Зима — не лучшее время для путешествий. Перевалы скрылись под снегом, и при всем желании Степан Гончар не смог бы уехать из Маршал-Сити. Хорошо еще, что Эрни успел завезти ему достаточно товара, иначе фирма "Такер и сыновья" зачахла бы на самом первом этапе своего развития.
      Коротая вечера за покером в компании мэра, шерифа и хозяина гостиницы, Степан досконально узнал недолгую историю городка и его перспективы. Маршал-Сити был конечным пунктом одного из южных ответвлений Орегонской тропы , соединявшей Небраску и Ванкувер. Здесь, в плодородной долине между гор, после Гражданской войны появились сотни ферм. Жившие на этих землях индейцы-паюты не сопротивлялись нашествию белых. Часть их ушла в горы, но большинство осталось. Паюты легко ужились с пришельцами, и многие из них стали батраками на фермах. Урожаи кукурузы и пшеницы тут были намного богаче, чем на востоке, а среди холмов и озер имелись отличные пастбища. Фермеры процветали, процветал и город, ставший столицей округа. Однако зимой в Маршал-Сити все замирало. Когда-то жители города рассчитывали, что здесь пройдет железная дорога, связывающая Вайоминг и Колорадо, но этим планам не суждено было осуществиться.
      Впрочем, такое положение не устраивало только торговцев и владельцев отелей. А вот шериф Палмер, например, не очень-то и огорчался. Изолированное положение города ему нравилось хотя бы тем, что сюда не заглядывал разный сброд вроде ирландцев да китайцев, которые оседали вокруг железнодорожных станций и добывали там уголь для проходящих поездов.
      — Вот вы стонете, что линия прошла мимо нас, — говорил он. — Посмотрим, как начнут стонать наши преуспевающие соседи, когда китайцы выкопают из-под земли последний уголек, а ирландцы срубят последнее дерево на дрова для паровоза. И куда денется вся эта шваль? На большую дорогу, вот куда.
      Обычно на такие тирады отвечал Бенджамин Хилтон.
      — У вас подрастают сыновья, — говорил хозяин гостиницы. — Долго им еще оставаться под родительской крышей? Придет время, и они захотят обзавестись семьей. И куда прикажете им обратить взор в поисках невесты? Я заметил, что каждый раз, когда фермеры съезжаются к нам на ярмарку, в обозах все меньше девушек. Можно, конечно, поискать и на самых отдаленных ранчо, но захотят ли ваши парни становиться ковбоями? Вот и получается, что им придется отправиться в другие города. И кто поручится, что они там не останутся? А вот если бы у нас была хорошая дорога, невесты сами слетались бы в Маршал-Сити.
      — Ага, — ухмылялся мэр Гриффит, — невесты, их бдительные матушки и папаши с туго набитыми кошельками. Новые жильцы вашей гостиницы и новые клиенты вашего ресторана.
      — И новые шулера, проститутки и аферисты, — добавлял шериф, разглядывая свои карты и стараясь скрыть довольную улыбку. — Нет уж, Бен, довольствуйтесь малым. Лучше честная и спокойная бедность, чем суета ради богатства.
      Эти разговоры в конце концов надоели Гончару, и он как-то спросил:
      — А почему бы нам не поступить по примеру жителей Денвера? Они тоже возлагали надежды на железную дорогу, но ее проложили севернее. И тогда денверцы сами протянули свою ветку к магистрали.
      — Если бы мы, как они, сидели на залежах серебра, мы бы тоже так сделали, — сказал Гриффит. — Но с наших горожан не выдавишь лишний доллар даже на строительство школы. Я уж не говорю о фермерах.
      — А знаете, какой товар покупают все без исключения? — Гончар обвел взглядом партнеров.
      — Патроны и выпивку, — сказал шериф.
      — Нет. Газету. Наш "Вестник Вайоминга" расходится моментально. Я говорил недавно с редактором, и он убежден, что если бы печатал десять тысяч экземпляров, то и они разлетелись бы за день. Газета расходится по всему округу, и мне кажется, что ее покупают не только для растопки. Люди читают и перечитывают ее. Так почему бы нам через газету не подбросить им идею насчет дороги?
      — Да мы уже столько лет об этом судачим, — махнул рукой Хилтон. — Что толку?
      — Давайте хотя бы попробуем, — предложил Степан. — Если идею внедрять достаточно упорно, она рано или поздно засядет в голове читателя. Создадим дорожно-строительную компанию, выпустим акции. Будем печатать биржевые котировки, чтобы народ видел, как кто-то богатеет на акциях, не шевельнув даже мизинцем левой ноги. В конце концов жители Маршал-Сити сами придут к мэру, скинутся по сотне долларов и даже возьмутся за лопаты, если потребуется.
      — Они придут не к мэру, — сказал мэр. — Пусть они идут в обувной магазин. Вы, Такер, беретесь за это дело? Даю вам полную свободу действий. Пишите статьи, рисуйте плакаты, нанимайте зазывал. Можете даже пригласить оркестр, чтобы разбудить народ от спячки.
      Как только перевалы освободились от снега, Степану пришлось тайком наведаться в Эшфорд. Он встретился с Эрни, переговорил с инженером Маккормиком и в ту же ночь, несмотря на отчаянные уговоры друзей, отправился в обратный путь, увозя с собой наброски проекта. Маккормик пообещал направить в Маршал-Сити одного из своих знакомых инженеров. Старый Коллинз когда-то командовал саперным полком и еще не забыл, как с помощью динамита и святого Патрика прокладываются дороги в горах. В части изыскательских работ Гончар надеялся на помощь Фарбера. Себе же он оставил самую сложную часть дела — подготовку общественного мнения и организацию акционерной компании "Дороги Вайоминга".
      Никто не спрашивал его, зачем он взвалил на себя столько хлопот. Что может быть спокойнее и безопаснее, чем торговля обувью? Получай свой процент прибыли с каждой проданной пары, следи за управляющим да выписывай новые образцы — вот и вся работа. Наверное, Степан превратился в настоящего американца. Он не мог усидеть на месте, если видел возможность развития нового бизнеса. А строительство дорог обещало принести огромные барыши, хоть и не сразу, а в отдаленном будущем. Но самое главное — обувь стопчется и будет выброшена на помойку, а дорога останется.
      Вот в таких заботах и пролетела зима. Степан не забыл про обещание, данное Фарберу, и ни разу не наведался в Денвер. Уезжать в Мексику он, впрочем, не собирался — у него было слишком много дел в Вайоминге.
      Однажды в начале марта он вместе с Коллинзом объезжал холмы за городом, прикидывая, как бы спрямить неизбежный поворот будущей дороги. Они остановились на болотистом берегу озера, и старый сапер вдруг приложил ладонь к уху:
      — Мне послышалось? Мистер Такер, вы ничего не слышали?
      Степан оглянулся — и понял, что стариковские уши еще не утратили охотничью чуткость. Из-под низких облаков вывалилась стайка гусей. Радостно гогоча, шестерка птиц низко скользила над бурыми камышами, следуя за всеми поворотами берега и отражаясь в лужах. Неожиданно гуси разом взмыли вверх, описали плавный круг над озером, а затем пошли на посадку. Они бесшумно планировали, выпустив темные лапы, как шасси. Вспенив воду, гуси снова подняли отчаянный гогот и принялись плескаться так, что от них пошли кругами волны.
      — Осенью-то они ведут себя поскромнее, — улыбнулся Коллинз, глядя на птиц из-под ладони. — Улетают молча, зато возвращаются с песнями. Наверно, кричат друг другу: "Еще день полета, и будем дома!" Конечно, любому приятно возвратиться в то место, где родился. Вот они и радуются.
      Вернувшись в гостиницу, Степан заметил у коновязи двух новых лошадей. Судя по засохшей грязи, покрывавшей их чуть не до хребта, кобылы проделали изрядный путь. Под стать лошадям были и их хозяева, которых Степан увидел в холле. Разбитые сапоги и потертые кожаные плащи впитали в себя пыль всего Запада. Плотный бородач дремал, развалившись в кресле. Второй гость стоял у стойки администратора. Гончар понял, что парни безуспешно выпрашивают место для постоя. Однако по непреклонному лицу администратора было видно, что он успел оценить их внешний вид. Плюшевые кресла и пуховые перины Бенджамина Хилтона предназначались не для бродяг. И хотя посетитель, облокотившийся на стойку, был безупречно, до синевы, выбрит, это не могло служить пропуском в отель. Потому что от гладкого квадратного подбородка до самого кадыка тянулся тонкий извилистый шрам, и при каждом взгляде на него портье испуганно моргал.
      — Но вы, надеюсь, не будете возражать, если мы дождемся управляющего в холле? — дружелюбно улыбаясь, спросил человек со шрамом,
      — Это бесполезно, мистер, — сдержанно ответил портье. — Свободные номера не появятся от того, что вы поговорите с управляющим.
      Сидевший в кресле подал голос:
      — Позови хозяина.
      — Мистер Хилтон ужинает и вернется через час, — сказал портье. — Я бы советовал вам не тратить время. Загляните в гостиницу напротив. В "Серебряной Звезде" прекрасные условия, и там всегда есть свободные номера. Можете проехать сто ярдов по улице и увидите постоялый двор. Там будет удобнее и вам, и вашим лошадям.
      — Нам будет удобнее здесь.
      Степан прошел мимо, не дожидаясь окончания спора. Он знал, что у этих усталых путников нет ни малейшего шанса переночевать в гостинице Хилтона, хотя в отеле и были заняты только три номера из десяти. Бенджамин слишком дорожил репутацией своего заведения, несмотря на то что такая щепетильность приносила ему сплошные убытки. Гончар и сам бы предпочел жить в "Серебряной Звезде", выстроенной совсем недавно, а не в этой старомодной развалюхе. Но, во-первых, сюда его направил судья Томсон. А во-вторых, Степану очень нравилось, что из своего окна он видел все подходы к гостинице, а рядом с номером был черный ход. При необходимости он всегда мог исчезнуть отсюда, не привлекая внимания к своей скромной особе.
      Переодеваясь, Гончар смотрел не в зеркало, а в окно. Улица поднималась между приземистыми домами и упиралась прямо в хмурое небо. Где-то там, за облаками, проносились над весенней степью невидимые гуси, и Степану казалось, что он слышит их возбужденные голоса. "Каждому приятно вернуться туда, где родился, — вспомнил он. — Наверно, так оно и есть. Вот только хорошо бы знать, где именно ты появился на свет. Где, когда и кто… Степан Гончар родился в Ленинграде в 1973 году. Точной даты рождения Стивена Питерса никто не знает, известно только, что он появился в Небраске десятого февраля 1876 года. А в октябре 1879-го из Денвера в Маршал-Сити прибыл преуспевающий торговец мистер Такер. Ну и кто же из них — я? И куда мне лететь, чтобы покружить над родным гнездом? А ведь жив еще и Зимний Туман, друг шайенов. Этот парень, вообще, наверно, родился в какой-нибудь Год Удачной Охоты и вырос на бизоньей шкуре, под топот копыт".
      Он одернул жилет и поправил золотую цепочку. Пора спускаться к ужину.
      Винтовая лестница привела его в кабинет, где уже был накрыт стол. Бенджамин Хилтон сегодня казался озабоченным и никак не отреагировал на комплименты, которыми мистер Такер наградил довольно пресное жаркое из оленины.
      — Я получил телеграмму из Чикаго, — сказал он. — Месяц назад скончался родственник жены, и теперь у нее возникли проблемы с разделом наследства. Ей досталась половина дома, но она никак не может ее продать. Видимо, там требуется мое присутствие.
      — Так поезжайте.
      — Хорошая идея. Как я сам не догадался? — Хилтон саркастически усмехнулся. — Вы никогда не задумывались, Такер, почему это я не отхожу от своей гостиницы дальше чем на десять шагов? Только до почты — и сразу обратно. Не задумывались?
      — У всех нас есть привычки, непонятные для окружающих, — дипломатично ответил Гончар.
      — Вы все поймете, если я вам скажу, что эта гостиница — третья в моей жизни. Две первые сгорели. Одна в Денвере, другая в Рок-Спрингс. И каждый раз это происходило тогда, когда я отсутствовал.
      Гончар задумался, потягивая вино. Он понимал, что Хилтон ждет от него какого-то совета, иначе не затеял бы этот разговор.
      Затянувшуюся паузу прервал осторожный стук в дверь, и в кабинет заглянула горничная:
      — Мистер Хилтон! Сэр, кажется, Робин нуждается в вашей помощи. Он никак не может отвязаться от новых гостей!
      — Прошу прощения. — Хилтон встал из-за стола.
      — Видел я этих гостей, — сказал Гончар, вставая вместе с ним. — Если не возражаете, я пройду с вами.
      — Это те ковбои? Кажется, они считают себя слишком крутыми. Не волнуйтесь, Такер, я умею разговаривать с такой публикой.
      — Я не волнуюсь. Но мне кажется, они не ковбои. Это иностранцы.
      Гончар и сам не знал, почему вдруг так решил. Наверно, потому, что приехавшие говорили с еле уловимым акцентом.
      Они оба сидели в креслах и одновременно поднялись навстречу Хилтону.
      — Вы хозяин? — спросил тот, что выглядел постарше и покрепче, со светло-русой окладистой бородой.
      — Я должен сказать, что…
      — Минутку. Что здесь нет свободных номеров, я уже слышал. Сколько стоит отель?
      Бенджамин Хилтон был воплощением любезности.
      — Есть номера дорогие, есть и более доступные, но сейчас их стоимость не имеет значения, поскольку все они заняты.
      — Отель, — четко повторил иностранец. — Сколько стоит все это? Дом, посуда, белье? Сколько?
      — Если это вас так интересует… — Хилтон скрестил руки на груди. — Двадцать пять тысяч долларов.
      Иностранец откинул полу жесткого плаща и полез в задний карман джинсов.
      — Покупаю.
      Он выложил на стойку кипу смятых банкнот. Его спутник быстро отсчитал:
      — Восемнадцать, девятнадцать… Двадцать тысячными , остальное — мелочью. Пятьсот, шестьсот, две тысячи, две сто, три, четыре, четыре семьсот… Пять. Пожалуйста, двадцать пять тысяч.
      В холле воцарилась мертвая тишина. Хилтон откашлялся и произнес:
      — Видимо, вы неверно меня поняли, сэр. Я не имел в виду, что…
      — Вы назвали цену, — перебил его иностранец. — Я даю деньги. Что вас не устраивает?
      Бенджамин Хилтон оглянулся на Гончара. Степан решил прийти ему на выручку.
      — Джентльмены, мы могли бы обсудить сделку за столом, — сказал он, подходя к стойке.
      — Нет времени, — отрезал иностранец. — Берите свои деньги.
      Хилтон осторожно сгреб доллары и постучал о стойку, выравнивая края пачки.
      — Мы можем оформить бумаги прямо сейчас или завтра утром, как вам будет удобнее, — тихо сказал он.
      — Удобнее завтра, — заявил иностранец. — Я валюсь с ног. Скажите всем, кто здесь живет, что у них есть десять минут на сборы. Через пятнадцать минут все номера должны быть свободны.

      В отеле "Серебряная Звезда" бережно хранили традиции, сложившиеся во времена покорения Запада. На рассвете постояльцев будил гонг. Повторный удар раздавался через полчаса, и он означал, что в столовой готов завтрак. Степан знал, что его никто не осудит, если он проваляется в постели лишний часок. Но и на кормежку в таком случае можно не рассчитывать. А готовили в "Звезде" отменно.
      — Как спалось на новом месте? — скрывая ехидную усмешку под седыми усами, поинтересовался Коллинз, когда Гончар спустился к завтраку. — Говорят, у Хилтона в каждом номере стоит ванна, и перины там в два фута толщиной, это правда?
      Степан кивнул, накладывая из общей кастрюли к себе в тарелку жареную фасоль.
      — А еще говорят, Хилтон сегодня ночевал у шерифа в участке, — продолжал Коллинз. — Побоялся, видать, сюда перебраться. С такой-то кучей денег. Неужели этот русский и в самом деле вытащил двадцать пять тысяч из кармана? Вы сами это видели, Стивен?
      Гончар снова кивнул. Фасоль таяла во рту, и он подумал, что надо было переехать сюда раньше.
      — Русский? — переспросил он.
      — Ну да, этот сумасшедший князь. Видал я одного русского князя. Он чуть не разорил самое дорогое казино в Мемфисе. Но этот, наш, покруче будет. Посмотрим, за сколько он продаст гостиницу, когда поедет дальше. Больше пяти тысяч ему никто не даст, это уж точно.
      — Вы нанесли на карту те высоты, что мы измерили вчера? — спросил Гончар.
      — Так точно, сэр.
      — Полковник, я же просил вас, — поморщился Гончар. — Никаких "сэров". Я ровно в два раза младше вас.
      — Извините, привычка. Возраст не имеет значения. Я работаю на вас, вот и…
      — Мы работаем вместе. И в нашей работе вы понимаете больше меня и больше любого в радиусе тысячи миль. Что вы наметили на сегодня?
      — Сегодня нам придется взять с собой помощников. Пора выставлять вехи.
      — Думаю, с этой задачей вы прекрасно справитесь без меня. Мне придется весь день заниматься магазином. А работников для вас наберет Гриффит.
      Коллинз налил себе кофе и подвинул кофейник к Степану:
      — У горожан теперь одна забота — как бы вытянуть из князя побольше деньжат. Что бы такое еще ему продать? Говорят, он простоит у нас не меньше месяца, будет набирать проводников. Если он затеял большую охоту, с ним уйдут все наши помощники. Вся работа остановится. Сами знаете, от лишнего доллара никто не откажется. А у князя этих лишних долларов — море.
      — Я придумаю что-нибудь, — пообещал Гончар.
      По дороге к своему магазину он миновал несколько лавок, и в каждой с самого утра кипела работа, словно накануне открытия ярмарки. Степана догнал один из его продавцов:
      — Доброе утро, мистер Такер! Я так и думал, что сегодня нам придется открыться пораньше!
      — Привет, Майк. Ты мог бы не торопиться, твой рабочий день начинается с десяти.
      — Сегодня особый день, сэр.
      — Только не у нас.
      Парень остановился:
      — Что же мне теперь, домой идти?
      — Раз уж пришел, займись витриной, — попросил Степан, отпирая дверь.
      Он закрылся в тесном кабинете управляющего и раскрыл перед собой бухгалтерский журнал. Слушая, как возится за стенкой продавец, он скользил невидящим взглядом по столбцам цифр, но мысли его были далеко отсюда.
      С какой бы целью ни прибыл в Маршал-Сити русский князь, в жизни города начнутся перемены. Да они уже начались. Если намечается большая охота, сюда потянутся проводники со всей округи, и не исключено, что среди них будут и те, кто хорошо знал Стивена Питерса. Даже если они и не слышали еще о его новом положении, встречаться с ними небезопасно.
      Его отвлек шум за окном. Скрип колес, слитный топот множества копыт, возгласы погонщиков и щелканье кнута — эти звуки не могли оставить его равнодушным. В город входил караван.
      Степан встал у окна, немного отодвинув занавеску. По улице тянулась цепочка навьюченных мулов. Всадник в лохматой шапке остановился, поджидая фургон. Он привстал в стременах и гаркнул по-русски:
      — Подтянись!
      "Где князь, там и свита", — подумал Гончар.
      Тент фургона был скроен из трех разноцветных полотнищ. Они выгорели на солнце, вылиняли под дождями и пропитались пылью, но при желании их еще можно было считать красным, голубым и белым.
      Увидев цвета российского государственного флага, Степан понял, что русские прибыли сюда вовсе не ради охоты. Скорее всего, это и есть та самая экспедиция Русско-Американской компании, о которой его предупреждал Фарбер.
      Он задернул занавеску. Возможно, профессор был прав, предлагая ему уйти вместе с этой экспедицией. Там-то Стивену Питерсу точно не грозит случайная встреча со знакомыми. Но сейчас он не мог бросить все и бежать из города. И бизнес тут ни при чем. Гончар знал почти наверняка, что, уехав отсюда, он никогда не вернется. И никогда не увидит Милли.
      Над этим можно смеяться, этому можно сочувствовать, это почти невозможно понять — но Степан Гончар верил, что ему не жить без Мелиссы. Он слишком хорошо запомнил те минуты, когда валялся на песке, истекая кровью, и холодный туман окутывал его. Тогда у него не было ни сил, ни желания сопротивляться смерти. Он словно спускался по текучей осыпи, и только далекий женский голос заставил его остановиться. Гончар вернулся к жизни из-за этой девчонки. Точнее, ему было позволено вернуться. Должен же быть в этом какой-то смысл. Можно считать, что он заключил сделку с Тем, Кто решает, умереть тебе или жить. И главным условием сделки было возвращение к Милли.
      И когда он залечивал раны, а она сидела у его постели, то не было лучшего лекарства от боли и жара, чем ее прохладная ладонь на его лбу. Ее голос, ее приглушенный смех, ее легкие шаги за стеной — эти звуки казались ему самой прелестной музыкой. Рядом с Мелиссой все начинало сиять теплыми красками, как под лучами солнца. А без нее мир погружался в сумерки. Если бы Гончар не питал отвращения к высоким словам, он мог бы сказать: "Милли, разбойница… Ты — мое солнце, моя жизнь. Я не могу жить без тебя". Но он точно знал, что никогда не сможет произнести столь напыщенную фразу. Пусть даже в ней и нет ни капельки лжи…
      А за окном все тянулся караван, точно такой же, с какими Гончар десятки раз пересекал горы и пустыни Запада. Разница была только в том, что на этот раз к обычным звукам примешивалась русская речь.
      — Кунцев! Где Кунцев! Куда его черт понес!
      — Не иначе в кабаке! Ваше благородие, дозвольте за ним сбегаю!
      — Я тебе сбегаю! Речкин! Двух караульных оставишь в обозе, с остальными на речку, коней поить! Ваше сиятельство, куда прикажете фуры заводить?
      — Что так долго-то, Никита Петрович? — послышался недовольный голос того "иностранца", который прошлой ночью стал владельцем отеля. — Где застряли?
      — Виноват, не уследил, Лукашка на горке фургон опрокинул. Слава Богу, не убился никто.
      — Располагайтесь в красном доме на площади, Домбровский вас ожидает. Казаков по трое в комнату. Да предупреди, чтоб простыни на портянки не рвали.
      — Кунцев! Кунцев, ты где был?
      — Да я тут недалеко, в лавку заглянул, насчет крупы да муки.
      — Крупы? А усы почему мокрые! Смотри у меня, Кунцев, тут тебе не чисто поле, тут какой-никакой, а город, тут не забалуешь!
      — Да я, истинный крест, только попробовал!
      — Я тебе попробую…
      Голоса отдалялись по улице, а в магазине громко звякнул входной колокольчик, и Степан вышел из кабинета, чтобы посмотреть на посетителя.
      Русский князь стоял перед прилавком, заложив руки за спину, и с любопытством оглядывал полки, на которых были выставлены сапоги.
      — Я зашел, чтобы поблагодарить хозяина этого магазина, — сказал он. — Если б не ваш указатель, мы бы еще долго плутали. Неплохо придумано — поставить посреди степи веху со стрелками. Нью-Йорк — две тысячи миль, Ванкувер — тысяча миль, обувной магазин Такера — тридцать миль.
      — Я хозяин, — сказал Гончар. — Рад, что вы не свернули к Нью-Йорку. Хотите что-нибудь купить?
      Князь кивнул. На вид ему было не больше сорока лет. Когда он снял шляпу, открылся высокий лоб с двумя залысинами. Борода делала его похожим скорее на крестьянина, чем на аристократа.
      — Хочу новые сапоги, — сказал он.
      — Майк, помоги гостю. — Степан отошел к кассе, чтобы не мешать продавцу.
      — Для верховой езды нет ничего лучше настоящих ковбойских сапог, — обрадованно зачастил Майк. — Мы получаем товар от лучших мастеров. Обратите внимание, из какой мягкой телячьей кожи изготовлены голенища. Но при этом — ни единой складки! Голенище останется ровным, как ствол винчестера, сколько бы рек вы ни пересекали вброд. А все потому, что они прострочены. Видите — швы? Идеальная прямая линия. А колодка жесткая, как сталь, пощупайте! Это бычья кожа.
      — Не люблю жесткую колодку, — сказал князь, с силой тиская носок предложенного Майком сапога.
      — О, это она только сверху жесткая, чтобы защитить вашу ногу! А изнутри она очень мягкая и податливая! Надо только первые два-три дня надевать сапоги мокрыми, пока будете разнашивать, и кожа растянется как раз по ступне!
      — Сколько стоят вот эти, красные?
      — Тридцать долларов, сэр.
      Степан усмехнулся, оценив предприимчивость Майка. Самые дорогие сапоги еще вчера вечером стоили двадцатку. Наверное, и во всех прочих магазинах сегодня резко подскочили цены.
      — Мне нужно двенадцать пар, — сказал князь.
      — О, тогда вы получите значительную скидку!
      — Это неважно. Вам придется повозиться, подбирая обувь для моих людей. Они очень придирчивы и любят торговаться. Сегодня у вас будет много работы. Покажите мне самый дорогой образец.
      — Сию минуту!
      За стеклом витрины Степан увидел шерифа. Палмер стоял, заложив большие пальцы за пояс. Перехватив взгляд Гончара, он поманил его кивком головы и отошел за угол.
      — У вас наступило горячее время, Такер, — сказал шериф, когда Степан догнал его. — Такой наплыв покупателей. Население города выросло сразу на четырнадцать душ. А будет еще больше. Похоже, строительство дороги надолго остановится.
      — Вовсе нет. Наоборот, завтра мы собираемся разбить за озером первые палатки для лагеря строителей.
      — Кто там будет жить? Коллинз?
      — Думаю, что мне самому придется там поселиться, — сказал Гончар. — По крайней мере, пока не прибыли инженеры. Знаете, весной меня всегда тянет пожить под открытым небом.
      Шериф остановился, оглядываясь.
      — Это хорошо. Это очень хорошо, Стивен. Завидую вам. Охота, простор, никаких забот. Вы любите охоту? Что ни говори, а у зайца, которого сам подстрелишь, совсем другой вкус. Хотя я и не поклонник зайчатины…
      — Послушайте, Крис, вы пришли ко мне, чтобы поговорить о дичи?
      — Смотря что вы называете дичью, — спокойно ответил шериф. — Некоторые охотятся на зайцев, а некоторые — на людей. Я был вчера на станции и видел, как с поезда сошел один такой охотник. Хэнк Форман, из Колорадо. Не слыхали о нем?
      — Нет.
      — А я его знаю уже года три. Он собирает скальпы. И продает их властям. В среднем по тысяче баксов. Я обязан оказывать ему содействие в поиске преступников.
      — А премию — пополам? — спросил Гончар.
      — Если бы так! Считается, что с меня хватает и жалованья. Однако я не могу себе позволить ничего лишнего, а Хэнк разъезжает на белой арабской кобыле, носит золотые перстни и шикарный "стетсон" за двадцать долларов. Вы его сразу узнаете по малиновому сюртуку и черному галстуку. Но самая дорогая его игрушка — это "ремингтон" армейского образца. Он бьет на пятьдесят шагов. Говорят, Форман набивает свои патроны каким-то особенным порохом. Не знаю, не проверял. И нет никакого желания видеть, как он работает.
      — Навряд ли он найдет работу в нашем тихом городке, — невозмутимо ответил Степан. Он вытянул из жилетного кармашка золотые часы, щелкнул крышкой и сокрушенно покачал головой: — Мне надо поторопиться. Коллинз будет ворчать, если я задержусь. Если я вас правильно понял, Крис, вы не любите зайчатины. Что ж, надеюсь, вы не откажетесь от оленьей ноги? Как только подстрелю первого оленя, ваша хозяйка получит посылку из лагеря.
      — Будьте осторожнее, Стивен. — Шериф подал ему руку. — И никогда не ходите на охоту без помощника.

      Говорят, если ты слышишь, как летит пуля, то она летит не в тебя. Эти звуки были знакомы Гончару. Бывало, пули вспарывали воздух над головой, или с пчелиным жужжанием проносились сбоку, или злобно мяукали, отскочив от преграды. Но свою пулю он, как водится, не услышал. Больше того, когда она ударила его в бок, Степан услышал только, как лязгнули его зубы. Уже потом до него донесся треск далекого выстрела.
      А еще говорят, что змея не ужалит человека, когда он пьет воду из ручья рядом с ней. Этот закон природы соблюдают даже палачи — они никогда не откажут приговоренному в последнем глотке виски. Но охотник за скальпами не обязан следовать законам или хотя бы приличиям. Его пуля настигла Степана как раз в тот момент, когда он поднес к пересохшим губам флягу с водой.
      От удара Гончар потерял равновесие. Выронив поводья, он соскользнул с лошади и откатился за валун, возвышавшийся над сухой травой. Тучка фыркнула и подошла к нему. Степан хлопнул ладонью по земле и зашипел, отгоняя кобылу. Она послушно отбежала в сторону, оглянулась пару раз и, убедившись, что хозяин не собирается вставать, принялась щипать молодые былинки, зеленеющие в бурой прошлогодней траве.
      Гончар ощупал бок. Крови не было. Пуля угодила в патронташ, где, к счастью, были только пустые гильзы.
      "Ну, что же, ты получил еще один шанс, — подумал Степан. — Если противник застал тебя врасплох и ты еще жив — он в твоих руках".
      Он осторожно выглянул из-за валуна, раздвинув траву. Его шляпа валялась на песке в двух шагах от него. Рядом лежала фляга, и из открытого горлышка, булькая, выливалась вода. "Отлично, — подумал Гончар. — Он должен думать, что выстрел был удачным. Со стороны все выглядит именно так: я свалился мешком, при этом потерял самое дорогое, что есть в пустыне, — шляпу и воду. И лошадь обнюхала хозяина и отскочила, как от покойника. Да, я покойник, я валяюсь за камнем, подойди и убедись в этом".
      Он медленно отполз в сторону и пристроил ствол винчестера между двумя камнями. Противник обязательно подойдет к нему. Ведь, чтобы получить вознаграждение, надо привезти к полицейскому участку тело убитого преступника…
      Палмер недаром предупреждал его об опасности. Возможно, шериф догадывался, что "мистер Такер" не от хорошей жизни застрял в их глухомани, но ему не было никакого дела до того, что осталось в прошлом. На Западе многим часто приходилось менять не только место жительства, но и имя. Разорившийся промышленник становился удачливым фермером, бывший банкир обзаводился табуном, да и сам шериф наверняка оставил на востоке что-нибудь такое, к чему не хотелось бы возвращаться. Здесь никто не спрашивал о вчерашнем, в цене было только то, что ты мог предложить сегодня. И если порядочному торговцу угрожает встреча с наемным убийцей, почему бы не предупредить его об этом? Хотя бы для того, чтобы уравнять шансы.