Вместе с тем управляющие имениями - не только фиска, но и магнатов характеризуются как государственные должностные лица особого разряда (ordo <215> villicorum). Находясь на низшей ступени должностной иерархии 169, акторы, вилики и прокураторы фиска все-таки обладали властью официальных лиц (potestatas, cura publica) 170.
      В ведении акторов и прокураторов фиска (может быть и церкви) состоял определенный служебный округ171, территория (commissum). Все эти управляющие располагали административными, финансовыми, а отчасти также судебными полномочиями. Они, например, следили, чтобы воины, находясь в походе, не совершали насилия и не грабили население королевства172; вилики, как и судьи городских округов (iudices civitatum), обязаны были возвращать земельные владения римлян, незаконно присвоенные готами, собственникам173. На виликах (в данном случае, очевидно, не только фиска, но и светских магнатов, а также церкви) лежала обязанность задерживать беглых рабов, обнаруженных ими в деревнях и виллах, и возвращать их хозяевам 174. Виликам и акторам, которые в ряде случаев именуются "старейшинами" местечек (seniores loci, priores loci175), крестьяне должны были сообщать о приблудившемся скоте 176, о появлении в деревне беглых 177.
      Как ответственным за сбор государственных налогов, управляющим надлежало ежегодно являться <216> (вместе с некоторыми другими должностными лицами) на провинциальные церковные синоды для получения инструкций о порядке взимания этих налогов 178.
      Фискальная деятельность виликов контролировалась вышестоящими инстанциями, которые в случае выявленных злоупотреблений привлекали виновных к строгой ответственности 179.
      Государство очень неохотно передавало судебные полномочия частным лицам. Согласно Вестготской правде, даже мелкие правонарушения, совершаемые в деревнях и виллах, должны были рассматриваться и соответственно караться государственными судьями. В готских законах упоминаются судьи местечек (iudices locorum), которые разбирают, в частности, дела о потравах, о поджогах лесов, беглых рабах, подвергают наказанию женщин, занимающихся проституцией, и т. д.180.
      Таким образом, в компетенцию государственных судей входили и уголовные, и гражданские дела, включая мелкие. Административные же и судебные функции виликов, акторов и прокураторов первоначально распространялись лишь на несвободное население их вилл и деревень 181. Но позднее, по мере роста крупного землевладения, разорения общинников и превращения их значительной части в зависимых людей, магнаты (а соответственно и вилики) устанавливают свою власть также над деревнями, где живут еще и свободные крестьяне. <217>
      Росту частной власти магнатов способствовали церковь и государство. В 589 г. III Толедский собор поручает землевладельцам искоренять язычество среди сервов имений. В середине VII в. закон Хиндасвинта предписывает акторам и прокураторам задерживать и подвергать наказанию всех, занимающихся колдовством, какое бы положение они не занимали 182. Еще более ясно выступает признание государством частной власти магнатов и их управляющих, причем не только над несвободным, но и над свободным деревенским населением, в законе Эгики. Согласно этому постановлению, на акторов и прокураторов имений фиска и частных лиц возлагается обязанность строго наказывать деревенских жителей, если те не сообщили о беглых рабах, укрывавшихся в деревне. Наказанию подлежат при этом все обитатели данного селения, независимо от своей народности и социального статуса 183. Все они, следовательно (а среди них имеются и свободные крестьяне), считаются подчиненными акторам и прокураторам 184. Мы видим, что к концу VII в. в сферу частной власти крупных землевладельцев и прокураторов доменов фиска оказались вовлеченными свободные крестьяне тех деревень, которые постепенно попадали под административное влияние вотчинников.
      Особенно благоприятные условия для роста частной власти складывались в церковных поместьях. Церковь пользовалась рядом привилегий, облегчавших этот процесс. Епископам принадлежало право суда над клириками 185, и этот суд был для них обязателен. Клирики не могли судиться у судей-мирян, хотя в отдельных случаях их можно было привлекать к светскому суду186. Епископы имели своих сайонов, т. е. дружинников, осуществлявших функции судебных исполнителей 187.
      Церковь пользовалась и налоговыми привилегиями, а также свободой от некоторых государственных повинностей. Вестготское государство признало римское установление, освобождавшее клириков от экстраординарных и так называемых "грязных" повинностей (munera sordida) 188. <218> В конце VI в. от выполнения ангарий были освобождены и церковные сервы 189. В 633 г. свободные клирики, которые ранее пользовались иммунитетами от "экстраординарных" и "грязных" повинностей, были освобождены от государственных повинностей вообще (...ab omni publica indictione atque labore habeantur immunes) 190.
      Иммунитет, предоставлявшийся церкви и клирикам, являлся не полным. Церковные сервы не освобождались от подушного налога191, а с имений в последний период существования Вестготского королевства взимался поземельный налог 192. Но тем не менее все эти привилегии ограничивали вмешательство официальных должностных лиц в жизнь церковных вотчин, что создавало благоприятные условия для установления там ее частной власти.
      Расширение ее объема у крупных землевладельцев к концу VII в. получило отражение в изменении судебной практики и военной системы. Вернее, изменения, которые фактически давно уже произошли в общественной жизни, были оформлены юридически.
      Вплоть до середины VII в. вестготское правительство в соответствии с нормами римского права признавало лишь два источника судебной власти: предоставление судебных полномочий королем и избрание третейского судьи самими тяжущимися сторонами 193. В 80-е годы VII в. положение меняется. В изданные ранее законы, определявшие круг лиц, которые пользуются судебной властью, Эрвигий внес дополнения: отныне права судьи <219> приобретает и тот, кому они делегированы каким-либо судьей 194.
      Учитывая бессилие местных судей против магнатов, чье давление они зачастую испытывали, можно сделать вывод, что крупному землевладельцу нетрудно было добиться судебных полномочий для себя или для своих виликов.
      Рост частной власти магнатов церкви оказал влияние и на военную систему Вестготского государства. В первый период его истории свободный гот, как отмечалось выше, мог брать с собой в военный поход дружинников и вооруженных рабов. Уже закон Вамбы предписывает, чтобы с началом военных действий каждый сеньор выступал в поход вместе со всей дружиной, которой он располагает195. Другой, более поздний, закон, изданный Эрвигием, требовал от всякого, будь то гот или римлянин, отправлявшегося в поход, брать с собой десятую часть сервов; они должны были получить от него и соответствующее вооружение 196. Теперь Вестготская правда исходит из представления, по которому каждый воин идет в поход либо под командованием своего графа (или другого государственного должностного лица), либо сеньора 197. Но последний не только посылал своих людей в войско: под его командованием они и сражались в боях 198. Особенно тесно связаны были с сеньором, разумеется, дружинники, но он предводительствовал и прочими зависимыми людьми 199.
      Изложенные постановления свидетельствуют о том, что крупный землевладелец мог сам набирать войско в собственных владениях, действуя вместо соответствующих королевских агентов, и возглавлять своих людей во <220> время войны. Это яркий показатель роста частной власти магнатов в Вестготском королевстве.
      С охарактеризованными явлениями связано в известной мере и формирование института частных церквей. Оно создавало дополнительные узы личной зависимости крестьян от магнатов. Священник был влиятельным лицом в вестготской деревне. Он не только стоял во главе религиозной общины: ведь церковная организация в готской Испании тесно переплеталась с государственным механизмом. Епископы и священники выполняли некоторые публично-правовые функции, выступая фактически в качестве государственных должностных лиц. Священникам, например, полагалось доносить королю о злоупотреблениях судей и акторов доменов фиска200, следить за соблюдением религиозных законов201; в их присутствии рабов отпускали на свободу202. Как и судьи, священники выполняли нотариальные обязанности203, участвовали в опеке над малолетними204 и т. д.
      Сооружая у себя церкви, магнаты, с одной стороны, освобождались (хотя бы частично) от епископской опеки над обитателями своих имений; с другой -могли использовать духовенство этих частных церквей для усиления своей власти над местным населением. Священники, естественно, находились в зависимости от основателей церквей, состояли обычно под их патроцинием205.
      Таким образом, распространение частновладельческих церквей, в свою очередь, способствовало сосредоточению политической власти в руках сеньора вотчины.
      Но, несмотря на то, что светские и духовные магнаты практически обладали весьма значительной властью над населением, на Пиренейском полуострове тогда не было института, который в соседнем, Франкском, государстве юридически закреплял эту частную власть магнатов - иммунитета. В источниках не сохранилось <221> никаких следов его существования в V-VII вв. Известно, однако, что в христианских государствах, образовавшихся в северной части полуострова после арабского завоевания, иммунитеты получили широкое распространение. Они сплошь да рядом применялись в Испанской марке в IX в.206, и, вероятно, Каролинги, предоставлявшие здесь иммунитеты, не механически переносили на Пиренейский полуостров франкские порядки, но действовали в соответствии с местными обычаями. Но если трудно сказать, в какой мере распространение иммунитетов следует отнести за счет франкского влияния в этом районе, то в Астурии и Леоне иммунитет основывался несомненно не на чужеземных влияниях, но на вестготских традициях. В источниках сохранились данные о наличии в Астурии и Леоне иммунитетов, запрещавших королевским должностным лицам вступать во владения иммуниста для выполнения судебных, фискальных и полицейских функций207.
      В IX в. сеньоры взимают судебные штрафы на территории, подчиненной их юрисдикции208.
      Широкое распространение иммунитетов в испанских христианских государствах вскоре после крушения Вестготского королевства указывает, что условия для возникновения этого института созрели еще в готский период.
      Необходимо также учитывать несоответствие между фактическим объемом политической самостоятельности магнатов и юридическими принципами. На деле она была значительно большей, чем по нормам официального права. Правительство не в состоянии было справиться со своеволием знати, которая все меньше была склонна подчиняться местным властям. Еще в начале VI в. испано-римские магнаты с помощью отрядов вооруженных рабов творили насилия над окрестным населением; принуждали крестьян продавать или <222> дарить им свое имущество, вымогали наследство умерших и т. д.209. Вилики не только притесняли жителей незаконными поборами, но и принуждали их отдаваться под патроцинии 210. Такого же рода факты зафиксированы в готских законах VI в. Знатные готы силой исторгают у рядовых общинников выгодные для себя договоры, захватывают их участки211, врываются со своими дружинниками в чужие владения и т. д. Особенно характерны сведения источников, рисующие неподчинение магнатов государственным властям и узурпацию ими тех прав, которые по закону принадлежали лишь официальным лицам.
      Магнаты не выполняют требования судей о выдаче сервов, совершивших какие-либо преступления212, укрывают в поместьях разбойников, беглых рабов и колонов 213, не допускают сюда епископов и судей, преследующих язычников214, сами не являются к судьям по их вызову215, отказываются давать свидетельские показания 216, уклоняются от уплаты налогов 217 и от несения военной службы 218.
      В то же время знатные нередко нарушают законы, присваивая себе права публичных властей, вмешиваются в действия должностных лиц. Задержав преступников, магнаты не выдают их судьям, но заключают в свои тюрьмы 219.
      Подобно позднеримскому, Вестготское государство не санкционировало создание частных тюрем, но фактически они, очевидно, имелись у магнатов 220. <223>
      Знатные люди самовольно чинят суд221, оказывают давление на королевских судей, вмешиваются, вопреки их протестам, в ход судебного разбирательства 222. Они без какого бы то ни было разрешения судей занимают и опечатывают чужие дома 223.
      Знаменательно, что еще в VI в. государственные агенты, как признает само правительство, нередко не в состоянии были осуществить свою, принудительную власть по отношению к знати. В Вестготской правде рассматриваются всевозможные казусы, когда судья неспособен подчинить себе нарушителей законов. В одной из ее глав говорится: коль скоро судья не может захватить человека, обвиненного в преступлении, граф должен прислать ему подкрепление224.
      В других случаях судье, оказавшемуся бессильным перед магнатом или кем-либо иным, находящимся под его патроцинием, предписывается обращаться к королю (предполагается, что граф тоже не в силах осуществить принуждение), а если король находится слишком далеко, то к епископу или к судье высшего ранга 225.
      Стремление магнатов к политической самостоятельности выражается также в их неподчинении королю.
      Имеются данные о том, что испано-римские, а также готские магнаты в VI-VII вв. все чаще проявляют нелояльность по отношению к королевской власти, именно они выступают главными носителями сепаратистских тенденций. Многие представители знати уклоняются от участия в военных походах226. Характерно назначение <224> строгих кар для тех лиц из знати, кто отказывается приносить присягу королю 227.
      Ведя борьбу против королевской власти, светские и церковные магнаты нередко вступают в соглашения с чужеземными государствами. В истории Вестготского королевства известно немало такого рода случаев. Например, знатный гот Атанагильд, поднявший в середине VI в. мятеж против короля Агилы, вступил в союз с Византией 228. Граф Сизенант, подготавливая в 631 г. восстание против Свинтилы, заключил соглашение с франками о совместных действиях229. С ними же был в сговоре и герцог Павел, организовавший мятеж против Вамбы 230. Зачастую в мятежах и заговорщических сношениях с другими государствами участвовали и епископы.
      Переход на сторону противников Вестготского королевства расценивается в актах соборов и законах VII в. как опасное и широко распространенное преступление. VI Толедский собор вынес при Свинтиле постановление против перебежчиков - им назначались религиозные кары 231. При Хиндасвинте был издан закон "О тех, кто как перебежчики и мятежники выступают против своих королей, народа и родины" - "De his, qui contra principem vel gentem aut patriam refugi sive insulentes existunt"232. Им грозила смертная казнь. Король мог помиловать виновного, и тогда казнь заменялась ослеплением преступника и конфискацией всего его имущества 233. Но если самому Хиндасвинту еще удавалось претворять данный закон в жизнь234, то его преемникам это становилось все труднее. Так, например, участники мятежа Павла против Вамбы не были наказаны так, как <225> того требовал закон Хисдасвинта: их приговорили лишь к пожизненному заключению и наказанию, бесчестившему свободного человека, - преступникам остригли полосы. В самый же закон Хиндасвинта при новом редактировании Вестготской правды Эрвигием была внесена оговорка, смягчавшая кару, назначенную для перебежчиков 235. По-видимому, магнаты уже вступили на тот путь, следуя которым их потомки в послеготский период добились для себя права денатурализации и ведения войны против собственного государя236.
      Известно, что междоусобная борьба магнатов сыграла роковую роль в судьбе Вестготского королевства. После смерти Витицы в 709 г. сын его Акила не сумел утвердиться на троне. Против него восстала знать, и в 710 г. королем был избран Родриго, герцог Бэтики 237. Сторонники Акилы бежали или были подвергнуты репрессиям, а их имущество конфисковано. Противники нового короля вступили в сношения с арабами и оказали существенную помощь вторгшемуся в Испанию Тарику. В решающей битве при Гвадалете сыновья Витицы, командовавшие отрядами готского войска, обратились в бегство, - тем самым победа арабам над Родриго была обеспечена 238.
      Об уровне политической самостоятельности, достигнутом вестготскими магнатами ко времени крушения Толедского королевства, свидетельствует и тот факт, что арабы, завоевывая Испанию, в отдельных случаях заключали соглашения с местными сеньорами. Например, арабский военачальник в Испании, сын Мусы, Абд-аль-азиз подписал в 713 г. договор с Теодемиром, правившим Мурсией. Здесь за Теодемиром была во всей полноте утверждена его власть, а он признал себя <226> вассалом арабов и обязался выплачивать им ежегодную подать. По этому поводу французский историк Э. Леви-Провансаль справедливо заметил, что Теодемир являлся сеньором данной области еще до вторжения арабов 239.
      Сеньории подобного рода существовали к началу VIII в. также и в северной части полуострова. Поэтому после крушения Толедского королевства и могли там столь быстро возникнуть самостоятельные области, отстаивавшие свою независимость в борьбе против арабов и франков 240.
      Таким образом, политическое устройство Испании в эпоху раннего средневековья складывалось довольно своеобразно. Несмотря на значительное усиление частной власти магнатов, добивавшихся политической самостоятельности здесь до конца истории Вестготского королевства, отсутствовали иммунитета и сохранялась, по крайней мере формально, государственная централизация.
      Это явление, находящееся, на первый взгляд, в противоречии с данными о начале феодализационного процесса, объясняется следующим обстоятельством: Вестготское королевство, историческому развитию которого были присущи свои особенности, - значительный удельный вес рабовладельческого уклада в экономике и элементов римских политических институтов в государственном строе, сформировалось как централизованное государство. Тенденция к созданию политически самостоятельных сеньорий и сосредоточению политической власти в руках магнатов - общая для всех раннефеодальных государств Западной Европы. В условиях централизации она получила свое выражение в частичном переходе административных функций к вотчинникам, а также в ограничении королевской власти церковными и светскими магнатами в самом центральном <227> государственном аппарате. Орудием такого ограничения были и Толедские церковные соборы 241. Королевская власть, все более отступая перед натиском магнатов, все же вплоть до арабского завоевания отказывалась формально санкционировать их политическую самостоятельность и тем самым политическую децентрализацию.
      Лишь после гибели Толедского королевства в историческом развитии Испании совершился новый скачок: появились иммунитеты, а вместе с ними произошло дальнейшее расширение политической самостоятельности землевладельческой знати.
      Феодализация церкви
      Церковь в Испании, как и в других странах Западной Европы, была крупным землевладельцем. Постепенное превращение церковных имений в феодальные вотчины, эксплуатирующие труд зависимых крестьян (сервов, либертинов, колонов, мелких прекаристов), составляло основу процесса ее феодализации.
      В готской Испании отчетливо заметен рост частного епископского землевладения: епископы расхищали церковное имущество, используя его для расширения собственных владений, передачи церковного достояния родственникам и наследникам.
      Арианское духовенство не знало целибата. И даже после превращения католичества в государственную религию в 589 г. бывшему арианскому духовенству, вступившему в католический клир, была предоставлена возможность сохранить свои семьи, правда, при условии соблюдения целомудрия242. Епископы и священники могли оставлять имущество сыновьям и внукам243. В дальнейшем церковь старалась добиться соблюдения канонов о безбрачии духовенства, но, по-видимому, без особого успеха. Еще в 657 г. IX Толедский церковный собор, констатируя, что многие епископы, священники, <228> диаконы имеют детей, предупреждал, что нарушители церковных канонов подвергнутся наказанию, а дети клириков не смогут наследовать своим родителям и станут церковными сервами 244.
      По своему образу жизни епископы мало отличались от светских магнатов. Нередко они участвовали в усобицах, восстаниях245, совершали насилия над соседями - светскими землевладельцами 24е, вели друг с другом распри из-за территории, входившей в состав их диоцезов247. Некоторые епископы пытались произвольно назначать себе преемников248. Широко распространена была продажа церковных должностей249.
      Церкви в VII в. извлекали определенные доходы от своих имений, получали дарения от королей и частных лиц. В VII в. церкви, очевидно, взимали уже десятины 250. Епископы имели право на одну треть церковных доходов (главной церкви диоцеза). Но они обычно не удовлетворялись этим и изыскивали дополнительные источники доходов, например, незаконно взимали поборы с тех, кто прибегал к их суду251.
      Использование церковного имущества имело наиболее важное значение для высшего духовенства. Епископы присваивали достояние церкви, в том числе вклады верующих, ценную церковную утварь, украшения252. Вопреки канонам они самовольно отчуждали церковное имущество253, раздавали его своим родственникам и <229> клиентам 254. Освобождая рабов церкви, епископы нередко оставляли их под патроцинием тех или иных частных лиц, а не самой церкви255. Церковных сервов и либертинов епископы посылали для работы в своих вотчинах, что наносило ущерб хозяйству церкви256.
      Источники содержат множество сведений о том, какие усилия предпринимала церковь (при поддержке королевской власти) для того, чтобы помешать расхищению церковного имущества епископами. Королевские законы и постановления соборов требовали строгого разграничения достояний церквей и епископов.
      Вестготская правда предписывала тотчас по назначении епископа составлять опись имущества церкви. После смерти этого епископа надлежало проверить наличие инвентаризованного; недостающее возмещали епископские наследники257. Собор в Бракаре постановил, что личное достояние епископа может передаваться по наследству, но без урона для имущества церкви258.
      Церковный собор в Гиспалисе принял решение, согласно которому епископ может дарить своим родственникам рабов церкви лишь в том случае, если затем компенсирует ее тем же числом собственных рабов 259. <230> Епископ, ничего не оставивший церкви из своего имущества, не мог освобождать церковных сервов. Его преемник должен был вернуть таких отпущенников под власть церкви 260.
      Согласно постановлению церковного собора в Эмерите, дарения епископа его приближенным, сернам и либертинам оставались в силе лишь при условии, если он завещал своей церкви имущества на сумму, в три раза превышающую стоимость розданного261.
      Соборы исходили из убеждения, что, обогащаясь, епископ или церковный эконом либо присваивает имущество церкви, либо использует то положение, которое он занимает в церковной иерархии. Поэтому IX Толедский собор постановил, что если имущество епископа или лица, управляющего хозяйством церкви, было незначительным до их вступления в должность, то после смерти означенных лиц все приобретенное ими отходило к церкви. Если же имелся в наличии инвентарь принадлежавшего им добра (т. е. если было доказано, что они не присвоили ничего из церковного достояния), то все приобретенное ими делилось между наследниками умершего и церковью. Тем же имуществом, которое было подарено кем-либо епископу или другому служителю церкви, владельцы его могли распоряжаться по своему усмотрению. Оно переходило церкви лишь тогда, когда они никому не оставили его в наследство262.
      К числу мер, направленных против захвата епископами имущества церкви, относились также требования, чтобы епископы и священники ничего не продавали без согласия прочих клириков 263, чтобы о выдаче имущества, произведенной кому-либо епископом или экономом церкви в вознаграждение за те или иные услуги, составлялись документы 264; срок давности владения <231> имуществом, которым епископ или эконом неправильно распорядились, исчисляется не с начала фактического владения таковым, а со времени смерти епископа или эконома 265.
      Стараясь расширить свои вотчины и умножить остальное имущество, епископы посягали не только на достояние и доходы тех церквей, которыми они управляли сами, но и приходских церквей, монастырей, часовен, находившихся на территории поместий магнатов.
      Постановления соборов зачастую упоминают о незаконных действиях епископов в приходах. Они отягощали клириков поборами и повинностями к своей собственной выгоде266, отбирали значительную часть дарственных вкладов, которые эти церкви получали от верующих 267.
      Епископы нарушали также права монастырей, посягая на их имущество и возлагая различные повинности на монахов. У монастырей, как и у приходских церквей, отбирались дарения, поступившие от верующих 268. Монахов, словно сервов принуждали работать на епископов 269. Монастырь, по словам постановления IV Толедского собора, превращался в имение епископа (...ita ut pene ех coenobio possessio fiat...) 270.
      Попытки епископов расширить источники своих доходов за счет церквей и монастырей встречали сопротивление не одного только приходского духовенства и аббатов, с чьими интересами не могли не считаться соборы и королевская власть. Такие устремления <232> епископата сталкивались также с намерениями светских землевладельцев, основывавших свои частные церкви. Уже ко времени создания Вестготского королевства их было в Испании довольно много. У. Штутц утверждал некогда, будто частные церкви - институт германского происхождения271. Но, как показали М. Торрес, П. Р. Бидагор и другие исследователи, они возводились здесь уже в IV в.272.
      После образования Вестготского королевства количество частных церквей в стране продолжало увеличиваться. Магнаты сооружали их в деревнях и виллах, обеспечивали землей и сервами, назначали в церкви клириков, обычно из сервов и либертинов. Нередко речь шла лишь о базиликах - часовнях, в которых литургия не совершалась273.
      Приношения верующих этим церквам составляли важный дополнительный источник доходов для феодализировавшейся землевладельческой знати. Собор в Бракаре прямо выступил против тех, кто строит базилики не из-за благочестия, но по алчности - pro quaestu cupiditatis. Основатели подобных церквей, отмечал собор, делят доходы пополам с клириками, так что эти церкви существуют на "трибутарных условиях" (sub tributaria conditione) 274. Светские землевладельцы нередко пробовали превратить свои церкви в монастыри, поскольку последние в имущественном отношении были независимы от епископов. Подобные действия, однако, церковью запрещались275. <233>
      Если основатели церквей рассматривали их как свою полную собственность, пытались неограниченно распоряжаться их доходами, произвольно назначать клириков, то епископы, напротив, стремились подчинить эти церкви своему управлению.
      С VI в. соборы всячески стараются сузить права основателей церкви и увеличить возможности вмешательства епископов в управление частными церквами.
      В решениях соборов подчеркивается, что имуществом таких церквей управляет епископ и основатели церквей не вправе им распоряжаться 276.
      Но в то же время церковь не могла не учитывать реально сложившейся обстановки: ведь частные церкви фактически находились во власти их владельцев. Кроме того, светские магнаты имели известный вес на Толедских соборах. Поэтому соборы и королевская власть выступали против попыток епископов присвоить господство над частными церквами и их доходы 277.
      Основатели частных церквей и их потомки получили право надзора за имуществом данных церквей. В случае незаконных посягательств на него епископов можно было обращаться к церковным и светским властям278.
      Соборы не признавали прав основателей церквей на доходы последних. Притязания же епископов на эти доходы ограничивались. Касаясь доходов епископов, <234> соборы не всегда четко разграничивают диоцезальные, приходские и частные церкви, что затрудняет выяснение имущественных прав епископов. К тому же позиция соборов по этому вопросу с течением времени претерпела некоторые изменения.
      Так, в 561 г. собор в Бракаре постановил, что церковные доходы распределяются следующим образом: треть идет епископу, треть - клирикам, треть используется на ремонт храма 279. В постановлении говорится о церквах вообще, без какой-либо дифференциации. Второй собор в Бракаре в 572 г. постановил, что епископу дозволяется получать от приходских церквей лишь 2 солида в год, претендовать же на треть ее доходов он не может. Она предназначается для ремонта церковного здания, и епископ должен лишь контролировать расходование этих средств280. Епископы обладали также правом постоя за счет церквей своего диоцеза, но при этом не могли являться со свитой более чем в пять-десять человек и оставаться дольше одного дня281.
      Еще раньше, в 554 г., провинциальный собор в Тарраконе решил, что епископ, объезжая приходы, получает не более трети доходов местных церквей и обязан использовать эти средства для их ремонта282. Если учесть, что и общеиспанский III Толедский собор запретил епископам взимать с приходских церквей какие-либо поборы, помимо ранее установленных канонами283, можно сделать следующий вывод о правах епископов в приходских и частных церквах. Права эти в VI в. ограничивались получением небольшого денежного взноса (в Галисии - 2 солида с церкви в год); каждая церковь обязана была содержать епископа и его свиту в течение одного дня ежегодно. Получая треть доходов приходских церквей, епископ должен был обеспечить их ремонт.
      В вестготской формуле наделения церкви имуществом имеется характерная оговорка, гласящая, что <234> епископу не будут принадлежать никакие права на него (absque episcopali impedimento) 284.
      В первой половине VII в.