Во-первых, он видел то, чего не видели другие; во-вторых, на закате, как ему представлялось, природного цикла мужской активности, он стал снова половым гигантом. Пока наблюдающие сверху удручённо переглядывались, выдумывая ходы, которыми можно было бы заставить думать голову Игоря Петровича в нестандартном для него направлении, сам носитель этой головы, чрезвычайно гордый собой, всё чаще задерживался у зеркала, подтянув живот, скроив физиономию, которую не носил в повседневной жизни, и любовался созданным видом.

Прошло несколько дней. Воспоминания о необыкновенных видениях притупились и постепенно стали забываться. Томительное ожидание встречи с астральной танцовщицей трансформировалось в устойчивое уныние. Бабушка, отмолив грехи, чувствуя себя очищенной и обновлённой, снова взялась за работу по налаживанию контактов с населением. Игоря Петровича она застала за сеансом самолюбования. Находясь в образе супермена, играя загорелыми остатками мышц, поворачиваясь боком, чтобы убедиться в полном отсутствии архитектурных излишеств фигуры, избранный не был готов увидеть рядом кого-то ещё. Старушка с задумчиво надвинутой нижней челюстью на нос, грустно смотрящая из правого верхнего угла зеркала, заставила Игоря Петровича своим неожиданным появлением вернуть себе привычный для окружающих облик. Брюшко вернулось на своё место, плечи безвольно повисли, лицо приняло трусливо-брюзгливые очертания.

– Не пугайся, Бога ради! Я тебе ничего дурного не сделаю. Мне с тобой поговорить надо.

Мужчина, резко теряя скорость кровообращения и устойчивость в ногах, бледнея сел на пол.

– Тихо-тихо! Ты это брось! Может так тебе проще будет?

Бабушка стала юной и прекрасной, оставив открытой до неприличия зону декольте, для быстрейшего возвращения человека в функциональное состояние. Это сработало. Бледные губы вяло прошептали:

– Так это были вы?

– Да.

– А я-то думал.

– Что ты думал?

– Что это была другая женщина.

– Тебе не всё ли равно?

– Не знаю.

Надежда поговорить с человеком на равных таяла. Баба Оля приняла решение строить беседу, ориентируясь на слабый уровень развития оппонента.

– Дружочек, ты не переживай. Всё с тобой в порядке. Просто на чистом воздухе, в зоне повышенной энергетической активности высокочастотных полей, бывает с людьми, так, что спектр видимой частоты для них расширяется. Ты ещё много чего увидишь. Однако если ты столь ярко будешь реагировать, придётся тебя вернуть к толпе живущих в заблуждении относительно населённости окружающего пространства. Хочешь?

Игорь Петрович отрицательно покачал головой.

– Вот и славно. Языком не мели лишнего, никому про меня не рассказывай. Кому надо, я сама нарисуюсь. Живи, как жил. Я, может быть, тебя потом о чём-нибудь попрошу. А пока, как предоплату, внесу в фонд нашего с тобой дальнейшего сотрудничества обещание приходить к тебе на помощь. Нужна буду – мысленно позови. Меня бабушкой Олей здесь зовут. Сама если не услышу, так мне передадут. Дежурить-то у тебя каждую ночь мне не с руки, сам понимаешь, но позовёшь – я помогу. Если потеряешь чего, тоже в моих силах пособить. Ну, всё, отдыхай. Мне пора.

Она исчезла. Игорь Петрович, продолжая прибывать на полу в состоянии туповатой растерянности, медленно переваривал услышанное.

Мишка сидел на корточках между грядок клубники и отчаянно хотел встретить гнома. Гном всё не появлялся.

– Михаил, ты изображаешь садовое растение? Ты сидишь так уже целый час.

– Я жду.

– Что ты ждёшь?

– Друга.

Бабушка удручённо вздохнула: ей не нравилось стремление внука играть в одиночку. Мишка переключился на дрессировку муравья. Муравей был глупый и дрессироваться не собирался, мальчик настаивал, тыкая в насекомое палочкой.

– Достойное занятие.

Под кустом садовой земляники стоял старый знакомый и недовольно, исподлобья наблюдал за происходящим.

– Наконец-то ты пришёл! Я звал тебя: зову тебя, зову, а тебя всё нет.

– Ты не звал, а требовал, чтобы я пришёл. На такие интонации я не откликаюсь.

– Прости, пожалуйста. Я не хотел тебя обидеть. Я просто хотел, чтобы ты скорее пришёл.

– А что случилось?

– Ничего.

– Так зачем же скорее?

– Затем, что ничего не случается. Скучно.

– О. Братец мой! Я тебе что, старушка-веселушка, чтобы развлекать-то тебя?

– Нет, но. Я думал, что гномы живут, чтобы людям помогать.

– Что ты говоришь?! Ну, если честно, то есть такая обязанность в наших законах, но её не назовёшь смыслом жизни.

– А какой смысл вашей жизни?

– Такой же, что и вашей. Сама жизнь.

– Я не понял.

– Так ты думай, и всё будет понятно.

– Всё?

– Всё.

– Странно. А бабушка говорит, что всё знать невозможно.

– Раз она так думает, то она точно не сможет знать всего, а ты можешь попробовать.

Мишка задумался и не заметил, как его эфирный знакомый исчез. Результатом разговора о смысле жизни стало родившееся желание знать как можно больше и намерение познакомиться со старушкой-веселушкой.

– Привет.

На месте гнома сидела маленькая черноглазая, с короткой стрижкой женщина в голубых джинсах. Её можно было даже назвать девочкой, если бы не интуиция, подсказывающая, что именно она-то и есть та самая весе-лушка.

– Привет. Ты старушка разве?

– Возрастом – да.

– А так и не скажешь.

– Так и не говори. Зови меня просто Юля.

Девушка обворожительно улыбнулась, перекинула ногу на ногу, кокетливо подморгнув глазом, развеяла вокруг себя шлейф абсолютного очарования.

– Ты чего? Я же ещё маленький.

– Так и я стара, а значит, нечего бояться, и я могу побыть самой собой. Мои пляски с платочком и надрывный оптимизм сейчас не востребованы, а женская природа всегда в цене. Расслабься и учись общаться с дамой. Пригодиться. Или ты будешь настаивать, чтобы я приняла положенный званию облик?

Мишка кивнул, и Юля превратилась в женщину неопределённого возраста с недобрым взглядом. На ней было белое, в мелкий голубой цветочек, старомодное платье, в руке белый платок, на ногах белые туфельки. Звонким, задорным голосом, который никак не вязался с каменным выражением лица, она прокричала:

– Частушки! Как пошла я мимо речки, а по ней плывут овечки, солнцу улыбаются, тучки называются!

При этих выкриках Юля топала ножкой и размахивала платочком совсем не артистично.

– Хватит-хватит. Мне так не нравится. Почему ты стала мрачной?

– Я на работе.

– А почему такое платье некрасивое?

– Последний раз я работала пятьдесят лет назад. Тогда всем нравилось. Ещё спеть?

– Не надо.

– Спасибо.

Юля, опять облачённая в джинсы, потянулась сладко и эстетично.

– Ты не представляешь, мой юный друг, что такое делать одну и туже работу веками, не меняясь. Жду – не дождусь, когда меня все позабудут. Или, хотя бы, подарят в своих мыслях новое амплуа. Ты мне поможешь?

– Конечно!

На просторной светлой террасе женщины перебирали грибы. Лауру Сергеевну тянуло на воспоминания, и она с упоением рассказывала о своей бабушке. Дочь неоднократно слышала эти истории о доброй и свято, но ненавязчиво, верующей Евдокии Кондратьевне. Что-то было в этих историях будто бы сокрыто, спрятано от праздных слушателей, и Лауру каждый раз, когда она касалась в своих разговорах имени бабушки Евдокии, явно подхватывала странная волна вдохновения, словно желающая вынести её собственные мысли на давно поджидающий объект.

Неумело тычась неприрученным ментальным щупом в эфир, доверяясь интуиции, дочь заметила:

– Нашу новую знакомую тоже Евдокия зовут.

– Ну и что? Мало ли Евдокий на свете!

– Мало.

– Вот ты скажешь ерунду-то, и не знаешь, как на неё реагировать!

– Да мне какая-то связь чудится.

– Пусть тебе ничего не чудится, шевелись побыстрее лучше, а то дел еще не в проворот. Хватит болтать!

– Вообще-то я молчала всё время, а говорила ты.

– Да что же у тебя за характер! Тебе слово, а ты десять! Вот от тебя муж-то бежит, из-за тебя и к сыну не приезжает совсем. Господи, за что мне такое наказание? Работаешь всю жизнь, стараешься, выкладываешься, и никакой благодарности!

– Мама, ты вообще о чём?

Мишка, незаметно вошедший в дом, с удивлением рассматривал, как по сердитой бабушке и вокруг неё скачут маленькие уродливые тёмно-серые существа. Они то сбивались в один большой ком, катались по полу, то разбивались на группы по два-три и, как обезьянки карабкались и прыгали по бабушке, делая выпады в сторону мамы, подбираясь к ней ближе и ближе. Потом, резко собравшись вместе, уродцы всей массой напрыгнули на женщин. Казалось, их становилось всё больше. Мишка решил, что надо предпринять какие-то действия, но какие именно, он не знал. Растерявшись, он позвал мысленно: «Юля!»

– Я здесь. Не пугайся только. Их пугаться нельзя, от человеческого страха они становятся сильнее и больше. Это злыдни – порождение энергии злости. У твоей бабушки печень больная, когда-то уже подточенная гневом. Больной орган излучает то, чем питаются эти стервятники. Они всё время рядом вьются, поджидая удобный момент для нападения. Ты просто отвлеки её, расскажи что-нибудь хорошее, а я найду того, кто дом почистить сможет.

– Бабушка! Я тоже гриб нашёл!

– Да? Где?

– Пойдём, я покажу! Он такой большой, что я не могу донести. Пойдем со мной, бабушка!

Мальчик вцепился в бабушкину руку и потащил на улицу, потом за калитку, потом в лес, всё дальше и дальше от дома.

– Не далеко ли мы идём, Михаил? Куда ты ведёшь меня, расскажи!

– Где-то здесь был белый. Вот здесь, ищи бабушка, а то я потерял место. Бабушка, потоптавшись на месте, огляделась и под еловым пнём заметила большую крепкую шляпу белого гриба. Она моментально переключилась на восторженные восклицания, радостно и осторожно стала выковыривать диковинный экземпляр из грибницы, а Мишка, приготовившийся было изображать расстройство от якобы потерянного, несуществующего в действительности, белого, удивлённо пытался сообразить, произошло удачное стечение обстоятельств или что-то ещё.

Тяжёлый, трёхкилограммовый, чистейший, без единой червоточины, боровик Лаура Сергеевна несла в дом уже без сопровождения гвардии астральных пакостников.

На террасе воцарились мир и согласие. Михаил озадаченный, но довольный, созерцал переплетающиеся потоки света: дневной, солнечный, накладывался на серебристый, менее прозрачный, но будто бы более живой, более плотный, который не исходил из конкретного источника, а появлялся из ниоткуда, хаотично вспыхивая одновременно в нескольких местах, сливаясь в единый, плотный фон, а потом снова расползаясь, исчезая. Было спокойно и хорошо, появилось ощущение абсолютной защищенности от любых неприятностей, и сама мысль о гадких существах не могла приблизиться к людям. «Как хорошо было бы, если бы здесь сейчас ещё летали добрые эльфы, дарящие радость», – Мишка, мечтательно глядя на игру световых энергий, представлял образы чистых и благородных жителей тонкого мира. Задумавшись, он не заметил, как и откуда взялась армия легких и чутких, радующих одним своим видом маленьких красавцев с почти прозрачным телами. Восторженно, с недетской манерностью, хлопнув себя по коленям, издав вопль типа «О-го-го!», абсолютно счастливый человек выбежал на лужайку перед домом и, не сдерживая радость, отталкиваясь от земли набирающими силу ножками, прыгал и прыгал вверх, обнимая ручонками жизнь.

Женщины на террасе умилённо переглянулись, а старшая возрастом, вздохнув, озвучила только что понятую собой истину:

– Гриб нашёл – и жизнь прекрасна! Маленькому для счастья много не надо. Вот у кого нам бы научиться жить – у детей.

– Ты даже не представляешь, дорогая, насколько ты права. Так пусть же достанет в тебе мудрости осознать сказанное. Благословляю тебя на подвиги. Стань Героем на пути своём.

– Мудрейший, её прозрение основывается на ложной картине происходящего. Она в слепости своей истину почуяла случайно. Не даст ли эта ситуация искажение дальнейшего восприятия действительности с миллионами истин.

– Всё может быть. Увидим. Здесь случай проявил её предрасположенность к восприятию, а значит, зрелость. С ней наше благословление и её действительность.

Мир приобрёл устойчивость доселе Мишкой неощущаемую. Всё было просто и ясно: нужно только думать хорошее, представлять доброе, мечтать о светлом, радостном, и жизнь становится прекрасной. Мальчик вдруг понял, что он очень мудрый и сильный человек, физическое тело перестало быть диктатором состояний. Теперь он точно знал, что пришёл помочь, – родился, чтобы исправить то, что пока не могут исправить другие. Сосредоточенная серьёзность сменила радостное возбуждение. «Есть проблема, которую я своими мыслями могу исправить. Для этого я здесь, а ещё для того, чтобы просто жить, как умею. С последним проще. А как же проблема? В чём она? Бабушка что-то говорила о папе. Он не приезжает, и это плохо».

Опустившись на мягкую траву, не откладывая в дальний ящик эксперимент с восстановлением собственной семьи, закрыв для лучшего сосредоточения глаза, мальчик пытался представить отца, поднимающимся на крыльцо дачного дома. Образ почему-то формировался трудно. Оказалось, что облик отца детально не вспоминался и в рамки заданной территории вписываться не хотел. Мишка удивился неожиданному препятствию в реализации собственного благого намерения и сделал справедливый вывод о том, что не так всё просто, как ему показалось. «Видимо, есть что-то, чего я пока не знаю и не умею, но со временем обязательно разберусь, а пока не буду себе портить жизнь ненужными сомнениями. Есть более интересное и важное занятие – радоваться жизни и экспериментировать дальше с тем, что по силам».

На территории таинственного леса царил хаос. Предвкушение перемен совсем недолго занимало астральных жителей леса. Никто не успел осознать и подготовиться к новым, вторгшимся неожиданно, по силе своей управляющим, властным энергиям. Течения, обрушивающиеся без предупредительных потоков, гоняли население по местам, которые для жизни некоторых конкретных видов совсем не были пригодны, для других требовали долгой адаптации, для третьих являлись разрушительными. Элементали были похожи на больных. Бабушка Оля грустно подумала: «Паника в сумасшедшем доме». Её размышления о причинах происходящего дали неожиданный результат. Она совершенно чётко поняла свою причастность к творящемуся безобразию. Ощущение ответственности свалилось тягостным грузом и, не желая удаляться, стало перерастать в явное чувство вины. Заныло отсутствующее сердце, заболела не существующая на физическом плане спина. «Господи, дай мне мудрости, Всемилостивый! Что опять я сделала не так?! Чем я вызвала этот беспорядок? Неужто пробуждённый к новым идеям умишко мужичка из дачного посёлка наделал переполох такого масштаба? Так как же с такими убогими поступать-то надо, чтобы они дров не наломали? Господи, как всё не просто!» Словно Господь услышал молитвы неуспокоенной души: к старой княжне пришла спасительная мысль о необходимости попытки самостоятельно исправить положение, и спине с сердцем стало сразу легче.

Мимо напряжённо соображающей, что именно предстоит сделать, княжны Ольги Ивановны огалтело пронеслась команда пушистых, похожих на детские помпоны, сгустков, которые по цвету, напоминающему плесень, и аналогичному запаху были похожи на порождение тлена, но темперамент их не давал возможности утвердиться в безошибочности идентификации. Ольга Ивановна рванулась с места, пытаясь на скорости, наладить контакт с материей, явно покидающей в спешке обжитое пространство:

– Именем Старшего нашего, Таинственного, хранящего многие Истины от глаз любопытных и ушей неподготовленных, приказываю остановиться! Стой, нечистая! А то я на вас лохматых-то управу пострашнее найду! Последняя угроза ли подействовала, закончилась ли ведущая энергия, или ещё какое неотслеженное событие в мире материй тоньше физически изученных произошло, группа серых и обросших затормозила. Ольга Ивановна, не дожидаясь активизации явно зазомбированных кем-то или чем-то растлевающих, перешла в наступление:

– Вам кто позволил покинуть обиталище? Куда вы направились таким скопом? Вы понимаете, чем это может закончиться для леса? Господи, да что они могут понимать! О чём это я! Марш на место! Бегом, быстро, а то я всех, через одного, на обработку к Евдокие отправлю.

Серая масса нерешительно копошилась на месте.

– Сгруппировались они! Умники! Кто это вас так научил? Рассредоточиться! Разойдись! Марш по своим могильникам и болотам! Подействовало. Скопление тлена начало рассасываться. Общая атмосфера в лесу, вроде бы, тоже стала спокойней. Однако Ольга Ивановна решила проконсультироваться с местной феей и отправилась в «охотничий» домик у родника.

Евдокия стояла на пороге и смотрела в небо. Скрещенные на груди руки и выражение её лица красноречиво говорили о сосредоточенности на чем-то чрезвычайно важном. Попав в активизированное поле сильного человека, Ольга Ивановна оказалась парализованной и зависла метрах в пяти от целительницы, только сейчас сообразив, насколько много энергии она потратила на управление ситуацией с лохматой компанией. Княжна пыталась подать сигнал о своём присутствии, но тщетно. Евдокия не воспринимала слабые всплески истощенного ментального поля. Тогда бабушка решила собрать все остатки сил и проявиться на частотах эфирного плана, надеясь, что её облик не останется незамеченным. Высветившись изо всех оставшихся сил, Ольга Ивановна скользила по орбите радиусом в пять метров вокруг Евдокии, стараясь попасться ей на глаза.

– Ты зачем здесь висишь, Ольга Ивановна? Привет тебе!

– Здравствуй, в теле плотном своём, Евдокия Андреевна! Думала, что уж растаю, а ты меня не заметишь.

– Так всё к лучшему, дорогая моя: пойдешь на покой, переосмыслишь всё, станешь мудрее и чище.

– Успеется. Мудрее, чем в этом лесу, в других местах станешь вряд ли. Видишь, что твориться? Где такое видано, чтобы мелкота всякая отбилась от управляющего потока? Хаос в лесу! Это как объяснить можно?

– Можно. Творец объявился. Неумелый, но творец. Хаос – признак созидательного начала, желающего проявиться. Перед любым сотворением проявляется хаос. Кто-то меняет жизнь. И делает он это недалеко от нашего леса, а, может быть, и в самом лесу. И в сферу его интересов как-то попали элементали. Колдуна бы я почуяла и обезвредила, а это что-то другое. Сама ещё не разобралась. Человеческих эмоций нет, понимаешь?! По эмоциональным потокам на человека выйти просто, а этот художник не фонит ни агрессией, ни страхом, ни завистью, ни жадностью. Ладно! Со временем найдем его, пообщаемся. Гений подпольный на мою голову!

– А почему неумелый, раз так маскируется?

– На такое вторжение в стабильное поле надо получить разрешение. Предупреждения с его стороны даже не было, не то, что согласования. Меня никто ни о чем не предупредил. Нужно быть очень отчаянным или глупым, чтобы так нарушать границы ведомств. Глупцу не подвластна такая сила, а отчаяние сопровождают эмоции. Здесь что-то другое.

– А я не могла повлиять на эту ситуацию своим общением с человеком?

– Не думаю. Хотя, какой, смотря, человек. С кем ты наладила контакт?

– Позволь, я к тебе приближусь, убери напряжение. А то болтаюсь, как пугало.

– Да, прости, милая! Спускайся! Пойдем в дом, я чаю попью, а ты вприглядку почаёвничаешь.

Евдокия переключилась с рабочего состояния на благодушное, повседневное, напряжённость поля вокруг неё спала, Ольга Ивановна соскользнула вниз и приблизилась к избушке. Хозяйка открыла дверь и пропустила гостью, потом зашла сама, поставила в печь старый, чугунный чайник.

– Давно я не видела тебя, баба Оля. Как живёшь, расскажи.

– С каждым днём всё интереснее живу – уходить совсем не хочется. Думается мне, потеряю, утратив связь с этой земной историей, глубоко осознаваемую сейчас истину: смысл есть в любой форме бытия. Теперь творится со мной нечто великое, боюсь, не будет нигде такого благодатного поля для взращивания мудрости человеческой.

Евдокия улыбнулась:

– И это говорит мне, вообще-то, самое настоящее приведение.

– Будет тебе, напраслину-то наговаривать! За что ты меня так, Евдокия Андреевна? Ну, пару раз проявилась случайно, пару раз по делу. Видеться-то я никому не нанималась постоянно. Я не из этого профсоюза.

Хозяйка таинственной территории весело и ласково смотрела на гостью:

– Не обижайся, дорогая Ольга Ивановна. Это нам с тобой известны различия по функциям и формам немолекулярной материи, а основной массе людей всё равно, какая у тебя задача пребывания на Земле без плотной белковой оболочки. Увидели люди фантом – значит, это есть приведение.

– Ну, пусть приведение.

– Не печалься, дорогая. В любой форме бытия есть не только смысл, но и побочные эффекты, или обязательные сопровождающие неудобства. Под любую форму бытия нужно уметь приспосабливаться, и чем виртуознее приспособленчество, тем больше времени остаётся на исследование окружающего пространства.

– Ты мыслишь как-то, для человека недостойно, без должного уважения к себе.

– Я мыслю смиренно, с уважением к жизни. Можно, конечно, ломать копья и пытаться подмять нечто под себя, но нужно быть уверенным, что это нечто тебе по силам. Иначе, от твоей формы бытия ничего не останется, и ты не успеешь её изучить. А уважение к себе в первую голову в том и заключается, чтобы уметь себя не разрушить.

– Смерть физического тела – тоже след разрушительной деятельности определённой формы бытия?

– Думаю, да. И у людей форма эта называется – человек гордый. За гордыню мировой порядок, или вселенная, или Бог, как угодно, за выпячивание неуважительности своей, мстит глупым, обращая их в прах, используя механизм этот лишь в воспитательных целях.

– Жестокое воспитание.

– Так и люди жестокие. Как же с ними по-другому? Главное, что этот метод работает.

– Не вижу, что-то.

– Как же! Смотри на себя. Пусть не физическую оболочку, так ментально-астральные поля ей принадлежавшие, ты сумела сохранить, да ещё и развить до уровня достойного восхищения и уважения Высших.

– Правда? Ты это точно знаешь? Откуда?

– Ну, вот! Проболталась я, прости. Больше ничего не спрашивай об этом, всё равно не скажу.

– Всё равно, благодарю Господа за поддержку, коли так. И тебе, Евдокия, благодарность моя. Такого бальзама на душу мою никто еще не проливал.

– Ты же сама говоришь, что продолжаешь мудреть. Так это самое главное.

Виктор Владимирович надеялся встретить Евдокию. Бродя по лесу, он больше размышлял о высоком, чем смотрел под ноги в поисках грибов. Не зная чётко, зачем ему нужна встреча с лесной ведуньей, он интуитивно стремился к общению с необычным не только для городского и светского человека отшельником в многослойной юбке. Лес сегодня не казался таким родным и знакомым, как обычно, однако, концентрация на мыслях, устремлённых к познанию истины, оградила непробиваемым куполом все тела ниже ментального от ошалевших астральных жителей. Из трубы домика на чудесной, почти сказочной, полянке шёл дымок – хозяйка явно была дома. Виктор Владимирович поставил корзину с отборными белыми на крыльцо и собрался стучать в дверь, когда невольно услышал доносящийся изнутри голос.

– Дело в том, что знать, даже понимать, гораздо проще, чем делать! Я знаю, как надо, но подобно нерадивому школьнику не выполняю уроки. Стыдно, но факт. Не могу себя заставить заняться собой. Тело есть, так ваяй его дальше, лепи, как художник! Не поверишь – мне лень! Чувствую себя старой развалиной. Таковой и являюсь.

В маленькое окошко незваный гость разглядел большой стол, за которым сидела хозяйка. В одной руке она держала чашку, другой театрально жестикулировала, громко объясняясь с пустующей скамьёй напротив. Виктору Владимировичу стало не по себе за подсмотренную сцену. «Одиноко ей здесь. Сама с собой уж говорить стала. Надо её навещать, человек, ведь», – решил он, чувствуя, как волна благородства и милосердия вытесняет растерянность. Стучать в дверь, однако, было неловко, так как вводить в смущенное состояние уважаемую даму не хотелось.

Из дома донёсся смех. В это время баба Оля рассказывала Евдокие о своих играх с Игорем Петровичем, попутно анализируя возможные ошибки построения отношений с человеком такого сорта. Голос привидения, само собой, неподготовленному, невосприимчивому, не расслышать; понять, почему женщина сидящая за столом весело хохочет, не рассматривая варианты сферы клинической психологии, трудновато. Поэтому милосердие оказалось вытесненным банальным чувством самосохранения, которое в свою очередь заставило Виктора Владимировича, подхватив корзинку, ступая тихо и осторожно, начать двигаться в обратном направлении к дачным участкам.

Сильная рука властно схватила грибника за ворот брезентовой куртки, рванула, почти перекрыв дыхание, назад, к оставленному наблюдательному пункту под окошко лесной избушки.

– Ты что здесь шпионишь, интеллигент трусливый?

Всё смешалось в голове заклейменного званием трусливого интеллигента. Силища богатырская в руке миловидной рыжей дочери Евдокии, неоправданно резкое отношение, осознание собственной трусливости, а также желание сохранить аристократизм поведения выдали в эфир неожиданную реплику:

– Козлица! Убери свои руки от меня! Не тронь моё тело!

– Так ты всё знаешь?! Ну, так заноси своё тело в дом! О душе потолкуем. Певец, решительно сбросив ситцевый платочек с рогатой головы, потеряв окончательно скоромное девичье очарование, дважды стукнув кулаком дверной косяк, вломился в дом, таща за собой ватную физическую оболочку Виктора Владимировича, эфирное тело которого в сопровождении остальных материй отчаянно цеплялось за крыльцо.

– Вот! Подсматривал и подслушивал вашу беседу. Знает, что я козлоног. Доложив чётко и быстро обстановку, Певец отпустил куртку пленника, вернув ему возможность дышать и единение со своими тонкими полями. Мозг человека, получив новую дозу кислорода и энергетическую подпитку, пытался проанализировать всю полученную за последние десять минут информацию. Система не вырисовывалась. Евдокия грустно и озадаченно смотрела на гостей:

– Что-то меня настораживает эта закономерность.

– Какая закономерность?

– Один раз, можно было предположить, разоблачение нашей игры произошло случайно. Но второй раз – это уже закономерность. Опять ему, что ли, память корректировать? А, может, пусть узнает всё? Вдруг, это всем пойдёт на пользу? Раз он сам в самую гущу событий лезет, так пусть изведает, что к чему.

– Тебе видней, Евдокия. Считаешь, можно попробовать, так действуй. Мысли Виктора Владимировича даже в сопровождении кислорода спотыкались друг об друга: «У них игра; играют, стирая мне память; я лезу в гущу… Какую такую гущу? Почему дочка хозяйки козлонога и ведёт себя как мужик. Мутации, верно…»

Евдокия ласково предложила гостю сесть. От этого стало жутковато. Осторожно примостив одну ягодицу на широкую скамью, другой, зависнув в воздухе, сокрушающийся про себя грибник, сел спиной к большому столу, готовый в любой удобный момент впрыгнуть в дверь.

– Ты, милый, расслабься уж, раз сам пришёл. Убежать тебе всё равно не удастся.

– Это почему?

– Святая простота! Потому что я – баба Яга! А это – отарк, или, чтобы было понятнее, фавн, по известной вам терминологии, существо параллельного мира.

Само собой, на такие глупые шутки даже истощённый мозг нормального человека реагировать не будет. Учёный надеялся, что ему скажут что-нибудь стоящее, внимательно, испытывающе глядя в глаза собеседнице. Повисло молчаливое ожидание. Евдокия ждала, пока сказанное ей переварится гостем, гость со своей стороны тоже демонстрировал терпеливость. Незаметная для органов чувств обычного человека, баба Оля спросила:

– Он глухой или глупый? Хозяйка сказала скамье у стены:

– Не то и не другое. Он не информированный. Придётся просвещать.

Похоже, те, что «сверху» настойчиво подталкивали учёного к встрече с не-проявленными формами жизни, поднапряглись и поспособствовали течению его мыслей в более нестандартном направлении. Он вспомнил следы на кочках мха, свои подозрения относительно персоны целительницы и испуганные нашёптывания главбуха. Раскрывшееся для восприятия нового пространство ментального тела начало своё грандиозное перестроение. Почувствовав, что клиент готов, Евдокия приступила к загрузке информационных полей:

– Было бы слишком просто и неинтересно, согласитесь, если бы жизнь во всем своём многообразии, была известна и подконтрольна человеку. Помимо этого, Природа ли, Бог ли, как вам будет угодно, разве могут отдать тому, кто себя-то контролирует с большим трудом, контроль над всеми планами сущего? Вы согласны, что нам не может быть известно всё? Виктор Владимирович был хорошим учёным. Он знал, как бесконечно раздвигаются просторы неизведанного перед ищущим, и, кивая согласно головой, с философской грустью в глазах открыл было рот, чтобы поделиться с собеседниками своими познаниями. Евдокия бесцеремонно продолжала:

– Вы согласны, что основной массе людей, которая не способна управлять собственной агрессивностью, жадностью, трусостью, которая не в состоянии уважать даже себя, не нужно лезть в процессы взаимодействия энергий вселенского масштаба? Им нечего делать на границе миров, и поэтому есть силы, специально защищающие эти границы; но отсутствие у людей информации об этом, не доказывает отсутствие самой непроявленной для большинства зоны соприкосновения с жизнью в других частотных измерениях. Вы согласны?

– Безусловно. Но без доказательств и сказанное вами сейчас звучит, как бред.

– Никогда никому ничего не стремлюсь доказать. Если человек захочет найти доказательства, если он готов переварить идею, то сам найдёт миллион доказательств.