Я наложил на радиорешетку и контурные цвета геологические данные.
– Вот эти кровавые круги – обозначения масконов. Знаете, что такое маскон?
– Концентрация массы. Какое-то тяжелое вещество, – предположила Дорота.
– Правильно. Теперь я накладываю расположение известных раскопок хичи.
Я коснулся приборов, и на шаре возник золотой рисунок раскопок, словно всю планету прорыли черви. Дорота сразу сказала:
– Они все в масконах.
Коченор одобрительно взглянул на нее, я тоже.
– Не все, – поправил я. – Но почти все. Почему? Не знаю. Никто не знает. Масконы – это обычно древние плотные породы, базальт и тому подобное. Может, хичи чувствовали себя в безопасности, когда под ногами прочная скала. – В своей переписке с профессором Хеграметом с Земли в те дни, когда у меня не отказывала печень и я мог интересоваться абстрактными знаниями, мы обсуждали возможность того, что машины хичи могли работать только в плотных породах или в породах определенного химического состава. Но сейчас я не был готов обсуждать идеи профессора Хеграмета.
Я чуть повернул виртуальный шар с помощью шкалы.
– Смотрите сюда. Мы сейчас вот здесь. Эта формация называется Альфа Реджио. Тут самые большие раскопки. Мы вылетели из них. Видны очертания Веретена. Маскон, в котором расположено Веретено, называется Серендип. Его открыл гесперологический…
– Гесперологический?
– Геологическая экспедиция, изучающая Венеру. Поэтому гесперологическая. Они засекли концентрацию массы с орбиты, высадились и принялись бурить, чтобы взять образцы. И наткнулись на первые раскопки хичи. Видите, все раскопки в северном полушарии расположены в этой группе связанных масконов? Между ними есть вкрапления менее плотных пород, и через них проходят соединительные туннели, но раскопки все в масконах.
– Они все на севере, – резко сказал Коченор. – А мы летим на юг. Почему?
Интересно, что он читает виртуальный шар. Но я ничего не сказал об этом. Сказал только:
– Те, что уже обозначены, бесполезны. Их уже обыскали.
– Некоторые кажутся еще больше Веретена.
– Намного больше, правильно. Но в них ничего нет. И даже если есть, то вряд ли в хорошем состоянии. Сто тысяч лет назад, может, больше их заполнили подповерхностные жидкости. Многие пытались их откачать и раскапывать, но ничего не нашли. Можете меня спросить. Я был одним из них.
– Я не знал, что на Венере есть жидкая вода, – возразил Коченор.
– Я ведь не сказал вода. Но, кстати, иногда и вода, что-то вроде жидкой грязи. Очевидно, вода выходит из породы, и проходит какое-то время, прежде чем она достигнет поверхности, несколько тысяч лет, потом она выступает наружу, вскипает, разделяется на кислород и водород и утрачивается. На случай если не знаете, некоторое количество воды есть и под Веретеном. Именно ее вы пьете и ею дышите, когда живете там.
– Мы не дышим водой, – поправил он.
– Конечно, нет. Мы дышим воздухом, который из нее получен. Но иногда в туннелях сохраняется свой воздух – я имею в виду первоначальный воздух, тот, который оставили хичи. Конечно, после нескольких сотен тысяч лет туннели превращаются в печь. Все органическое там может испечься. Возможно, поэтому мы находим так мало, скажем, органических останков – они кремированы. Так вот… иногда в туннеле можно найти воздух, но никогда не слыхал, чтобы находили пригодную для питья воду.
Дорота сказала:
– Бойс, все это очень интересно, но мне жарко, я грязная, и весь этот разговор о воде действует мне на нервы. Нельзя ли сменить тему?
Коченор залаял: смехом это не назовешь.
– Подсознательное побуждение. Согласны, Уолтерс? И немного старомодной притворной стыдливости. Я думаю, на самом деле Дорри хочет в туалет.
Я слегка смутился. Но девушка, очевидно, привыкла к таким выходкам. Она только сказала:
– Если мы собираемся прожить здесь три недели, я хочу посмотреть, что это такое.
– Конечно, мисс Кифер, – сказал я.
– Дорота. Дорри, если вам так больше нравится.
– Конечно, Дорри. Ну, видите, что у нас есть. Пять коек. Можно опустить перегородку и спать вдесятером, если захотим, но мы не хотим. Два стоячих душа. Кажется, тесновато и не намылишься, но если постараться, можно обойтись. В этих отделениях два химических туалета. Вон там кухня – печь и кладовка. Выбирайте какую хотите койку, Дорри. Вот этот экран опускается, если хотите переодеться и тому подобное. Или если мы просто вам надоедим.
Коченор сказал:
– Давай, Дорри, делай что хочешь. А я хочу, чтобы Уолтерс показал мне, как управлять этой штукой.
Начало неплохое. У меня бывало и похуже. Иногда бывало просто ужасно, когда группы садились пьяными и напивались все больше, иногда бывали пары, ссорившиеся все время, когда не спали: объединялись они лишь иногда, чтобы вместе наброситься на меня. А этот полет выглядел совсем неплохо, не говоря уже о том, что я надеялся: он спасет мне жизнь.
Чтобы управлять самолетом, большого мастерства не требуется – во всяком случае если просто хочешь двигаться в нужном направлении. Венерианская атмосфера обладает достаточной подъемной силой; можно не беспокоиться, что заглохнет двигатель; да и вообще приборы берут на себя большую часть работы.
Коченор учился быстро. Оказалось, он водил самолеты на Земле, а также в юности управлял глубоководными одноместными подводными лодками на морских нефтяных месторождениях своей юности. Когда я ему сказал, что самая трудная часть пилотажа на Венере – это выбор нужной высоты и правильная ее смена, когда необходимо, он сразу понял. Но понял также, что этому за день не научишься. И даже за три недели.
– Какого дьявола, Уолтерс, – достаточно добродушно сказал он. – Я ведь могу направить его, куда хочу, – если вы вдруг застрянете в туннеле. Или вас подстрелит ревнивый муж.
Я улыбнулся ему как мог приятно, то есть не очень.
– И еще я могу готовить, – продолжал он. – Вы хороши в этом деле? Я думаю, нет. Ну, я слишком дорого заплатил за этот желудок, чтобы забивать его всякой дрянью, поэтому готовить буду я. Дорри так и не смогла этому научиться. Точно как ее бабушка. Самая красивая женщина в мире, но ей казалось, что этого достаточно, чтобы владеть этим миром.
Я принял это за какую-то шутку. Этот юный девяностолетний атлет полон самых неожиданных штук. Он сказал:
– Хорошо. Теперь, пока Дорри использует всю воду в душе…
– Не беспокойтесь, она рециклируется.
– Все равно. Пока она моется, заканчивайте свою лекцию. Куда же мы направляемся?
– Хорошо. – Я слегка повернул шар. Пока мы говорили, яркая точка, обозначающая наше положение, продолжала медленно двигаться на юг. – Видите, вот здесь наш маршрут пересекается с сеткой, вблизи Лизе Мейтнер*.
– А кто такая Лизе Мейтнер? – спросил он.
– Кто-то, в честь кого назвали формацию, это все, что мне известно. Видите, на что я показываю?
– Да. Тут рядом пять больших масконов. И не указаны никакие раскопки. Мы туда направляемся?
– В общем смысле да.
– Почему только в общем?
– Ну, я кое-что вам не рассказал. Думаю, вы не станете сердиться из-за этого, иначе мне тоже придется рассердиться и сказать вам, что надо сначала получше узнать Венеру, а потом уже исследовать ее.
Он внимательно разглядывал меня некоторое время. Из душа неслышно вышла Дорри в длинном халате, волосы у нее было обвязаны полотенцем. Она остановилась рядом с Коченором, глядя на меня.
– Все зависит от того, много ли вы мне не рассказали, друг. – Прозвучало это совсем не по-дружески.
– Вот эта часть – район безопасности Южного полюса, – сказал я. Здесь стоят ракеты парней из Обороны. Все их оружие здесь сосредоточено. Штатским сюда заходить не разрешается.
Он взглянул на карту.
– Но за этими пределами остается только небольшая часть маскона!
– Вот именно в эту небольшую часть мы и направляемся.
6
Для человека старше девяноста лет Бойс Коченор необыкновенно проворен. Я имею в виду не только то, что он здоров. Это обеспечивает Полная Медицина, потому что вам заменят любой орган, который вышел из строя или вообще начал плохо работать. Но мозг заменить нельзя. Поэтому обычно богатые старики – это бронзовое мускулистое тело, которое трясется, колеблется и все вечно роняет.
В этом отношении Коченору повезло.
Провести с ним три недели будет нелегко. Он уже настоял, чтобы я показал ему, как пилотировать мой аппарат, и учился он быстро. Когда я решил не тратить зря время и сделать дополнительную проверку охладительной системы, он помогал мне снимать кожухи, проверять уровни охлаждения и прочищать фильтры. Потом решил приготовить нам ленч.
Я принялся передвигать припасы, доставая звуковые искатели, а Дорри Кифер помогала мне. При том уровне шума, который создает работающий двигатель, наши голоса Коченор не может услышать, он стоит у печи в нескольких метрах от нас. И я решил, пока проверяем искатели, порасспросить девушку о нем. Но потом передумал. Все самое важное о Коченоре я уже знал, а именно: если повезет, он оплатит мою новую печень. И мне совсем не нужно знать, что он и Дорри думают друг о друге.
И потому мы говорили об искателях. О том, как они помещают заряд в венерианскую породу, а потом засекают время возвращения эха взрыва. И о том, что у нас неплохие шансы найти что-нибудь интересное. («Ну, каковы шансы выиграть на скачках? Для любого отдельного владельца билета они не так уж высоки. Но кто-нибудь всегда выигрывает!») И о том, что заставило меня прилететь на Венеру. Я упомянул имя своего отца, но она никогда не слышала о заместителе губернатора Техаса. Слишком молода, конечно. Да и вообще родилась и выросла в южном Огайо, где Коченор работал подростком и куда вернулся, став миллиардером. Она без всяких расспросов с моей стороны рассказала, что он строил там новый обрабатывающий центр и сколько это головной боли стоило – неприятности с профсоюзами, неприятности с банками, большие неприятности с правительством, и поэтому он решил взять отпуск и как следует побездельничать. Я посмотрел на Коченора, мешавшего соус, и сказал:
– Таких крепких людей редко увидишь.
– Он помешан на работе, Оди. Наверно, так и становятся богатыми. – Машина нырнула, я бросил все и кинулся к приборам. Услышал, как заорал у печи Коченор, но был слишком занят, отыскивая новый подходящий эшелон. К тому времени, когда я поднялся еще на тысячу метров и снова включил автопилот, он растирал запястье и бранился.
– Простите, – сказал я. Он кисло ответил:
– Я не против ожога на руке. Всегда можно купить новую кожу. Но я чуть не пролил соус.
Я проверил виртуальный шар. Яркая точка проделала уже две трети пути к цели. – Скоро ли будет готов ленч? – спросил я. – Прибудем примерно через час.
Впервые он удивился.
– Так быстро? Мне казалось, вы говорили, что скорость у самолета дозвуковая.
– Да, говорил. Мы на Венере, мистер Коченор. А на этой высоте звук распространяется гораздо быстрее, чем на Земле.
Он задумался, но сказал только:
– Ну, что ж, есть можно будет через несколько минут. – А чуть позже, когда мы ели, добавил: – Кажется, я знаю об этой планете меньше, чем считал. Если прочтете нам лекцию, как наш гид, мы послушаем.
– Главное вы знаете, – ответил я. – Послушайте, мистер Коченор, вы отличный повар. Я сам паковал всю провизию, но понятия не имею, из чего это.
– Если заглянете в мой офис в Цинциннати, – ответил он, – спрашивайте мистера Коченора. А пока мы живем под мышками друг у друга, можете называть меня Бойс. И если вам нравится фрикасе, почему вы его не едите?
Ответ таков: потому что оно может убить меня. Но я не хотел обсуждать, почему мне так отчаянно нужны его деньги.
– Приказ врача, – сказал я. – Нужно немного попоститься. Мне кажется, мой врач считает, что я слишком поправился.
Коченор оценивающе взглянул на меня, но сказал только:
– Так как же лекция?
– Ну хорошо, начнем с самого главного, – сказал я, осторожно наливая кофе. – Пока мы находимся внутри машины, можете делать что угодно: ходить, есть, пить, курить, если есть что, – все. Охладительная система рассчитана на втрое большее количество людей, включая приготовление пищи для них и прочие потребности, с двойным запасом надежности. Воды и воздуха у нас достаточно на два месяца. Топлива – на три полета туда и обратно плюс маневры. Если что-нибудь случится, мы запросим помощь, и кто-то часа через два обязательно появится. Скорее всего, парни из Оборонительных Сил, потому что они ближе всех и у них самые скоростные самолеты. Хуже всего, если будет пробит корпус и к нам явится вся венерианская атмосфера. Если это произойдет быстро, мы умрем. Но это никогда не происходит быстро. У нас будет время надеть скафандры, а в них мы проживем тридцать часов. Задолго до конца этого времени нас найдут.
– Конечно, если одновременно ничего не случится с радио.
– Верно. Если радио в порядке. Но вы ведь знаете, что погибнуть можно везде, если произойдет несколько совпадений.
Он налил себе еще чашку кофе и добавил немного коньяку.
– Продолжайте.
– Ну, снаружи дела сложнее. Вас предохраняет от смерти только скафандр, а, как я сказал, в нем можно прожить тридцать часов. Все дело в охлаждении. У вас достаточный запас воздуха и воды, а о еде за такой промежуток времени можно не беспокоиться, но чтобы избавиться от тепла, нужна энергия. А энергия означает топливо Охладительная система тратит много топлива, и когда оно кончается, вам лучше вернуться в самолет. Жара не худший способ смерти. Задолго до того как станет больно, теряешь сознание. Но все равно умрешь. Кроме того, вам следует проверять скафандр каждый раз перед тем, как вы его надеваете. Испытайте его под давлением и проверьте, не протекают ли клапаны. Я это тоже проверяю, но не полагайтесь на меня. Это ваша жизнь. И следите за лицевой пластиной. Она очень прочна, ею можно гвозди заколачивать, и она не разобьется, но если ударить очень сильно, все равно может треснуть. В таком случае вы тоже умрете.
Дорри спокойно спросила:
– А у вас гибли туристы?
– Нет. – Но я тут же добавил: – Гибли у других. Ежегодно гибнет примерно пять человек.
– С такими шансами я играю, – серьезно сказал Коченор. – Но я не эту лекцию хотел послушать, Оди. То есть, конечно, я хочу услышать, как оставаться живым, но, наверно, вы все равно это бы нам рассказали, перед тем как мы выйдем из корабля. Я хотел узнать, почему для поисков вы выбрали именно этот маскон?
Старикашка с мускулистым телом молодого пляжника начинал меня беспокоить; у него неприятная привычка задавать вопросы, на которые я не хочу отвечать. Конечно, я не случайно выбрал это место. Для этого потребовались пять лет изучения, множество раскопок и переписка стоимостью в четверть миллиона долларов, учитывая оплату космических расстояний, с такими людьми, как профессор Хеграмет с Земли.
Но я говорить об этих причинах не хотел. Мне хотелось проверить с десяток раскопок. И если это место как раз окажется удачным, Коченор получит с этого гораздо больше меня. Так говорится в контракте: сорок процентов нанимателю, пять процентов – проводнику, остальное правительству. Для него этого достаточно. А если здесь не повезет, я бы не хотел, чтобы он нанял другого проводника и отправился к остальным отмеченным мною местам.
Поэтому я только сказал:
– Назовем это догадкой, основанной на информации. Я пообещал вам отыскать неисследованный туннель и надеюсь сдержать обещание. А теперь давайте убирать еду: нам осталось десять минут полета.
Когда все было убрано и мы сами пристегнулись, я вывел самолет из относительно спокойных верхних слоев, и мы снова оказались в области ветров над поверхностью. Мы находились над большим центрально-южным массивом, примерно на такой же высоте, на какой расположено Веретено. Именно на такой высоте разворачивается большинство событий на Венере. На низинах и в глубоких речных руслах давление достигает ста двадцати тысяч миллибар и больше. Такое давление мой самолет долго бы не выдержал. Да и ничей не выдержал бы. Есть только несколько специальных аппаратов, исследовательских и военных. К счастью, похоже, хичи тоже не любили низины. В местностях с давлением выше девяноста бар пока не найдено ничего им принадлежащего. Конечно, это не значит, что там ничего нет.
Проверив нашу позицию по виртуальному шару и подробной карте, я выпустил три звуковых искателя.
Как только они высвободились, ветер разметал их по всему месту. Но это правильно. Неважно, где приземлится искатель – в достаточно широких пределах. Вначале они падают, как копья, затем летят по ветру, как соломинки, пока не включаются их маленькие двигатели и приборы поиска не нацелят их на поверхность.
Все приземлились благополучно. Не всегда так везет, так что начало у нас хорошее.
Я отметил их положение на крупномасштабной карте. Получился почти равносторонний треугольник, то есть самое благоприятное расположение. Потом я проверил, что все хорошо пристегнулись, включил сканер и начал облет.
– Что дальше? – крикнул Коченор. Я заметил, что девушка вставила ушные затычки, но он не хотел ничего упустить.
– Теперь мы подождем, пока искатели не обнаружат туннели хичи. Это может занять несколько часов. – Говоря это, я опускал самолет через поверхностные слои атмосферы. Порывы начали сильно бросать нас.
Но я нашел то, что искал, – поверхностное образование, похожее на тупик сухого русла, и всего с несколькими резкими толчками ввел в него машину. Коченор внимательно наблюдал, и я улыбнулся про себя. Вот где нужен хороший пилот, а не на туристических маршрутах или на подготовленном поле у Веретена. Когда он сумеет так, как я, сможет без меня обходиться – но не раньше.
Позиция выглядела нормальной, поэтому я выстрелил четырьмя держателями. Это такие столбы с головками, которые взрываются, коснувшись поверхности. Испытал их лебедкой, все держали хорошо.
Это тоже хороший признак. Относительно довольный собой, я расстегнул ремень и встал.
– Мы проведем здесь день-два, – сказал я. – Или больше, если повезет. Не хотите ли пройтись?
Стены русла превратили рев ветра просто в крик, и Дорри извлекла из ушей затычки.
– Хорошо, что меня не укачивает, – сказала она.
Коченор не говорил, но думал. Зажег сигарету и принялся разглядывать приборы контроля.
Дорота сказала:
– Один вопрос, Оди. Почему бы не подняться повыше, где спокойней?
– Топливо. У нас достаточно для перелетов, но не для того, чтобы висеть днями. Шум вас тревожит?
Она скорчила гримасу.
– Привыкнете. Все равно что жить рядом с космопортом. Вначале вы удивляетесь, как можно выдержать такой шум целый час. Но поживете немного, и вам будет его не хватать, если шум прекратится.
Она подошла к иллюминатору и задумчиво посмотрела на местность. Мы перелетели в ночную зону, и смотреть было не на что. Видны только пыль и какие-то мелкие обломки в лучах наружных прожекторов.
– Меня беспокоит именно первая неделя, – сказала она.
Я включил экраны искателей. Они взрывали небольшие заряды и измеряли эхо друг друга. Но пока еще рано для выводов. На экране только начал появляться теневой рисунок. В нем больше пробелов, чем подробностей.
Наконец заговорил Коченор.
– Когда вы сможете сделать вывод по этим данным? – спросил он. Еще один момент: он не спросил, что это такое.
– Зависит от близости расположения и размера. Примерно через час можно будет строить предположения, но я предпочел бы получить все данные. От шести до восьми часов, я бы сказал. Торопиться некуда.
Он проворчал:
– Я тороплюсь, Уолтерс.
Вмешалась девушка.
– А чем займемся, Оди? Сыграем в бридж на троих?
– Чем хотите, но я посоветовал бы вам поспать. Если мы что-то найдем – и помните, что шансы на это при первой же попытке очень малы, – какое-то время нам будет не до сна.
– Хорошо, – сказала Дорота и направилась к койкам, но Коченор остановил ее.
– А вы сами? – спросил он.
– Тоже скоро лягу. Я кое-чего жду.
Он не стал спрашивать чего. Вероятно, подумал я, потому что и так знает. И решил, что, когда лягу, снотворное принимать не буду. Коченор не только самый богатый турист из тех, с кем я имел дело, он еще и самый информированный. И мне хотелось немного подумать об этом.
Так что никто сразу не лег спать, и мне пришлось ждать почти час. Парни на базе стали что-то нерасторопны, им давно следовало бы поинтересоваться нами.
Но вот радио зажужжало, потом заговорило:
– Неустановленный аппарат на один-три-пять, ноль-семь, четыре-восемь и семь-два, пять-один, пять-четыре! Пожалуйста, назовитесь и объясните свою цель.
Коченор вопросительно поднял голову от карт, они с девушкой играли в кункен.
– Пока они говорят «пожалуйста», проблем нет, – сказал я и включил передатчик.
– Говорит пилот Оди Уолтер, аппарат Поппа Тар девять-один, из Веретена. Мы получили лицензию и утвержденные полетные планы. На борту два туриста с Земли, цель – исследования для отдыха и развлечения.
– Принято. Пожалуйста, подождите, – проревело радио. Военные всегда передают на максимуме мощности. Несомненно, похмелье после дней сержантской муштры.
Я отключил микрофон и объяснил пассажирам:
– Проверяют наши полетные планы. Пока беспокоиться не о чем.
Через несколько мгновений передатчик Обороны снова ожил. И как всегда громко.
– Вы в одиннадцати точка четыре километрах на два-восемь-три градусе от границы закрытой зоны. Действуйте осторожно. По правилам воинских ограничений один семь и один-восемь, раздел…
– Я знаю правила, – прервал я. – У меня лицензия проводника, и я объяснил ограничения пассажирам.
– Принято, – проревело радио. – Мы будем наблюдать за вами. Если заметите в атмосфере или на поверхности наши машины, это пограничные команды. Ни в коем случае не мешайте им. На любое требование идентификации или информации отвечайте немедленно.
– Они нервничают, – заметил Коченор.
– Нет. Они всегда такие. К таким, как мы, они привыкли. Просто им больше нечем заняться, вот и все.
Дорри неуверенно сказала:
– Оди, вы сказали, что объяснили нам ограничения. Я этого не помню.
– Конечно, объяснил. Мы должны оставаться за пределами закрытой зоны, иначе они начнут стрелять. Вот и весь закон.
7
Я поставил будильник на четыре часа. Остальные услышали, как я встаю, и тоже встали. Дорри разлила кофе из нагревателя, мы пили стоя и разглядывали рисунок на экране.
Мне потребовалось на это несколько минут, хотя рисунок ясен с первого взгляда. На нем восемь больших аномалий, которые могут быть туннелями хичи. И одна прямо у нас за дверью. Даже не придется перемещать самолет.
Я одну за другой показал им эти аномалии. Коченор только задумчиво смотрел на них. Дорота спросила:
– Вы хотите сказать, что все эти пятна – неисследованные туннели?
– Нет. Хотел бы. Но даже если это туннели, во-первых, они могут быть уже исследованы кем-то, кто не позаботился зарегистрировать свои раскопки. Во-вторых, это не обязательно туннели. Могут быть трещины, канавы, реки какого-то расплавленного материала, который застыл миллиард лет назад. Единственное, что я могу сказать относительно уверенно: никаких неисследованных туннелей, кроме как в этих восьми местах, здесь нет.
– Что же мы будем делать?
– Копать. И посмотрим, что выкопаем.
Коченор спросил:
– Где начнем?
Я указал на яркое дельтообразное пятно, изображающее наш аппарат.
– Прямо здесь.
– Это лучший вариант?
– Не обязательно. – Я обдумал, что сказать ему, и решил попробовать правду. – Есть три места, которые выглядят получше остальных, вот я их сейчас отмечу. – Я поиграл приборами, и на рисунке появились буквы А, В и С. – А – это место, которое находится прямо под нашим руслом, так что начнем с него.
– Лучшие – это самые яркие, верно?
Я кивнул.
– Но С ярче всех. Почему бы не начать с него? Я тщательно подбирал слова.
– Отчасти потому, что пришлось бы перемещать самолет. Отчасти потому, что это место на краю исследованной зоны; это означает, что результаты поиска тут менее надежны. Но главное не в этом. Самая главная причина – это место на самом краю закрытой зоны, а наши приятели, у которых пальцы на курках чешутся, уже сказали, чтобы мы держались подальше.
Коченор недоверчиво усмехнулся.
– Вы хотите сказать, что найдете многообещающий туннель хичи и не пойдете к нему, потому что какой-то солдат вам не велел?
Я ответил.
– Эта проблема не возникнет. У нас есть семь аномалий, где мы можем искать законно. К тому же военные время от времени будут проверять нас.
– Ну хорошо, – настаивал Коченор. – Предположим, все законные окажутся пустыми. Что тогда?
– Я никогда не напрашиваюсь на неприятности.
– Но предположим?
– Черт возьми, Бойс! Откуда мне знать? Тогда он сдался, подмигнул Дорри и хихикнул.
– Что я тебе говорил, милая? Он гораздо больший бандит, чем я!
Но она смотрела на меня, а когда заговорила, спросила: – Почему вы такого цвета?
Я как-то отговорился, но, посмотрев в зеркало, увидел, что даже глаза у меня позеленели.
Следующие несколько часов мы были слишком заняты, чтобы говорить о теоретических возможностях. Приходилось беспокоиться о конкретных фактах.
Самый главный конкретный факт – нужно было не дать газу высокой температуры и под огромным давлением убить нас. Для этого предназначены скафандры. Мой собственный изготовлен по заказу, конечно, и его нужно только проверить. У Бойса и девушки скафандры взяты в аренду. Я хорошо за них заплатил, и они хороши. Но хорошо еще не значит совершенно. Я с полдесятка раз заставлял их надевать и снимать скафандры, проверял все клапаны, подгонял костюмы, пока не добился всего, чего можно в этих условиях. Скафандры двенадцатислойные, с девяностопроцентной свободой в самых существенных суставах, у них автономные топливные батареи. Они не подведут. Об этом я не беспокоился. Беспокоился я об удобствах: небольшой зуд становится серьезной проблемой, если невозможно почесаться.
Наконец я признал их годными к испытанию. Мы все столпились в шлюзе, открыли люк и вышли на поверхность Венеры.
Мы по-прежнему находились в ночной зоне, но рассеянного света солнца хватает, так что было не очень темно. Я дал им попрактиковаться в ходьбе у самолета, наклоняясь на ветру, держась за корпус корабля и посадочные столбы, а сам тем временем готовился к раскопкам.
Я вытащил первое мгновенное иглу, расположил его и зажег. Оно тут же загорелось и затрещало, как детская игрушка, которая называется «змей фараона», при этом она производит легкий, но прочный пепел, который все растет, соединяется и образует купол без всяких швов. Я уже подготовил шлюз и, пока стены росли, умудрился с первого раза достичь великолепного соединения.
Дорри и Коченор не мешали мне, наблюдали от корабля через лицевые пластины. Я включил радио.
– Хотите посмотреть, как я начну? – крикнул я.
Они оба кивнули в шлемах головами, я видел это движение через пластины.
– Идите сюда, – крикнул я и пополз в шлюз. Сделав им знак следовать за мной, я оставил его открытым.
Внутри, с нами тремя и оборудованием для раскопок, в иглу было еще теснее, чем в самолете. Они как можно дальше отошли от меня, прижались к изогнутой стене иглу, а я включил буры, проверил их вертикальное расположение и наблюдал за первыми спиральными надрезами.
Пенное иглу отражает часть звука, часть поглощает; все же шум внутри гораздо хуже рева ветра снаружи; резцы работают очень шумно. Решив, что для первого раза они видели достаточно, я показал на шлюз, мы все выбрались, я закрыл шлюз, и мы вернулись в самолет.
– Пока все хорошо, – сказал я, сняв шлем и выбираясь из скафандра. – Я считаю, что предстоит прорезать примерно сорок метров. Можно подождать внутри.
– А сколько это займет?
– Около часа. Можете заняться, чем хотите, а я приму душ. Потом посмотрим, насколько мы продвинулись.
Одно из преимуществ того, что на борту только три человека: не слишком соблюдается водная дисциплина. Поразительно, как освежает короткий душ после жаркого скафандра. Закончив, я почувствовал себя готовым к чему угодно.
Я готов был даже поесть трехтысячекалорийные гурманские блюда, приготовленные Бойсом Коченором, но, к счастью, в этом не было необходимости. Кухней занялась Дорри и приготовила простую, легкую и неядовитую еду. На ее еде я, возможно, и доживу до получения своей платы. Вначале я удивился, почему она сторонница здоровой диеты, но потом решил, что, конечно, хочет сохранить Коченору жизнь. Со всеми этими запасными органами у него, наверно, диетические проблемы похуже моих.
Ну, может, не похуже. От своих проблем он явно не умрет.
Поверхность Венеры в этом месте покрыта похожим на пепел песком. Сверла быстро прорезали ее. Слишком быстро. Когда я забрался в иглу, оно почти заполнилось отходами сверления. Мне пришлось поработать, чтобы подобраться к машинам и повернуть их так, чтобы отходы вылетали через шлюз.
Грязная работа, но она не заняла много времени.
Я не стал возвращаться в самолет. По радио связался с Коченором и девушкой. Они были видны мне в иллюминатор. Я сказал им, что мы близко.
Но как близко, не сказал.
На самом деле мы были всего в метре от аномалии, так близко, что я не позаботился убрать все отбросы. Просто расчистил место, чтобы можно было передвигаться в иглу.
Потом изменил направление движения сверл. И через пять минут показались следы голубого металла хичи – признак настоящего туннеля.
8
Еще десять минут спустя я включил микрофон в шлеме и крикнул:
– Бойс! Дорри! Мы нашли туннель!
Либо они уже были в скафандрах, либо оделись быстрее любой туннельной крысы. Я только раскрыл шлюз и выбрался, чтобы помочь им… а они уже выходили из самолета, держась за руки и сопротивляясь давлению ветра.
