Лицо Йена расплылось в довольной улыбке, и он повернулся к ближайшей прогалине в джунглях.

Взяв свою флягу и мачете, Грант сделал длинный выдох, словно взывая к прячущемуся где-то в глубине источнику терпения. Проделав это, он напомнил себе, что Йен, несмотря на свои двадцать шесть лет, остается юнцом. Интересно, что будет, когда источник терпения иссякнет?

– Итак, что мы будем искать? – спросил Йен.

– Тропу, отпечатки ног, месторасположение лагеря. Все. – Грант отвечал отрывисто, надеясь сократить беседу. Ему хотелось не разговаривать с Йеном, а поразмыслить над тем, что недавно произошло, и проанализировать этот последний, невероятный час его жизни.

Грант покачал головой. Ему нелегко было осознать, что он наконец нашел девушку и что она оказалась дикой кошкой. Огорошенный, облапошенный, направленный по ложному пути и... атакованный, да еще кем! Какой-то пигалицей!

Грант не любил сюрпризов главным образом потому, что всегда плохо на них реагировал. Он подавил вздох. «Сосредоточься на актуальной задаче», – сказал он себе. Задача была очень простая и в общем виде сводилась к следующему – посадить девушку в лодку.

– Ты думаешь, раньше остров был необитаемым?

Грант выразительно пожал плечами:

– Понятия не имею. Этот остров больше других – вот все, что мы о нем знаем. Пожалуй, здесь мог бы разместиться дьявольски крупный город.

Йен замедлил шаг и обернулся.

– Послушай, Грант, – начал он, напустив на себя глубокомысленный вид, – ты знаешь, я никогда не стал бы обсуждать тебя в присутствии экипажа, но...

– Да-да, я знаю.

Йен небрежно взмахнул рукой.

– Во всяком случае, мне непонятно, что на тебя нашло? Я никогда не видел тебя в таком состоянии. Ты вел себя как одержимый.

Грант нахмурился. Йен был прав: прежде он никогда не совершал необдуманных поступков, никогда ничего не делал без предварительного кропотливого изучения.

– Я слишком долго ждал этого момента. – Грант знал, что подобное объяснение звучит неубедительно. Он и впрямь одержим. Эта импульсивность проявилась внезапно, как вспыхнувший пожар, и он безоговорочно ей подчинился – впервые на своей памяти. – Я бы не стал ее преследовать, если бы она не побежала.

Йен внимательно посмотрел на него своими проницательными глазами.

– Возможно, в тебе больше сходства с твоими братьями, чем ты думаешь...

Грант весь напрягся.

– Ничуть не бывало, – огрызнулся он. – Я уравновешенный, размеренный...

– Знаю, знаю, – прервал его Йен. – У тебя безграничное самообладание, выдержка – и все это ты сам в себе выковал. Или может, – он хитро наклонил голову набок, – как говорит экипаж, ты выдавил из себя все желания и превратился в подобие камня?

– Они говорят, что я похож на камень? – Грант замедлил шаг.

– Они говорят кое-что похуже, но я ограничусь этим.

– Тогда уж лучше совсем молчи. – Грант снова пошел быстрее, но Йен тут же догнал его.

– Сегодня ты не был похож на камень, это уж точно. Я даже рад, что ты погнался за ней, – признался он.

Грант наградил его взглядом, показывавшим, что его терпение все же не бесконечно.

– И чем же это тебя так обрадовало?

– Ну, тем, что ты еще остаешься человеком. В кои-то веки ты не руководствовался приказами рассудка. Уж не женщина ли тому виной?

– Просто мне воздалось за то, что я нашел ее. А тот факт, что она женщина, – всего лишь случайность, не имеющая принципиального значения.

– А тот факт, что она красавица? – Йен поднял брови. – Я уверен, ты ее напугал до смерти. Она сейчас, поди, прячется где-нибудь, съежившись, и плачет. – Он издал цокающий звук. – Единственное, что ты не унаследовал от ваших Сазерлендов, это галантность в обхождении с дамами.

Грант заставил себя скрыть раздражение. Кузен, как обычно, пытается поймать его на удочку. Импульсивный и ветреный Йен был его полным антиподом; за семь месяцев путешествия они, наверное, перерезали бы друг другу горло, если бы Грант не следил за собой. Он уже сто раз пожалел, что взял на корабль этого повесу и бездельника, который примчался на корабль за минуту до отплытия из Лондона.

Грант выругался себе под нос и оглянулся на кузена – тот, щурясь, весело рубил сучья и попутно уплетал бананы. У Йена была куча недостатков – невероятная способность вызывать раздражение, леность и еще много чего, но... Йен был ему как родной брат. Если бы похожая ситуация возникла вновь, Грант повторил бы ту же ошибку, взяв его с собой.

Надо было видеть, как Йен с вытаращенными глазами бегал по доку и крутил головой, высматривая причал, где стоял «Киверел».

Когда Йен, щелкнув пальцами, сказал:

– Подумать только, выходит, дедушка Виктории отнюдь не сумасшедший! – Грант с трудом поборол соблазн напомнить кузену о его статусе праздного пассажира, совершающего бесплатную экскурсию.

– Никто из нас никогда не считал его сумасшедшим. – Ответ Гранта был по меньшей мере неискренен, потому что до сего дня он сам не раз задавался вопросом о здравомыслии ее дедушки.

Эдварда Дирборна, старого графа Белмонта, высшее общество Лондона и все, кто как-то был связан с мореходством, называли чокнутым. А как еще назвать одинокого старца, который в безысходной тоске о своей пропавшей семье вообразил, что его родственники, не обнаруженные за все эти годы, живы? Как назвать того, кто рисковал довести себя до обнищания, снаряжая экспедиции в южную часть Тихого океана, после того как они одна за другой заканчивались неудачей?

Но Грант знал, как его назвать. Праведный. По крайней мере в отношении Виктории.

Он вспомнил свою первую встречу с графом. Когда Белмонт рассказывал, как он потерял семью, в его затуманившихся глазах стояли слезы. Грант, испытывая неловкость, произнес тогда какую-то банальность – мол, что погибших уже не вернешь и нужно смириться с мыслью, что теперь они обитают в ином, лучшем мире...

Но Белмонт продолжал верить, несмотря на все доводы окружающих и вопреки всякой логике. Грант резко тряхнул головой. Он знал, почему граф не терял надежды. Не потому, что интуитивно или, как он выражался, «нутром чувствовал», что его родные живы. Он верил в это потому, что альтернатива была для него невыносима.

– Воображаю выражение его лица, когда мы привезем ее обратно. А какими будут лица всех остальных, черт возьми! – Обычно скучающие глаза Йена внезапно загорелись от возбуждения. – А я-то еще думал, какие мы глупцы, раз принимаем поручение глупца...

– Мы?

Йен тут же прикинулся оскорбленным.

– Я полагаю, если здесь ты и я, – сказал он, – значит, это – мы.

Сердито сверкнув глазами, Грант прошел вперед и следующие три часа, прокладывая дорогу, махал мачете так, что дыхание со свистом рвалось сквозь его стиснутые зубы. Рукоятка намокла от его потных ладоней, и на коже выскочило еще несколько пузырей. В конце концов Грант остановился, привалился к дереву и положил покрытую грязью, стертую до крови ладонь на ствол, чувствуя, как усталость пронизывает тело до самых костей.

Внутри остров напоминал сушильную печь, где гуляли мягкий бриз и порошкообразный песок. Грязь вместе с опавшими листьями образовала внизу настил, и эта жижа с жадностью всасывала и тащила все в себя.

Грант напился из фляжки, стараясь не набрасываться на воду, и внимательно осмотрел полученные повреждения. Кожа его рук была усыпана волдырями размером с крону и расчерчена ссадинами; верхнюю часть груди опоясывала красноватая полоса.

– Грант, мы же не на скачках. – Йен, пошатываясь, двинулся вперед.

– Я тебя предупреждал, – сказал Грант. Он не испытывал никакой жалости к своему кузену.

– Да, но я не представлял, как это будет... – Йен внезапно умолк, испуганно тараща глаза. – Я не чувствую своих ног. Проклятие! Я не чувствую своих ног!

Убедившись, что Йен все же еще держится на ногах, Грант пошел дальше, оставив кузена спотыкаться в зарослях. Не обращая внимания на собственное измученное тело, он заставлял себя идти и идти вперед...

– Не так быстро, Грант, – умолял Йен.

– Можешь отстать и передохнуть. Надеюсь, ты найдешь дорогу по следам.

Йен растерянно поглядел на деревья, перевитые виноградной лозой. В глазах у него застыло такое выражение, которое можно было бы назвать леденящим ужасом.

– Я не запоминал дорогу, так как полагался на тебя. Как всегда.

– Тогда тебе лучше подтянуться.

Грант с той же неутомимостью сохранял взятый темп, на что у него была причина, и даже не одна. Да, он нашел Викторию и приблизился на шаг к достижению своей цели, но ему еще надо было убедиться, что девушке ничто не угрожает. Он считал, что теперь должен ее оберегать. Однако сейчас она – юная, временами слабая, временами свирепая – была где-то здесь, на этом необитаемом острове, который заставлял отступать даже сильных мужчин.

Гнев, вызванный ее проделками, задень незаметно рассеялся, и теперь, когда Грант вспоминал, как преследовал ее, у него возникало чувство вины. Он потратил на эти поиски семь месяцев. Семь! И вот теперь девушка была почти у него в руках, а он ее упустил! При этой мысли у него до сих пор сжимались кулаки.

Неожиданно он представил ее лицо, смятение в ее глазах... Ему не хотелось ее пугать, но он сделал именно это!

Виктория Дирборн провела годы вне комфорта и цивилизации, а также, возможно, лишилась обоих родителей – естественно, она была напугана. Вполне понятно, почему она заманила его в овраг и едва не покалечила. Но Грант никак не мог полностью примириться с тем, что при этом девушка насмехалась над ним. Хотя, возможно, это была всего лишь напускная бравада.

Они с Йеном продолжали поиски до восхода луны и, лишь когда на небе было уже три четверти ночного светила, вернулись в лагерь.

– Мы найдем ее завтра, – сказал Грант, отвечая на любопытные взгляды экипажа. Однако, несмотря на свой властный тон, он был в этом далеко не уверен.

Дули засуетился и протянул ему жестяную кружку с кофе. Грант опустился на поваленный ствол пальмы и стал пить, устало глядя вдаль и ни о чем не думая, но под конец даже это стало для него слишком утомительно. Выплеснув кофе в песок, он собрал остатки сил и, взяв твой тюфяк, раскатал его под навесом и лег.

Команда уже уснула, а он все смотрел на небо, усеянное яркими звездами, размышляя о том витке, который только что произошел в его жизни. В действительности уже перед путешествием он страстно желал получить землю в виде платы за поиски, и Дирборн был вынужден предложить ему последнее, что у него оставалось, – Белмонт-Корт. После смерти графа Грант мог стать владельцем внушительного, хотя и пришедшего в упадок, поместья. Наконец-то у него появилась возможность иметь свой собственный дом, своих собственных слуг!

Вместе с тем эта миссия для него всегда означала нечто большее. Дед Виктории, с его печалью в глазах и осязаемым одиночеством, каким-то образом вдохнул в Гранта уверенность, что его родные, возможно, еще живы. Грант никогда не испытывал особой потребности в геройстве, но если они действительно здесь, он хотел бы их вызволить. По крайней мере сейчас он мог вернуть Викторию и был к этому весьма близок.

Девушке каким-то образом удалось выжить. Из бутона распустился прекрасный цветок. Но она не может оставаться здесь бесконечно. Ее нужно спасать, даже если ей не хватает здравого смысла это понять.

– Ты придумала что-нибудь? – спросила Кэмми. Она откусила второй кусочек банана и похлопала себя по впалому животу, будто желудок ее уже переполнен и с завтраком покончено. «Неудивительно, что она продолжает терять в весе», – подумала Тори, глядя на тонкие запястья с выступающими косточками, торчащие ключицы и заострившееся лицо с обтянутыми скулами.

Решив, что нужно заставлять Кэмми есть больше, Тори быстро прошагала в маленькую хижину. Пол, сделанный из связанных досок, скрипнул под ногами, но не прогнулся.

– Идей много, – наконец ответила она. – Только вряд ли мы сможем их осуществить. Ума не приложу, как нам с тобой уплыть на их корабле, пока они там на берегу чешут свои головы.

– Прекрасная мысль!

Тори подняла бровь. Какое счастье – Кэмми шутила.

– Мы мало что знаем о них.

– Да, – согласилась Кэмми. – А что, если они порядочные люди? Может, тот мужчина, что гнался за тобой, был... пьян?

– Ну уж нет, – покачала головой Тори. – Он был абсолютно трезв.

– А вдруг он ненормальный?

Тори уже открыла рот, чтобы сказать «нет», но потом вспомнила его глаза. Хотя они были холодны, как синий лед, взгляд их был слегка... диковат.

– В таком случае зачем они послали его самым первым?

– Может, им стало невмоготу от него на корабле, – размышляла вслух Кэмми, – и они хотят бросить его на необитаемом острове. Возможно, ты им посодействовала!

– Что ж, я допускаю что-то в этом роде. – Тори опустилась на соломенный тюфяк и села по-турецки.

– И как нам теперь быть? – продолжала Кэмми. – Снова пойдем той же дорогой? Рискнем довериться им, хотя они могут похитить нас в тех же гнусных целях?

Тори почувствовала, как у нее напрягаются шея и плечи. Опасная дорога. Один неверный шаг – и...

– Мне было бы спокойнее, – сказала она, – если бы я увидела на палубе женщину или ребенка.

– Или, например, капеллана.

– Да, – кивнула Тори. – Я должна взглянуть на них поближе. Может, мне прокрасться потихоньку на пляж?

– Почему тебе не остаться здесь и не воспользоваться этой штукой? – Кэмми показала на подзорную трубу, которая стояла в углу хижины потому, что ее больше нельзя было использовать в качестве телескопа. Тори бегло скользнула по ней взглядом.

– Эту рухлядь? У нее линза в окуляре треснула посередине.

– Ну и что? – Кэмми поморщилась. – Она же не стала от этого показывать хуже. Просто ты будешь видеть вместо одного предмета два...

– Нет, этот вариант не годится. Сейчас они нас ни за что не найдут, а стекло будет отражать свет. Если я могу видеть их в трубу, значит, они тоже могут видеть меня.

– Тогда надо спрятаться в кустах и подождать, пока появится облако, – заявила Кэмми, считая вопрос исчерпанным. – Но будь осторожна!

Тори тяжело вздохнула.

– Хорошо. А ты оставайся здесь, прошу тебя!

Через несколько минут она уже ползла по-пластунски, упираясь локтями в землю, волоча по грязи сломанную подзорную трубу и заклиная Кэмми хотя бы на этот раз остаться в ясном уме.

Отрегулировав фокус, Тори стала наблюдать за облаком. Ей казалось, что ожидание продолжается несколько часов. Облако двигалось так робко, словно кто-то выманивал его согнутым пальцем из поля ее зрения. Когда солнце наконец затянулось флером, она припала к окуляру, приготовившись делить пополам все, что обнаружит.

Оставаясь под прикрытием облака в течение довольно длительного времени, она вела наблюдение за кораблем. На палубе не было видно ни женщин, ни резвящихся детей, ни капеллана в черной мантии – одни матросы, и больше никого.

У нее упало сердце. О матросах Тори знала все. Она поспешила в лагерь. Теперь ее ум превратился в клубок идей. Тори застала Кэмми в гамаке рядом с их жилищем – убаюканная дующим с моря бризом, она почти уснула.

– Добрый день, Тори! – Открыв глаза, Кэмми зевнула. – Поймала какую-нибудь рыбу?

Раз, два, три... Тори мысленно досчитала до пяти, чтобы взять себя в руки.

– Я же ходила разведать о корабле, ты помнишь?

Кэмми широко раскрыла глаза, но постаралась скрыть удивление.

– Да, конечно! – сказала она и села. – Я пошутила. Тори прищурилась.

– С памятью у нас все хуже?

– Откуда мне знать? – вздохнула Кэмми. – Просто если я что-то твердо усвоила, то дальше не держу это в голове.

Однажды Кэмми рассказала, что у нее и раньше случались провалы в памяти после кратковременных нарушений сознания. Она сравнивала эти эпизоды с первыми минутами после пробуждения, когда у некоторых людей отмечаются трудности с ориентированием в пространстве и времени. Такие расстройства обычно легко удается преодолеть. Иногда Кэмми связывала их с какой-то пищевой интоксикацией, иногда считала, что в основе их лежит постоянный скрытый недуг.

– Тори, не держи меня в напряжении! Рассказывай.

– Я просто в недоумении. Капитаны и первые помощники часто ходят в плавание со своими семьями.

– Может, их просто не было на палубе.

Тори покачала головой.

– В такой день, как сегодня, в каютах, должно быть, жарко, как в печи. Все, кто может, выходят на палубу под тент.

– Какой у них флаг на мачте?

– Британский.

Вполне подходящий флаг... Но Викторию это не успокаивало. Экипаж, который уже однажды высаживался на остров, плавал под тем же флагом. К тому же Британия точно также, как другие страны, часто вербовала на свои корабли заключенных и всякий сброд.

– Я размышляла над нашей теорией, – Тори поудобнее уселась на выброшенное прибоем бревно, – по поводу того, что остальные – порядочные люди...

– Значит ли это, что мы должны рассмотреть также противоположную теорию?

Тори кивнула.

– Я боюсь ошибиться. Нам так сильно хочется спасения, что мы готовы их оправдать. За мной гнались, меня чуть не схватили – это факт. На корабле одни матросы. Это тоже факт. Я не слышала, чтобы эти люди отчитывали того одного, который бежал за мной, – наоборот, они, казалось, были в восторге. И они не отослали его обратно на корабль.

Напряженное лицо Кэмми ясно выражало ее заключение относительно мужчин.

– Разве мы не научены горьким опытом? Я считаю, у нас его достаточно.

– Но у них может быть лекарство.

– А как ты думаешь, что они могут захотеть в обмен? – Кэмми вытерла испарину со лба. – Прости меня, Тори, – болезнь сказывается на моем настроении. Но эти люди с таким же успехом могут оказаться негодяями, как те матросы, что были здесь до них. – Лицо Кэмми стало похоже на маску с застывшим выражением отвращения. – Или как те, на «Провидении», с их одеждой, от которой разило мочой, когда они ее стирали. Во всяком случае, ты невредима и тебе ничто не угрожает. – Голос Кэмми сделался тише, когда она сказала: – А какая сейчас от меня помощь? Я даже не знаю, хватит ли мне сил... сделать что-то, в чем может возникнуть необходимость. – Она обхватила себя худыми руками.

Тори потупила взгляд. Она никогда не посмела бы вновь ожидать подобной жертвы со стороны Кэмми. Видит Бог, она не ожидала ее и в первый раз. Когда Тори подняла глаза, она старалась казаться бесстрастной и смирившейся.

– О, Тори, тебя выдают глаза! Мне кажется, я вижу тебя насквозь. Я знаю, что ты задумала. Ты пытаешься выстроить план действий.

Тори наклонилась вперед.

– Мы должны выяснить, что это за люди. Может, у них добрые намерения, а может, они только хотят выдать себя за британских джентльменов. Но порядочный мужчина никогда не оставит леди в затруднительном положении, ни при каких обстоятельствах...

Кэмми заинтересованно выгнула рыжую бровь.

– А банду головорезов можно убедить, что им лучше убраться отсюда! Мне нравится эта мысль. Если мы сможем заставить их покинуть остров, значит, они не те, кто нам нужен. – Когда Тори кивнула, Кэмми спросила: – Ты уверена, что они не схватят тебя?

– Меня никто не схватит, – с презрительной усмешкой ответила Тори.

– Один раз мы так думали, но ошиблись, – сказала Кэмми.

Тори расправила плечи.

– Я стала старше. Быстрее.

– Что ты задумала?

– Помнишь то растение, после которого нас рвало несколько дней? – Тори побарабанила кончиком пальца по щеке. – Я попробую отравить их пищу.

Кэмми непроизвольно схватилась за живот.

– Никогда не забуду, как я мучилась чуть не всю неделю, молясь о смерти.

Тори рывком поднялась с постели. Очнувшись от сна, она шумно вздохнула. В голове еще стоял грохот разваливающегося на части «Провидения».

Ее руки, только что закрывавшие уши, вскинулись к лицу. Скорее всего она никогда не сможет забыть стон и вибрацию раскалывающегося дерева. Какая нужна сила, чтобы сломать толстенные доски!

Тори поднесла пальцы к глазам и вытерла слезы. Кэмми, к счастью, спала, так как рассвет еще не наступил. Ночные кошмары, прекратившиеся несколько лет назад, повторялись второе утро подряд. Тори всегда старалась скрыть от Кэмми свой постыдный страх, но знала, что ей это никогда не удастся. Когда они поняли, что их уже не спасут, Кэмми сказала: «Постарайся смотреть на жизнь с хорошей стороны. По крайней мере мы больше никогда не попадем в кораблекрушение». Тогда Тори подумала, что это насмешка, но лицо Кэмми было серьезно.

И вот теперь в бухту занесло еще один корабль. Тори содрогнулась и забилась глубже под пестрое лоскутное одеяло, но потом заставила себя снова открыть глаза. Ей нужно делать свое дело.

Когда она оделась и спустилась вниз, на пляже, несмотря на ранний утренний час, еще оставался густой туман, и это позволило ей легко проникнуть в лагерь матросов, пока они еще спали.

Тори бесшумно открывала один бачок за другим, пока не обнаружила запас овсянки. Она вытряхнула из тыквенного сосуда бесцветную кашицу и, действуя обеими руками, быстро перемешала ее с крупой. Водворив на место крышку и отряхнув руки, она скользнула обратно в заросли и стала дожидаться, когда мужчины проснутся.

Разворошив тлеющие угли, матросы принялась готовить пищу. Тори с довольной улыбкой наблюдала, как несколько человек с мисками плюхают себе из ковша порцию каши.

Великан, хотя и спал отдельно, встал вместе с остальными. Когда Тори увидела его так близко и во весь рост, ее первое впечатление подтвердилось. Это был самый высокий мужчина, какого она когда-либо встречала, и к тому же имевший самые могучие плечи и широкую грудь. Вчера они с Кэмми гадали, не был ли он пьян и кто он – фанатик или, не приведи Бог, капитан. Теперь же Тори не сомневалась, что он был здесь главным. Мужчина вел себя так, будто все вокруг него того и гляди сделают какой-то неверный шаг, и, казалось, пребывал на грани ужасного гнева. Матросы, в свою очередь, обходили его с осторожностью, словно боясь, что он в любой момент может наброситься на них с кулаками.

Он не сел пить и есть с остальными, а вместо этого сказал что-то коренастому мускулистому мужчине, потом, подхватив скатанную кожаную сумку и мачете, зашагал к небольшим холмам, куда Тори ходила каждый день купаться. Этой тропой она добиралась до водоема, свободно проходя под банановыми листьями, но мужчине пришлось их срубать своим мачете, чтобы протиснуться между ними.

Тори нахмурилась. Почему он не стал есть? Она бесшумно последовала за ним к одному из своих любимых мест на острове. Райский уголок находился в тени деревьев, в окружении дымчатых скал, где два водопада своими бодрящими струями питали чистое озерцо.

Когда она снова увидела его, у нее округлились глаза. Мужчина расстегивал рубашку. Он собирается купаться? О Боже! Она закусила губу, борясь с соблазном остаться. Почему нет? «Я могу взглянуть на его грудь!» Он вторгся в чужие владения и будет изгнан. В конце концов, это ее остров. И потом, она нуждалась в чем-то более возбуждающем – отчаянно нуждалась. До того как эти люди нагрянули сюда, ее жизнь представляла собой сплошную рутину. Тори работала, работала и работала, чтобы только не умереть. «Гм. А на самом деле он худощавый, даже при его габаритах». Она решила, что заслужила эту поблажку и может позволить себе посмотреть на обнаженного мужчину.

Губы ее сложились в улыбку, когда она увидела, что мужчина уже начал снимать штаны и повернулся к ней спиной, так что перед ней предстали только его мускулистые ягодицы. Только! Этого было достаточно, чтобы у нее заколотилось сердце. Его широкая спина с четкими контурами, точно изваянная из гранита, постепенно сужалась книзу, плавно переходя в самую мускулистую часть его тела. Тори поймала себя на том, что почти обиженно надула губы, когда он нырнул.

Он плавал взад-вперед, словно пытаясь смягчить свои саднящие раны, и Тори, открыв рот, следила за ним. Наконец, он поплыл обратно к отмели и дальше пошел вброд, встряхивая волосами. Через несколько секунд он должен был полностью выйти из воды, этот огромный нагой мужчина. Когда он шагнул на берег, Тори молниеносно перевела взгляд на его лицо, избегая смотреть на нижнюю часть его тела.

Он был такой огромный... и совершенно... совершенно нагой.

Не успела она осознать, что смотреть на него было непозволительной глупостью, как мужчина накинул на себя большое полотенце, закрывшее нижнюю часть туловища, и стал растираться, щадя то место на груди, где она оставила вчера лиловую полоску. Потом полотенце переместилось ниже, на плоский, подтянутый живот. Заметив, как при движениях напрягаются его мышцы, Тори сглотнула. Чарующее зрелище! Темные волосы, начинавшиеся от пупка, тонким шлейфом тянулись в пах. Она хотела бы знать – куда именно, но все было закрыто проклятым полотенцем. Никогда еще Тори не испытывала такого любопытства и не была так раздосадована. Она вцепилась в росшие рядом камыши. «Убери полотенце... Отпусти его... Урони!..»

И он уронил.

Тори снова разинула рот, и у нее пересохло в горле, а грудь и шею обдало жаром. Ей и прежде доводилось видеть раздетых мужчин: многие из ее домочадцев были не очень-то стеснительны, но тогда, в своем юном возрасте, она каждый раз ограничивалась хихиканьем. Сейчас, когда Тори смотрела на этого мужчину, она была поражена.

Мощь, сила и грация сплавились воедино в одном человеке. Он был совершенен и... огромен. Как она была права, приклеив ему этот эпитет! Тори не могла отвести глаз – это казалось для нее таким же невозможным, как перестать дышать. В конце концов, тяжко вздохнув, она пристыдила себя.

Мужчина неожиданно вскинул глаза. Хотя он не мог ни видеть, ни слышать ее, сердце Тори бешено застучало. Она вскочила на ноги и побежала через джунгли как сумасшедшая.