Глава 10

Вечером Фелисите спряталась за дверью салона так, чтобы видеть вход и не пропустить Филиппа. На нем был лучший синий сюртук, тот самый, из-за которого он сначала сильно переживал. Фелисите видела, что Филипп был очень бледен. Он поднимался по лестнице, как люди восходят на эшафот.

«Что он скажет? — подумала Фелисите. — Останется ли он твердым, как советовала ему я? Если бы я могла все подслушать! — Тут она рассмеялась. — Бедняга Филипп, он выглядит очень испуганным и будет доволен, когда все закончится».

Она не ожидала, что разговор затянется. Наверно, Филиппу не хватило твердости. Чтобы как-то развлечься, Фелисите играла в трик-трак с баронессой и была настолько рассеянна, что постоянно выигрывала, и баронесса отправилась спать не в самом радужном настроении. Из-за закрытой двери кабинета раздавался гул голосов. Фелисите не знала, чем себя занять. «Что они там говорят? — думала девушка, отправляясь на кухню. — Может, они обсуждают вопрос моего приданого?»

В кухне никого не было, и Фелисите решила осмотреть медные сковородки и горшки, блестящими рядами висевшие на стенах. Все вокруг блистало и сверкало. Посуда была разных размеров и использовалась для приготовления разнообразных блюд. Но она сразу увидела, что необходимо сделать выговор кухонной прислуге. Многие кастрюльки, дуршлаги, сотейники следовало тщательно почистить и отполировать. То же самое касалось столовых приборов. На столе остались увядшие овощи для салата. «Придется отчитать кухарку и ее помощников», — решила Фелисите.

В этот момент она услышала, как закрылась входная дверь, и девушка побежала в прихожую. Она поняла, что Филипп ушел, а барон стоял наверху лестницы и звал ее.

— Поднимись ко мне, малышка!

Фелисите насторожилась. Если бы разговор закончился благоприятно, ее позвали бы до ухода Филиппа. Она все время, пока он тут оставался, ждала вызова наверх и даже представляла себе удивленное выражение лица барона и счастье на лице Филиппа, и тогда ей стало бы ясно, что все в порядке.

Пока она поднималась по лестнице, ее охватило тяжелое предчувствие, и она подумала: «Он сказал „нет“. Что же мне теперь делать?»

Барон не сразу начал говорить. Они сидели у стола друг против друга, и он внимательно разглядывал кончики пальцев. Наконец мсье Шарль произнес:

— Я должен признаться, что для меня все это было сюрпризом. — Фелисите промолчала, и он добавил: — Я был уверен, что ты будешь рассуждать о браке так же трезво, как ты занимаешься делами.

— Мсье Шарль, я его люблю!

Она была уверена, что ничего хорошего не последовало из разговора барона и Филиппа. В ее голосе послышались отчаянные нотки.

— Именно это он сообщил мне, — заявил барон, — меня не удивляет, что ты влюбилась. Так бывает, когда люди молоды. Но разве тебе самой непонятно, что брак между вами невозможен?

— Но почему? Почему? Мне это совсем непонятно. Я полюбила Филиппа с тех пор, когда увидела его в первый раз. И если мечтала о счастье, все мои мечты были связаны с ним.

Барон начал колебаться, отводил от Фелисите глаза и предпочитал изучать сложный рисунок ковра на полу.

— Конено, конечно! Естественно, что девушки влюбляются в приличных молодых людей. Фелисите, но они не выходят за них замуж!

— Пожалуйста, мсье Шарль, взгляните на меня, — умоляла его Фелисите, — чтобы я была счастлива, нам необходимо хорошо понять друг друга. Я должна четко понимать вас, а потом высказать вам мою точку зрения. Я не понимаю, почему не могу выйти замуж за Филиппа. Правда, он беден…

Барон поднял руку и рассеянно подкрутил ус, а потом припомнил пословицу:

— Кто рожден для маленькой булочки, никогда не получит большой хлебец!

— Это неправильно, — крикнула девушка. — Здесь рождается новый мир и можно заработать целое состояние. Почему он не сможет добиться успеха, как это сделал ваш отец? Или вы сами?

— Это все связано с характером. Филипп милый молодой человек и обладает определенными способностями. У него приятный характер, он честный и преуспевает в своем деле. Но он — спокойный человек, и в нем отсутствует честолюбие, и еще он очень тихий. Спокойные, неэгоистичные и тихие люди никогда не добьются большого успеха в жизни, дитя мое. Филипп с трудом сможет заработать на приличную жизнь для себя и своего семейства. Он всегда останется бедняком.

— А мне казалось, что вы думали о нем по-другому, когда он вам объяснил задержку со строительством мельницы. Он был совсем мальчиком, но сказал вам правду, и вы предсказали ему блестящее будущее.

Барон кивнул головой и улыбнулся.

— Я все помню. Это был день возвращения Пьера после покорения Ньюфаундленда. Филипп меня не побоялся и рассказал мне о вещах, которые я раньше не понимал, — он покачал головой. — Мне трудно все тебе объяснить. Филипп — человек, который умеет делать деньги для других людей, но не для себя.

— Если вы правы, — подхватила Фелисите, — тогда ему нужна такая жена, как я. У меня хватит эгоизма для двоих. Почему вы считаете, что он мне не подходит? Я не являюсь чьей-либо наследницей, и моя семья, о которой мне ничего неизвестно, ничем не может быть лучше его семейства. — Она умоляюще взглянула на барона. — Вы всегда были очень добры ко мне, мсье Шарль, а сейчас вы выступаете в роли сурового опекуна. Почему? Вам не нравится Филипп?

— Конечно, он мне нравится, и в какой-то мере я им даже восхищаюсь. Он — приятный молодой человек, не пьет и не шумит в тавернах, и является приличным гражданином, — барон развел руками. — Я не собираюсь продолжать ненужные объяснения. Так происходит почти в любом семействе, когда речь заходит о браке, часто молодые люди по глупости влюбляются не в тех партнеров. Тебе известно, что французы весьма логичная и трезвая нация, и они выработали определенный подход к браку, оправдавший себя в течение многих столетий. Брак должен быть организован на основе равенства, и необходимо, чтобы люди подходили друг другу. Ты слышала это неоднократно.

— Да, я действительно все это слышала и никогда этому не верила.

— Дитя мое, молодые люди обычно не верят подобным вещам.

— Никто этому не сможет поверить до тех пор, пока не станет старым и позабудет о любви! — она придвинулась ближе к барону, и глаза у нее ярко сверкали. — Временами следует подумать о любви. Если девушка думает только об одном юноше и пылко его любит, и если ее жизнь без него станет пустой, тогда… мсье Шарль, ей следует выходить замуж по любви и больше ни о чем не думать!

Барон покачал головой.

— Все любовные увлечения похожи друг на друга. Всегда это огромная страсть, несмотря на правила и традиции. Всегда! Тысячи пылких влюбленных говорили об этом одними и теми же словами. Но потом, милая Фелисите, огромная страсть утихает, а брак, основанный на здравом смысле и общих интересах, продолжается, — барон погладил Фелисите по руке. — Тебе сейчас трудно, малышка, но потом все пройдет. Так бывает всегда.

Фелисите с ним не согласилась.

— Нет, вы можете надо мной смеяться, но у нас все по-другому!

— Я уже сказал, что не собираюсь повторять обычные слова.

Барон немного оправился от смущения. Ему стало интересно рассуждать вместе с Фелисите.

— В твоем случае действительно кое-что необходимо объяснить. Я хочу, чтобы ты все сразу поняла. Если ты меня не послушаешься, я перестану тебя уговаривать и, конечно, буду относиться к тебе по-прежнему. Я не могу перемениться в отношении к тебе, — он ей тепло улыбнулся, и девушка поняла, что барон говорит сущую правду. — Я к тебе слишком привык, и ничто не изменит мое к тебе отношение. Если ты со мной не согласна, то я благословлю тебя на брак с Филиппом.

Она внимательно слушала мсье Шарля.

— Нас осталось четыре брата. Четверо из десяти! Фелисите, тебе известно, сколько всего предстоит сделать? Сможем ли мы все задуманное воплотить в жизнь? Иногда я начинаю в этом сомневаться. Теперь я с подозрением смотрю на почту, опасаясь, что придут очередные дурные новости, и наши ряды опять поредеют. Я уверен, что нам понадобится любая возможная помощь, и мы больше не можем терять людей, а наоборот, нам следует крепить наши ряды. Фелисите прекрасно его понимала.

— Да, мсье Шарль, мне это все известно.

— Разве ты не знаешь, что я считаю тебя членом нашего семейства? Твое имя не ле Мойн, но я всегда воспринимаю тебя как из рода ле Мойн, и в этом качестве тебе, возможно, когда-нибудь придется сыграть важную роль… Если только ты этого захочешь.

— Что я могу сделать?

— В данный момент — ничего. Ты не можешь сражаться с индейцами и командовать отдаленным фортом. Но ты хорошо управляешь людьми, и если ты станешь продолжать свою работу, то сыграешь важную реальную роль в нашей программе. И тебе представится случай заключить хороший брак. Когда-нибудь ты сможешь прибавить богатства нашему семейству и создать важные и нужные связи. Мы нуждаемся во всяческой помощи. Но, — резко добавил барон, — если ты выйдешь замуж, ты не сможешь нам помогать. В особенности это касается брака с молодым человеком вроде Филиппа. У него нет нужных связей и никакой перспективы. Тебе кажется, что это не так, но я-то знаю! У тебя начнут рождаться дети, и ты станешь заниматься собственной семьей.

Слова барона сильно подействовали на Фелисите. Девушка прониклась целями и идеалами семейства ле Мойнов, и она работала долгие часы, не чувствуя усталости. Но она никогда не считала, что принадлежит к этому семейству, хотя была связана той же беспрекословной преданностью, пославшей многих братьев из семейства ле Мойн на смерть. Это были цепи, подобные тем, что приковали на многие годы Жан-Батиста еще в юности к жарким болотам юга.

Ей в голову пришла новая мысль, и Фелисите пристально посмотрела на мсье Шарля, подумав про себя: «Ему известно, что я хочу продолжить работу. Что же я ему отвечу? Разве я готова сказать ему, что желаю пожертвовать счастьем ради долга?»

— Мсье Шарль, — тихо промолвила девушка, я не знаю, что вам ответить. Мне кажется, что я могла бы умереть от чувства долга, если понадобится. Но как я могу расстаться с любовью — целью всей мой жизни? Разве я смогу найти счастье?..

— Дитя мое, существуют разные виды счастья. Жак Франсуа и Поль умерли, выполняя долг, и я уверен, что если бы даже им была известна их судьба, они ни от чего не оказались бы и были бы счастливы.

— Я знаю и не сомневаюсь, что они отдали свою жизнь с радостью. Возможно, они даже умерли, испытывая счастье. Это были смелые и сильные мужчины.

— Некоторым из нас не мешало бы еще пожить, дабы исполнить свое предназначение, — в голосе барона звучала уверенность. — У меня уже просили твоей руки, но, честно говоря, мне не хочется, чтобы ты сейчас выходила замуж. Ты мне нужна, а дети и домашнее хозяйство немного подождут. Что же касается твоей привязанности к Филиппу, она сможет принести определенную пользу. Если ты его не забудешь, тебе не захочется выйти замуж ни за одного из молодых джентльменов, желающих взять тебя в жены. Но, дитя мое, тебе не следует очень тосковать и удерживать его подле себя, чтобы не помешать ему жениться на другой или не колебаться самой, когда тебе подвернется выгодное предложение. Я хочу, чтобы ты стала дамой высокого звания и тем самым прославила бы наше семейство.

Фелисите начала рыдать.

— Мсье Шарль, дайте мне время подумать. И… что вы сказали моему бедному Филиппу?

— То же самое, что я объяснил тебе. Она пыталась вытереть глаза.

— Что же он вам ответил?

Барон ласково потрепал ее по руке.

— Филипп считает, что решать тебе.

Комната Дольера де Кассона была самой маленькой в семинарии и напоминала келью. Его большая и прочная кровать занимала почти все помещение. Обстановка была убогой — в одном углу стоял аналой, на стене висело распятие. Когда он лежал в постели, то видел распятие прямо перед собой. Рядом с распятием висел потрепанный боевой вымпел. Когда он вступил в Орден сулпицианцев, то постарался позабыть о славном прошлом и о других не менее важных ранее вещах. Дольер де Кассой никогда не упоминал о вымпеле но, видимо, был связан с теми днями, когда его владелец с саблей в руках сражался за счастье своей страны.

Он только что закончил бороться за духовную жизнь Жоржа Дюшестна. Жорж торговал галантерейным товаром, на который выменивал меха, и много лет назад его похитило индейское племя. Его сильно и жестоко пытали, но Жоржа удалось освободить, когда в нем еще теплилась жизнь. Преданные сыновья подняли его со смертного орда, и телесное здоровье вернулось. Но временами и он испытывал приступы безотчетного страха, который длился не один час. Чувствуя приближение припадка, он бежал в темный угол, прятался под медвежьей шкурой, и так громко вопил, что на улице собирался народ. Тогда двое его высоких и сильных сыновей хватали его под мышки и отводили в семинарию. Дольер де Кассой брал Жоржа за руки и пристально глядел ему в глаза. Он спокойно и тихо разговаривал с ним о самых обычных вещах — о ценах на меха, о погоде. Через несколько минут бедняга успокаивался и постепенно возвращался из темной бездны ужаса.

Битва за душевное здоровье Жоржа лишала старого священника сил, и у него начинала болеть старая рана в колене. Сейчас он лежал на постели, закрыв глаза. В комнату на цыпочках вошел мсье Амброуз и объявил:

— Пришел Филипп Жерар.

Дольер де Кассой с трудом открыл глаза.

— Что вы сказали?

— Пришел плотник, мальчик, спасенный в Лашине и не получивший земли, помощник старика Киркинхеда.

Настоятель сел на постели. Он грустно покачал головой и сказал толстому священнику:

— Я ждал беднягу. Веди его сюда и постарайся, чтобы нам никто не помешал. Но сначала принеси для него стул, прошу тебя.

Филипп вошел в комнату. У него был вид человека, только оправившегося от тяжелой болезни или недавно вернувшегося из утомительного похода. Он был бледен, а под глазами залегли синие тени. На лице отросла щетина. После разговора с бароном Филипп был в ужасном состоянии и пошел куда глаза глядят. Он прошагал несколько часов кряду, и ему стало легче. Наконец мысли юноши прояснились и он увидел, что идет по замершей реке по направлению к Лонгею. «Надо быть осторожнее, — подумал Филипп, — не то собьюсь с дороги, и чего доброго замерзну».

Филипп понял, что находится неподалеку от места, где нашли тело Пьера Шесне, а немного погодя мучителя и обожателя Фелисите — Бертрана. Филипп остановился и прикинул, в каком направлении надо двигаться, чтобы добраться до замка. Юноша все рассчитал правильно и скоро увидел высокие башни Лонгея. Он там отдохнул, перекусил и впервые в жизни выпил рюмку бренди, а затем отправился обратно в Монреаль. И, невзирая на усталость, пошел в семинарию.

— Мсье, — со вздохом облегчения обратился он к священнику и сел на стул, — я пришел к вам за помощью.

— Да, сын мой, — настоятель ласково улыбнулся юноше, — я знаю, о чем ты думаешь. Утром я разговаривал с Шарлем ле Мойном и он мне все объяснил.

— Значит, вы все знаете… — Филипп помолчал и опустил голову, — …стало быть, для вас не новость, что я хотел жениться на Фелисите, и мсье Шарль не дал своего благословения.

— Совершенно верно, — старик священник взглянул на несостоявшегося жениха и грустно кивнул. — Ты слышал, что барон беседовал с Фелисите после твоего ухода?

— Да, мсье. Он открыл мне свои намерения.

— И ты знаешь, что решила Фелисите?

— Да, мсье! Она должна следовать воле барона. Это — ее обязанность, — с трудом выговорил юноша.

Дольер де Кассой не удивился такому ответу. Конечно, Филипп мог бы попытаться завоевать Фелисите и воспротивиться решению барона, но старик священник хорошо знал юношу и не думал, что он продолжит борьбу. Он снова кивнул и подумал: «Настоящий дух и твердая вера сдвигают горы и возводят города в пустыне».

— Сначала я решил, что нельзя сдаваться, — произнес Филипп. — Я мог бы заявить ей, что у нас нет обязательств перед мсье Шарлем и поэтому мы не должны расставаться. И, возможно, она согласилась бы со мной. Но потом, мсье, я понял, что это было бы эгоистичное и непатриотическое поведение.

— Сын мой, ты скажешь ей эти слова?

— Нет, мсье. Я не стану пытаться увидеться с Фелисите, для нее это было бы слишком тяжело. Но пусть она не думает, что я злюсь на нее или не согласен с ней… Мне нелегко ее терять, да и оставить о себе такую память… — Филипп заколебался. — Мсье, вы всегда были к ней добры, могу ли я вас попросить, чтобы вы передали Фелисите мои слова?

— Сын мой, ты не думаешь, что ее счастье быть с тобой? Филипп отрицательно покачал головой.

— Я ее прекрасно знаю, она уже наверняка все решила.

— Тогда, сын мой, я выполню твою просьбу. Ты — смелый и мудрый юноша, — священник благословил Филиппа. — Я хочу дать тебе один совет. Судя по всему, ты провел бессонную ночь и был все время на ногах. Отправляйся домой и ложись спать. Почивай долго и крепко, а когда проснешься, — настроение у тебя немного улучшится.

Барон больше не заговаривал с Фелисите о случившемся, что едва не испортило их отношения. Жизнь шла своим чередом. Каждый день они подолгу сидели напротив друг друга за письменным столом и разрешали сложные проблемы семейства ле Мойн. Несколько раз девушка показалась барону очень бледной, но он был настолько занят в те минуты, что позабыл упомянуть об этом.

Клод-Элизабет отличалась большей наблюдательностью и жалела Фелисите. Она не знала всю историю в деталях, но до нее доходили слухи. Баронесса не была сплетницей и не поощряла болтунов. Женщина понимала, что Фелисите нуждалась в сочувствии и поддержке.

Баронесса иногда приходила в кабинет с чашкой теплого молока, в которое было добавлено несколько капель бренди, и говорила, что пора заканчивать работу. Как-то раз она встала рядом с Фелисите и обратилась к мужу:

— Дорогой Шарль, я подозреваю, что ты себя ведешь подобно ужасным героям господина Мольера.

Фелисите пыталась выбросить из головы горькие мысли, но это ей не удалось. Девушка плохо спала и просыпалась очень рано, а потом ворочалась в постели до тех пор, пока не надо было вставать. По утрам, когда она еще лежала в полудреме, ей слышались шаги на улице. Она удивилась и даже собиралась поговорить об этом с бароном, — никто из законопослушных граждан не мог разгуливать по улицам в столь ранний час. Ночной сторож при ходьбе шаркал ногами, а шаги таинственного прохожего были легкие и быстрые.

Как-то утром Фелисите решила, что ей не стоит оставаться в постели и мучить себя, перебирая в памяти события последних дней, приведшие к крушению романтических грез. Она вскочила с кровати и подошла к окну. Небо было серым и низким. Девушка начала дрожать от холода и собиралась вернуться в постель, но потом услышала шаги, раздававшиеся на рю Сен-Пол.

Спустя какое-то время она увидела раннего прохожего. Это был Филипп. Он шагал очень быстро и вглядывался в ее окно. Девушка инстинктивно отпрянула, чтобы он ее не заметил, но продолжала украдкой наблюдать за юношей. Филипп смотрел прямо перед собой, и она нашла его очень бледным и грустным.

«Мой бедный Филипп, — подумала Фелисите. Глаза у нее наполнились слезами. Когда он пропал из вида, она бросилась на постель и долго рыдала. Но впервые за долгое время на сердце у девушки потеплело, и она весь день вспоминала о его верности.

На следующее утро она поднялась еще раньше и встала у калитки, ведущей с улицы во двор. Вдалеке послышались шаги.

— О, Филипп! Мой дорогой и преданный Филипп! — шептала девушка. Шел снег, и она дрожащей рукой надвинула пониже капюшон старенького шерстяного плаща.

Филипп приблизился к дому, не сводя глаз с ее окна на третьем этаже, и слегка вздрогнул, когда Фелисите тихо промолвила:

— Доброе утро, Филипп!

Юноша остановился, взглянул на любимую и едва слышно обронил:

— Доброе утро, Фелисите.

Он просто стоял, и она поняла, что ему хотелось сказать ей очень многое. Они смотрела друг на друга и молчали. Филипп тщетно пытался заговорить, но потом в отчаянии покачал головой и пошел прочь…

Ночью прошел сильный снег, и на утро она увидела, как он пробирается через огромные сугробы. Посреди улицы прорыли дорожку, и Фелисите видела только его голову и плечи, когда он подошел ближе. Филипп не ожидал встретить любимую, и он покраснел так, как будто его уличили в чем-то предосудительном, но замедлил шаг, и тихо шепнул:

— Я люблю тебя еще сильнее!

Девушка хотела ответить, что будет любить его до конца жизни, но у нее перехватило дыхание, и она улыбнулась сквозь слезы, а потом помахала, встав на носочки, ибо снег засыпал даже калитку.

С этого дня они встречались каждое утро, несмотря ни на что. Фелисите всегда ждала его у калитки, а Филипп появлялся так точно, что по нему можно было проверять часы. Он никогда не задерживался, но все время повторял:

— Я люблю тебя еще сильнее!

Он боялся, что их заметят и не желал, чтобы об этом узнал барон. Фелисите иногда заранее подыскивала те слова, которые хотела сказать ему, но почти всегда их забывала. Она ему обычно улыбалась…

Если они где-то случайно встречались, то старались не выказывать свою радость. В присутствии посторонних он был очень сдержан, и ей приходилось следовать его примеру.

Но когда их никто не видел, они в полном молчании любовались друг другом.

Пожалуй, мы несколько преувеличили, сказав, что они виделись каждое утро. Однажды Филипп не пришел. Стояла весна и Фелисите набрала во дворе букет нарциссов, а потом встала у калитки, размышляя о том, можно ли подарить ему цветок. Она еще ничего не решила, но понимала, что в первый раз он опаздывает. Прошло несколько минут, и девушка стала волноваться. Филиппа ничто не могло отвлечь от встречи! Прошло минут пятнадцать, и, услышав звуки, донесшиеся из задней части дома, Фелисите поняла, что слуги начинают вставать, значит, он не придет.

Что-то случилось! Фелисите вышла на улицу и отправилась в его мастерскую. Подойдя ближе, она увидела, что из переулка вышел Поликарп Бонне и быстро двинулся навстречу Фелисите.

— Что стряслось, Карп? — спросила девушка, поравнявшись с ним.

— Хозяин заболел, и я иду к аптекарю за лекарством. Фелисите встревожилась ни на шутку:

— Что такое? Он сильно болен?

— Все началось вчера, когда меня не было дома, — Карп легкомысленно подмигнул, словно говоря: «Вот я какой ветреный!» — Я вернулся поздно и увидел, что хозяина рвет. Лекарство, которое было у нас дома, ему не помогло, — он удивленно покачал головой. — Я думал, что утром ему станет лучше, но, как видно, ошибся.

— Я пойду с тобой, — объявила Фелисите, — твоему бедному хозяину нужен уход.

Бонне укоризненно взглянул на нее.

— Этого бы не произошло, если бы вы последовали моему совету, мадемуазель.

Возможно, Филиппу помогло ее присутствие. Когда девушка пришла с его помощником, ему сразу стало лучше, и он не стал пить отвратительное лекарство, прописанное ему аптекарем.

Глава 11

Подъем семейства ле Мойн был настолько стабильным и мощным, что любое отклонение от цели походило на гром среди ясного неба или предательским ударом в спину. Но подобные вещи иногда случались, и самими серьезными стали новости, полученные весенним утром следующего года, после того как народ Новой Франции был в волнениях, ожидая нападения англичан. Они не дождались нападения…

Фелисите находилась в кабинете, когда барону передали письмо из Франции. В этот миг девушка была чем-то занята и глянула на барона только тогда, когда в комнате воцарилась зловещая тишина. Ее испугало выражение лица, с которым опекун читал лежавшее на столе письмо.

— Мсье Шарль! Что такое? Вы больны?

Он ничего не ответил и продолжал смотреть на плотно исписанные страницы. Лицо у него стало белым. Потом он вдруг побагровел, вскочил на ноги, схватил письмо и, порвав его на мелкие кусочки, подбросил их в воздух.

— Так и бывает всегда! — крикнул барон. — Неужели в жизни есть справедливость? Нет, ее не дождешься от неблагодарных королей и их продажных, жадных министров! Люди пытаются принести пользу своей стране, отдают последнее, жертвуют жизнью, а награды достаются другим!

Он не сводил с Фелисите взгляда, но она понимала, что он ее не видит.

— Как же я глуп, решив, что король никогда не забудет жертв, принесенных семейством ле Мойн!

Потом он почти упал в кресло и уронил голову на руки.

— Мсье Шарль, я могу что-нибудь сделать для вас?

— Нет, дитя мое. Нам нанесли ужасный удар, от которого мы не скоро оправимся, — барон помолчал, а затем попытался объяснить: — У нас отняли все торговые привилегии в Луизиане и передали их богатому купцу во Франции, Антуану Кроза. Он посылает сюда своего представителя, мсье де ла Мот Кадилак, который станет командовать Жан-Батистом. Ведь моего брата сместили с поста губернатора Луизианы!

Девушку страшно поразила эта новость, и она не нашлась с ответом. Но уже мгновение спустя барон весь кипел от возмущения:

— Неужто его величество не понимает, что наше семейство стояло во главе основания Луизианы?