Глава 4

Неподалеку от берега появилась флотилия. Четыре лодки шли вверх по течению, и в них было множество людей в синих мундирах. Они пели и смеялись так, что вокруг все гудело. Весла двигались в едином ритме. На первой лодке сидел Пьер ле Мойн, господин Д'Ибервилль, и встречающие шумно его приветствовали.

Люди позабыли о жаре, подбегая к краю воды. Некоторые из встречающих подпрыгивали на месте и размахивали руками. Они выкрикивали приветствия человеку, который добился для них стольких побед! Когда-то он вел экспедицию сквозь густой лес по дороге к Гудзонову заливу, и ему удалось покорить себе все английские форты, кроме одного. Это были поразительные победы. И сейчас он собирался отправиться на покорение этого форта. Этот человек удивительно спокойно чувствовал себя на палубе судна и на лесной тропинке. Его никто не мог победить! Великий герой мсье Пьер из Лонгея был любимым и уникальным героем колонистов.

Филипп пытался пробиться через толпу поближе к причалу, где мсье Шарль ле Мойн ожидал своего знаменитого брата. Вместе с ним были члены семейства и господин де Марья. Мальчик оказался так близко к этим людям, что ему было слышно каждое слово. Он пытался запомнить все увиденное и услышанное. Он слышал, как мсье Шарль начал горячо хвалить господина Д'Ибервилля в присутствии мсье де Марьи.

— Пьер у нас необычный человек, он больше походит на воинственное божество из северных легенд. Кажется, что во время сражения его окутывает огненное дышащее жаром облако, и он обладает желанием постоянно побеждать. Он внимательно наблюдает за всеми во время сражения и правильно распределяет силы своих солдат во время битвы. Он… тут я только могу повторить, что он — настоящий Д'Ибервилль, и подобного ему человека не существует на белом свете.

Мсье Шарль помолчал, а потом спросил:

— Вы с ним когда-нибудь встречались во время его визитов во Францию?

Филипп услышал низкий голос.

— Никогда прежде мне не приходилось видеться с нашим известным героем, как бы сошедшим к нам из легенд. Я буду польщен знакомством с ним.

Мальчику было плохо видно, и он начал решительно проталкиваться вперед. Между двумя спинами перед ним был узкий промежуток, и мальчик увидел, как четыре каноэ свернули к причалу. Филипп слышал, как мсье Шарль продолжил восхвалять господина Пьера.

— Вам удастся сегодня с ним пообщаться, мой друг Жозеф. Обычно он мелькает, точно комета с длинным хвостом. Никто иной, кроме великого Д'Ибервилля, не смог бы прибыть в каноэ, набитыми его друзьями.

— Ну да, он привез с собой… Дайте-ка мне сосчитать… Двадцать восемь человек и еще собаку. Могу поклясться, что мне никто из них неизвестен, как и эта огромная собака.

Филипп во все глаза разглядывал людей в лодках и решил, что большинство из них — «Кролики». Так колонисты называли незнакомцев. Многие из них были солдатами или моряками, сред них была парочка индейцев с берегов Гудзо-нова залива. Они принадлежали к племени Больших Животов, хотя это название, которое придумали для них французские торговцы мехом, совершенно не подходило к стройной и достойной паре индейцев, сидевших в первой лодке вместе с Д'Ибервиллем. Самым серьезным во всей компании был человек в черном, державший собаку на поводке. Казалось, лицо у него застыло как маска, и он не реагировал на шум и возбуждение, с каким их все встречали. Мальчик слышал, как мсье Шарль начал объяснять господину де Марья присутствие странного человека на борту лодки.

— Пьер обязательно привозит с собой какого-нибудь поразительного человека и обычно даже не помнит, где он его нашел, а потом быстро с ним расстается, он перестает его интересовать очень скоро.

Лодки подошли так близко, что Филипп мог различить удивительно синие глаза Пьера Д'Ибервилля. Он не мог без дрожи взглянуть на героя.

«Он похож на Бога», — решил мальчик.

Великий человек поднял руку и выкрикнул:

— Привет, друзья мои! Привет всем!

Через несколько минут первая лодка пришвартовалась, и встречающим пришлось подвинуться назад, чтобы дать место высаживающимся из лодок людям.

Филиппа сразу оттеснили назад, и ему ничего не было видно, но он слышал, как Д'Ибервилль отдавал приказания.

— Не спешите, ближе подходите к берегу. Здесь быстрое течение.

Когда господин Пьер сошел на берег, он сказал:

— Шарль, я счастлив, что меня пришли встречать мои друзья.

Мальчик разозлился, что не может видеть самое главное, начал толкать в спины, стоящих перед ним людей. Наконец ему удалось втиснуться между двумя взрослыми, и ему было видно, что происходит на причале. Он увидел кудрявые светлые волосы и резкие черты лица великого лидера. Мальчик вдруг понял, что ему нужно запомнить этот великий момент и попытался повнимательнее присмотреться к мсье Пьеру. Видно, что он сильно изменился после трех лет постоянных сражений. Господин Пьер был очень высоким человеком с хорошо развитой фигурой и в красивом наряде. Конечно, мальчишкам приятно, когда их кумиры в красивой одежде. На Пьере был сюртук цвета спелой сливы с длинными фалдами и кружевами на запястьях. У шеи кружева струились вниз плавным каскадом. Серые панталоны тесно обтягивали красивые длинные ноги. Филиппу удалось разглядеть только это, потому что чье-то мощное плечо появилось перед ним, и мальчику пришлось довольствоваться только услышанным.

— Мы никого специально не созывали, потому что все люди устремились сюда, как только они прослышали о твоем прибытии, — сказал господин Шарль. — Сюда приполз даже старик Поль Лозель на костылях. Дорогой Пьер, ты снова одержал победу! Как мы этому рады!

— Да, все хорошо, и у нас теперь Ньюфаундленд, — послышался голос Д'Ибервилля. — Мне хочется завоевать залив до первых снежных мух, а потом, братец, нам следует предпринять важные шаги, — задумчиво сказал мсье Пьер. — Мне хотелось побыстрее покончить с новой кампанией. Мне не нравятся туманы и лед залива Морт.

— Я не вижу Поля. Разве он не приехал с тобой?

Шарль говорил о Марикуре, четвертом брате. Он участвовал во всех кампаниях в течение двадцати лет, но больше всего ему удавалось поддерживать нормальные отношения с индейцами. Этим он напоминал их отца. Старик Шарль говорил на нескольких индейских наречиях и всегда мог поладить с индейцами.

Д'Ибервилль ответил:

— Мсье Маленькая Птичка Всегда в Полете, как называют его индейцы, сейчас слишком занят. Шарль, не забывай, что Поль с самого начала был со мной в Ньюфаундленде и целый год не видел собственной жены. То же самое касается и меня, я жду не дождусь, когда наконец вернусь во Францию.

— Как чудесно, что Мари-Тереза будет в Париже осенью, когда ты пожалуешь туда!

Д'Ибервилля подобное заявление удивило.

— Осенью? Но я не собирался… Шарль быстро прервал его.

— Это господин де Марья. Он приехал из Версаля, чтобы нам помочь советами…

В этот момент люди перед Филиппом немного расступились, и ему опять стало все видно. Он увидел, как Д'Ибервилль взял пухлую белую руку гостя и крепко сжал своей сильной рукой.

— Мы не откажемся ни от помощи, ни от советов, — сказал он. — Мы вас приветствуем, мсье де Марья. Перед нами стоят сложные проблемы, и меня волнует множество разных вещей.

— Вы ожидаете осложнений в заливе? — спросил де Марья. Д'Ибервилль мрачно кивнул головой.

— Когда мы имеем дело с англичанами, то всегда приходится ждать осложнений. Они являются упорными борцами, и нам это известно, потому что англичане и французы вели борьбу в течение многих столетий, — он снова кивнул головой. — Некоторые воспоминания вызывают во мне ненависть к англичанам, но иногда я ими восхищаюсь. У них множество героев, включая Кромвеля, который поведал миру, что правители в долгу перед своими подданными.

Д'Ибервилль повернулся к индейцам и махнул рукой.

— Храбрец Джип, помоги мне.

Индеец ответил ему на правильном французском языке:

— Слушаюсь, милорд.

Он достал из каноэ большой сверток, а потом поднес его Д'Ибервиллю.

— Подарки! — воскликнул Пьер. — Это вам, Клодин, — сказал он, обращаясь к золовке. — А это тебе, Шарль. Я привез подарки для каждого члена нашей семьи и для всех жителей Лонгея. Здесь реликвии, связанные с победой, в достижении которой сыграли важную роль люди из Лонгея. Мы откроем это после того, как поедим, — сказал он, поднимая сверток над головой.

В течение часа Филипп следовал за героем, куда бы тот ни отправлялся. Его удивило, что великий герой не забыл ни одного жителя Лонгея и для всех припас подарки. Д'Ибервилль поднимал руки и хлопал по спине каждому, находившемуся на общинном выгоне. Мальчишка следовал за ним и слышал каждое его слово. Он пытался все запомнить, чтобы потом вспоминать и оценивать. Наконец мсье Пьер обратил внимание на преследовавшего его мальчишку.

— Неужели за мной следует моя совесть, принявшая человеческое обличье? — спросил он, глядя на мальчишку. Он внимательно взглянул на Филиппа: — Мне кажется, ты — подмастерье плотника. Ты здорово вырос за время моего отсутствия, но я узнал твое лицо. Тебя нашли после разгрома Лашина, правда?

— Да, мсье Пьер, — дрожа, ответил Филипп.

— Мне приятно, что ты следуешь за мной по пятам, но иногда это становится неудобным. Я имею в виду в данный момент, — глаза Д'Ибервилля загорелись при виде пухлой фигурки Бабетты Карре в зеленом платье, проходившей мимо. — Мне хочется поболтать со старыми знакомыми, а наш разговор тебя не касается, юный дружище. Ты не сможешь на некоторое время оставить меня в покое?

Филипп отошел от мсье Пьера. Но когда подали закуски на свежем воздухе, и жители Лонгея расположились на траве, Филипп решил, что настало время быть поближе к господину Пьеру. Он уселся неподалеку от женщин, окружавших почетного гостя. Отсюда ему все было хорошо видно и слышно. Мальчик не сводил взгляда с Д'Ибервилля. Он внимательно разглядывал гордый нос, красиво очерченные брови и то, как быстро менялось выражение лица героя. Мальчик также внимательно разглядывал наряд мсье Пьера — на шее у него висела цепь с чехлом из березовой коры для столового ножа (в Новой Франции гостям не подавали ножи на стол, поэтому им приходилось постоянно носить их с собой). На руке у мсье Пьера было кольцо, и мальчик решил, что это подарок короля. В любом случае это было потрясающее кольцо с крупным драгоценным камнем, сверкавшем при каждом движении руки.

Д'Ибервилль вскоре обнаружил рядом с собой мальчишку.

— Ты опять здесь? — а потом обратился к окружавшим его женщинам: — Говорят, что человек, продавший душу дьяволу, никогда не отбрасывает тени. Прошу обратить внимание, что моя душа осталась при мне. Весь день у меня было две тени — моя собственная и этот упорный мальчик.

Мсье Пьер позаботился о том, чтобы Филиппа хорошо накормили. Мальчик получил несколько толстых ломтей розового внутри мяса с шипящей коричневой корочкой, две ножки жирной курицы, много свежеиспеченного хлеба, пропитанного острым соусом, и большой кусок анисового кекса, испеченного по рецепту, знаменитому в Новой Франции. Секрет рецепта привезли с собой первые поселенцы в 1608 году. Филипп запил еду разведенным водой вином. Мальчик с жадностью пил вино, потому что дома его никогда так не кормили и не поили.

Когда пир подошел к концу, человек с собакой, сидевший в прострации и отказывавшийся от пищи, внезапно ожил. Он поднялся на ноги и обратился к собаке:

— Не шевелись, Вильям Лонгсод.

Из красного мешка, закинутого за плечо, он достал скрипку и взглянул на Д'Ибервилля. Потом кивнул головой и заявил:

— Я готов.

Д'Ибервилль был с ним согласен.

— Пора начинать.

— Разве кто-то может играть и петь, когда у него плохое настроение? — спросил странный человек. Он повесил мешок на кустик, росший рядом, а потом усмехнулся. Таков был обычай: когда бродячий певец привязывал мешок к ручке двери снаружи таверны, проходящие мимо знали, что он сейчас начнет выступление.

Человек приладил скрипку, взмахнул смычком и сказал:

— Сейчас мне хочется спеть песни Нормандии. Друзья мои, они как нельзя лучше подходят к данному моменту.

При первых звуках скрипки наступила тишина. Менестрель, казалось, получил дополнительный заряд энергии, и на его лице отражались переживания. У него был густой приятный баритон, и он чудесно исполнял баллады и морские песни, а слушатели получали огромное удовольствие.

До этого многие из них слушали разную музыку, но никогда прежде музыка не исполнялась с подобным чувством и мастерством. Все сидели как зачарованные. Они ощущали силу земли, на которой им пришлось жить. Музыка пела им о трудных днях, когда нормандцы пытались захватить побережье Кальвадоса и гранитные склоны Контенина. Менестрель пел о Столетней войне и о Девственнице, погибшей в Руане. Это была музыка не только для слуха. Она глубоко проникала в душу. Слушателям хотелось петь, смеяться и рыдать одновременно.

Когда звуки скрипки стали веселее, Д'Ибервилль захотел кое-что рассказать о Менестреле.

— Я слушал его вчера. Он пел в прибрежной таверне, и я сразу угадал, что он настоящий артист. В его голосе прозвучало такое чувство, что я понял: мне необходимо привезти его с собой. Но утром он постоянно молчал и не желал петь для нас, и я начал думать, что мне не следовало брать его с собой…

Окружавшие внимательно слушали мсье Пьера, а скрипач отложил в сторону скрипку и сказал:

— Вы меня уже послушали, теперь обратите внимание на слова великого человека.

— Меня волновало его поведение, — продолжал Д'Ибервилль. — Многим известно, что я очень импульсивный человек. Если я повинуюсь первому импульсу, в дальнейшем все будет хорошо. Если передо мной враг и я слышу голос, который говорит мне, что следует нападать — я нападаю со всеми имеющимися у меня силами. Если голос призывает меня подождать, то мне ясно, что следует воспользоваться хитростью, а не силой. Но когда этот странник не стал перед нами петь, я подумал, что мой дар предвидения оставил меня, — Д'Ибервилль улыбнулся. — Но сейчас вы слышали моего нового друга, и вам стало ясно, что я поступил правильно, привезя его с собой на праздник. Он нам пел о прошлом, а мы должны с уверенностью смотреть в будущее. Я кладу серебряную монету в шляпу, а шляпу кладу на землю. Все, кто пожелает, могут положить туда деньги, чтобы моей монете не было скучно в одиночестве.

Менестрель улыбнулся.

— Музыка должна быть подарком для тех, кто готов ее слушать, но матушка-природа ошиблась и дала музыкантам живот, который время от времени требует пищи. Я с благодарностью приму все, что вы пожертвуете для меня и моего друга — пса.

После обеда Д'Ибервилль вместе с Шарлем и мсье де Марьей отправился в замок. Некоторые арендаторы развалились на травке и задремали после плотного обеда. Другие, собравшись небольшими группами, пытались поболтать, что было трудно сделать из-за жары и обилия вина и еды. Филипп остался в одиночестве и отправился искать своего друга повара Дюжину и Еще Одного. Тот опять был занят выпечкой хлеба на ужин в открытой печи. Его лицо стало еще краснее, и по нему обильно стекал пот.

— Господи! Как же много могут съесть люди на дармовщинку! — сказал он Филиппу, вытирая пот тряпицей. — Дружок, сегодня я сотворил чудо, приготовив столько хлеба, супа, жареного мяса и чудесно запеченных кур.

Филипп уселся, скрестив ноги перед печью. Мальчик надеялся, что повару не было известно, как он помогал активно уничтожать плоды его труда, и решил переменить тему разговора.

— Мсье Дюжина и Еще Один, я часто думал о том, почему вы — такой большой и сильный, боитесь, как и все остальные, индейцев?

Повар сделал паузу.

— Я их никогда не боялся, — заявил он, мне они напоминают волков, бегающих огромными стаями. Они вопят, чтобы обрести смелость, наносят узоры военной раскраски, и от них воняет, как от дохлой рыбы на берегу. — Он разгреб угли в печи. — Как-то раз они меня чуть не схватили. Мы втроем рубили дрова на берегу неподалеку от св. Ламберта, и мы ахнуть не спели, как вопящие дьяволы напали на нас. Позже мы посчитали, что их было не меньше дюжины. Я схватил сразу двоих и стукнул их головами. Они упали к моим ногам с проломленными черепами. Остальные дикари перепугались — ведь им не хотелось погибнуть такой смертью. Они прекратили вопить и упорхнули в лес… Дружище, должен тебе признаться, что я не теряю сон при мысли об индейцах.

— Но те двое индейцев действительно погибли?

— Нет, они позже пришли в себя, и мы их отослали в Квебек в качестве пленных.

— Что с ними там случилось?

— Старый господин приказал их зажарить живьем в наказание, чтобы эти отвратительные собаки оставили в покое французов. Позже мне рассказали, что никто из них не издал ни звука, когда пламя костра начало лизать их красную шкуру!

— Наверное, вы — самый сильный человек из живущих на земле, — восхищенно заметил мальчик, не сводя взгляда с повара, продолжающего мешать угли. — Вы очень сильный человек!

Повар выпрямился.

— В Библии говорится, что Самсон был самым сильным человеком, — неохотно заявил он. — Конечно, не стоит спорить с Библией, но иногда я размышляю о Самсоне… и задумываюсь.

— Но ведь был еще и Голиаф, — заметил мальчик.

— Голиаф! — презрительно заметил повар. — Я неважного о нем мнения. Если бы мне удалось с ним встретиться, то ему пришлось бы худо!

Мальчик был с ним полностью согласен. Он кивнул головой и сказал:

— Мсье Дюжина и Еще Один, чтобы вас убить, понадобится огромное оружие!

— Пожалуй, ты прав. Если человек такой крупный, как я, то его мышцы лежат не на поверхности, и они очень крепкие. Наверное, меня можно убить только с помощью пушечного ядра.

Мальчик пытался вспомнить все, что знал о великих гигантах прошлого.