Остановившись, собравшись волей с остатками физических сил, напрягая зрение, медленно, тщательно, ослабший, но последовательный в доверии внутреннему чутью, человек просматривал пространство вокруг себя, делая особый упор на неосвещённый огнём участок леса. Через несколько минут, будто не выдержав смелого взгляда в непроглядную тьму, сосновый бор вспыхнул светом, огнём, не похожим на пламя пожара. Яркий, видимо электрический, белый шар, распространяя свечение своё на десятки метров вокруг, медленно поднялся над деревьями, а затем резко, с огромной скоростью, не поддающейся измерению в известных единицах, бесшумно удалился чётко вверх.

Сергей Алексеевич, проанализировав своё отношение к данному факту, сделал вывод о том, что, видимо, научился ничему не удивляться, и спокойно пошёл к работающим солдатам и пожарным с намерением обязательно поесть и отдохнуть в передвижном санитарном фургоне.

Под крепкой, с шёлковой рыжей шерстью, ягодицей Певца Фёдор ощущал целую гамму чувств. В его вечной кошачьей жизни не было ещё подобного события.

В параллельные миры случайно вылетать ему приходилось. Под чутким руководством старшего по званию товарища это происходило впервые, но дело было даже не в исследовательском новаторстве. Помнился давний специфический интерес начинающего в своём становлении кота, когда всё пробовалось на нежность, на прочность, на страх, на вкус и запах. Тогда удивляло, почему люди так нетерпимо реагируют на попытки определить спектр их ароматов ниже спины. Теперь же, находясь своим чувствительнейшим обонятельным органом рядом с так живо интересовавшим когда-то объектом, Фёдор очередной раз сделал вывод о том, что исполнение желания настигает когда-нибудь каждого, но только, как правило, к моменту осуществления события гаснет сама потребность обладания вожделенным опытом. Когда Евдокия предложила ему в манере не терпящей возражений проехаться на бедре фавна, кот испытал сочувствие к лохматому гиганту, понимая, что острые коготки принесут обладателю рыжей шерсти массу неприятных ощущений. Вонзиться пришлось поглубже, чтобы закрепиться надёжней и не распороть кожу носильщика действием собственной силы тяжести. Кровь брызнула обильно и терпеливый фавн, не подав виду, от боли моментально покрылся потом в тех местах, что теплоизолированы шерстью, усилив до экстремальной мощность излучения пахучих веществ интимных зон тела. Розовый нос, вынесенный на максимально возможное удаление от источника запаха, принял на себя ударную для нервной системы волну, вызвавшую тошноту и желание срочно покинуть свой пост. После преодоления перехода и нескольких уверенных шагов фавна по чужой территории, не чувствуя другой опасности кроме возможности пасть от отравления химическими веществами входящими в состав дружественного организма, кот резко оттолкнулся всеми четырьмя лапами от бедра рыжего рогоносца и, разодрав-таки по-варварски лохматую кожу, отпрыгнул гигантским прыжком на значительное расстояние от источника запаха. С минуту оба фигуранта кровавой ситуации смотрели друг на друга без выраженного дружелюбия. Фавн предполагал наихудшее: «Этот глупый кот, которого почему-то Евдокия считает очень умным, сейчас сбежит. Получится, что я зря терпел его под своей ягодицей». Фёдор, успевший заметить полное отсутствие разумных форм жизни рядом, недоумевал, зачем надо было мучить его таким изощрённым методом: «Ты не мог взять меня на руки, рыжее «благовоние»?!»

Окружавшие переход конструкции непонятного назначения из натуральных материалов нелепо соседствовали с искусственно посаженным лесом и ровными, стерильно чистыми дорожками. Стволы большинства деревьев были чёрными, ветви с тёмно-зелёными листьями располагались высоко и слишком упорядоченно. Кустарника заметно не было. Трава отсутствовала, цветами тоже не пахло.

Пока Певец соображал, как ловить своенравного котёнка, послышались шаги нескольких, очевидно, больше, чем двух, ног с костяными наростами. Фёдор метнулся к чёрному дереву и прильнул к нему белой грудкой, спрятав одновременно и передние лапы того же предательского окраса. Фавн тихо промолвил уже на своём языке, так похожем на древнеславянский: «Так ты умный кот, оказывается! Права Евдокия».

Трое, смешных в своей торжественной официальности, гражданина республики фавнов приближались к товарищу, прибывшему с той стороны портала.

Они остановились в пяти шагах от Певца и, уважительно склонив головы, продемонстрировали почтение высокопоставленному Высшим по рождению своему в обществе, отважившемуся регулярно терпеть перегрузки перехода в качестве Старшего службы «Контактов с параллельными реальностями».

Певец благосклонно ответил поклоном на поклоны встречающих и молча пошёл в направлении противоположном тому, откуда появилась охрана. Трое последовали за ним всячески, и выражением красивых лиц, и жестами обнажённых сильных рук, и походкой, подчёркивая своё подобострастное уважение к более сильному этого мира.

Фёдор, мелкими перебежками от чёрного дерева к чёрному дереву, продвигался за группой копытных, с трудом сдерживая насмешливость, выразившуюся на его милой мордочке глупым оскалом: «Чопорные рогато-хвостатые переростки! Видели бы вы своего господина в дамской юбке под прессом тамошней бабы Яги!»

Квартет церемониально прошествовал до высокого каменного здания, около которого Певец, по-видимому, попросил его оставить. Трое служителей портала немедленно развернулись и отправились в обратном направлении.

Архитектура постройки будто бы была стилизована под парковую зону, в которой находилась. Цилиндрические этажи, установленные в порядке медленного убывания их величины по диаметру основания, создавали неотразимую схожесть получившейся пирамиды с формой окружающих деревьев. Даже цвет облицовки был выбран чёрным. «Не практично, но мне очень удобно», – подумал Фёдор и, подбежав, слился с фасадом, пряча под пушистым мехом спины белые лапы и грудь.

– Можешь не маскироваться. Здесь мы одни. Это моя резиденция. Фавн толкнул массивную дверь и жестом пригласил кота внутрь. Помещение изобиловало лежанками разного калибра, поставленными вдоль стен, около которых обязательно находились тумбочки, столики, комодики и пуфики. В центре круглой залы на полу центрально симметричное изображение некоего, очевидно важного, символа создавало притяжение и направленный вихрь, который сразу же захотелось опробовать коту. И, не отказывая себе в удовольствии, Фёдор без лишних размышлений, вломился собой в новый поток и бесцеремонно развалился по самому центру. Певец умилённо покачал рогатой головой:

– Ну, ты хитрющий… Пользуешься моментом? И правильно.

По отполированным каменным полам хозяин процокал, создавая гулкое эхо, в ванную комнату, где стоя, склонившись над резервуаром с водой, согласно принятым правилам гигиены, омыл лишь верхнюю, лишённую шерсти, часть тела.

Позже, на втором этаже пирамидоподобного здания, где заботливыми, не докучающими своим присутствием, женщинами был оставлен накрытый явствами низкий стол, Певец поужинал богатой золотом пищей и, накрывшись лёгким шерстяным одеялом, здесь же, на любимой лежанке из дерева и разных видов растительных материалов, блаженно заснул до утра. Разбужен фавн был котом, который, не получив ни вечернюю, ни утреннюю порцию пищи, возмущался самым решительным образом, издавая невыносимые ухом высокие, резкие звуки, одновременно похожие и на «мяу», и на «гав».

Женщины в богатых платьях и мягких, плотных чехлах на копыта бесшумно скользили по дому, занимаясь домашними делами. Фёдора тронуть никто не посмел, понимая, что в дом его запустил сам хозяин. Мать и две на много старшие его сестры так были похожи и хороши собой, что выглядели почти одинаково, почти близнецами, с младшей, приветливой и бойкой всеобщей любимицей, по имени Патеро-Лан-Витори-Зынгу-Ээро. Близкие звали её Эр, что вполне отражало энергетически её вечную потребность к активному времяпрепровождению.

Эр стояла около кота, ругавшего Певца за невнимание к своей персоне, и, переживая за сон брата, пыталась отвлечь громкоговорящее животное активными жестами, типа вращения руками во всех направлениях, что, видимо, означало: «Посмотри, сколько вокруг интересного». Фёдор параллельно отчитал и бестолковую деву, не способную понять, что животное тоже хочет кушать, усилив мощность звука до максимально возможного. Зынгу, как звали домашние Певца, поприветствовав дам, дал указание, как накормить разбушевавшегося гостя, и стал собираться к порталу, тщательно расчёсывая все имеющиеся в наличии волосы густой, с тонкими проволочными зубчиками, похожей на мочалку, щёткой.

Процедура ухода за нижней частью тела заняла у хозяина около часа. Этого времени хватило, чтобы Фёдор, обнюхав все предложенные женщинами блюда, совершенно отчаялся и, перестав издавать какие-либо звуки, поплёлся к входным дверям, уже смирившись с тем, что придётся-таки знакомиться с местной фауной в роли самого настоящего хищника. Фавны были чистыми вегетарианцами. Видимо, есть в некотором смысле подобных себе, они не могли. Разнообразные блюда растительного происхождения, выращенные на удобренных золотом полях, сильно отличались по запаху от привычного для нюха Фёдора спектра ароматов и внешне походили на зёрна кукурузы. Кот надеялся теперь найти себе пропитание в лесу.

Сидя у входной двери, почёсываясь от безделья и досады, раскидывая вокруг вылезающий под действием когтей подшёрсток, гость терпеливо, уже не надеясь на удачу, ожидал, когда кто-либо сообразит выпустить его из дома. Выйти удалось только с Певцом, который, ласково потрепав чёрную спинку котёнка, попросил: «Ты, малыш, к вечеру приходи назад. Не потеряйся! И не лезь на глаза всем подряд».

Оказавшись под чистым безоблачным небом на безупречных своей геометрией и чистотой дорожках, Фёдор осмотрел при ярком солнечном свете тот пейзаж, который в сумерках казался сосредоточием преимущественно чёрных объектов. Дом, напоминающий массивностью, но никак не архитектурой, средневековый дворец привычного коту измерения, оказался синим, а деревья имели темно-зелёный окрас стволов. Листья, смотревшиеся вполне естественно, были жёлто-золотистыми и нежносалатовыми, а к позднему вечеру, как выяснится позже, они изменяли свой цвет на более насыщенный. Дорожки, отдающие стерильностью по запаху и по внешнему виду, светились будто бы изнутри, отражая лучи солнца тысячами золотых камушков, входящих в состав дорожного покрытия.

Ступая осторожно, сосредоточено посматривая по сторонам, котёнок приблизился к парковым посадкам. Очень скудная травка чувствовала себя здесь не привилегированным членом сообщества живых организмов. Флора золотосодержащего участка земли была скудновата, и Фёдор вполне обосновано испытал тревогу по поводу наличия в данном пространстве мелкой живности типа мышей, кротов и лягушек.

Кот прислушался в попытке отловить какие-либо обнадёживающие звуки. Легко шелестели крупные листья под слабым натиском нежного тёплого ветерка, еле слышно переговаривались птицы, где-то далеко раздавались голоса местных аборигенов. Наличие птиц активизировало охотничьи инстинкты. Фёдор присматривался теперь более пристально, нацеливаясь на движущиеся цели в воздухе.

Яркая оперением, наглая в своей уверенной независимости, красавица, похожая на летающую курицу и попугая одновременно, приземлилась недалеко от наблюдательного поста котёнка, поковыряла что-то клювом и собралась было улететь, но голодный охотник в два прыжка настиг свою жертву и повис на её шее, удивляясь неожиданно открывшимся обстоятельствам. Курица оказалась в несколько раз больше Фёдора вместе с его пушистым хвостом и вытянутыми вперёд цепкими лапами. Не оценив, видимо, своим птичьим мозгом плотность угрожающей жизни энергии, исходящую от мастера кошачьих искусств, молча, без выраженной тревоги и возмущения, носительница красочных перьев, больно клюнула пушистого недотёпу универсальным и сильным, розовым костяным приспособлением и спокойно улетела, оставив униженного нападающего философствовать о своевременности жизненных задач.

Фёдор вспомнил, что он ещё не вырос, но не растерялся. Глубокая, многовековая уверенность в том, что все ситуации даются по силам и вовремя, остановили кота от волны истерики, которая чуть было не толкнула его на отчаянный взлёт по близлежащему стволу к высокой кроне неизвестного дерева. Успокоившись, очередной раз приняв неизбежную реальность, юный телом, зрелый духом, вечный кот заметил оставленное птицей гнездо с милыми пёстрыми яйцами, силы на вскрытие которых у него очевидно хватало.

Наевшись, отметив изысканность вкусовых качеств желтков, Фёдор благоразумно покинул место трапезы и под удалённым от разорённого гнезда и жилища Певца деревом, в тени, блаженно растянулся переваривать пищу и набирать вес.

В течение нескольких дней, пока Певец сколачивал грандиозную группу туристов для посещения «параллельных» болот, кот проводил всё время, свободное от обязательного ночного присутствия рядом с человекоподобным сотрудником, в занятиях по ознакомлению с окружающим миром. Мимоходом поедая яйца пернатых, исследователь внушил их владельцам обеспокоенность за будущее следующего поколения. Возмущение сообщества крылатых матерей однажды стихийно переросло в демонстрацию неповиновения судьбе, которая выразилась во всеобщей травле пушистого яйцееда. Кот был варварски избит клювами, поцарапан когтями и всё-таки загнан на высокое дерево, внешне напоминающее ему старый вяз. Спасительная расщелина между мощными ветвями в толстой коре, которая стала убежищем Фёдору в самый критический момент, уходила в глубь ствола, открывая новые особенности негостеприимного мира. Оказалось, что стволы большинства деревьев были полыми. Как это могло пригодиться в будущем, котёнок не знал, но интуицией исследователя чуял удачу. Так же, болезненный опыт принёс знания о качестве мягкой местной древесины, по которой легко и безопасно, глубоко впиваясь когтями, можно было передвигаться как вверх по стволу, так и вниз. Бывать под кроной понравилось. Сочные листья оказались вкусными и целебными, дающими эффект быстрого заживления ран. Теперь, разорив очередное гнездо, кот сам забирался на дерево, не дожидаясь праведного гнева родственников, не родившихся ещё, птенцов. Проводя основное время на деревьях, расковыривая кору и слизывая нежный сок сочных стволов, лениво покусывая листья, смотря из укрытия на обеспокоенных ярких куриц, Фёдор стал изучать окрестности более эффективно, уяснив преимущество своего вынуждено высокого положения.

На обширной территории странного парка находилось несколько зданий очень похожих своей конфигурацией на жилище Зынгу. Различались эти постройки лишь своими размерами и оттенками синего и фиолетового цветов. Обитатели пирамидоподобных домов весь день вели себя тихо, почти незаметно, лишь изредка появляясь на дорожках парка и следуя сосредоточено в каком-либо направлении явно по делу. Часто они несли в руках свёртки или сумки. А вечером, когда деревья отбрасывали равные своим истинным размерам тени на золото ровных дорожек, на улицу выходили все, от мала до велика. Гуляли чинно, разговаривали тихо. Детей выводили на специальную площадку, где оставляли под присмотром пятерых крупных фавнов мужского пола. Парк оживал на несколько часов, но к наступлению сумерек в нем снова господствовали неподвижность и абсолютная тишина.

«Странненькое местечко», – думал Фёдор, переваривая на дереве очередной омлет из неизвестного вида яиц. Ему всё больше хотелось прогуляться подальше от жилых пирамид, туда, где с высоты желтолистных деревьев, виделись воды спокойной реки, по берегам которой растительность отличалась большим многообразием и плотностью произрастания. Но в тот вечер, когда решение о дальней экскурсии было окончательно принято, Певец заявил перед отходом ко сну, что завтра надо будет вернуться на болота. За многие жизни в положении добровольно-подчинённом интересным сущностям, типа Кирун, кот привык к дисциплине и к преобладанию стоимости интересов людей над стоимостью его собственных желаний. Но рогатый не кормил, не ухаживал и не ласкал. Поэтому слушаться его не хотелось. Подозревая, что возвращение в известный мир нужно больше Певцу, чем Кирун, Фёдор решил всё-таки сначала прогуляться к реке: «Когда я сюда ещё попаду. И попаду ли вообще.»

Сестра Певца, хорошенькая Эр, через десять дней после знакомства с Фёдором, сообразила вдруг, что гостю неплохо бы оборудовать спальное место, и принесла из высокорасположенных комнат, куда доступ был открыт только хозяевам, шерстяную подстилку. Спать на удобных лежанках фавнов и так было удобно, но кот был растроган. Варёное птичье мясо, появившееся на маленькой тарелочке рядом со столом на втором этаже дома, и неловкая попытка приласкать поглаживаниями по хвосту против шерсти, чуть было не отворотили кота от волевого поступка по внедрению в реальность событий, спланированных самостоятельно. «Это провокация! Идёт проверка моих способностей доводить задуманное до конца», – сомнения предательским образом привнесли в душу колебательный процесс борьбы противоположно направленных идей, который привёл к неизбежной необходимости осуществить сразу обе запущенные мозгом программы. Одно из множества окон, больше похожих на бойницы или трещины, очень кстати оказалось приоткрытым. Не перегружающий себя упражнениями днём, Фёдор чувствовал себя вполне бодро для осуществления дальней ночной прогулки. Протиснувшись в узкую щель между металлической рамой и откосом, растревожив боевые раны на округлившихся боках, кот оказался на знакомой дорожке и поспешил по разработанному ранее маршруту.

Прожив в избушке бабы Яги целую неделю, Сусанины приобрели массу новых навыков по обеспечению жизни в почти первобытных условиях и загрузили свои большие полушария мозга революционной для него информацией. Отпуск закончился, и они засобирались домой. Никто не задавал им вопросы о будущем, не давал наставления, не просил помочь. Фавны вели себя, как старшие товарищи, Рубина, как мать, а Евдокия ощущалась сторонним наблюдателем.

На заявление молодой пары об отъезде в Москву все отреагировали буднично. Сутры пожелали счастливого пути, цыганка попросила не забывать о себе и приезжать в гости, а сама хозяйка портала дала рекомендации по наиболее быстрому выходу из леса.

Путь Марины и Василия лежал через деревенский дом лесничего, из которого надо было забрать рюкзаки и документы. По лесу шли молча, в автобусе ехали, задумавшись, в деревне быстро управились, застав Сергея Алексеевича дома и коротко поделившись новостями. В электричке Марина озвучила свои соображения:

– И это всё? Мы вот уехали, и всё закончилось? Никто даже не попросил у нас телефон.

– Я тоже об этом думаю.

– Мы им не подошли? Как ты думаешь?

– Не знаю. Может, они ждали, чтобы мы сами как-то себя заинтересовано проявили. Может, им наша инициативность необходима. А мы, как два олуха! Уши развесили, слушали всех, как дети, всему верили!

– А как ещё?! Как можно не доверять этим людям? Вернее, этим всем., которые там.

– Я не это имел в виду. Я хочу сказать, что.

– Ну, ну! Что?

– Мало верить. Надо точно знать.

– Ну, ты хватил!

– Я думаю, мы должны созреть, всё переосмыслить, сделать выводы, понять свои возможности, увидеть своё место во всей этой истории. Тогда что-либо и с их стороны изменится.

– Всё ты правильно говоришь. Только не понятно их к нам отношение. Они же ничего нам не предложили конкретного, хотя говорили о сотрудничестве на полном серьёзе. Что это значит?

– Расслабься, милая. Всё прояснится.

– Как? Как оно может проясниться, если не осталось никаких возможностей для контактов.

– Думаю, ты ошибаешься.

– Вась, ты придуриваешь, что ли? Ты им телефон оставил?

– Нет.

– Так какие контакты?

– Вот эти.

Толстый указательный палец уткнулся в середину Марининого лба. Девушка опять надолго замолчала.

Постаревшая, похудевшая, с чёрными кругами под заплаканными глазами, Мария Петровна – несчастная мать, потерявшая дочь, надеялась изменить ситуацию полной безнадёжности при помощи сестры умершего уже мужа своего, живущей ныне в Москве. «До самого главного дойду!»

– говорила она по телефону, объясняя свои намерения: «Работать-то их заставлю! Ребёнок пропал, а им и дела нет! Я всю эту сонную братию на уши поставлю! Милиция-полиция! Толку чуть! Мундиры носить только и способны!» Родственники её порыв одобрили, возможность остановиться у них в квартире предоставили, деньгами помочь пообещали, сочувствие выражали искренне – Марие Петровне добавили сил. Она быстро собралась и поехала в Москву.

В пустой вагон дневной электрички, стоящей на конечной станции, вошли двое молодых людей, которых женщина хорошо запомнила по чаепитию у деревенской соседки, Рубины. Тогда девушка показалась милой, почти родной. Сейчас, сидя напротив неё, Мария Петровна с тоской любовалась схожими с дочерью чертами, манерами и ещё чем-то таким неуловимым, что струилось из глаз и, казалось, из сердца.

Всё время пути, трясясь в заполняющемся постепенно до отказа пригородном поезде, не видя никого вокруг, мать молилась за дочь, незаметно для себя подхватив в круг чаяний и забот о жизни Софьи и ту, что сидела напротив: «Пусть, деточка дорогая, муж у тебя будет золотой! Пусть умными детки будут! Дай, Господи, девочке этой радости, здоровья, удачи! Пусть будет всё у неё хорошо! Дай, Бог! Дай, Бог!»

Электричка прибыла на Курский вокзал. Пассажиры, деловито суетясь, с выражением сосредоточенности на лице, толкались багажом, локтями и коленями, толпились в проходе вагона, бессмысленно уплотняя очередь к дверям и тревожа своим раздражением друг друга. Марина с мужем продолжали сидеть, ожидая возможности спокойно, без препятствий, покинуть свои места.

Пространство вдруг на мгновение изменило привычные свойства, став будто бы звонким и чистым. В душу Марии Петровны неожиданно и мягко просочилось прозрение. Оно несколько секунд накапливало силу и быстро достигло критической массы. Женщина, подхваченная порывом яркой, глубокой, рождённой из муки сердечной, безусловной и чистой любви, чувствуя лишь волну плотного света, с глазами горящими Духом, шагнула без тени сомнений в объятия новой судьбы:

– Деточки! Деточки, милые! Как хорошо, что встретила я вас! Дорогие мои! Как же вы, уехали, не попрощавшись, и адреса-то не оставили! Телефон бы мне дали свой! Я бы вам звонила иногда. Приезжайте ко мне, ангелы! Будете гостями всегда желанными! Рада вам буду, как родным! А хотите, к Рубине приезжайте! Она-то как обрадуется! У нас воздух, грибы, ягоды! Молочко парное! Всё с грядочки!

Оторопевшие от бурного потока эмоциональной речи почти не знакомого человека, сделав каждый свои выводы, Сусанины проводили женщину до станции метро, оставили ей домашний адрес и телефон, поблагодарили за нежное отношение и обещали приехать в гости. Через полчаса езды в метро Василий спросил жену:

– А ты не помнишь, как её зовут?

– Кого?

– Женщину эту из деревни. Помолчав, Марина припомнила:

– Мария Петровна, по-моему.

– Надо запомнить, а то неудобно как-то.

– Я запомню. Имена легко запоминающиеся: Мария – святая дева, Пётр – апостол, у которого хранятся ключи от рая.

– У тебя странные ассоциации.

– Находишь? По-моему, самые обычные.

Открывшийся переход, вопреки обыкновению продолжал находиться в активированном состоянии около часа, а на территории болот никто так и не появлялся. Евдокия, так же против всех правил и договорённостей, уже стояла и ждала группу искусственно расширенного состава, надеясь своей опекой оградить от лишнего стресса котёнка, о котором вспоминала все последние дни с ласковой грустью так, будто соскучилась. Волнение сначала легко, потом всё уверенней раскачивало стабильное состояние психики, подтягивая неожиданные, и даже противозаконные, варианты разрешения ситуации, подталкивая шагнуть в дрожащий, уплотнённый энергией сразу нескольких пространств, серебряный шар. «Он же сказал, что всё в полном порядке! Опять какие-то фокусы рыжего балбеса?! Или что-то случилось непредвиденное? Может, что-то не так с котом?», – тревога сказывалось не лучшим образом, притягивая мысли противоположной направленности. Евдокия уже решила пойти назад, к сторожке, когда с обиженным воплем, явно получив избыточное ускорение от руки Певца, в родном пространстве приземлился Фёдор. Следом появился хорошо знакомый Евдокие альбинос, за ним ещё десяток красавцев с голыми торсами.

Последним из дрожащего, похожего на плазменный шар, перехода вынырнул сам старший команды визитёров. Прибывшие почтительно склоняли головы перед хранительницей портала. Кот виновато прижимался к заплесневелой сосне, рядом с которой его опустило на землю «проведение». Привыкшие к комфортным экологическим обстоятельствам, гости выразили своё удивление по поводу чрезмерной задымлённости на болотах озадаченными гримасами и осторожными замечаниями экскурсоводу. Певец, разговаривая с ними на родном языке, видимо, виртуозно обыграл это обстоятельство, потому что туристы с более чем удовлетворёнными лицами разбрелись во всех направлениях.

Потяжелевшего, заметно подросшего, кота фея взяла на руки и обратилась к командиру десантной группы с вопросом:

– Что за задержка произошла? Я уже не знала, что думать!

– Спроси у него.

Певец недовольно кивнул на притихшее, затаившееся на тёплой груди хозяйки, животное. Под вопросительным взглядом Евдокии Фёдор зажмурился и уткнулся в неё носом так, будто желал умереть от стыда, задохнувшись без доступа воздуха. Женщина беззлобно потрепала чёрное ухо:

– Ладно, не бойся. Чувствую, что объяснений не будет. Там, видимо, свои какие-то неотложные вопросы решались.

Кот, осмелев, приоткрыл один глаз и благодарно задышал обеими ноздрями.

Вечером Сау благополучно вернулась домой, используя данное пролётом тела кота дополнительное показание счётчика на границе, а в истории взаимодействия двух миров, таким образом, утвердился новый, «кошачий», метод нелегального пересечения границ.

В тёплой семейной обстановке, на вопрос отца о её длительном отсутствии, добрая девушка и любящая дочь, ответила честно, и рассказала почти всё, как есть, обеспокоенному родителю о своём путешествии к людям. Мощный, медлительный фавн, носящий на бёдрах кусок нежной, отделанной золотом ткани, поморщив лоб, пожав плечами, через час после беседы с дочерью отреагировал:

– Драгоценная моя! Если ты и впредь намерена посещать параллельный мир, поставь меня в известность об этом заранее. И я за пару месяцев смогу провести в парламенте закон, который позволит женщинам пользоваться теми же правами, что есть у мужчин. Зачем же так волновать родителей из-за пустяков?! Хочешь на болота – пожалуйста.

Удивлённая Сау радостно подтвердила свои намерения мудрому предку, пустив тем самым ход истории своего измерения по новому пути развития. Авангард движения женщин за независимость через два месяца разочарованно обнаружит, что нужно искать новое поле для приложения своего внутреннего напряжения, так как законодательно, и мужчины, и женщины станут одинаково вооружены правом, но, по сути, их мироощущение при этом никак не изменится.