Хозяин Вороньего мыса (Том 1)

      - Я убил демона, который пытался внушить мне страх. - А повернувшись к жене, добавил:
      - Этот человек звался Пармой, пока не вступил в мой дом, но потом Отец Один унес его и бросил в яму забвения, где остаются трусы, а его место занял призрак. Все кончено, у нас больше нет врагов.
      С этого началось великое счастье и процветание Грунлига Датчанина, и его детей, и детей его детей, которые продолжали помнить о силе, отваге и мудрости своего предка и повторяли эту историю так часто, что она превратилась в легенду, а потом и в сказку. Говорят, однако, что потомки Грунлига до сих пор обитают на севере, только вот где именно - неизвестно. Но вы поверите мне, если в бурную ночь хорошенько прислушаетесь: гром до сих пор повторяет его имя, так Отец Один чтит викинга, который хранил свою честь и доверял Одину, владыке богов.
      Ларен остановилась. Она стояла молча, опустив голову. Девушка так и не подняла глаз, когда со всех сторон раздались приветственные клики и серебряные монетки посыпались к ее ногам.
      Но когда одна монетка задела ее ногу, Ларен внезапно ослабела от радости. Она не решалась приподнять голову, боялась, что кто-нибудь разгадает выражение ее лица, а Меррик может прочесть безумную надежду в ее глазах.
      Вскоре Меррик увел Ларен в свою спальню. Он сделал это на глазах у Летты и всех Торагассонов" Таби остался с Кливом. Меррик велел Кливу отнести мальчика в постель к остальным ребятишкам, когда Таби окончательно утомит его своей болтовней о великом Грунлиге и его мудрости. Таби воспринимает Грунлига как живого человека, подумал Меррик, и тут же с удивлением обнаружил, что и сам он относится к Грунлигу, как к реальному существу. Кто знает, может быть, он и вправду жил когда-то, Ларен кто-нибудь рассказывал о нем, и она...
      Он долго лежал рядом с Ларен, стараясь не шевелиться, и наконец сказал:
      - Ты хороший скальд.
      Ларен поблагодарила его, потом глубоко вздохнула и решилась заговорить:
      - Я хотела спросить у тебя одну вещь, Меррик.
      - Да?
      - Сколько ты заплатил за Таби на невольничьем рынке?
      Меррик застыл. Черт побери, эта девчонка его за дурака держит! Неужто она думает, он позабыл о серебряных монетках, которые она успела накопить с тех пор, как рассказывает о Грунлиге Датчанине? Интересно, много ли денег у нее уже набралось? Сегодня, когда Ларен завершила повесть, к ее ногам упало по меньшей мере двадцать серебряных монет и к тому же два тяжелых серебряных браслета - один из них бросил сам Олаф Торагассон.
      - Я купил Таби за пятьдесят серебряных монет.
      Он услышал, как Ларен тихонько ахнула, однако продолжал притворяться, будто ничего не понимает.
      - Что тебя тревожит? Я бы и больше отдал за него. Я очень дорожу малышом.
      Ларен не ответила, на несколько минут она словно лишилась дара речи. Холодное течение Северного моря уносило ее радужные мечты.
      Меррик ухмыльнулся:
      - Таби нынче утром вновь заявил мне, что он - принц. Вздернул подбородок и чуть не лопался от важности.
      В ответ - тишина. Странно, подумал Меррик. Неужели она не засмеется, ничего не скажет по поводу забавных выдумок своего брата?
      - Еще он сказал, что позволит мне и впредь заботиться о нем. Правда, он тут же испортил свою величественную речь, прыгнув мне на грудь и чуть было не задушив меня своими ручонками. А я едва не выронил малыша, потому что как раз точил серп: нам скоро понадобится косить ячмень.
      Он слышал, как часто и тревожно дышит Ларен. Пытаясь успокоить ее, он продолжал ровным дружеским тоном:
      - Сегодня ты накормила наших людей еще лучше, чем прежде. Когда Торагассон выяснит, кто помог ему нынче прибавить жирку, он попытается выторговать тебя, Ларен. Сама понимаешь, приобрести разом и скальда и кухарку - выгодное дело. На миг Меррик умолк, затем добавил:
      - Ты с каждым днем растешь в цене, Ларен.
      - Не говоря уж о том, что я - твоя наложница.
      - Верно. Впрочем, в этом мне никто не завидует, уж больно ты тощая.
      - Ты повел меня в спальню на глазах у всех Торагассонов. Разве Летта не обидится на тебя, ведь вы же обручены?
      - Полагаю, ей пора понять, что мужчина всегда поступает так, как захочет. Если я возьму ее в жены, предпочитаю, чтобы она не слишком удивлялась, когда я пожелаю лечь с какой-нибудь еще женщиной.
      - Ты ведешь себя как Эрик.
      - О нет, - возразил он и тут же пожалел об этом. - В чем ты можешь упрекнуть моего брата? Только в том, что ты ему приглянулась?
      - Он бьет Сарлу - Нет, - возразил Меррик, поворачиваясь к Ларен Теперь он очень внимательно вслушивался в ее слова. - Эрик повадился брать все, что ему придется по вкусу, но бить Сарлу... Вздор! Он настоящий мужчина, он мой брат. Ты выдумываешь, потому что злишься на него и к тому же боишься - Приглядись у нее синяк под глазом.
      - Тебе показалось.
      - Сарла сказала, Эрик бьет ее всякий раз, когда она не угодит ему. Он ударил ее три ночи тому назад, когда ты увел меня в свою спальню. Она думает, это со зла, потому что вышло не так, как он хотел.
      Меррик пытался отмахнуться от ее слов, от того, - что стояло за ними: Эрик поднял руку на Сарлу, тихую, безответную девочку?
      Ларен вздохнула:
      - Если Сарла окажется бесплодной, он, наверное, убьет ее или, по крайней мере, отошлет к родителям. Сколько времени муж дает жене, чтобы она родила ему ребенка? Три года? Или четыре?
      - Нет, Эрик так не поступит. Хватит молоть чепуху, Ларен, я не собираюсь платить тебе за этот вымысел. Если тебе охота поболтать, расскажи лучше, кто ты и откуда родом.
      - Когда я выкуплюсь па свободу и заберу с собой Клива и Таби, я пошлю тебе весточку, потому что тогда мне уже нечего будет опасаться.
      Меррик вышел из себя:
      - Черт бы побрал твою гордыню, твою заносчивость! Не смей дразнить меня, женщина! Ты что, опасаешься меня?! И по какой же это причине? Я хоть раз поднял на тебя руку? Проклятие, да ведь я не тронул тебя, даже когда ты сама отдавалась мне, и с полным желанием. Разве не так? А я не взял тебя, потому...
      Тут Меррик спохватился, что конец выйдет совсем неуместным, и оборвал свою речь.
      Ларен почти беззвучно произнесла:
      - Ты не тронул меня, потому что я показалась тебе уродливой.
      - Это не правда.
      - Хорошо, значит, из-за Таби. Ты любишь мальчишку, хоть он тебе не родной. Откуда ты знаешь, может быть, он сын какого-нибудь дикаря из вонючих болот Ирландии, пираты-викинги вроде тебя могли похитить его и продать - как ты думаешь? Да, ты все время печешься о нем, но я не в силах проникнуть в твои чувства к нему. Так что же, Меррик, ты обещал ему, что заодно позаботишься и обо мне? Поклялся, что не станешь забавляться со мной?
      - Поищи другое слово. То, что происходит между нами, - не забава.
      Ларен резко вдохнула, летучие воспоминания о том немыслимом ощущении, три ночи назад, роем столпились вокруг нее, сталкивая ее в безумие.
      - Если я нагая брошусь в твои объятия, ты все равно не притронешься ко мне, ты отвергнешь меня.
      Меррик нахмурился в темноте и заговорил медленно, тщательно выбирая каждое слово:
      - Ты говоришь так, словно хочешь, чтобы я овладел тобой, сделал тебя своей наложницей.
      Да, подумала Ларен, так оно и есть, то, что он сказал, - чистая правда, но она не признается ему в этом. Со смешком Ларен возразила:
      - Быть может, я хочу переспать с тобой только разок, я хочу понять, что все находят в этом занятии. Один раз - и довольно! Потом я смогу забыть. И помни, Меррик, ты нужен мне только как краткое развлечение, на одну ночь, для разнообразия. Наверное, это понравится мне примерно так же, как хорошая сказка.
      Черт возьми, он спас ей жизнь, он заботился об этой девчонке, уберегал ее от своего брата. Еще немного - и он придушит ее своими руками. Тяжело упав сверху на Ларен, Меррик обхватил обеими руками шею девушки, но не сдавил ее:
      - Ведьма проклятая, - прошептал он, ища в темноте ее губы, и поцеловал ее жестко, требовательно, ничуть не тревожась, причинит ли он ей боль. Ладно, раз так, он готов поразвлечься, и пусть девчонка поплачет - для разнообразия. Ларен не шевелилась, она лежала тихонько, принимая его натиск, и гнев Меррика вспыхнул с новой силой. Он ощущал ее мягкое, податливое тело, уступчивое тепло ее груди, прижимавшейся к нему.
      - Сопротивляйся, черт тебя побери!
      Глава 12
      Она даже не пыталась противиться. Ларен приподнялась навстречу Меррику, зажала его лицо в ладонях и притянула к себе, ткнулась губами ему в подбородок, в нос, щеку, наконец, нашла губы Меррика и принялась отчаянно целовать его. На этот раз ее губы раскрылись, и Меррик был столь ошарашен, столь поражен ее поступком, что застыл, не сумев открыть губы навстречу ее ласке, почти не шевелясь, пытаясь лишь утихомирить тревожное дыхание, выдававшее охвативший его трепет.
      Меррик отпрянул от Ларен, сердце его билось так часто, что он боялся умереть. Тело Меррика по-прежнему нависало над телом Ларен, однако он приподнялся на локтях, устанавливая безопасное расстояние между своими губами и чарующим ртом Ларен.
      - Что ты делаешь, черт бы тебя побрал? Ты лежала так тихо, будто померла, будто ты решила перетерпеть, пока я закончу свое дело. С чего ты вдруг набросилась на меня?
      - Наклонись ко мне снова, и я снова наброшусь на тебя. Так нечестно, Меррик. Ты сильнее и можешь ко всему меня принудить, а я не могу заставить тебя делать то, что мне нравится.
      Тут Ларен улыбнулась ему и одновременно обеими руками ухватила его за локти. Меррик обрушился на нее, на миг дыхание Ларен пресеклось. Потом она ухватила Меррика за уши, удерживая его, целуя ему шею и плечи. Меррик неистово расхохотался. Все еще смеясь, он вновь приподнялся на локтях.
      - Ты забыл, какая я хитрая, - заметила она.
      - Ладно, впредь не забуду. А теперь все-таки ответь мне: чего ты добиваешься?
      Ларен молчала, пристально глядя на пего в тусклом свете масляной лампы. Меррик хотел потребовать, чтобы Ларен немедленно ответила ему, но те слова, что она успела произнести, и ее взгляд обволакивали его, словно целительный бальзам, успокаивающий, мягкий, нежный и в то же время пробуждавший все его чувства. А смех Ларен, о боги, какой чудесный смех! Она сама притянула его к себе, сама захотела поцеловать его, и тут Меррик сказал и сам удивился, услышав свои слова:
      - Тебе не придется больше пускать в ход эту уловку. Я позволяю тебе делать со мной все, что ты пожелаешь.
      - Опустись.
      Ларен прекрасно знала, чего она ждет, она давно уже хотела этого, по правде говоря, еще с тех дней, когда Меррик выхаживал се на борту ладьи, она думала о нем, как о мужчине, а не как о враге, способном причинить ей вред. Она воспринимала Меррика как мужчину, то есть существо совсем иное, чем она, как воина с добрыми, ласковыми руками, который сумеет подарить ей немыслимое наслаждение Судьба Ларен безвозвратно переменилась в ту давнюю ночь, когда ее вместе с Таби увели в рабство, и теперь она уже не пеклась о будущем, вызывавшем в ней лишь неуверенность и страх. Ларен стала недоверчивой, она не могла, точно легкомысленная дурочка, мечтать о прекрасном и благоустроенном мире. Она сделалась христианкой, поскольку ее дядя потребовал этого от всех своих подданных, но никогда т призывала христианского Бога помочь ей или указать путь, который ей следовало выбрать.
      Ларен знала, что ее долг перед Таби - постараться вернуться, выяснить, кто предал их, возвратить мальчику то, что он утратил, и свои права тоже следовало восстановить. Но все это принадлежало будущему, а Ларен жила этой минутой и не знала, хочется ли ей обрести потерянное, ведь сейчас рядом с ней лежал Меррик, и она желала его.
      Пришла пора и Ларен отведать чуточку счастья, она получит его, если только Меррик согласится - на одну ночку.
      - Да, - повторила Ларен, ее голос охрип от возбуждения, - вернись, Меррик.
      Меррик подчинился, склонил голову к ней. Ларен вновь обхватила руками его лицо, провела кончиками пальцев по его лбу, носу, подбородку. Меррик чувствовал на губах ее горячее дыхание, слышал, как часто стучит ее сердце. Ларен хотела его, да, она, несомненно, призывала его. В тот миг Меррику казалось, что Грунлиг Датчанин - просто комар по сравнению с ним.
      - Иди ко мне, - попросила она, и тогда Меррик коснулся ее, теперь он чуть приоткрыл рот, чтобы Ларен узнала его вкус. Их языки соприкоснулись, и Ларен вздрогнула, но и Меррика словно лихорадка била, он не мог определить, кто из них дрожит сильнее, да и какая разница.
      - Открой рот, - потребовал он и почувствовал ее жар, когда Ларен повиновалась. - Ларен! - позвал он, и больше ни слова, только ее имя, но Ларен тут же откликнулась, она не испытывала страха. Она мечтала о нем, она была невинна.
      "Она девственна", - вспомнил Меррик и отшатнулся.
      - Погоди, послушай минутку, прежде чем я забуду себя и тебя. - Глаза Ларен в потемках казались нежными, точно масло, которое мать готовила по утрам. Она хотела его, она казалась такой покорной. Она звала его, она сама попросила... Меррик заставил себя отвернуться от Ларен и приказал своим губам выговорить (никогда еще слова не давались ему с таким трудом):
      - Хочешь стать моей шлюхой?
      Он намеренно использовал самое грубое слово, рассчитывая испугать Ларен, вынудить ее отказаться от него, пусть она хотя бы призадумается, ради богов, не может же она согласиться на такое? Ларен полна гордости, даже высокомерия, она не отдастся человеку, женой которого не может стать. Где бы Ларен ни родилась, чьей бы дочерью она ни была - купца в долине Рейна, или сапожника из деревеньки на Сене, во Франции, какого-нибудь местного сеньора на раскаленных равнинах испанской Кордовы - в любом случае Ларен заслуживает большего, чем Меррик в состоянии дать ей. Она не должна превратиться в сосуд для его похоти.
      Вся гордыня, все высокомерие Ларен прозвучали в ее голосе, когда она ответила:
      - Нет, я не собираюсь становиться шлюхой. Я говорила только об этой ночи. Я прошу научить меня тому, что мне следует знать. Однажды в жизни я хочу испытать эти чувства, и довольно с меня. К тому же я вовсе не уверена, что подобные чувства и ощущения действительно существуют. Возможно, они действуют лишь до определенного момента, - женщина пошла на все ради человека, который даровал ей эту радость, а потом все удовольствие проходит, но мужчина по-прежнему требует своего. Так что же? Я решила научиться этому и прошу тебя, чтобы ты занялся мной, Ну вот, теперь она позволила Меррику овладеть ею. Ему следовало бы напомнить Ларен, что он мог получить от нее все, что хотел, в ту минуту, когда уводил ее из дома Траско, и она ничем не смогла бы помешать ему. Ларен находилась в его власти, с самого начала и вплоть до этой минуты. Вместо этого он спросил только:
      - А если после сегодняшнего урока ты вновь захочешь меня?
      Ларен покачала головой даже прежде, чем ответила:
      - Но мне нужно позаботиться о гораздо более серьезных вещах. Нет, только на одну ночь. Я хочу тебя сегодня, хочу знать, что чувствую, почему дыхание мое учащается, когда ты подходишь ко мне близко и касаешься меня, почему во мне возникает желание броситься тебе на шею и целовать тебя и гладить всей рукой и копчиками пальцев и никогда не выпускать.
      Он мог бы удавить Ларен в эту минуту, он хотел бы заставить ее взять свои слова обратно - не все, разумеется, о боги, не все... Он представил себе, как было бы хорошо целовать Ларен, целовать ее и никогда не выпускать из рук, и понял, что эта мысль полностью поглотила его. Он решил, что сумеет доставить Ларен такое наслаждение, что она забудет о своих глупостях, забудет о "более серьезных вещах", - что может быть важнее для нее, чем ее господин? Да, Ларен позабудет обо всем, кроме Меррика и тех чувств, которым он научит ее.
      Навсегда. Нет, нет. Это невозможно. Надо образумиться.
      Он ни к чему не принуждал Ларен. Правду говоря, он, скорее, уступал ей. Тут Меррик чуть не расхохотался, прислушиваясь к своим оправданиям. Чего только не придумает мужчина, лишь бы проникнуть внутрь женщины!
      Ларен вновь прогнулась под ним, теперь она покусывала мочку уха Меррика, запустила руки в его волосы, потянула, поцеловала в подбородок, отыскала губы и опять принялась целовать, проникая языком в рот, не слишком глубоко, все было внове для нее, и она не знала, как ей следовало действовать. Но даже это прикосновение кружило голову Меррику.
      - Мне нравятся твои губы, Меррик. Я никогда не думала так много ни об одном мужчине, но, когда мы рядом, я хочу только одного - целовать тебя, касаться твоего лица. - И она опять принялась ласкать его, гладя кончиками пальцев его щеки ч подбородок, расправляя темно-русые брови, вновь и вновь осыпая Меррика поцелуями, - он уже растворился в ней, в ее прикосновении, ее тепле, нежном вкусе девичьих губ.
      Он хотел Ларен больше, чем любую другую женщину, за исключением разве что Гуннвор - ему тогда сравнялось двенадцать лет, а Гуннвор снизошла к нему с высоты своих четырнадцати, позволила ему целовать себя, и обнимать, и прижиматься к ней, а потом она обхватила обеими руками его жезл и поглаживала его до тех пор, пока он не изверг семя, не однажды, а дважды, - и Меррик поклялся убить в ее честь всех драконов земли.
      Но это совсем другое. Меррик давно вырос, и Гуннвор осталась детским воспоминанием.
      Он сошел с ума, и сам сознавал это, рассудок его пошатнулся, северный ветер развеял способность викинга судить здраво. На миг он увидел самого себя и свое безумие, вспомнил силу, таившуюся под нежностью и покорностью Ларен, успел оценить происходящее - он и Ларен, сестра Таби; в один краткий миг Меррик понял, что принять дар Ларен - значит погубить все. Губы Ларен слились с его губами, Меррик резко втянул в себя воздух, дрожа и задыхаясь от наслаждения.
      Как он хотел ее! Один раз, пусть это будет только один раз, и он навсегда освободится от ее девчоночьих мечтаний, и она тоже избавится от него. Она сама сказала...
      Да, он освободится от нее, Ларен не будет больше занимать все его помыслы, все чувства, если он и станет еще тревожиться о ней, то лишь потому, что она сестра Таби.
      Глаза Меррика потемнели от желания, он старался не утратить власть над собой. Язык его глубоко, резко проникал в рот Ларен, он целовал ее с мужской требовательностью, без снисхождения. На миг Ларен сжалась под его натиском, и Меррик тут же смягчил прикосновение, негодуя на себя. Он принялся быстро раздевать Ларен, не заботясь о целости ее платья, и когда он сам наконец избавился от своей одежды, то стал целовать ее груди, ощупывая их руками, сжимая в ладонях, стараясь не потерять голову от их полноты, от шелковистости нежной кожи. Он даже закрыл глаза от невыносимого счастья, которое подарила ему Ларен, он радовался не только прикосновению к ее груди, но и тому, как она поглаживала ему спину, плечи и бока, прижимала к себе, тихонько стонала, ничуть не боясь его. Ларен неотрывно целовала Меррика, вот ее губы пощипывают кожу у него на плечах и тут же язык лижет в том месте, где только что тронули губы.
      Рука Меррика опустилась вниз, к впалому животу Ларен, ощупывая ее худенькое тельце, все еще выступающие кости, но это уже не имело значения, она осталась в живых. Пальцы Меррика продвигались дальше, они уже отыскали глубинную женскую плоть, и, к его величайшему восторгу, Ларен вздрогнула. Ларен хотела его, теперь он твердо знал это, она доверилась ему хотя бы в этом, она вручила ему свое тело.
      Руки Меррика слегка тряслись. Он поглядел на чувствительную плоть Ларен, мечтая отведать ее вкус, но боясь напугать, оттолкнуть Ларен. Он не мог допустить, чтобы она отшатнулась от него в такой миг, он бы просто не перенес этого.
      Меррик прикрыл глаза, чтобы не глядеть на прозрачную кожу, под которой отчетливо билось сердце - для него, для него одного. Его губы сомкнулись на соске Ларен, и она прогнулась под ним дугой, отдаваясь всецело, ее руки блуждали по спине Меррика, по его плечам и ягодицам. Она старалась поощрить ,его, не зная, как это сделать, и ее неведение казалось ему более прельстительным, чем искусные движения опытных женщин, чьими ласками он утешался до сих пор. Губы Меррика скользнули по животу Ларен и дальше, он уже не тревожился, напугает ли это Ларен или возмутит, он должен был вкусить ее аромат, исследовать ее тайны и пальцами, и языком.
      Меррик широко развел ноги девушки и пристроился между ними. Он старался не глядеть на нее, хотя и пришлось, когда раздвинул заветные складки и начал ласкать ее руками и ртом.
      Ларен замерла, застыла. Через мгновение она уже кричала от мощного, доселе неведомого ей чувства.
      Меррик поспешно зажал ей рот рукой, продолжая неистово ласкать ее, голова Ларен бессильно моталась, она окончательно утратила власть над собой, и Меррик понял, что не может более ждать ни минуты, не то его семя прольется на живот девушки. Но, ради всех богов, должен же он войти в нее, оказаться там, глубоко внутри, чтобы она крепко держала его, когда его страсть наконец достигнет вершины и принесет освобождение.
      Меррик с силой вторгся в нее. Он почувствовал острую боль, с трудом протискиваясь в узкое лоно, хотя Ларен стала уже влажной и податливой, однако он догадался: она еще не вполне готова принять его, но остановиться Меррик уже не мог, он рвался вперед, нажимая все сильнее и резче, пока наконец с громким стоном не прорвал пелену ее девственности. Он успел закрыть поцелуем рот Ларен в тот самый миг, когда с ее уст сорвался крик боли, он знал: если Эрик услышит этот стон, он поймет, что до сих пор, до этой ночи, все было притворством. Меррик наполнил собой Ларен, коснулся матки и остановился на миг, дрожа и задыхаясь. Он хотел выйти из нее, снова приласкать ее языком, целовать, но боялся, что не совладает с собой. Меррик застонал, напрягся и еще глубже проник в Ларен, потом чуть отклонился назад, и снова вперед, и снова назад еще раз. Больше не потребовалось, он почувствовал, как изливается его семя в чрево Ларен.
      Сердце Меррика отчаянно билось, на миг ему показалось, что он умрет в этот миг высшего торжества. Он хотел выйти из Ларен, он знал, что ей сейчас больно, но ее руки сомкнулись на спине Меррика, и она продолжала удерживать его. Меррик помог Ларен повернуться на бок, заглянул ей в лицо, по-прежнему оставаясь в ней, уже не так глубоко, - он все еще ощущал биение ее сердца и внутренний жар. Меррик поцеловал нежный рот Ларен, провел пальцем по ее бровям, откинул со лба влажную прядь волос.
      - Мне жаль, что я причинил тебе боль, - прошептал он, - это все из-за твоей девственности. Мне пришлось порвать пленку.
      - Ты сделал это, - отозвалась она. Меррик понимал, что не мог доставить Ларен настоящее наслаждение, разве что самую малость, до того как он так поспешно и глубоко вторгся в нее, потеряв рассудок.
      - Ну, вот ты и получила меня, Ларен, однако ты не испытала такого наслаждения, как я, и меня это огорчает. Если ты решила, что это единственная ночь, тогда мне придется заняться тобой вновь, когда ты отдохнешь, и показать тебе, что на самом деле происходит между мужчиной и женщиной.
      Ларен ответила не сразу. Она крепко прижималась к Меррику, и, хотя он уже вышел из нее, он по-прежнему оставался совсем рядом. Она коснулась губами его теплого тела и прошептала:
      - Я бы не против, только все болит и кровь идет - это не надолго, а, Меррик?
      Меррик не ответил, оторвавшись от Ларен, он поднялся и покинул спальню, не заботясь о своей наготе.
      Кого это могло интересовать - в зале висел дым и все спали. Меррик прихватил масляную лампу и вернулся к себе.
      Поднеся лампу поближе, чтобы осмотреть Ларен, он негромко выругался и приказал:
      - Лежи смирно. Надо посмотреть, сильно ли я тебя поранил.
      Затем он заглянул Ларен в лицо и заметил не только боль, но и страх. Серо-голубые глаза казались почти что черными при свете лампы, на лбу проступили капельки пота. Меррик произнес - пожалуй, чересчур резко:
      - Не смотри так убито. С тобой все будет хорошо. Женщина не погибает от этого, в следующий раз тебе даже понравится.
      - Я так хотела этого, я хотела разгадать эту тайну вместе с тобой, и вот теперь я знаю ответ, хотя он - совсем не то, чего я ожидала. Я прекрасно понимаю, что не умру от потери крови, ты бы не дал воли своей страсти, если б боялся прикончить меня. Но мне больно, очень больно, и я не чувствую ничего, кроме удивления и разочарования.
      "Она всегда говорит правду", - припомнил Меррик, на миг онемев. Кровь медленно струилась по ее бедрам, она уже понемногу останавливалась, хотя Ларен не могла этого чувствовать, лужица собиралась на одеяле под ней. Меррик на миг опустил взгляд на самого себя и увидел, что тоже Перепачкался в крови Ларен и собственном семени. Тяжело вздохнув, он произнес:
      - Все не так уж страшно. А теперь - молчи.
      Ларен почувствовала, как мягкая влажная тряпка проникает внутрь нее, смывая кровь, очищая, затем Меррик с силой прижал ткань к ране.
      Ларен отвернулась, не выдержав пристального взгляда Меррика, он вновь возился с ней, стараясь облегчить ее муки. Она не догадывалась, о чем думает Меррик, какие чувства испытывает. Ларен прошептала:
      - Когда ты глядел на меня, когда ты до меня дотрагивался - это было так странно. Ты поцеловал меня, и я почувствовала твой язык внутри, у себя во рту, а потом и в других местах, и мне показалось, что какой-то кусочек мира навсегда принадлежит мне и все теперь будет хорошо, - тут она резко вздохнула и попыталась вырваться. Меррик опустил ладонь ей на живот, удерживая Ларен на месте.
      - Не двигайся! - приказал он, оборачивая влажную ткань вокруг пальца и проникая внутрь Ларен, чтобы проверить, сильно ли он повредил ей. - Спокойнее, спокойнее, не напрягайся так, попытайся расслабиться. Я скоро закончу.
      Ларен лежала молча, словно окаменев, Меррик понимал, что каждым движением причиняет ей боль, хоть он и старался, видят боги, изо всех сил старался обращаться с ней как можно осторожнее. Если б его чертовы пальцы могли сделаться тоньше!
      Меррик вытащил палец и с облегчением убедился, что кровотечение прекратилось. Прополоскав тряпку, он сел рядом с Ларен, сложил ткань, прижал ее к пострадавшему месту и остался сидеть, удерживая там влажную ткань. Он поднял глаза - лицо Ларен сильно побледнело, глаза опухли от слез, волосы разметались, упав на лицо.
      Она сама хотела его, она отдалась по доброй воле. Он делал, что мог, конечно же, он старался не причинять ей боль, и все же он вошел в нее раньше, чем сумел пробудить в ней ответную страсть. Меррик вновь припомнил, как Ларен вскрикнула, когда он зажал ее рот поцелуем. Боги, боги, заставить женщину пережить подобное... Он содрогнулся при, одном воспоминании и сказал Ларен:
      - Ты быстро поправишься. Я больше не трону тебя сегодня ночью. В другой раз, Ларен, завтра или через несколько дней, когда ты будешь вполне здорова.
      Ларен открыла глаза и посмотрела на Меррика в упор, не отводя взгляда. Он повторил:
      - Извини.
      - Почему ты просишь прощения? Я сама попросила тебя сделать со мной все это. Ты поступил как человек добрый и великодушный, ты не совершил ничего постыдного для Мужчины. Мне очень совестно, потому что я лежу без одежды, а я такая костлявая, некрасивая, и знаю, как противно выгляжу, поэтому не хочу, чтобы ты глядел на меня. Пожалуйста, накрой меня чем-нибудь, Меррик!
      Меррик накинул одеяло на Ларен, укрыв вместе с ней и свою правую руку, которой он по-прежнему крепко прижимал влажную ткань к свежей ране.
      - Ты вовсе не уродлива, - возразил он, - я запрещаю тебе так говорить.
      Ларен улыбнулась ему, потянулась к его лицу, но, так и не притронувшись к нему, уронила руку.
      Меррик огорчился, что Ларен не приласкала его, что их тела больше не соприкасаются.
      - Ну вот, - промолвил он, глядя в сторону, - кровь больше не идет. Тебе еще больно? Она кивнула, тоже отводя глаза.
      - К утру все пройдет, - пообещал Меррик, вставая. Он выбросил пропитавшуюся кровью ткань в каменный чан с водой и снова улегся в постель. Молча он притянул к себе Ларен, вынуждая ее прижаться лицом к его плечу.
      - Не ворочайся, - попросил он, - мне нравится, когда ты рядом.
      - Мне тоже, - отозвалась Ларен, не сумев солгать в эту минуту. На миг руки Меррика сомкнулись на ее спине, но он тут же разжал объятия, и Ларен догадалась, что он вспомнил о ее больной спине, о еще не заживших рубцах. Ларен предпочла бы, чтобы Меррик сильнее прижал ее к себе, пусть даже ей будет больно, но не смогла сказать об этом вслух. Она уткнулась лицом в грудь Меррику, впитывая его запах, кожей ощущая прикосновение его волос, словно пытаясь отведать их вкус.
      Теперь Ларен понимала, что жизнь ее изменилась окончательно и безвозвратно. Меррик держал ее в своих объятиях, Меррик проник глубоко внутрь нее, и отныне псе будет по-другому. То, к чему она себя готовила в последние годы, утратило всякое значение. Она могла думать только о Меррике.
      А как же Таби? Как же ее маленький брат? Она должна позаботиться о нем. Ларен прикрыла глаза, призывая забытье, но не могла отрешиться от огромного враждебного мира, ожидавшего ее за порогом спальни. Пальцы ее судорожно сжались, и Меррик протяжно вздохнул, оттого что Ларен дернула пучок волос у него на груди.
      Сорок серебряных монет и два серебряных браслета. Боги, боги, если б только она могла довериться Меррику, поручить его чести и себя и Таби!
      Ночь выдалась холодная, звезды ярко сияли над головой, светил острый серп месяца. Ларен неторопливо возвращалась в большой дом. Ей бы выйти за широкие ворота усадьбы, и идти, идти без оглядки, ведь тут, в доме Меррика, ее ждет неотвратимая беда.
      Ларен вздрогнула, припомнив, как Эрик остановил ее поутру, на глазах у собственной жены и множества своих людей. Ухватив ее рукой под подбородок, он заставил Ларен приподнять лицо, его ладонь была грубой, а прикосновение болезненным. Он произнес:
      - Мегот сказала мне, что на одеяле в спальне Меррика остались следы крови, и на тряпке, которая валялась в каменном чане с водой, - тоже. Значит, ты не солгала мне. У тебя в самом деле месячные, а он все-таки попользовался тобой, мой сластолюбивый братец. - Тут он выпустил Ларен и добавил через плечо: