Глава 1

Кошачьи бега

Беговой трек Маккояти близ Истборна, Англия Апрель 1823 года

Ясный солнечный день

— Мистер Рейли, да уберите же Крошку Тома с дороги! Дьявол и все присные его! Берегись, Мистер Корк сейчас его зашибет!

Крошку Тома рывком сдернули с беговой дорожки, как раз вовремя, в самый последний миг, секунды за две до того, как Мистер Корк собьет его с ног. Крошка Том был главной надеждой мистера Рейли, просто еще не был готов к состязаниям такого уровня. Черный, как приспешник самого сатаны, с крохотными белыми носочками, он был, бесспорно, хорош, но что можно ожидать от годовалого и к тому же недостаточно обученного котенка!

Однако когда соревнующиеся промчались мимо и полетели к финишу, мистер Рейли осторожно поставил Крошку Тома обратно на дорожку, легонько шлепнул по филейным частям и что-то проворчал в маленькое ушко. Похоже, в ворчании содержался некий намек на рубленую куриную печенку, потому что Крошка Том, уже чувствуя, как лакомые кусочки проваливаются в его крохотный желудок, рванулся вперед. Мегги Шербрук в который раз оглядела бегущих, приставила ладони рупором ко рту и с новой силой завопила:

— Ад проклятый, Мистер Корк! Беги! Не позволяй Блинкеру Второму обогнать себя! Беги же! Давай!

* * *

Преподобный Тайсон Шербрук, склонный игнорировать неприличные промахи дочери, иногда, правда, крайне редко, прибегавшей к любимому ругательству Шербруков, да и то исключительно на беговом треке, что казалось не только естественным, но и вполне допустимым, громогласно поддержал ее:

— Беги, Мистер Корк, беги! Клеопатра, милая девочка, ты можешь, ты сделаешь это!

Мистер Корк, вот уже с полгода как вошедший в полную силу, вырос большим красивым котом с рыжими полосами на головке и спинке, снежно-белыми брюшком и лапами и сильным, как Клэнси, призовой бык мистера Харбора. Бежал он исключительно на запах форели, предпочтительно жареной или запеченной с несколькими каплями свежего лимонного сока. Любимое блюдо ждало его на финишной черте, и, нужно сказать, что Макс Шербрук честно выполнял свои обязанности, держа рыбу за хвост и раскачивая ее, как маятник метронома, чем удерживал внимание Мистера Корка, взгляд которого был прикован к соблазнительному призу.

И хотя, с точки зрения знатока, тренировка кота явно велась не по правилам, Мистер Корк частенько проводил утро на кухне. Рыже-полосатый хвост, высовывавшийся из-под скатерти, лениво помахивал взад-вперед, возвещая о том, что его обладатель не прочь отведать жирный кусочек поджаристого бекона или вкусного молочка, а может, и того и другого, если домочадцы вдруг расщедрятся.

Мускулистый и крепкий, он летел по дорожке так, что только лапы мелькали — сама мощь и поэзия, выраженные в движении, как восхищенно говаривала леди Донтри. Ей можно было верить — недаром почтенная дама вот уже четырнадцать лет, как была распорядительницей бегов, которые устраивала даже в самую неблагоприятную погоду. Леди Донтри, известная своими высокими моральными принципами, ненавидела любые проявления коррупции, и даже сейчас, в 1823 году, по слухам, еще делались попытки исказить результаты бегов, поэтому во всех питомниках беговых кошек на этот счет принимались строжайшие меры.

Мэри Роуз, шотландка по происхождению и уже восемь лет как жена Тайсона, вторила падчерице так же громко, но с мелодичным выговором своей родины:

— Беги, Клео, моя красавица, давай же! Вперед! — И, набрав побольше воздуха в легкие, заорала:

— Держись рядом с ней, Алек! Скорее, парень!

Семилетний Алек Шербрук честно пытался не отстать от Лео, которого боготворил. По всем питомникам недавно пронесся слух, что Алек Шербрук — из той породы, что рождается раз в сто лет, а именно породы кошачьих шептунов. Этот странный термин означал, что кошки прислушиваются и понимают каждое его слово, мало того, повинуются его командам. Никто не знал в точности, так ли это, но если так… значит, Шербрукам невероятно повезло. Говорили, что, стоит Алеку очутиться рядом, Клео буквально несется по воздуху. Поэтому и поддалась так скоро новым методам тренировки. Все просто диву давались: подумать только, кошачий шептун! Давненько такого не бывало! И если Алек Шербрук действительно наделен этим необычным даром, его имя наверняка станет знаменитым в мире кошачьих бегов! Поскольку он еще был недостаточно взрослым, чтобы поспевать за Клео, тренером кошки считался Лео, его старший сводный брат. Правда, Мегги была не совсем уверена, почему именно Клео показывает чудеса скорости: потому что рядом бежит Лео или потому что семилетний Алек что-то шептал в ее белое ухо перед началом каждого забега.

Зрители, предпочитавшие более грациозных участников вроде Клеопатры, нареченной Клео Миа гостившим в Англии итальянским священником, считали ее прирожденной прыгуньей. Мэри Роуз, затаив дыхание, наблюдала, как кошка очень быстро пробежала несколько ярдов, словно накапливая энергию, прежде чем подобно балерине оттолкнуться задними лапами и, растопырив передние, рвануться вперед. Длинное пятнистое тельце взвилось в воздух и приземлилось чуть впереди Блинкера Второго. Зрители радостно взвыли. Леди Донтри объявила, что Клеопатра — само изящество в движении, чем снискала дружные возгласы одобрения.

В начале забега Клео вполне довольствовалась тем, что держалась на добрых шесть корпусов позади лидера и рядом с Лео, пока Алек старался не отстать. Лео непрерывно повторял ее кличку настолько громко, чтобы кошка слышала, и бежал со всех ног, что было нелегко, особенно когда кошка сжималась, перед тем как подскочить и оказаться фута на три впереди остальных бегунов. Братья Харкер, владельцы Маунтвейлского питомника, во всеуслышание превозносили технику бега как уникальную и достойную всяческого подражания. Потом речь неизменно заходила об Алеке. Тут известные знатоки и тренеры дружно качали головами и гадали, каким образом ему удастся изменить мир кошачьих бегов своим необыкновенным даром. Кошачий шептун, подумать только!

Блинкер Второй вытянул шею и припустил быстрее, умудрившись снова обогнать Клеопатру. Он, можно сказать, из шкуры лез, оставаясь посреди беговой дорожки, прислушиваясь к ободрительным крикам хозяина, обещавшего все парное молоко, которое только удастся надоить сегодня вечером у Труди, коровы Гримсби.

Смельчак не свернул, даже когда другой кот едва не сбил его с лап: недаром мистер Гримсби, тренируя кота, постоянно советовался с прославленными братьями Харкер, придерживавшимися того мнения, что нельзя чересчур утомлять животное и поэтому вполне достаточно не более десяти забегов в день. Блинкер Второй, серый кот со сверкающими изумрудными глазами, всегда мяукал на бегу.

Мегги уже охрипла и сорвала голос, но какое значение это имело?! Собравшись с духом, она из последних сил завизжала:

— Давай, Мистер Корк! Шевелись! Покажи Блинкеру Второму! Смотри, какую чудесную форель приберег для тебя Макс! Чувствуешь этот аромат?!

Мистер Корк понял, что настало время показать себя. Мелькание лапок, едва касавшихся сухой земли, слилось в одну сплошную дымку, зеленые глаза были устремлены на форель, мерно раскачивавшуюся в правой руке Макса, который стоял в полушаге от финишной черты.

В этот момент Клеопатра исполнила свой коронный прыжок, приземлившись футах в трех с половиной впереди Лео. Тот усердно пыхтел, стараясь поравняться с кошкой, поскольку если та не видела его уголком правого глаза, немедленно останавливалась и дожидалась обожаемого тренера… или, возможно, сразу его и Алека, наверняка сказать было трудно. Это был единственный недостаток методики Лео Шербрука. В свои семнадцать лет он считался признанным авторитетом по части тренировки кошек в питомнике приходского викария. Каждое утро соседи наблюдали, как Лео и Алек дружно бегут по полям в направлении Ла-Манша.

Кэндис, белоснежная кошка Хорейшо Бламмера, напоминавшая очертаниями пушку, невероятно злобная и подлая, огрызалась и то и дело щерила пасть, стоило кому-то из участников бегов приблизиться больше, чем следовало. И если бедняга не оказывался достаточно проворным, негодяйка, не церемонясь, пускала в ход зубы. Покусанные ляжки и зады приходилось потом долго залечивать. Мистер Бламмер весьма гордился характером и повадками своей кошки, не нуждавшейся ни в приманках, ни в подкупе.

Но Мистер Корк, задержавшись на мгновение, зашипел на Кэндис так, что она даже растерялась, после чего задрал хвост и промчался мимо.

Хорэс, десятилетний кот мистера Гудгейма, по-прежнему, как шутил хозяин, был одним из лучших игроков. Длинный, тощий, похожий на серо-белую стрелу, летящую по дорожке… Мистер Гудгейм 1 прикрепил к пушистому белому хвосту флажок, весело трепещущий на ветру. На флажке были изображены кошки, стоящие на задних лапах и державшие скрещенные мечи. Под мечами краснели большие буквы: «Leve et Reluis», означавшие «Восстань и снова озари», прекрасное изречение, к сожалению, не слишком понятное местным жителям.

Первые прошли уже три четверти пути. Только троих сумели сманить хулиганы, либо ухавшие филинами, либо оравшие, как рыбные торговцы, размахивая вонючими тушками форели или сырыми куриными ножками. Впрочем, сторожа окрестных питомников в два счета скрутили негодяев и вышибли за ворота.

— Мистер Корк, я дам тебе три куска бекона, если побьешь Старину Ламли! — прохрипела Мегги.

Старина Ламли был чемпионом, хорошо знавшим свое дело. И мчался молнией, стоило ему завидеть хозяйку, миссис Фоу, стоявшую у финишной черты со скрещенными на мощной груди руками и негромко насвистывавшую одну и ту же мелодию. Правда, за последний год бедняга немного страдал от артрита, что, как предсказывали знатоки, вскоре поубавит ему прыти.

Четырехлетний Рори Шербрук обожал Клеопатру, хотя бессовестная кошка дергала хвостом и убегала, стоило малышу подобраться ближе и попробовать ее схватить. Сидя на отцовских плечах, он вовсю размахивал руками и визжал так, что Тайсон всерьез опасался, что оглохнет.

Мегги похлопала Рори по ноге и увидела, как Мистер Корк внезапно оторвался от Клеопатры, прыжок которой оказался недостаточно длинным. Со стороны публики послышался общий стон, немедленно сменившийся приветственными криками.

Шум постепенно усиливался. Теперь на треке осталось пять кошек. Все в превосходной форме. Все стремятся победить. Четыре держались вместе, все убыстряя бег: Клеопатра, Блинкер Второй, Старина Ламли и Мистер Корк. Кэндис оказалась чуть позади. Опустив голову, не глядя по сторонам, она что было мочи пыталась догнать остальных.

Неожиданно откуда-то сбоку появился Крошка Том и, неизвестно как перелетев через остальных, оказался впереди. Его прыжок чем-то напоминал стиль Клеопатры, но шел по спирали, что придавало ему некий дополнительный шик. Толпа затаила дыхание, когда забавный маленький котик перескочил через Хорэс, едва не задев гордо реющий на хвосте флажок. Потом по ужасной случайности Крошка Том приземлился прямо на спину Блинкера Второго. Ошеломленный кот извернулся и укусил наглеца за ухо, после чего оба с воем и визгом скатились с дорожки и мгновенно запутались в юбках миссис Бланшар, глухой восьмидесятилетней старушенции. Та, отчаявшись понять в чем дело и откуда на нее свалился плюющийся, царапающийся клубок, принялась отбиваться зонтиком.

Настоящее столпотворение разразилось, когда Мистер Корк в последнем отчаянном усилии перемахнул через финишную черту, опередив Клеопатру на три волоска. Старина Ламли и Кэндис рвались вперед в борьбе за третье место. Блинкер Второй просеменил обратно, сообразил, что проиграл, и, высоко задрав нос и хвост, прошествовал через финишную черту. За ним проследовал Хорэс, тащивший флаг по грязи: очевидно, сегодня восстания, а также озарения не предвиделось. Что же до Крошки Тома, он, совершенно изнуренный, лег на краю трека и принялся лизать лапки.

Когда леди Донтри громовым голосом, наверняка услышанным в самом Истборне, объявила победителем Мистера Корка, Макс поднял кота и, повесив себе на плечи, как некое подобие горжетки, пронес по кругу. Рядом с победоносным видом шагал Алек. К тому времени как круг был завершен, Макс тяжело отдувался: никто не назвал бы Мистера Корка пушинкой. Завидев Мегги, Мистер Корк открыл пасть и испустил громогласное «мяу». Девушка незамедлительно вытащила из кармана кусочек бекона, обернутый чистой салфеточкой, и скормила коту, что-то ласково приговаривая и называя его своим красивым мальчиком и великолепным бегуном.

Мистер Корк прикончил бекон, лизнул руку Мегги и снова положил головку на плечо Макса. Выглядел он при этом крайне довольным собой.

Клеопатра поняла, что проиграла, и очень расстроилась. К сожалению, спортивный дух и чувство товарищества отнюдь не числились в ряду качеств, прививаемых тренировкой, так что, когда Лео имел глупость поднести ее чересчур близко к победителю, кошка молниеносно выбросила вперед лапку и цапнула Мистера Корка за голову. Но тот приоткрыл один глаз, лениво зашипел и снова заснул, нимало не оскорбленный ее дурными манерами.

— В следующий раз, Клео, — пообещал Лео, гладя ее блестящую спинку. — Ты обязательно побьешь рыжего великана, вот увидишь, так и будет. Еще немного отточим твои толчки задними лапами, наберешь побольше сил, и мы с Алеком выведем тебя в чемпионы.

Алек зарылся носом в ее шейку, чуть коснулся уха кончиком пальца и что-то прошептал, причем окружающие могли бы поклясться, что кошка внимательно слушает. Мальчик поцеловал ее макушку. Клео мгновенно забыла свои горести и завела томную песенку.

Завидев это, мистер Гримсби с мудрым видом закивал.

— Кошачий шептун, — пробормотал он жене, мигом принявшей подобающий случаю благоговейный вид. — Ничего не скажешь, юного Алека ждет большое будущее.

В следующем, последнем на этот день, забеге участвовали исключительно трехлетние кошки: самый агрессивный, самый непредсказуемый, почти не поддающийся тренировке возраст. Подобного рода соревнования, как правило, превращались в общую свалку: шерсть летела во все стороны, над треком разносился дикий вой, и чаще всего ни один участник так и не добирался до финишной черты. Сегодняшний день тоже не был исключением.

— Котята — они и есть котята, — заявил Оззи Харкер, покачивая головой и подхватывая Монро, трехлетнего безобразника с изодранным ухом. Мегги погладила Мистера Корка и Клео и покрывала поцелуями их мордочки, пока оба с недовольным видом не отвернулись, явно намекая на прискорбное отсутствие кормежки.

— Прекрасный день, — блаженно вздохнула Мегги, обнимая отца. — Теперь, когда Алек взялся за Клео, бьюсь об заклад, скоро она начнет обгонять Мистера Корка.

— Поразительный мальчонка, верно, Мегги? — любовно проворчал Тайсон. Дочь расслышала нежные нотки в его голосе и обняла отца.

— И он, и Рори. Оба великолепны. Вы с Мэри Роуз постарались на славу. А я, — с лукавой ухмылкой добавила она, — как и обещала, объяснила им, что почем.

Тайсон, не выдержав, рассмеялся, вспоминая ту, давнюю церемонию, закончившуюся не только всеобщим весельем, но и согласием.

— Жаль, что Роэна Каррингтона и Сюзанны здесь нет. Я ужасно рада, что они позволили братьям Харкер участвовать в состязаниях. Забеги кажутся куда более волнующими, когда на трек выходят воспитанники Маунтвейлского питомника.

— Они приедут в мае, — сообщил Тайсон. — Пока что они в Париже. Роэн написал, что сейчас любуется деревьями в цвету. Ты же знаешь Роэна и его сады: он вернется с дюжиной новых планов, замыслов и эскизов разбивки клумб и посадок.

— И вправду хороший день, — согласился Макс, по-прежнему держа Мистера Корка, но пыхтя уже не так сильно.

— Да, — согласился отец, — хороший.

— Папа, можно я понесу Мистера Корка?

Тайсон поднял глаза на четырехлетнего Рори, мысленно добавил вес Мистера Корка и вздохнул:

— Давай кота сюда, Макс.

Глава 2

Городской дом Шербруков

Патнем-плейс, Лондон

Неделю спустя

Городской дом Шербруков на углу Патнем-плейс, трехэтажный особняк в георгианском стиле, был выстроен в середине прошлого века графом Нортклиффом, имевшим гораздо больше денег, чем хорошего вкуса — «bon gout» 2, как он обычно говорил, изливая свое семя в лоно очередной «пансионерки» борделя мадам Орли.

Именно он и наводнил сад греческими статуями мужчин и женщин, сплетавшихся в самых непристойных позах. Последние шестьдесят пять лет буквально все: дети, взрослые, гости, слуги и даже случайные разносчики — могли часами глазеть на обнаженные мраморные парочки, олицетворявшие различные аспекты физической страсти.

Временами Мегги искренне жалела, что ей не довелось познакомиться с оригиналом графом. Ни Лео, ни Макс до сих пор не проговорились своему отцу-священнику, что их двоюродные братья, мальчишки дяди Дугласа, успели наскоро показать им статуи в укромном уголке сада Нортклиффов. При этом все четверо беззастенчиво пялились на соблазнительные сцены, отпускали непристойные замечания и, хихикая, изучали все неприличные подробности.

Мегги поселили недалеко от спальни тети Алекс, примыкавшей к комнате дяди Дугласа. Ее же комната была отделана в светлых оттенках персикового и кремового. Она останавливалась в этой комнате с восьми лет. В дверь легонько постучали.

— Войдите! — откликнулась Мегги.

На пороге возникла тетя Алекс, румяная, растрепанная, запыхавшаяся и сияющая, как утреннее солнышко, потому что едва ли не с рассвета каталась в Гайд-парке с дядей Дугласом. Оба наверняка пускали коней во весь опор, наслаждаясь одиночеством и покоем, поскольку никто из людей светских не изволил подниматься с постели так рано, чтобы оказаться в этот час в парке и тем более осудить столь эксцентричное поведение. На Алекс была темно-зеленая амазонка, подаренная мужем на день рождения. Густые рыжие волосы выбились из-под модного крошечного цилиндра и беспорядочной массой локонов рассыпались по спине.

— До чего я люблю лондонскую жизнь! — весело объявила она, стягивая рыжевато-коричневые перчатки для верховой езды из невероятно мягкой кожи. — Когда только приезжаешь сюда, здесь все кажется таким чистым и свежим! Весна в Лондоне — это нечто особенное! Кроме того, я ужасно довольна, что Тайсон позволил нам взять тебя под свое крылышко. Что ни говори, а первый сезон очень важен для девушки. Надеюсь, мы повеселимся на славу. Кстати, я пришла сказать, что сегодня утром Дуглас везет тебя к мадам Джордан.

— Кто такая мадам Джордан?

— Моя модистка, разумеется. Одевает меня с тех пор, как мы с Дугласом поженились.

Алекс на секунду замолчала, очевидно, погрузившись в крайне приятные воспоминания, потому что по лицу расплылась широкая улыбка.

— Хм-м, о да, между нами: ты будешь похожа на принцессу. Только делай так, как скажет дядя. У него идеальный вкус.

Мегги всю жизнь твердили, что у обоих дядей просто идеальный вкус во всем, что касается дамской одежды. Вероятно, и у отца тоже, поскольку вся мужская половина рода Шербруков отличалась особенной удачливостью и тонким вкусом. Будучи викарием, он не мог позволить себе судить вслух о таком суетном предмете, как женские туалеты.

Мэри Роуз, мачеха Мегги, и сама Мегги, волей-неволей оказавшиеся в доме, полном существ мужского пола, давно объединились и сами выезжали за покупками, невероятно при этом наслаждаясь. Четверо мужчин, включая Алека и Рори, не будучи откровенными олухами, щедро отпускали комплименты любому новому наряду, давно заметив, что длина комплимента оказывалась прямо пропорциональной степени хорошего отношения к ним дам. Их отец, человек высокого ума, весьма одобрял такое поведение.

— Так вот, Дуглас собирается уехать, как только переоденется. У него встреча в министерстве иностранных дел. Надеюсь, ему не собираются предложить новый дипломатический пост. Последнее назначение было в Рим. Господи, какая же там жара! Мы провели уйму времени с кардиналами и епископами, а это означало, что приходилось носить закрытые платья.

— Я бы с удовольствием посетила Париж, — мечтательно вздохнула Мегги.

— Он отказался от этого назначения два года назад, — сообщила Алекс. Лорд Нортклифф и в самом деле отверг несколько предложений министра, хотя король Георг IV часто советовался с ним по вопросам, касавшимся переговоров с французами, которых Дуглас прекрасно знал. Вероятно, поэтому и отказывался ехать в столицу Франции.

Час спустя Мегги и Дуглас оживленно обсуждали моды с мадам Джордан в ее элегантно обставленной лавке в самом центре Риджент-стрит.

Сегодня выдался чудесный ясный день; всю дорогу до Лондона шел дождь, вчерашним вечером превратившийся в ливень. Зато рассвет был безоблачным и ясным. Настоящее весеннее утро! Цветы затопили столицу красочным водопадом, а на деревьях распустились листья. Мегги просто не могла надышаться свежим душистым воздухом.

В этот ранний час в лавке были только три леди с горничными. Но мадам Джордан, едва взглянув на дядю Дугласа, подлетела к нему и подставила щеку для поцелуя. После чая и сплетен она объявила лорду Нортклиффу, совершенно не обращая внимания на Мегги и, очевидно, считая, что сам процесс не требует участия девушки:

— Вообразите только, такая молодая девушка удостоилась внимания самого милорда Нортклиффа. Всем известен ваш безупречный вкус, так что она станет предметом всеобщей зависти. Вот увидите, с нашей помощью она превратится в истинную красавицу! Хм-м… довольно тонкая талия, что очень кстати, так как нынче опять подчеркивают линию талии… грудь пышная… да, хорошая кожа… и волосы того же насыщенного оттенка, как у мистера Райдера Шербрука и леди Синджен… каштановые… со светлыми прядями и рыжеватыми отблесками… А эти голубые глаза… вскоре они засверкают, как драгоценные камни. Давайте я сначала сниму мерки, а потом мы все обсудим подробно.

Мегги раздели до нижних юбок, чулок и сорочки, поставили на небольшое возвышение, сняли мерки и лишь потом стали драпировать в самые различные отрезы — от прозрачных шелков до ярких переливчатых атласов. Дядя Дуглас внимательно рассматривал каждый, делал замечания, задумчиво поглаживая подбородок, и выглядел при этом генералом, командующим армией, в которой каждый солдат был готов немедленно выполнить приказ.

При виде бального туалета, выбранного им для следующего вечера при полном одобрении мадам Джордан, сердце Мегги затрепыхалось от удовольствия и волнения. Настоящий шедевр: тюль на белом атласе с двумя полосами изысканной вышивки, идущей от талии до подола, имитируя распашную юбку.

— Слава Богу, что тебе идет белое, Мегги, — заметил он, оглядывая племянницу и торжественно кивая. Рукавчики были короткими и туго обхватывали руки. Квадратное декольте открывало грудь. Платье было отделано двумя очень узкими оборками: одна на подоле, вторая под коленями.

— Выдержано в строгом стиле, — заметил Дуглас, — и талия наконец там, где ей положено быть. У тебя чудесная тонкая талия, Мегги, а грудь особенно миленькая… хотя, возможно, и не стоило упоминать об этом в твоем присутствии, но мадам права. Да, этот фасон тебе пойдет. Больше никаких школьных платьиц, дорогая. Ты теперь молодая леди, готовящаяся к выходу в свет.

Мадам Джордан вздохнула:

— Помните, милорд, как вы впервые привели ко мне молодую жену? Что за странный у нее был вкус… впрочем, таким он и остался, зато она понимала силу воздействия на мужчин своей великолепной груди и поэтому упиралась, что было сил.

— Женщины всегда понимают соблазнительность своей груди, — фыркнул Дуглас. — Что же до моей супруги, она до сих пор носит платья с вырезом едва не до колен, и мне это нравится не больше, чем тогда. Мужчины просто раздевают ее взглядами, Николетт! Природа наделила ее такими достоинствами, что трое мужчин могут одновременно пожирать ее наглыми взорами, а я ничего не в силах поделать.

Мадам Джордан рассмеялась и ущипнула его.

— Ах эти ревнивые мужья! Ну разве не восхитительно, дорогая?

Мегги перевела взгляд с Николетт на дядю, впервые ступив на неизведанную территорию взрослого, такого заманчивого мира.

— Да, мэм… если хорошенько подумать… это вправду восхитительно.

За бальным туалетом последовала темно-синяя амазонка, такая красивая, что Мегги едва не заплакала от восторга!

— О Боже, дядя Дуглас, она слишком хороша для меня! — прошептала она, осторожно проводя кончиками пальцев по ткани, услужливо поднесенной поближе одной из помощниц мадам.

— Завтра мы снова приедем заказать еще несколько туалетов и примерить твой бальный туалет. И это только начало. Завтра вечером на балу у Рэнли ты будешь выглядеть настоящей принцессой. Николетт, ее дебют состоится через две недели, и я хочу, чтобы вы придумали для нее нечто особенное.

— Обещаю, — согласно кивнула мадам, и если Мегги не ошибалась, — а она вряд ли ошибалась, поскольку не раз видела то же выражение в глазах Мэри Роуз, — так вот, в темных красивых глазах мадам блестело чистейшее вожделение. Однако держалась она безупречно вежливо и даже проводила заказчиков до двери.

— Она… э-э-э… в самом деле весьма ценит вас, дядя. Черные брови мигом взлетели вверх.

— Тебе всего восемнадцать, Мегги, и, как дочь священника, ты просто не должна разбираться в подобного рода отношениях между мужчинами и женщинами.

— Не забудь, я живу с отцом и Мэри Роуз, — рассмеялась девушка. — Эти двое… смеются, обнимаются и целуются украдкой, особенно когда думают, что остались одни, чего никогда не бывает в доме викария. Более того, две недели назад ко мне в спальню заявился Рори, ужасно перепуганный, потому что, по его словам, мать пронзительно вопила. Не совсем же я идиотка, дядя Дуглас!

— Твой отец — очень счастливый человек, — все, что сообразил ответить Дуглас на это откровение. Правда, позже он ухмыльнулся и пробормотал:

— Хотелось бы мне услышать, каким именно образом тебе удалось успокоить Рори. Так вот, Мегги, я должен кое-что тебе сказать. Здесь, в Лондоне, ты прекрасно проведешь время. Пойми, ты не охотишься за мужем, а просто развлекаешься. И никто не заставляет тебя обращать внимание на всяких болванов. Все это идея твоей бабки, а не наша. Твой отец полностью со мной согласен. Учти, поскольку у тебя неплохое приданое, немало мужчин будет пресмыкаться перед тобой в надежде заполучить богатую наследницу. Берегись тех, кто всегда готов преступить границу. Ясно?

— О да. Тетя Алекс рассказывала, как ее буквально заставили вешаться тебе на шею, потому что ее папа отчаянно нуждался в деньгах, но поскольку мне ничего подобного не грозит, остается лишь улыбаться и флиртовать, с кем я только пожелаю. Папа твердил, что мое дело — вальсировать, попытаться усвоить обычаи света и оставаться скромной и приветливой. Мэри Роуз желает, чтобы я посмотрела все новые пьесы. Так что, если хорошенько поразмыслить, дядя Дуглас, по-моему, папа страстно мечтает о том, чтобы я вышла замуж и покинула родной дом не ранее тридцатилетнего возраста.

— Вполне возможно, — с улыбкой согласился Дуглас, решив про себя, что тоже вряд ли хотел бы видеть мужчину рядом со своей дочерью, если таковая когда-нибудь появится на свет.

— Бабушка Лидия говорит, чтобы я держала ухо востро, иначе окончу жизнь старой девой, как едва не окончила тетя Синджен. Все уверяет, что восемнадцать лет-лучший возраст для брака.

— Матушка, благослови ее Господь, с годами не меняется, — усмехнулся Дуглас-Не волнуйся, Мегги, главное — ты развлечешься и побываешь на всех лондонских балах, а остальное пустяки.

В вечер бала у Рэнли Алекс, расправляя складки темно-розового шелкового платья, блаженно вздохнула:

— Я так рада, что линия талии наконец спустилась до положенной ей границы.

— С другой стороны, — заметил Дуглас, оглядывая жену, — тебе изумительно шел покрой ампир, тем более что он подчеркивал все твои достоинства.

Мегги не особенно удивилась обмену репликами, успев наслушаться подобных диалогов тетки и дяди. Мало того, она заметила, как пальцы Дугласа скользнули к плечу Алекс, помедлили… и рука снова упала.

Усадив дам в экипаж, дядя постучал по потолку и, когда карета тронулась, пояснил племяннице:

— Тебя примут со всем почетом, поскольку, честно говоря, никто не посмеет оскорбить мою родню. Кроме того, нас с Алекс любят в обществе, впрочем, как и твоего дядю Райдера и тетю Софи. Постарайся быть собой, моя чаровница, а если не поймешь, как вести себя в определенной ситуации, спроси Алекс или меня.

— Все это довольно страшно, — призналась Мегги. — И подозреваю, что здешние балы сильно отличаются от тех, что даются у нас, в Гленклоузон-Роуэн.

— Люди везде одинаковы, — утешала Алекс. — Только наряды и драгоценности здесь куда роскошнее.

— Некоторые просто идиоты, — констатировал Дуглас.

— А некоторые нет, — возразила Алекс. — Совсем как дома.

— Однако, — продолжал Дуглас, — как я уже говорил, если поступки какого-то мужчины тебе не понравятся, немедленно прикажи ему удалиться. Потом покажешь мне негодяя, и я потолкую с ним по-своему.

— Да, Дуглас умеет поставить человека на место, хотя давно уже не практиковался, — подтвердила Алекс.

Дуглас со вздохом скрестил руки на груди.

— Подумай, Алекс, еще несколько лет — и наши мальчики вылетят из гнезда и окажутся в Лондоне одни. Можешь себе представить, в какие только передряги они не попадут!

Алекс тихо застонала. Мегги весело хихикнула и закатила глаза при мысли о близнецах Джеймсе и Джексоне, самых красивых из всех молодых людей, которых она знала. Можно себе представить, какой фурор они произведут в бальных залах и сколько дам будут падать в обморок от избытка чувств.

Лорд и леди Рэнли приветствовали гостей у подножия величественной лестницы, ведущей к предмету их радости и гордости — бальному залу, занимавшему весь второй этаж.

— Первый отпрыск Шербруков, появившийся в обществе, — объявила леди Рэнли, улыбаясь Мегги. — Повезло вам с семьей, дорогая. С вами многие мечтают познакомиться. Надеюсь, вам у нас понравится.

— О да, леди Рэнли, — пробормотала Мегги, — тетя Алекс велела мне танцевать, пока не протру дырки в подметках.

Далее все пошло как по маслу. Девушка улыбалась, смеялась, шутила с окружающими, которые, в свою очередь, были чрезвычайно с ней приветливы.