— Нет, это просто нечестная игра!

— Просто не тебе равняться с Лили. Она кого хочешь обведет вокруг пальца. Кроме того, это ее картины. Позволь ей помочь тебе, но только глаз с нее не спускай.

— Постараюсь, — смирился Саймон.

Положив трубку, он проглотил две таблетки аспирина и вернулся к тренажерному залу. Меньше чем в квартале от него стоял мусорный ящик. На самом верху лежал его бумажник, в котором не хватало только наличных. Подняв голову, он увидел двух парней, глазевших на него. Когда один разразился градом непристойностей, Саймон шагнул к ним. Те, не тратя времени, пустились наутек. Отбежав на почтительное расстояние, второй показал ему средний палец. Саймон улыбнулся, и помахал ему.


Он ждал ее прямо перед выходом. Вид у него был самый мрачный. Лили заулыбалась еще до того, как подошла к нему.

— Мне пока нельзя поднимать тяжести, так что багажа у меня немного. Моя сумка лежит на четвертой карусели.

— А я решил, что вы возвращаетесь в Вашингтон работать над своими комиксами.

— Пока вы ищете мои картины? Похоже, начало не слишком обнадеживающее. Уж больно у вас лицо угрюмое. Я действовала куда проворнее в том автобусе, чем вы в раздевалке. И картины мне нужнее, чем вам.

С этими словами она гордо прошествовала в багажное отделение.

У Саймона не было машины, поскольку он не видел в этом необходимости, поэтому они взяли такси. Он помог ей выйти, взял сумочку и вещи, охнул под весом тяжеленной сумки и объявил:

— Вот что, у меня есть прекрасная гостевая комната с ванной. Вам там будет удобно. Живите, пока не поумнеете и не решите вернуться домой. Кстати, как там с той сектой? Они поймали главаря? Уилбура Райта, кажется?

— Пока нет. Диллон скармливает «Максу» собранную информацию.

— А что есть у «Макса» на этого Райта?

— Он канадец. Посещал университет Макгилла, большой специалист в микробиологии, настоящее имя — Энтони Карпелли. Предки происходят из Сицилии. О Господи, Саймон, как красиво!

Лили сделала шаг и оказалась в изумительном мраморном вестибюле, чувствуя себя так, словно перенеслась в тридцатые годы. Вся обстановка была в стиле ар-деко: панели темного дерева, лампы геометрических форм, богатый тавризский ковер, мебель, словно взятая из сериала про Пуаро.

— Я купил этот дом четыре года назад, когда получил солидные комиссионные. Знал его хозяина старичка, которому дом принадлежал лет пятьдесят, не меньше. Он сделал мне хорошую скидку. Большая часть мебели осталась. Я долго умолял его, и он в конце концов сдался и продал мне почти все. Правда здорово?

— Очень, — кивнула она, не в силах найти более достойных похвал. — Я хочу осмотреть все.

Оказалось, что у него была даже маленькая библиотека: полки до потолка и специальная стремянка. Панели, кожаная мебель, персидские ковры на паркете темного орехового дерева. Саймон не показал ей свою спальню, а провел прямо в большую комнату в конце коридора, с обстановкой в стиле итальянского модерна, с черной лакированной окантовкой. На стенах висели постеры тридцатых годов. Саймон положил ее сумку на кровать и обернулся. Лили покачала головой.

— Вы такой современный, а живете в настоящем музее, правда, довольно обжитом. Потрясающая комната.

— Погодите, вот увидите ванную!

Он не сказал ей, что уходит, и только в половине одиннадцатого протянул ключ.

— Я встречаюсь с парнем, у которого есть для меня информация. Нет, вы со мной не идете.

— Хорошо.

Судя по лицу, он ей не верил, и Лили мило улыбнулась.

— Послушайте, Саймон, я не лгу. И не собираюсь красться за вами и следить как последняя идиотка. Я в самом деле устала. Идите, но будьте осторожны. Я не усну, пока вы не вернетесь. Расскажете, что узнали, хорошо?

Он кивнул и без десяти одиннадцать уже подходил к отелю «Плаза».

Пулу, безупречно одетый и как две капли воды походивший на мафиозного дона, нетерпеливо шагал взад-вперед по тротуару. Швейцар в шикарной ливрее не обращал на него внимания. Пулу кивнул Саймону и показал на вход в бар. Там царил полумрак. Темные панели придавали заведению солидный вид. Народу было много, но им удалось найти маленький столик и заказать два пива. Саймон блаженно развалился на стуле.

— Ну, Лулу, как дела?

— Не жалуюсь. Эй, пиво за твой счет. Знаешь, как здесь дерут!

— Поскольку мы в Нью-Йорке, я посчитал, что Дубовая комната — самое подходящее место для конфиденциальных встреч. Ладно, так и быть, плачу. А что у тебя есть для меня?

— Эллиот подделывал Эйб Теркл. Говорят, у него контракт на восемь картин. Знаешь, на какие именно?

— Да, но тебе это ни к чему. Придется нанести визит Эйбу. Уверен, что это не Билли Гросс?

— Он болен… легкие… говорят, рак. Слишком много курил. Но так или иначе, он забрал свои денежки и отправился в Италию. Доживает последние дни на побережье Амальфи. Так что ищи Эйба.

— Где именно искать?

— Представь себе, в Калифорнии.

— Не в Юрике, случайно?

— Понятия не имею. В каком-то городишке. Гемлок-Бей называется. Рядом с океаном. Не знаю, где именно. Тот, кто платит ему, хочет, чтобы он всегда был под рукой.

— Огромное спасибо, Лулу. Ты просто молодец. Но разумеется, не скажешь, откуда ты все это вытянул?

— Обижаешь, Саймон. Неужели я похож на идиота? Он одним глотком допил пиво, деликатно вытер рот салфеткой и предупредил:

— Эйб — редкая сволочь, не то что большинство художников. Когда зацепишь его, будь поосторожнее.

— Обязательно, Лулу, обещаю. Кстати, никаких сведений о том, кто скупил картины?

Лулу долго теребил незажженную сигарету, прежде чем пробормотать:

— Ходят слухи, что это может быть старый Олаф Йор-генсон.

Вот это сюрприз! Да еще какой! Саймон в жизни не вспомнил бы про Олафа!

— Самый богатый швед в мире? Судовладелец? Но я слышал, он почти слеп, умирает и давно уже покончил с собирательством.

— Да, все так говорят. Зачем покупать картины, если ты слеп, как летучая мышь, и не можешь их видеть? Но одна из моих девочек в музее «Метрополитен» утверждает обратное. Она одна из хранителей, и у нее повсюду уши. До сих пор она никогда не ошибалась, так что я ей верю.

— Олаф Йоргенсон… — медленно повторил Саймон, потягивая пиво. — Ему уже хорошо за восемьдесят. Последние пятьдесят лет собирал в основном европейское искусство, от средневекового до конца девятнадцатого века. Говорили, что после Второй мировой он наложил лапу на пару личных коллекций, украденных из Франции и Италии. Насколько я знаю, ни один экземпляр его собрания не приобретен законным путем. Все картины висят в специально оборудованных хранилищах с датчиками контроля климата, и он единственный, у кого есть ключ. Не знал, что он начал коллекционировать современных художников вроде Сары Эллиот. В жизни не занес бы его в свой список. Лулу пожал плечами.

— Ты сам сказал, Саймон, у этого типа крыша поехала. Кто знает, что у такого на уме, особенно когда до ста лет осталось всего ничего. Правда, его сын такой же псих, почти круглый год проводит на яхте. Его зовут Йен: жена старика была шотландкой. Так или иначе, делами управляет он. Со своей чертовой яхты.

Саймон едва заметно кивнул хорошенькой женщине, сидевшей у стойки и последние несколько минут не спускавшей с него глаз, потом отвернулся и подвинулся ближе к Лулу, желая показать, что занят разговором.

— Но ты уверен, что именно Олаф купил картины?

— У меня не один источник информации. Сам знаешь, мои птички всегда готовы петь. Я подсыпал им семян, они запели громче, но слова были одинаковы. На сто процентов? Не уверен, но уж больно слаженный хор получается. Кстати, я потратил штуку баксов на то, чтобы заставить их открыть клювики.

— Ладно, Лулу, внакладе не останешься, — заверил Саймон, вручая ему конверт с пятью тысячами. Лулу, не считая, сгреб конверт и сунул в карман кашемирового пиджака.

— Кстати, знаешь название яхты Йена Йоргенсона?

Саймон покачал головой.

— «Ночной дозор».

— Так называется картина Рембрандта, которая хранится в амстердамском «Риксмузеуме». Я видел ее года два назад.

Лулу склонил голову набок. При этом ни один волосок не выбился из дорогой, идеально уложенной прически.

— Кто знает! Может, подлинник висит в каюте Йена, как раз над кроватью. Я не раз задавался вопросом: сколько оригиналов еще осталось в музеях? Или все это гениальные подделки? — с циничной улыбкой бросил он.

— Честно говоря, ответа мне не хотелось бы знать.

— Поскольку Сара Эллиот умерла всего семь лет назад, все ее принадлежности, краски, кисти до сих пор существуют. Отыщи истинный талант, склонный к использованию подобной техники и с тем же видением мира, — и получишь нечто настолько близкое к подлиннику, что большинство людей отмахнутся, если станешь уверять, что это копия.

— До чего все это мерзко! Ненавижу!

— Я тоже, — кивнул Лулу. — Закажи еще пива. Саймон велел официанту принести пива, съел пару орешков из чашечки и спросил:

— Помнишь того копииста, Эрика Хебборна, который написал руководство для подделывателей? Как состарить картину, изобразить точный цвет, оттенок, подпись и тому подобное? В девяносто шестом он вдруг умирает, и, как говорят копы, при загадочных обстоятельствах. Я слышал, что его убил коллекционер, которому приятель-маклер удружил картину Рубенса, написанную Хебборном. Да и маклер вроде бы тоже вскоре погиб в автокатастрофе.

— Да, — кивнул Лулу, — я встречался со стариной Эриком в начале восьмидесятых. Умен и так талантлив, что сердце кровью обливается. Думаешь, это Олаф его пришил? Послушай, сколько таких рехнувшихся коллекционеров, которые дадут себе руку отрезать за медаль или марку, картину или статуэтку. Они должны иметь ее — или жизнь теряет для них смысл. И согласись, именно на таких держится наш бизнес.

— Хотел бы я точно знать: это Олаф заказал все восемь картин или кто-то другой? И сколько он за них заплатил?

— Безумные деньги, мальчик мой, безумные деньги, даже не сомневайся. А насчет всех восьми картин? Не знаю. Других имен я, во всяком случае, не слышал. Говорят, что эти картины — собственность одного из членов семьи Эллиот?

— Да. Они завещаны Лили Савич. О, это долгая и очень непростая история.

Саймон поднялся и бросил на стол пятидесятидолларовую бумажку.

— Еще раз спасибо, Лулу. Ты знаешь, где меня найти. Но я скорее всего вылетаю в Калифорнию, чтобы отыскать одного из главных действующих лиц — Эйба Теркла. Он ведь англичанин, верно?

— Наполовину грек. Странноватый тип. Крайне эксцентричен, чтобы не сказать больше. Питается исключительно улитками, которых сам же и выводит.

Лулу передернуло.

— Предупреждаю, Саймон, поосторожнее с ним. Эйб как-то голыми руками прикончил парня, пытавшегося его ограбить. Так что держи ухо востро. Кстати, это Лили Савич тебя наняла?

— Не совсем так, но примерно, — ответил Саймон, помолчав. — Во всяком случае, моя задача — вернуть четыре картины.

— Надеюсь, остальные в безопасности.

— Куда в большей, чем улитки в саду Эйба. Пока, Лулу.

— Зачем тебе Эйб?

— Попробую что-нибудь из него вытрясти. Это не просто мошенничество. Здесь замешаны другие люди, которые пытались совершить убийство. И не только. Я хочу прижать их и надеюсь, что Эйб мне поможет.

— Да он не поможет тебе улицу перейти!

— Посмотрим. Его работенка в Гемлок-Бей окончена. Нужно перехватить его, прежде чем он улизнет неизвестно куда. Кто знает, что я смогу из него вытянуть.

— Короче говоря, собираешься разворошить осиное гнездо. Что ж, удачи тебе. Знаешь, мне всегда нравилось имя «Лили», — объявил Лулу, отсалютовав Саймону.

Он терпеливо дождался ухода Саймона, прежде чем обернуться к хорошенькой даме, которая по-прежнему не сводила глаз с их столика.

Глава 15

Квонтико

Доктор Хикс устало потер переносицу и тихо спросил:

— Мэрилин, скажите, как выглядела Тамми, когда вернулась в мотель?

— На ней было пальто. Она распахнула его, и под ним оказалась форма сестры, залитая кровью.

— Она казалась довольной?

— О да. Так и светилась счастьем. Просто с ума сходила. Все смеялась. Она обожает растирать свежую кровь между пальцами.

— А как она добралась в мотель? Вы сказали, что у нее руки были в крови. Неужели никто не заметил?

— Не знаю, — встревожилась Мэрилин, покачивая головой.

— Ничего страшного, все в порядке. Это не важно. Кстати, вы сказали, что на ней было пальто. Где она его взяла?

— Понятия не имею. Она было ей ужасно велико, но скрывало отсутствие одной руки, понимаете?

— Конечно. Кстати, мистер Савич хотел задать вам несколько вопросов. Согласны?

— Да. Он был очень вежлив. И такой сексуальный мужчина! Мне вроде бы даже жалко, что Тамми задумала его убить.

Доктор Хикс обернулся к Савичу, подняв густую бровь. Однако на его лице не отразилось изумления, поскольку он все это уже слышал. И лишь покачал головой, когда Савич подвинулся ближе к Мэрилин.

— Моя миссия выполнена. Она под гипнозом. Вы знаете, что делать.

Савич кивнул.

— Мэрилин, что вы испытываете к Тамми?

Она долги молчала, наморщив лоб. Наконец покачала головой и медленно выговорила:

— Думаю, я люблю ее, как полагается любить кузину. Но она пугает меня. Я никогда не знаю, что у нее на уме. По-моему, если ей это стукнет в голову, она прирежет меня, умоется моей кровью и будет смеяться.

— Да, знаю.

— Она обязательно вас убьет.

— Во всяком случае, попытается. Как, по-вашему, она ¦ связывается с Вурдалаками?

Савич не обращал внимания на Хикса, не имевшего никакого представления о Вурдалаках. Видя, что она не собирается ответить, он повторил вопрос.

— Итак, Мэрилин?

— Я думала об этом, мистер Савич. И точно знаю, что они были там, когда она убила того мальчика. Может, судя по тому, что говорила Тамми, она просто думает о них или мысленно зовет и они приходят? А может, они повсюду следуют за ней и она только говорит, что они приходят по зову. Хочет показать свое могущество. А вы знаете, что это такое — Вурдалаки?

— Нет, разумеется. И вы тоже не знаете, верно?

Мэрилин покачала головой. Она сидела в удобном кресле: голова откинута на спинку, глаза закрыты. Она до сих пор оставалась в комплексе зданий академии ФБР, под охраной двух агентов-женщин. Правда, вымыла голову, и сотрудницы ФБР дали ей чистую юбку и свитер. Даже под гипнозом она выглядела бледной и испуганной. Пальцы постоянно дергались, теребили ткань юбки. Что же с ней будет? Ни родных, ни семьи, ни образования. Только Тамми, которая держала ее в смертельном страхе. Хоть бы ФБР поскорее нашло ее и освободило Мэрилин.

— Кстати, Тамми раньше бывала на Карибском море?

— Да. Вместе с Томми ездила на Багамы года два назад. Весной.

— И они брали Вурдалаков с собой? Мэрилин нахмурилась и качнула головой.

— Не знаете, они никого там не убили?

— Я спрашивала Томми, а он все смеялся и смеялся. Это было как раз до того, как он меня обрюхатил.

Савич мысленно велел себе узнать, не случилось ли в тех местах особенно зверских нераскрытых убийств.

— Тамми говорила о каких-то других островах, кроме Багам?

— Вроде нет.

— Думайте, Мэрилин. Расслабьтесь, успокойтесь и думайте. Вспоминайте каждую вашу встречу с Тамми.

Последовало долгое молчание.

— Однажды она обронила… — ответила наконец Мэрилин, — как раз был Хэллоуин, и она оделась вампиром… что хочет отправиться на Барбадос и нагнать страху на тамошних детишек. А потом засмеялась. Я никогда не любила этот ее проклятый смех, мистер Савич. Такой же, как у Томми после Багам.

— Она когда-нибудь рассказывала, что делают Вурдалаки с этими несчастными детьми?

— Однажды, когда она была Тимми, то обмолвилась, будто просто пожирают их живьем.

— Но не целиком же! Может, просто отрывают руку или ногу?

— О, мистер Савич, такое они делали, когда были сыты и просто хотели полакомиться. Но Томми и Тамми никогда со мной не делились.

Савичу стало тошно. Иисусе, неужели она в самом деле серьезно? Неужели хочет сказать, что маленькие дети исчезали потому, что Таттлы их пожирали? Значит, они каннибалы?

Он бессознательно поежился от резкого холода, пронизавшего тело, и взглянул на доктора Хикса. Тот был красен как рак и, казалось, вот-вот свалится в обморок.

Савич легонько коснулся руки Мэрилин.

— Спасибо, вы мне очень помогли. Скажите, если бы вы могли выбирать, что сделали бы со своей жизнью?

— Я хотела бы быть краснодеревщиком, — не колеблясь, объявила она. — Как-то мы пять лет жили на одном месте, и наш сосед делал мебель. Столы, стулья и кресла, все такое. И представляете, возился со мной, учил меня всему. Конечно, я платила. Тем, что ему больше всего нравилось. Но в старших классах мне сказали, что это занятие не для девочки. А потом я залетела от Томми и он убил младенчика.

— Еще один вопрос. Тамми хотела позвонить вам с Карибов?

Он уже спрашивал ее об этом. Но может, под гипнозом она что-то добавит? Потому что теперь у него появился план.

— Да. Правда, не сказала, когда именно.

— Но как она вас найдет?

— Позвонит моему парню, Тони, в Бар-Харбор. По-моему, он меня уже бросил. Сказал, что, если за мной гоняются копы, он тут ни при чем. Выпутывайся, мол, как хочешь, мое дело сторона. Он собрался уносить ноги из городка.

Савич надеялся, что Тони еще немного подождет, прежде чем уносить ноги. Молодой человек работал механиком в «Эдз юропиен моторз». Нужно позвонить агентам в Бар-Харбор, пусть приглядят за ним. Послушают телефонные разговоры. Теперь им есть за что ухватиться. Звонок от Тамми.

— Спасибо, Мэрилин.

Савич поднялся и встал у двери, пока доктор Хикс выводил женщину из гипноза. Доктор тихо сказал ей что-то и кивнул Савичу. Тот обнял ее за плечи и повел из комнаты.

— Пора обедать, Мэрилин, — бодро объявил Савич. — Поедим в кафетерии. Это вниз по коридору, на этом же этаже.

— Я бы хотела пиццу, мистер Савич, и чтобы «пепперони» побольше.

— Заметано. Этот кафетерий славится своей пиццей.

Юрика, Калифорния

Саймон был взбешен. Он даже отослал Лили в Вашингтон. Она была так же зла, как он сейчас, но в конце концов сдалась, согласилась и уместила свой изящный задик в такси, которое он вызвал для нее. Только она не вернулась в Вашингтон. Вместо этого вылетела одним с ним рейсом в Сан-Франциско, стараясь не попадаться ему на глаза. Мало того, ухитрилась раньше Саймона оказаться в аэропорту Арката-Юрика. Саймон чуть не лопнул от ярости, когда Лили наткнулась на него все у той же чертовой багажной карусели и как ни в чем не бывало прочирикала:

— В жизни не думала, что вернусь в Гемлок-Бей всего через две недели после того, как сумела убраться отсюда.

Теперь они сидели бок о бок во взятой напрокат машине, и Саймон все не мог успокоиться.

— Как вы только решились на такое, Лили? Мало ли что могло случиться? Каждый шаг — это смертельный риск, а вы…

— Но ведь мы партнеры в этом деле, Руссо, и не стоит об этом забывать, — возразила она, высунув голову в окно, чтобы всмотреться в следующие позади автомобили. Вроде бы никто за ними не следит… — Просто я задела ваше самолюбие, вот и все. Но это не ваше шоу, Руссо! Картины мои. Так что руки прочь!

— Я обещал вашему брату не допустить, чтобы с вами что-то случилось.

— Прекрасно. Так и быть, держите слово. Куда мы едем? Надеюсь, к Эйбу Терклу? Вы говорили, что, возможно, сумеете что-нибудь из него вытянуть. Не насчет коллекционера, разумеется, а насчет Фрейзеров. Поскольку он тут, это явное доказательство того, что они как-то связаны.

— Верно.

— Вы говорили, что Эйб остановился в пляжном домике почти на самом побережье. Знаете, кому он принадлежит? Только не говорите, что моему почти бывшему мужу.

Саймону пришлось сдаться. Ну что с ней поделать?

— Нет, не Теннисону. Но что-то в этом роде. Дом записан на имя папаши Фрейзера.

— Почему вы мне этого раньше не сказали? Значит, мы правы! Разве это не доказательство?!

— Пока не слишком веское. Наберитесь терпения. Все концы скоро сойдутся. Шоссе 211 — очень опасная дорога, как вы уже рассказывали. Мы проедем мимо того места, где ваши тормоза отказали?

— Да, осталось совсем немного.

Лили постаралась не смотреть на то дерево, в которое врезалась когда-то. События той ночи постепенно тускнели, ужас забывался, но времени все же прошло слишком мало.

— Как оказалось, этот Теркл не имеет ни банковского счета, ни очевидных средств к существованию. Значит, Фрейзеры платят ему наличными.

— Я все же не пойму, зачем им столько хлопот? — вздохнула Лили.

— После того как мы убедимся, что мистер Олаф Йоргенсон получил три картины… нет, лучше четыре, так проще, — мы сможем узнать, сколько он за них заплатил. Лично я считаю, что около трех миллионов за каждую. Может, и больше. В зависимости от степени его одержимости. Судя по тому, что я слышал, он не остановится ни перед чем.

— Три миллиона?! Какие огромные деньги! Но идти на преступление…

— О, я многое мог бы порассказать о том, на что идут некоторые коллекционеры! Был один немец, собиравший редкие марки. Он узнал, что у матери есть очень дорогая марка, которую ему хотелось иметь. Но та не отдавала. Тогда он ударил ее по голове мешком с монетами и убил. Надеюсь, это дало вам некоторое представление о том, насколько одержимы эти люди?

Лили ошеломленно уставилась на него.

— Поверить невозможно! Но этот Олаф Йоргенсон — он ведь очень стар и к тому же слеп!

— Странно другое: что он не может подавлять свои желания даже ради такого пустяка, как слепота. Думаю, он не остановится до самой смерти.

— Как по-вашему, у его сына вправду висит над койкой оригинал «Ночного дозора»?

— Я бы ничуть не удивился, — грустно хмыкнул Саймон.

— Но вы поговорите с сотрудниками «Риксмузеума»?

— Да, но поверьте, они не захотят слушать. В лучшем случае попросят экспертов втихаря проверить картину. Если они посчитают ее подделкой, постараются вернуть обратно, но весьма сомнительно, что обнародуют результаты экспертизы. Кстати, мы проверили мистера Монка, директора музея Юрики. У него и вправду степень доктора философии и родословная длиннее вашей руки. Если тут что-то и неладно, Савич пока этого не пронюхал. Но мы копнем глубже. Пошлем агентов в пару музеев, где он работал до того. Продолжайте оглядываться. За нами кто-то следует?

Лили заерзала на сиденье и повернулась к Савичу.

— Нет, никого. И все равно мне не по себе. Для меня это вражеская территория.

— Вполне естественно — после того, что вам пришлось пережить. Вы знакомы с мистером Монком?

— О да.

— Расскажите мне о нем.

— Прекрасные, горящие огнем черные глаза, — медленно начала она, — перед которыми не устоит ни одна женщина. Сексуальные. И в то же время он почему-то казался голодным. Правда странно?

— Прекрасные глаза? Сексуальные? Типично женское мнение.

— А есть и мужское? — съехидничала Лили. — Будь он дамой, вы, вероятнее всего, запустили бы глаза в вырез ее блузки,

— Возможно, возможно. И что?

— Да вы скорее всего даже до ее лица не добрались бы! У всех у вас одна извилина.

— Неужели?

Лили рассмеялась. Не смогла удержаться. Саймон приподнял очки, и она заметила, что он улыбается.

— Кажется, вам и в самом деле лучше, — удовлетворенно кивнул он. — У вас приятный смех, Лили. Мне нравится его слушать. Но учтите, я все еще зол, как собака, потому что вы потащились за мной, хотя, честно сказать, я рад видеть вас бодрой и здоровой и вы не выглядите так, словно хотите свернуться в клубочек и заснуть.

— Успокойтесь, Саймон, и возьмите себя в руки. Кстати, мы почти у коттеджа Теркла. Через несколько ярдов поворот на Гемлок-Бей. Направо начнется однорядная асфальтовая дорога, которая ведет прямо к побережью. Там и находится коттедж.

— Да, мне так и сказали. Сами вы никогда не ездили по этой дороге?

— Не помню.

— Ладно, тогда слушайте, У Эйба ужасная репутация. Он человек подлый, и с ним нужно быть как можно осторожнее.

Они подъехали к развилке. Саймон свернул вправо.

— Это тут. Здесь нет дорожных знаков и всего одна дорога, — объявил он.

Почти сразу же перед ними возник океан, спокойный и синий. Белые облака усеяли небо. Прекрасный день.

— Какой чудесный вид, — вздохнула Лили. — У меня всегда горло перехватывает, когда я вижу океан.

Дорога оказалась короткой. Коттедж, где жил Теркл, оказался маленьким серым дощатым строением, обветренным, исхлестанным ураганами и примостившимся в самом конце каменной гряды, нависавшей над водой. По обе стороны домика росли два гемлока: очевидно, он давал хоть какую-то защиту от свирепых штормов. Однако деревья были так скручены и согнуты, что непонятно, как еще держались.

От узкой ленты асфальта отходила земляная тропа. Перед домиком стоял черный мотоцикл «Кавасаки-650».

Саймон выключил зажигание и повернулся к Лили. Та подняла руки.

— И слышать ничего не хочу. Я иду с вами. Умираю от желания поближе познакомиться с мистером Терклом.

Саймон со вздохом вышел и открыл ей дверцу.

— Представляете, он ест только улиток, которых сам выращивает.

— Я все равно пойду.

Она осторожно расстегнула ремень, подхватила маленькую подушку и взяла Саймона за руку.

— Не смотрите на меня так, словно я сейчас упаду. Мне с каждым днем становится лучше. Просто выходить из машины немного трудно.

Она медленно, с трудом выпрямилась.

— Идите за мной, — велел Саймон. — Не нужно, чтобы он раньше времени всполошился.

Добравшись до узкой двери с облупившейся краской, он на мгновение прислушался:

— Все тихо.

На стук сначала никто не ответил. Потом тишина взорвалась диким воплем:

— Какого дьявола вы здесь шляетесь? Что надо?

— Очевидно, наш художник дома, — подмигнул Саймон и толкнул дверь. Теркл, зажав одну кисть зубами и держа вторую в руке, стоял за мольбертом. Очевидно, появление незваных гостей вывело его из себя, потому что в глазах его полыхала злоба.

В маленькой передней комнате не было мебели. У стен стояло не меньше двадцати холстов. В воздухе витал запах красок, скипидара, жареной картошки и чего-то еще. Возможно, улиток. Стойка бара отделяла гостиную от кухни. Небольшой коридор скорее всего вел в спальню и ванную. Бородатый хозяин, похоже, действительно был Эйбом Терклом: Саймон видел немало его снимков.

— Привет, — сказал он, протягивая руку, на что Теркл не обратил ни малейшего внимания.

— Кто вы, черт бы вас побрал? И кто она? Почему прячется за вами? Боится меня или еще чего-то?

Лили обошла Саймона и в свою очередь протянула руку.

— Я люблю улиток. Говорят, вы тоже.

Эйбрахам Теркл широко улыбнулся, показав три золотых зуба. Настоящий гигант, широкоплечий, с кулаками величиной с боксерские перчатки. Саймон подумал, что он совершенно не похож на художника. Всякий художник обязан носить черный свитер, заляпанный краской, и собирать длинные волосы в хвост. Этот же выглядит как портовый докер. И одет так же: фланелевая рубашка, голубые джинсы и огромные ботинки до колен со шнуровкой. Правда, он весь был перемазан краской, включая взъерошенные волосы и клочковатую бороду.

— Значит, — прогремел он, откладывая кисти и вытирая губы ладонью, — малышка любит улиток и, следовательно, слышала обо мне, но я все равно не знаю, кто вы и зачем явились!

Саймон крепко сжал руку Лили.

— Я Салли Джоунз, а это моя жена Зельда. У нас медовый месяц. Просто объезжаем побережье, останавливаемся то там, то тут. Вот и услышали в Гемлок-Бей, что тут живет художник, который любит улиток. Зельда тоже любит искусство и улиток, вот мы и решили, что завернем сюда и посмотрим, нет ли у вас чего на продажу.

— Можете показать нам что-нибудь, мистер Теркл? — вмешалась Лили. — Надеюсь, ваши работы не слишком дороги?

— Слишком, — буркнул Теркл. — Вряд ли вам по карману. Вы ведь не очень богаты?

— Продаю подержанные машины, — пояснил Саймон. — Так что денег не слишком много.

— Простите, но вряд ли вы захотите купить мои картины.

Саймон принялся было настаивать, но, увидев, что Лили едва стоит на ногах, молча кивнул.

— Погодите, — сказал вдруг Эйб, вытирая руки полотенцем и отходя к дальней стене, где было сложено около десятка холстов. Он принялся ворошить картины, презрительно усмехаясь, вздыхая и временами издавая неприличные звуки. Наконец он вытащил одну и грубо сунул Лили.

— Вот. Этюд, который я написал вчера. Старый город в Юрике. Вам, на память о медовом месяце, малышка.

Лили поднесла небольшую картину к свету, присмотрелась и ахнула.

— Огромное спасибо, мистер Теркл. Какое чудо! Вы настоящий мастер!

— Один из лучших в мире.

Саймон нахмурился:

— Простите, но мы о вас не слышали.

— Вы продавец подержанных машин. Откуда вам слышать обо мне?

— Я специализировалась по истории искусств, — сообщила Лили, — и, простите, тоже ничего о вас не слышала. Но вижу, насколько вы талантливы.

— Вероятно, я куда более известен среди определенного круга, чем у обычных ценителей.

— Что это означает? — удивился Саймон. Богатырская грудь Эйба, казалось, стала еще шире.

— Это означает, мой торговец подержанными машинами, что я воспроизвожу великие произведения живописи: нужно же на что-то жить! Но только сами авторы способны понять, писали они эти картины или нет.

— Не понимаю, — протянула Лили.

— Понять не так трудно, если как следует подумать. Я воспроизвожу шедевры только для очень богатых людей.

— Хотите сказать, что подделываете их? — изобразил удивление Саймон.

— Эй, мне не нравится это слово! Что ты знаешь обо мне, парень? Шушера, торгующая жестянками! Такая леди тебе не по носу!

— Нет, вы не так меня поняли, — оправдывался Саймон. — Я просто потрясен! С какой бы целью вы ни делали это, все равно здорово.

— А ну постой! — внезапно протрезвел Эйб. — Погоди-ка! Никакой ты не торговец! Что тебе нужно, парень? Говори, что тут происходит?

— Я Саймон Руссо.

Рука Эйба замерла в воздухе.

— Да, узнаю. Черт возьми, ты ведь тот маклер… Руссо, именно он. Саймон Руссо, сукин сын! Убрался бы ты отсюда, пока до беды не дошло. Какого черта тебе тут нужно?

— Мистер Теркл, вы…

— Отдавай обратно картину! Медовый месяц закончился! Ты солгала мне! Что же до тебя, Руссо… сейчас я сверну твою тощую шею!

Глава 16

Лили, не колеблясь, встала в боевую стойку, показанную когда-то Диллоном. Картину при этом она не выпустила и казалась ужасно смешной и одновременно грозной. Как ни странно, именно это остановило Теркла. Тот недоуменно уставился на нее.

— Хочешь драться? Рубануть мне по голове моей же картиной?

Лили от нетерпения приплясывала на месте.

— Ничего твоей чертовой картине не сделается. Слушай, приятель, я не хочу затевать ссору, но уж поверь, могу свалить тебя одной левой. При всех своих габаритах действуешь ты медленно. Так что давай, если хочешь, посмотрим, сколько продержишься.

— Лили, пожалуйста, не надо, — попросил Саймон, решив схватить ее в охапку и поставить себе за спину. Но к его удивлению, Эйб покачал головой и расхохотался.

— Иисусе, малышка, ты — это что-то!

Он попытался выхватить картину, но Лили ловко увернулась и спрятала ее за спину.

— Пожалуйста, не отбирайте, мистер Теркл. Она в самом деле прекрасна! Я сохраню ее навсегда.

— Да хрен с ней, оставь ее себе. Я не собираюсь с тобой драться. По всему видать, ты крепкий орешек. Черт, я, пожалуй, мог бы даже тебя испугаться на всю жизнь. Ну ладно. Давайте кончать с этим. Что вы хотите, Саймон Руссо? И кто эта девочка?

— Приехал посмотреть, над какой картиной Эллиот вы сейчас работаете.

Эйб оглянулся на мольберт. Лицо мгновенно покрылось красными пятнами.

— Слушай, Руссо, я едва знаю ту тетку, о которой идет речь. Хочешь взглянуть?

— Конечно, — кивнул Саймон, шагнув к нему. Эйб предупреждающе вытянул огромную, похожую на лопату, перепачканную краской ладонь.

— Попробуй только! Мигом голову оторву. И даже эта малышка меня не удержит!

Саймон остановился.

— Ладно. Поскольку из музея искусств Юрики картин не пропадало, вы, должно быть, мучаетесь со снимками, которые вам принесли. Над какой именно трудитесь? «Путешествие девушки» или «Пшеничное поле»? Если бы мне пришлось выбирать следующую, я остановился бы на одной из этих двух.

— Иди к черту, парень!

— А может, тебе пришлось вообще завязать с Сарой Эллиот, тем более что картин в музее уже нет? Занят чем-то другим?

— Я бы прошиб тебе голову молотком, но боюсь залить кровью свои работы. Проваливай, да побыстрее!

— Ты был прав насчет дамы, — продолжал Саймон. — Она не моя жена. Это Лили Савич, внучка Сары Эллиот. Восемь картин, висевших в музее, включая те четыре, что ты уже скопировал, принадлежат ей.

— Заканчиваете пятую, мистер Теркл? Жаль ваших трудов, потому что вам за это не заплатят. Оригинал у меня, так что подменить его не удастся, — съехидничала Лили.

— Честно говоря, — вставил Саймон, — удивляюсь, что вы еще здесь. Картины-то уже уехали. Они надеются получить их обратно? Не выйдет. Но я не об этом. Честно говоря, мы приехали в надежде, что вы скажете, кто вас нанял. Речь идет не о покупателе, а о местных жителях, которые вам платят и держат вас здесь.

— Да, — кивнула Лили. — Пожалуйста, мистер Теркл, скажите, кто все это устроил?

Эйб Теркл тяжело вздохнул, повернулся к Лили, и свирепое лицо на миг смягчилось.

— Малышка, почему бы тебе не выйти за меня? Тогда я смотрел бы на эти картины до конца своей жизни и, клянусь, никогда больше не стал бы ничего подделывать.

— К сожалению, я все еще замужем за Теннисоном Фрейзером.

— Пока. Я слышал, что ты ушла от него.

— Верно. Но так или иначе, а картинам место в музее, мистер Теркл, не в личной коллекции неизвестно где, под замком неизвестно у кого. И все это ради удовольствия одного человека, у которого хватило денег их украсть.

— Кто платит, тот и заказывает музыку.

— Эйб, она действительно разводится с Теннисоном, — вмешался Саймон. — И хочет поджарить чей-то зад, только не твой, а этого ублюдка. Помогая нам, ты заодно выручаешь и себя.

Брови Эйба взлетели на добрый дюйм.

— Ты, должно быть, шутишь, парнишка.

Лили смело выступила вперед и положила руку на массивное плечо Теркла.

— Мы не шутим. Вам может грозить опасность. Недаром Теннисон пытался меня убить, а я все удивлялась, зачем ему это нужно. А вы знаете причину? Может, случилось что-то и он осознал, что я представляю для него угрозу? Решил дать вам спокойно закончить копии? Пожалуйста, мистер Теркл, скажите, кто вас нанял? Мы обеспечим вашу безопасность.

— Неужели все так и было? Твой старик пытался тебя убить? Мне очень жаль, но я понятия не имею, о чем ты толкуешь. Советую вам немедленно убраться отсюда. — Он стоял как скала: ноги расставлены, руки сложены на груди. — Плохо, что тебя едва не убили, но я не имею к этому никакого отношения.

— Мы знаем, — заметил Саймон, — что этот коттедж принадлежит Фрейзерам. Нетрудно догадаться об остальном.

— Мне нечего сказать. Может, когда все кончится, малышка согласится со мной пообедать? Я замариную, а потом сварю на пару улиток. Пальчики оближете.

Лили покачала головой и подошла к мольберту. Эйб даже не попытался встать у нее на дороге. Лили остановилась и ахнула. Перед ней была великолепная, почти законченная картина. Тициан, «Венера с зеркалом».

— Поразительно! Пожалуйста, мистер Теркл, не позволяйте этому собирателю получить оригинал. Пожалуйста.

Эйб пожал плечами.

— Я рисую просто так, ради забавы. Пока нет заказов. Только не говорите, будто это потому, что вы увезли из Юри-ки все картины Сары Эллиот. Не стоит. Здесь ничего такого незаконного не творится. Я просто делаю что хочу.

Саймон подошел ближе.

— Оригинал находится в Национальной галерее. В Лондоне. Надеюсь, ваши сообщники решат оставить его на прежнем месте.

— Я уже сказал, что делаю это ради собственного развлечения. Художник должен практиковаться, понимаете, о чем я? Смотрите. Я рисовал это с фотографий. Занимайся я этим за баксы, не позволил бы ей увидеть картину. И уж конечно, был бы в это время в Лондоне.

Но Лили пока не собиралась сдаваться.

— Ну почему бы вам не сказать мне правду, мистер Теркл? Теннисон Фрейзер женился на мне только для того, чтобы добраться до картин. Потом он едва меня не убил. Этого вам не говорили, мистер Теркл. Вполне возможно, что он приложил руку и к гибели моего ребенка. Правда, точно я ничего не знаю. Мы не станем вмешивать вас в эту историю. Только скажите правду.

Эйб перевел взгляд с нее на Саймона и медленно покачал головой.

— Жаль, что вы нашли меня. Честное слово, жаль, — обронил он и, повернувшись, вышел.

— Погодите! — вскрикнула Лили, устремившись за ним. Саймон едва успел схватить ее за рукав и дернуть на себя.

— Пусть идет, Лили.

Они молча наблюдали, как большой черный «кавасаки» набирает скорость, разбрасывая гальку и грязь. Как исчезает из вида.

— Мы все испортили, — бросил Саймон.

— Уж лучше бы он со мной подрался, — вздохнула Лили. Саймон представил Лили в боевой стойке, с картиной в правой руке и, ухмыльнувшись, легко притронулся к ее волосам.

— Ты такая беленькая, голубоглазая, тощая, как палка, джинсы пузырятся на заднице, и хотя мы знакомы совсем недолго, я точно знаю, что у тебя больше отваги, чем мозгов. Клянусь, что, когда скажу Савичу, как его младшая сестричка встала против Эйба Теркла, он… Нет, лучше не говорить, как по моей вине ты едва не ввязалась в драку. Дьявол, ну и переплет!

Лили вместо ответа ударила его в живот.

— Олух паршивый! Да ты стоял столбом и с места не двигался!

Саймон охнул, потер рукой ушибленное место и расплылся в улыбке.

— Надеюсь, ты ничего не повредила, когда била меня. Не мне, разумеется, а себе.

— Вполне возможно, огромное тебе спасибо.

Она не разговаривала с ним, пока они не сели в машину и не отправились в Гемлок-Бей.

— Мы едем к Теннисону?

— Нет, у нас другие дела.

Вашингтон
Гувер-билдинг
Пятый этаж
Отдел расследования тяжких преступлений

Час дня. Обеденный перерыв. На огромном столе для совещаний стоит не менее дюжины пустых бутылок из-под содовой и валяются обертки от сандвичей, распространяя слабые запахи тунца и жареной говядины. Сотрудники только сейчас закончили ежедневное совещание. Заместитель Савича, Олли Хэмиш, объявил собравшимся агентам:

— Утром я еду в Китти-Хок, штат Северная Каролина. Наши аналитики установили, что главарь секты не только взял имя реально существующего Уилбура, но и провел много времени в его доме. Мы предположили, что он не станет скрываться в Дейтоне, поскольку наверняка учуял, что там его будут искать, а отправится прямиком в Китти-Хок. Я отнес все данные в «поведенческие науки», к Джейн Битт. Посмотрим, что она сможет добавить, но пока это все.

Савич кивнул.

— Неплохо звучит, Олли. Никаких больше явлений самозваного гуру в Техасе?

— Был, но наши агенты с этим разбираются. Наши люди уверены, что Уилбур уже мчится к Северной Каролине. Наши отделения по всему югу оповещены. Может, мы успеем перехватить его, пока он не добрался до Китти-Хок. Скорее всего это его последнее пристанище. Не хватало, чтобы он устроил беспорядки в городке. И неизвестно еще, согласится ли Джейн Битт с нашим планом.

— У нас есть снимки? — спросила Шерлок.

— Один, но очень старый и почти выцветший. Пытаемся достать поновее.

Специальный агент Дейн Карвер, недавно назначенный в отдел, протянул руку:

— Дайте-ка фото. Попробую поработать над ним. Отнесу в лабораторию, может, и удастся что-то сделать.

— Возьми.

— У всех есть задания? — осведомился Диллон. Ответом послужили кивки, ворчание и стоны.

— Как насчет Тамми? — поинтересовалась Милли, секретарь отдела. — Никаких известий?: Никто ее не видел?

— Ничего нового. Я только вчера говорил в Квонтико с Мэрилин Уорлуски. Наши люди в Бар-Харборе следят за бойфрендом Мэрилин. Телефонные разговоры прослушиваются. Если позвонит Тамми, мы все услышим. Парень согласился нам помогать. Черт знает что! Она ж успела оправиться после ампутации, однако никто ее не видел. Вполне вероятно, что именно она убила фармацевта в Саутервилле, в штате Нью-Джерси. Его сменщик проверил, что украдено, и сказал, что в ящиках основательно порылись. Взяли болеутоляющее и таблетки антибиотика, с запасом на четыре-пять дней. По-видимому, она убила парня, потому что тот отказался дать ей лекарства. Как вы уже знаете, мы предупредили полицию на островах о возможном появлении Тамми и посоветовали не спускать глаз с аптек и врачебных кабинетов.

— Слушай, Савич, она тебе угрожала, — напомнил Олли, сев прямее и положив перед собой руки. — Я читал тебе записку. Учти, свои обещания она обязательно попытается исполнить. Мы считаем, что тебе нужна защита. Джимми просто обязан дать тебе охрану.

Немного подумав, Савич взглянул на Шерлок. Судя по всему, она думала о том, что Тамми может узнать их адрес и заявиться в дом. Она боится за Шона.

— Неплохая мысль, — кивнул он Олли. — Я сегодня же поговорю с мистером Мейтлендом. Спасибо, Олли, я об этом не подумал.

Он отпустил сотрудников, договорился о встрече со своим боссом и поцеловал Шерлок за дверью. Потом поднялся к себе и позвонил Саймону на сотовый.

— Это Савич. С Лили все в порядке?

— В полном.

Саймон рассказал о беседе с Эйбом, опустив сцену несостоявшейся драки, и еще об одном разговоре, с папашей Фрейзером.

— Это тот еще тип, Диллон! Ненавидит Лили, это прямо в глазах светится. Холодные, как у змеи, и если ты хоть немного разбираешься в языке тела, я могу сказать, что, не будь меня, ей пришлось бы плохо.

— А подробнее? — допытывался Савич. И Саймон начал повествование.

Они поехали к нему домой, потому что хотели хорошенько напугать, дать понять, что все улики указывают на него. Поскольку он был президентом и большой шишкой в Национальном банке Гемлока, ему отвели роскошный офис на втором этаже: сплошные окна, панорамный вид на океан и город. Саймон даже испугался, что Фрейзер их не примет. Его секретарша, мисс Лорели Кармайкл, девица не старше двадцати одного года и такая красивая, что при взгляде на нее даже зубы ломило, заставила их ждать в приемной всего двадцать минут — вполне приемлемо, поскольку они застали старика врасплох и тот, вероятно, был вынужден наспех придумывать правдоподобную историю. Но Саймон волновался за Лили. Он бы все отдал, только бы посадить ее на самолет, летевший до Вашингтона, где ей ничего грозить не будет. Она почти падала, а лицо было бледным и напряженным. Будь поблизости постель, он бы силой ее уложил. Она двигалась с трудом, но в глазах светилась решимость, поэтому он держал язык за зубами.

Элкотт Фрейзер пригласил их в кабинет, похлопал Лили по плечу — на взгляд Саймона, немного сильнее, чем следовало, и воскликнул:

— Лили, дорогая! Должен сказать, что выглядишь ты неважно.

— Здравствуйте, мистер Фрейзер, — сухо бросила Лили, поспешно отодвигаясь. — И так как вы все уже сказали, должна ответить, что ничего не могу с этим поделать. Кстати, это мистер Руссо, торговец предметами искусства и прекрасный эксперт. Именно он установил, что четыре картины Сары Эллиот из тех, что принадлежали мне, — подделки.

Элкотт кивнул Саймону и указал на кресла.

— Да, вот это сюрприз! Так вы торгуете предметами искусства, мистер Руссо? Не многие из людей вашей профессии способны отличить оригинал от копии. Вы уверены, что не ошиблись?

— Я не совсем то, что называют торговцем. Скорее, маклер. Свожу покупателей и продавцов. Провожу экспертизу и возвращаю оригиналы законным владельцам. И поскольку сам имею картину Сары Эллиот и изучал ее творчество, то и сумел распознать, что четыре картины подделаны.

Саймон немного помедлил, соображая, что и как сказать Фрейзеру и испугается ли тот. Элкотт, разумеется, все знал и даже не пытался изобразить удивление. Почему бы не пойти до конца, тем более что он примерно предполагал, как все это проделано? Пусть Фрейзер всполошится и предпримет какие-то шаги.

Саймон не обсуждал с Лили, о чем будет говорить. Оставалось надеяться, что она не будет слишком потрясена. Он улыбнулся Лили и спокойно заметил:

— Сначала я думал, что все это ваших рук дело, от начала и до конца. Но потом сообразил, что вы человек маленький и без всяких контактов в мире искусства. Зато есть такой коллекционер, швед по имени Олаф Йоргенсон, который владеет половиной мира. Он может все… и если чего-то захочет, то по трупам пройдет, лишь бы это получить. Скорее всего он затеял похищение. Все было так: Олаф решил заполучить те картины, что висели в Чикагском художественном институте, но ничего не вышло, и ему пришлось ждать. Он точно знал, когда Лили Савич покинула Чикаго, чтобы перебраться в Гемлок-Бей. Послал по ее следу шпиков и очень быстро нашел вас и вашего сына Теннисона, возраст которого как раз подходил для его планов. Вы заключили сделку. Собственно говоря, я слышал, что у Олафа только три картины. Где находится четвертая — пока неизвестно. Остается надеяться, что и ее он успел получить. Это упростит операцию. — Саймон неожиданно щелкнул пальцами под самым носом Фрейзера. — Мы вернем их только так! Быстро и аккуратно. Итак, мистер Фрейзер, я верно все изложил?

Элкотт Фрейзер и глазом не моргнул. И вид у него был слегка скучающим. Только Лили, хорошо его знавшая, подметила, как слегка дергается его левый глаз: верный признак, что он напряжен или злится. Вероятно, и то и другое. Сначала она немного удивилась рассказу Саймона, но потом поняла, что все это, возможно, чистая правда.

— Йоргенсон действительно человек могущественный и влиятельный, — подтвердила Лили. — Не то что вы, жалкий человечишко.

На миг Саймону показалось, что свекор сейчас ударит Лили, но тому каким-то чудом удалось сдержаться. Мало того, он ответил пренебрежительно и не задумываясь, словно говорил с надоедливым мальчишкой:

— Неплохо придумано, мистер Руссо. Жаль, что четыре картины, по вашим словам, подделаны, но это могло случиться и в Чикаго. А вся эта история с неким Олафом Йоргенсоном словно взята из плохого кино. Однако все это не имеет никакого отношения ни ко мне, ни к моей семье. И не представляю, почему вам вздумалось обвинить в этом меня.

Разделавшись с Саймоном, он обратился к Лили, уже не скрывая ярости.

— Что до тебя, Лили, ты бросила моего сына. Он вне себя. Я боюсь за его здоровье. Он только о тебе и говорит. О том, как твои родственники оклеветали его. Он хочет видеть тебя, хотя на его месте я радовался бы, что отделался от такой жены. Ты не дала ему ничего, а потом нагло бросила. А как переживает Шарлотта! Сама мысль о том, что он женился на тебе ради каких-то картин, просто абсурдна.

— А я так не думаю, Элкотт. Все произошло именно так, как считает мистер Руссо. Правда, на Йоргенсона вас мог вывести мистер Монк. Но так или иначе, четыре картины подделаны, и виновник — вы. А если Теннисон неважно себя чувствует, рекомендую ему обратиться к доктору Розет-ти, тому психиатру, которого он мне так настойчиво навязывал. Интересно почему? Но вам, наверное, лучше знать. Сколько вы заплатили Морри Джоунзу за мое убийство?

— Я не платил ему…

Она поймала его, застала врасплох! И он попался на удочку, а потом спохватился, но было уже поздно. Саймон насмешливо поднял брови.

Теперь глаз дергался уже непрерывно, а лицо приобрело цвет баклажана.

— Ты настоящая стерва, Лили! Теперь понятно, почему ты привела с собой охранника! Не знаю, что там произошло с картинами, но при чем тут я? Меня не за что винить.

У Саймона чесались руки встать, перегнуться через стол, схватить мистера Фрейзера за лацканы дорогого пиджака и врезать правой в челюсть. Удивительно, но так и тянет отделать этого типа по первое число!

Но заговорил он на удивление спокойно. Даже размеренно:

— Поверьте, мистер Фрейзер, Лили не стерва. Что же до вашего драгоценного сына… думаю, ничего с ним не случится. Кстати, не объясните, почему Эйб Теркл живет в вашем коттедже?

Он слегка подался вперед, всем своим видом олицетворяя вежливую заинтересованность.

— Понятия не имею, кто это и почему там живет. Вся недвижимость находится в ведении моего агента. Он сдает помещения в аренду.

— А вот Эйб знает вас, мистер Фрейзер, и знает все, поскольку именно он писал для вас копии. Или за все платит Олаф?

Мистер Фрейзер вскочил. На висках резко обозначились вены, руки тряслись.

«Кажется, удалось!» — подумал Саймон.

Элкотт показал на дверь и оглушительно завопил:

— Не знаю я никакого чертова Олафа! Вон отсюда! Лили, я не желаю больше тебя видеть! Жаль, что грабитель не проучил тебя как следует!

— Ничего, — утешил Саймон, — мы еще нанесем вам визит, вместе с доказательствами и агентами ФБР. Долго ждать не придется. Считайте это предупреждением. Советую немедленно договориться с нами. Подумайте о здоровенных громилах в федеральных тюрьмах. Они обожают беззащитных старикашек вроде вас.

— Убирайтесь — или я позову шерифа!

Лили так и раскатилась смехом.

— Того жалкого шута?

— Шериф Сканлан не шут! — взвизгнул Элкотт, подбегая к двери. Они и моргнуть не успели, как он исчез.

Саймон помог Лили подняться и покачал головой.

— Вот это утро, ничего не скажешь! И Эйб, и твой почти бывший свекор покинули нас в своих логовах! Но теперь все завертится, Лили, вот увидишь. Мы разворошили настоящее осиное гнездо. Остается посмотреть, кто куда кинется. Может, старик Фрейзер все-таки решит с нами договориться! А теперь ты готова к легкому ленчу?

— В Гемлок-Бей нет мексиканского ресторана. Придется ехать в Ферндейл.

Лорели Кармайкл ошеломленно пялилась на них, когда они проходили мимо. Саймон жизнерадостно помахал ей. Элкотта нигде не было видно.

— Кстати, Лили, — вкрадчиво начал он, когда они шли к лифту, — подумай о том, чтобы предоставить остальное мне. Не могу я уговорить тебя вернуться в Вашингтон?

— Даже не пытайся.

— Но я должен! Напуганные подлецы иногда способны на отчаянный шаг.

— Да, но мы будем очень осторожны.

Саймон вздохнул и сдался.

— Ладно, обсудим следующий пункт нашего плана за тако.

— Ты в самом деле считаешь, что все это дело рук Олафа Йоргенсона?

— Видишь ли, у него немало нужных связей, хотя и наш мистер Монк может знать о нелегальной стороне бизнеса куда больше, чем мы подозреваем. Я уверен, что Фрейзер немедленно к нему бросится. Интересно, что может сказать этот парень с сексуальными глазами?


— Вот и все, Савич, — немного помолчав, добавил Саймон. — Все омерзительные детали.

Он перебросил телефон к другому уху, ожидая, что Савич засыплет его вопросами. Но тот ничего не сказал. Саймон почти слышал, как щелкает компьютер у него в голове, выдавая возможные варианты развития событий.

— Лили молодец, Савич. Она устала, но держится. Я честно старался уговорить ее вернуться в Вашингтон, но она и слышать ничего не желает. Клянусь, я сделаю все, чтобы она не пострадала.

— Знаю, — выговорил наконец Савич. — Кстати, Кларк Хойт, старший отделения ФБР в Юрике, готов тебя прикрыть. Вы, ребята, наделали столько шума, что теперь вам грозит опасность, и немалая. Не хочу, чтобы вы действовали на свой страх и риск. Если увидите, что за вами всюду ходят дюжие парни, не пугайтесь. Это ваша охрана. При малейшем осложнении звоните Хойту. Заставь Лили отдохнуть. Сколько тако она умяла?

— Три с молотой говядиной, корзинку чипсов и целую чашку горячего соуса. Сейчас пойдем спать, а утром увидимся с мистером Монком. К этому времени они уже успеют все обговорить и составить план действий. Интересно, что они предпримут? Передай привет Шерлок и дай Шону пожевать свой палец. Есть что-нибудь новое насчет Тамми?

— Ничего.

— Завтра, после визита к Монку, свяжусь с тобой.

— Кларк сказал, что они выследили Морри Джоунза. Скоро он будет отдыхать в местной тюрьме.

— Слава тебе, Господи! Я позвоню копам в Юрику и выясню подробнее. И не волнуйся, я с Лили глаз не спущу.

Глава 17

Юрика, Калифорния «Мермейдз тейл»

Лили спала и видела сон. Нет, не сон. Кошмар. И в этом кошмаре металась она, перепуганная, измученная. Что-то было неладно, но она не знала, что именно. Потом увидела дочь. Бет плакала, громко всхлипывая, но Лили не понимала почему. Бет внезапно исчезла, только плач еще был слышен, но Лили не могла добраться до нее. Она звала и звала, но Бет больше не было, и Лили осталась одна, только все равно чувствовала: что-то неладно, только вот что?

Лили вскочила, мокрая от пота, и застонала от острой боли. Схватившись за живот, она постаралась дышать глубоко и мерно. И сразу же ощутила запах дыма. Да, именно дыма! Так вот что вернуло ее из кошмара к действительности. Едкая, противная вонь. Серые клубы вились по шторам, низ которых уже занялся пламенем.

Господи, так это пансион горит!

Она спрыгнула с кровати, побежала к двери и принялась дергать ручку. Заперто! Где же ключ? Ни в скважине, ни на комоде его нет!

Она метнулась к ванную, намочила полотенце и прижала к лицу. Потом попыталась набрать 911, но телефон не работал. Кто-то поджег дом и обрезал кабель. Или он сам вышел из строя из-за пожара? Не важно, главное, выбраться отсюда. Огонь уже лизал ковер под окном. Лили принялась отчаянно колотить в стену.

— Саймон, Саймон!

— Лили, немедленно убирайся оттуда, черт побери!

— Дверь заперта! Не могу открыть!

— Я иду. Ляг на пол, поближе к двери!

Но Лили не могла просто так лежать и ждать, пока ее спасут. Слишком она была напугана. Ринувшись к двери, она ударила в нее плечом. Но только заработала синяк. Пришлось схватить стул и ударить в филенку. Стул почти отскочил от крепкой доски. Дверь немного дрогнула, но не поддалась. Проклятая дверь в отличие от современных, едва ли не картонных, была сделала из настоящего дерева. Она слышала, как Саймон дергает ручку, стучит в соседние номера, вопит. Слава Богу, что его хотя бы не заперли!

Он подскочил к ее двери, и Лили быстро отодвинулась. Удар ногой, еще удар…

Дверь с шумом распахнулась.

— Ты в порядке?

— Да. Нужно предупредить остальных.

Она закашлялась, согнулась вдвое, и он, не колеблясь, подхватил ее на руки и снес по широкой лестнице красного дерева.

В вестибюле миссис Блейд хлопотала над пожилой, тихо всхлипывавшей дамой.

— Это миссис Нэст. Она постоянно тут живет. Я пыталась позвонить спасателям, но телефон не работает. Этого только не хватало! На третьем этаже еще остались люди, мистер Руссо. Идите туда.

— Я уже вызвал спасателей по сотовому. Они едут. Саймон усадил Лили и помчался наверх. На бегу он слышал ее раздирающий легкие кашель.

Не успел он подняться по лестнице, как приехали пожарные, злые как собаки и орущие, чтобы он немедленно убирался ко всем чертям. Саймон кивнул, но тут же увидел молодую женщину, пытавшуюся справиться с двумя детьми. У пожарных хватало забот с другими постояльцами. Поэтому Саймон попросту схватил всех троих и стащил вниз. Все они захлебывались от кашля. Дети плакали, но мать держалась на удивление стойко: утешала ребятишек и благодарила Саймона так долго, что он в конце концов закрыл ей рот ладонью.

— Все нормально. Позаботьтесь о малышах.

Удалось спасти и пансион, и всех постояльцев. Слава Богу, отделались ссадинами и царапинами да наглотались дыма.

Колин Смит, агент, посланный на ночь Хойтом следить за пансионом, обратил внимание на двух подозрительных типов, пошел за ними, но потерял из виду и тут заметил дым и немедленно вызвал пожарных. Поэтому большая часть «Мермейдз тейл» осталась нетронутой.

После этого Смит ушел давать показания брандмайору и следователю, которые только что прибыли.

Саймон не отпускал Лили. Она была босая, в одной фланелевой рубашке до пят. Волосы разметались по плечам. Сам он успел натянуть свитер, джинсы и кроссовки, перед тем как выскочить из спальни.

Он выдохнул, но пар изо рта не шел, хотя было довольно холодно и пожарные раздавали всем пострадавшим одеяла и куртки. Приходили соседи, тоже с одеялами, кофе и даже булочками.

— Как ты? — спросил Саймон.

— Мы живы, и это главное. Ублюдки! Сжечь целый дом с людьми! Ведь мы все могли сгореть!

— Твой брат сразу сообразил, что они решатся на какую-то подлость. Недаром попросил главу местного отделения ФБР прикрыть нас.

Лили тяжело вздохнула. Она так устала, что, казалось, не могла пошевелиться.

— Да, я поняла, что Колин нас охраняет. Жаль только, что не поймал их, когда они еще не успели поджечь здание.

— Он и сам на себе волосы рвет. Позвонил своему боссу. Хойт, вероятно, скоро приедет. Наверняка уже успел связаться с Савичем.

— В четыре утра?

— Неплохо звучит.

— Ужасно холодно, Саймон.

Он сидел на садовом стуле, принесенном соседом, и сейчас притянул ее к себе на колени и завернул в одеяло.

— Лучше?

— Черт побери, — пробормотала она, — ну и скоты!

Саймон рассмеялся.

— Знаешь, даже Римус не зашел бы так далеко. Неужели они настолько аморальные пакостники, что готовы ради своих целей погубить невинных людей? Просто ужас берет.

— И не говори, — протянул Саймон. — Такого даже я не ожидал.

— Заметь, не успел ты прилететь в Нью-Йорк, как тебя ограбили. Быстро работают, ничего не скажешь! Думаю, что за всем этим стоит не Фрейзер, а Олаф, как ты и сказал. Откуда Фрейзерам знать о тебе?

— Согласен. Но знаешь, тот парень не пытался убить меня.

— Видимо, предупреждение.

— Да, а вот это уже не предупреждение, а самое настоящее покушение. Мы слишком глубоко копнули, Лили. Теперь Кларк Хойт с нас глаз не спустит, во всяком случае, пока мы здесь.

— И хорошо. Я очень рада. Только не уговаривай меня уехать, все равно ничего не выйдет. Я не оставлю тебя одного.

Лили надолго замолчала и, когда Саймон уже понадеялся, что она сдалась, вдруг выпалила:

— Я тебе говорила, что это Джефф Макнелли вдохновил меня на Римуса?

Кто такой этот Джефф Макнелли? Заинтригованный Саймон медленно покачал головой.

— О, я так им восхищалась. Он был моим идеалом, — продолжала Лили, но, сообразив, что он не имеет ни малейшего представления, о ком она говорит, пояснила: — Джефф — знаменитый и талантливый карикатурист. Он получил три Пулитцеровские премии за издевательства над политиками. Правда, его комиксы никогда не были по-настоящему злыми. Он умер в июне 2002-го. Мне до сих пор ужасно жаль, что я так и не сказала ему, как много он значил для меня и для Римуса.

— Мне тоже очень жаль, Лили.

Он только сейчас понял, что она балансирует на краю шока, и поэтому поспешно укрыл ее еще одним одеялом. Это уж слишком, даже для нее. Ее жизнь превратилась в ад с того момента, как она вышла за Теннисона Фрейзера. Страшно представить, через что ей пришлось пройти, когда Бет убили и потянулись долгие месяцы депрессии. А теперь покушение за покушением.

— Джефф Макнелли говорил, что, когда речь идет о юморе, реальность и политика не терпят подмен. И мне очень не нравится эта реальность, Саймон. Очень.

— Мне тоже.

Вашингтон Гувер-билдинг

Савич медленно повесил трубку, посмотрел в окно и спрятал лицо в ладонях.

— Что случилось, Диллон? — всполошилась Шерлок. — Что с тобой?

Ее сильные руки массировали его плечи. Висок овевало теплое дыхание.

Савич медленно поднял глаза.

— Мне нужно было убить ее, выстрелить прямо в голову, как ее братцу. Это я во всем виноват. Смерть того мальчика в Чеви-Чейсе на моей совести, а теперь еще и это…

— Она снова убила?

Диллон кивнул. Она не могла видеть отчаяние в его глазах. От него исходила почти ощутимая боль.

— В Род-Тауне, остров Тортола, Британские Виргинские острова.

— Расскажи.

— Звонил Джимми Мейтленд. Он сказал, что начальник полиции получил все наши отчеты, предупредил местных копов, но, к несчастью, вскоре был убит местный фармацевт. Ему перерезали горло. Аптека была разгромлена, проверить, какие лекарства взяты, оказалось невозможно, но мы знаем, что украли: болеутоляющее и антибиотики. Улик у них нет, но полиция прочесывает остров в поисках однорукой женщины, которая к тому же нуждается в медицинской помощи. Ничего. Никаких следов. Тортола — это не Сент-Томас. Он куда более примитивен, почти не населен, здесь есть где скрыться, но главное, что на него не попадешь без лодки. И уехать тоже невозможно.

— Мне ужасно жаль. Значит, она завладела лодкой и к этому времени давно покинула Тортолу. Убралась на другой остров.

— Трудно поверить, что никто не сообщил о пропаже лодки.

— Уже поздно, — заметила Шерлок. — Пошли предупреждение по электронной почте на другие острова и пока не думай об этом. Поедем домой, поиграем с Шоном и пойдем в тренажерный зал. Тебе нужно хорошенько вымотаться.

Савич неохотно поднялся.

— Ладно, но сначала я побеседую со всеми местными копами, расскажу, что случилось на Тортоле, и объясню, насколько она опасна.

Он поцеловал жену, крепко обнял и прошептал:

— Поезжай домой, поиграй с Шоном. Я еще посижу. Заставь его сжевать за меня парочку крекеров.

Квонтико Академия ФБР

Специальный агент Вирджиния Косгроув подняла трубку и объявила:

— Мэрилин, это тебя. Какая-то женщина, говорит, что работает в отделении Диллона Савича, в Главном управлении. Я буду слушать по отводной трубке.

Мэрилин Уорлуски, которая в это время старательно складывала в чемодан только что купленные для нее вещи, недоуменно подняла брови. Она только начала привыкать к нынешнему положению вещей. Что нужно от нее мистеру Савичу?

— Алло, — пробормотала она, взяв трубку.

— Привет, крошка. Это Тимми. Хочешь меня, бэби? Потрясенная Мэрилин в ужасе закрыла глаза.

— Тамми. Это вправду ты?

— Нет, это Тимми. Слушай, котенок, нам нужно увидеться. Я хочу, чтобы ты завтра утром вылетела на Антигуа. Буду ждать тебя в аэропорту Рид. Не подведи меня, крошка. Ладно?

Мэрилин отчаянно уставилась на Вирджинию. Та быстро написала что-то на листке бумаги и протянула ей.

«Хорошо, вылечу, но рано не смогу. Придется потерпеть».

— Копы хорошо с тобой обращаются? Может, позвать Вурдалаков и вместе с ними камня на камне не оставить от этого места?

— Нет-нет, Тамми, только не это! Я прилечу завтра к вечеру. Ты в порядке?

— В полном. Правда, пришлось раздобыть на Тортоле еще лекарств. Вшивая дыра: тоска смертная, ни капли дождя, делать нечего. Не могла дождаться, когда вырвусь оттуда. Увидимся завтра вечером, бэби.

Мэрилин медленно положила трубку и мучительно поморщилась.

— Откуда она узнала, где я? Нужно срочно позвонить мистеру Савичу. Дьявол, ночь на дворе, где мы его найдем?

Заместитель директора Джимми Мейтленд сам связался с Диллоном, чтобы мобилизовать необходимое количество агентов. На это ушло два часа, после чего пришлось проинструктировать группу, вылетающую на Антигуа. Кроме этого, Мейтленд задействовал команду «СУОТ», специально подготовленную для борьбы с особо опасными преступниками и базировавшуюся в Вашингтоне. Если встреча с Тамми назначена в аэропорту, значит, дело неминуемо закончится перестрелкой.

— Пришлось бросить им хороший кусок мяса, чтобы согласились действовать с нами заодно, — сообщил он Савичу. — Всего одна бригада, шестеро самых опытных парней.

Винсент Арбес, главный в команде, здоровенный громила, чем-то напоминающий быка, лысый как коленка и, на беду себе, чересчур умный, перевел взгляд с Савича на стоявшую рядом Шерлок и прохрипел своим сорванным голосом:

— Зовите меня Винни, ребята. Чувствую я, попадем мы в переплет! Кстати, интересно, откуда эта психованная однорукая баба узнала, что Мэрилин Уорлуски прячут в Квонтико? И как, черт бы ее побрал, пронюхала телефонный номер?

— Ну, — пробормотал Савич, не глядя на Шерлок, — я специально допустил утечку информации. Короче говоря, подстроил все это с самого начала.

Глава 18

Юрика

Мистер Монк исчез. Его офис выглядел как обычно. Словно его хозяин ненадолго вышел и вот-вот вернется. Ни записок, ни сообщений, ни предательских отметок в ежедневнике, лежащем посреди стола. И непонятно, куда он делся.

Не оказалось его и на Оук-стрит, в большой квартире с окнами-эркерами. Все вещи на месте. Очевидно, он попросту уехал, не сказав никому ни слова.

Открывая дверь своего номера, Саймон устало слушал, что говорит Хойт:

— Он как в воду канул. Я стоял в пустой гостиной, с дорогими картинами Джейсона Аргота на белых стенах, со специальными подсветками, и, скажу вам, Руссо, хотелось надавать самому себе по физиономии. Знал же я, что нужно последить за его домом, и ничего не сделал! Я идиот! Лягните меня, да покрепче! Где-то наверняка у него нора. Вопрос только в том, как ее обнаружить. Пока я ничего не нашел. Черт, Руссо, да врежьте же мне как следует!

— Не-а, — лениво бросил Саймон, застегивая молнию на новеньких джинсах и продевая сквозь петли ремень.

Выпрямившись, он жестом пригласил Хойта в роскошную спальню с огромной кроватью, занимавшей три четверти помещения. За смежной дверью находилась комната Лили. Они перебрались в «Уорм-Крик-Лодж», откуда из одного окна открывался вид на океан, а из другого — на Старый город.

— Спасибо и за то, что попытался побеседовать с ним вместо нас, тем более что у меня и Лили совсем не осталось одежды. Правда, я бы не против нанести дружеский визит этой твари. Хорошо еще, мой бумажник лежал в джинсах, иначе нам бы пришлось туго. Слава Богу, мне прислали новые кредитные карточки взамен украденных. Вот если бы не успели, мы в самом деле оказались бы в глубоком дерьме. Зато теперь взгляните на нас! Все с иголочки! Ничего не скажешь, принарядились на славу. Кстати, как насчет машины Монка? Не нашли?

— Имеется ее описание: джип «Гранд-чероки», девяносто восьмого года, темно-зеленый. Мы установили слежку за аэропортом Арканы. Послали наши ориентировки в Управление космических полетов, хотя не думаю, что Монк зайдет так далеко.

— Беда в том, что мы не знаем, куда он смылся. Не думаете, что будет лучше, если предупредить аэропорты ближайших трех штатов?

— Неплохая идея. Он, должно быть, со страху наложил в штаны. Вряд ли у него есть фальшивое удостоверение личности или паспорт. Если он попытается улететь, мы в два счета его сцапаем.

Саймон кивнул.

— Хотите кофе? Нам как раз прислали кофейник и круассаны.

У Кларка Хойта был такой вид, словно он сейчас заплачет. Он не произнес больше ни слова, прежде чем не проглотил две чашки кофе с круассаном, щедро смазанным маслом и абрикосовым джемом. Но тут вошла Лили, и Саймон широко улыбнулся. Она выглядела еще лучше, чем ему представлялось в мечтах: черные джинсы-стрейч, такая же водолазка и черные сапожки. Настоящая принцесса из сказки, которая в свободное время подвизается домушницей. Кларк Хойт, поднявшийся ей навстречу, только головой покачал:

— Ничего не скажешь, какая перемена с сегодняшнего утра! Вам невероятно идет черное.

Лили поблагодарила его, налила себе кофе и стала пить, пока Хойт, прикончивший уже второй круассан, посвящал ее в подробности посещения дома Монка.

— Я позвонил Савичу, в Восточный Диснейленд, — добавил он. — Он заставил меня поклясться головой моего ризеншнауцера Гилды, что на ваших головах нет ни одного обугленного волоска. Это, разумеется, был поджог, но пока что мы понятия не имеем, как зовут поджигателей и кто их нанял.

— Восточный Диснейленд? — переспросила Лили.

— Ласкательное прозвище Главного управления ФБР. Что ж, спасибо за завтрак. От вас все еще несет гарью. От этого смрада так просто не избавишься. Уж я-то знаю. В прошлом году на барбекю переусердствовал и сжег брови, хотя лицо было так закопчено, что сразу и не поймешь… Ну вот что: ложитесь на дно и не показывайтесь, пока у меня не появятся для вас новости, договорились?


Вскоре после полудня Хойт снова заехал, чтобы вывезти их из пансиона. Оказалось, что мистер Монк и не пытался удрать. И никуда не вылетел. Мертвецы вообще никуда не бегут. А он был мертв: голова на автомобильном руле, а в спине три пули. Джип, стоявший в небольшой рощице мамонтовых деревьев, заметили какие-то туристы и сообщили в полицию.

Лейтенант Ларри Доббс из полицейского отделения Юри-ки знал, что ситуация гораздо сложнее, чем кажется на вид, тем более что делом заинтересовалось ФБР. Поэтому и разрешил Кларку Хойту привести двух гражданских лиц, после того как на месте преступления поработали эксперты.

— Смотри, они и не пытались его спрятать, — заметила Лили. — С другой стороны, могло пройти немало времени, прежде чем на него наткнулись бы. Благослови Господь туристов.

— Медэксперт считает, что он мертв уже примерно часов семь, — сообщил Кларк Хойт. — После вскрытия скажет определеннее. Мальчики из лаборатории хорошенько обнюхают джип, может, что и найдут. А вот и лейтенант Доббс. Вы знакомы, не так ли?

— Разговаривали по телефону, — кивнул Саймон, пожимая руку Доббса. Кажется, на лейтенанта произвел впечатление уважительный тон Хойта.

— Как по-вашему, с ним кто-то был? — спросила Лили мужчин. — И этот кто-то убил его, а потом передвинул на место водителя?

— Нет, — покачал головой Доббс. — Судя по траектории пуль, стрелок находился на заднем сиденье. Может, еще один человек сидел рядом с Монком. Или Монк знал, что его увезли, чтобы убить? Но если так, почему согласился ехать? Но, повторяю, наверняка ничего не известно. Факт тот, что он свернул с дороги в рощу и тот тип, что был сзади, выстрелил ему в спину.

Саймону и Лили разрешили побродить по округе. Они внимательно вглядывались в каждый кустик, но ничего не нашли: впавшие в панику туристы истоптали все, как стадо слонов. В довершение хаоса тут же теснились пять полицейских машин и два автомобиля ФБР. На земле отпечатались только следы шин джипа, а это означало, что вторая машина, возможно, оставалась на асфальтированной дороге.

— Агент Хойт говорит, что вы замешаны в этом по самое некуда, — бросил лейтенант Доббс, глядя на Саймона и Лили. — Позвольте сказать, что вы доставили мне куда больше неприятностей, чем я имел за последние десять лет, начиная с того сукина сына, который напал на вас в автобусе, миссис Фрейзер. Кстати, офицер Такер часа два назад арестовал Морри Джоунза в одной ночлежке на Кондуит-стрит.

— Присматривайте за ним, лейтенант, — посоветовала Лили, — иначе лишитесь важного свидетеля. Он участвовал во всем этом, как и мистер Монк. Эти люди не задумываясь расправляются со своими пособниками.

— Это уж точно, — согласился лейтенант Доббс. — А знаете, все не так уж плохо. Я познакомился с Хойтом, настоящим федеральным агентом, и кроме того, не пришлось смотреть вместе с женой «Колесо фортуны». С тех пор как я получил первый вызов от вас, ребята, скучать не приходилось. Ни единой минуты. Паршиво вот только, что появился мертвец. Это всегда плохо.

Он вздохнул, помахал другим офицерам и крикнул:

— Кларк, вы можете удержать этих двоих от новых проделок? Кстати, я собираюсь допросить всех Фрейзеров, включая вашего мужа, мистера Теннисона. Может, удастся их напугать и вынудить совершить какую-нибудь глупость. Понимаю, вы уже пытались это сделать, чем и вызвали огонь на себя. Теперь посмотрим, как они выкрутятся перед представителем закона.

— Не забудьте Шарлотту Фрейзер, лейтенант, — напомнила Лили. — И пусть вас не обманывает ее паточный выговор. Это страшная женщина.

— Тогда я подожду, пока лейтенант закончит с ними и они, вновь оказавшись в своих теплых уютных домах, успокоятся и "решат, что перехитрили всех. Потом нанесу визит, и тогда им мало не покажется, — пообещал Кларк. — Савич послал мне кучу документов. Я говорил кое с кем из наших представителей в Сакраменто и просил проверить состояние финансов Элкотта Фрейзера. Пока что информация крайне противоречива, поскольку на его счета то поступают значительные суммы денег, то наблюдается значительная утечка. Кстати, я слышал, что Элкотт Фрейзер нанял мистера Бредли, одного из лучших адвокатов по уголовным делам на всем западном побережье. Согласитесь, что это уже интересно.

Хойт злорадно потер руки.

На обратном пути в Юрику Саймон был мрачен и задумчив, смотрел только на дорогу и не разговаривал с Лили, которая сильно проголодалась и хотела в туалет.

— Прекрати, Саймон! Это вывело его из транса.

— Что именно прекратить?

— Судя по твоему виду, ты где-то далеко, возможно, в другой галактике.

— Да нет, просто размышлял. Насчет Эйба Теркла. Он так же опасен для преступников, как мистер Монк. И Мор-ри Джоунз. Но тот в тюрьме и для них пока недоступен. Лейтенант собирается дать ему охрану.

— Забыла сказать, — оживилась Лили. — Пока ты толковал с Хойтом, лейтенант Доббс сказал, что Морри твердит, будто ничего не знает и что какие-то хулиганы поколотили его, когда он мирно сидел в баре. Хвастается, что ни у одной женщины силенок не хватит с ним справиться. Кроме того, у него какой-то очень дорогой адвокат. Сколько же платят Морри за то, чтобы держать рот на замке?

— А не может лейтенант Доббс узнать, кто нанял адвоката?

— Я попросила его, и он сказал, что попробует разнюхать. А ты, Саймон, мучаешься угрызениями совести? Считаешь, что это из-за тебя Эйб оказался в опасности?

В этот момент Лили забыла о голоде и срочной необходимости посетить туалет.

— У меня от страха живот скрутило. Поедем к Эйбу, Саймон?

Он широко улыбнулся, нажал на тормоз и круто развернул машину.

— Совсем неплохо, — одобрила она. — А нельзя выжать побольше скорости из этой жестянки?

Саймон рассмеялся.

— Ты просто класс, Лили, знаешь? Смотри, еще одна машина развернулась и едет за нами. Должно быть, наша защита.

— Это хорошо. Надеюсь, они не отстанут. Саймон только головой покачал.

— Когда я решила стать профессиональным букмекером, мой па, Бак Савич, часто говаривал, что в таком случае я должна быть лучшей в своем деле, но у меня это не получится.

— Почему это?

— Он сказал, что, когда я вру, мои глаза меняют цвет, и если кто-то это заметит, моей карьере конец.

— Сейчас твои глаза голубые. А когда лжешь?

— Не знаю. Никогда не лгала, глядя в зеркало.

— Буду иметь в виду и дам тебе знать.

Саймон снова уставился на дорогу, но перед глазами встал великан Теркл с кистью в зубах, готовый выбить из него пыль. Но как Эйб улыбался, когда смотрел на Лили! Пусть он мошенник, но при этом художник великолепный! Жаль, если его убьют!

Саймону стало не по себе, и он прибавил скорость. Худо дело… очень худо…

Но несмотря на тревогу, голос оставался прежним — спокойным, чуть насмешливым:

— Я знавал твоего па, еще когда мы с Диллоном учились в Массачусетском технологическим. Поразительный человек!

— Уж это точно, — подтвердила Лили. — Лучше его не было. Когда он умер, мы боялись за маму. От тоски она была сама не своя. Правда, в прошлом году познакомилась с этим типом, конгрессменом из Миссури. С тех пор немного повеселела, улыбается гораздо чаще, перестала сидеть дома. Правда, тут Шон помог. Она его обожает. Он единственный из ее внуков, который живет рядом.

— А что думает твоя мама о всех этих легендах насчет Бака Савича? Не поверишь, о нем сказки складывают, анекдоты рассказывают, один красочнее другого.

— Просто качает головой, ухмыляется, как бандит при виде кошелька, и заявляет, что, по ее мнению, во всех этих историях нет ни капли преувеличения. А потом, клянусь, она заливается краской. Похоже, она имела в виду какие-то интимные вещи, и это всегда ужасно забавляло нас, детей. Понимаешь, о своих родителях как-то даже не приходит в голову думать такое.

— Тут ты права. Это всего лишь оборотная сторона медали: родители всегда видят в нас детей, которые до конца жизни так и останутся маленькими и невинными.

Лили рассмеялась.

— А как насчет твоих родителей? Где они живут?

— Они развелись, очень давно. Мой отец — адвокат. Женат на женщине вдвое его младше. Они живут в Бостоне. Бездетны. Ма так и осталась одна. Живет в Лос-Анджелесе, владеет консалтинговой фирмой. Если они и питали друг к другу какие-то чувства, то все было кончено едва ли не до моего рождения. Мои старшие сестры утверждают, что они не наблюдали между ними проявления даже обычной привязанности. — Он помолчал, немного сбросил скорость перед особенно замысловатым поворотом и помчался дальше. — Знаешь, Лили, как-то не могу представить тебя в роли букмекера. Копила деньги на колледж?

Она обнажила белоснежные зубы в акульей улыбке, готовая укусить.

— Как ты догадался? Кроме того, мама решила, что отцу лучше не знать, как я с шестнадцати до восемнадцати лет сшибала денежки, не платя к тому же налогов.

— Поразительно! — Он взглянул на нее и покачал головой. — Знаешь, а ты похожа на сказочную принцессу. Мне больше нравится, когда ты вся в черном. Кстати, как твой шрам?

— Внутренности в порядке, а шрам немного чешется. Неудивительно, что ты любишь все черное, поскольку сам покупал мне одежду. Хочешь, чтобы я походила на бэтгерл?

— Мне всегда нравилась эта картина, — усмехнулся он. — Но по правде говоря, я сначала увидел черные джинсы и решил, что все остальное должно быть в тон. Не хочу быть неделикатным, но белье тоже соответствует?

— Даже очень, но мне не хочется думать об этом. Так что прекрати на меня глазеть.

— Ладно, — буркнул он и целых две минуты не сводил глаз с дороги. Но потом все же не выдержал: — Как я уже сказал, увидев черное, я сразу понял — это твое. Но, знаешь, самой трудной задачей было смыть с твоих волос и лица всю эту сажу.

На ней в самом деле не было ниточки другого цвета. Даже носки — и те черные.

— Почему ты не женишься? — неожиданно вырвалось у нее.

— Почему же? Я был женат… правда, давным-давно.

— Расскажи.

Он очередной раз искоса глянул на нее, понял, что это не простое любопытство, и неохотно выдавил:

— Мне было тогда двадцать два. Как понимаешь, сексуально озабоченный юнец, да и Дженис была не прочь, так что мы поженились, через полгода развелись, и оба поступили на службу в армию.

— Но с тех пор прошло много лет. Где теперь Дженис?

— Осталась в армии. Теперь она генерал-майор и, как я слышал, роскошная женщина. Замужем за генерал-полковником. Кто знает, может, когда-нибудь выбьется в командующие или военные министры.

— Почему же Диллон мне этого не сказал?

— В обычных обстоятельствах он был бы моим шафером, но мы сбежали, а в то лето он был в Европе и сидел без гроша, так что у него не было денег прилететь в Штаты, а потом вернуться обратно. — Саймон пожал плечами. — Что ни делается, все к лучшему. А кто был твоим первым мужем? Отец Бет?

— Да, Джек Крейн. Биржевой брокер компании «Фили-дик, Даммерли и Пирсон». Большая шишка на Чикагской фондовой бирже.

— Почему вы развелись?

Лили попыталась сделать вид, что не слышит, вызывающе улыбнулась, но, сдавшись, выпалила напрямую:

— Не хочу об этом говорить!

— Ладно, пока оставим. Вот мы и на месте. Держи ухо востро, Лили, у меня действительно дурное предчувствие.

Он свернул на узкую асфальтированную дорожку, ведущую к коттеджу, оглянулся и увидел, что охрана следует за ними.

Мотоцикла не было.

Саймон быстро огляделся.

— Чем дальше, тем мне все больше это не нравится.

— Может, он поехал в город за соусом к своим улиткам?

Саймон так не думал, но молча побрел за ней к коттеджу. Дверь оказалась незапертой. Он молча отодвинул Лили и заглянул внутрь. Жалюзи спущены, и в комнате почти темно. И пусто: ни картин, прислоненных к стене, ни мольберта, ни палитры, ни капли краски, ни запаха скипидара.

— Проверь кухню. Я иду в спальню! — бросил он на ходу.

Пять минут спустя они встретились в гостиной. В дверях стоял агент Колин Смит.

— Исчез?

— Ни малейшего следа, — кивнул Саймон. — Остались пшеничные хлопья, немного молока, еще не скисшего, пара вполне съедобных яблок, так что смылся он недавно.

— Ни одежды, ни даже зубной пасты, — добавила Лили.

— Думаете, он отправился в Лондон вместе с незаконченным Тицианом?

— Надеюсь, нет. Но картина была действительно хороша.

— Вы боялись, что он мертв? Убит? Как мистер Монк? — спросил Смит.

Саймон кивнул.

— Мне в самом деле стало не по себе. Нужно обо всем рассказать лейтенанту Доббсу. Агент Смит, прошу вас, позвоните Кларку Хойту, объясните, как было дело. У Эйба полно багажа: не менее тридцати картин, — а кроме мотоцикла, у него ничего нет. Может, нанял грузовик, чтобы все увезти?

— Или кто-то из Фрейзеров одолжил ему машину.

— Вполне вероятно. А теперь мы с Лили хотим навестить Морри Джоунза. Нужно потолковать с лейтенантом Доббсом и окружным прокурором. Получить их разрешение. Хочу сделать Морри предложение, от которого тот не сможет отказаться.

Лили предостерегающе подняла руку:

— Ничего не хочу знать. Может, к этому часу они успели добиться от Морри, кто платит его адвокату.

— На твоем месте я бы на это не рассчитывал, — бросил Саймон. И, положив подушку Лили на живот, застегнул ремень.

Глава 19

Сент-Джонс, Антигуа
Здание городской администрации
вблизи аэропорта Рид

— Здесь все такое яркое, и солнце, и небо. Горячее, оранжевое и голубое, — вздохнула Шерлок, почесывая руку. — Шону наверняка бы понравилось. Мы могли бы раздеть его догола, играть в песке и строить с ним замки, даже рвом окружить. Так и представляю, как он плюхается на этот замок и заливается смехом, чертенок этакий.

Она продолжала что-то говорить, но вскоре с изумлением поняла, что муж не слушает. Значит, положение куда серьезнее, чем ей представлялось. Немудрено, что Диллон волнуется, тем более что именно он руководит операцией. Она велась совместно с королевскими полицейскими силами, через американского консульского агента. Совещание проходило в главном полицейском управлении, расположенном, как ни странно, на Америкен-роуд. Но все же они оказались в чужой стране, где приходилось иметь дело с местными полицейскими, сбитыми с толку странной реакцией Штатов, выславших пятьдесят федеральных агентов для поимки однорукой женщины, которая, возможно, появится в аэропорту. Но после того как Савич показал снимки жертв Тамми, включая последнюю, с Тортолы, все легкомыслие как рукой сняло. Теперь они были готовы сотрудничать.

Тамми могла добраться до Антигуа только поздно утром, даже если бы воспользовалась «ракетой», — Тортола была слишком далеко. Погода выдалась спокойной: ни ветра, ни волн. На всякий случай полиция проверяла все авиарейсы с Тортолы и других островов. Правда, не было и никаких доказательств того, что Тамми умеет водить самолеты. Значит, у них было время как следует подготовиться.

— Успокойся, — шепнула Шерлок. — Пока все идет как надо. Мэрилин будет здесь часа через два. Тогда и начнем операцию, шаг за шагом.

— А если Тамми не одна? Если ей взбрело в голову стать Тимми? Вспомни, Мэрилин звонил именно Тимми.

Шерлок никогда раньше не видела мужа в такой нерешительности. Значит, ее долг и обязанность — вселить в него уверенность.

Голос ее был так же спокоен, как невероятно голубая вода, тихо плескавшаяся в сотне шагов отсюда.

— Что ни говори, а одна рука — это одна рука. Ни на одном из островов не заметили однорукую женщину. Шансов у нее не много. Ты знаешь, что вся полиция и на Британских, и на Американских Виргинских островах уже предупреждена. Власти Антигуа не привыкли к подобным треволнениям и поэтому крайне обеспокоены, вероятно, даже больше, чем мы. Особенно после снимков с мест преступлений. Диллон, все воспринимают происходящее крайне серьезно.

— По-твоему, я должен остыть и устраниться?

— Нет, это невозможно. Просто прекрати себя изводить. Ты сделал все возможное. Если придется столкнуться с кем-то другим, чем просто Тамми, значит, так оно и будет.

Местные копы, которых было не так уж много, бродили по аэропорту, безуспешно пытаясь сделаться незаметными. Кое-кто даже шутил с туристами. Все они привыкли иметь дело со своими соотечественниками, либо обкурившимися, либо перепившими местного рома. Хуже всего были туристы, так и норовившие стянуть что-нибудь в магазине «дьюти-фри». Но такого… С подобным им сталкиваться не приходилось.

Савича просто трясло. Он то и дело связывался с Винни Арбесом, главой команды быстрого реагирования. В важных стратегических точках были расставлены снайперы. Половина была одета туристами, половина — в форму служащих аэропорта. Эти сумели слиться с общим фоном.

Прилетит ли Тамми самолетом или просто войдет?

Никто не знал. Все отели и пансионы проверялись и перепроверялись. Джимми Мейтленд засел в офисе полицейского комиссара, жарясь заживо в своем дорогом осеннем костюме. Не помогал даже потолочный вентилятор.

Как уже было сказано, в операции под кодовым названием «Треножник» принимали участие около пятидесяти агентов ФБР. Специальный агент Дейн Карвер выбрал такое название, поскольку преступница была однорукой.

Часа два спустя трясущаяся как осиновый лист Мэри-лин Уорлуски вышла из самолета, судорожно цепляясь за агента Вирджинию Косгроув. Косгроув тоже поеживалась, но она, совсем еще новичок в ФБР, не до конца сознавала всю степень опасности. Она считала себя главным действующим лицом и, поскольку прекрасно стреляла, не сомневалась, что сможет защитить Мэрилин.

— Она придет, мистер Савич, — глухо пробормотала Мэрилин, когда он снова подошел к ней в шесть часов вечера. Мэрилин стояла у справочного бюро, справа от стойки «Карибиен эйрлайнз».

— Все будет хорошо, — заверила Вирджиния, скорее возбужденно, чем ободряюще, и в тридцатый раз погладила ее по руке. — Агент. Савич не допустит, чтобы что-то случилось. Мы поймаем Тамми.

— Говорю же вам, теперь она Тимми, а Тимми способен на все что угодно.

— А я думал, она и как Тамми способна на все что угодно, — заметил Савич.

— Это точно! Будь они оба здесь, не миновать беды. Савичу впервые стало не по себе.

— Мэрилин, что значит — «оба»? — стараясь говорить спокойно, спросил он. — То есть и Тимми, и Тамми? Я не понимаю.

Мэрилин пожала плечами.

— Не хотела говорить вам, но пару лет назад видела, как это случилось. Мы были в этом прилизанном туристском городишке. Оук-Блаффс. Ну, знаете, на Мартас-Ви-ньярд. Я видела, как Тамми показалась из такого миленького розового викторианского домика, где мы жили тогда, и вдруг перевернулась несколько раз, быстро-быстро, как Линда Картер, когда собиралась превратиться в Чудо-Женщину. Так вот, Тамми обернулась Тимми, словно они слились в одно целое, и ничего страшнее я в жизни не видела, пока Тамми не вошла в комнату мотеля, вся залитая кровью того мальчишки.

Умом Савич понимал, что это чистый бред. Тамми не может превратиться из женщины в мужчину. Это невозможно. Но Мэрилин, очевидно, всему верила.

— Вам показалось, что Тамми и Тимми каким-то образом слились в одного человека?

— Вот именно. Она покрутилась несколько раз, и вдруг я увидела Тимми, такого крутого и резкого.

— И как же она выглядела, когда стала Тимми?

— Совсем как Тамми, но только это уже был парень, понимаете?

Вирджиния Косгроув недоуменно захлопала ресницами и уже хотела что-то сказать, но Савич покачал головой. Он хотел попросить Мэрилин описать Тимми, но та вдруг застыла и принюхалась — совсем как животное, почуявшее опасность.

— Тимми близко, — пролепетала она. — Совсем рядом. О Господи, как же я боюсь! Он свернет мне шею, как цыпленку, за то, что помогала вам.

— Ничего не понимаю, — шепнула Косгроув. — Значит, Тамми — мужчина?

— Думаю, мы это выясним, агент Косгроув. Не стоит на этом зацикливаться. Ваша главная забота — Мэрилин. Постарайтесь ее защитить.

Мэрилин прижалась к Вирджинии и схватила ее за руку.

— Вы не позволите ему забрать меня, агент Косгроув?

— Даже близко не подпущу. Можете на меня рассчитывать, агент Савич. Я буду оберегать ее даже ценой собственной жизни.

Прошел еще час. Осеннее солнце уже зашло, на темном небе высыпали звезды и весело подмигивал полумесяц. Цикады и сверчки завели бесконечную симфонию. Аэропорт выглядел совершенно обыденно, если не считать того, что народу было больше обычного. Правда, Савич надеялся, что Тамми не обратит на это внимания. Но на это рассчитывать не приходилось, поскольку местные копы нервничали и это было уж очень заметно. Кто же явится: Тимми или Тамми?

Савич набрал в легкие воздуха.

— Шерлок, Тимми близко, очень близко. Час назад Мэрилин сказала, что чует его. По-моему, она боится еще больше меня. Она также твердо верит, что Тамми имеет способность превращаться в Тимми.

— Ну да, а я — в крылатую фею, — кивнула Шерлок.

— Именно.

Сейчас в аэропорту почти не было туристов. Основные рейсы из Штатов прибыли, пассажиры разошлись, прибывали только редкие местные самолеты. Это было и хорошо, и плохо. Меньше конспирации, но и меньше шансов, что пострадают ни в чем не повинные люди.

Это случилось так быстро, что все и опомниться не успели. Какой-то коротышка, бледный как смерть, с коротко стриженными волосами и несколькими длинными локонами на макушке, появился как из-под земли за спиной агента Косгроув и тихо сказал:

— Только пикни, кошечка, попробуй поднять тревогу, и я перережу тебе глотку от уха до уха. Вот будет забавно, если ты еще успеешь увидеть, как твоя кровь брызжет ярко-красным фонтаном!

Вирджиния услышала тихое подвывание Мэрилин. Каким образом он оказался у нее за спиной? Почему его не заметили? И голос определенно мужской, как у этого Тимми, о котором толковала Мэрилин. Да что здесь происходит? Нужно вести себя спокойно и выждать…

— Я ничего не сделаю, — пообещала она. — Не шевельнусь.

— Вот и хорошо, — кивнул мужчина и одним взмахом перерезал ей горло. Забила кровь. Вирджиния попыталась вскрикнуть, но из груди вырвался только глухой клекот.

Он повернулся к Мэрилин, улыбнулся и сказал:

— Пойдем, бэби. Я скучал по моей милой крошке. Ты готова, бэби?

— Да, Тимми, — пролепетала она.

Он взял ее маленькую руку своей, окровавленной, а другой приставил нож к ее шее. И в этот момент Савич, говоривший по телефону с Винни Арбесом, заметил кровь, вытекавшую из горла Вирджинии. Господи, он смотрел на нее всего минуту назад. Как такое возможно? Эту же сцену наблюдали другие агенты. Вирджиния медленно повалилась на пол, заливая его кровью. Бледный как смерть мужчина, грозя ножом Мэрилин, тащил ее за собой.

Тут разразился настоящий ад. Люди вопили, бежали, застывали в ужасе или бросались на пол и прикрывали головы руками. Но самым ужасным был запах крови, наполнявший воздух.

Тамми взяла заложницу. Собственную двоюродную сестру.

Савич наконец ясно увидел лицо парня. Это лицо он узнал бы повсюду. Лицо Тамми Таттл… и в то же время не оно. Невозможно! Но Савич даже на смертном одре поклялся бы, что нож у горла Мэрилин держал мужчина. Мужчина, у которого присутствовали обе руки — это Савич видел собственными глазами.. Это, должно быть, кто-то другой, не Тамми Таттл, переодетая мужчиной. Кто-то загримировался под Тамми, чтобы их одурачить. Но как этот безумец сумел быстро и бесшумно подобраться к Вирджинии и Мэрилин и никто ничего не заметил?

Происходящее внезапно потеряло всякое подобие здравого смысла. Агенты хватали туристов и бросали на пол, пытаясь расчистить себе дорогу и добраться до похитителя и заложницы.

Один из местных полицейских, очень молодой человек с усиками, почти догнал их и, велев остановиться, выстрелил в воздух. Мужчина спокойно повернулся, молниеносно вытащил из кармана «зиг-зауэр» и пустил пулю ему в лоб. Потом повернулся и, казалось, сразу увидел Савича, стоявшего не менее чем в пятидесяти футах от него.

— Эй, это я, Тимми Таттл! Привет всем!

Савич пропустил его вопли мимо ушей. Так лучше, иначе он с места не сдвинется. Скоро за Таттла возьмутся снайперы, и все будет кончено.

Он обошел аэропорт по периметру, скользнул за стойку билетных касс и вместе с полудюжиной агентов продолжал двигаться к Тимми.

Через секунду раздались выстрелы. Громкие. Четкие. Ясные. Снайперы знали свое дело. Значит, Тамми оказалась на линии огня.

Савич поднял голову. Сейчас он всего футах в двадцати от Тимми. И не видит его. Неужели снайперы промахнулись?

Снова выстрелы, крики и тоскливые стоны оцепеневших от ужаса людей.

Савич ощутил какой-то сильный кисловатый запах и быстро повернулся. Слева от него поднимались с колен Шерлок и еще три агента. Шерлок целилась туда, где еще мгновение назад были Тимми Таттл и Мэрилин. Савич сверхчеловеческим усилием воли удержался от того, чтобы не приказать ей уйти, не вмешиваться. Ради Бога, только бы она осталась в живых! Только бы уцелела! Но что может убить ее? Мужчина, созданный безумным мозгом Тамми Таттл? Вернее, женщина, считающая себя мужчиной?

Савич увидел мелькнувший клочок одежды, снова учуял запах, крови и понял, что это может быть только Тимми. Поэтому он метнулся к конференц-залу, единственному месту, куда Тимми мог затащить Мэрилин.

Дверь распахнулась от его пинка. Савич застыл на пороге, готовый стрелять. В центре располагался большой квадратный стол, на котором стояли факс и несколько телефонов. Под потолком висел прожектор. Двенадцать стульев завершали обстановку.

И ни единой души. Но даже здесь он чуял кровь Вирджинии, мощный, тошнотворный, омерзительный запах.

Савич судорожно сглотнул, боясь, что его вырвет.

Значит, Тимми сюда не заходил. Другая комната?

Савич в сопровождении агентов перебежал через зал и увидел, как его жена, держа перед собой пистолет, открывает дверь с табличкой «Охрана».

Он мгновенно влетел в комнату. Шерлок стояла на самой середине, пока трое агентов обыскивали каждый угол. Но Шерлок, словно парализованная, не шевелилась, глядя на большое, открывавшееся наружу окно.

Заслышав шаги, она медленно повернулась к охваченному ужасом мужу, склонила голову набок, закрыла глаза и рухнула на пол.

— Шерлок!

— Господи, ее ранили?

— Что случилось?

Савич понимал, что не может, не имеет права подойти к жене и хотя бы посмотреть, что с ней, и это было тяжелее всего.

— Поднимите ее! — крикнул он на бегу. — Коннерс, обыщите все! Диверс, Конлин, Маркс и Эбрамс, вы со мной!

— Она дышит! — крикнул один из агентов. — Вроде ничего такого страшного! Парня здесь нет, Савич, и мы не знаем, куда он девался.

«Окно, — подумал он. — Шерлок смотрела на окно».

Савич поднял стул и ударил по стеклу.

Прошло еще несколько минут, прежде чем они убрали самые острые осколки и выбрались из окна, зная, что, поскольку оно было целым, значит, по логике вещей, Таттл и Мэрилин не могли скрыться этим путем. Но куда же они ушли? Агенты обыскали все что могли, заглядывали во все здания и даже в «Боинг-757», стоявший на взлетной полосе. Но убийца и заложница словно растаяли в воздухе. Никаких доказательств их присутствия, если не считать безжизненных тел Вирджинии Косгроув и полицейского, над которыми хлопотали местные эксперты.

Таттл застрелил полицейского правой рукой. Той самой, которую прострелил Савич в сарае.

Той самой, которую ампутировали в больнице.

Может, все вокруг сошли с ума?

Нет, должно же быть объяснение!

Некий мужчина пробрался в аэропорт, убил Вирджинию и схватил Мэрилин. И никто не заметил его, пока он не утащил девушку.

Никому не хотелось говорить. Все присутствующие выглядели как с тяжелого похмелья.

Савич и его команда вернулись в помещение охраны. Шерлок, попрежнему лежавшую в глубоком обмороке, накрыли одеялами. Рядом сидел местный врач.

Савич поднял жену, пошел к креслу и, не выпуская ее, сел и стал укачивать.

— Она, похоже, спит, — объяснил доктор. — Просто спит. Скоро проснется и скажет, что случилось.

— Мы дали ориентировку с описанием на Тимми Таттла и Мэрилин, — сообщил Джимми Мейтленд. — Те трое агентов, что были с Шерлок, ничего не видели. Совсем ничего.

Савич молча кивнул и погладил жену по голове. Больше он уже ничему не удивлялся. И вряд ли когда-нибудь удивится.

Наконец Шерлок открыла глаза и, как ни странно, улыбнулась.

— Почему ты держишь меня, Диллон? Что случилось?

— Ты не помнишь?

Он говорил очень медленно, словно нехотя, наверное, потому, что боялся услышать ответ.

Шерлок на минуту опустила ресницы, нахмурилась. И прошептала:

— Помню, как вбежала в эту комнату… но никого не было. Нет… не то. Что-то такое вдруг промелькнуло… Свет… что-то в этом роде. Не могу сказать.

— Но вы не видели ни Таттла, ни Мэрилин? — допрашивал Джимми.

— Тимми Таттл… да, этот безумного вида тип, бледный, как апокалиптический всадник… он держал нож у горла Мэрилин… Я была вне себя от ужаса, когда Диллон побежал за ним в конференц-зал.

— Вы видели, как Тимми туда вошел?

— Да, кажется. Но должно быть, ошиблась. Разве он не сюда вбежал?

— Мы не знаем. Никто из агентов не видел его здесь, — пояснил Савич. — Ничего, Шерлок, все в порядке. Отдохни и, может, вспомнишь что-то еще. Голова болит?

— Немного, а что?

— Как будто с похмелья?

— Откуда ты знаешь?

Савич взглянул на Джимми:

— Все, и агенты, и туристы, утверждают, что чувствуют то же самое.

— Шерлок, — спросил Мейтленд, садясь перед ней на корточки, — почему именно вы лишились сознания? Должно быть, что-то видели?

— Я думаю, сэр, напрягаю все свои мыслительные способности.

Диллон осторожно приподнял ее и усадил к себе на колени. Шерлок начало трясти. Савич с силой прижат к себе жену, защищая ее сам не зная от чего, но теряя голову от страха. Только бы с ней все было хорошо. Только бы ей не грозили никакие чудовища из темного мира.

Шерлок немного пришла в себя, отстранилась и уже увереннее сказала:

— Диллон, даю слово, со мной все в порядке. Но мне нужно хорошенько поразмыслить. Случилось что-то странное. Из ряда вон выходящее. Верно?

— Да.

— Оно тут, в глубинах моего мозга, но я вытащу это наружу.

Глава 20

Юрика, Калифорния

Морри Джоунз злобно пялился на молодую женщину, избившую его, как паршивого щенка, так, что он едва сумел уковылять от нее. Черт возьми, просто поверить невозможно. Тощая, на вид совсем девчонка, глазки голубенькие, личико невинное, типичная малышка БАП. Мало того, его болван адвокат сказал, что она едва оправилась после операции! И все же эта негодяйка его по стене растерла! У него просто руки чесались воткнуть в нее ножик. И на этот раз он сделал бы это просто так. Бесплатно.

— Вы тут толковали, что адвокат мне ни к чему, что хотели просто потолковать со мной. Вроде бы какое-то предложение имеете, от которого я отказаться не могу. Небось окружной прокурор прислала?

— Нет, но я получил ее разрешение, — ответил Саймон. — Вижу, вы помните мисс Савич?

— Не, я слышал, что ее зовут Фрейзер. Я точно знаю, потому что она именно та баба, которой я собираюсь вчинить иск за нападение на безвинного человека.

Лили ответила ослепительной улыбкой.

— Давай, малыш, подавай на меня в суд, а я опять отделаю тебя по первое число. Хочешь, начну прямо сейчас?

Она захрустела суставами пальцев — звук, который Морри ненавидел еще с тех пор, как был ребенком и его старик напивался.

— Прекрати! — рявкнул Морри, уставясь на ее руки. — Почему копы вас впустили?

Белая протестантка англосаксонского происхождения, из тех, кто считает себя коренными американцами; представитель самой привилегированной группы населения.

Она снова щелкнула суставами, что делала крайне редко со времен своей букмекерской деятельности, когда какой-нибудь наглец угрожал вторгнуться на ее территорию.

— В чем дело, Морри? Струсил? В штаны наложил?

— Заткнись, сука!

— Назови меня сукой еще раз — и я заставлю тебя проглотить язык! — пообещала Лили.

— Ладно, вы, двое, успокойтесь! — велел Саймон. — Послушай, Морри, ты должен сказать, кто тебя нанял. Этим ты спасешь себе жизнь.

Морри начал насвистывать «Олд мэн ривер».

— Брось, Морри, никого ты этим не обманешь, — засмеялась Лили. — Неужели тебе последние мозги отшибло? Подумай, если у тебя в голове еще что-то осталось. Герман Монк мертв. Три пули в спине.

— Не знаю я никакого Германа Монка. Судя по имени, какая-то зануда. Или жлоб. Первый раз слышу.

Вполне возможно, что он не врет.

— Монк был ходячей уликой. Теперь он мертв. Ты тоже ходячая улика, Морри. Взять хотя бы твоего адвоката. Кто он? Кто его послал? Кто ему платит? Неужели веришь, что он действительно пытается тебя вытащить?

— Я сам его нанял. Он мой хороший друг… то есть пьем вместе. Ну, еще ходим в «Сэмз спортс-бар» на Клифф-стрит, смотрим боксерские матчи, ну, знаете, как это бывает.

Они сидели на противоположных концах стола, разделенного посредине решеткой. Лили задумчиво побарабанила пальцами по пластиковой поверхности.

— Он подставляет тебя, Морри. Неужели ты настолько глуп? Знаешь, ведь он сказал шерифу, что берется защищать тебя бесплатно!

— Дайте сигарету.

— Не будь идиотом. Обязательно коптить легкие? Хочешьсдохнуть от рака? Так вот, повторяю, он отказался брать гонорар из благородства и великодушия. Поразмысли хорошенько, с чего бы это? И что адвокат тебе пообещал?

— Что сегодня я выйду отсюда.

— Вот именно, выйдешь, — кивнул Саймон. Судя по словам лейтенанта Доббса, Морри не лгал. Судья действительно решил выпустить его под залог. — И знаешь, что будет потом?

— Еще бы! Пойду, выпью пивка и расслаблюсь.

— Возможно, — хмыкнула Лили, — тебе это удастся. Надеюсь, ты насладишься вкусом, Морри, потому что это будет твое последнее пиво. К утру ты будешь мертв. Эти люди шутить не любят. И рубят все концы.

— А собственно говоря, кем был этот жлоб Монк? — внезапно спросил Морри.

— Директором музея, где были выставлены картины моей бабушки. Член шайки, подделавшей четыре ее работы и подменившей оригиналы. Когда все открылось и стало очевидным, что ему несдобровать, кто-то выстрелил ему в спину. Поэтому тебя и наняли убрать еще и меня. Пойми, я не успокоюсь, пока не прижму тех, кто украл мои картины. Вопрос только в том, сколько времени пройдет, прежде чем ты станешь мертвецом.

— Я первым делом смоюсь из города.

— Хорошая мысль, — одобрил Саймон. — Но при этом остаются две большие проблемы. Во-первых, ты еще в тюрьме. Твой адвокат пообещал тебя вызволить? Тут кроется вторая проблема: кто внесет залог? Твой благодетель-адвокат? Вполне возможно. Теми деньгами, что передадут ему нанявшие тебя люди. Итак, что ты собираешься сделать, выйдя отсюда? Спрятаться в темном переулке и ждать, пока тебя прикончат?

Он говорил так веско и убежденно, что Морри, похоже, ему поверил. Саймон инстинктивно почувствовал это и, не теряя ни минуты, объявил:

— Кажется, я сумею решить обе проблемы. Если, конечно, хочешь.

— Но как?

— Если мисс Савич возьмет свое заявление обратно, мы вытащим тебя отсюда без ведома адвоката. Мало того, чтобы подсластить пилюлю, я отвалю тебе пять сотен. Иначе говоря, дам возможность убраться подальше от этих подонков. Начать новую жизнь. А за это ты назовешь имя того, кто тебя нанял.

— Ну уж нет, я подам на нее в суд, как только выберусь отсюда! — возразил Морри. — Пять сотен? Дерьмо желтой курицы!

Но Саймон оставался спокойным, сознавая в глубине души, что дожмет Морри. Еще раз нажать — и тот сломается.

Он включил диктофон, лежавший в кармане куртки.

— Знаешь, Морри, лейтенант Доббс и окружной прокурор не хотели никаких сделок с тобой. Я долго их уговаривал. Им не терпится засадить тебя под замок лет этак на десять, а то и упечь на пожизненное. Вот и рассуди: какой мне толк с тобой возиться?

Дальнейшие переговоры заняли всего три минуты. Саймон согласился дать Морри восемьсот баксов, Лили согласилась снять обвинение, а Морри согласился назвать имя.

— Но прежде я хочу видеть, как она подписывает бумаги, и получить денежки, — настаивал он.

Лейтенант и окружной прокурор были недовольны таким оборотом событий, но смирились, сознавая, что Морри — мелкая сошка и самое главное — поймать рыбку покрупнее.

Лили в присутствии Доббса, помощника окружного прокурора, детектива и двух полицейских подписала бумагу о том, что снимает все обвинения против Морри Джоунза, двадцати лет, без определенных занятий.

Оставшись наедине с Лили и Саймоном, Морри развалился в кресле и объявил:

— Ну так вот, слова не скажу, пока не получу бабки.

Саймон поднялся, вынул бумажник, выложил пачку банкнот и пересчитал. Восемь стодолларовых бумажек и одна двадцатка.

— Рад, что ты не окончательно меня разорил, Морри. Поверь, я это ценю. Двадцатки как раз хватит, чтобы купить мне и Лили пару тако.

Морри нагло ухмыльнулся. Саймон начал просовывать деньги сквозь прутья решетки.

— Начинай, Морри.

— Собственно говоря, имени я и не знаю. Эй, только баксы не забирай! Я все скажу! Слушай, она мне позвонила. Женщина то есть. И говорит чудно, совсем как настоящая южанка, ну понимаешь? Это когда слова растягивают, вроде как поют. Она назвала мне имя Лили Фрейзер, описала ее, сказала, где она остановилась, и велела поторопиться. Я пошел в банк, взял деньги и принялся за работу. Только все вышло не так, как я полагал.

— Потому что ты просто слизняк, Морри.

Морри угрожающе приподнялся. Надзиратель, стоявший у стены, немедленно выпрямился. Саймон поднял руку.

— И сколько заплатила эта женщина за убийство Лили?

— Дала тысячу в задаток. Потом, когда все будет сделано, пообещала еще пять.

— Да что же это такое?! — вознегодовала Лили. — По-вашему, я стою всего шесть тысяч?!

Морри ехидно ухмыльнулся:

— Всего лишь. Да знай я тебя, согласился бы и подешевле.

Саймон сообразил, что Лили искренне наслаждается происходящим. Еще бы: представилась прекрасная возможность как следует поцапаться с юным громилой. Саймон предостерегающе наступил ей на ногу. Но Лили не собиралась сдаваться.

— Знаешь, я поколотила тебя бесплатно! И сделала бы это еще раз.

Саймон укоризненно покачал головой.

— Морри, а банк какой?

— Сначала деньги.

Саймон снова протянул руку, и Морри жадно схватил деньги, прикрыв глаза, ощупывая бумажки, нежно, как грудь любовницы.

— «Уэллз-Фарго», — сообщил он, — на углу Фест-стрит и Пайн. Деньги были оставлены на мое имя.

— А ты не спросил, кто их оставил?

— А зачем?

— Спасибо, Морри, — кивнула Лили, поднимаясь. — Лейтенант Доббс считает, что тебя выпустят не раньше полудня. Он пообещал ничего не говорить твоему адвокату. Мой тебе совет: проваливай отсюда, да подальше, где тебя никто не знает. Меня тебе бояться нечего. Но вот та женщина, что тебя наняла, не угомонится, пока не увидит тебя мертвым, и, вполне возможно, прикончит тебя собственноручно.

— Вы знаете, кто она?

— Еще бы! Такая, как она, слопает тебя на завтрак вместе с яичницей. Кстати, что случилось с той тысячей баксов, которую она тебе дала?

Морри воровато отвел глаза.

— Не твое дело, — буркнул он.

Лили хихикнула и погрозила пальцем.

— Все просадил в покер, верно?

— Нет, черт возьми. В пул.

В офисе лейтенанта их ждал Кларк Хойт. Вид у него был самый странный, чтобы не сказать больше.

— Только что звонил Савич. Он в Сент-Джонс, на Антигуа. Подумать только, куда его занесло! Предупредил, что скоро пресса поднимет вой, но они с Шерлок в порядке. Похоже, Тамми Таттл сцапала Мэрилин Уорлуски, и обе смылись. В тамошнем аэропорту творилось что-то неладное. Савич сказал, что потерпел полное фиаско.

— Антигуа? — переспросил Саймон. — Наверное, он не мог сказать, куда летит.

— Представляю, как расстроен Диллон, — вздохнула Лили.

Хойту самому до смерти хотелось узнать, что произошло, но приходилось терпеть.

— Савич не вдавался в детали, но пообещал перезвонить вечером. Я объяснил, где вы остановились, ребята. Итак, кто нанял Морри?

— Да, — вставил лейтенант Доббс, входя в комнату, — кто это был?

— Моя свекровь. Вне всякого сомнения. Она не назвалась, но ее выдал южный выговор: в нем столько сиропа, что даже противно становится.

— Да, но доказательств по-прежнему никаких, — покачал головой Доббс. — Мы с Хойтом допросили всех Фрейзеров. По отдельности, конечно. При каждом допросе присутствовал Бредли Эббот, настоящий подонок и сукин сын, но свое дело знает. Фрейзеры отказались отвечать. Эббот прочитал нам их заявление, где утверждается, что все обвинения — вздор и бессмыслица. Им жаль мистера Монка, но при чем тут они? Мы зря тратим свое и их время. Кстати, тот же Эббот утверждает, что вы, мисс Савич, не в себе, иначе говоря — спятили, и неизвестно по какой причине делаете все, чтобы отыграться на муже и его родственниках, поэтому никто не поверит ни единому вашему слову. Нам необходимы более веские доказательства, прежде чем мы снова сможем их допросить.

— Мы пустим двух наших агентов по следу Морри Джо-унза, — пообещал Хойт. — У лейтенанта Доббса и так не хватает людей. Но уж будьте спокойны, мы не выпустим этого прохвоста из вида.

— Вот и хорошо, — заключил Доббс. — Ладно, вот что, на мне нераскрытое убийство. Вас же, Лили, всего лишь попытались убить, так что пока я могу о вас не волноваться. Понимаю, что вся эта история сложнее гордиева узла, но пока ничего не могу поделать.

— Все в порядке, лейтенант, — заверил Саймон. — А пока что я хотел бы проверить в банке, кто именно перевел Морри тысячу долларов в качестве гонорара за убийство Лили. Конечно, вряд ли мы узнаем что-то существенное, но попытаться стоит.

— Она заплатила этой твари всего тысячу за Лили? — ахнул Доббс.

— О нет, я стою куда больше. Еще пять тысяч по окончании работы.

— Ладно, вперед! — заключил Саймон.

Шагая к двери, Лили взглянула на Саймона, на его чересчур длинные, очень темные волосы и вдруг сообразила, что до сих пор не замечала, как трогательно они завиваются на затылке.

— Эти ваши кудряшки очень милые, — хмыкнула она, погладив его по голове.

Саймон закатил глаза. Хойт, державшийся сзади, засмеялся. И поскольку он великодушно согласился пойти с ними, они получили всяческую поддержку в «Уэллз Фарго». Один из вице-президентов, число которых, казалось, превышало количество кассиров у окошек, полез в компьютер и вывел на экран все денежные переводы, сделанные в то самое утро, когда Морри напал на Лили.

Наконец мистер Тремпани поднял голову и оглядел каждого по очереди.

— Все это крайне странно. Деньги посланы на имя мистера Джойнза компанией «Три-Лайт инвестментс». Вы когда-нибудь слышали о ней?

— «Три-Лайт»? Не помню, чтобы Теннисон когда-нибудь упоминал о такой, — удивилась Лили.

— Кто они такие? — спросил Хойт.

— У нас лишь номер счета в Цюрихе. Упомянуты только «Три-Лайт инвестментс» и «Хабиб-банк AG», Вейнбер-штрассе, 59.

— Час от часу не легче, — сказал Саймон.

— Сейчас позвоню в Интерпол и попрошу проверить, — решил Хойт. — Но не рассчитывайте что-нибудь найти. Кстати, Саймон, вы кого-то подозреваете? Кроме Фрейзеров, конечно.

— Если владелец компании — швед по имени Олаф Йоргенсон, это подтверждает мои предположения.

— Что же, вполне возможно. Смысл имеется. Он и есть коллекционер, верно? Тогда все сходится на картинах мисс Савич. Думаете, именно он их заказал?

— Скорее всего, — кивнул Саймон.

Лили ткнула его под ребра.

— Наверняка. Позвоните нам по сотовому, Кларк, как только что-нибудь узнаете, хорошо?

— Помните, вы дали слово: никаких поспешных действий. Это означает, что вы будете говорить с Шарлоттой Фрейзер только в моем присутствии.

Гемлок-Бей, Калифорния

Лили показала на аптеку Баллока, и Саймон припарковал машину у соседней химчистки Спорса. Старик уставился на них в витрину, на которой висели три, возможно, только вычищенных персидских ковра.

Десять минут спустя Лили вышла из аптеки с небольшим свертком в руках, уселась рядом с Саймоном и перевела дыхание.

— Какой чудесный городок! Мне всегда так казалось. Чувствуешь запах океана, ощущаешь тончайшую соляную пленку на коже. Невероятно!

— Да, я согласен, прелестный город, и запах просто потрясающий. Что случилось?

— Меня подвергли настоящему остракизму, — призналась Лили.

Она рассказала ему, как все было. В аптеке оказалось человек десять посетителей, и все сторонились ее как зачумленной, перешептывались, не отвечали на приветствие и шарахались в стороны. Лили облегченно вздохнула, когда мистер Баллок-старший, почтенный восьмидесятилетний муж, кивнул ей. Очевидно, именно ему было доверено говорить от лица других, потому что, выбивая чек на аспирин, он глянул ей прямо в глаза и громко сказал:

— Все мы крайне сожалеем о том, что вы снова пытались покончить с собой, миссис Фрейзер.

— Я не пыталась покончить с собой, мистер Баллок.

— Мы слышали, что вы во всем обвинили доктора Фрейзера и ушли от него.

— Именно так все считают?

— Мы давно знаем Фрейзеров, мадам. Куда дольше, чем вас.

— Собственно говоря, мистер Баллок, ваши предположения весьма далеки от правды. Кто-то трижды пытался меня убить.

Но аптекарь упрямо покачал головой, взмахнул пузырьком аспирина и объявил:

— Вам потребуются куда более веские доказательства, миссис Фрейзер. Куда более веские. Вы никогда не доживете до моего возраста, если станете продолжать в том же духе.

— Почему бы вам не потолковать с лейтенантом Добб-сом из Юрики?

Но он молча уставился на нее, явно не желая продолжать спор. Лили и самой не хотелось торчать тут, тратя время на бесплодные дискуссии. Все равно старика не переубедишь, тем более что и остальные были настроены отнюдь не дружелюбно. Поэтому она заплатила за лекарство и ушла, понимая, что жители Гемлок-Бей считают ее чем-то вроде больного глупого щенка.

— Вот и все. Ничего особенного, — отмахнулась она. — Спасибо, Саймон.

Он вручил ей бутылку диетической «Доктор Пеппер», и она проглотила две таблетки аспирина.

— Ну разве не интересно, что никто не захотел со мной поговорить? Если не считать мистера Баллока, конечно. Остальные довольствовались тем, что стояли вокруг и слушали.

— Все равно город прекрасный. И Теннисон с мамочкой и папочкой не зевали, — заметил Саймон. — Как насчет ленча?

После легкого ленча в закусочной, стоявшей прямо на главном пирсе, Лили шепнула:

— Мне бы хотелось пойти к дочке. Сначала он не понял. Лили тихо всхлипнула.

— На кладбище. Если я уеду, то долго не вернусь. Хочу попрощаться.

Но он не собирался отпускать ее одну. Это слишком опасно. Когда он предложил поехать вместе, она просто кивнула. Они остановились у небольшой цветочной лавочки «Молли Энн Блум» в самом конце Уиппл-авеню.

— «Молли Энн» принадлежит Хильде Гаддис. Она послала изумительный букет желтых роз на похороны Бет.

— Нарциссы тоже неплохи.

— Да. Бет любила нарциссы, — коротко обронила Лили.

Через семь минут они оказались у пресвитерианской церкви, где раскинулось небольшое кладбище, обсаженное гем-локами и елями, защищавшими могилы от океанских ветров.

Они прошли по узкой тропинке и свернули вправо. На могиле Бет стояла белая мраморная плита с распростершим крылья ангелом наверху. На плите были вырезаны имя, даты рождения и смерти и слова: «Она дарила мне бесконечную радость».

Лили беззвучно плакала. Саймон молча смотрел, как она опускается на колени и разбрасывает цветы.

Он хотел утешить ее, но понимал, что в такие минуты ей лучше побыть одной. Поэтому он отвернулся и зашагал к взятому напрокат автомобилю. И тут зазвонил сотовый.

Это оказался взволнованный донельзя Кларк Хойт.

Глава 21

Сент-Джонс, Антигуа

В Антигуа Савичу делать было больше нечего. Тимми Таттл, у которого оказалось две здоровых руки, увел Мэрилин, и Савичу даже не хотелось думать о том, что он сейчас с ней делает.

А может, ею завладели два разных человека: один — черноволосый, с безумными глазами и двумя совершенно здоровыми руками, а другой — однорукая женщина, в глазах которой бушевали безумие и ярость.

Савичу было невыносимо стыдно. Он подставил Мэри-лин, стал причиной гибели агента ФБР и полицейского, по его вине в аэропорту устроили погром. Он знал, что еще долго будет видеть белое лицо и длинную кровавую полосу на горле Вирджинии Косгроув.

Джимми Мейтленд взял его за руку, пытаясь успокоить.

— Нечего терзаться, Савич. Я одобрил ваш план. Мы столкнулись с чем-то сверхъестественным, чего не было и быть не могло. Но теперь мы должны подготовиться к дальнейшим действиям. — Он сокрушенно покачал головой и взъерошил седеющие волосы. — Иисусе, я теряю нюх, но здесь мы больше не нужны. Летим домой. Я оставляю за главных Винни Арбеса с его командой. Они будут продолжать искать Мэрилин и сотрудничать с местными органами правопорядка. Поверьте, Савич, со временем мы все сумеем распутать. Должно быть какое-то объяснение.

Савич не спускал глаз с жены и вскоре понял, что она изменилась: притихла, не обращала ни на кого внимания — видимо, мучительно размышляет о случившемся, но никак не может вспомнить, что видела.

Предстояло столько сделать. Дать объяснения и при этом опустить самые невероятные события. Не стоит окружающим знать вещи, которые могут свести с ума любого нормального человека. Но хуже всего, что мужчина, похитивший Мэрилин из аэропорта, словно растаял.

Вернувшись в Вашингтон, Савич немедленно отправился в тренажерный зал и истязал тренажеры, пока не стал задыхаться, а изможденное тело не взбунтовалось.

Он едва сумел доплестись до двери. Каждый шаг казался пыткой. Но навстречу выполз его сын и, что-то бормоча, схватился за штанину. Савич нагнулся было, чтобы подхватить его, но Шерлок замахала руками:

— Погоди!

Шон покрепче ухватился за брюки отца, сумел обрести равновесие и, пошатываясь, встал. Потом улыбнулся во весь рот, поднял одну ногу, потом вторую…

Все ужасные вопросы, на которые не было ответа, забылись, мертвящее чувство неудачи и провала как рукой сняло. Савич радостно взвыл, поднял сына и стал подбрасывать. Шон упоенно визжал и смеялся.

Именно Савич отметил достижения сына в специальном детском дневнике: «Почти гигантский шаг для ребенка его возраста. Поднимает одну ногу, потом другую — значит, вот-вот пойдет. Поразительно! Его бабушка утверждает, что я тоже рано пошел».

Этой ночью, в постели, Шерлок уютно устроилась в объятиях мужа, положила ладонь ему на сердце и спросила:

— Шон исцеляет все тревоги, верно?

— Да. Я так уработался в зале, что едва дополз до дома, но стоило Шону схватиться за меня и встать, как все мгновенно забылось. Я уже думал было, что никогда не смогу смеяться, но, как оказалось, ошибся.

— Ты ведь ни в чем не виноват, так что не нужно себя изводить. Видел бы ты Габриеллу! Она была так счастлива, так горда собой и Шоном, что не могла дождаться, пока он не покажет все, что может делать. Я никогда не читала о том, что ребенок пытается поднимать ножки, прежде чем начать ходить. Габриелла даже засняла нас на видео. Клянусь, она не хотела уходить сегодня. Того и гляди позвонит ее муж и станет жаловаться на то, что мы безжалостно эксплуатируем его жену.

Савич сжал ее бедро, отметив, что она немного похудела, поцеловал в лоб, повернулся на спину и уставился в темный потолок.

— Диллон!

— М-м?

— Я ждала, пока Шон не заснет и мы не ляжем в постель и немного успокоимся.

— Чего именно ты ждала, милая?

Шерлок прерывисто вздохнула:

— Я припомнила кое-что из того, что происходило в аэропорту.

Гемлок-Бей

— Саймон, вы просто не поверите, — начал Хойт.

— Да-да, Кларк, в чем дело?

— Лейтенант Доббс получил…

Сзади послышался легкий шорох, и как раз в тот момент, когда он понял, что не один, на правый висок обрушился тяжелый удар. Саймон бессильно обмяк, ударившись лбом о клаксон.

Раздался пронзительный вой.

— Саймон! Саймон, где вы? Какого черта…

Лили услышала гудок. Их машина? Но ведь в ней сидит Саймон!

И тут до нее дошло. Случилась беда.

Она вскочила и понеслась по ухоженным дорожкам к парковке. За спиной немедленно затопали тяжелые шаги. Кажется, пока ее преследует всего один человек. Лили полетела стрелой и свернула от парковки в густые заросли деревьев. Реакция у нее всегда была молниеносной.

Преследователь что-то крикнул, но не ей. Своему сообщнику. А что же с Саймоном? Клаксон все еще гудел, но звук немного отдалился. Должно быть, Саймон упал прямо на клаксон. Неужели мертв? Нет-нет, этого просто не может быть!

Она пулей промчалась сквозь рощу и едва не охнула при виде крутой скалы, почти загородившей небо. Она уже бывала здесь прежде и знала, что спуститься вниз почти невозможно. Но все же побежала по карнизу и нашла спуск как раз перед тем, как скала сползала вниз грудой щебня и гальки. Тропинка была узкой и извилистой, но она, не колеблясь, начала спускаться. Может, на берегу есть люди. Все лучше, чем торчать на месте и стать легкой мишенью.

Спуск был почти отвесным, и она едва ползла, но все-таки споткнулась несколько раз, так что пришлось хвататься за кусты. Острые шипы впивались в ладони. Откуда-то доносилось птичье пение, но сейчас ей было не до того. Убийцы наверняка успели добраться до тропинки. Что теперь делать? Может, найдется какое-то убежище? Пещера? Дыхание со свистом вырывалось из легких. Шов ужасно тянуло, но Лили старалась не обращать внимания. Нужно сохранять спокойствие. Господи, неужели тропа никогда не кончится? Сзади орали мужчины, требуя, чтобы она вернулась, и уверяя, что не причинят ей вреда. В опровержение их слов раздался выстрел. Пуля отскочила от камня всего в футе от нее, разбрызгивая осколки. Один ударил в ногу, но не пробил джинсы. Лили продолжала спускаться, на этот раз свернув влево, и ползла, пока ноги не коснулись песчаной почвы пляжа. Только тогда она осмелилась оглянуться и увидела, как один из мужчин устремился за ней. Другой целился в нее из пистолета. Оставалось надеяться, что на таком расстоянии он непременно промахнется.

Так и вышло. Он выпалил еще трижды, однако ни одна из пуль не попала в цель. Но тут Лили споткнулась о груду плавника и растянулась на песке. Дюймах в шести от ее носа лихорадочно удирал маленький песчаный краб. Повсюду был разбросан тот мусор, который обычно выносит на берег океан.

Лили полежала немного, глубоко дыша и чувствуя, как боль в боку утихает. Наконец она нашла в себе силы подняться. К счастью, тот, что гнался за ней, не был так осторожен, как она. К тому же он явно был не в лучшей форме. На таком расстоянии она никак не могла отчетливо увидеть его лицо, тем более что на нем были узкие, «гангстерские» черные очки. Немудрено, что он вдруг пошатнулся, отчаянно хватаясь за воздух, чтобы сохранить равновесие, покатился кубарем по тропе, грохнулся вниз и больше не шевелился. Пистолет. Ее единственный шанс — раздобыть его пистолет. Она видела, как оружие вылетело у него из руки. Лили мигом очутилась рядом с упавшим, подняла большой обломок бревна, сообразила, что оно слишком намокшее и недостаточно тяжелое, и схватила здоровенный булыжник. Приходилось рисковать, что убийца в любую минуту очнется, но выхода не было. Она с силой опустила булыжник ему на голову, сунула руку в его пиджак, вытащила бумажник, бросила себе в карман и тут увидела валявшийся невдалеке пистолет. Второй, тот, что наверху, вопил, стрелял, но Лили даже не смотрела на него. Она подхватила пистолет и побежала вдоль берега.

Вашингтон

Савич чувствовал, как под ладонью жены бешено заколотилось его сердце. Он вскочил, включил лампу на ночном столике и повернулся к Шерлок.

— Рассказывай.

— Помню, я боялась за тебя, когда увидела, как ты вбегаешь в конференц-зал. Потом я заметила, что Тимми Таттл тащит Мэрилин в охранное помещение. Я ринулась туда, а за мной еще три агента. Там было пусто. По крайней мере так я подумала сначала.

И тут в лицо мне ударил яркий свет. Он почти ослепил меня, и клянусь, я с места не смогла сдвинуться, не знаю почему. Свет бил прямо из большого окна, и в самой середине луча были Тимми и Мэрилин. Я слышала, как перекрикивались другие агенты, и поняла, что они не видят того, что вижу я. Но по-прежнему не могла пошевелиться. Словно меня к месту пригвоздили. Потом Тимми схватил Мэрилин за горло, и…

— И что?

— Диллон, честное слово, я не спятила. Он прижал жену к себе.

— Знаю.

— Они просто исчезли. Вот только сейчас были передо мной и в окно бил белый свет. Потом они постепенно начали в нем растворяться, пока совсем не исчезли. И словно выключили электричество: все померкло. Больше я ничего не помню.

— Этого вполне достаточно, Шерлок. Ты молодец. То, что ты сказала, вполне вписывается в ход событий. Логично предположить, что Тамми Таттл воспользовалась чем-то вроде массового гипноза. Ну, вроде того случая, когда Дэвид Копперфилд прошел через Великую Китайскую стену или дал распилить себя на глазах у миллионов зрителей, большинство из которых следили за происходящим по телевизору…

— Да. Думаешь, Тамми обладает этим искусством?

— Вполне вероятно. Она затеяла весь этот грандиозный спектакль, желая показать, что мы имеем дело с мастером. Мало того, думаю, она знала, что я пытаюсь устроить ей ловушку и использую Мэрилин в качестве наживки. Предвидела, что мы будем ждать ее в аэропорту, и хорошо подготовилась. По-моему, она действительно пытается убедить нас в том, что все происходящее находится за пределами реальности и не нашим скудным мозгам понять его и осмыслить. Попыталась запугать нас до смерти, полностью парализовать наши действия. Одно странно: почему она не постаралась заодно прикончить и меня?

Шерлок отодвинулась, провела пальцем по его щеке и задумчиво протянула:

— Наверное, не смогла подобраться достаточно близко. Я долго размышляла, Диллон, и решила что ты один из немногих, на которых не действуют силы Тамми, кого она не способна ни обмануть, ни запугать. А если она не может подкрасться к тебе без того, чтобы ты не увидел ее, значит, и прикончить тебя не в состоянии.

— То есть будь я рядом с ней, увидел бы не Тимми, а Тамми?

— Да, это звучит вполне разумно. И боюсь, она понимает, что находится в невыгодном положении, когда речь идет о тебе. Скажи, а когда вы были в том сарае, как далеко ты от нее стоял?

— Футах в двадцати пяти, не больше.

— И она оставалась тем, кто есть на самом деле? Тамми Таттл?

— Да, хотя и призывала Вурдалаков, но не менялась. Я выстрелил. И увидел, как пуля едва не оторвала ей руку. Она упала и дико завопила. Но опять же, кроме этого, ничего не случилось.

— Значит, я права, — кивнула Шерлок. — Она действительно не могла подобраться к тебе ближе. И твердо сознавала, что в этом случае ты просто пустишь в нее пулю. Она остерегается тебя после того случая в сарае.

— Пока я был в тренажерном зале, — сообщил Савич, — звонил Джимми. Мейтленд. Джейн Битт из отдела поведенческих наук предположила, что, помимо всего прочего, Тамми, возможно, сильный телепат. Точно утверждать Джейн не осмелилась, боясь, что ее поднимут на смех, но нам не мешало бы это учитывать, особенно если вспомнить все то, что учинила Тамми в аэропорту.

— Вот видишь, она в самом деле обладает талантом и умением создавать иллюзии. Скорее всего так и было. Тамми почуяла, что ей хотят устроить засаду, а для этого следует привезти Мэрилин. Трудно сказать почему, но она хотела вернуть кузину. Надеюсь, не для того, чтобы убить. Может, она питает к Мэрилин какие-то теплые чувства. Или та каким-то образом тешит ее эго, позволяет чувствовать себя всесильной именно потому, что сама так беззащитна и уязвима. Тамми имеет полную власть над Мэрилин и заставляет ее верить всему, что говорит. Разве ты не сам мне это рассказывал?

— О да, Шерлок, и ее страх неподдельный. Даже под гипнозом Мэрилин трясется при одном упоминании о Тамми. Она считает, что та всемогуща, нечто вроде мирового зла.

Савич внезапно откинул одеяло, вскочил и, схватив джинсы, поспешно натянул.

— Необходимо, чтобы «Макс» в этом покопался.

Он круто повернулся, подхватил жену, крепко обнял и целовал до тех пор, пока она не стала умолять его отложить визит к «Максу» до утра. Бесполезно: его уже захватила очередная идея, а для ее осуществления следовало немедленно получить все ответы.

— Я ненадолго.

Она легла, потушила ночник, натянула одеяло до подбородка и улыбнулась в темноту, услышав, как Диллон беседует с «Максом» в своем кабинете. Кажется, он смеется? Уже хорошо.

Глава 22

Гемлок-Бей, Калифорния

Слева от Лили тянулась сплошная каменная стена. Ни единой пещеры, даже маленького углубления. Только скалы и берег, захламленный плавником и мусором, да слизистые плети бурых водорослей, на которых так легко поскользнуться, особенно если бежишь.

Зато у нее пистолет, маленький, уродливый, но она не беззащитна. Судя по тому немногому, что она знала об оружии, этот годен только для стрельбы на небольшие расстояния, но если кто-то подойдет поближе, вполне может попасть под пулю.

Солнце скрылось за клубившимися тучами, и температура мгновенно понизилась. Кажется, вот-вот пойдет дождь. Но поможет ей это или нет? Она не знала.

Сколько их? Трое? Один остался с Саймоном, а двое остальных идут по ее следу? Или их двое и Саймон успел ускользнуть и позвать на помощь? Какие же они идиоты: сказали агентам из охраны, что, поскольку едут на кладбище и хотят побыть наедине, сопровождающие им ни к чему и лучше встретиться в Гемлок-Бей.

Лили остановилась и согнулась от боли, кашляя, пытаясь отдышаться. Потом распласталась в тени скалы и оглянулась.

И услышала голос преследователя:

— Лили Фрейзер! Саймон Руссо у нас! Выходи — или мы его убьем! Клянусь! А потом наши друзья зайдут с другого конца берега, и поверь, тебе не слишком понравится то, что они с тобой сделают.

Лили охнула и мгновенно выпрямилась. Какой странный выговор… мужчина явно иностранец. Швед? Дьявол, похоже, этот Олаф Йоргенсон явился сам или прислал своих наемников.

Она снова пустилась бежать, пока не обогнула выступ и не глянула вверх. Она нашла выход! Очередная узкая тропинка вилась вверх, совсем как та, по которой она спустилась. Две мили до вершины? Три мили?

Стараясь ступать бесшумно, она почти взлетела по тропинке. Цеплялась за камни, кусты, лишь бы не упасть, зная, что они не увидят ее, пока сами не обогнут выступ.

Не убьют они Саймона. Он остался лежать в машине. Если за ним и присматривает кто-то, связаться с ним они не могут. Если только у них нет сотового. О Боже, пожалуйста, только не это! Наверняка они блефуют!

Лили споткнулась, увидела, как из-под подошв разлетелась галька и щебень, замерла на секунду и снова пустилась в путь. Она сама не поняла, как очутилась наверху, но продолжала бежать. Преследователи скоро поймут, куда она исчезла.

Скорее, скорее, нужно спешить. У нее все болело, болело отчаянно, но она думала о Саймоне, о его длинных волосах, концы которых загибались на затылке. И знала, что с ним ничего не может случиться. Она не позволит. И без того в ее жизни слишком много потерь, еще одну она не перенесет.

Лили зашла с дальней стороны кладбища, перелезла через железную ограду и метнулась к стоянке.

Клаксон больше не выл.

Она почти на месте. Вот он, их взятый напрокат автомобиль. Но где же Саймон?

Она распахнула дверцу со стороны водителя. Он распростерся на переднем сиденье, то ли без сознания, то ли мертвый.

— Саймон! Да очнись же, черт возьми! Приди в себя! Он застонал, сел и уставился на нее невидящими глазами.

— Саймон, это я, Лили. За нами гонятся двое. Я улизнула от них, но времени у нас мало. Подвинься, нам нужно выбраться отсюда. Я немедленно еду в тюрьму и попрошу лейтенанта Доббса запереть нас в свободной камере. Похоже, это единственное безопасное место на свете. И никаких адвокатов. Только лейтенант. Он может приносить нам еду. И позовем Диллона и Шерлок. Они все распутают, и мы сможем убраться отсюда ко всем чертям.

Не переставая тараторить, она толкала его на место пассажира.

— Все будет хорошо. Тебе ничего не придется делать, я сама поведу машину. А ты отдыхай.

— Нет, Лили, никуда ты не поедешь. И никогда. О, как хорошо она знала этот паточный голос!

Лили медленно обернулась и уставилась в глаза Шарлотты Фрейзер, целившейся в нее из пистолета.

— Ты доставила нам чересчур много неприятностей. Не реши я сама этим заняться, ты наверняка ускользнула бы от нас. Снова. Но я верю в счастливые числа, а «три» — счастливое для меня число. Выходи из машины, Лили. Немедленно.

Лили почему-то не удивилась. Значит, не Элкотт, а Шарлотта?

Она едва не улыбнулась. Шарлотта понятия не имеет, что и она вооружена. Интересно, неужели бывшая свекровь рискнет застрелить их здесь, посреди стоянки?

В глубине души Лили верила, что Шарлотта способна на все. Недаром по-прежнему гуляет на свободе, а мистер Монк уже несколько дней как мертв.

Но тут она заметила мужчин, бегущих навстречу. Значит, нужно действовать, и поскорее.

Она открыла дверь, подняла руку, прикрывая ею другую.

— Где Элкотт? — спросила она, пытаясь отвлечь Шарлотту хотя бы на миг. — И ваш чудесный сын, который так любит меня, что не может дождаться, пока похоронит? Случайно, не прячутся в кустах, ожидая ваших приказов?

— Не смей говорить о моих муже и сыне в таком…

Наконец-то!

Лили подняла пистолет и выстрелила.

Вашингтон
Главное управление ФБР

В кабинет Савича ворвался взволнованный Олли.

— Поймали! Мы поймали знаменитого Энтони Карпелли, иначе говоря, Уилбура Райта! Он действительно отсиживался в Китти-Хок! Стоял на коленях перед памятником, а когда мы набросились на него, тут же скис и раскололся.

Савич был так погружен в свои мысли, что даже не понял сразу, что имеет в виду Олли. Ах да, тот главарь секты из Техаса, приказавший своим адептам убить шерифа и его помощников, канадец сицилийского происхождения, учившийся в университете Макгилла и с блеском защитивший диссертацию по микробиологии клеток.

— Садись, Олли, — вздохнул он. — Говоришь, стоял на коленях перед памятником? И что же, молился?

— Вероятно. Наши, вне себя от радости, что так легко удалось его сцапать, пошли пить пиво прямо в одиннадцать утра! Он у нас, Савич. Переправим паршивца в Техас, где, возможно, его и поджарят на электрическом стуле.

— А может, и нет. Помни, непосредственно он никого не убивал. У нас только показания женщины, затаившей на него злобу.

— Да. Очевидно, она будет выступать главным свидетелем со стороны обвинения. Кроме этого, мы схватили еще двоих людей Уилбура, тоже членов секты. Они считают, что все наконец прозреют и прижгут ему задницу. По крайней мере больше он никого не убьет. Черт возьми, Савич, ты должен быть счастлив. В конце концов, именно ты и твой «Макс» предсказали, что Райт появится в Китти-Хок.

Савич понял, что все его мысли занимает Тамми Таттл. Настолько, что он остался совершенно равнодушен к известию о поимке Райта. А ведь это победа. Настоящая победа! Недаром все так довольны.

Он вымученно улыбнулся Олли.

— Я очень рад. Кстати, «Макс» обнаружил еще шестнадцать убийств по всему юго-западному району Штатов, весьма похожих на работу Уилбура Райта. Так что можно связать их с убийством шерифа. Нужно как можно скорее сообщить местным представителям закона и начать действовать. Пусть Дейн Карвер этим займется. Кстати, советую показать Райта врачам. Пусть посмотрят, что с ним.

— Я и знать не хочу.

— А вот присяжные обязательно захотят. Повидайся с Дейном, рассмотрите другие случаи и только потом приступайте к допросу Уилбура.

— Знаешь, я взглянул на него поближе, Савич. Никогда не видел таких мертвых глаз. Как у дохлой рыбы. А я многое повидал на своем веку, У меня мороз по коже прошел. Интересно, что же он все-таки ими видит? Ничего, недолго ему осталось. Отправят в Техас с более чем достаточным количеством улик, чтобы поджарить его зад.

— Можешь побиться об заклад, что адвокаты опротестуют все попытки переправить его туда.

— Да. Предпочтут штат, где смертная казнь запрещена, но, если мы соберем улики, все протесты не имеют никакого значения.

— Мы молодцы, Олли, осталось только как следует все оформить. Думаю, Дейн не подкачает.

— Это точно.

Агент Олли Хэмиш подался вперед, зажимая руки коленями.

— Я всякого наслышался, Савич, насчет того, что случилось на Антигуа. Что там было?

Савич начал свое невеселое повествование.

— Теперь наши люди хотят узнать, каким искусством она обладает и на что способна. Местная полиция прочесывает аэропорт в Антигуа, пытаясь понять, как она ускользнула, допрашивает жителей, проверяет лодки и все частные рейсы, — докончил он.

— Но ведь у нее одна рука и рана до сих пор не зажила, верно? — спросил Олли.

— Это трудно сказать. Хирург сказал, что без антибиотиков она уже через неделю умерла бы. Инфекция. Но если она колола лекарства, значит, все прекрасно заживет. Она хорошо перенесла операцию. Я спросил доктора, видел ли кто-то ее там, где она не должна была быть? И не казалось ли кому, что на ее месте кто-то другой?

— А он вообще понял, что ты имеешь в виду?

— К сожалению, да. Вроде бы санитар сказал ему, что заметил, как Тамми поднялась и пошла в ванную сразу же после операции. Когда он решил проверить, в чем дело, оказалось, что она привязана к кровати. Никто ему не поверил. Но тут она сбежала, и никто не мог понять, как именно. Кстати, Олли, как Мария и Джош? Ему только исполнилось два, верно?

— Да. Бегает по всему дому, открывает каждый ящик, бьет посуду. Орет «нет» по пятьдесят раз в день и куда умнее, чем наш щенок, который надул на ту рубашку, что я собирался надеть сегодня утром.

Савич рассмеялся. Ну до чего же хорошо!

Он проводил Олли и снова повернулся к «Максу».

Ему позвонили через час, Тамми Таттл заметили в Бар-Харборе, штат Мэн, где агенты показывали ее фото по всему городу вместе со снимком Мэрилин. Местный владелец фотостудии позвонил в полицию по оставленному ими телефону и сказал, что она собирается вернуться за пленкой.

— Я должен подобраться к ней, — сказал Савич жене, поцеловал ее в нос и выбежал из комнаты, крикнув на ходу: — Мне нужно увидеть Тамми с одной рукой, а не то, что она желает мне внушить.

— Пожалуйста, только не слишком близко, — попросила Шерлок, но он, похоже, ничего не слышал.

Уже через полчаса Савич с шестью агентами вылетели в Бар-Харбор с военной базы.

Во время полета он отрабатывал с агентами каждую деталь, каждую мелочь, о которой только мог подумать.

Пора, думал он, чувствуя, как огромная тяжесть спадает с плеч, объяснить всем, с чем они имеют дело. С психопаткой-убийцей, способной иллюзионисткой, а возможно, и телепаткой. Он никогда раньше не встречался ни с кем подобным, и, даст Бог, больше не встретится.

Он как раз закончил рассказывать агентам о Вурдалаках, о том, что видел сам и что наблюдала Мэрилин. Если они ему и не поверили, то тактично промолчали.

Одна из агентов, приятельница покойной Вирджинии, не усомнилась ни в едином слове. Когда они выходили из самолета, она призналась:

— Вирджиния поделилась со мной тем, что ей сообщила Мэрилин. Это невероятно. Ничего страшнее не слышала, мистер Савич.

— Просто Савич, мисс Родригес. Мне так жаль мисс Косгроув!

— Как всем нам, сэр, — грустно улыбнулась девушка. — Просто Лоис, Савич.

— Заметано!.. Так вот, ребята, — объявил он собравшимся, — если увидите его или ее еще раз., . — он помахал фотороботом, — не играйте ни в какие игры. И не пытайтесь взять ее живьем. Не верьте глазам своим, стреляйте не колеблясь, причем на поражение. Я еду в фотостудию, постарайтесь ничего не испортить. Встретимся в местном полицейском участке и все обсудим.

Появится ли она в компании Вурдалаков, эта жрица смерти?!

Нет, нечего разыгрывать мелодрамы и накручивать себя. И все же он был до смерти рад, что Шерлок здесь нет, что она в безопасности, дома, с Шоном.

Фотостудия «Хэмлетс пике», располагалась на Уэскотт-авеню. Савич попросил владельца, Тедди Тайлера, повторить все, что он сказал здешним полицейским. Тедди повторил, что женщина, чье фото Савич ему показывал, действительно была у него вчера, во второй половине дня. Он немедленно позвонил в полицию.

— Что она хотела?

— Проявить пленку.

У Савича гулко забилось сердце, хотя он изо всех сил старался оставаться спокойным.

— И вы проявили пленку, мистер Тайлер?

— Да, сэр, агент Савич. Полиция велела проявить ее и отпечатать снимки для ФБР.

— Когда она собиралась прийти за ними?

— Сегодня, в два часа Я сказал, что как раз успею к этому времени.

— Как по-вашему, она хорошо выглядела, мистер Тайлер?

— Бледновата немного, но в остальном все в порядке. Правда, вчера было холодно, так что она закуталась в толстое пальто с широким шарфом на шее. На голове шерстяная лыжная шапочка, но я все-таки легко ее узнал.

— Но не подали виду, надеюсь?

— Разумеется, агент Савич, разумеется.

Господи, хоть бы это оказалось правдой и Тамми ничего не заподозрила! Хорошо, что Тайлер все еще жив, — значит, Тамми не почувствовала угрозы. Пока все, что он сказал, совпадало с показаниями, данными местным полицейским.

— А теперь хорошенько подумайте, мистер Тайлер. Какой рукой она протянула вам пленку?

Тедди нахмурился. Густые брови почти сошлись на переносице.

— Левой, — ответил он наконец. — Да, именно левой. Сумка с длинным ремнем висела на левом плече. Немного неудобно, не находите?

— А правую руку вы видели?

Тедди снова погрузился в глубокое раздумье.

— Простите, агент Савич, — пробормотал он, покачивая головой, — но никак не вспомню. Все, в чем я уверен, — так это то, что пальто она не снимала. Да и неудивительно, в такой холод!

— Спасибо, мистер Тайлер. А теперь ваше место за прилавком займет специальный агент. Он скоро будет, и вы обсудите с ним детали.

Тедди хотел было возразить, но Савич поднял руку.

— Больше вы с этой женщиной не встретитесь: это может плохо для вас кончиться. Она крайне опасна даже для нас. А теперь покажите мне снимки.

Савич взял у Тайлера конверт и отошел от прилавка к стеклянной витрине. Для ноября солнце сияло на редкость ярко. Совсем непохоже, что за окнами довольно прохладно.

Он медленно открыл конверт и вытащил глянцевые фото четыре на шесть. Немного. Всего полдюжины.

Он проглядел снимки один за другим, пожал плечами и повторил процедуру. Странно. Одни пляжные виды, снятые, вне всякого сомнения, на островах Карибского моря: два — ранним утром, когда солнце только поднималось, два — днем и два — на закате. Качество довольно среднее, что вполне понятно, если учесть, что у нее одна рука. Но в чем смысл? Обычные пейзажи, ни одного человека. Зачем ей это?

Он протянул фото Тедди.

— Она что-то говорила насчет этих снимков? Что это такое?

— Да, сказала, что сняла это, когда была в отпуске, и хочет показать приятельнице. Вроде бы та не верит, что на свете может существовать такая красота. Решила доказать.

Если Тамми не лжет, значит, Мэрилин жива. Хочет, чтобы и кузина насладилась прекрасными видами?

Он велел Тайлеру уйти немедленно после разговора с агентом Бриггсом. Бриггс всегда считался опытным работником. Он обладал хорошей реакцией и слыл знатоком людей. Савич доверял ему. Бриггс знал, насколько опасна Тамми, и безоговорочно верил всему, что рассказал Савич.

У них оставалось три часа на то, чтобы организовать операцию. За домом приятеля Мэрилин следили три агента. Тот сомневался, что женщины придут к нему, и Савич был с ним согласен: разумеется, Тамми не станет рисковать и не клюнет на такую незатейливую удочку.

Диллон вышел, с наслаждением вдохнул морской воздух и перед тем, как ехать на встречу с остальными агентами, позвонил Саймону. Он уже около полутора суток не связывался ни с ним, ни с Лили. Конечно, с ними все в порядке, иначе Хойт поднял бы тревогу. Но Савич все равно беспокоился за Лили. Просто не мог с собой совладать. Он знал, что Саймон будет защищать ее до последнего вздоха, а Хойт и полиция Юрики не выпустят их из виду. Но все же она его сестра, и он горячо ее любит. Не дай Бог с ней что-то случится! При мысли о том, сколько ей пришлось перенести, его разрывала ярость. И чем больше Савич думал о сестре, тем больше волновался.

Он поднял воротник кожаной куртки и набрал номер. Сотовый Саймона не отвечал. Савич ни на секунду не попытался убедить себя, что у сотового сели батарейки. Он немедленно позвонил Кларку Хойту.

Глава 23

Бар-Харбор, штат Мэн

Хойт ответил на третьем звонке.

— Савич? Хорошо, что позвонили. Мы не можем найти ни Саймона, ни Лили. Наши парни держались рядом, но Лили захотела поехать на кладбище и все решили, что уж там им опасность не грозит и что следовало бы дать им время побыть вдвоем. Иисусе, Савич, там на них и напали. Когда они через час не появились в кафе «Бендер» в Гемлок-Бей, мои агенты позвонили мне и выехали на кладбище. Мы нашли взятое напрокат авто Саймона и одну из машин Фрей-зеров на стоянке. Других машин поблизости не было. Мы знаем, что Лили навестила могилу дочери, потому что на ней были рассыпаны нарциссы.

Хойт замялся.

— Что, Кларк? Что еще вы нашли?

— Кровь на передних сиденьях, несколько капель, а вот на бетонных плитах стоянки так прямо лужа стояла. Мы взяли ее на анализ. Савич, мы все профукали. Иисусе, мне так жаль! Но клянусь, мы их найдем!

Холодный комок страха заворочался в животе Савича, но голос по-прежнему оставался бесстрастным:

— Но если там стоял автомобиль Фрейзеров, не означает ли это, что их тоже похитили? Или они соучастники нападения и просто бросили там машину? Но если планировали вернуться, зачем оставили ее там? Ведь это прямая улика!

— Именно так мы и думаем.

— Но по крайней мере трупов вы не нашли. Их похитили. Кто?

— Мы пытаемся разыскать Фрейзеров, но пока безуспешно. Они, должно быть, с Саймоном и Лили. Мы с лейтенантом Доббсом отправились в больницу, потолковать с Теннисоном Фрейзером. Он клянется, что не знает, где его родители. Похоже, ему вообще все равно. Когда мы сказали, что Лили исчезла, я думал, он с ума сойдет. Этот доктор Розетти — помните того шринка, что рвался лечить Лили после аварии? Которого она сразу невзлюбила? Так вот, он не отходил от Теннисона. Напыжился, объявил, что Тенни-сон — прекрасный человек и великолепный доктор, а его жена — стерва, недостойная такого мужа. Ему даже пришлось дать Теннисону успокоительного. Судя по всему, Фрейзер ничего не знает о похищении.

Савич все слышал, но в голове не было ни единой мысли. У него от страха поджилки тряслись. Он хотел одного: бросить все и немедленно лететь в Калифорнию. Но и этого нельзя! Он просто не мог все бросить!

— Знаете, Кларк, я просто не в состоянии мыслить связно. Я веду одно дело и отступать не имею права. Видите ли, мы ловим убийцу-психопатку в Бар-Харборе, штат Мэн, и я руковожу всей операцией.

— Послушайте, Савич, здесь и без того народа хватает. Мы найдем тех, кто это сделал.

Ну да, как же!

— Если за всем этим стоит Олаф Йоргенсон, — продолжал Савич, — то это говорит о безграничных возможностях вроде личного самолета, на котором можно покинуть страну. Это довольно легко обнаружить.

— Мы уже работаем над этим. Позвоню, когда что-то узнаем. И удачи в Бар-Харборе.

— Спасибо. Держите меня в курсе.

— Обязательно. Савич, мне ужасно жаль. Черт возьми, я должен был их охранять, а вместо этого… Но я сделаю все что могу. Связь через каждый час.

— Нет, Хойт, следующие три часа звоните мне только по крайней необходимости. В противном случае я сам вам позвоню.

По всему видно, что Кларк Хойт и не подозревает, с чем им приходится иметь дело.

Савич набрал номер Шерлок. Нужно сообщить ей о случившемся. Слава Богу, хотя бы она вне опасности! Не хватало еще, чтобы она услышала обо всем от Хойта или лейтенанта Доббса! Но у него осталось всего два часа сорок минут на подготовку операции!

Он направился по Фэйрфлай-лейн в полицейский участок Бар-Харбора. Ему просто необходимо выбросить из головы все мысли о Лили и Саймоне! Сейчас главное — сосредоточиться на убийстве Тамми Таттл.

Ему страшно хотелось зажать уши, закрыть глаза, залезть в какую-нибудь нору и уже больше ничего не слышать, не видеть и не чувствовать.


Лили услышала стон, чей-то хриплый голос разразился проклятиями, и это продолжалось целую вечность. Проклятия звучали так, словно человека схватили за горло. Ругательства сменились рыданиями. Рыданиями?

Нет, она не плачет. И вообще молчит.

Она ощутила движение… но ее не бросало из стороны в сторону, скорее, некая слабая пульсация словно окутывала ее.

Саймон! Где Саймон?

Она нехотя открыла глаза: голова и без того болела, и Лили боялась, что она просто расколется пополам.

Стонала женщина. Снова плач и тихие, почти неразборчивые проклятия.

Шарлотта!

Теперь Лили вспомнила. Она стреляла в Шарлотту, но та все еще жива. И жестоко страдает.

Лили почувствовала некоторое удовлетворение. И если бы не стреляющая боль в голове, наверняка улыбнулась бы. Она не спасла ни себя, ни Саймона, но все же сумела отомстить.

Она чуть повернула голову. Неприятно, но жить можно.

Оказалось, что она распростерта на широком кожаном сиденье, пристегнутая чем-то вроде ремня. Он врезался в живот, но не слишком, так, легкое давление. Что ж, уже легче.

Рядом сидел Саймон, тоже пристегнутый ремнем. Она заметила, что он держит ее руку у себя на бедре и смотрит в сторону Шарлотты.

— Саймон.

Он не дернулся от неожиданности, не попытался встать, только слегка повернулся и уставился на нее. Подумать только, у него еще есть силы улыбаться!

— Черт, знал же я, что нужно было оставить тебя дома!

— Чтобы все волнующие события прошли мимо меня?! Ни за что! Я так рада, что ты жив! Где мы?

— Примерно в тридцати тысячах миль над землей. Думаю, это частный авиалайнер. Как ты, солнышко?

— На солнышко я вряд ли похожа, по крайней мере, сейчас. Так мы в самолете? Вот откуда странное ощущение, что мы в движущемся коконе. О Господи, скорее всего мы летим в Швецию.

— Вполне возможно, но откуда такая уверенность?

— Когда эти парни гнались за мной по берегу, один что-то кричал. Он очень плохо говорит по-английски, с сильным акцентом, по-моему, шведским. Я еще подумала, что мистер Йоргенсон решил наконец сам заняться своими делами и не передоверять их другим.

— Ты права, — кивнул Саймон. — Кстати, ты сказала, что пыталась удрать от них берегом?

Она рассказала все, что случилось, как сумела взобраться наверх, прибежать на кладбище, увидела его без сознания и стреляла в Шарлотту.

— Если бы ее там не было, мы сумели бы уехать и запереться в местной тюрьме с запретом на посещения посторонних.

Он сжал ее руку.

— Это плачет Шарлотта. Пилот, который, похоже, имеет какие-то познания в медицине, сейчас делает ей укол. Ты прострелила ей правое плечо. Как ни жаль, но она поправится. До того как ты очнулась, она тут орала, что ты неблагодарная дрянь и не ценишь все, что она для тебя сделала. Пообещала убить тебя собственными руками.

Он не добавил, что в жизни не слышал таких омерзительно-грязных ругательств, какими она осыпала Лили. Лили надолго задумалась.

— А ты как? В порядке? — спросила она наконец.

— Да, только немного виски ломит. А твоя голова?

— Разламывается.

— А, они увидели, что мы очнулись. Вот и мистер Элпо Вильо. Нет, я не сочиняю, его имя действительно Элпо. Похоже, в самом деле швед. То ли телохранитель, то ли просто костолом — никогда раньше не сталкивался со шведскими громилами. Судя по тому, что я слышал, именно он ударил тебя стволом пистолета по голове.

Элпо Вильо в самом деле был одним из тех, кто гнался за ней. Вблизи он казался еще выше, безобразно расплывшийся, с нависшим над ремнем брюхом. Все скандинавы, которых она встречала до этого, были стройными и подтянутыми. Правда, этот светловолосый и голубоглазый. Должно быть, кровь викингов все же сказывается.

Он не произнес ни слова, только угрожающе навис над ее креслом.

— Как зовут вашего партнера? — неожиданно осведомилась Лили.

Он вздрогнул, словно от растерянности не понял, о чем его спрашивают, но все же ответил — с ужасным акцентом, но вполне понятно:

— Никки. Его лучше не сердить, иначе пожалеете.

— Куда мы летим, мистер Вильо?

— Не ваше дело.

— Зачем мы понадобились мистеру Йоргенсону?

Он покачал головой, что-то буркнул и направился к кабине пилота, возле которой по-прежнему изрыгала мерзости Шарлотта.

— Поняла, Лили? Не зли Никки. Элпо, похоже, ты понравилась. Ты похожа на принцессу, и может, он в душе романтик. Но не рассчитывай на это, договорились?

Лили невольно улыбнулась, хотя от малейшего движения голова болела еще сильнее. За окном проплывали нагромождения белых облаков, похожие на причудливые горы, Разделенные каньонами.

— Саймон, мне так нравятся твои волосы, даже когда они взъерошенные. Так трогательно завиваются на затылке. Очень сексуально.

— Лили, — очень тихо ответил он, подвигаясь ближе, — боюсь, ты из-за своего состояния просто не способна мыслить здраво. Закрой глаза и отдохни.

— Неплохая идея. Но не мешало бы сначала принять аспирин.

Саймон позвал Элпо, и скоро Лили принесли две таблетки аспирина и высокий стакан с водой. Она поблагодарила его глупой улыбкой и опустила веки. И в эту минуту Саймон отчетливо понял, что для него все кончено. Он встретил женщину, которой мог довериться беззаветно, честную, правдивую и преданную до мозга костей. Она породила хаос и смятение в его чувствах. Его принцесса, хрупкая, деликатная, с молочно-белой кожей… даже сейчас, промокшая от дождя, в рваной, грязной одежде, с растрепанными обвисшими волосами, она была самой красивой на свете.

И что после этого делать человеку?

Он просунул маленькую самолетную подушку между ее животом и ремнем, откинулся на спинку кресла и тоже закрыл глаза.

Лили проснулась от мысли о брате. Он, должно быть, вне себя. К этому времени и Хойт, и Диллон знают о похи-щен"ии. Но знают ли, куда везут пленников? И почему их вообще оставили в живых?

Она повернулась к Саймону, но его не было. Увели? Зачем?

Чей-то мужской голос приказал на ломаном английском:

— Обедать.

В кресло Саймона сел Никки и поставил на колени поднос. Это второй из преследователей, тот, которого Элпо считал злым.

— Где Саймон? Великан покачал головой:

— Не твоя забота. Ешь.

— Я не проглочу ни кусочка, пока не увижу Саймона Руссо, — очень медленно и отчетливо выговорила она.

Вместо ответа Никки намотал ее волосы на руку и оттянул голову. Потом схватил стакан чего-то, похожего на кофе, кажется, со льдом, и влил ей в горло. Она захлебывалась, вырывалась; жидкость лилась на подбородок и водолазку, наполняя ноздри запахом кофе и еще чего-то. В глотку скользнули какие-то шарики, похожие на таблетки. Перед глазами все поплыло еще до того, как Никки отпустил ее.

— Зачем ты это сделал?

— Мы скоро приземлимся. Еще поднимешь крик. Мы не хотим неприятностей с властями. Жаль, что так и не поела. Слишком тощая.

— Где Саймон, сукин ты сын?! — попыталась крикнуть она, но слова не шли с языка. Он прав, нужно было поесть.

Последнее, что она услышала перед тем, как провалиться в темную пустоту, было громкое урчание в желудке.

Глава 24

Бар-Харбор, штат Мэн

Специальный агент Эрон Бриггс, с шеей двадцать один дюйм в обхвате, соответствующими мышцами и золотым зубом, сверкавшим крохотным факелом во рту, и вечной широкой улыбкой, кивнул от прилавка агентам Лоуэллу и Познер. Оба были одеты просто: в джинсы, свитеры и куртки — и пытались выглядеть обычными посетителями, рассматривавшими рамки и фотоальбомы.

Ровно два часа.

Савич сидел в заднем помещении, с пистолетом наготове, сгорая от нетерпения и жажды поскорее разделаться с Тамми Таттл. Эрон хотел того же. Эта тварь недостойна ползать по земле. С ней стоит разделаться хотя бы ради блага всего человечества, особенно мальчиков-подростков. Он впитывал каждое слово, сказанное Диллоном Савичем в самолете, знал агентов, видевших в аэропорту Антигуа парня с безумными глазами, который перерезал горло Вирджинии Косгроув, людей, которые не могли объяснить все, что слышали и видели. Где-то в самом низу живота перекатывался страх, но Эрон твердил себе, что скоро она умрет и вся эта чертовщина, о которой он столько наслышался, исчезнет вместе с ней.

Тихо звякнул колокольчик над дверью. Порог переступила Тамми Таттл, одетая в теплое прямое мешковатое пальто из темно-синей шерстяной ткани. Эрон немедленно нацепил свою фирменную улыбку, блеснул золотым зубом и приготовился. И ощутимо почувствовал, как напряглись агенты Лоуэлл и Познер. Его собственный «зиг-зауэр» лежал почти у правой руки, под прилавком.

Она была бледна, слишком бледна, ни грамма косметики, и присутствующим мгновенно стало не по себе. Было в ней что-то такое… неестественное…

Эрон, лучший агент ФБР, работавший под прикрытием, умевший внедряться в любую банду, о котором ходили слухи, что он даже террористу мог впарить подержанный оливково-зеленый «шевроле», включил свое обаяние на полную мощность.

— Хай, мисс, чем могу помочь?

Тамми почти легла на прилавок. Эрон удивился: до чего же она высокая! Она подалась к нему и, не отрывая глаз от его лица, спросила:

— А где другой парень? Тот самый коротышка, Тедди, кажись?

— Да, забавный малыш. Видите ли, у него живот схватило, и уже не в первый раз, вот он и попросил его подменить. По мне, так он слишком много выпил в «Найт кейв тевен». Бывали там? На Сноу-стрит?

— Нет. Давайте мои фото, да побыстрее.

— Ваше имя, мисс?

— Тереза Таннер.

— Без проблем, — кивнул Эрон и медленно повернулся к встроенным ящикам, отыскал обозначенный буквой «Т», разыскал конверт, который собственноручно положил туда час назад, и стал медленно поворачиваться, зная, что Савич ожидает, когда он уронит конверт и нагнется, уходя с линии огня. Но тут в ушах раздался громкий шипящий звук, и Эрон застыл. Да, словно змея зашипела, близко, слишком близко, прямо у его шеи, вот-вот в кожу вонзятся острые клыки, и…

Нет, это воображение играет с ним злые шутки… опять… опять шипение! Эрон забыл уронить конверт и упасть на пол. Вместо этого он схватил пистолет и развернулся. Конверт со снимками неизвестно как очутился у нее в руке. Он не знал, как это вышло, но и Тамми, и конверт мгновенно пропали. Просто пропали.

— Да шевелись же, Эрон! Уйди с дороги! — заорал Савич.

Но он не мог двинуться, словно кто-то прибил его ноги гвоздями к полу. Савич пытался оттолкнуть его, но он сопротивлялся, не мог не сопротивляться, и не пропускал Савича. Потом увидел яркую вспышку в углу прилавка, ощутил запах горелой пластмассы, услышал истошный вопль агента Познер. О Господи, студия горит… нет, не вся, только часть. И этой частью была агент Познер. Горело все: ее волосы, брови, куртка. Она пыталась сбить огонь, но оранжевое пламя продолжало весело плясать.

Агент Эрон Бриггс оттолкнул Савича и с криком метнулся к Познер.

Ничего не понявший Лоуэлл бросился к Познер и, увидев пламя, попытался его погасить. Они покатились по полу, сбив большой стенд с образцами. Он хлопал по ее пылающим волосам голыми руками. Эрон, на ходу стягивая свитер и опрокидывая альбомы и рамки, побежал к ним.

Савич обогнул прилавок и метнулся к двери, вынимая пистолет. Эрон удивленно раскрыл рот. Неужели он не видит, что Познер горит?

Он услышал выстрел, резкий, громкий хлопок, и все стихло. Пламя почему-то тоже исчезло. Познер, свернувшись калачиком на полу, всхлипывала. Голова у нее была обернута рубашкой Лоуэлла, и Эрон заметил, что Лоуэлл не пострадал — во всяком случае, ожогов видно не было. Он вынул свой сотовый, вызвал «скорую» и только сейчас увидел, что его пальцы целы. Почему же ему казалось, что они тоже горят, как горела Познер?!

Савич бежал по городку, высматривая Тамми. Улицы были почти пусты, туристы разъехались: наступили холода, и прогулки по берегу потеряли свою привлекательность. Савич держал пистолет наготове. Куда она исчезла? Откуда явилась?

И тут он увидел ее длинное, тяжелое темно-синее пальто, исчезавшее за углом, всего в половине квартала от того места, где он стоял. Савич едва не сбил с ног старика. Но не замедлил бега, извинившись на ходу. В ушах отдавалось хриплое эхо его тяжелого дыхания. Он завернул за угол и остановился как вкопанный. Никого и ничего, если не считать толстого шерстяного пальто, лежавшего неопрятной грудой у стены здания.

Где она?

Он увидел узкую, почти незаметную деревянную дверь, но, дернув за ручку, обнаружил, что она закрыта. Савич, не задумываясь, поднял пистолет и выстрелил в замок, раз, другой. Дверь распахнулась. Он вскочил внутрь, пригнулся, медленно поводя пистолетом в разные стороны. Здесь было почти темно: единственная лампочка под потолком, очевидно, перегорела. Диллон моргнул, пережидая, пока глаза немного привыкнут к темноте, и только сейчас сообразил, какая опасность ему грозит. Если Тамми здесь, она легко увидит его силуэт на фоне сочившегося с улицы света и не раздумывая пустит в него пулю.

Похоже, он забрался в кладовую: по углам теснятся бочонки, на полках расставлены ящики, банки и бумажные коробки. Рассохшийся пол надсадно скрипел под ногами: должно быть, строению уже немало лет. И какая мертвенная тишина, даже крысы не шуршат. Он наскоро огляделся, боясь, что если будет стоять на месте, она выйдет в другую дверь. Не в натуре Тамми выжидать и скрываться.

Савич открыл дверь в противоположной стене и оказался в светлой, залитой солнцем комнате то ли кафе, то ли ресторана, где за столиками сидели обедающие. За высокой стойкой на дальнем конце располагалась кухня, выходы слева вели в туалеты, а еще одна дверь открывалась прямо на улицу. Он ступил в помещение и почувствовал запах жареной говядины, чеснока и свежего хлеба.

Разговоры постепенно стихли, воцарилась мертвенная тишина. Присутствующие в панике таращились на человека с пистолетом в руке, чуть присевшего в полицейской стойке и озиравшегося с самым отчаянным видом, словно ему не терпелось кого-то прикончить. Какая-то женщина вскрикнула. — Эй, в чем дело? — взорвался мужчина, настоящий гигант, с коротко стриженными белыми волосами, в переднике, заляпанном соусом. Он вышел из-за стойки и угрожающе надвигался на Савича с длинным кривым ножом, от которого исходила луковая вонь. — Это что, грабеж? Берегись, парень!

Савич медленно опустил оружие, не в силах поверить собственным глазам. Просто не мог! Подумать только, ворваться в мирное кафе и до смерти перепугать ни в чем не повинных людей!

Он сунул оружие в кобуру, вынул жетон ФБР, подошел к человеку с ножом и, показав жетон, громко объявил, чтобы слышали все:

— Простите, что переполошил всех, но я ищу женщину. Лет двадцати пяти, высокая, светловолосая, очень бледная. Однорукая. Она сюда заходила? Через кладовую, как я?

Все молчали. Савич проверил туалеты и в конце концов смирился с тем, что Тамми не догнать. Должно быть, она затаилась в кладовой, рассчитывая, что он ворвется в кафе, а она тем временем улизнет. Он извинился перед хозяином и вышел на тротуар.

И в этот момент Савич мог бы поклясться, что слышит смех, тихий, невероятно злобный, от которого волосы встали дыбом. Но ведь рядом никого не было!

Он чувствовал себя таким бессильным, растерянным. Неужели у него начались галлюцинации?

Савич, едва передвигая ноги, направился к фотостудии и снова ошеломленно остановился. Когда он вырвался отсюда, здесь царил настоящий ад. А теперь… ни патрульных машин, ни «скорой», ни пожарных. Все тихо, спокойно, словно ничего не произошло.

Он вошел внутрь. Трое агентов тихо переговаривались между собой. На Познер не оказалось ни следа от ожогов. Они молча уставились на Савича. Тот вышел, рухнул на деревянную скамью у фотостудии и сжал голову ладонями.

Впервые за все время службы он подумал, что начальство должно передать это дело другому агенту. Он провалился. Дважды.

Кто-то положил руку ему на плечо. Савич неохотно поднял глаза. Рядом стоял Тедди Тайлер.

— Мне очень жаль, парень. Должно быть, она в самом деле что-то необыкновенное, если сумела от вас ускользнуть.

— Да, — кивнув Савич, почувствовав себя чуть-чуть лучше. — Именно что-то. Мы возьмем ее, Тедди. Только пока не знаю как.

Она все еще здесь, в Бар-Харборе, вместе с Мэрилин. Должна быть. Ему необходимо организовать грандиозную охоту на человека.

В этот момент он отчетливо понял, что даже если они не найдут ее, она-то как раз намерена разыскать его. Будет преследовать, гоняться, выслеживать. И как милосердному Боженьке известно, найти его куда проще.

Гетеборг, Швеция

Боже, как холодно, как чертовски холодно! Выдержать это не было никакой возможности. Самое странное, что она так и не пришла в сознание до конца и не совсем понимала, что происходит и где она находится. Только дрожала, нет — тряслась от холода, проникавшего в самые кости, леденившего, лишавшего способности двигаться.

Откуда-то возник Саймон. Именно он, потому что она ощутила его запах, проклятый запах… прекрасный запах. Запах мужчины. Такой же сексуальный, как завивавшиеся на концах волосы. Он обнял ее, прижал к себе так сильно, что она уткнулась в его шею, слушая мерный и сильный стук сердца.

А он ругался. Последними словами, которые Савич никогда не произносил даже в минуты самого отчаянного гнева, что в их совместном детстве бывало довольно часто. Сколько же времени прошло с тех пор! И до чего же иногда плохо быть взрослым!

Она прильнула теснее, наслаждаясь его теплом. Конвульсивная дрожь унялась, мозг снова начал функционировать.

— Где мы, Саймон? — шепнула она в его ключицу. — И почему так холодно? Они бросили нас на берегу фьорда?

Он гладил ее по спине, согревая широкими ладонями. Потом подмял под себя и накрыл своим телом.

— Думаю, мы в Швеции, Здесь слишком холодно для Средиземного моря и яхты Йена. Я сам проснулся совсем недавно. Они чем-то нас одурманили. Помнишь?

— Да. Никки силой заставил меня выпить что-то. Ты к тому времени скорее всего был уже без сознания. Сколько времени прошло?

— Часа два. Мы в спальне, и обогреватель не работает. Дверь заперта, на постели нет ни одеял, ни простыней. Я только сейчас сообразил, как ты замерзла. Согрелась немного?

— О да, — пробормотала она, — определенно лучше. Он долго молчал, прислушиваясь к ее дыханию, ощущая, как она постепенно расслабляется.

— Лили, — начал он, неловко откашлявшись, — понимаю, что для такого разговора это очень необычное место и совсем неподходящее время, но я должен быть честным до конца. Тебе не повезло с обоими мужьями. Думаю, тебе необходим кто-то вроде консультанта, который помог бы определить совершенно новые критерии по выбору третьего супруга.

Она подняла голову, провела пальцем по его заросшему подбородку и тихо обронила:

— Возможно, но я все еще замужем за вторым.

— Недолго осталось. Теннисон скоро станет еще одной печальной страницей твоей биографии. Потом он превратится в воспоминание, и ты будешь готова к работе со своим консультантом.

— Он пугает меня, Саймон. Женился для того, чтобы завладеть моими картинами. Пичкал меня депрессантами. Возможно, пытался убить меня, перерезав тормозные шланги в «эксплорере». Если он и страница, то просто ужасная, может, самая плохая, а моя биография не настолько велика, чтобы все это выдержать. Для души просто вредно общаться сразу с Джеком Крейном и Теннисоном Фрейзером.

— Разведешься с ним, точно так же как развелась с Крейном. Тогда и определимся с критериями.

— Хочешь быть моим консультантом по брачным вопросам?

— Ну а почему бы нет?

— Я даже не знаю ни твоей специализации, ни опыта в этой области.

— Это мы обсудим позже. Расскажи о своем первом муже.

— Ладно. Его зовут Джек Крейн. Он был еще хуже Теннисона. Ударил меня, когда я была беременна Бет. Правда, в первый и последний раз. Я позвонила Диллону, он тут же ринулся мне на помощь и избил Джека до потери сознания. Выбил ему три идеально белых зуба. Сломал два ребра. Поставил по фонарю под глазами и едва не вывихнул челюсть. А потом научил меня приемам борьбы, чтобы я всегда могла защитить себя от подобных типов.

— А после развода он еще появлялся? У тебя была возможность врезать ему?

— Нет, черт побери, ни разу. Вряд ли из страха передо мной. Скорее боялся, что Диллон напустит на него все чикагское отделение ФБР и тогда ему несдобровать. Знаешь, Саймон, я сомневаюсь, что консультант сможет мне помочь. Поверь, я долго думала, перед тем как согласиться на предложение Теннисона, помня о печальном опыте с Джеком.

— Значит, не слишком долго. И не слишком мучительно. К сожалению, ты так и не выработала достойных критериев, поэтому и нуждаешься в консультанте, чтобы видеть вещи в правильном свете.

— Нет, дело не в этом. Просто я чертовски плохо разбираюсь в мужчинах, и ничего тут не попишешь. Так что твои консультации вряд ли помогут. Кроме того, ты мне не нужен. Я уже решила, что больше никогда не выйду замуж, и консультанты ни к чему.

— Но ведь далеко не все мужчины таковы, как твой первый или второй муж. Взгляни хотя бы на Шерлок! Думаешь, у нее когда-нибудь возникла хоть тень сомнения относительно мужа?

Он скорее ощутил, чем увидел, как она пожала плечами.

— Диллон — редкая птица. Для него критериев еще не найдено. Он просто чудесный, лучше его нет, вот и все. Таким родился. Шерлок — самая счастливая женщина на свете. Она это знает: сама мне говорила.

Лили немного помолчала, и он почувствовал, как она потихоньку расслабляется, успокаивается… и это сводило его с ума. Он поверить не мог, что отважился сказать ей такое.

— Знаешь, — тихо сказала она, — я начинаю думать, что стоит мне выйти за нормального мужчину, как он тут же превращается в мистера Хайда. Немедленно опускается ниже низкого. Но думаю, ты по-прежнему будешь настаивать, что во всем виноваты мои неверные критерии.

— Говоришь, все мужчины превращаются в мистера Хайда?

— Возможно. Все, кроме Диллона. Не притворяйся, будто не понял! Я свято верила, что и Теннисон, и Джек — прекрасные люди. Любила их, считала, что они любят меня, восхищаются мной и моими работами. И Джек, и Теннисон твердили, как я талантлива и как они мной гордятся. Вот я и выходила за них. И даже была счастлива, по крайней мере месяца два. К тому же Джек дал мне Бет, и я никогда не пожалею, что стала его женой.

Ее голос прервался, как всегда, когда она упоминала о дочери. Мучительные воспоминания начинали терзать с новой силой. До чего бессмысленная, страшная смерть, так беспощадно лишившая ее дочери! Но не пора ли перестать изводить себя? Все равно прошлого не вернешь.

Но она снова представила Бет, такую хорошенькую в своем пасхальном платьице! Тогда она только встретила Теннисона.

Лили вздохнула.

Столько всего случилось, а теперь и бедный Саймон против воли втянут во все это. Неужели он вдруг захотел ее?!

— Вряд ли ты захочешь консультировать меня по этому поводу, Саймон, — твердо сказала она. — Тем более что ситуация не слишком приятная: мы можем умереть в любую минуту… нет, не пытайся меня разуверить, это вполне возможно, и ты стараешься меня отвлечь. Но разговоры насчет Теннисона и Джека не помогут.

— Понимаю, — помолчав, ответил он.

— И брось этот ободряющий тон. Ты сам понимаешь, что сейчас мы просто не можем мыслить здраво. Знаешь, я думаю, что Господь создал меня, увидел, что я делаю со своей жизнью, и решил уберечь от дальнейших унижений и ошибок.

— Лили, ты можешь выглядеть настоящей принцессой, но все, что сказала сейчас, — полный бред. Я все же надеюсь, что ты подумаешь о достойных критериях и в следующий раз сделаешь правильный выбор.

— Об этом забудь, Саймон. Я самая паршивая партия на всей планете. В матримониальном смысле, конечно. Кстати, я уже согрелась, так что можешь отодвинуться.

Ему ужасно не хотелось, но он послушно скатился с нее и приподнялся на локте.

— Этот голый матрас, кажется, совсем новый. Теперь я могу разглядеть комнату. Мило, очень мило.

— Мы в доме Олафа, где-то в Швеции.

— Возможно.

— Почему…

Но слова замерли на языке, когда дверь спальни открылась, пропуская ослепительно яркие лучи солнца. В дверях появился Элпо. За его спиной маячил Никки.

— Ну как, проснулись?

— Да, — кивнул Саймон, садясь на край кровати. — Вы что, парни, решили нас заморозить? Или старик Олаф экономит?

— Ты просто неженка. Заткнись!

— Видишь ли, мы не такие жирняги, как вы, вот и мерзнем.

Никки плечом оттолкнул Элпо и шагнул к кровати.

— Эй вы, вставайте, — велел он. — А ты замолчи. Не дело, чтобы бабы так язык распускали. И я не жирный, а сильный. Шевелитесь, мистер Йоргенсон вас ждет.

— Ну вот, наконец-то мы предстанем перед Великим Пу-Ба[8].

Это еще кто? — удивился Никки, отступая, чтобы дать им пройти.

— Тот тип, кто всем управляет в полной уверенности в том, что он большая шишка и самый главный.

Элпо задумчиво нахмурил лоб и кивнул.

— Идем к Великому Пу-Ба. Не волнуйся, женщина, ты ему понравишься. Может, он даже захочет сделать твой портрет, перед тем как убить.

Не слишком ободряющее заявление.

Глава 25

Бар-Харбор, штат Мэн

День клонился к вечеру, а о Тамми и Мэрилин не было ни слуху ни духу. То и дело звонили так называемые свидетели, сообщавшие об очередном появлении преступницы, но все расследования ничего не дали. В истории штата Мэн это был первый случай столь хорошо организованной полицейской облавы, в которой участвовали более двухсот сотрудников правоохранительных органов. Но Савич, и без того взвинченный до предела, к тому же безумно тревожился за сестру. Жива ли она? Мысль о ее возможной гибели была непереносима, и все же он ничего не мог поделать. Нельзя же бросить начатую операцию!

Он сам был уже на грани самоубийства, когда позвонил Джим Мейтленд.

— Возвращайтесь, Савич, — велел он. — Вы нужны в Вашингтоне. Рано или поздно мы все равно получим известия о Тамми. Сидеть там бесполезно.

— Но она снова убьет, сэр, и вы, и я это знаем. Поверьте, если мы и получим известия, то исключительно в этой форме. Она, возможно, уже убила Мэрилин.

Джемми Мэйтленд подавленно молчал.

— Да, вы правы, — выдавил он наконец. — Но я знаю также, что пока мы бессильны. Что же до вас, Савич, боюсь, именно вы подвергаетесь наибольшей опасности. Немедленно домой!

— Это приказ, сэр?

— Да.

Он не добавил, что звонит из дома Савича в Джорджтауне, сидя в его любимом кресле и качая Шона на коленях, а рядом устроилась Шерлок, держа в одной руке стакан с виски, а в другой — крекер из муки грубого помола. Джимми от души надеялся, что крекер предназначен не для него. Он срочно нуждался в виски.

— Ладно, — вздохнул Савич. — Буду через несколько часов.

Если бы Шон решил поговорить, пока отец держит трубку, Джимми попал бы в весьма неловкое положение, но малыш молчал, только широко улыбался и тер беззубые десны костяшками пальцев. Джимми попрощался, вручил Шона Шерлок, взял протянутый стакан и тихо признался:

— Ну и ситуация! Боюсь, мы влипли. Но по крайней мере Савич приезжает вечером. Он просто не в себе, Шерлок.

— Знаю, знаю. Мы что-нибудь придумаем. Как всегда. Она дала Шону крекер, и тот принялся увлеченно его мусолить.

— Савич чувствует себя виноватым. Можно подумать, это он провалил всю операцию и из-за него убили всех этих людей, включая Вирджинию Косгроув.

— Вполне естественное для него состояние. Такой уж он человек.

Джимми взглянул на малыша:

— Шон напоминает мне моего среднего, Лэндри. Уж такой постреленок! Сколько седых волос у меня из-за него прибавилось! Если когда-нибудь устанете от своего проказника, только позвоните.

Он допил виски и подошел к великолепной работе Сары Эллиот, висевшей над камином.

— Знаете, меня всегда интересовало, о чем думает этот солдат на картине? И остался ли кто-то у него дома? Будет ли этот кто-то скорбеть по нему, если он погибнет?

— Да, мне иногда в голову приходят те же мысли. Кстати, вам Диллон рассказывал об исчезновении Лили и Саймона?

— Мало того, сообщил, что агент Хойт нашел маршрут полета частного авиалайнера, принадлежащего «Валдемар-судде корпорейшн» и вылетевшего из аэропорта Аркаты в шведский город Гетеборг. Главный администратор компании — Йен Йоргенсон, сын Олафа Йоргенсона, того коллекционера, который, по нашему убеждению, все это и организовал.

Шерлок кивнула.

— А он не добавил, что мы считаем его сына тоже коллекционером?

— Да, упоминал. Интересно, не так ли? А еще интереснее то, что Шарлотту и Элкотта тоже увезли. А может, они поехали добровольно, потому что тут под ногами земля горела? Теннисон, правда, по-прежнему в Гемлок-Бей. Но у нас нет никаких улик. Ни следа доказательств его связи с покушениями на Лили или убийством мистера Монка, да и с подделками картин тоже. Похоже, все это дело рук его родителей.

— Может, и так, — согласилась Шерлок. — Но это не важно. Лили все равно с ним разводится. Кстати, Диллон уже связался со своими знакомыми полицейскими в Стокгольме и Уппсале. Мы знаем, что в Гетеборге у Йоргенсона огромное поместье, Слоттсскоген. На западном побережье. У Петтера Туомо, одного из знакомых Диллона, два брата служат в полиции Гетеборга. Она все поняли и сделают как нужно. Но пока мы ничего не слышали.

— Что ж, по крайней мере хоть какой-то прогресс, — заметил Джимми. — Похоже, у Савича по всему миру друзья?

— Примерно так, и слава Богу, — вздохнула Шерлок, поцеловала Шона, который энергично извивался, требуя, чтобы его спустили на пол, и покачала головой. — Что-то последнее время у нас началась черная полоса. То и дело на голову валится новая беда. Мы очень боимся за Лили и Саймона. Хоть бы этот Йоргенсон оставил их в живых!

— Но реши он их убить, вряд ли столько сил и средств положил бы на похищение. Нет, тут кроется что-то такое, чего мы не знаем. И даже предположить не можем.

Гетеборг, Швеция

Час спустя согревшиеся, искупавшиеся и переодевшиеся Лили и Саймон в сопровождении Элпо и Никки спускались по массивной дубовой лестнице, такой широкой, что на каждой ступеньке могло бы уместиться с полдюжины хорошо упитанных людей. Внизу располагался обширный вестибюль, представлявший собой огромную шахматную доску с клетками белого и черного мрамора и такими же шахматными фигурами, расставленными вдоль стен.

Массивные двойные двери красного дерева вели в комнату с высокими потолками, уставленную книжными полками. Повсюду были расставлены библиотечные стремянки. В беломраморном камине изумительной работы горел огонь. Широкая резная каминная полка была уставлена изящными китайскими статуэтками. В углу находился большой письменный стол, за которым сидел мужчина лет пятидесяти, высокий блондин с голубыми глазами, крепкий и стройный, как его предки викинги. Лицо покрывал устойчивый загар, возможно приобретенный под горным солнцем, на лыжных курортах. При виде пленников он поднялся. В глазах его светилось неподдельное сочувствие и даже, пожалуй, добродушие.

Лили выпрямилась и расправила плечи. Не стоит недооценивать противника.

Мужчина кивнул. Элпо и Никки остались у двери.

— Добро пожаловать в Слоттсскоген, мистер Руссо и миссис Фрейзер. Это означает «лесной замок». Много лет назад самый большой парк нашего города был назван в честь этого поместья. Пожалуйста, садитесь.

— А что это за город?

— Садитесь же. Я Йен Йоргенсон. Отец просил меня встретить вас. Сейчас вы оба выглядите куда лучше, чем сразу же после приезда.

— Вы наверняка правы, — бросила Лили.

— И хорошо говорите по-английски, — добавил Саймон.

— Я окончил Принстонский университет по специальности, как вы можете догадаться, «история искусств». И разумеется, «бизнес».

— Но зачем мы здесь? — спросила Лили.

— А вот и мой отец. Никки, подкати его поближе, чтобы он смог увидеть миссис Фрейзер.

Лили судорожно вцепилась в стул, как только Никки подтолкнул к ней инвалидное кресло. В кресле сидел невероятно дряхлый старик, почти лысый, если не считать нескольких прядей белых волос, стоявших дыбом. Он выглядел почти умирающим, но стоило ему поднять голову, как она увидела блестящие голубые глаза, в которых светились незаурядный ум и мертвенный холод. Похоже, возраст на его мозги не повлиял.

— Ближе, — приказал старик.

Никки немедленно повиновался. Старик оказался нос к носу с Лили, протянул руку и коснулся ее лица. Лили попыталась отпрянуть, но вовремя опомнилась.

— Я Олаф Йоргенсон, а ты Лили. Я хорошо говорю по-английски, потому что тоже учился в Принстоне. А, тебе принесли белое платье, как я и велел. Прелестно! Само совершенство.

Он провел кончиками пальцев по ее руке, от плеча до запястья.

— Я хочу, чтобы тебя нарисовали в этом белом платье. Очень рад, что эти американские болваны не сумели убить тебя и мистера Руссо.

— А мы как рады! — призналась Лили. — Но почему они так стремились покончить с нами, мистер Йоргенсон?

— Видишь ли, сначала я решил предоставить Фрейзерам разобраться с тобой. Но они даже на это не способны, за что я им крайне благодарен. Я и не знал, что ты так на нее похожа, но, когда Йен показал мне твое фото, я наказал Фрейзерам держаться от тебя подальше. Поэтому и послал Элпо и Кики в Калифорнию, чтобы привезли тебя. Они тоже сначала сплоховали, но все это не важно, потому что ты, дорогая, здесь и у меня.

— Но у меня ничем не примечательная внешность, — удивилась Лили. — Я — это всего лишь я.

Но она тут же поняла, что, должно быть, похожа на ту, что была ему когда-то дорога. Поэтому и ждала, затаив дыхание, терпеливо вынося его прикосновения, хотя заметила под его ногтями нездоровую синеву.

— Ты копия Сары Джеймсон в ту пору, когда я впервые встретил ее в Париже, много лет назад, еще до войны. Тогда богемной молодежи жилось свободно и колония художников процветала. Да, мы бесили глупых французских буржуа своими бесконечными возмутительными выходками и постоянными дебошами. Вспомнить хотя бы часы, проведенные с Гертрудой Стайн. Ах, что за остроумие, что за ум! Острее, чем любимый нож Никки! Какие благородные и совершенно неосуществимые идеи! А мудрый и безжалостный Пикассо! Он рисовал ее. Поклонялся ей. И Матисс, тихий и спокойный, пока не выпьет абсента. Тут он начинал петь абсолютно непристойные песни и брался за кисть. Помню, как соседи за стенами проклинали его.

Я был свидетелем, как Хемингуэй заключал пари с Браком и Шервудом на попадание в плевательницу с пяти шагов. А твоя бабушка потихоньку подвигала плевательницу ближе. Сколько смеха и блеска! Самое бесшабашное, самое веселое время во всей истории столетия. Подумать только, все таланты планеты собрались в одном городе! Словно зоопарк, где представлены только самые красивые, самые дикие и самые опасные виды. Они подарили миру поразительные шедевры.

— Я не знала, что вы тоже были писателем или художником, — заметил Саймон.

— К сожалению, ни тем ни другим, но я действительно пытался рисовать, учился у великих мастеров и перевел немало холста. Сколько моих молодых друзей стремились рисовать и пробовали свои силы в писательском ремесле… Мы съехались в Париж, чтобы благоговеть перед великими, втайне надеясь, что их видение, их громадный талант каким-то образом отразятся на нас. Кое-кто из моих друзей действительно прославился, остальные вернулись домой делать мебель или продавать марки на почте. Но Сара Джеймсон… ей не было равных. Стайн переписывалась с ней до самой смерти.

— Значит, вы хорошо знали мою бабушку, мистер Йоргенсон?

В тихом голосе старика звучала тоска по давно ушедшим теням, потускневшим воспоминаниям, до сих пор населявшим его сердце.

— Сара была чуть старше меня, но так прекрасна, так ослепительно талантлива, так неудержима, жарка и свирепа, словно сирокко, дующий из ливийской пустыни. Обожала водку и опиум, самые чистые, какие только можно было достать. Так вот, когда я впервые увидел ее, она лежала обнаженная, а другой молодой художник, ее любовник, разрисовывал ее нагое тело эякулирующими фаллосами. Она была всем, что меня влекло в женщине, и я безумно влюбился в нее. Но она встретила мужчину, проклятого американца, который просто приехал в Париж по делам. Он был бизнесменом, совершенно нелепым в своем сером фланелевом костюме, но она хотела его больше, чем меня. Она бросила меня и уехала с ним в Америку.

— Это был мой дед, Эмерсон Эллиот. Она вышла за него в середине тридцатых, в Нью-Йорке.

— Говорю же, она бросила меня. И я больше никогда ее не видел. В пятидесятых я начал собирать ее работы. Сначала никто не знал о том, что она завещала картины своим внукам, по восьми каждому. Жаль, но мы смогли получить только четыре твоих картины, прежде чем Фрейзеры поняли, что ты собираешься уйти от их сына, несмотря на таблетки, которые они тебе скармливали. Они знали, что ты заберешь картины с собой, поэтому и решили убить тебя, поскольку в случае твоей смерти наследство получал муж.

— Но я не умерла.

— Нет, хотя они очень старались.

— Хотите сказать, что мой муж ничего не знал?

— Нет. Теннисон Фрейзер был пешкой в их игре. Он не оправдал великих надежд своих родителей, но все же ему удалось на тебе жениться. Возможно, он даже влюбился в тебя, по крайней мере ровно настолько, чтобы жениться.

А она была так уверена, что Теннисон участвовал в заговоре!

— Но почему вы попросту не предложили мне денег? — не выдержала Лили.

— Я знал, что ты мне откажешь, как, впрочем, и твои родственники. Ты была самой уязвимой, особенно после развода с Джеком Крейном, поэтому я выбрал тебя.

— Но это безумие. Вы изобрели этот головокружительный план только для того, чтобы украсть у меня бабушкины картины?

— Ее работы принадлежат мне, ибо я единственный, кто может по достоинству их оценить, разгадать авторский замысел, проникнуться ее духовными стремлениями, потому что ее душа была для меня открытой книгой. Только со мной она говорила о своей работе, о том, сколько значит для нее каждое произведение, что она думала, когда рисовала ту или иную картину. Я приносил ей опиум, и мы часами говорили. Я никогда не уставал наблюдать ее за работой или слушать ее голос. Она — единственная, которую я хотел. Единственная.

Он замолчал. И она увидела в незрячих глазах мучительную боль. В чем причина? В болезни? Или в потере любимой женщины?

— Да, Лили, — уже более деловито продолжал он, — я выбрал тебя, потому что с тобой было легче всего справиться. И ты была совсем одна, а когда переехала в Гемлок-Бей, я попросил Йена поговорить с Фрейзерами. Расскажи, Йен.

— Пришлось выступить в роли свахи, — рассмеялся тот. — До чего же приятно видеть, когда все идет как задумано. Я купил Фрейзеров. Ты вышла за Теннисона, а родители посоветовали ему убедить тебя перевезти картины в музей Юрики. А там алчный Монк мгновенно стал нашим сообщником.

— Ну да, — вмешался Саймон, — и вы ухитрились подделать половину картин, прежде чем я спохватился.

Взгляд блестящих глаз остановился на Саймоне, но он почему-то понял, что старик не видит его и повернулся к нему скорее по привычке.

— Вы влезли не в свое дело, Руссо, — бросил он, — и все испортили. Одна из моих бывших приятельниц, польстившись на деньги, предала меня и продала вам ценную информацию. Но, повторяю, вас это не должно было волновать. Если бы не это, я успел бы собрать все картины и услышать о благополучной кончине Лили. Правда, не уверен, что это был бы наилучший исход.

— Но теперь вы никогда не получите остальных, — вскинулась Лили. — Они вне вашей досягаемости. Да и теми, что у вас есть, вы вряд ли успеете насладиться в полной мере.

— Ты так думаешь, дорогая? — хихикнул старик и, закашлявшись, просипел: — Пойдем, я кое-что тебе покажу.

Пройдя тремя длинными коридорами, Лили и Саймон очутились в комнате с искусственным климатом и стенами высотой четырнадцать футов, увешанными картинами Сары Эллиотт. Здесь было около ста пятидесяти картин, а может, и больше.

Саймон, ослепленный таким великолепием, тем не менее заметил:

— Вы не могли легально скупить столько ее работ. Должно быть, ограбили музеи всего мира.

— Если возникала необходимость. Но это совсем не трудно. Нужно иметь упорство и воображение. На это ушли годы, но я человек терпеливый. Взгляните на результаты.

— Сколько же денег на это потрачено! — воскликнул Саймон.

— Естественно, — кивнул Йен.

— Но вы же их не видите, — настаивала Лили. — И украли только потому, что одержимы моей бабушкой, хотя на деле слепы!

— Я все прекрасно видел еще пять лет назад. Даже теперь я вижу грациозные мазки ее кисти, тени и переливы красок, движение самого воздуха. У нее несравненный дар. Я знаю каждую так, словно сам их написал, знаю, что чувствуют персонажи, текстуру и выражение их лиц. Могу коснуться пальцами неба, ощутить тепло солнца и ветер, ласкающий мою руку. Они старые друзья. Я живу в них. Я — их часть, а они — часть меня. Вот уже тридцать лет я их собираю. И поскольку я хочу иметь все до того, как умру, пора обратиться к тебе, Лили. Знай я только, как ты похожа на мою Сару, никогда бы не позволил этим идиотам покушаться на тебя. Но ты умна и сумела спастись. Слава Богу!

Лили молча смотрела на старика, на красивое вязаное синее одеяло, покрывавшее его колени. Он выглядел дряхлой мумией, совершенно безвредной и очень дорого одетой, в голубом кашемировом свитере поверх белой шелковой рубашки. Что ему сказать? Все это сплошное безумие! И до чего же грустно, что он не задумываясь расправляется с теми, кто стал на его пути!

Она обернулась к картинам. Как их много! Здесь собраны и развешаны картины каждого периода творчества Сары. Она никогда не видела столько работ бабушки. Многие были совершенно ей неизвестны.

Саймон медленно обошел зал, изучая картины, легонько касаясь их пальцами, пока не дошел до «Лебединой песни», самой любимой Лили. Старик, лежащий в постели с блаженной улыбкой на лице, и стоящая рядом девочка.

— Это первая твоя картина, которую мне удалось похитить, дорогая. Всегда ее любил. Меня безумно злило то обстоятельство, что она висит в Чикагском художественном институте и я не могу до нее добраться.

— Значит, именно вы украли ее из музея в Юрике, — констатировал Саймон.

— Ну, не нужно драматизировать, — бросил Йен Йоргенсон, выступая вперед и легко кладя руку на плечо отца. — Мистер Монк сразу согласился скопировать картину. Он просто отдал ее нашему художнику, заменив на время грубой подделкой, пока тот не закончил работу. В музее повесили копию получше, а оригинал переправили в Швецию. Никто, разумеется, ничего не заметил. Знаете, мистер Руссо, сначала я питал надежды на ваш счет. У вас ведь тоже есть картина Эллиот. Я решил было убедить вас присоединиться к нам и, возможно, продать свою картину за большую цену и предложение финансового партнерства в некоторых моих предприятиях.

Глаза Йена сузились. Но тон оставался мирным и даже вкрадчивым.

— Мой отец понял, что вы не согласитесь, после того как Никки и Элпо описали ваше поведение по пути сюда. Вы не вступите ни в какое соглашение. Честно говоря, единственной причиной, по которой мы потрудились привезти вас в Швецию, было желание моего отца использовать вас в делах нашей организации. Он собирался вас испытать.

— Что же, испытывайте — и увидите, чем это кончится, — пообещал Саймон.

— Собственно говоря, я хотел просить вас отдать мне вашу картину Эллиот. Она мне очень нравится. В обмен я предлагаю вам жизнь и шанс доказать мне свою ценность.

— Принимаю ваше предложение в обмен на свободу, мою и Лили.

— Именно этого я и опасался, — вздохнул Олаф, кивая сыну.

Йен взглянул на свои сильные руки, потер ногти о рукав кашемирового свитера и спокойно объявил:

— С удовольствием прикончу вас, мистер Руссо. Я знал, что вас не склонить на нашу сторону и что вам никогда нельзя будет довериться. Вы и без того немало нам напортили.

— Что ж, у вас был шанс получить мою картину, мистер Йоргенсон. Но вы отказались. Позвольте заверить, что вам никогда ее не видать. После моей смерти она перейдет музею Метрополитен.

— Ненавижу ошибаться в людях, мистер Руссо, — прошипел Олаф. — Какая жалость…

— Йен, правда, что у вас на яхте висит «Ночной дозор» Рембрандта? — перебила Лили.

Йен вскинул светлую бровь.

— Вот это да! Вижу, шпионы мистера Руссо неплохо поработали! Да, дорогая, я велел без лишнего шума выкрасть ее из амстердамского музея. Довольно трудная задача. Но это был мой подарок жене, которая умерла в том же году. Это скрасило ее последние дни.

Старик засмеялся и снова закашлялся. Никки подал ему платок, он вытер рот, и Лили показалось, что она увидела пятна крови.

— Как сказал мой отец, — заметил Йен, — в Чикагском художественном институте много неподкупных людей, и за последние десять лет они ввели много мер безопасности, которые сделали похищение предметов искусства почти невозможным. Единственный мой человек там, один из кураторов, лишился работы пять лет назад. Жаль. Я не знал, что делать, пока ты не переехала в этот дурацкий городишко на калифорнийском побережье.

— Мы с сыном провели много часов, пока не выработали подходящий план, — вмешался Олаф. — Йен отправился в Гемлок-Бей. Какое странное название, хотя тамошние жители открыты и дружелюбны, совсем как ты и твоя дочь. Ему понравился свежий соленый воздух, безмятежность бесконечных пляжей, леса, великолепные Мамонтовы деревья, тропинки и дома, так идеально вписанные в пейзаж. Кто знал, что будет так легко найти столь идеальные орудия для совершения преступления? Фрейзеры, жадные, амбициозные люди, имели к тому же сына, который мог стать тебе прекрасным мужем.

— Это они убили мою дочь?

Глава 26

— Ты считаешь, что это они? — равнодушно повторил Йен, пожимая плечами. — Мне об этом ничего не известно.

Лили вдруг ощутила жгучую ненависть к нему.

— Я знаю, как ты переживала ее гибель, — заметил Олаф, — но какая разница, кто в этом виноват?

— Тот, кто сбил ее, заслуживает смерти.

— Но это не вернет тебе дочь, — нахмурился Йен. — Мы, шведы, как большинство европейцев, против смертной казни. Варварский обычай.

«Что-то тут не так, — подумал Саймон. — Но что?»

— Не вернет, — согласилась Лили, — но возмездие совершится. Человеку, способному хладнокровно убить ребенка, нельзя позволять дышать тем же воздухом, что и честные люди.

— А ты злая, — хмыкнул Олаф Йоргенсон.

— А вы? Вы, кто приказывает убивать людей? Крадет картины?

Олаф снова рассмеялся, тихо, хрипло, и в груди что-то заклокотало: то ли слизь, то ли кровь.

— Нет, я всегда поступаю исходя из разумной необходимости, ни больше ни меньше. Месть — это дли любителей.

И не стоит гадать, убили ли Фрейзеры твою дочь. Это не они. Они передали, правда, что беспокоятся, потому что твоя дочь, к несчастью, считала электронную почту с компьютера мистера Фрейзера и увидела кое-что такое, чего не должна была видеть. Они, разумеется, заверили девочку, что все это чепуха, ничего важного и не стоит об этом думать.

Так вот отчего Бет была такая расстроенная, угрюмая всю последнюю неделю! Ну почему она не пришла, не рассказала, не спросила о том, что видела? Может, осталась бы жива…

— Насколько я понял, это несчастный случай, один из ваших пьяниц-американцев, привыкших пить перед тем, как садиться за руль. Он даже побоялся остановиться и посмотреть, что наделал!

Слезы сжали горло Лили. Она с такой радостью покинула Джека и переехала в очаровательный приморский городок! Страшно подумать, чем это кончилось!

Саймон ободряюще сжал ее руку. Бедняжка снова утопает в океане боли и тяжких воспоминаний…

Но Лили гордо вскинула голову и взглянула Олафу в глаза.

— Что вы намереваетесь делать с нами?

— Твой портрет, дорогая, напишет талантливый художник, с которым я много сотрудничал все эти годы. Что же до мистера Руссо… как я уже сказал, надежды образумить его и заставить покориться нет. Его моральные принципы чересчур несгибаемы. Риск того не стоит. Кроме того, он, похоже, увлечен тобой, а этого я не потерплю. Странно, ведь вы совсем недолго знаете друг друга.

— Он всего лишь хочет быть моим консультантом, — запротестовала Лили.

Саймон улыбнулся.

— Он всего лишь хочет забраться к тебе в постель! — отрезал Йен. — А может, вы уже любовники и поэтому он тебе помогает?

— Не говори пошлостей, — велел Олаф, укоризненно хмурясь. — Но боюсь, что мистеру Руссо придется предпринять долгую прогулку на лодке по каналу вместе с Элпо и Никки. У нас еще сохранились два прелестных канала, из тех, что были построены в начале семнадцатого века нашим великолепным Густавом. Да, мистер Руссо, вы с моими людьми этой же ночью посетите канал. Уже холодает, и люди стараются сидеть дома по ночам.

— Не могу сказать, что это приятный способ провести вечер, — бросил Саймон. — А что будет с Фрейзерами?

Олаф почему-то обратился не к нему, а к Лили:

— Пока что они — мои почетные гости. Они сопровождали тебя сюда, зная, что не могут оставаться в Калифорнии. Ваши законники, полиция и тому подобное. Они надеются получить от меня кучу денег. Кроме того, у мистера Фрейзера довольно солидный счет в швейцарском банке. Они согласны провести остаток дней своих в приятном уединении на юге Франции.

— А после того как мой портрет будет закончен? Олаф улыбнулся, показав очень ровные белые зубы.

— Да-да, я знаю, что стар и недолго проживу. Поэтому и хочу, чтобы ты оставалась со мной, пока не придет мой срок. Надеюсь, что ты сумеешь увидеть некоторые преимущества нашего брака.

— Именно поэтому я одета в белое? Чтобы привести меня в соответствующее настроение?

— Ты плохо воспитана! — взорвался Йен, шагнув к ней. Лили показалось, что он сейчас ее ударит, но отец вовремя успел положить ему руку на плечо. Йен, однако, стряхнул его руку и прошипел: — Она непочтительная дрянь! Ей следует показать, какая это огромная честь — стать твоей женой!

Олаф только покачал головой и снова улыбнулся:

— Нет, дорогая, ты в белом, потому что это копия платья, в котором я последний раз видел твою бабушку. Мы встретились за день до того, как она уехала с Эмерсоном Эллиотом. В тот день я понял, что мой мир рухнул.

— Вы помешались на копиях! — фыркнула Лили. — Я не моя бабушка, глупый вы старик!

И тут Йен, сорвавшись, дал ей увесистую пощечину. Саймон молча накинулся на него, врезал кулаком в челюсть, а потом развернул спиной к себе и лягнул в почки.

— Прекратить! — заорал Никки, целясь в Саймона из пистолета. Саймон слегка поклонился, одернул сорочку и отошел. Йен медленно поднялся с пола, морщась от боли.

— Я сам поеду с Никки и Элпо. Собственными руками утоплю мерзавца!

— Подумать только, — поразился Саймон, — какого же труса и подлеца вы воспитали, Олаф!

Перепуганная Лили сжала его пальцы.

— Даже если бы я постаралась найти какие-то приемлемые стороны в этом браке, — дрожащим голосом начала она, — я все равно не могу выйти за вас. Я замужем за Теннисоном Фрейзером.

Старик молчал.

— Кроме того, я вовсе не желаю выходить замуж, по крайней мере до того, как серьезно пересмотрю свои критерии. И не думаю, что кто-то из мужчин в этой стране будет им соответствовать. Я все равно замужем, так что это не важно, верно?

Но старик по-прежнему молчал, задумчиво глядя на нее. Потом медленно кивнул.

— Я скоро вернусь.

— Что ты собираешься делать, отец?

— Я против двоеженства. Это аморально. Я решил сделать Лили вдовой. Никки, отвези меня в библиотеку.

Никки поспешно выкатил его из огромного зала. Лили и Саймон заметили, как он вынул из кармана свитера маленькую черную толстую книжечку и принялся листать.

— Он совершенно безумен, — прошептала Лили.

Вашингтон

Савич вошел в дом, обнял и поцеловал жену и озабоченно спросил:

— Где Шон?

— У твоей мамы. Лопочет, жует все, что попадается на глаза, и страшно счастлив. Я оставила твоей маме две коробки крекеров.

Савич был слишком измучен и подавлен, чтобы улыбнуться. Но все же вопросительно поднял брови.

— И Бюро, и я согласны с твоим планом! — без обиняков выпалила Шерлок. — Тамми нужен ты, Диллон. Больше она ничего не хочет. Больше ей ничего не нужно. И ни у кого нет сомнения, что она заявится сюда. Я хочу уберечь Шона, поэтому и увезла от греха подальше. Как раз перед твоим приездом Джимми Мейтленд выступил перед прессой и объявил, что больше ты не ведешь дело Тамми Таттл. Старшим следователем вместо тебя назначен Эрон Бриге. Джимми добавил также, что тебе поручено собрать определяющие улики против Уилбура Райта, главаря секты, виновного в жестоких убийствах шерифа и двух его помощников в Флауэрсе, штат Техас. В пятницу ты летишь туда, чтобы начать работу вместе с тамошними представителями закона.

Он прижал ее к себе и пробормотал в курчавые рыжие волосы:

— Ну и шустры вы с мистером Мейтлендом. Значит, в пятницу? Сегодня вторник.

— Да. У Тамми куча времени, чтобы сюда добраться.

— И не говори.

Савич рассеянно почесал в затылке.

— Надеюсь, Габриеллы тоже здесь нет?

— Днем она у твоей мамы. Обе в полной безопасности. Габриелла твердит, что не хочет пропустить ни единого шага Шона.

Зато родители Шона пропустят все!

Савича трясло от ярости. Поражение тяжело на нем сказывалось. Он был готов все разнести. Трудно говорить такое жене, но он должен, хотя она не смирится и не согласится.

— Она меня пугает, — честно признался он, — и я не хочу, чтобы ты была здесь.

Шерлок покорно кинула и спрятала лицо у него на груди.

— Знаю, Диллон, но ничего больше придумать не могу. Джимми Мейтленд тоже говорил, что ты станешь волноваться за меня и Шона, но я никуда не уйду. Теперь, когда и Габриеллы, и Шона здесь нет, даже не воображай, будто сможешь меня отослать. Мы вместе — и будем вместе до конца, как всегда. И достанем ее, будь уверен. Здесь у нас преимущество: это наша территория и мы сможем контролировать ситуацию. Подготовиться к ее появлению, а не просто ждать следующего шага.

Савич еще сильнее сжал плечи жены, почти обоняя ее страх, невыносимый, мучительный. Он поцеловал ее и стискивал, пока она не пискнула.

— У меня кое-какие идеи насчет Тамми. Я много об этом думал.

— Какие именно? — оживилась она, отстраняясь.

— Она обладает силой создавать иллюзии, заставлять людей видеть то, что она им навязывает. И не важно, трюк ли это или странная способность, порожденная ее больным мозгом, — конечный результат одинаков.

Савич отпустил жену и принялся мерить шагами комнату. Подошел к камину, глянул на картину бабки, повернулся и спросил:

— Ты веришь, что она не сможет меня одурачить, если я буду поблизости? Так вот, если мы сможем заманить ее сюда, я обязательно буду поблизости.

Он вернулся к Шерлок, улыбнулся и погладил ее непокорную шевелюру.

— Поцелуй меня, Диллон.

— А большего ты мне не разрешишь?

— Еще как разрешу.

— Прекрасно. Ужин может подождать.

Весь мир мог подождать, пока Шерлок обнимает мужа!

— А после ужина пойдем в спортзал. Снимем напряжение.

— Точно. Но если после того, как я с тобой покончу, у тебя еще останется какое-то напряжение, придется мне пересмотреть программу.

И он рассмеялся, весело и облегченно.

Гетеборг, Швеция

Набухшие облака висели едва не над головой, закрывая луну и звезды. Они принесут дождь, а может, и снег еще до того, как настанет утро.

Саймон сидел на дне маленькой лодки со связанными за спиной руками. Элпо усердно работал веслами. Никки прижимал к боку пленника пистолет. Во второй лодке находились Йен Йоргенсон и какой-то незнакомый Саймону коротышка гребец.

Канал оказался широким. По обоим берегам возвышались дома, из окон которых лился тусклый свет. Зловещие тени плясали на воде.

Весла почти не производили шума, только поднимали крошечные волны.

Канал заворачивал вправо, и зданий стало меньше. И ни единой души.

Саймону почти удалось ослабить узел. Еще несколько минут — и он освободит руки. Понадобится совсем немного времени, чтобы восстановить чувствительность.

Но есть ли у него это время? Местность почти пустынна, и теперь они спокойно могут прикончить его.

Он продолжал растягивать путы, стирая кожу до крови, но это не помогало: кровь смазывала веревку.

— Стойте! — крикнул Йен. Вторая лодка поравнялась с первой. — Ну вот, лучшего места не придумаешь. Никки, я хочу сам всадить пулю в этого ублюдка. Потом положишь в мешок и утопишь.

Саймон, даже не видя, понял, что Никки подался к Йену, протягивая оружие. Пора!

Он подпрыгнул, столкнулся с Элпо и бросился на коротышку из другой лодки. Оба суденышка бешено завертелись, над водой послышались проклятия. Саймон ударился о воду и, перед тем как уйти вглубь, услышал всплеск, потом другой.

Господи, на свете нет ничего холоднее, чем эта чертова вода! Но чего он ожидал? Ноябрь в Швеции — не самый теплый месяц. Интересно, сколько пройдет времени, прежде чем он окончательно окоченеет и пойдет ко дну?

Но сейчас некогда размышлять.

Он бешено работал ногами, пытаясь не гадать, когда они онемеют. Нужно освободить руки. Иначе он наверняка погибнет — либо от холода, либо от пули.

Саймон продолжал распутывать узел, пока не достиг дна, отвернул от того места, где, по его предположению, находились убийцы, и поплыл как мог быстрее, работая одними ногами, в противоположном направлении, туда, где район был более оживленным и можно выбраться из канала.

Но скоро он начал задыхаться. Осталось совсем немного — и никакой надежды.

Саймон всплыл наверх и увидел в воде Никки и Йена. Они тихо переговаривались, прислушиваясь к малейшему шуму. Черт, а он так и не освободился! Он услышал крик. Обнаружен!

Элпо принялся лихорадочно грести к нему и даже не остановился, чтобы выудить из воды Йена или Никки.

Но в этот момент руки Саймона выскользнули из веревочной петли. Кровь из ссадин смешивалась с водой. Кожу должно было дьявольски щипать, но Саймон почти ничего не чувствовал. Руки казались обломками дерева.

Стоило Элпо поднять пистолет, как Саймон нырнул. Ледяная вода ударила в лицо. Близко. Слишком близко. Он снова нырнул, футов на десять, и поплыл что было сил к берегу.

Когда он снова выбрался на поверхность, легкие горели от недостатка воздуха, а лодка уже надвигалась на него. Вторая почти не отставала. Преследователи высматривали его.

— Вот он! — заорал Йен. — Ловите! Пули вспороли воду за его спиной, Где-то взвыли сирены.

Саймон ушел вниз, на этот раз глубже, и, изменив направление, поплыл на звуки сирен. Было так холодно, что даже зубы ныли.

Настал момент, когда он уже не смог задерживать дыхание, просто не сумел больше вынести холода.

Саймон медленно всплыл и огляделся.

И не поверил собственным глазам.

На берег канала вылетело с полдюжины полицейских машин. Вооруженные люди что-то кричали по-шведски. Луч прожектора уперся в Йена и его сообщников.

Какой-то парень протянул руку и вытащил Саймона на сушу.

— Мистер Руссо, если не ошибаюсь?

Глава 27

Лили шагала рядом с инвалидным креслом Олафа. Они возвращались в вестибюль с его гигантской шахматной доской и трехфутовыми фигурами, расставленными вдоль стен.

Олаф знаком велел слуге оставить кресло посреди доски, прямо напротив белого короля, взглянул на Лили и сверился с часами, болтавшимися на худом запястье с проступающими венами.

— Ты почти ничего не ела за ужином.

— Почти, — согласилась она.

— Он уже мертв. Прими это и смирись с неизбежным. Лили уставилась на белую королеву. Интересно, тяжелая она? Сумеет Лили поднять ее и швырнуть в мерзкого старикашку?

Она искоса посмотрела на молчаливого слугу, одетого в белое, словно больничный служитель, и спросила:

— Почему вы не купите кресло с электроприводом? Просто нелепо, что он всюду следует за вами!

— Когда ты так высказываешься, я отчетливо вижу, что ты совсем не похожа на бабку, несмотря на внешнее сходство. Непочтительна и злобна. Не стоит, Лили. Мне это не нравится. Я готов поднести тебе головы Фрейзеров на блюде. Что еще я могу предложить?

— Позволить мне и Саймону уехать вместе с картинами бабушки.

— Не будь ребенком. Лучше послушай, это очень важно. От жены я требую послушания. Йен, разумеется, преподаст тебе урок манер и научит держать язык за зубами.

— Олаф, мы живем в новом тысячелетии, и вы очень стары. Даже если умрете через неделю, я откажусь здесь остаться.

Он ударил кулаком по подлокотнику кресла, так что оно подпрыгнуло.

— Черт возьми, будешь делать все, что тебе сказано! Или хочешь увидеть тело любовника, прежде чем согласишься? Прежде чем поймешь, что он в самом деле мертв?

— Он мне не любовник, говорю же!

— А я не верю. Ты говоришь о нем как о каком-то герое, способном преодолеть любые препятствия. Это вздор.

— Только не в случае Саймона.

Ах, она так хотела верить, что Саймон и в самом деле может преодолеть любое препятствие! Даже если это вздор. Но она отчаянно надеялась, что Саймон жив. Он поклялся ей, что выживет, и не нарушит слова. Два часа назад, перед тем как его увели, он легонько сжал ладонями ее лицо и прошептал:

— Со мной все будет хорошо. Ты только твердо верь в это, Лили.

Она облизнула сухие губы, борясь со страхом, ворочавшимся глубоко внутри, и ответила:

— Я думала насчет этих новых критериев, Саймон, и признаю, что, когда дело доходит до мужчин, я действительно нуждаюсь в помощи.

— И ты ее получишь, — кивнул Саймон.

Она смотрела, как его уводят трое мужчин, как закрывается за ними дверь, слышала шорох колес инвалидного кресла по мраморному полу.

Из раздумий ее вырвал голос Олафа:

— Ты забудешь его. Я об этом позабочусь.

Лили воззрилась на двух молчаливых гигантов телохранителей. Они последовали за ними из столовой.

— Знаете, у меня есть потрясающий брат. Не слышали о нем? Диллон Савич. Правда, он не рисует, как наша бабка, а режет по дереву. И создает настоящие произведения искусства.

— Детское хобби, недостойное настоящего мужчины, обладающего умом и решимостью. А ты тратишь время на дурацкие комиксы. Как его зовут? Римус, кажется?

— Да, я рисую политические комиксы. Его зовут Несгибаемый Римус. Совершенно аморален, вроде вас, правда, никогда еще не опускался до заказных убийств. И я добилась определенных успехов. Ну не забавно ли, как талант бабушки находит новые пути, чтобы проявиться в нас, ее внуках?

— Сара Эллиот была уникальна. Другой такой никогда не родится.

— Согласна. Но и такого карикатуриста, как я, не будет. Я тоже единственная в своем роде. А что такое вы, Олаф? Всего лишь одержимый старик, слишком долго имевший неограниченную власть и кучу денег! Скажите, что достойного вы совершили в своей проклятой жизни?

Его лицо налилось краской, дыхание стало затрудненным. Слуга испуганно озирался. Телохранители выпрямились и напряглись, переводя взгляды с Лили на босса. Но ее уже несло. Она не могла остановиться. Ярость и бессилие бушевали в ней. Господи, как она ненавидит этого липкого монстра! Хоть бы у него сосуд в мозгу лопнул от бешенства! Пусть его удар хватит! Это достойная плата за то, что он сделал с ней и Саймоном!

— Я знаю, кто вы: одна из многочисленных завистливых бездарностей, у которых никогда не хватает способностей на сколько-нибудь приличную картину. Вы даже не смогли остаться бледной имитацией, неким подобием художника! Бьюсь об заклад, моя бабушка тоже считала вас жалким, да-да, именно достойным жалости! И наверняка высказала это в лицо, верно?

— Заткнись! — прохрипел он, принимаясь осыпать ее шведскими ругательствами, но поскольку Лили ничего не понимала, то и никак не отреагировала. А вот телохранителям было явно не по себе: очевидно, босс не часто срывался и, уж конечно, не орал и не брызгал слюной.

Но Лили и не подумала заткнуться. Наоборот, набрала в грудь воздуха и завопила еще громче:

— Что она сказала в тот день, когда уехала с дедом? Ведь вы ходили к ней, верно? Умоляли выйти за вас. Но она отказалась, не так ли? Посмеялась над вами? Сказала, что предпочтет даже женоненавистника Пикассо? Что вы ничтожество, вызывающее у нее только отвращение своими претензиями и прилипчивой любовью? Так что она сказала вам, Олаф?

— Черт бы тебя побрал! Она назвала меня избалованным мальчишкой, у которого чересчур много денег и который навсегда останется пустым эгоистом!

Он снова зашелся в кашле, отчаянно тряся головой.

— Вижу, вы точно помните все, что сказала вам моя бабушка! Но это было более шестидесяти пяти лет назад! Господи, вы и тогда были ничем, а сейчас… просто смотреть страшно! Омерзительное зрелище!

— Заткнись! — повторил он. Похоже, ей удалось вывести его из себя. Худые, покрытые старческими веснушками руки сжимали подлокотники кресла, искривленные скрюченные пальцы побелели от напряжения.

Слуга наклонился над ним и что-то тихо сказал. Лили не поняла ни единого слова. Олаф, не обращая на него внимания, пренебрежительно отмахнулся. Лили язвительно улыбнулась:

— Знаете, Сара так любила Эмерсона, что непрерывно его рисовала. В коллекции нашей мамы есть шесть портретов.

— Знаю! — почти взвыл он. — Конечно, знаю! Думаешь, мне нужны портреты этого обывателя? Паршивого филистера? Чертов дурак не ценил ее! Не понимал! Только я мог понять ее, но она меня оставила. Я умолял ее на коленях, но она не слушала.

Он трясся так сильно, что казалось, вот-вот упадет с кресла.

Неожиданно он что-то крикнул слуге. Тот взялся за ручки и принялся толкать кресло вперед.

— Эй, Олаф, вы, никак, бежите от меня? Неужели не хотите выслушать до конца? Клянусь, вам сказали правду второй раз в жизни! Больше не хотите жениться на мне?

Он продолжал кричать, но изо рта вырывались бессвязные фразы, смесь английских и шведских слов. Похоже, он окончательно спятил! Что он собирается делать? Почему велел себя увезти?

Она прижалась к белому королю, вздрагивая от запоздалой реакции, гадая, до чего довела его своими издевательствами. И бежать некуда: телохранители не пустят ее дальше двери.

Куда потащил Олафа слуга? Какой приказ получил?

Телохранители тихо переговаривались, недоуменно таращась на нее и не зная, что теперь делать.

Праведный гнев сменился страхом, но Лили старалась держаться. До чего же она, оказывается, похожа на бабушку! Обе столкнулись лицом к лицу с этим человеком и повели себя одинаково! И Лили этим гордилась.

Она мучительно соображала, что теперь предпринять.

Но времени у нее не осталось. За дверью послышался знакомый шорох колес. Вновь появился Олаф. На этот раз он сам управлял креслом, хотя руки заметно дрожали. Телохранители шагнули вперед. Даже не глядя на них, он покачал головой. Он смотрел на Лили, и в глазах сверкали отблески воспоминаний, живых и болезненных. Воспоминаний о той, другой. И она поняла, что случившееся много лет назад было для него ужасным ударом. Навеки искалечило его душу. Уничтожило все его представления о себе как о нормальном и привлекательном мужчине. И теперь он увидел, кем стал после того давнего дня.

Лили заметила безумие в его взгляде. Безумие, перешедшее за грань ненависти. И все это было направлено на нее. На нее и бабушку, которая уже умерла и ускользнула от его мести. Все, что терзало его, десятилетия одержимости ее бабушкой, идеальной, единственной женщиной в его представлении, вышло наружу и взбунтовалось, когда Лили заставила его вспомнить реальные события и тот день, когда Сара Эллиот объявила, что уезжает с другим мужчиной.

Он остановился в нескольких футах от нее. Интересно, видит ли он ее силуэт или она остается всего лишь смутной тенью?

— Я решил, что не женюсь на тебе, — спокойно объявил он. — Теперь мне ясно, что ты не заслуживаешь ни моей преданности, ни восхищения. Между тобой и Сарой нет ничего общего.

Он поднял маленький «дерринджер» и прицелился в нее.

— Фрейзеры мертвы. Живыми они мне не нужны. Да и ты тоже.

Телохранители дружно шагнули вперед.

Он велел убить Фрейзеров?!

Лили метнулась к креслу и, толкнув что было сил, перевернула его набок. Олаф вывалился на пол. Лили не медля помчалась обратно и растянулась за белым королем. Два выстрела прозвучали одновременно. Голова короля отлетела, и мраморные осколки фонтаном брызнули в разные стороны.

Послышался топот телохранителей, но Лили не шевелилась. Несколько кусочков мрамора ударили в нее, и по руке поползла струйка крови, пятная белое платье. Олаф выкрикивал ругательства, требуя узнать, убил он Лили или нет. Телохранители что-то отвечали по-шведски. Они не погнались за ней, очевидно, потому, что Олаф хотел убить ее собственными руками, сберегая удовольствие для себя, и они это знали.

Лили поползла на четвереньках к большой парадной двери, прячась за королевой, за слоном… краем глаза поглядывая на Олафа. Один из мужчин склонился над ним, протягивая свой револьвер. Потом поднял Олафа и снова усадил в кресло. Тот прицелился.

Лили спряталась за конем. До двери оставалось не более десяти футов.

— Мне нравится это игра! — заорал Олаф и выстрелил. Слон покачнулся и разбился, осыпав ее градом осколков. Лили ощутила резкую боль, но, к счастью, могла двигать ногами. Она прижалась к коню и застыла.

Олаф рассмеялся. Еще один выстрел, прозвучавший непристойно громко в тишине, отколол большой кусок от мраморного пола, но Олаф продолжал палить, и белый конь опрокинулся на королеву.

Очередная пуля просвистела мимо уха, и она прижалась к полу. Один из телохранителей с воплем бросился к ней. Почему?

И тут началась настоящая пальба. Только стреляли отчего-то со стороны двери. Ругательства, шум, суматоха… Дверь слетела с петель и с грохотом рухнула на пол.

Олаф и телохранители лихорадочно отстреливались. Лили вскочила, подняла голову коня, подбежала ближе и швырнула в Олафа. И попала в цель. Кресло опрокинулось вместе со стариком. Телохранители позорно отступали.

Снова пальба. Такой ор, столько шума… И Саймон. Саймон здесь, за каким-то полисменом. Он жив!

Внезапно наступила тишина. Значит… значит, все кончено?

Лили ринулась к Саймону, бросилась ему на шею и застыла. Его руки судорожно сжались.

Она подняла голову и улыбнулась ему.

— Я рада, что ты пришел вовремя. Мне тут совсем худо пришлось.

Олаф как заведенный выплевывал ругательства. Кто-то пнул его ногой, и он заткнулся.

— Все кончено, Лили, все кончено, — шепнул ей Саймон. — Олаф от нас не уйдет. Пора позаботиться о себе. Кстати, у тебя идет кровь. Не шевелись, пока не приедет «скорая».

— Ничего у меня нет. Просто порезы от мраморных осколков. А почему ты мокрый? Купался?

— Так получилось. По неосторожности. Не двигайся.

— Нет, расскажи, как тебе удалось от них удрать? Что случилось?

Поняв, что она не отвяжется, он постарался объяснить как можно короче и спокойнее:

— Я нырнул в канал, пытаясь смыться, но не смог. Зато на берег меня вытянул целый отряд полисменов. Они же позаботились об Элпо, Никки и Йене. Никого не убили. Все сидят в местной кутузке, и это заслуга твоего брата. Позвонил другу в Стокгольм, у которого, как оказалось, живут в Гетеборге два брата и оба служат в полиции. Так что за особняком велась слежка. Копы увидели, как меня запихали в машину, вызвали подкрепление и поехали следом.

— Я хочу познакомиться с этими братьями, — решила Лили, и впервые за все это время ей захотелось улыбнуться. Она так и сделала. Лицо ее озарилось чудесной, полной надежды улыбкой.

Глава 28

Вашингтон

Поздним вечером в субботу похолодало так, что даже Стокгольм казался тропиками по сравнению с Вашингтоном. Температура упала, небеса разверзлись и осыпали все восточное побережье мелким снегом.

Лили наконец улеглась в постель. Плечо и спина, израненные мраморными осколками, больше не болели.

— Ничего страшного, поверхностные царапины, — заключил шведский доктор, и ей захотелось дать ему оплеуху. Теперь скорее всего у нее прибавится шрамов.

Когда она со вздохом изложила это Саймону, он, обкладывая подушками ее широкое сиденье в первом классе, признался, что обожает искалеченных женщин. Шрамы, по его мнению, были признаком сильного характера.

— Нет, — запротестовала Лили, позволяя ему укутывать ее тонким одеялом, предоставляемым авиакомпанией. — Это всего лишь доказывает, что женщина не разбирается в людях.

Он засмеялся и поцеловал ее. Потом откинул волосы с ее лба и снова поцеловал. Только на этот раз уже не смеялся.

Отстранившись, он сжал ее лицо ладонями и сказал очень тихо, поскольку фильм закончился и пассажиры тускло освещенного салона пытались уснуть:

— Думаю, из нас выйдет идеальная команда, Лили. Ты, я и Несгибаемый Римус.

Лили ничего не ответила, только поудобнее устроилась под одеялом.

Но полет давно закончился, и они, слава Богу, добрались до дома Савича, где и устроились на ночлег.

Лили со вздохом положила голову на подушку.

Похоже, Саймон перенес испытание лучше, чем она, готовая каждую минуту отключиться от усталости. Хорошо бы ему поспать.

Но Саймон никак не мог заснуть: уж очень короткой была раскладушка, того и гляди свалишься на пол. Правда, он сумел прикрыть ноги: нелегкая задача, поскольку они свисали с края. Он временно поселился в комнате Шона, почти напротив спальни Лили, так как малыш все еще жил у миссис Савич.


— Лишняя предосторожность не помешает, — объявил Диллон, помогая Дейну Карверу, новому специальному агенту его подразделения, вносить узкую армейскую раскладушку, на которой предстояло ночевать Саймону. Последний уверял, что поместится даже в колыбельке Шона, лишь бы дали немного поспать.

Умом Саймон понимал, что Лили в полной безопасности, хотя, на его вкус, находится чересчур далеко. Ничего, скоро все это изменится, недаром у негб появился весьма остроумный план. Он уже представлял ее порхающей по своему особняку. Можно переделать одну из спален под ее мастерскую. Там прекрасное освещение, как раз то, что нужно.

Саймон улыбался, вдыхая запах Шона. Чудесный запах, но он бы предпочел очутиться в гостевой спальне, вернее — в постели Лили. Он всегда отличался терпением, и теперь это прекрасное качество ему пригодится, ведь что ни говори, а он знает Лили немногим больше двух недель.

А Лили тем временем металась по кровати, искренне не понимая, почему не может уснуть. Правда, сейчас в Швеции утро. Но она и Саймон пробыли там недолго и не успели привыкнуть к тамошнему времени. Она была до предела измотана, и все же сон не шел.

Может, потому что по-прежнему тревожится о брате? Тамми Таттл так и не показалась. Не пришла за Диллоном, и тот, как, впрочем, и Шерлок, был вне себя от беспокойства и раздражения.

В пятницу днем, как и было объявлено, Диллон взял такси до аэропорта и сел в самолет, летевший в Техас, но в последнюю минуту сошел и тайком вернулся домой.

Настала ночь субботы, все сроки давно вышли, и все же в доме было полно агентов. Джимми не собирался рисковать и потребовал установить очень сложную систему сигнализации.

Лили надеялась, что Диллон и Шерлок крепко спят. Хотя… они скучают по Шону. Когда настало время расходиться, они оба, не сговариваясь, двинулись в комнату сына.

Она повернулась на бок и охнула от внезапного кинжального удара боли. Уж очень не хотелось снова принимать болеутоляющее.

Лили закрыла глаза и вновь увидела огромный зал, увешанный картинами ее бабушки. Теперь они вернутся в музеи всего мира. Олаф и его сын ничего не смогут сделать. Йен проведет в тюрьме много лет. Олаф лежит в реанимации и вряд ли выживет.

Долгое время спустя, когда глаза стали наконец сами закрываться, что-то взбудоражило ее. Словно кольнуло.

Лили приподнялась на локте. Она явно что-то слышала! И это не Саймон, не Диллон и не Шерлок!

Нет, что-то неладно.

Может, она просто накручивает себя?

Может, это проделки измученного мозга?

Или порыв ветра, ударившего веткой дерева о стекло?

Да, звук идет снаружи.

В ее комнате все спокойно.

Или это Саймон проснулся и встал?

Лили выжидала, упорно вглядываясь в темноту.

Ничего.

Она уже стала успокаиваться, когда раздался скрип.

Скрипнули половицы. Но на этот раз кто-то был совсем близко.

Сердце Лили бешено заколотилось.

Лили напряглась, пытаясь разглядеть, что происходит. И слишком поздно заметила быстро метнувшуюся к ней тень, ощутила адскую боль, острым кинжалом вонзившуюся в череп.

Она бессильно обмякла на подушке. И за секунду до того, как потерять сознание, увидела слюнившееся над ней лицо… женское лицо… Поняла, кому оно принадлежит. Чужие губы прошептали:

— Привет, младшая сестричка.


Шерлок не могла заснуть. Рука Диллона тяжело лежала у нее на груди. Он был рядом, теплый… родной, и она жадно вдыхала знакомый запах, но даже это не помогало. Мозг не соглашался отключиться. Она снова и снова перебирала в памяти все, что знала о Тамми. Но важнее всего то, чего они не знают.

Поняв, что больше не вынесет, Шерлок потихоньку отодвинулась от Савича, встала и накинула старый шерстяной халат. На ноги натянула теплые носки.

Нужно снова проверить весь дом, просто необходимо, хотя она все проверила уже три раза, а Диллон, вероятно, не три, а все пять. Она должна быть уверена. Правда, что может случиться? Ночь. Тихо. Идет снег, и Шон в полной безопасности у своей бабушки. Когда она посчитает возможным вернуть его домой? Или вообще никогда? Но должно же это кончиться? Должна же Тамми предпринять какие-то шаги!

Оставалось надеяться, что четверо агентов, стороживших на улице, не отморозят задницы. Но по крайней мере у них был горячий кофе: она сама отнесла им гигантский термос часов около десяти.

Шерлок добралась до конца коридора и блаженно потянулась, чувствуя домашнее тепло, вдыхая знакомые ароматы. Но уже через секунду вдруг сообразила: что-то изменилось.

Ее насторожило спокойствие. Неестественное. Мертвенная тишина.

Да, это отключена сигнализация: нет ровного гудения, обычно едва слышного, но постоянно присутствующего.

Паника сжала ей горло.

Она глянула вниз с резной изогнутой лестницы, увидела свет, собравшийся в самом низу, там, где над застекленной аркой входной двери висел фонарь, в луче которого лениво плыли снежинки. Сделала шаг, другой, и тут что-то резко ударило ее в спину. Шерлок вскрикнула — по крайней мере ей так показалось — и полетела вниз. Кто-то прошел мимо, пока она лежала лицом вниз на пушистом персидском ковре, почти теряя сознание. Она ушибла голову, не могла пошевелиться, и все тело надсадно ныло.

Шерлок показалось, что она услышала стон, и тень, стоявшая рядом, исчезла. Входная дверь открылась, да-да, не просто открылась — распахнулась, потому что холодный воздух коснулся ее лица и она вздрогнула.

Дверь так и осталась открытой, и Шерлок уже успела сообразить, что случилось. Кто-то столкнул ее с лестницы. Тот, кто только сейчас вышел через эту самую дверь.

Она не помнила, как поднялась, шатаясь, цепляясь за перила лестницы, изнемогая от страха. Тамми! Это, конечно, она! Но как? Как она проскользнула мимо агентов? И почему Шерлок ее не заметила?

Шерлок откинула голову и пронзительно завопила:

— Диллон! О Боже, Диллон! Скорее сюда!

Саймон и Савич появились одновременно, оба в трусах, заспанные и ничего не понимающие. Зажегся свет.

— Шерлок!

Савич в три прыжка оказался рядом, прижал ее к себе и тут же отпустил, боясь, что сделал больно. Шерлок схватила его за руки.

— Нет-нет, Диллон, со мной все в порядке. Тамми! Она была здесь и столкнула меня с лестницы. Сигнализация была отключена, и я как раз спускалась вниз, чтобы проверить, в чем дело. И услышала женский стон. Где Лили? Господи, посмотри, где Лили!

Саймон взлетел по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Издали послышался его крик:

— Она исчезла!

Диллон схватился за сотовый и вызвал следивших за домом агентов. Саймон включил свет во всем доме. Входная дверь действительно была открыта, и Лили действительно пропала. Тамми каким-то образом ухитрилась похитить ее, проведя мимо Шерлок.

Саймон, по-прежнему в трусах, выскочил на крыльцо, пытаясь что-то разглядеть в темноте через белый занавес снега.


— Что говорит народ в «поведенческих науках»? — осведомился Джимми Мейтленд, прихлебывая обжигающий кофе.

— Джейн Битт считает и честно признается, что во всей практике отдела никто и никогда не сталкивался ни с чем подобным. Должно быть, Тамми обладает каким-то даром на генетическом уровне, способностью заставить окружающих видеть то, что нужно ей. Поразителен ее размах. Она заставила всех присутствующих в аэропорту Антигуа поверить, что перед ними мужчина. Абсолютно уникальный талант. Джейн утверждает, что равных ей просто нет, и с этой стороны она непобедима. Нам нужно сосредоточиться на поведении однорукой женщины двадцати трех лет от роду. Она одинока и уязвима. Что бы мы сделали на ее месте? Если сумеем предсказать ее дальнейший ход, значит, выиграем партию, — объяснил Савич.

— Но мы не знаем, где она держит Лили, — возразила Шерлок.

— Она должна была прийти за мной, а не за Лили. Оторвать мою гребаную голову, — медленно произнес Савич, глядя на свои руки, сжимавшие талию Шерлок.

Мейтленд моргнул. Савич был известен тем, что никогда и ни при каких обстоятельствах не ругался. Но тут он сообразил, что Диллон цитирует Тамми.

Саймон в это время метался по комнате. На нем были только мятые черные слаксы. Ни рубашки, ни туфель.

— Слушай; Савич, ты знаешь, она забрала Лили, когда сообразила, что эта месть куда слаще, чем просто прикончить тебя. Думай, черт возьми, думай! Где она могла спрятать Лили? — прокричал он.

Было почти четыре часа утра, и по-прежнему шел снег. Никто не сказал ни слова. Савич сидел в своем любимом кресле, откинув голову и закрыв глаза. Шерлок вдруг встала и наклонилась над ним.

— Кажется, я знаю, где сейчас Лили, — очень тихо сказала она.

Глава 29

Ужасно холодно. Куда холоднее, чем на голом матрасе в запертой комнате особняка Олафа Йоргенсона. На этот раз ноги и руки были стянуты чем-то вроде скотча.

Она лежала на боку в темном помещении, где пахло чем-то странным. Нет, совсем не противно, просто она никак не могла понять, чем именно.

И чувствовала она себя неплохо, если не считать тупой боли в голове и боку. Но от этого не умирают. Умирают от другого.

Если, например, та сумасшедшая, что притащила ее сюда, решится на убийство.

Кажется, она слышит чей-то смех?

Или это только чудится?

Лили стиснула зубы и попыталась освободить руки. Оказалось, что связаны они вовсе не так уж туго. Она дергала, выкручивала запястья в надежде, что скотч поддастся.

Где она? Куда отвела ее Тамми? Да, недаром говорят, что безумцы невероятно хитры. Сколько раз она водила за нос Диллона! И видимо, решила таким образом отомстить ему. И верно, это куда тоньше, чем просто убить его! Теперь угрызения совести медленно сведут его в могилу.

Лили прекрасно понимала, что Диллон, возможно, уже сейчас терзается сознанием собственной вины.

Да когда же чертов скотч поддастся?

И что это за смесь запахов?

И тут Лили поняла.

Она скорее всего в каком-то сарае. Пахнет полусгнившим сеном, льняным маслом… да-да, льняным или каким-то еще… и очень слабо сухим навозом.

Какой-то сарай…

Она вспомнила, как Саймон расспрашивал Диллона, где они впервые столкнулись с Таттлами, и тот ответил, что брат и сестра скрывались "в сарае на участке, принадлежавшем Мэрилин Уорлуски, около Плам-Ривер в штате Мэриленд.

Может, Тамми вернулась сюда? Хорошо еще, что Диллон и Шерлок знают об этом месте. А где сама Мэрилин? И жива ли еще?

Неяркий сероватый свет сочился сквозь грязное стекло над ее головой. Рассвет. Скоро настанет утро.

Лили упорно старалась освободиться. Ей не хотелось думать о том, что когда она пользовалась скотчем, он ни разу не порвался и не лопнул. Но путы постепенно слабели, она это чувствовала.

Господи, как в туалет хочется! И есть тоже. Голова и бок болели все сильнее. Проклятый доктор заверил, что это постепенно пройдет. Жаль, что она не треснула его по голове. Пусть бы почувствовал на своей шкуре ту поверхностную боль, которая скоро пройдет. Поганец несчастный!

Свет постепенно становился ярче, и Лили сообразила, что находится в крохотной шорной комнатушке. К противоположной стене был приткнут древний стол, у которого стояли два старых стула. С гвоздя свисала одинокая узда с порванными поводьями.

Холодно… как холодно…

Ее трясло все сильнее. Теперь стали видны трещины в стене, сквозь которые беспрепятственно проникал сквозняк. А на ней одна ночная сорочка. Хорошо еще, хоть фланелевая, с длинными рукавами и высоким воротом, доходившая до пят.

Но этого недостаточно. Совсем недостаточно.

Она повернула голову на скрип медленно открывающейся двери. В смутном свете возникла женщина.

— Привет, сестричка. Ну как скотч? Держится? Или немного поддался?

— Я не твоя сестричка, — бросила Лили.

— Нет, ты сестричка Диллона Савича, и этого вполне достаточно. То что надо!

Тамми переступила порог, потянула носом, нахмурилась, выдвинула шаткий стул, бесцеремонно на него плюхнулась и скрестила ноги. Лили заметила, что на ней черные сапоги с высоченными каблуками.

— Я очень замерзла, — пожаловалась она.

— Да, я так и думала.

— И мне нужно в туалет.

— Ладно, плевать мне на то, что ты замерзла, но ходить под себя — это уж слишком. Так и быть, развяжу тебе ноги. Иди в сарай и присаживайся в уголку. Видишь, я заматываю тебе руки спереди, а то еще описаешься!

Сопротивляться Лили не могла: ноги были спутаны. Оставалось ждать, пока Тамми заново связывает ей руки. Хоть спереди — и то хорошо, пусть и ненадолго.

— Возьми.

Тамми протянула ей бумажные салфетки и повела в большой, донельзя захламленный сарай: повсюду валялись вязанки превратившегося в труху сена, ржавые детали сельскохозяйственных машин, оторванные доски. Сквозь дыры в стенах свистел ветер. Лили сразу заметила в центре большой черный, чисто выметенный круг. Именно сюда Тамми и ее брат тащили мальчиков, перед тем как призвать Вурдалаков.

— Как насчет вон того угла? Только скорее, у нас много дел. Думаю, ты не настолько глупа, чтобы выкинуть какую-нибудь штуку, но это и не важно. Двигай ножками, сестричка.

Лили облегчилась и повернулась к Тамми, пристально наблюдавшей за ней.

— Как ты пробралась в дом? При такой надежной сигнализации?

Тамми только улыбнулась.

Лили жадно рассматривала ее. Черные джинсы, черные сапоги, черный свитер с высоким воротом. Один рукав пустой. Не красивая, но и не уродливая. Обычная. Лицо какое-то стертое. И ничуть не страшная, несмотря на смазанные гелем, торчащие дыбом темные волосы. И глаза темные, темнее волос, резко контрастирующие с мертвенно-бледным лицом. Тощая, длинные ногти выкрашены лаком того же фиолетового цвета, что и губная помада. Даже при своей худобе она излучала силу и энергию.

— Бьюсь об заклад, что твой братец и его рыжая женушка все ногти изгрызли от нетерпения, дожидаясь меня. Но я хитрее их. И не поверила тому, что говорил по телевизору тот тип из ФБР. Ни на секунду! Так и поняла, что это ловушка. Что ж, кто кого! Я выждала, разузнала все насчет сигнализации, научилась ее отключать. Подумаешь, сложности! Садись, сестричка!

Лили села на связку сена, такого старого, что оно разлеталось под ней в пыль.

— Вряд ли ты сумела бы отключить ее в одиночку. Это требует немалых знаний.

— Ты права. Люди всегда недооценивают меня, потому что считают деревенщиной.

Тамми ехидно ухмыльнулась и принялась ходить взад-вперед, время от времени поглядывая на пустой рукав. Лили заметила, как осунувшееся лицо исказилось сначала паникой, а потом неистребимой ненавистью.

— И что ты со мной сделаешь? Тамми рассмеялась.

— Как что? Затащу тебя в круг и вызову Вурдалаков. Они прилетят и раздерут тебя живьем, а то, что останется, доставлю твоему брату. Поверь, зрелище будет еще то!

Тамми помедлила и склонила голову набок.

— Они уже близко, я их слышу.

Лили прислушалась. Ничего. Кроме тихого шороха ветвей, клонившихся под грузом снега, да посвиста ветра. И больше ничего. Ни птичьего пения, ни рева скотины.

— А я — нет.

— Еще услышишь, — пообещала Тамми. — Еще услышишь. Нам нужно войти в круг. Ты сядешь в середине. Я даже не свяжу тебе рук. Двигайся, сестричка.

Она вытащила пистолет и прицелилась в Лили.

— Никуда я не пойду, — отказалась та. — Интересно, захотят ли меня Вурдалаки, если останусь здесь? А если ты меня застрелишь? Наверное, мертвец им не нужен?

— Вот мы и посмотрим, договорились? Тамми снова подняла пистолет.


Ну почему у него нет мотоцикла, быстрого, ловко лавирующего между машинами? По утрам все шоссе забито!

Саймон нетерпеливо ерзал на сиденье машины. Неужели у Савича нет чертовой сирены? Куда стремятся все эти люди?

Когда наконец пробка немного рассосалась, Савич налег на акселератор. Саймон оглянулся и увидел шесть черных машин ФБР, летевших сзади и старавшихся не отставать.

— Расскажи, Шерлок, — попросил он задыхаясь. — Мы скоро будем на месте. Расскажи о Тамми.


Тамми медленно опустила оружие.

— Думаешь, что очень умная? Умнее меня?

Лили покачала головой, почти теряя сознание от облегчения. Она уже приготовилась к смерти. Что же, даже неплохо, если пуля пронзит ее сердце и все сразу кончится. Лучше, чем быть сожранной заживо.

Но нет, она все еще здесь, все еще жива, хотя Тамми не спрятала пистолет.

Похоже, что Тамми всеми силами старается запугать ее и затащить в черный круг.

— Где Мэрилин? Она твоя двоюродная сестра, верно?

— Хочешь узнать о моей милой маленькой кузине? Я на нее сердита. Понимаешь, рассказала твоему брату все, что знала обо мне. Позволила использовать себя как наживку. До чего же он жестокий, твой братец! Правда, мне нравится это в парнях. Она ждала меня прямо там, в аэропорту, рядом с дурой, которой было поручено ее охранять. От меня. Представляешь? Ну и шуточки! Я перерезала горло бабе-агенту, и все видели, что это сделал какой-то псих. Никому в голову не пришло, что это я. Хочешь знать, почему я ненавижу твоего брата? Все очень просто. Он убил Тимми, искалечил меня, так что рука болталась на ниточке — я сама это видела и думала, что умру. Потом меня привязали к кровати, потому что твой брат так велел, отрезали руку напрочь, и я в самом деле едва не умерла. И все из-за проклятого Савича.

И тут на нее что-то нашло. Резко повернувшись, она пронзительно завопила в потолок:

— Одна чертова рука! Только взгляни на меня! Мой долбаный рукав пуст! Я едва не сдохла от инфекции, чтоб ему пусто было! Он отстрелил мне руку! Ничего, после того как я напущу на тебя Вурдалаков и они сделают из тебя кровавое месиво, я достану его, достану его, достану!

Лили молчала, пытаясь собраться с силами и растянуть скотч. Хорошо бы поднести руки ко рту и пустить в ход зубы, но Тамми наверняка это заметит. По крайней мере руки все еще связаны спереди, и это дает ей какой-то шанс.

Тамми глубоко вздохнула и, медленно опустив руку, устремила взгляд на Лили.

— Ты вроде него — такая же упрямая.

— Как ты прокралась мимо агентов, охранявших дом?

— Олухи безмозглые, ни на что не годятся. Это совсем легко, даже усилий особенных тратить не приходится. Просто не позволила им увидеть меня.

Это уж совсем наглое вранье!

Лили недоверчиво усмехнулась, но все же спросила:

— И меня они тоже не увидели?

— Конечно. Я просто вытащила тебя наружу в этой миленькой рубашечке — прости, что не захватила пальто. Но думаю, после того как ты поняла, что с тобой будет, захочешь напоследок почувствовать хотя бы холод. Все лучше, чем лежать мертвой и совсем ничего не чувствовать. А теперь, сестричка, двигай в этот чертов круг.

— Нет.

Тамми подняла пистолет и выстрелила. Лили невольно вскрикнула, слетела с вязанки, ощутив щекой горячее дыхание пули, и продолжала катиться по полу. И все рвала, рвала скотч на запястьях. Очередная пуля ударила в груду гниющего сена, подняв столб пыли.

Видимо, сочтя, что с Лили достаточно, Тамми подошла ближе и встала над ней. Дуло пистолета было по-прежнему направлено в грудь Лили. Она молча смотрела на Тамми, боясь пошевелиться, боясь вздохнуть.

— У тебя большая проблема, верно, Тамми? — спросила наконец Лили. — Вурдалаки не прилетят, если я не буду привязана, как коза к колышку, в середине этого черного круга? Привыкай. Я никуда не пойду.

Тамми не ответила. Просто повернулась и отошла уверенным, тяжелым шагом. Лили недоуменно смотрела, как она исчезает в шорной. Дверь со стуком захлопнулась.

Было так тихо, что Лили слышала, как воет ветер в щелях. Потом раздался вопль. Женский вопль. Вопль Тамми и два выстрела. Громких. Отчетливых.

Из шорной выскочил Диллон с «зиг-зауэром» в руке.

— Лили! О Господи! Ты в порядке, милая? Все хорошо! Я пробрался в шорную и застрелил ее, прежде чем она меня увидела. Ты не ранена?

Она едва не задохнулась от облегчения.

— Диллон! Ты пришел! Я старалась все время говорить с ней, задавать вопросы, чтобы потянуть время. Боже, как я ее боялась! Потом она начала стрелять, и я подумала, что все кончено…

Она вдруг осеклась. Диллон уже был близко, в нескольких шагах, и Лили увидела не брата, а Тамми. Тамми! Тамми, державшую все тот же маленький уродливый пистолет.

Лили на миг онемела. Мозг отказывался функционировать. Она не могла смириться с тем, что видит собственными глазами, с тем, что было прямо перед ней. Просто не могла.

— Солнышко, что с тобой? Это голос Тамми! Не Диллона!

И тут Лили сообразила. Это с самого начала была Тамми! Она подумала, что видит Диллона, потому что смертельно хотела его увидеть. И потому что так хотела Тамми. И Тамми посчитала, что ей удалось обмануть Лили.

О Боже, Боже…

— Я в порядке, — пролепетала Лили. — И ужасно рада, Диллон, ужасно рада.

Тамми опустилась на колени и обняла Лили.

— Давай я сниму с тебя этот скотч, родная. Сейчас просуну нож под ленту. О, ты уже ее ослабила. Вот и молодец! Еще немного — и сама сумела бы освободиться и удрать, верно?

Она притянула Лили к себе и стала целовать ее волосы. Гладила по спине единственной рукой. Лили ощущала, как крошечные груди Тамми прижимаются к ее груди. Тамми положила пистолет на землю на расстоянии протянутой руки.

— Держи меня, Диллон. Не выпускай. Сколько же я натерпелась! Какое счастье, что ты пришел так быстро!

Она зарыдала, громко, по-детски, всхлипывая. Тамми все крепче стискивала ее, продолжая целовать волосы. Ладонь Лили медленно ползла к пистолету. Еще чуть-чуть… пальцы уже коснулись рукоятки…

Тамми подхватила пистолет, сунула за пояс и прошептала:

— Давай помогу, солнышко. Больше нечего бояться. Шерлок на улице, с остальными агентами. Пойдем к ним.

Она обхватила Лили за талию и повела к двери. Нет… не совсем к двери. Сворачивает налево… к большому черному кругу.

И в тот момент, когда она швырнула Лили на спину в середину круга, та успела выхватить из-за ее пояса пистолет и прицелиться.

Тамми, похоже, не заметила, что Лили завладела ее оружием и целится в нее. Повернувшись к дверям, она подняла голову и завыла:

— Вурдалаки! Я приготовила вам угощение. Не молодую кровь, как всегда, а сладкий, мягкий кусочек! Женщину! Несите топоры! Несите ножи! Раздерите ее в клочья! Сюда, Вурдалаки!

Двери сарая распахнулись внутрь, словно под сильным порывом ветра. Лили увидела клубящийся снег и в снегу что-то странное… вроде вихря. Да, просто вихрь. Такой, который видел Диллон?

Снег, казалось, разделился на два отдельных образования, как две капли воды похожих на миниатюрные торнадо, извивающихся, словно приседающих до пола, но неуклонно двигавшихся к ней. Белоснежные привидения, пляшущие, колышущиеся в бесконечном движении, подходившие все ближе и ближе. Лили словно оцепенела, ошеломленно уставясь на белые конусы, находившиеся уже не более чем в двенадцати футах от черного круга. Она должна действовать. Должна.

Тамми поняла, что дело неладно, и, нагнувшись, вытащила из сапога нож. Длинный. Наточенный. Занеся нож над головой, она метнулась к Лили.

Лили, не задумываясь, подняла пистолет.

— Нет, Тамми! — вскрикнула она. — Все кончено. Я вижу тебя! Не брата, а тебя! Вурдалаки тебе не помогут!

Но Тамми прыгнула. Прыгнула в круг.

Лили спустила курок.

Тамми вскрикнула, но продолжала надвигаться на Лили.

Лили снова и снова нажимала курок.

Пули отшвырнули Тамми к стене. В груди зияли дыры, кровь текла ручьями. Она лежала на спине, откинув единственную руку. Пустой рукав черной змеей вился по полу.

Но Лили не верила, что Тамми мертва.

Тяжело дыша, она подбежала к безумной. Прицелилась. И не помня себя пустила последнюю пулю ей в голову. Тело Тамми судорожно дернулось. Лили снова попыталась выстрелить, но услышала щелчок. Патроны кончились. Но Тамми все еще жила. Глаза словно прожигали Лили насквозь, и та не могла остановиться. Она, как автомат, все спускала и спускала курок.

Тишину нарушали только глухие щелчки.

Тамми, залитая кровью, лежала на спине, сжимая кулак. Даже горло было разорвано пулей. Лили истратила на нее все шесть пуль.

Лили бросилась на колени и прижала пальцы к липкой от крови шее Тамми.

Пульса не было.

Но глаза по-прежнему смотрели на Лили.

В самую ее душу.

Тамми все еще была здесь.

Все еще цеплялась за все, чем жила.

Губы шевелились, хотя с них не слетало ни звука.

Медленно, до ужаса медленно из глаз уходила жизнь.

Безумие покидало их.

Безумие и неистовство.

Больше она ничего не видела.

Молчание было почти непереносимым.

Лили подняла голову, но Вурдалаки ушли.

Ушли вместе с Тамми.

Глава 30

Вашингтон

Эксперты ФБР обшарили каждый дюйм сарая у Плам-Ривер в штате Мэриленд.

Они нашли множество конфетных оберток, не менее трех дюжин, и больше ничего: ни одежды, ни спальника, ни тюфяка — словом, ни малейшегопризнака того, что Тамми Таттл вообще была здесь.

И никаких следов Мэрилин Уолруски.

— Она мертва, — твердил Савич, и Шерлок каждый раз сжималась от жалости, слыша его виноватый голос.

— Когда речь идет об этой семье, ни в чем нельзя быть уверенным, — деловито отвечала она, но все же придвигалась ближе и клала руку на плечо мужа.

Два дня спустя

Снег перестал идти только к концу дня. Вашингтон был окутан девственно-белым покрывалом. С неба подмигивало ослепительно яркое солнце. Люди, как обычно, занимались своими делами, почти не уделив внимания сообщению национального телевидения, газет и журналов о гибели неуловимой убийцы-психопатки Тамми Таттл в заброшенном сарае на берегу реки.

Лили вошла в гостиную с чашкой дымящегося чая в руке.

— Я позвонила агенту Кларку Хойту в Юрику. Прямо домой, поскольку сегодня воскресенье. Просто не могла больше ждать. Меня так и подмывало все ему рассказать. Благослови его Господь, он смиренно выслушал все мои излияния. Сказал, что Гемлок-Бей так и бурлит сплетнями насчет Элкотта и Шарлотты. Мэр, городской совет w местная методистская церковь созвали собрания и планируют торжественную заупокойную службу. Никто не желает особенно копаться в подробностях их смерти, но возможно, что душераздирающие подробности далеко превзошли правду: злые языки — всегда злые языки, даже в этой глуши. — Помолчав минуту, Лили добавила: — Я также позвонила Теннисону. Он очень расстроен. Ему трудно смириться с тем, что они творили, как ловко использовали его, вернее — нас обоих, для достижения своих гнусных целей. Теперь он знает, что его родители все это время тайком давали мне депрессанты и именно по их приказу мне перерезали тормозные шланги.

— Но откуда они узнали, что ты поедешь в Ферндейл? — удивилась Шерлок.

— Оказывается, Теннисон позвонил им из Чикаго и случайно упомянул о том, что просил меня отвезти в Ферндейл слайды. Мне очень его жаль, но не понимаю, как он мог быть настолько слеп, чтобы не разобраться в собственных родителях.

— Но они ведь и тебя одурачили, — возразил Савич. — Пойми, никому не хочется видеть зло в родных людях, никто не желает признать, что оно существует.

— Я решила лететь в Калифорнию на заупокойную службу, — призналась Лили. — Ради Теннисона. Ему очень больно. Я просто обязана его поддержать, показать всем, что верю в его невиновность. Он понимает, что к нему я не вернусь, и принимает мое решение. — Она вздохнула. — Сказал, что уедет из Гемлок-Бей и больше не желает видеть это место. Никогда в жизни.

— Не могу сказать, что осуждаю его, — кивнул Саймон.

— Пожалуйста, передай Теннисону — нам очень жаль, что все так вышло, — попросил Савич.

— Обязательно, — пообещала Лили и, подняв голову, улыбнулась: — Кажется, Шон проснулся.

Савич и Шерлок мигом вскочили и, взявшись за руки, бросились наверх.

Саймон улыбнулся Лили, глотнул кофе и блаженно прищурился. Савич сам сварил его. Как всегда, лучший в мире.

— Итак, Лили, как твой новый консультант, я думаю, что ты права, решив поехать на заупокойную службу. Тем самым ты поставишь точку на всем случившемся. Потом можно начинать новую жизнь. Знаешь, я очень много думал над этим.

— И что же вы решили, мистер Руссо?

— Считаю, что твоим первым шагом должен стать переезд в Нью-Йорк. Согласись, что клиент не должен жить чересчур далеко от своего консультанта.

Лили пересекла гостиную, осторожно поставила чашку на стол, уселась Саймону на колени и, сжав ладонями его лицо, поцеловала в губы.

Саймон задохнулся, отставил собственную чашку и притянул ее к себе.

— Очень мило… очень.

— Да? А я думаю, это куда больше, чем просто мило. Она поцеловала его в шею и прильнула теснее.

— Я просто хотела сказать, что лучше тебя нет на свете. До сих пор поверить не могу, что все кончено. И что я получу назад свои картины. Но знаешь, я все-таки хочу пока пожить в Вашингтоне. Опомниться немного, похоронить прошлое, и когда наконец смогу смотреть в будущее, начну новую жизнь с чистого листа, без лишнего багажа, который будет меня обременять. Мне необходимо снова оживить Римуса. Стать самой себе хозяйкой.

Ей показалось, что Саймон хочет возразить, но тот только погладил ее по спине и тихо признался:

— Боюсь, что нам до сих пор выпадало не много таких спокойных минут, как эта. Не находишь, что тебе понадобятся частые посещения консультанта, долгие совещания, встречи наедине, причем каждый из нас может думать не о старых бедах, а о счастье, которое обязательно придет?

Лили снова поцеловала его и прижалась лбом к его лбу.

— Заметано, — прошептала она.

Саймон откинулся на спинку кресла, обхватил Лили и потерся щекой о ее шею.

— Забыл тебе сказать. Мой друг, тоже торговец предметами искусства, прислал мне электронной почтой письмо, в котором утверждает, что видел Эйба Теркла в Лас-Вегасе. Тот играл по-крупному и выигрывал. И при этом как две капли воды походил на какого-то лесоруба из захолустья. Никто не признал бы в нем одного из самых блестящих подделывателей картин в мире.

— Представляешь, я все время пытаюсь вспомнить, что случилось с той картиной, которую он мне подарил.

В дверь позвонили.

Диллон и Шерлок все еще играли наверху с Шоном. Лили неохотно встала и пошла к двери. На пороге стоял агент ФБР, протягивая конверт.

— Для Диллона Савича, — буркнул он.

Лили подписала квитанцию, понесла конверт в гостиную и позвала Диллона. Савич спустился вниз с Шоном на плечах. Рядом семенила Шерлок.

— Что тебе, крошка? — спросил он, погладив сестру по щеке.

— Тебе письмо, Диллон.

Савич отдал ребенка жене и, прочитав обратный адрес, недоуменно пожал плечами.

— Это из отеля «Бич» в Арубе.

Он разорвал конверт. Оттуда посыпались цветные снимки.

— Диллон, что это? — не выдержала Шерлок, когда муж принялся медленно перебирать фотографии.

— Это те самые, которые сделала Тамми на Карибах.

На пол спланировал листок бумаги. Савич поднял записку. Всего несколько строчек:

«Мистер Савич, Тамми была права. Здесь очень красивые виды. Я рада, что она не убила вас.

Мэрилин Уорлуски».

Примечания

1

Герои сериала «Секретные материалы». — Здесь и далее примеч. Пер

2

Жаргонное название психиатра (англ.).

3

Слабоумие (англ.)

4

Храброе сердце (англ.)

5

Выступает за права граждан на приобретение и хранение огнестрельного оружия

6

Знаменитая баскетбольная команда Балтимора

7

Герой романа Э. Бронте «Грозовой перевал»

8

Персонаж комической оперы Гилберта и Салливана «Микадо»; чинуша, напыщенный и хвастливый, старающийся произвести впечатление на влиятельного человека


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18