И опять к этому был причастен один мальчик! Он жил этажом выше и дружил с тетушкой, брал читать книжки, приходил попить с ней чайку. Такой добропорядочный близорукий очкарик, мальчик-чистюля, каких я терпеть не могу! Сладкоежка и мой сверстник, охотник до моих миндальных пирожных и эклеров. Я казалась ему гордячкой. На самом же деле я ему втайне нравилась, даже очень, но, чувствуя мое заметное презрение, мальчик — гордячкой — защищался от прилива своих чувств. Ведь я ему была не по зубам, я уже становилась красавицей. Мне шел четырнадцатый год. Я наконец пошла в рост, рассталась с углами на теле, завела свои моральные правила и собственные мысли. Я укрощала свой темперамент спортом — прекрасно плавала, лихо держалась в седле, училась приемам самообороны без оружия, кружила голову одноклассникам, занялась акробатикой, ходила по проволоке. Научилась стрелять, и уже знала, что в барабане моего оружия пять патронов 22-го калибра, что мой револьвер от «BIJAN OF BEVERLY HILS» изготовлен из Г8-каратного золота, украшен брюли-ками и стоит 98.000 $. Для тех, кому есть что защищать! Так вот, через два дня наш чистюля пропал. Родители дважды в тот роковой вечер заходили к нам в поисках сына. Мы ничем не могли помочь. В ту ужасную ночь я долго не могла заснуть, все казалось, что в комнате кто-то есть. Только засну — тут же проснусь. Вдруг что-то вроде тихого свиста донеслось из стенного шкафа в углу. Я вскочила с постели, словно ужаленная. Включила настольную лампу. Прислушалась. Вспомнила строчку из книжки про свист. К свисту прибавилось нечто вроде еле слышного шопота. Я с ужасом приблизилась к шкафу. Это был вместительный платяной шкаф из красного дерева. Можно было бы разбудить тетку, но в шкафу, на полке для головных уборов, в шляпной картонке я прятала свое роковое сокровище — дамскую сумочку Фелицаты с золотым пистолетом. Шопот повторился и заструился тончайшим свистом… собрав в кулак все свои силы, я отчаянно рванула ручку и распахнула дверцу шкафа. Боже! В шкафу, скрючившись, сидел мертвый Женя и держал в руках злосчастную сумочку! И сумка была раскрыта. А это что?! Голова мальчика была обмотана пестрой лентой. Но стоило только лучам лампы осветить нутро шкафа, как лента с шипением и свистом пара из чайника развернулась и быстро потекла по белой коже лица от веска вниз к подбородку. Это была змея! Настоящая змея! Подняв треугольную мордочку она стрельнула в воздух лимонным жальцем и вдруг сорвалась с мертвой головы на пол, прямо к моим ногам. Я в ужасе отскочила. Но что это? Змея явно билась в конвульсиях. Она то страстно свивалась в кольцо, то стремительно раскручивалась пружиной до тех пор, пока не вцепилась в собственный хвост и не издохла. И вот, это всего лишь дохлая гадина двадцати сантиметров длиной в геометрической шкуре.

Только тут шок прошел, и я заорала на весь дом.

Когда тетушка вбежала в комнату, я раздавила голову гада ножкой тяжелого стула.

Странное дело — шел второй час ночи, — а на тетушке вместо ночной рубашки был махровый халат словно она и не ложилась в постель. Но в тот миг мы обнялись, рыдая от ужаса.

До сих пор мне непонятно какую роль в этом кошмаре сыграл тот мальчик? Зачем он спрятался в шкафу? Подглядеть голую девочку? Каким несчастьем нашел шляпную картонку и открыл роковую сумочку?

Ведь змеиный укус предназначался мне! И змеюку в сумочку спрятал тот, кто хорошо знал мою тайну. Я открывала ее чуть ли не каждый день! И чаще всего в полумраке шкафа, таясь от тетки. Лезла наощупь рукой внутрь, чтобы почувствовать в руке тяжесть оружия. Это меня успокаивало. Бррр… я бы наткнулась на гладкую гадину и получила смертельный укус.

Наконец, почему змея так внезапно издохла? Единственное объяснение — вертясь в тесноте дамской сумочки, она нечаянно сдернула пробочку с духов и несколько капель пролились на парчевый мешочек. Но как могут духи прикончить такую тварь?

Словом, нет ответа.

Мы опять сменили квартиру— встречать на лестнице родителей погибшего мальчика было сверх всяких сил. Теперь я старалась держаться подальше от любых подруг и друзей. Если раньше я не доверяла взрослым, теперь — подозревала всех: подростков, детей, тихонь, хулиганов, красоток, чистюль, двоечников и отличников.

Весь мир против меня!

Два года прошли спокойно. Я стала забывать о смертельной охоте. Мне исполнилось пятнадцать лет. Из дикой детдомовской кошки я превратилась в юную красавицу, а главное, окончательно набралась ума и, анализируя все роковые несчастья, поняла что охота на мою жизнь ведется в духе роковой сумочки покойницы Фели-цаты, после того как я ее присвоила. Любимый цвет смерти всегда черный, как сумка: черные глаза служанки, ее вороные волосы, черная, низко надвинутая на лоб шляпа водилы в той сумасшедшей машине, которая помчалась на меня по тротуару в сумрачный вечер… Либо смерть пронизана желтым, как пронизана желтыми жилками золота парча мешочка для флакона духов: пестрая чернильно-желтая кожа змеюки, чайные глаза несчастного Жени… Либо опасность отливает оттенками красного: красные жилы в глазах психопата, его багровые уши в пунцовых коростах, берет Красной шапочки с одной стороны выдал меня на маскараде, с другой — отвел стрелу от цели в другую грудь… что бы это значило? И еще смерть всегда как бы насвистывает: свистел психопат в нашей ванной, свистнула стрела арбалета, шипенье пестрой твари напоминало свист кипящего чайника. И свист этот всегда не вульгарен, а отдает виртуозностью.

Мммда…

А что меня защищает? Ну, конечно, цвета и душа любимой книжки сказок Перро которую я — свистнула? — однажды в детстве и до сих пор не расстаюсь с драгоценной дешевкой: меня охраняет зеленый цвет леса и передника Красной Шапочки, защищает голубизна неба, ко мне льнут полевые цветы и море меня всегда обнимает, а солнце, если оно не желтит, а сияет — тоже мой друг.

Мммда… Кроме того я окончательно дозрела до подозрений против тетушки Магды. Почему я должна верить ее словам так безоговорочно? Чем можно доказать, что она действительно моя тетка? Почему скрывает имя отца? Почему не знакомит меня с его родителями? Если все правда, то мои дедушка с бабушкой еще живы… откуда у нее такая куча денег? А что если она играет против меня? И заодно с моими врагами… Ведь это она взяла в служанки тварь Фелицату! Наконец, в тот самый ужасный день моей жизни, когда я осталась наедине с психопатом, Магды — как нарочно! — не было дома, хотя она оживает только к вечеру, когда начинается светская жизнь. А кто мог впустить в нашу квартиру злосчастного мальчика? Но… но спрятать змеюку в сумочку тетке конечно слабо: она панически боялась любой живности. Выходит за ней кто-то стоит? Тот, кто может смело взять змею голой рукой!

Одновременно я гнала прочь подозрения против тетки. Ведь она меня вытащила из ада. Я живу у нее как у Христа за пазухой. Мне ни в чем не отказывают. На мое воспитание ухлопана куча денег. Зачем учить языкам эту головку, если завтра придется ее оторвать? Наконец, меня давно можно было бы прикончить за эти пять лет… словом, чувство благодарности по отношению к тетушке Магде спорило с доводами рассудка.

И еще. Не знаю стоит ли в этом признаться, но… но я испытывала тогда глупую гордость из-за той кровавой карусели, что вертелась вокруг меня: тварь Фелицата! Маньяк из психушки! Безумный водила! Шпион отец! Двойняшка на ледяном балу! Несчастный мальчик в шкафу! Ядовитая змея в сумке! Револьвер из чистого золота!.. Ого! Наверное, я очень важная персона, раз из-за меня происходит такой вот кошмар. И сколько трупов…

Так, плутая мыслями без ясных выводов, я все же решила сбежать от Магды при первой возможности.

Такой случай выпал только в семнадцать лет. Я закончила школу, получила паспорт, и удрала с труппой московских клоунов, которые создали маленький клоунский театр на колесах! Компания была исключительно мужской, но для некоторых сценок требовалась клоунесса. Я умела смешить, изображать животных, жонглировала теннисными мячами, ходила по проволоке, ездила верхом, не боялась грязной работы, наконец была хороша собой и меня легко взяли в бродячий театрик: автобус с прицепом, где есть кухня, две спальни, санузел, душевая кабинка… Я взяла сценическое имя — Катя Куку, обрила наголо свою львиную гриву… я утонула в пучине времени, затерялась песчинкой в пустыне жизни. Я была уверена, что никто и никогда, ни при каких обстоятельствах больше не сможет найти Лизу Розмарин, которой когда-то я была.

Как я ошибалась!

Сначала мы колесили по Крыму и Кавказу, затем перебрались в Прибалтику. Оттуда — повезло! — уехали в Польшу, затем в Австрию, а через два с половиной года странствий оказались в Праге, где на меня снова упала тень смертельной погони.

Вечером мы давали клоунаду на площади в Старом Граде, у собора святого Вита, где всегда полно туристов, особенно в жаркий летний вечер, — и вдруг! — в толпе зевак вокруг нас увидела женщину страшно похожую на тетушку Магду. Сначала я была так напугана, что не смогла жонглировать. Друзья пришли мне на помощь, а когда я стала обходить зрителей с клоунским цилиндром в руке, то специально протиснулась к той самой даме и убедилась в том, что ошиблась — у незнакомки были и идеальные белые зубы, и другой цвет волос, и на вид явно моложе… словом, не она! и все же — сходство необычайное.

Другой вопрос: можно ли узнать меня через три года в густо загримированной клоунессе с наклееными ресницами, с резиновым носом и в рыжем парике?!

Однако незнакомка явно приглядывалась ко мне и бросила приличное количество крон, чтобы удержать меня подольше напротив себя.

И снова удар по нервам!

Моложавой походкой незнакомка отошла в сторону, где ее поджидал рослый и мрачный африканец в белом бурнусе и круглой шапочке из леопардовой шкуры. Он пожирал меня красными глазами.

Черное с белым. Леопардовый крап смерти… Надо ли говорить, что я почувствовала, увидев такое скопище роковых примет!

Значит, погоня меня снова настигла. Значит, снова бежать?

Я была настолько выбита из седла, что прекратила выступать, наспех разгримировалась в прицепе и оставила своих друзей в полном недоумении.

Надо бы спрятаться, лечь на дно… но бес тревоги гнал меня в толпу, к людям, и ближе к полночи я оказалась в модном клубе недалеко от Вацлавской площади, в подвальчике с баром, где собиралась театральная публика. Последней каплей в заговоре судьбы стала пепельница, которую поставил на мой столик официант — она была сделана в виде собачей морды с острыми ушами и раскрытой пастью! и пепел следовало стряхивать в зубастую глотку.

Собака была исполнена с явным юмором, но мне было не до смеха.

— Почему вы боитесь черных собак? Так в мою жизнь вошел Марс.

Незнакомец был обаятельно наглым и хорош той мужской красотой, которую я ценила — ни капли слащавости, длинных ресниц и еще когда — пальцы веером! Зато броская злобность и что-то зверское в движениях тела. Или шпион, или бандит.

Как видите, больше всего я презираю пресность.

Он говорил по-французски. Но с русским акцентом. Я напряглась.

— He люблю когда со мной знакомятся в кабаках.

— Я не знакомлюсь, я спасаю вас, Элиза, — это было уже сказано по-русски.

— Вы ошиблись! — я вскочила из-за столика.

— Сядьте, — он властно вернул меня на место, — не привлекайте лишнего внимания. Видите вон ту парочку? Да не вертите так головой. Сделайте вид, что ищете официанта. Слева…

Черт возьми! Там, в углу сидела та самая моложавая незнакомка с лицом тетушки, а рядом чернел африканец в леопардовой шапочке, в диких зеркальных очках для пляжа.

— Я подслушал их разговор. Они говорили о вас. Черный вертел вашу фотокарточку в клоунском гриме. Он вроде сомневался. А дама напирала: это она, она, Элайза! Тогда негритос пошутил: за труп по ошибке — не заплатят ни цента… Вам угрожает опасность.

— Но почему? — я была в такой панике, что доверилась первому встречному.

— Не бойтесь, Элиза. Теперь у вас есть я.

Три года я была клоунессой Катей Куку и отвыкла от своего имени настолько, что оно вызывало ужас.

— Кто вы? И почему я должна доверять вам?

— Я, — он рассмеялся смехом сильного человека, — Я — Синяя Борода, убиваю всех своих жен.

Он держал себя так, словно знал о моей фее — книжечке Перро.

— Мне сейчас не до шуток.

— Простите. Предлагаю перейти от обороны к наступлению.

— В каком смысле

— Эта пара живет в том же отеле, что и я — «Европа». Это здесь рядом. Г0 минут. Предлагаю заглянуть к ним в номер и узнать, кто они и чего от вас хотят.

Марс стал злым гением моей жизни.

Он был так убедителен, а я так нуждалась в защите. Словом, ухватилась за него, как утопающий за соломинку, дура.

Мы вышли из клуба. Часы показывали первый час ночи. Я была на роликовых коньках… катиться по паркету, каким выложена вся Вацлавская площадь — одно удовольствие, но в тот час я была в полном смятении: красавец-зверь бежал рядом легкой рысцой и мне нравилась его свобода от условностей. Редкие прохожие косились на нас не без удивления. Все чехи — картоши. А мы были экзотическими фруктами. От моего рыцаря — ого, как я быстро клюнула на его опасный шарм! — пахло потом, железом, лосьоном и порохом. Я чувствовала, что он вооружен. А у мужчины должно быть оружие, и всегда при себе.

Странно. Я была знакома с ним всего полчаса. Не знала даже имени, однако прониклась к нему безграничным доверием, доверием жертвы. И тут же открыла в себе неизвестную черту — доверие меня возбуждало.

— Они живут вместе? — сорвалось с языка.

— Нет. Но их номера рядом.

Перед отелем я сняла ролики и шла босиком. Гладкие плиты приятно холодили подошвы ног. Швейцар у входа в отель был нем, как рыба — мой спутник внушил ему раболепие. Я же втайне рассчитывала на скандальчик: мадемуазель, босиком нельзя! Мне хотелось понаблюдать, как выкрутится мой оруженосец; словом, я влюблялась буквально на глазах. И с радостью понимала это. Даже страх прошел.

Мы поднялись на третий этаж. Отель был из самых шикарных — роскошь палила в глаза из всех углов. Он легко проник в чужой номер — только сверкнуло что-то в руках.

— Вы вор?

— Да нет же. Я — Синяя.борода. У меня ключи от всех дверей мира, — и включил свет.

Я обомлела: на круглом столике у дивана стояла моя заветная драгоценная сумочка! Сумочка покойницы Фе-лицаты из крокодиловой кожи.

Я чуть не вскрикнула.

— В чем дело, Элиза?

— Это моя сумочка! — я открыла позолоченную защелку, — все на месте: мой револьвер, моя книжечка сказок, мешочек из парчи с духами, заветное зеркальцо… только подкладка была вспорота и оттуда торчал уголок неизвестного письма!

— Ого! — блеск револьвера его ослепил, он понимал толк в оружии, — эта собачка умеет кусаться.

— Они сперли ее, гады! — я захлопнула сумочку и прижала к груди. Мои ролики висели на плече.

— Откуда?

— Это секрет.

Я прятала ее в коробке из под обуви, которую среди других коробок и прочего хлама держала в кладовке нашей квартиры на Градчанах, которую снимала наша маленькая труппа. Там у меня была отдельная комната.

— Во всяком случае туда, где она была, не стоит возвращаться, — он склонился над телевизором и включил видеоплеер с кассетой: по экрану промчались световые волны и вдруг появилось мое лицо… я на Старой площади выхожу из кафе… я в гриме выступаю перед публикой, иду по проволоке… одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что слежка велась уже больше месяца и я ничего не заподозрила!., а это что?., я моюсь в душе квартирки на Градчанах! там было тесно как в пенале, локти елозили по стенкам и все же какой-то паразит сумел снять меня во всех смачных подробностях…

Я кинулась к видеоплееру и давнула на «стоп».

— На самом интересном месте, — он издал вздох разочарования.

— Имейте в виду, я девственница!

— Предают только свои. Это сделал кто-то из ваших дружков.

— Глупости! — но я сразу поверила Марсу.

Снова и снова я убеждаюсь в том, что никому нельзя доверять. В этом собачьем мире друзей нет!

Но почему же я поверила Марсу? Очень просто — я влюбилась, потеряла голову и была жестоко наказана.

Между тем, он многозначительно вертел передо мной детскую куклу, только тут я обратила внимание, что в номере разбросаны детские игрушки: еще одна кукла сидела в кресле, на подоконнике стоял кукольный домик. Носком ботинка мой спутник выкатил из под кресла яркий резиновый шарик красного цвета. Берегись!

Тсс, тихо… он осторожно открыл дверь в ванную комнату и поманил меня пальцем. Я не хотела туда идти, не хотела смотреть туда, куда устремился его взор… но уже не могла устоять перед шармом марсовой властности. Боже мой! Я сразу узнала ее: в ванной, полной до краев воды, полуутонув, на спине спала девочка в розовых трусиках. Это была русская девочка Верочка Веревкина, моя подружка по интернату для сирот! Моя любимая подружка-лунатик. Наши койки стояли рядом в огромном холодном дортуаре. Прошло столько лет, но она почти не изменилась! Ей было все те же девять-десять лет! В страхе я принялась себя убеждать в том, что ошиблась — это не она. Такого не может быть. Но это была она. Мы так дружили тогда. Сколько раз прятались вместе под одеялом от холода зимы, злобы луны и ненависти взрослых. Я узнавала эти жидкие светлые волосы, прикушенные губы, веснушки на носу и руках. Она чуть-чуть выросла — на полгода, на год — но я то знала, сколько ей лет на самом деле.

— Я знаю ее! — мой голос выдал мой страх, — Ей должно быть сейчас как и мне — 20 лет. Но она перестала расти!

При звуке моего голоса ее плотно сжатые белесые реснички стали мелко-мелко подрагивать.

— Она просыпается, — я постыдно вцепилась в мужскую руку.

Он успокоил шутливым объятием: да кто она, черт возьми? Почему не тонет в воде?

— Она лунатик. Мы спали рядом в детдоме в России. Десять лет назад.

— Вот оно что! — Марс задумался. — Это она нашла тебя…

Тогда я не поняла, что он имеет в виду.

Верочка, не разжимая глаз, ухватилась ручками за кафельные бортики ванной, веки ее полуоткрылись. Там-как то страшно и вязко светились белки закатанных глаз. Вдруг она погрузила лицо в воду — на миг всего — и… пустила в потолок стремительную тонкую струйку воды из свернутых губ.

Марс изменился в лице.

— Пора сматываться, — он испугался за мои нервы, — они вот вот вернутся. А ее надо убить.

Он вытащил пистолет.

— Ты спятил? Она же ребенок! — я вцепилась в его руку.

— Ребенок! Ты сама говоришь — ей двадцать лет!

— Или я или она!

— Ты! Конечно ты! — он спрятал оружие и вытер воду с лица. Струей воды его окатило с головы до ног. А вот на меня не попало ни капли.

Зато, когда мы поспешили к двери в коридор, я зацепила ногой напольную вазу и та разлетелась вдребезги.

— Бить посуду к счастью, — Марс удержал меня от падения.

Мы спустились на лифте к стойке ночного портье, и Марс вызвал такси.

Только в машине я наконец спросила его кто он такой, в конце концов! Какого черта лезет в мои дела? И как его зовут!

— Тебе понравится мое имя, Элиза, — ответил Марс, — Кто я? Я — наемный убийца. Я согласился шлепнуть тебя за хорошие бабки, но передумал. Ты — моя женщина.

Так в мою жизнь вошел Марс. Первый человек, которому удалось меня обмануть.