Этому району Нью-Йорка вообще не везло: до середины девятнадцатого века там не было ни отопления, ни проточной воды, туда отправляли заболевших тифом и там же держали в карантине эмигрировавших из России евреев. В начале нынешнего столетия на остров Уорд перенесли городской сумасшедший дом. Условия содержания умалишенных с тех пор значительно улучшились, хотя современные обитатели психиатрической клиники отличались от прежних не в лучшую сторону. В камерах появились кондиционеры, пациенты пользовались услугами адвокатов и имели возможность предаваться своим увлечениям. Их лечили, за ними ухаживали, с ними занимались психотерапией, им создавались условия для занятий спортом.

Войдя в воздушное пространство острова Уорд, мы снизились. Внизу потянулись зеленые парки, за которыми уже виднелись корпуса Манхэттенского психиатрического центра. У проходящей через середину острова автострады расположился небольшой цирк с яркими куполами палаток, пони и раскатывающими на одноколесных велосипедах акробатами. Зрителей было немного, и я видела детей со сладкой ватой, которые почему-то не сидели за партой в школе. Еще дальше к северу находились очистная станция и тренировочный центр пожарной службы Нью-Йорка, по парковочной стоянке которого разъезжал, отрабатывая повороты, длинный пожарный автомобиль.

Судебно-психиатрический центр представлял собой одиннадцатиэтажное здание с зарешеченными окнами и затемненными стеклами. Над прогулочными дорожками и рекреационными зонами нависала колючая проволока, наличие которой должно было предотвратить побеги, что, однако, не помешало Кэрри Гризен. Ширина реки в этом месте достигала примерно мили, а учитывая скорость течения и неприступность берегов, она выглядела серьезным препятствием, штурмовать которое отважился бы разве что безумец. Насколько я знала, остров связывал с городом пешеходный мост. Окрашенный под цвет окисленной бронзы, он находился примерно в миле к югу от «Кирби». Я попросила Люси пролететь над ним и увидела идущих в обоих направлениях людей.

— Не представляю, как она могла пройти здесь средь бела дня, — заметила я. — Кто-нибудь бы да заметил. Но если даже и перешла и никто ее не заметил, что дальше? Здесь же повсюду была полиция. И как она попала в округ Лихай?

Люси медленно кружила на высоте пятисот футов. Внизу виднелись остатки парома, некогда связывавшего остров с Ист-Ривер-драйв на Сто шестой улице, и руины пирса, представленного теперь кучкой выступающих из воды кусков дерева. Протянувшееся до берега поле выглядело вполне подходящим местом для посадки. При этом вертолет находился бы ближе к воде, чем к огороженным колючей проволокой дорожкам и скамейкам клиники.

Пока Люси проводила воздушную рекогносцировку, я рассматривала людей на земле. Все они были в обычной гражданской одежде, некоторые сидели или лежали на траве, другие на скамейках, третьи прохаживались по дорожкам между ржавыми мусорными баками. С высоты в пять сотен футов я различала бесформенные, неряшливо надетые платья и нетвердую походку тех, чья психика не поддавалась исцелению. Замерев на месте с поднятыми лицами, словно впав в транс, они следили за нами. Нам же тем временем следовало убедиться, что внизу нет высоковольтных линий, столбов и опасных неровностей.

Осмотрев площадку еще раз уже с меньшей высоты, Люси подтвердила, что посадке ничто не угрожает. К этому времени за нами наблюдало уже несколько десятков человек, часть которых вышла из корпусов, другие же смотрели из окон.

— Может быть, нам все же следовало приземлиться в парке, — сказала я. — Остается только надеяться, что наш визит не приведет к бунту.

Вертолет завис в пяти футах над землей. Лопасти продолжали рассекать воздух. Встревоженная шумом двигателя и поднявшимся ветром, откуда-то из высокой травы выскочила и устремилась прочь пара фазанов. Соседство этих мирных, таких уязвимых птиц с далеко не самыми спокойными представителями человечества показалось мне странным и неестественным. В памяти вдруг всплыла фраза, точнее, адрес, указанный Кэрри в ее письме ко мне из «Кирби»: Фазаний Двор. Что она хотела этим сказать? Что тоже видела фазанов? И если да, то какое это имело значение?

Вертолет мягко опустился, и Люси сбросила обороты. До полной остановки прошло еще две долгих минуты. Секунды медленно сменялись на цифровом табло, лопасти крутились, пациенты и персонал смотрели на нас. Некоторые стояли совершенно неподвижно, вперив в нас остекленелые взгляды, другие, словно ничего не замечая, сидели на траве или продолжали свой маршрут по дорожкам. Какой-то старик скручивал сигарету, женщина с кудряшками бормотала что-то себе под нос, молодой парень с наушниками принялся — возможно, ради нас — двигать коленями в ритм только одному ему звучащей музыке.

Наконец Люси выключила двигатель и открыла дверцу. Мы выбрались наружу, а из толпы психически больных и тех, кто заботился о них, вышла женщина в симпатичном костюме. Несмотря на жару, она не сняла жакет. Ее короткие волосы были стильно уложены. Я сразу поняла, что передо мной доктор Лидия Энсор. Она, по всей видимости, тоже поняла, кто из нас кто, и сначала протянула руку мне, потом Люси и затем представилась сама.

— Должна признать, вы вызвали у нас немалый переполох, — с едва заметной улыбкой сказала доктор Энсор.

— Приношу извинения, — ответила я.

— Не беспокойтесь.

Люси тронула меня за руку:

— Я останусь с вертолетом.

— Уверена?

— Да, — сказала она, оглядывая собравшихся, вид которых не вызывал прилива благодушия.

— Многие из них — амбулаторные пациенты вон того психиатрического центра.

Доктор Энсор кивнула в сторону небольшого кирпичного здания за пределами «Кирби» с несколько запущенным садом и асфальтовым теннисным кортом, который пересекала порванная сетка.

— Наркотики, снова наркотики и еще раз наркотики, — добавила она. — Они приходят на консультацию, а уже уходя, сворачивают «косячок».

— Я буду здесь, — повторила Люси, повернувшись ко мне. — Или слетаю на дозаправку.

— Лучше подожди здесь, — сказала я.

Сопровождаемые взглядами, в которых черная злоба и ненависть сливались с невыразимой болью, мы с доктором Энсор пошли к «Кирби». Мужчина со спутанной бородой, прыгая на одной ноге и размахивая руками, словно птица, прокричал, что хочет отправиться на небеса. Я видела пустые лица, с которых болезнь стерла всякое выражение; лица тех, кто пребывал в иных, рожденных вывихнутой психикой мирах; лица, искаженные горькой завистью к нам, пришедшим с той стороны, не порабощенным наркотиками или слабоумием. Мы были другими, привилегированными. Мы были живыми. Мы были богами для тех беспомощных, которые не могли делать ничего, кроме как уничтожать себя и других, и в конце дня мы уходили отсюда домой.

Здание судебно-психиатрического центра «Кирби» представляло собой типичный образчик государственного учреждения, стены которого были окрашены той же краской, что и пешеходный мост над рекой. Доктор Энсор завела меня за угол и нажала кнопку.

— Подойдите к интеркому, — прозвучал голос, напомнивший мне Волшебника страны Оз.

— Это доктор Энсор.

— Да, мэм. — В голосе появились человеческие интонации. — Входите.

Чтобы проникнуть в сердце «Кирби», нужно было миновать две герметически закрывающиеся двери, которые никогда не открывались одновременно. На каждой из них висел список запрещенных к проносу на территорию центра предметов, в число которых попали огнестрельное оружие, взрывчатые вещества, боеприпасы, алкоголь, а также стеклянные предметы. Как бы ни упорствовали политики, деятели здравоохранения и активисты АСГС[22], «Кирби» не был больницей. Его пациенты имели статус заключенных. Они содержались в учреждении с особым режимом, потому что насиловали и убивали. Они расстреливали свои семьи, сжигали матерей, выпускали кишки соседям и расчленяли любовников и любовниц. Они были чудовищами, ставшими знаменитостями, вроде Роберта Чамберса, прославившегося как «убийца яппи», Раковица, прикончившего и сварившего свою приятельницу, а потом, как предполагали, скормившего ее по частям бездомным и нищим, или Кэрри Гризен, худшей из всех.

Зарешеченная дверь открылась с характерным сухим щелчком электронного замка, и нас любезно встретили полицейские в синей форменной одежде, очевидно, признавшие во мне гостью доктора Энсор. Тем не менее это не избавило нас от обязанности пройти через металлоискатель и предъявить для проверки сумочки. Я испытала немалое смущение, когда мне напомнили, что проносить на территорию «Кирби» разрешается только то количество медицинских препаратов, которое не превышает одной дозы, тогда как моего запаса мотрина, имодиума, тумса и аспирина хватило бы на целую камеру.

— Похоже, мэм, вам действительно сильно нездоровится, — добродушно заметил один из охранников.

— Так получилось, — ответила я, с облегчением думая о том, что оставила оружие в кейсе в багажном отсеке вертолета.

— Извините, но вам придется оставить это все здесь. Заберете, когда будете выходить, хорошо? Только не забудьте.

— Спасибо, — сказала я, как будто он оказал мне услугу.

Нас пропустили к следующей двери, на которой висела предупреждающая табличка «К решеткам не прикасаться». Затем мы оказались в голом, длинном, лишенном каких-либо красок коридоре и долго шагали по нему, проходя мимо закрытых дверей, за которыми слышались приглушенные голоса.

— Хочу напомнить, что оказывающие нашим пациентам бесплатную юридическую помощь адвокаты назначаются Обществом правовой помощи, частной некоммерческой организацией, имеющей договор с властями города Нью-Йорка. Так что работающие здесь люди не состоят в штате «Кирби».

Ей очень хотелось, чтобы я поняла это.

— Хотя, конечно, по прошествии ряда лет некоторые чувствуют себя здесь своими. — Наши каблуки гулко стучали по плитам коридора. — Адвокат, которого я вам представлю, работала с мисс Гризен с самого начала, так что, по всей вероятности, любой ваш вопрос придется ей не по вкусу. — Доктор Энсор посмотрела на меня. — Будьте к этому готовы. У меня в данном вопросе никакой власти нет.

— Понимаю. И хочу сказать, что, если бы мое появление пришлось по вкусу общественному защитнику или адвокату, я бы, наверное, удивилась и подумала, что попала в другой мир.

Кабинет правовой помощи затерялся где-то в лабиринтах «Кирби», и я запомнила только, что располагался он на первом этаже. Директор открыла деревянную дверь и ввела меня в небольшую комнатку, настолько забитую бумагами, что сотни пухлых папок просто лежали на полу. Адвокат сидела за письменным столом, и первое, что бросилось мне в глаза, были мелкие завитушки черных волос и неряшливое старомодное платье.

— Сьюзен, это доктор Кей Скарпетта, главный судебно-медицинский эксперт штата Виргиния, — сказала доктор Энсор. — Ей нужно поговорить с вами о Кэрри Гризен. Доктор Скарпетта — Сьюзен Блауштейн.

— Да.

Мисс Блауштейн, полная, с внушительной грудью, не выказала ни малейшего желания ни подняться, ни протянуть мне руку. Более того, продолжая листать бумаги, она не соизволила даже посмотреть на меня.

— Я оставляю вас, Сьюзен, и надеюсь, что вы покажете нашей гостье все, о чем она попросит. В противном случае мне придется поручить это кому-то из нашего штата.

Доктор Энсор взглянула на меня, и я поняла — легкого разговора не получится.

— Нет проблем.

Ангел-хранитель обитателей «Кирби» говорила с бруклинским акцентом, а ее грубый, низкий голос вызвал ассоциацию с тяжелогруженой мусорной баржей.

— Садитесь, — бросила она, когда за директором закрылась дверь.

— Когда Кэрри поступила сюда? — спросила я.

— Пять лет назад.

Она по-прежнему не отрывалась от бумаг.

— Вы хорошо знакомы с предъявляемыми ей обвинениями, в числе которых и обвинение в убийстве, совершенном в штате Виргиния?

— Я знаю ее дело.

— Кэрри совершила побег отсюда десять дней назад, десятого июня, — продолжала я. — Кто-нибудь смог объяснить, как такое могло случиться?

Блауштейн перевернула страницу и протянула руку за чашкой с кофе.

— Она не явилась к ужину. Вот и все. Для меня это стало таким же шоком, как и для всех остальных.

— Не сомневаюсь.

Еще одна страница. Блауштейн продолжала игнорировать меня, однако я не собиралась ей подыгрывать — у меня просто не было на это времени.

— Мисс Блауштейн,, при всем уважении к вашим клиентам не будете ли вы столь любезны уделить внимание и моим? Не хотите ли услышать о тех людях, мужчинах, женщинах и детях, которые были убиты Кэрри Гризен? Например, о маленьком мальчике, которого послали в магазин за банкой консервированных грибов и который был похищен по пути домой? Ему выстрелили в голову, с него содрали кожу, чтобы скрыть следы зубов, а потом его, в одних трусиках, бросили возле мусорного контейнера под проливным дождем.

— Я же сказала, что знакома с ее делом.

Адвокат продолжала работать.

— Предлагаю вам отложить бумаги и уделить внимание мне, — предупредила я. — Я не только патологоанатом, но и юрист, и со мной ваши уловки не пройдут. Так уж случилось, что вы представляете интересы психопата, убийцы, вырвавшегося на свободу и продолжающего убивать. Поверьте, вас ждут серьезные неприятности, если в конце дня выяснится, что вы утаили информацию, которая могла бы спасти человеческую жизнь.

Блауштейн наконец посмотрела на меня, холодно и дерзко, так как всю жизнь занималась лишь тем, что защищала проигравших и морочила голову таким, как я.

— Позвольте освежить вам память. С тех пор как ваш клиент сбежала из «Кирби», от ее руки или при ее соучастии погибли два человека. При этом преступники пытались замести следы убийств с помощью пожара. Этим преступлениям предшествовали другие, которые, как мы полагаем, связаны с вышеназванными, однако произошли в тот период, когда ваша подопечная находилась здесь.

Сьюзен Блауштейн молча смотрела на меня.

— Вы можете помочь мне?

— Все мои разговоры с Кэрри Гризен конфиденциальны и не подлежат разглашению. Не сомневаюсь, что вы знаете это не хуже меня, — ответила адвокат, и я поняла, что задела ее любопытство.

— Возможно, она контактировала с кем-то за пределами «Кирби»? Если да, то с кем и каким образом?

— У меня нет таких сведений.

— Она разговаривала с вами о Темпле Голте?

— Я не буду отвечать на этот вопрос.

— Значит, разговаривала. Конечно, разговаривала. Не могла не разговаривать. А вы знаете, мисс Блауштейн, что Кэрри Гризен написала мне письмо, в котором просила приехать и привезти ей посмертные фотографии Голта?

Она промолчала, но глаза ее ожили.

— Он попал под поезд в Бауэри. Его размазало по рельсам.

— Вы проводили вскрытие?

— Нет.

— Тогда почему Кэрри попросила вас об этом?

— Потому что она знала, что я могу их достать. Кэрри хотела увидеть фотографии, увидеть кровь, плоть и все прочее. Письмо пришло менее чем за неделю до побега. Интересно, а вы знали, что ваша подопечная рассылает такого рода письма? На мой взгляд, этот факт явно свидетельствует о том, что Кэрри спланировала все заранее.

— Нет. — Блауштейн наставила на меня указательный палец. — Она ничего не планировала и ни о чем таком не думала. Кэрри рассказывала, как ее подставили, потому что ФБР не знало, на кого бы им повесить те убийства.

— Вижу, вы читаете газеты.

— Я общалась с Кэрри на протяжении пяти лет, — зло бросила моя собеседница. — Она ведь не спала с фэбээровцами, не так ли?

Я подумала о Люси.

— Вообще-то спала. Но если откровенно, мисс Блауштейн, я прилетела сюда не для того, чтобы обмениваться мнениями о вашем клиенте. Моя цель — провести расследование совершенных убийств и сделать все возможное, чтобы защитить других.

Мисс Блауштейн снова опустила глаза.

— Я, кажется, догадываюсь, как Кэрри удалось продержаться здесь так долго. Причина в том, что каждый раз, когда подходило время давать заключение по ее психическому состоянию, вы признавали ее невменяемой. Это ведь означает, что она не может предстать перед судом, верно? Что она душевнобольная, которая не способна даже постичь суть предъявляемых ей обвинений? При этом вашей подопечной хватило ума сочинить легенду о том, как ее подставило ФБР. Или, может, это придумала не она, а кто-то другой? Уж не вы ли, мисс Блауштейн?

— Нам не о чем больше разговаривать. Хватит! — объявила адвокат, и, наверное, будь она судьей, сопроводила бы свои слова ударом молоточка.

— Кэрри — всего лишь симулянтка. Она манипулировала вами, играла. Я даже догадываюсь, чем она вас взяла. Разыгрывала депрессию, притворялась, что не может ничего вспомнить. Наверняка сидела на авитане. Однако же сил на письма ей хватало. Какими еще привилегиями она здесь пользовалась? Телефон? Фотокопирование?

— Пациентов никто не лишал гражданских прав, — ровным, бесстрастным тоном ответила Блауштейн. — Кэрри была очень спокойная. Много играла в шахматы и карты. Что касается преступлений, в которых ее обвиняют, то в момент их совершения она не отвечала за свои действия. Мисс Гризен очень сожалела о случившемся.

— Да, Кэрри — великая актриса. Ей всегда удавалось получить то, чего она хотела. Попав сюда, она хотела задержаться здесь подольше, чтобы обдумать следующий шаг. И, обдумав, сделала его.

Я открыла сумочку, достала копию письма и положила ее на стол перед Блауштейн.

— Обратите особое внимание на обратный адрес: Фазаний Двор. Женское отделение «Кирби». Можете объяснить, что она хотела этим сказать, или позволите мне высказать предположение?

— Понятия не имею, что она хотела этим сказать.

Озадаченное выражение, появившееся на лице Блауштейн, подтверждало: на сей раз адвокат говорит правду.

— Тогда давайте поговорим о фазанах. Возле реки, неподалеку отсюда, действительно живут фазаны.

— Я не замечала.

— А я заметила, потому что мы сели на поле. Вы правы, заметить их действительно трудно, для этого надо пробраться через заросший травой участок и выйти к самому краю воды у старого пирса.

Блауштейн молчала, но я видела — ей не по себе.

— Итак, я спрашиваю: как могла Кэрри узнать о том, что на острове живут фазаны?

Она по-прежнему молчала.

— Вы ведь знаете, верно?

Мне было не до церемоний.

Адвокат непонимающе уставилась на меня.

— Такой пациент, как Кэрри Гризен, пациент, требующий соблюдения особых мер безопасности, не мог оказаться на том поле, о котором я упоминала, — продолжала я. — Ей не разрешалось даже приближаться к нему. Хорошо, мисс Блауштейн. Если вы не желаете разговаривать со мной, вам придется иметь дело с полицией. Не думаю, что они станут с вами церемониться, потому что побег Кэрри Гризен — удар по их репутации. Я также не думаю, что вашему мэру доставляет удовольствие вся та реклама, которую он получил в связи с этим делом. Город, снискавший славу борца с преступностью, не потерпит, чтобы Кэрри Гризен оставалась на свободе слишком долго.

— Я не представляю, откуда Кэрри узнала об этих чертовых фазанах, — заговорила наконец Блауштейн. — Я лично слышу о них впервые. Может, ей рассказал кто-то из сотрудников. Или кто-то из службы доставки. Другими словами, кто-то посторонний.

— Что за служба доставки?

— Пациентам разрешено зарабатывать деньги, и они могут тратить их, делая заказы в магазин. Доставка заказов раз в неделю.

— Где Кэрри брала деньги?

Блауштейн молчала.

— Когда привозили заказы?

— Определенного дня не было. Обычно в начале недели, в понедельник или вторник. Во второй половине дня.

— Кэрри сбежала во вторник. Во второй половине дня, — напомнила я.

— Да, верно.

Ее взгляд стал жестче.

— Кто-нибудь проверял этого человека? Может быть, он имеет отношение к побегу? Или это была она?

— Он, — равнодушно ответила Блауштейн. — И отыскать его пока не удалось. Дело в том, что он подменял заболевшего и...

— Подменял? Ну конечно! — Я едва сдерживалась. — Очевидно, Кэрри интересовалась не только картофельными чипсами! Представляю, как все могло быть. Он приезжает, передает Кэрри форму, она переодевается и уезжает вместе с ним.

— Это лишь предположение. Мы не знаем, как она ушла отсюда.

— О нет, мисс Блауштейн. Думаю, вы знаете. И я вполне допускаю, что именно вы помогли ей деньгами. У вас ведь сложились с ней исключительно близкие отношения.

Адвокат вскочила.

— Если вы хотите сказать, что я помогла ей сбежать...

— Вы помогли ей. Так или иначе, — оборвала ее я, с горечью думая о том, что Кэрри разгуливает по улицам, тогда как Бентон... — Вы — чудовище. Мне бы хотелось, чтобы вы хотя бы один день провели с жертвами. Хотя бы один день. Прикоснулись к их ранам, смочили руки в их крови. Думаю, найдется немало людей, которые не очень обрадуются, узнав, что у Кэрри были не только привилегии, но и неучтенный источник дохода.

Дальнейшему разговору помешал стук в дверь. В комнату вошла доктор Энсор.

— Я подумала, что сама покажу вам то, что вы хотите увидеть. Сьюзен, похоже, занята. — Она повернулась к Блауштейн: — Вы уже закончили?

— Вполне.

— Очень хорошо, — с ледяной улыбкой проговорила директор.

Наверное, ей тоже стало ясно, что адвокат злоупотребила не только данной ей властью, но и доверием администрации. В конце концов Блауштейн манипулировала клиникой точно так же, как это делала Кэрри.

— Спасибо, — сказала я доктору Энсор и посмотрела на защитницу Кэрри Гризен.

Чтоб тебе гореть в аду!

Кабина лифта представляла собой большую стальную клетку, выйдя из которой мы очутились в коридоре с голыми, окрашенными в бежевый цвет стенами и тяжелой красной дверью, снабженной кодовым замком. Я заметила установленные под потолком камеры наблюдения. Кэрри, наверное, доставляло особое удовольствие работать по программе, предусматривавшей ежедневные визиты на одиннадцатый этаж, где в комнате с видом на обвитый колючей проволокой забор стояли несколько клеток с животными.

К тусклому освещению здесь добавлялись влажность, резкий запах и скрежет когтей. Среди обитателей зверинца я узнала длиннохвостых попугаев, морских свинок и хомячков. На столе стоял большой деревянный ящик с землей, из которой пробивались нежные зеленые ростки.

— Мы сами выращиваем здесь корм для птиц, — объяснила доктор Энсор. — Выращиваем и продаем. Конечно, о крупном производстве речь не идет, но свои потребности мы удовлетворяем. Пациенты привыкают кормить своих подопечных и заботиться о них.

— Кэрри поднималась сюда каждый день? — спросила я.

— Так мне сказали. Видите ли, после ее исчезновения вскрылись некоторые факты... — Она помолчала, оглядывая клетки со зверьками. — Очевидно, я не обо всем знала. Например, о том, что за те шесть месяцев, в течение которых Кэрри работала по этой программе, в зверинце резко увеличилось число случаев гибели и необъяснимой пропажи животных. То попугай улетит, то хомяка не могут найти, то морская свинка подохнет. Иногда клетки оставались открытыми на ночь. — Она вышла в коридор, и я последовала за ней. — Жаль, что вас здесь тогда не было. Возможно, вы смогли бы определить, от чего они умирали. Или погибали.

Из одного коридора мы перешли в другой, который привел нас в еще одну небольшую комнату, где я увидела относительно современный компьютер и принтер, установленные на деревянном столе. И еще я увидела то, что укрепило мои подозрения, переведя их в разряд уверенности: телефонную розетку на стене.

— Вот здесь Кэрри Гризен и проводила большую часть времени, — сообщила доктор Энсор. — Вы, конечно, знаете, что она очень хорошо разбирается в компьютерах. Вообще идея создать в клинике нечто вроде компьютерного класса и приобщить к этому делу других пациентов принадлежит именно ей. Она предложила, мы нашли спонсоров, поставивших устаревшее оборудование, и теперь на каждом этаже у нас есть компьютер и принтер.

Я подошла к терминалу, села за стол и включила компьютер. На экране появились значки программ.

— Когда пациенты работают здесь, за ними кто-то наблюдает?

— Нет. Их приводят, потом дверь закрывается и запирается на ключ. Через час их отводят в отделение. — На ее лице появилось задумчивое выражение. — Должна признать, успехи некоторых из наших подопечных произвели на меня сильное впечатление.

Я зашла на сайт «Америка онлайн».

— У нас нет доступа к Интернету, — сказала доктор Энсор, наблюдая за моими действиями.

— Откуда вы знаете?

— Компьютеры не подключены к линии.

— Но я вижу модем. Не знаю, снабжены ли ими другие компьютеры, но с этого пользователь имеет возможность войти в Сеть. Он просто не подключен к линии. — Я указала ей на розетку. — Кстати, не могло ли случиться, что линия была переброшена сюда из какого-то другого места? Может быть, из какого-то кабинета? Например, кабинета мисс Блауштейн?

Директор отвела глаза, лицо ее покраснело — похоже, она только теперь начала понимать, что я имею в виду.

— Боже...

— Конечно, нельзя исключать и возможности того, что все необходимое Кэрри получила извне. Например, через того человека, который приезжал с заказами из магазина.

— Не знаю.

— В том-то все и дело, доктор Энсор, что мы многого не знаем. Мы не знаем, чем она, черт возьми, занималась в этой комнате. Может быть, искала информацию о работниках клиники или друзей по переписке. Вы ведь в курсе того, что множество преступлений совершается в наше время с помощью Интернета? Педофилия, изнасилования, убийства, детская порнография.

— Вот почему им и не позволялось пользоваться Интернетом. Теперь я вижу...

— Думаю, именно так Кэрри готовила побег. Этот компьютер, он у вас давно?

— Его установили примерно год назад. И Кэрри Гризен разрешили пользоваться им только потому, что она вела себя просто идеально.

— Идеально, — повторила я, думая об убийствах в Балтиморе, Венис и последнем, в Уоррентоне.

Возможно ли, что Кэрри познакомилась со своим сообщником в Сети и поддерживала с ним связь с помощью электронной почты или через чат? Возможно ли, что она совершала преступления, находясь в заключении? Не ее ли советами пользовался, не на ее ли поддержку опирался неизвестный психопат, сдиравший кожу со своих жертв? Если так, то теперь Кэрри вышла из-за кулис и принялась за дело сама.

— Постарайтесь вспомнить, не было ли среди выпущенных в прошлом году из «Кирби» поджигателя, особенно такого, за кем числилось бы и убийство? Человека, с которым Кэрри могла познакомиться здесь? Например, на прогулке?

Я предполагала, что ответ будет отрицательный, но мне нужно было знать наверняка.

Доктор Энсор выключила верхний свет, и мы вышли в коридор.

— Нет, не припоминаю. Такого у нас определенно не было. К тому же мужчины и женщины у нас строго разделены, и общение между ними категорически воспрещено.

Хотя я не могла быть уверена на все сто процентов, мне все же представлялось более логичным, что сообщником Кэрри должен быть мужчина. Того же мнения придерживался и Бентон, писавший в конце своих заметок о белом мужчине в возрасте от двадцати восьми до сорока пяти лет. Несмотря на уверения доктора Энсор, у меня были серьезные сомнения в отношении четкого соблюдения предписаний и инструкций со стороны персонала центра. Если Кэрри нашла напарника по Интернету, об этом мог никто и не знать.

Мы снова воспользовались лифтом, но на сей раз вышли на третьем этаже.

— Женское отделение, — пояснила директор. — Сейчас у нас здесь двадцать шесть пациенток из общего числа в сто семьдесят человек. Вот комната для гостей.

За стеклянной стеной находилось просторное помещение с удобными стульями и телевизорами. Сейчас оно пустовало.

— К ней кто-то приходил? — поинтересовалась я на ходу.

— Нет, никто. Это, наверное, добавляло ей сочувствия. — Она невесело усмехнулась. — А вот и женская спальня.

В большой комнате, которую показала мне доктор Энсор, не было никакой другой мебели, кроме кроватей.

— Кэрри Гризен спала вон там, у окна.

Я вытащила из сумочки и еще раз прочитала письмо.

Люси-Бу...

На память пришла вдруг видеокассета с Келли Шепард. Актриса в Венисе снималась в эпизодических ролях, Остин — в рекламе. Фотосессии, кастинг, продюсеры, операторы... Связь где-то здесь. Но какое отношение ко всему этому имела моя племянница? Почему Кэрри написала про телевизор? Просто потому, что Люси могла летать, управлять вертолетом?

Из-за угла послышался шум. Оказалось, что женщин вели в отделение после свободного времени. Я увидела потные, разгоряченные лица, блестящие от возбуждения глаза. Одну из пациенток сопровождали два охранника. Похоже, она разбушевалась, потому что запястья и лодыжка у нее были скованы чем-то вроде наручников, соединенных с широким кожаным ремнем на талии. В глазах женщины, когда она посмотрела на меня, вспыхнула ненависть, губы скривились в презрительной ухмылке. Молодая, с короткими осветленными волосами и гибким телом неопределенного пола подростка, она походила на Кэрри и в моем воображении на мгновение стала Кэрри.

По спине пробежали мурашки. Другие пациентки шли мимо, причем едва ли не каждая старалась толкнуть меня плечом или локтем.

— Законница?

Полная чернокожая женщина была готова плюнуть мне в лицо.

— Да, — твердо ответила я, глядя ей в глаза, потому что давно научилась не бояться тех, кто ненавидит.

— Идемте. — Директор потянула меня за руку. — И извините. Я совсем забыла, что они возвращаются в отделение именно в это время.

— Ничего. — Откровенно говоря, я даже обрадовалась, что это случилось. Мне пришлось заглянуть в глаза Кэрри, и я не отвернулась. — Расскажите, что именно произошло в тот вечер, когда она сбежала.

Доктор Энсор набрала код на панели и открыла еще одни красные двери.

— Мы пытались реконструировать события, и получилось вот что: Кэрри вышла вместе со всеми на прогулку, потом получила доставленный заказ, что-то сладкое, и не появилась к ужину.

Мы спустились на первый этаж. Доктор Энсор посмотрела на часы.

— Сразу же были организованы поиски. Связались с полицией. Никаких следов. — Она покачала головой. — Меня это просто убивает. Как Кэрри смогла выбраться с острова? Почему ее никто не видел? Полицейские, собаки, вертолеты...