Эпоха Регентства (№5) - Графиня

Брюссель, Бельгия

Моя дорогая Энди!

Я буду с тобой, как только смогу оставить Брюссель. Прошу, нет, умоляю прочитать вложенное в конверт письмо от твоего отца. Он отправил его мне, боясь, что ты не захочешь даже развернуть его послание. Кроме того, насколько я понял, он опасается, что письмо перехватят и оно до тебя не дойдет. Хотя причины его волнения мне не известны, он вне себя от страха за тебя и всеми силами рвется в Девбридж-Мэнор.

Прочти письмо, Энди, хотя бы ради меня. Увидимся к Рождеству. Пожалуйста, побереги себя.

Любящий тебя Питер.

Я подняла голову, и хотя слышала голоса, лица присутствовавших расплывались перед глазами. Отец. Только не он, этот мерзкий предатель! Я всегда считала, что он мертв. Он давно уже должен был сойти в ад, где ему место! Однако он пишет мне! Мне, после того как убил матушку, которая вот уже десять лет лежит в могиле!

Дрожащими пальцами я медленно расправила измятую страничку. Большие, округлые, слегка наклонные буквы.

22 ноября 1817 года

Антверпен, Бельгия

Дражайшая дочь!

Молю Бога о том, чтобы ты прочла это письмо. Не стану тратить время, рассказывая, сколько горя принесла мне наша долгая разлука. Возможно, скоро ты дашь мне шанс все объяснить и я увижу, какой ты стала.

Я узнал о твоем замужестве. Этого быть не может, Андреа. Ты в опасности, смертельной опасности. Я знаю, тебе трудно поверить, но сделай то, о чем я прошу. Немедленно оставь Девбриджа и позаботься, чтобы никто не проследил, куда ты поедешь. Вернись в Лондон, в дом деда. Я буду с тобой, как только смогу, и все объясню. Питер ждет, пока я закончу письмо, и я могу лишь добавить, что безмерно люблю тебя.

Твой отец Эдвард Кент Джеймсон.

Я встала из-за стола, улыбнулась лорду и леди Уэверли и, извинившись, сказала, что у меня много дел. Джордж с лаем побежал за мной. Я прошла в бальную залу в самой глубине дома. Здесь никого не было, хотя всего неделю назад слуги суетились, вытирая пыль и полируя паркет. Хрустальные подвески люстр сверкали, словно драгоценные камни. Тяжелые парчовые шторы, закрывавшие высокие окна, сняли и выбили накопившуюся за пять лет пыль.

Я снова развернула письмо, подошла к дальним окнам, таким чистым, что стекол, казалось, не было, и перечитала каждую строчку.

Отец хотел, чтобы я немедленно уехала отсюда. Но почему? В чем причина? Почему он не объяснил? Вероятно, потому, что так спешил и не хватило времени. Но это вздор! Какие могут быть причины? Просто хотел снова вкрасться мне в доверие? Зачем? Неужели ему не хватает своих денег? Собирается попросить у меня? А может, побоялся, что письмо попадет в руки посторонним и вспугнет мнимых злодеев?

Значит, он проведал о моем замужестве и считает, что именно поэтому мне грозит опасность? Чушь! Да, но разве старуха не пыталась прикончить меня кинжалом Джона?

Я стала разглядывать садовников, косивших траву на восточном газоне. По дорожке важно выступали два павлина с гордо распущенными хвостами. Такая обычная мирная сценка!

Но что-то в самом доме было необычным, странным, зловещим. Черным.

Означало ли это, что мишень сил зла — именно я?

Сложив письма, я вернулась к себе. Белинда раскладывала мои щетки и расставляла флакончики на туалетном столике. Подойдя к бюро, я вынула шкатулку в итальянском стиле для писем. Она была пуста. Я положила туда письма, заперла шкатулку и уже хотела было положить в ящик маленький золотой ключик, но передумала. Нашла золотую цепочку, нацепила на нее ключ и повесила на шею.

Потом сунула в карман «дерринджер». Никто не дождется, чтобы я покинула собственный дом, но, с другой стороны, осторожность не помешает. Что бы ни имел в виду мой отец, я готова встретить опасность. Если старуха снова явится, я пристрелю ее. Кто бы мне ни угрожал, я всажу в него пулю. И пусть только драгоценный папаша попробует встретиться со мной!

Но этой ночью никто не потревожил меня.

Глава 19

На следующий день все мы сопровождали лорда Уэверли в комнату, где когда-то была музыкальная комната Кэролайн. Амелия отказалась войти туда, и я ее не осудила. Взяв под руку Лоренса, мы вслед за виконтом шагнули внутрь. Я, не двигаясь, наблюдала, как лорд Уэверли обходит помещение. Он долго молчал, прежде чем поднять голову и провозгласить:

— Тут нет зла. Эта комната принадлежала молодой даме. Возможно, она писала здесь письма, читала — словом, занималась мирными, ни к чему не обязывающими делами. Здесь было ее убежище. Чувствую, она была глубоко несчастна, но ничего более. Именно тут и заснула Амелия?

— Да, отец, — откликнулась с порога Амелия. — Я просто ощутила, как молодая леди… Кэролайн, вторая жена дяди Лоренса, извинилась передо мной. Клянусь! Не словами, конечно, но каким-то образом дала знать, что сожалеет, поскольку я не та, кто ей нужен.

— Лоренс, так у вас была вторая жена?

— Да. Бедная Кэролайн покончила с собой после рождения дочери. Такая ужасная трагедия! Все это очень грустно. К несчастью, она помешалась. Ее смерть ужасно подействовала на нас. Она была чуть старше Энди, когда погибла.

Лорд Уэверли хотел было что-то сказать, но осекся и покачал головой:

— Если ты не та, Амелия, кого же она ждала?

Амелия шагнула вперед, но не успела ответить.

— Скорее всего это я, — призналась я, подходя ближе. — Но в этой комнате я ничего не ощущаю, сэр, абсолютно ничего. Если я понадобилась Кэролайн, у нее было немало возможностей поговорить со мной или передать мне свои мысли.

Лорд Уэверли задумчиво погладил подбородок.

— Вы его третья жена. Кэролайн была второй. Интересно, чего же она хочет? И почему не пришла к вам?

— Не знаю.

— Я хотел бы побывать там, где она покончила с собой, — объявил виконт.

Я думала, что Лоренс откажется. Он был белее снега, руки судорожно сжаты в кулаки. Разумеется, такое заявление кого хочешь расстроит! Пусть все произошло много лет назад, Кэролайн была его любимой женой, он страдал, когда потерял ее.

— Хорошо, — вымолвил он наконец, — будь что будет.

Джон, Лоренс и я проводили лорда Уэверли в северную башню. В конце западного крыла оказались прихотливо извивающиеся узкие ступеньки, уходившие куда-то вверх… вверх… и кончавшиеся узкой дверью, пружины которой завизжали, как разгневанный дух, когда мой муж открыл ее. В круглой комнате стояла древняя кровать с ветхими занавесками. У изножья возвышался комод. Больше ничего.

— Я так и не смог приказать слугам, чтобы навели здесь порядок, — прошептал Лоренс. — Эта мебель более старая, чем дубы в роще. Не знаю, кто здесь жил, но если его дух до сих пор не покинул комнату, не вижу причины его тревожить.

Он подошел к высокой двери и попытался ее отворить. Она ответила заунывным стоном. За ней оказался неширокий полукруглый балкон, с каменными перилами высотой фута три. Я подошла к перилам и глянула вниз. Прямо под балконом проходила вымощенная камнями дорожка. По моей спине пробежали мурашки. Она взобралась на перила и прыгнула.

Я закрыла глаза. Ах, Кэролайн, как мне жаль!

— Я нашел ее.

Я резко обернулась. Позади стоял Джон.

— Вон там, — показал он, — на втором камне. Там все еще осталась кровь. Не сходит, как ее ни отскребали. Помню, когда увидел ее, подумал, что она спит. И только когда перевернул… кровь… столько крови!

— Как ужасно, — пробормотала я. — Вы были тогда совсем ребенком. Должно быть, нелегко пришлось.

— Кэролайн было еще труднее, — вздохнул Джон и отвернулся.

Я взглянула на лорда Уэверли, который с хмурым видом осматривал комнату.

— Я должен был бы почувствовать кошмар ее последних мыслей, но этого не случилось. Видите ли, когда мужчина или женщина решают покончить с собой, решение дается им с огромным трудом. Они обуреваемы страхом, муками, сомнениями, болью. Не так-то легко убедить себя в том, что смерть предпочтительнее жизни, но в этом случае я ничего не ощущаю. Совсем ничего. Странно. Обычно я очень восприимчив к подобным вещам.

— Сэр, — вмешалась я, — Кэролайн была не в себе. Возможно, ее разум окончательно затуманился. Для нее самоубийство было спасением.

— Вероятно, вы правы, — пробормотал он, продолжая хмуриться. Потом вдруг повернулся к моему мужу и рассмеялся:

— Думаю, Лоренс, один из ваших отдаленных предков пользовался этой кроватью, чтобы развлекать соседских дам. А может, держал в этой комнате любовницу, которую прятал от жены. Конечно, это лишь предположение.

— Это мог быть Лейланд Линдхерст, — вспомнил Лоренс. — Мой прадед. Его репутация не выдерживала никакой критики. Он прожил долгую жизнь и, если верить свидетелям, перешел в мир иной с улыбкой на устах. Я покажу вам его портрет, Энди. Скажете, выглядит ли он, по вашему мнению, наказанием Божьим и бичом всей округи.

Лорд Уэверли повернулся и вышел из комнаты. Я услышала на лестнице его удаляющиеся шаги, еще раз посмотрела вниз и вздрогнула.

— Пойдемте, Энди, — попросил Лоренс. — Здесь у меня мороз по коже, а сердце уходит в пятки, несмотря на все забавные и крайне порочные теории насчет этой проклятой кровати.

Я отлично поняла, что он имеет в виду. Поняла и посочувствовала.

— Мне очень жаль, сэр, — снова прошептала я и взяла его за руку. Несчастная Кэролайн.

Я не собиралась высказывать мнение о бывшем графе и его непристойных похождениях.

Джон спустился вместе с нами.

После обеда мы с Джорджем решили прокатиться верхом, и я попросила Ракера оседлать Малютку Бесс. Но тут появился Джон и очень удивился, увидев меня:

— Я думал, вы уединились с Джудит и мисс Джилбенк. Или с мисс Крислок. По-моему, она вас искала.

— Я со всеми повидаюсь позже. Сначала немного проветрюсь. Хочется прояснить голову.

— Интересно, что творится в вашей голове, — криво усмехнулся Джон, — если она нуждается в проветривании?

Я вспомнила о проклятых письмах, о том зернышке страха, которое пустило во мне крепкие корни, и отвернулась.

Мы оставили Малютку Бесс во дворе и пошли к загону за Буйным. Он увидел нас и, клянусь, долго колебался, выбирая, к кому подойти сначала: переводил взгляд с меня на Джона, потряхивая густой гривой.

— Довольно, глупое ты создание, — возмутился наконец Джон. — Твой хозяин я, а не эта легкомысленная девчонка, не способная сохранить даже привязанность своей собаки!

— Как грубо, — обиделась я. — Подумать только, у меня впервые появилась возможность взять реванш!

Джордж, высоко задрав хвост, приблизился к нам с громким лаем. По пути он уже успел подобрать палку. Буйный фыркнул и зацокал копытами, направляясь к тому месту, где мы стояли.

— Бросьте Джорджу палку, — попросил Джон, взнуздывая Буйного. — Как можно дальше. Нужно же ему промяться после такого количества еды, которую он поглотил за обедом.

Я последовала его совету.

— Пожалуй, это должно помочь, — заметила я, заслоняясь ладонью от яркого солнца. — Боюсь, леди Уэверли окончательно его разбалует. Она трясется над Джорджем еще больше, чем над собственным мужем.

Я дождалась, пока Джон оседлал Буйного, снова бросила палку Джорджу, с трудом отобрала ее и на добрых пять минут забыла, что в Девбридж-Мэноре что-то неладно. Как бы мне ни хотелось отмахнуться от того, что написал отец, говоря по чести, в чем-то он прав. Недаром мне не по себе.

Мы уже готовы были отправиться в путь, когда Джордж решил остаться. По-видимому, ему куда больше нравилось общество Джаспера, который швырял палку намного дальше, и поэтому Джордж мог вдоволь нарезвиться среди клумб и кустов, прежде чем принести палку обратно, как требовали правила игры. Ничего, ему полезно побегать, иначе скоро он просто шлепнется на свой жирный животик и сдохнет от обжорства.

Малютка Бесс попятилась и повернула голову, когда я вскочила в седло. Я наклонилась и погладила ее по холке:

— Все хорошо, моя красавица. Что ты заволновалась?

— Хочет порезвиться. У нее привычка такая.

— Вы не знаете, почему дядюшка ее купил, Джон?

— Нет. Вероятно, решил, что поедет в Лондон и найдет жену. Вот и приготовил подарок.

— Нужно как-нибудь расспросить его. Может, она на самом деле скаковая лошадь? Как вы думаете?

— Весьма сомнительно.

У меня не создалось впечатления, что Лоренс приехал в Лондон для поисков жены. Он дал понять, что чувства ко мне сразили его внезапно и наповал. В своем возрасте он уже не ожидал такого. И все же мне хотелось думать, что он привез сюда Малютку Бесс специально для меня.

Я покачала головой. Все это глупости.

И нечаянно взглянула на Джона. Какая великолепная посадка! Он изумительный наездник и вместе со своим жеребцом словно составляет единое целое.

Джон смотрел куда-то вдаль. Мне вдруг захотелось, чтобы он повернулся ко мне, но он и не подумал сделать это. Я не желаю, чтобы он был рядом, в одном доме со мной. Так почему же едва сдерживаю непрошеные слезы, когда он так близко? Вот бы так было всегда…

Нет, нужно взять себя в руки.

Я подумала о муже. Порядочная жена должна оставаться верной супружеским обетам.

Я вспомнила о том, что опасаюсь мужчин. Этот страх скрыт так глубоко, что я осознала: теперь он стал неотъемлемой частью моей жизни. Да я и не пыталась от него избавиться. Молодые люди, сильные и красивые, такие, как Джон, несут в себе опасность. Они всегда готовы причинить боль, унизить, уничтожить. И не важно, какие чувства вызывает во мне Джон, я никогда этого не забуду, иначе окажусь в таком же ужасном положении, как когда-то мама. Нет, во мне всегда жил некий предостерегающий голос, и я всегда буду к нему прислушиваться.

Когда мы проезжали через поросшую лесом лощину, Джон спросил:

— Как по-вашему, почему Кэролайн пытается что-то сообщить вам?

— Понятия не имею, — призналась я, сообразив, что мы снова вернулись к разговору о духе покойной жены Лоренса. Но отчего-то это не показалось мне странным. — Не пойму, почему она не приближается ко мне. Я давала ей для этого немало возможностей. То и дело прихожу в музыкальную комнату.

— А вы уверены, что хотите выслушать ее?

— О да. Это, должно быть, что-то важное, особенно для Кэролайн. Может, она попросит, чтобы я позаботилась о Джудит, попытается убедиться, что я не злая мачеха из сказок. Я даже сказала это вслух во время одного из посещений музыкальной комнаты, но так ничего и не случилось. А вдруг она поняла, что я не обижу ее дочь? И даже стала мне доверять?

— Джудит всегда была жизнерадостным ребенком. Дядя почти не обращает на нее внимания, но она, похоже, совершенно от этого не страдает. При ней постоянно мисс Джилбенк, эта леди, кажется, искренне ее полюбила. Полагаю, через пять лет девочка станет настоящей красавицей. Что вы об этом думаете?

— Она разобьет немало сердец, — кивнула я.

Джон подался вперед, чтобы потрепать Буйного по холке. Малютка Бесс тихо заржала и попятилась. Я уселась в седле поудобнее, и она успокоилась.

— Интересно, что означает высказывание лорда Уэверли о Черной комнате?

— Не желаю думать об этом. Страшно.

— В этой комнате гнездится зло, — задумчиво вымолвил он, — таится прямо в Девбридж-Мэноре, у нас под носом. Может, у виконта слишком разыгралось воображение? — Он покачал головой. — А если нет, тогда зло, живущее с нами, причастие к ужасному преступлению. Какому же?

Он отвел от меня глаза и всмотрелся в маячившую впереди кленовую рощу.

— Я много думал об этом. В семейных хрониках не отмечено ни одного гнусного деяния, случившегося за последние два столетия… А, вот превосходное поле. Есть где порезвиться. Можно перескочить через ограду.

Я рассмеялась и пришпорила Малютку Бесс. Она фыркнула и стала рвать узду. Я снова потрепала ее по шее и с недоумением нахмурилась:

— Что с тобой, девочка моя?

Джон поскакал вперед. Я увидела, как Буйный взметнулся в воздух и перелетел через деревянный забор так легко, что между его копытами и верхушками кольев оставалось не менее трех футов. Земля была раскисшей, но Буйный даже не замедлил бега. И выглядел при этом великолепно!

— Давай покажем ему, Бесс! — прошептала я, припав к ее гриве. Кобылка задрожала и метнулась вперед. Перед самой оградой я сжала ей ногами бока.

Она дико взвизгнула и прыгнула. Я распласталась на ее шее и перехватила поводья, но она словно обезумела, пытаясь сбросить с себя лишний груз, которым, очевидно, считала меня.

Она неестественно изогнулась, снова заржала, и в какое-то мгновение я поняла, что ей не удержать равновесия. Копыта Малютки Бесс коснулись грязи; кобылка совсем по-человечески вскрикнула от боли и гнева и вырвала узду. И когда уже валилась на бок, я успела высвободиться, оттолкнулась и, перелетев через голову лошади, приземлилась на спину на пригорке, а потом покатилась по земле, хватаясь за траву. Кажется, я ударилась головой о камень, потому что почувствовала жгучую боль в затылке.

Прежде чем все почернело, до меня донеслось жалобное ржание. Больше я ничего не слышала.

Глава 20

Я не хотела открывать глаза. Не хотела возвращаться в чужой, враждебный мир. Но чьи-то руки… руки Джона обнимали меня. Я ощущала это. Сознавала. Чувствовала щекой, как бешено колотится его сердце. Пришлось все-таки открыть глаза — ведь он боится за меня.

Его лицо плыло и качалось, так что пришлось поморгать. Я попыталась поднять руку, но не смогла.

— Вы здесь, правда?

Джон взял мою ладонь и осторожно сжал.

— Да, здесь, и никуда не уйду. Как вы себя чувствуете?

Он судорожно стиснул объятия. И я, как ни странно, не испытала ни малейшего страха. Наоборот. Наконец-то я в безопасности, меня берегут, лелеют… любят?

Какое прекрасное чувство!

— О Господи, — прошептала я, — отпустите меня! Скорее!

Он повиновался. Я дернулась, неуклюже перевернулась, и тут меня вывернуло прямо на зеленые побеги нарциссов.

Голова разламывалась так, что хотелось умереть, но Джон снова обнял меня, вытер рот платком и бережно прижал к себе.

— Так лучше?

— Да, но сейчас моя голова покатится по земле или расколется. Что вы тогда сделаете? Жаль, нельзя остановить все это. Как противно!

— Еще бы. Полежите спокойно и послушайте. Только не двигайтесь и дышите медленно и ровно. Я повернул Буйного как раз вовремя, чтобы увидеть, как Малютка Бесс неестественно изогнулась и вас сорвало с седла. Что случилось? Она поскользнулась? Каким образом ей удалось вас сбросить? Если можете, попытайтесь все мне рассказать.

Воспоминания нахлынули обжигающим потоком. Я попробовала сесть, но Джон не позволил.

— Нет, не шевелитесь. В чем дело?

— О Боже, Джон, что-то не так! Малютка Бесс потеряла рассудок, взбесилась, и я не сумела ее успокоить. Пожалуйста, посмотрите, что с ней.

— Через минуту. Сначала проверим: вы можете двигать ногами?

Я могла. Не хотела, но могла и продемонстрировала свои способности Джону. Все равно он не отстанет.

Джон провел ладонями по моим ребрам, плечам, рукам. Пришлось позволить ему, поскольку другого выхода нет. Но к моему величайшему удивлению, я опять не испугалась, хотя он оставался все таким же: слишком огромным, слишком сильным, слишком опасным. Стоило взглянуть на Джона, чтобы в этом убедиться. И все же мне было тепло и хорошо.

— Отлично, теперь можно позаботиться и о Малютке Бесс, — решил Джон, снял свой сюртук и подложил мне под голову. — Если вздумаете встать, я буду крайне недоволен, — предупредил он.

— В таком случае и не подумаю вас огорчить, — прошептала я, и он улыбнулся.

Уже через несколько минут Джон снова привлек меня к себе и стал нежно, очень медленно укачивать.

— Как она?

— Думаю, нам не придется пристрелить ее. Ракер, как, впрочем, и мой камердинер Бойтон прекрасно умеют лечить подобные увечья. Похоже, она сильно вывихнула правую переднюю ногу, а на спине глубокие рваные раны. Посмотрим.

— Я могу помочь, — вызвалась я. — Я провела немало часов в конюшнях Дирфилд-Холла, обучаясь уходу за лошадьми. Да я и не позволю расправиться с ней. Должно быть, тут моя вина. Я что-то сделала не то…

— Это не ваша вина, — спокойно, размеренно объяснил он. — Успокойтесь.

Я попыталась сосредоточить взгляд на его лице, пока не увидела ясно каждую черточку. Джон выглядел не просто мрачным, а разъяренным.

— Нет? — прошептала я. — Я не ударила ее чересчур сильно, правда, Джон?

— Нет, конечно, нет, для этого вы слишком хорошая наездница.

Он глубоко вздохнул, а когда заговорил, я не узнала этот бесстрастный, без малейших интонаций голос.

— Я сказал вам, что у нее на спине рваные раны. Ну так вот, под седлом я обнаружил это.

Он поднял что-то бесформенное с земли и протянул мне. Свернутая кольцом терновая ветка, усеянная длинными острыми колючками, потемневшими от крови. Крови Малютки Бесс.

Силы оставили меня. Я в ужасе охнула и обмякла, тупо глядя на омерзительную колючую паутину.

— Нет, это невозможно! Невозможно! Кому понадобилось сотворить такое?

— Кто-то сунул ветку под седло, и намерения этого человека ясны как день. Каждый раз, когда вы шевелились, сжимали ноги, шипы впивались в бедняжку. Представляете, какова была боль, когда вы заставляли ее прыгнуть! Поэтому она и старалась сбросить вас. Знай я, кто этот негодяи, своими руками убил бы!

— Я прикончу его раньше, этого ублюдка! Одно дело пытаться причинить зло мне, и совсем другое — невинному созданию. Я пристрелю подонка, который сделал это!

Руки Джона судорожно сжались, но он неожиданно улыбнулся.

— Еще посмотрим, кто доберется до него первым, — заметил он и, немного помолчав, добавил:

— Видите ли, Энди, если бы я сел на Бесс, колючки сразу же вонзились бы в нее на всю длину. Но поскольку вы легче, она сбросила вас не сразу. Боль нарастала постепенно, пока кобылка не взбесилась.

Я судорожно сглотнула.

— Не откатись я в сторону, она, возможно, растоптала бы меня.

— Скорее всего.

Перед глазами поплыли строчки отцовского письма. Уткнувшись в рубашку Джона, жадно вдыхая его запах, я пробормотала:

— Предупреждение, очередное предупреждение. Тот, кто подстроил это, не был твердо уверен, что покончит со мной. Как похоже на случай со старухой, грозившей мне ножом и кричавшей, что я за все заплачу, что бы это ни означало. Повторяю, это очередное предостережение. Но почему?

— Не знаю. Однако теперь я схожу с ума от ярости и намерен докопаться до правды. А вы немедленно возвращаетесь в Лондон.

Мне этот план показался логичным и неглупым. По крайней мере в доме деда я буду в безопасности. Все равно что в монастыре, где за мной закроются надежные, окованные железом двери. Там никто не обидит меня, не причинит зла. Но и ответов я не получу. Хуже того, даже там меня может настигнуть неведомая, карающая неизвестно за какие грехи рука.

— Нет, я не могу уехать, — жалобно проронила я. — Неужели не понимаете? Тогда мы не узнаем, кто и почему проделывает все это. А что, если неизвестный злоумышленник отправится за мной в Лондон? О нет, Джон, не спорьте, вы знаете, что я права. Послушайте, я не беззащитна и не беспомощна. Я купила пистолет у мистера Форрестера. Дед научил меня стрелять. Не полная же я идиотка! Пистолет прикреплен к подвязке.

Его руки снова сжались, но тут же ослабли. Похоже, я не убедила его! Но и не считаться с моими доводами он не мог.

— Все, что вы сказали, — правда, но проблема в том, что мы не знаем, откуда будет исходить очередная угроза.

— Я постараюсь больше не оставаться одна. У меня «дерринджер». Повторяю, что училась стрелять. И не задумываясь пущу пулю в любого злодея. Со мной всегда Джордж, а своим лаем он разбудит и мертвого. Он прекрасный защитник.

Джон ничего не ответил, но я понимала: он не станет спорить, пока не найдет достаточно веских аргументов. Так всегда поступал и мой дедушка.

— Вы чувствуете себя достаточно хорошо, чтобы вернуться домой?

— Да.

Он натянул сюртук и сунул терновую ветку в карман.

— Попытайтесь держаться за меня.

Джон подхватил меня на руки. Я по-прежнему цеплялась за его рубашку и уткнулась лицом в сильную шею. Джон отнес меня к Буйному, мирно щипавшему траву футах в пятнадцати поодаль.

— Потерпите, Энди. Как только мы окажемся в седле, я посажу вас перед собой.

— Попробую.

— Молодец.

Не знаю, как ему это удалось, но он действительно сумел сесть сам и посадить меня. Боль была такой отчаянной, что я закусила губу, чтобы удержаться от крика.

— Прекрасно, — прошептал он. — Прекрасно. Старайтесь дышать не слишком глубоко. Мы поедем шагом. — Он привлек меня к себе и взял поводья Буйного в одну руку. — Только не отпускайте руки. Закройте глаза, и голова не будет кружиться. Если снова затошнит, скажите мне. И не волнуйтесь о Малютке Бесс. Я пошлю за ней Ракера, как только мы вернемся.

— Я рада, что вы оказались рядом, — призналась я. — Боюсь, на этот раз мой «дерринджер» вряд ли помог бы. Я просто бы скончалась на месте, прямо здесь, среди нарциссов.

— Я знаю вас, Энди. Вы непременно что-нибудь придумали бы.

— Вы правда так думаете или хотите меня утешить?

Он наклонился, поцеловал меня в лоб и выругался.

— Простите. Этого больше не повторится. Забудьте, что я это сделал, хорошо?

Но разве можно забыть, какими теплыми и нежными были его губы?

— Правда, Энди. Вы мужественная, отважная женщина, и к тому же умная. И обязательно сообразили бы, как поступить. А теперь… что, по-вашему, я должен сказать дядюшке?

Я подумала об отцовском письме, надежно запрятанном в шкатулке. Я ничего не сказала о нем Лоренсу. И вообще ни одной живой душе. Почему? Потому что любой в доме способен покушаться на меня. Правда, мне в голову никак не приходило, по какой причине кому-то, особенно мужу, вздумалось бы преследовать меня. Я не причинила зла ни ему, ни остальным обитателям Девбридж-Мэнора. Лоренс познакомился со мной совсем недавно и совершенно не был обязан жениться. Его не заставляли вернуться в дом дедушки после первого визита. Во всем этом не было никакого смысла.

— Нет, — решительно заявила я, — не стоит, чтобы об этом проведали. Пусть особа, ответственная за все это, гадает, что нам известно.

— Согласен. Каково же объяснение? Кроличья нора? Ракер и все остальные, кто увидит глубокие порезы на спине Малютки Бесс, сразу поймут: такие раны не могли появиться лишь потому, что ее нога якобы попала в нору. Я скажу Ракеру правду. Он сам позаботится о кобылке. Я попрошу его также никому об этом не говорить. Он человек надежный. Остается тот, кто подложил под седло ветку. Он все знает.

— Мне это не нравится, — пролепетала я, крепче вжимаясь лицом в его сорочку.

— В вас говорит тщеславие. Но я не позволю, чтобы кто-то подумал, будто вы плохо держитесь в седле. Расскажу всем, что это была ужасно глубокая, едва прикрытая травой нора, которая попалась вам прямо на пути, а вы гнали очень быстро и не было никакой возможности ее объехать. Даже если мне не поверят, я буду всеми силами защищать вас.

Мне хотелось врезать ему по носу, но я даже не могла сжать пальцы в кулак!

Он хмыкнул и крепче стиснул мою талию.

Ему пришлось остановить Буйного, потому что меня снова рвало.

Навстречу нам выбежало множество людей. Все говорили одновременно, высказывая собственные соображения. И будь у меня хоть капля воли, я попросила бы всех убраться к дьяволу. Джон бережно опустил меня на диван. Я зажмурилась и то и дело уплывала в небытие, но всегда возвращалась.

Наконец я узнала прекрасный глубокий голос Томаса. Вот его мне не хотелось убить, а это означало, что я чувствую себя немного лучше.

— Дядя Лоренс, положите холодный компресс ей на лоб. Амелия всегда так делает, когда у меня приступ мигрени.

Какое восхитительное ощущение!

— Спасибо, — выдавила я.

— Лежите спокойно, Энди, — велел мой муж.

Я ощутила теплое дыхание на своей щеке. Он, кажется, пил бренди. Знакомый, успокаивающий запах!

— Я вполне здорова, Лоренс, дайте мне еще несколько минут.

— Дядя Лоренс, — вмешалась Амелия, — думаю, нужно послать за доктором Баулдером.

— Не нужен мне никакой доктор, — прошипела я. —Занимайтесь собственными делами и не лезьте в мои. Я услышала смех Джона.

— Оставьте ее в покое, пусть полежит тут одна, — посоветовал он.

— Так и быть, — согласился Лоренс. — Но мне это не нравится. Я почувствовал бы себя куда лучше, если бы Катберт ее осмотрел.

— Только через мой труп, — стояла я на своем и, с трудом открыв глаза, взглянула на Лоренса. — Вы мой муж и должны питать ко мне хоть каплю симпатии. Не мучайте меня. Не подпускайте ко мне этого Катберта.

— Хорошо, — заверил он. Я расслышала в его тоне веселые нотки и снова унеслась куда-то. Там, в поднебесье, было тепло, голоса сливались в неровное жужжание, а боль отступила.

Не знаю, кто перенес меня в Синюю комнату, но, прежде чем крепко заснуть с помощью настойки опия, которую раздобыла эта чудесная женщина, миссис Редбрист, я отчетливо узрела расстроенную физиономию Белинды.

Проснулась я только в сумерках. И долго лежала неподвижно, боясь, что боль снова пронзит меня. Но, к моему облегчению, только голова тупо ныла. Я медленно сползла с кровати. Белинда, как оказалось, раздела меня и облачила в ночную рубашку.

Послышался скрип пружин. Белинда, сидевшая в кресле у кровати, выпрямилась, готовая вскочить.

— Нет-нет, миледи, вам еще нельзя вставать.

— Но я прекрасно себя чувствую, — запротестовала я и, опустив ноги на пол, поднялась. Ноги затекли, руки и плечи были покрыты синяками, но в остальном все было в порядке.

— Кроличья нора оказалась не слишком глубокой, — сообщила я, подумала о Джоне и улыбнулась. Улыбнулась, несмотря ни на что.

Белинда тут же подлетела ко мне. Я подняла руку, чтобы ее отстранить:

— Нет, Белинда, не стоит беспокоиться. Мне нужна очень горячая ванна. Она сразу прогонит все хвори.

«И поможет избавиться от тебя», — подумала я, но тут же поморщилась от стыда. Бедняжка тревожится за меня. Но я никого не желала видеть.