Кровь, словно под напором мощных насосов бешено заструилась по венам. Тело скрутило так, что дыхание перехватило. Знакомое чувство. Пять минут и порядок. Главное сдержать себя и не закричать.

Пять минут пролетели слишком быстро.

Я помотал по сторонам головой, стряхивая с себя оцепенение. Смазал с прокушенных губ кровь и пришел к выводу, что северные пигмеи достигли в области здравоохранения больших результатов. Как новенький. Теперь можно и за дело.

Не знаю, какие указания давались охране относительно моей персоны, но рисковать не хотелось. Весь опыт Ночного Охотника подсказывал,что нужно действовать тихо и осторожно.

Насвистывая какой—то дрянной мотивчик, засунув руки в больничную пижаму, я предстал перед слегка озадаченными охранниками. Первым заводить разговор следовало мне. Поэтому я обратился к ним с самым банальным, стандартным для всех террористов вопросом.

– А туалет где здесь?

Естественно, они оба на мгновение скосили глаза в ту сторону, где находилось совершенно ненужное мне помещение.

Я воткнул указательные пальца одновременно обоим. Чуть ниже левых скул. Как учили и как положено. Следствием этого явилось появление полной недееспособности у вышеназванных господ. Обхватив потухшие тела руками, я осторожно опустил их на пол. Перед тем, как заняться дверью, я предварительно срезал силовые пластины на их оружии. Ребятам основательно придется помучаться на занятиях по стрельбе. Вполне возможно, что ко всему прочему получат не менее пятнадцати суток за неисправность личного оружия.

Петли даже не скрипнули.

Странно, что в мою голову пришла такая идиотская мысль. Давно известно, что вся Коалиция уже лет тридцать как перешла на гидравлические петли. Правда с ними мороки побольше, но надоедливый скрип уничтожен полностью.

За дверями находилась приемная. С секретаршей. С креслами для посетителей. И с двумя раскидистыми растениями, похожими на Широколист. Кажется, они назывались пальмами.

Секретарша, довольно объемная военизированная тетя, стояла ко мне спиной и впрыскивала в старомодные кадушки пальм новомодный химический состав. Одна из тех женщин – военных, которых лучше убить, нежели заставить сделать что—то вопреки полученному приказу.

Пока я раздумывал, что мне с ней сделать, секретарша закончила свое хобби и, развернувшись, заметила меня.

– Чат?! – приятно, когда ты известен широкому кругу лиц, – Ты должен находиться в реабилитационной палате. Я сейчас предупрежу Главу…

Не надо было так сильно бить ее по шее. Все-таки жен­щина. Когда очнется, то станет обижаться. Для чего я это делаю?

Подперев на всякий случай входные двери офисным креслом, я на цыпочках подкрался к дверям, ведущим в рабочий кабинет. Даже не слишком напрягаясь, я услышал, что внутри происходит довольно напряженный разговор.

Старик и еще два… три… И еще четверо. Согласно голо­совым вибрациям, присутствует самая верхушка. Экономи­ка, безопасность и даже президент! Хорошая компания. А четвертый? Нет. Не могу узнать. А речь идет… обо мне. При­ятно. Приятно…

– Нерационально использовать Охотника в таком деле.

– Он единственный, кто смог полностью закончить обу­чение.

– Его показатели слишком высоки, чтобы мы могли решиться на подобный риск.

– Перспективы его применения…

Голос Главы Академии прервал всех. Даже президента.

– Вы забываете, уважаемые, что он приобретен и обу­чен только на мои собственные средства. Согласно законо­дательству Коалиции, по всем писаным и написаным зако­нам он был, есть и останется моим рабом. Как это ни при­скорбно.

Вот же сволочь старая…

– Насколько мне известно, он получил свободное гражданство. Я лично подписывал эту бумагу, – а президент молоток.

– Любая бумага имеет свойство теряться, – убью этого гада, как только дослушаю все до конца, – В настоящее время вы нигде не найдете даже малейшего упоминания о том, что Чат Счастливчик имел свободное гражданство.

За дверями наступила тишина. Кто—то зазвенел графином, наливая в стакан воды. Кто—то кашлял, глухо и долго.

– Это в высшей степени непорядочно, – голос того, неизвестного, – если он узнает об этом, то вам, смею заверить, не придется дожидаться следующего гипно сна. Он выкинет вас в окно без всякого промедления.

Какое то шуршание. Ходьба. Щелканье. Непонятно.

– Во—первых, он никогда не узнает. Он обычный, как и все мы, человек. Он может пользоваться всеми привилегиями, которые только положены свободному человеку. И я не говорю, что если он мой раб, то вся последующая деятельность будет направлена исключительно на мое благосостояние. Да, я обманул всех, воспользовавшись знаниями Ночного Охотника. Я обманул его. Но я прошу только одного одолжения. Мне должно принадлежать его первое задание. Вы прекрасно знаете суть этого дела, и все вы понимаете, насколько оно важно для меня.

Увлекшись подслушиванием, я совершенно забыл про секретаршу. Вообще—то она должна была очнуться не ранее, чем десять минут сорок восемь секунд. Но очевидно, если следовать словам старика о том, что в здании Академии вообще отсутствуют женщины, можно предположить, что данный экземпляр не вписывается в нормальные физиологические под видовые рамки. И физические и моральные. Иначе чем можно объяснить ту силу, с которой она совершила действие направленное против моей задней части посредством носка своей правой ноги.

Под грохот развалившейся на куски двери и изумленные взгляды присутствующих в кабинете, я торжественно влетел, мелко перебирая ногами, под уклоном направленным под двадцать градусов к полу.

Я зря думал, что охрана сборища организована из рук вон плохо. Из всех щелей, занавесок, шкафов выпрыгнули разномастные вооруженные охранники и через секунду я был основательно прижат к полу не менее двумя десятками стволов.

Хорош Ночной Охотник. Так опозориться в глазах руководства Коалиции.

– Это он? – я хоть и находился теперь в непосредственной близости от говоривших, но никак не мог рассмотреть их лица. Только ноги.

– Счастливчик! Какого черта? Как ты посмел?

Правильно! Теперь можно и грязью полить. Я кто ? Раб.

– Может отзовете своих балбесов? – я попытался приподняться, но упертые во все части тела тяжелые бластеры не давали сделать это.

– Отпустите его, – приказал старик, и я сразу почувствовал облегчение. Еще бы немного лежания на полу и я бы… о—го—го чтоб сделал.

Теперь не спеша подняться, гордо и независимо. Главное, сохраняя достоинство.

Действие второе. Те же и я.

– Что ты здесь делаешь ?

Какие мы все грозные? Что я здесь делаю? А в самом деле, что?

Как я и думал, в кабинете находились именно те люди, о которых думал. Кроме Главы Академии, министры обороны, финансов, внешней разведки – сам господин президент. Весьма почтенное общество. Достойнейшие люди и уважаемые политики.

– Шел мимо, дай думаю, зайду, – сказал я первое, что пришло в голову. Главное, что ответ всех устроил. Даже не переспросили. А президент, по—моему, обрадовался.

– Может быть стоит спросить у него, что он сам думает по поводу всего этого? – обратился он к присутствующим.

Легкое замешательство, работа мысли, и все дружно кивнули.

Старик:

– Что ты успел услышать?

Я:

– То, что на сегодняшний день все слова Главы Академии являются самой гнусной ложью. Я раб и должен выполнять приказы своего хозяина.

Глупо, наверно, говорить, что я был абсолютно не согласен с тем, что сейчас сказал. Мне требовался только небольшой толчок в действиях, словах, в жестах, чтобы сорваться и, натворив большие и маленькие беды, смыться из Академии. Уж с моими способностями я как—нибудь сумею выжить. Даже без гражданства. Что я могу? Да все что угодно. Грабить на больших дорогах. Совершать налеты на богатые корпорации и фирмы. Заниматься шпионажем. Или просто вкалывать до седьмого пота где—нибудь в глубинке на ферме, ублажая молодую вдовушку.

– Ты не совсем точно понял мои слова, – попытался оправдаться старик. Да уж конечно! Куда нам с рабским—то рылом в ваш ряд, – Я лишь хотел, чтобы ты выполнил всего одно задание, служащее лично моим целям. А потом ты вправе решать, что делать и как поступать.

Снова ложь. Если я Ночной Охотник, мне никогда не удастся делать того, что я захочу. Постоянные задания, новые поручения. А между ними две, три недели так называемого отпуска, когда я не смогу быть самим собой. Я никогда не смогу иметь семьи потому, что Ночным Охотникам не положено иметь ни семьи, ни детей. Хотя… А старик то изменил этому правилу. Но то старик. Сидит в своей долбанной Академии безвылазно, ему можно. А я…

– Все вы тут хорошо говорите. И то, что на меня затрачена уйма денег. И то, что я единственный выпускник прошедший все перипетии испытаний и обучения в Академии за много лет. И даже что—то там насчет перспектив. Но что может сделать для вас Ночной Охотник у которого подорвана вера в справедливость. Это я говорю вам, Глава Академии. Если я кого и уважал в мире, который вырвал меня из жизни к которой я привык, так это только вас, сэр. Но сейчас…

У президента даже слезы в глазах заблестели. Еще бы. Я не зря корпел над театральными записями, глотая их целиком и без разбору. В лучших традициях великих трагиков.

Долго, ох как долго собирается начать разговор старик. А я ведь вижу, что у него есть, что сказать. И не просто какую—нибудь мелочь, а что—то важное. Давай, решайся. Только от тебя сейчас зависит, останусь я в этих стенах, или мне придется пробиваться через все заслоны, которые к этому времени, надо думать, окружили все Уровни Академии. Я ведь не остановлюсь ни перед чем, чтобы обрести положенную мне свободу. Клянусь своим сгоревшим миром и Великим Светилом.

– Выслушай меня, Счастливчик… – наконец—то, а я думал, что никогда не услышу голос Главы Академии.

Стоять столбом не имело смысла. По всей видимости у старика заготовлен рассказ на достаточно большое время.

Я пододвинул поближе к себе стул, сел, предварительно определив на всякий случай путь к выходу. Мало ли что.

– Перед тем, как вы начнете, сэр, я думаю, что следует удалить всю охрану. Если вы остерегаетесь меня, то должны знать, что согласно тестам во мне не заложена агрессивность. Я бы не хотел, чтобы о том задании, о котором по всей вероятности пойдет разговор, знали все кому не лень. Если можно, сэр.

Предложение не вызвало особых возражений. Я действовал согласно инструкции и мои требования были обоснованы. И так много народу видело Охотника в лицо. Это не слишком хорошо. Со стороны Академии, я бы загнал всех этих ребят с базуками в одно место и основательно почистил им мозги, относительно того, что они только что видели. И это будет правильно.

Охранники, искоса поглядывая на меня, покинули кабинет.

– Что—нибудь еще?

– Большую кружку кофе, – вообще—то это наглость, вести себя подобным образом в присутствии самого президента Коалиции. Но меня жестко обидели, и я хотел взять хоть небольшой, но реванш.

Секретарша—салдофонка живенько притащила кофе, пихнула его мне, и смылась, по всей видимости не желая долго глазеть на мою физиономию.

– Начинайте, сэр, – великодушно разрешил я, обжигая губы крепким и слишком сладким, сволочь секретарша постаралась, кофе.

– Значит так, – старик нервно потер ладонями. Он слишком волнуется. И это нехороший признак. Даже на пенсии Ночные Охотники должны следить за своими эмоциями. Но… Чтобы не слишком растягивать рассказ старика, я на некоторое время постараюсь воздержаться от некоторых своих реплик. Как справедливо к месту, так и наоборот. Пусть выговориться.

Я устроился поудобнее, навострил ушки и принялся внимать каждому прозвучавшему слову, не забывая о кофе.

– Присутствующим известно, ради чего я заварил всю эту кашу с покупкой многообещающего раба. Да. Это стоило мне слишком многого, но я не жалею, что потратил столь огромную сумму. Я знал, что когда—нибудь придет время и я попрошу этого, прости, раба об одном одолжении. И я не ошибся. Ты закончил Академию. Почти закончил. Осталась самая малость. Получить первое задание и выполнить его. Всего – ничего. Только после этого ты станешь настоящим Ночным Охотником.

И здесь надурили. Вот же страна!

– Счастливчик. Я хочу, чтобы ты вернул мою дочь.

Когда ваш собеседник сидит, раскачиваясь на стуле и не ожидает ничего необычного, нельзя ошарашивать его такими известиями. Просто счастье, что я вовремя сместил центр тяжести на середину и не свалился со стула.

О чем он говорит? Старик выжил из ума. Вернуть дочь, которая пропала черт знает сколько времени назад. Наверно уже и косточки то ее сгнили?

– Я догадываюсь, о чем ты сейчас подумал. Что, мол, старик выжил из ума?

Я кивнул, соглашаясь, что не могу спорить по этому вопросу.

– И это было бы правдой, Чат, если бы…

Старик поднялся с места, подошел к стене, на которой висело несколько довольно редких картин, отодвинул одну из них, и перед моими глазами появился пульт управления.

Глава Академии нажал несколько кнопок, из пульта выползла штуковина, вроде перископа. Приложившись к этой дряни глазами, старик чуть слышно сказал несколько слов. В пульте защелкало, зашипело, загорелись зеленым цветом лампочки и стена стала отъезжать в сторону.

Чисто белое, абсолютно круглое помещение. В самом центре сооружение серебристого цвета, напоминающее саркофаг. Только гораздо более современный. Никаких проводов, сопутствующей аппаратуры. Ничего.

– Мда… – это я выразил свое восхищение увиденным.

– Это… – начал было старик, но я его перебил с некоторой долей сарказма.

– Можно я скажу, что это? Машина времени.

Обожаю высказывать свое мнение. Пусть даже такое бредовое. Давно всем известно, что машина времени не может существовать в природе.

Но старик был другого мнения.

– Как ни странно звучит, но это почти действительно так. Правда называется она несколько иначе. И принцип действия совершенно другой. Можешь даже не спрашивать. Называй как хочешь. Лучше слушай. Это вторая экспериментальная модель. Первую испытал на себе тоже Ночной Охотник. Я говорил тебе о нем. Тот, который пропал в Потоке. Но… Жив или нет, другой вопрос. Перед тобой только часть всей конструкции. Так сказать, главная ее часть. Все остальное находиться под нами. Громадное, в несколько подземных этажей сооружение, которое обслуживает черт знает сколько народу. Вообще то никто из них даже не догадывается ради чего каждый день приходят на работу. И никто из них не имеет ни малейшего представления, что твориться здесь, наверху.

Не спрашивая разрешения, я поднялся и прошел в круглую комнату.

Саркофаг сделан из какого то весьма прочного сплава. Внутри полость, формой напоминающей человека. И… Больше ничего путного я не мог сказать. Просто кусок железа.

– И с помощью этой штуковины вы собираетесь закинуть меня куда то?

– Совершенно верно.

Интересное предложение.

– Так. Давайте еще раз. С самого начала и по прядку. Предположим, что ваша машина работает, в чем я лично сомневаюсь. Что мне нужно сделать.

– Пропавший Охотник и есть моя дочь Янина. Сейчас ты узнаешь информацию, которая известна весьма незначительному кругу лиц. Попрошу всех зайти в камеру переброски.

Какое интригующее начало. Янина – Охотник. Надо же!

Когда все перешли в белую комнату, стена встала на место. Я не страдаю клаустрофобией, но все равно, стало весьма неуютно.

– Начнем все по порядку. С десяток лет назад наши космические корабли наткнулись на весьма интересную область, расположенную у северных границ Коалиции. Что ты думаешь о зеркальном отображении галактики?

А что я могу еще думать? Псевдонаучная идея. Как и машина времени. Как и все остальное, что здесь твориться. Ничего не знаю.

– Ну хорошо, – не дождавшись моего ответа, старик продолжил, – Это удивительно, но она существует. Галактика идентичная нашей. С точностью до песчинки. Созвездия, расположенные зеркально. Солнца, планеты, люди и так далее. Как только стало известно об открытии этого явления, мы послали подряд несколько экспедиций. Ни одна из них не вернулась. Это нас насторожило. Был собран небольшой, но весьма подготовленный флот. Буквально через десять секунд после пересечения зеркальной границы связь была потеряна. С сопровождающих кораблей заметили только несколько вспышек. И все. Мы успели перехватить несколько сообщений. Весьма коротких и путанных. Оценив ситуацию, мы пришли к следующему. Когда наши корабли вышли за пределы своей галактики, они столкнулись с точно такими же кораблями, летевшими навстречу.

– Понятно. Эффект зеркала, – у меня всегда была дурная привычка давать собственные определения непонятным явлениям.

– В общем—то правильно.

– И какое место в этой, весьма занимательно и секретной истории занимает ваша дочь, сэр?

– Она находилась на одном из научных кораблей, сопровождая первый, экспериментальный аппарат для переброски. Её задание заключалось в следующем. Попытаться переправится через зеркальную границу с помощью созданной нами камеры. Затем обычный сбор сведений. И возвращение. Но когда начался весь этот переполох с гибелью флота, научный корабль по ошибке рванул к зеркальной границе..

– И тоже…

– Да. Свидетели видели вспышку.

– Но тогда, простите сэр, она погибла.

– Все так думают, но только не я. Ее последними словами были… – приготовься Чат. Это интересно.

Глава Академии достал из кармана миниатюрный магнитофон и нажал на клавишу.

Вначале шел хрип, щелканье и шорох. Но неожиданно, звонкий девичий голос, в котором я узнал Янину, закричал :– « Это получилось…» Шипение и треск заглушили передачу.

– И на основании данной записи вы предполагаете, что ваша дочь все еще жива? А что думает по этому поводу господин президент?

Президент ничего не думал. Он только тихо покачивал головой. С ним все ясно. И с остальными тоже. Старика считаю слегка того. Но против его доводов о вложении собственных средств не попрешь.

– Извините, сэр. Мне весьма жаль, что так все получилось. Но мне необходимо слегка прояснить ситуацию, раз именно мне предстоит заняться выполнением данной миссии.

Старик держится молодцом. Другой на его месте давно бы слезу пустил, или в обморок там. А он ничего, стоит.

– Конечно, Чат.

– Вопрос первый. На чем основывается предположение, что Ваша дочь жива? По вашим словам она могла погибнуть при взрыве корабля. Если этого не случилось, то следуя законам зеркальности Янина могла встретиться со своим отображением. Результат тот же. Смерть.

Далее со стороны старика последовали столь интересные доводы, что я признаться слегка опешил под их справедливостью.

– Зеркальная галактика подразумевает, что у каждого человека существует двойник. При соприкосновении которых происходит уничтожение и первого и второго. Но произошла странная вещь. В это довольно сложно поверить, но… Ты помнишь Росси?

Помню ли я Росси? Глупый вопрос.

– Если совместить время гибели Росси по записям космического крейсера и времени исчезновения Янины, получается, что все это произошло в одну и ту же минуту.

– Не вижу связи.

– Я тоже не видел. Но теперь переходим к главному. Я думаю, что Росси каким—то образом перетянула на себя перст смерти, предназначенной моей дочери. Четыре года назад это было только смелой идеей, ничем больше. Но все последующие события укрепляли меня в мысли, что не все так просто. Скажи мне пожалуйста, как ты, который никогда не видел в лицо мою дочь, объяснишь все те явления, которые произошли в стенах Академии? В пустыне? В последнем Забросе? Подумай! Может быть именно здесь заложен смысл?

– Ну… Я…. Не знаю. Мне не нравятся ваши идеи, сэр. Ни к чему хорошему они не приведут.

– Ты тоже считаешь, что я сошел с ума?

Ну почему мне всегда так хочется заглянуть в глаза человека с которым я разговариваю и понять, что там внутри? Ну почему?

– Да нет, сэр. Просто я сказал, что это довольно странная теория. Весьма слабая и непрочная. Но… я готов поверить. Потому, что… кажется… я слишком хорошо отношусь к вашей дочери. И к Росси.

Старик выпустил из легких воздух и улыбнулся. Кажется, он только что нашел нового союзника.

– Но у меня также имеется второй вопрос, сэр. Предположим, что Янине удалось прорваться через границу. Предположим. И она в данное время бродит вся такая несчастная и потерянная по какой—нибудь планете. Тоже предположим. А как с моей помощью вы собираетесь вернуть ее. Один раз штука с двойником удалась. Удастся ли мне? Не хотелось бы, чтобы ваши наблюдатели на окраинах зарегистрировали еще одну вспышку.

– Именно для этого и предназначен « Зеркальный Гроб».

Старик именно так и сказал – «Зеркальный Гроб». Чтоб мне провалиться. Мрачно. У Ночных Охотников довольно странный юмор.

Нет никакого смысла описывать дальнейший разговор. Все следующие два или три часа мы доказывали друг другу неверность преподносимых доводов. До хрипоты. Мне даже пришлось один раз разнимать старика и президента, сцепившихся по поводу какого —то мелочного вопроса.

Но так или иначе, когда пришло время успокоиться и отдохнуть, все мы достигли определенного консенсуса. ( Слово заимствованное от одной отсталой во всех отношениях области Коалиции.) С моей стороны последовало принципиальное согласие на участие в этом, прямо скажу, весьма шатком эксперименте.

А что мне оставалось делать? Можно отбросить в сторону уважение к Главе Академии. Можно махнуть рукой на то, что Академия, собственно, сделала из меня человека. Но нельзя никуда спрятать, зарыть, схоронить природное и профессиональное любопытство. А вдруг получиться?

И абсолютно излишне говорить, пусть это станет моим маленьким секретом, что не последнюю роль сыграло мое доброе, если не сказать более, отношение к призрачной Янине. Я всегда знал, что женщины до добра не доведут.

Правительство со своей стороны тоже взяло некоторые обязательства. А именно, в случае моей гибели назначить весьма приличную пенсию. Интересно только, кому ее станут вручать.

У меня не хватило наглости потребовать ни собственной виллы, ни яхты, ничего остального. А зачем? Шансы вернуться были настолько малы, что даже не имело смысла мечтать о будущем.

– И еще… – я как человек творческий, не мог отправляться на задание с минимальным набором данных, – Сэр!? Мне необходима вся информация, касающаяся Янины. Я подчеркиваю – вся. Старые стереографии, фильмы, личные дневники. Рассказы родителей, друзей, подруг. Медицинские файлы. Во общем все то, что есть. И не пропустите ничего. Кто знает, может быть такой маловажный факт, как то, с каким интервалом ваша дочь чихает, поможет мне в поисках.

Старик ничего не имел против. По всей видимости он, как Охотник, и сам понимал всю важность требуемого мною. И подготовился заранее.

Целых три дня я безвылазно провел в взаперти, читая, просматривая, прослушивая подготовленные старательным стариком материалы. И узнал много нового и интересного. Старик оказался слишком скрупулезным. Если бы я знал, что на меня кто—то собрал подобный материал, не задумываясь убил бы последнего. Слишком много личного. Но, действительно, ценного.

Через три дня и три ночи я явился к Главе Академии и доложил о полной готовности. Чертовски не хотелось лезть во всю эту кашу, но как я говорил, мною двигало не только чувство долга. Может это покажется странным, но то, что я узнал о девчонке сделало ее ближе.

– Сэр! Чат Счастливчик прибыл для выполнения особо важного и секретного задания! – как положено в официальных случаях доложил я. Даже более официально.

У Главы Академия настроение было, что называется, на пять с плюсом баллов. Не знаю, что его так радовало? Надежда? Она не радует. Она всего лишь дает успокоение. Вера? Не существовало никакой веры. Тогда что? Наверно, мне никогда до конца не понять душу старика.

– У нас тоже все готово. Люди внизу работают вторые сутки, подготавливая аппаратуру к Забросу. Приказом президента Зона объявлена на военном положении. Пока ты не вернешься, с Яниной или… один, никто не покинет территорию.

– И как долго вы намерены ждать? – просто так, для собственного спокойствия.

– Совет рассчитывает максимум три– четыре месяца. Я придерживаюсь мысли, что с характером моей дочери, ее непредсказуемости, это может затянуться на гораздо более долгий срок.

– Предположим…

– Предположим на год.

– Хорошенькая перспектива.

– Чат!

Судя по выражению лица старика, он хочет сказать что—то весьма интересное.

– Есть нечто, что не вошло в основные отчеты. И ты должен знать…

– Так то вы держите слово, сэр? Я же просил.

– Сущая безделица, недостойная в другое время даже намека на внимание. Дело в том, что моя дочь на дух не переносит мужчин. Ты не так понял. Она вполне нормальная женщина, но… Будь осторожней, когда повстречаешься с ней. Это просто дьявол.

Из того, что я знал, и из моих видений следовал примерно тот же вывод. Исключением является иллюзия в пустыне. Но это отнесем к области не определений.

– Это все?

– Я прошу только об одном. Как отец. Если ты найдешь ее, а я не сомневаюсь в этом, и по каким бы то ни было причинам не сможешь вернуться, сделай так, чтобы моя дочь осталась жива. Неважно где, неважно как. Сказать по правде, если вы сможете вернуться, вас ожидает незавидное будущее. Подопытные кролики. И я не хотел бы…. В общем, позаботься о ней. И поступай так, как посчитаешь нужным. Только спаси. Чего бы это ни стоило. Обещай?

– Обещаю. Теперь все?

Глава Академии кивнул.

Значит так тому и быть.

В белой комнате нас уже поджидали министры. Президент, по словам Главы находился в отъезде, но был полностью осведомлен о происходящем.

Я обошел несколько раз вокруг саркофага.

– Кажется, ты дрожишь? – это министр обороны Коалиции. Ишь какой глазастый.

– Вы хотите заменить меня? – так ему и надо, старому борову. Я, считай, в петлю голову пихаю, попробуй не подрожать. Это тебе не обычный Заброс. Тут другое. Неизвестно куда. Неизвестно как. И неизвестно на сколько.

– Раздевайся.

Я вопросительно посмотрел на старика. Что значит – раздевайся?

– Чего уставился? Камера не приспособлена для переброски одежды. Так что тебе придется оставить вещички здесь.

– И мне что, не дадут никакого оружия? Ни провианта? Ничего?

Старик долго смотрел на меня. И я почувствовал себя идиотом.

– План переброса и его расчет предусматривает только определенные физические величины. Одежда и прочее туда не входят.

– А не могли сказать об этом раньше? Я бы похудел.

Перспектива появиться в зеркальном мире в голом виде вдохновения не прибавила. Я представил себе, как посреди людского потока какого—нибудь мегаполиса из воздуха появляется сверкающая штуковина и оттуда вываливается раздетый тип с умной рожей. Всеобщее веселье и полный провал миссии.

Но неприятности нужно принимать по мере их поступления. Что заранее расстраиваться из—за не свершившегося факта?

– Кто—то что—то говорил насчет предстартового напутствия? – поинтересовался я, скидывая с себя коричневую робу.

– Обойдешься без напутствия, – доложил Глава Академии. Успокоил, нечего сказать.

Старик вышел из комнаты, оставив меня наедине с саркофагом. С холодным, бездушным куском металла, которому мне вскоре предстояло доверить не только душу, но и тело.

Стена, выходящая на кабинет старика опустилась вниз. За толстым, бронированным стеклом, за широким и длинным пультом восседали во главе со стариком прибывшие министры. Вот уж никогда бы не подумал, что они что—то соображают в науке. Великие мужи.

– Ты созрел? – донесся из—за стекла голос Главы Академии, усиленный громкоговорителями.

Иногда старик выражается довольно витиевато, так что мне пришлось приложить немало усилий, чтобы понять о чем идет речь.

– Гнить начинаю уже, – ответил я. Кажется, именно так и нужно отвечать на последний вопрос.

– Тогда начинаем.

Пол мелко задрожал, и из него, по всему периметру стали выпазить золотистые трубы. Или стержни. Разобрать невозможно. Они выдвинулись до самого потолка, бесшумно встали в пазы. Сам потолок тоже отъехал в сторону, обнажая замысловатый, такого же золотистого цвета, развод из переплетенных трубочек и стерженьков.

– Это силовая установка. Последняя разработка министерства внешней защиты, – можно подумать, что я сам не могу разобраться. Кой чему Академия научила. Даже последним разработкам министерства внешней защиты.

Собственно, иного я и не ожидал. Сейчас меня начнут бомбардировать тяжелыми изотопами, сжигать энергией и растаскивать на молекулами протонными излучателями. Неприятное занятие. Особенно без привычки.

Позади зашипело. Саркофаг раскололся на две половинки. Внутри полость. Как раз мой размерчик.

– Это твое новое жилище на ближайшие тысячи парсеков и на пять, десять минут. Выбирай, что тебе ближе.

Я не стал говорить, что мне ближе, а попросту тяжело вздохнув, печалясь о своей незавидной доле, втиснулся в саркофаг. Старик как всегда прав. Тесновато. В одежде не поместился бы.

– А что, нагреть нельзя было? – холод металла не просто холодил – замораживал. Тело мгновенно покрылось мурашками. Я хоть и не слишком избалован теплом, но в данном случае Академия не права. О комфорте тоже нужно думать.

– Устроился? Тогда мы закрываем.

– Только не прищемите что—нибудь в спешке, – посоветовал я, стараясь как можно глубже втиснуться в углубления гроба.

– Не волнуйся, и мы ничего не прищемим.

И шутки у них тоже идиотские.

Как только это подумал, вторая половинка саркофага с шипением встала на свое место. Довольно удачно.

Конструкция «Зеркального гроба» предусматривала не только отсутствие одежды, но также и верчение или шевеление различными частями тела. Лицо довольно тесно прилегало к холодному металлу, и в какой то момент стало не хватать воздуха.

– Дышать нечем, – выкрикнул, вернее, попытался выкрикнуть, я. Такой глухой, воистину гробовой голос. Если они слышат, то им не понравиться интонация моего голоса.