ФРЕДЕРИК ПОЛ
      Походка пьяницы
      ГЛАВА 1
      Этого человека зовут Корнат, он родился в 2166 году, и сейчас ему тридцать лет. Он преподаватель.
      Преподает он математику. Его специализация - теория чисел. Он обучает мнемоническому счету, и этот предмет полностью занимает его творческие мысли. Но он думает и о девушках, правда, несколько отстраненно и без особенных эмоций.
      Он не женат. Спит один, а вот это уже не совсем хорошо.
      Если вы пройдетесь по его небольшой спальне (стены в ней лиловые, а потолок кремовый; это цвета МатБашни), то услышите шорохи и непонятный жужжащий звук. Это вовсе не отголоски дыхания Корната, хотя сейчас он мирно спит. Эти шорохи - с трудом слышимые биип-биип электронных часов. (Однажды они упали на пол. Оси механизма слегка согнулись, и трение о корпус стало сильнее). А жужжат другие часы. Если присмотритесь повнимательнее, то сможете увидеть, что в комнате находится гораздо больше часов.
      Здесь их целых пять, все заведены. У всех есть будильники, установленные на одно и то же время.
      Сам Корнат выглядит неплохо, хотя несколько и бледноват. Если вы женщина (скажем, одна из его студенток), вам бы захотелось вытащить его на солнце. Вам бы захотелось чуточку его откормить, и сделать немного повеселей. Сам он не обращает внимания на то, что ему необходимо было бы поправиться или загореть. Гораздо более его беспокоит то, что он сильно нуждается в кое-чем другом.
      Он знает - что-то с ним не в порядке. Уже семь недель он знает про это со всей на то очевидностью.
      С четверти восьмого утра все пять часов начинают пронзительно пищать, на это время их и заводили. Корнат потратил немало усилий на то, чтобы они начинали сигналить в один и тот же момент. Он настраивал будильник на каждых часах, проверяя его тем, что проворачивал стрелку и замечал точный момент, когда срабатывает выключатель, затем терпеливо выставлял опять и перепроверял. Теперь все часы гарантированно пищали, жужжали или звенели по пятнадцать секунд каждые.
      Правда, у одних корпус был с дефектом. Это у тех, которые Корнат однажды ронял. Они легонько щелкают за несколько мгновений до того, как в них срабатывает будильник.
      И вот сейчас раздается подобный щелчок.
      Звук совершенно негромкий, но Корнат отреагировал. Глаза его заморгали. Потом они снова закрылись, но Корнат уже не спал.
      Представьте, что вы картина на стене - допустим, портрет Лейбница, сделанный со старинной гравюры Фике. Собственными глазами из под огромного завитого парика вы видите, как молодой человек поднимается с кровати и медленно идет к окну.
      Да, комната его находится на восемнадцатом этаже.
      Если картина на стене может обладать памятью, вы помните, что это уже не в первый раз. Если картина может чего знать, то вы знаете, что до этого он уже пробовал выскакивать из окна, и, похоже, сейчас он пробует сделать то же самое.
      Он пробует покончить с собой. За последние пятьдесят дней он пытался сделать это уже девять раз.
      Если картина на стене умеет сожалеть, вы сожалеете. Ведь со стороны этого молодого человека просто ужасно пытаться покончить с собой, тем более, что он совершенно не хочет умирать.
      Глава 2
      Что-то во сне беспокоило Корната. Потом как-то неясно он почувствовал, что переместолся в совершенно неудобное положение, а кто-то рядом зовет его по имени. Бормоча и гримасничая, он открыл глаза.
      Он глядел прямо вниз, с высоты в две сотни футов.
      Тут же он пришел в себя. Еще какое-то мгновение он опасно перегибался через окно, но сзади кто-то тянул его за руку, некто, кричащий ему прямо на ухо. Кто бы это ни был, он грубо оттянул Корната от окна.
      И в этот миг будто слаженный хор грянули все пять будильников, а через какое-то мгновение - телефон у кровати. Управляемые автоматическим таймером, ожили комнатные лампы; светильник у изголовья кровати мигнул и залил ярким светом подушку, где только что находилась голова Корната. - С вами все в порядке?
      До Корната дошло, что этот вопрос задавался уже несколько раз. С бешенством в голосе он ответил:
      - Да, конечно, со мной все в порядке!
      Все произошло в один миг. Вены сразу же переполнились адреаналином, и, поскольку никаких действий не последовало, вся энергия перешла в ярость...
      - Извини, Эгерд. Спасибо тебе.
      Студент отпустил Корната. Эгерд был девятнадцатилетним парнем с коротко стрижеными рыжими волосами, с обычно румяным, а теперь смертельно побледневшим лицом.
      - Уже все нормально.
      Не спуская глаз с Корната, Эгерд подошел к телефону.
      - Алло? Да, он уже проснулся. Спасибо за звонок.
      - Еще чуть-чуть и они бы опоздали, сказал Корнат. Паоень вздрогнул.
      - Будет лучше, если я уже пойду, сэр. Мне надо... О, доброе утро, мастер Карл.
      В двери стоял заведующий отделением. Группка студентов будто гуси вытягивали шеи из-за его спины, пытаясь рассмотреть, что вызвало переполох. Мастер Карл был высоким, черноволосым мужчиной, с глазами будто сияющие сапфиры. В его руке, зажатые резиновой держалкой, трепетали еще мокрые фотонегативы.
      - Черт подери, что здесь происходит? - грозно спросил он.
      Корнат уже открыл было рот, чтобы ответить, но потом понял, что на этот вопрос совершенно невозможно ответить. Ведь он и сам не знал! Не знал что, не знал как и почему происходит с ним последние пятьдесят дней. Единственное, что он знал - это то, что уже в девятый раз он чуть было не расстался с жизнью.
      - Эгерд, ответьте мастеру Карлу, - сказал он.
      Студент даже подскочил. Карл был главной фигурой в его жизни: все студенческие надежды по оформлению, обучению, отбору в солдаты или направлению на физические работы в Трудовых Лагерях лежали в компетенции тьютора.
      - Сэр, - запинаясь, стал отвечать Эгерд. - Мастер Корнат поручил мне дополнительное задание. Он попросил меня приходить к нему за пять минут до времени его пробуждения и следить за ним, потому что... Да, это именно он попросил меня. А сегодня утром я чуточку опоздал.
      - Вы опоздали? - ледяным тоном спросил Карл.
      - Да, сэр. Я...
      - И вы вышли в коридор, не побрившись?
      Парня будто из-за угла мешком прибили. Кучка студентов за спиной у Карла мгновенно испарилась. Эгерд попытался было сказать еще что-то, но Корнат перебил его. Он с размаху уселся на свою кровать.
      - Карл, оставьте мальчика в покое! Если бы он потратил время на бритье, я был бы мертв.
      - Хорошо, Эгерд, - резко бросил тьютор, - можете идти к себе. Корнат, мне хотелось бы знать, что все это означает. И я настаиваю на удовлетворительном объяснении... - Он замолк, как будто вспомнил что-то важное и поглядел на мокрые негативы у себя в руке. - ... не позднее завтрака, - закончил он сурово и величественным шагом прошествовал к себе в комнату.
      Корнат медленно, с трудом оделся и начал бриться. Каждый день на протяжении семи недель он переживал, как будто это был полный год. Так что теперь на нем висел груз восьми десятков лет, то есть, на десять лет больше, чем у мастера Карла.
      Семь недель. И девять попыток убить себя.
      И никаких объяснений.
      Самое страшное, он не был похлж на человека, что бредет лунатиком по узкой грани самоубийства. Он был молод для профессуры и сложен как атлет, что соответствовало действительности - студентом он был капитаном команды фехтовальщиков и до сих пор оставался ее консультантом. Его лицо было лицом пышущего здоровьем юноши, которого по каким-то причинам вырвали ото сна, и это тоже соответствовало действительности. Выражение на этом лице было как у человека, сильно обеспокоенного теми необъяснимыми и непростительными поступками, которые он совершил. И это тоже соответствовало фактам.
      Корнат на самом деле был обеспокоен. Теперь известия о его безрассудстве разнесутся по всему кэмпусу. Несомненно, слухи ходили и раньше, но при сегодняшнем утреннем эпизоде присутствовало множество свидетелей, и разговоров станет больше. А поскольку кэмпус был для Корната всей его жизнью, это означало, что каждый человек, с мнением которого ему приходилось считаться, очень скоро будет предупрежден, что он пытался покончить с собой - непонятно почему - но даже и этого не смог!
      Он вытер лицо полотенцем и уже был готов покинуть свою комнату - что означало выставиться на всеобщее обозрение, но выхода не было. В почтовом контейнере была пачка писем и другой корреспонденции. Корнат решил быстренько просмотреть ее: ничего важного. Он глянул в свои заметки, которые кто-то уложил на стол. Наверное, Эгерд. Корнатовские каракули относительно Вальгреновских аномалий были начерканы прямо поверх расписания утренних лекций. В центре стола, прижатый пресс-папье, лежал конверт с красной каймой: письмо из Канцелярии Президента с приглашением принять участие в Полевой Экспедиции. Корнат напомнил себе, что надо поговорить с Карлом, как бы отвертеться от нее. Слишком много было работы, чтобы терять время на поездку в исключительно социальных целях. Одна только проблемв Вольгрена займет его на несколько недель, к тому же Карл настаивал на публикации. Но это было еще преждевременно. Вот где-то месяца через три... возможно... если Компьютерная Секция предоставит достаточно машинного времени, и если сами аномалии не окажутся чьей-то давней ошибкой.
      И, конечно же, если он сам к тому времени еще будет жить.
      - А, ну его все к черту! - внезапно произнес Корнат. Он сунул президентское письмо в карман, схватил свое кепи и с чувством раздражения вышел в холл.
      Столовая МатБашни обслуживала всех преподавателей отделения, тридцать одного человека, и большая их часть уже была здесь. Корнат шел с выражением безразличия на лице, ощущая необычную тишину в противовес постоянному гулу разговоров, и это доставало его. Каждый присутствующий пялился на него.
      - Доброе утро, - изобразил он улыбку и слегка поклонился всем сидящим в столовой.
      Одна из немногих женщин-преподавательниц, хихикая, помахала ему:
      - Молодчина, Корнат! Не хочешь присесть к нам? У Дженни есть задумка, как помочь тебе с этими самоубийствами.
      Корнат усмехнулся и повернулся к этой парочке спиной. Они проживали в женском крыле, двенадцатью этажами ниже его комнаты, но слухи добрались уже и туда. Естественно. Он лстановился у стола, за которым сидел один мастео Карл, заканчивая свой чай и просматривая пачку фотографий.
      - Карл, извини меня за утро, - сказал Корнат.
      Мастер Карл рассеянно глянул на него. Согласно его собственным замыслам, глаза Карла не были теперь теми сияющими сапфирами, что пронзали Эгерда; сейчас это были блекло-голубые глаза добродушного Санта Клауса (что было гораздо ближе его собственной натуре).
      - Что? А, ты имеешь в виду эти твои прыжки из окна? Да, конечно. Садись, мой мальчик.
      Он освободил место напротив сиденья Корната, чтобы студентка-официантка могла того обслужить. Весь стол был завален фотографиями. Одну он подсунул Корнату.
      - Скажи, - напыщено промолвил он, - тебе не кажется, что это звезда?
      - Нет.
      Корнат не слишком-то интересовался хобби начальника своего отделения. Более всего снимок напоминал каплю чего-то, в которую ударила молния.
      Карл вздохнул и забрал снимок.
      - Ладно. А теперь расскажи, что же произошло утром?
      Корнат взял чашку кофе у одной из официанток и отмахнулся от остальных.
      - Надеюсь, что я смогу рассказать, - серьезно начал он.
      Карл ждал.
      - Я хочу сказать - это не так просто.
      Карл ждал.
      Корнат сделал большой глоток кофе и отставил чашку. Карл, возможно, был единственным человеком на факультете, кто не прислушивался к сегодняшним утренним сплетням. И практически невозможно было взять и выложить ему попросту обо всем, что случилось. Мастер Карл был Университетское дитя, равно как и сам Корнат. Как и Корнат он родился в Университетском Мед Центре и учился в школах Университета. Ему была не по вкусу кипящая, шумная жизнь в мире Города, за стенами "альма матер". И действительно, его не трогали никакие лдские проблемы. Один Господь знал, что может сделать Карл, сухой как цифры, голова которого была забита Виноградовым и Френиклом де Бесси, с нематематическим феноменом самоубийства.
      - Я уже девять раз пробовал лишить себя жизни, - сказал Корнат, с головой погрузившись в откровенность. - Только не спрашивай, зачем. я и сам не знаю. Вот и все, что произошло утром. Сегодня была девятая попытка.
      Мастер Карл был потрясен сказанным, и это Корнату не понравилось.
      - Только не глядите на меня как Фома Неверующий, - отчаянно вскрикнул Корнат. - Я и сам не знаю больше того, что сказал. Для меня это такая же досада, как и для вас.
      Тьютор беспомощно глядел на лежащие у тарелки фотоснимки, как будто те могли ответить. Но ответа не было.
      - Хорошо, - сказал он, потирая надбровные дуги. - Я понял твое состояние. А нет ничего, что могло бы тебе помочь?
      - Помочь? Господи, да у меня помощников выше крыши. Видите ли, самое худшее - это утром; только когда я просыпаюсь и еще не совсем контролирую себя, это самое паршивое время. Поэтому я и установил довольно сложную систему будильников. У меня их пять. Я попросил коменданта в нужное мне время включать освещение. Я договорился с ночным дежурным, чтобы тот звонил мне по телефону. Понимаете, только все это вместе и заставляет меня проснуться полностью. Это срабатывало в течение трех дней, и поверьте, после всего этого, для того, чтобы совсем проснуться мне еще понадобилась порция холодной воды в лицо. Тогда я уже договорился с Эгердом, чтобы он приходил ко мне рано утром, пока я не проснусь, на тот случай, если что-то пойдет не так, как следует.
      - Но сегодня утром Эгерд пришел поздно.
      - Он чуточку припоздал, - поправил его Корнат. - Еще минута, и вот тогда, действительно, было бы поздно.
      - Это не совсем то, о чем я подумал, говоря о помощи, - сказал Карл.
      - А, ты имеешь в виду Мед Центр? - Корнат достал сигарету. Официантка тут же поднесла ему огонь. Корнат знал ее. Это была студентка из его класса, девушка по имени Лосиль, молоденькая и довольно-таки приятная.
      - Я уже был там, - сказал Корнат с безразличным видом, следя в это время за девушкой. - Они уговорили меня обратиться к аналитику. Причем, настаивали сильно.
      Лицо мастера Карла озарилось заинтересованностью. Корнат, откинувшись на спинку стула, размышлял, что никогда еще не видел Карла настолько взволнованным со времени их последнего разговора относительно статьи, которую писал Корнат - анализ расхождений в Вольгреновских основных законах статистики.
      - Я скажу, что меня больше всего беспокоит, - продолжил Карл. Похоже, что тебя самого это не очень волнует.
      - Да нет, почему же...
      - По тебе этого не видно. Ладно, есть еще что-нибудь, что тебя беспокоит?
      - Беспокоит до такой степени, что приводит к самоубийству? Нет. Только мне кажется, что нечто подобное должно быть.
      Карл уставился в пространство. Глаза его снова загорелись синим огнем. мастер Карл управлял своими мозгами, прослеживая все возможности, выявляя все связи и выводя теории.
      - Только по утрам?
      - О, нет, Карл. Все это весьма изменчиво. Я могу пытаться покончить с собой в любое время дня и ночи. Но все происходит, когда я сонный: когда ложусь спать, когда встаю - однажды это случилось посреди ночи. Тогда я обнаружил, что иду к пожарной лестнице, один Господь знает, зачем. Наверное, случилось нечто, разбудившее меня наполовину. Не знаю. Потому я и попросил Эгерда составлять мне компанию по вечерам, пока я крепко не засну, и по утрам. Моя нянька.
      - Ты явно можешь рассказать еще кое-что! - перебил его Карл раздраженно.
      - Ладно... Да, мне кажется, что могу. Я думаю, мне снятся сны.
      - Сны?
      - Да, Карл, сны. Хорошо я их не помню, но это так, будто кто-то уговаривает меня делать все эти вещи. Кто-то, пользующийся авторитетом. Отец? Я не помню своего отца, но у меня такое чувство, будто это он.
      Огонь в лице Карла погас. Он утратил всякий интерес к рассказу.
      - Что случилось? - спросил его Корнат серьезно.
      Руководитель отделения откинулся на спинку стула, покачал головой.
      - Нет, Корнат, не следует считать, будто кто-то уговаривает тебя. Этого "некто" не существует. Поверь мне, я исследовал эту проблему весьма тщательно. Сны порождает сам спящий.
      - Но ведь я только сказал...
      Мастер Карл поднял руку.
      - Рассмотрев все имеющиеся возможности, - сказал он тоном лектора, который каждую неделю слушали три миллиона зрителей, - оставим две из них. Теперь давай их обсудим. Первая, в которой может иметься физическое объяснение: некто разговаривает с тобой, когда ты спишь. Я думаю, мы можем ее исключить. Вторая возможность - это телепатия. А ее, - печально закончил он, - не существует.
      - Но ведь я только...
      - Подумай сам, мой мальчик, - тоном знающего человека сказал старый преподаватель. Затем в нем снова пробудился интерес: - Так как там с Вольгреном? С аномалиями что-нибудь продвигается?
      Через двадцать минут, ссылаясь на то, что может опоздать на лекции, Корнат сбежал из столовой. Там было двенадцать столов, а его раз восемь приглашали присесть, выпить еще чашечку кофе и... ах, да, Корнат, так что там за история?
      Хотя он и не сказал об этом мастеру Карлу, Корнат торопился на встречу с аналитиком. И его весьма беспокоили результаты этой встречи.
      Он не особенно рассчитывал на то, что аналитик разрешит его проблему: уже триста лет специалисты-психологи не смогли разработать испытанной и действенной системы, а сам Корнат весьма скептически относился к тому, что не было связано с математическим анализом. Но было еще кое-что, о чем он не хотел говорить мастеру Карлу.
      Дело в том, что Корнат не был единственным.
      Человек из Мед Центра и сам был очень возбужден его рассказами. Он назвал пять имен сотрудников факультета, знакомых и Корнату, что покончили с собой или умерли от психических расстройств за последние несколько лет. Один из этих типов совершил пятнадцать попыток покончить самоубийством, пока наконец не взорвал себя в Химическом Зале во время ночного эксперимента, связанного с полимеризацией. Другие же расстались с жизнью сч первой же или второй попытки.
      Корната делало исключением то, что у него все продолжалось уже семь недель без особого вреда для него самого. Правда, рекорд составлял десять недель. Принадлежал он тому самому химику.
      Аналитик пообещал собрать всю информацию об остальных самоубийцах и показать ее сегодня утром. Корнат и не отрицал, что это было ему интересно. Черт подери, этот вопрос волновал его чрезвычайно!
      Хотя все его попытки убить себя и заканчивались неудачей, он мог бы понять, как случилось, что у других все пошло успешно. Он мог совершить самоубийство тем или иным способом и никогда, скорее всего, и не узнать, зачем.
      А поскольку сегодняшний случай тоже окончился неудачей, это могло произойти в течение ближайших трех недель.
      Г л а в а 3
      Университет начинал свой день. В офисе Правления клерк открыл фрамугу, после чего щелкнул выключателем, и главный компьютер, который иногда называли Стики Диком, принял на себя управление, направляя студентов цикла Бета-Феникс на предстоящие сегодня экзамены по английскому языку, санскриту и ядерным реакциям. Студенты-медики вытаскивали из холодильных камер тела для учебных вскрытий, разыгрывая вечные шуточки с отрезанными органами. В центральном зале записей телевизионные техники начали свой бесконечный таинственный ритуал проверки электроцепей и установки баланса напряжений; каждая лекция в обязательном порядке записывалась на пленку, даже те, что не готовились к передаче в эфир или на продажу.
      Тридцать тысяч студентов спешно оценивало возможное настроение различных преподавателей, и они приходили к выводу, что, возможно, дожить до вечера и удастся. И все же, это они считали лучшим, чем жить во внешнем мире.
      В кухне, обслуживающей столовую МатБашни, студентка-официантка Лосиль помогала своей напарнице вытереть последние капли влаги с кухонного оборудования из нержавеющей стали. Она сняла фартук, в зеркале на двери проверила, не размазалась ли косметика на лице, прошла к лифту для обслуживающего персонала, и уже через минуту была на шумной, залитой жарким солнцем площади Четырехугольника.
      Правда, сама Лосиль не считала, что здесь так уж жарко и шумео. Ей были известны места и похуже.
      Родители Лосиль были учителями, только работали они не в Университете, а в Городе. Сама она жила в Университете только два года и время от времени проводила выходные у себя дома. Она прекрасно знала, что это такое - жить в Городе, на другом берегу залива, или даже хуже того, жить в одном из разбитых суденышек на берегу, когда вся жизнь связана с вечным шумом и грохотом, днем и ночью, когда каждый сидит друг у друга на голове. На Квадратной же площади шум создавали только человеческие голоса, земля под ногами не тряслась.
      У Лосиль было веселое личико, коротко стриженые волосы и прямой, откровенный характер. По ней нельзя было заметить, как она обеспокоена, но так было. Сегодня утром он выглядел таким замотанным. К тому же, он даже не поел, что вообще не было на него похоже. Пусть не яичница с беконом, но, хотя бы, горячая крупяная каша с фруктами! Ей, по какому-то инстинктивному побуждению, нравились только люди с хорошим аппетитом. А может, думала она про себя, завтра ей удастся улыбнуться тому мужчине, который всегда благодарил, даже не глядя ей в лицо. Она улыбнется, когда поставит перед ним тарелку с яичницей, а он, возможно, даже съест ее.
      Правда, это не было полным решением стоящих перед нею проблем.
      Лосиль роежилась, чувствуя себя беспомощной. Было весьма огорчительно заботиться о ком-то, находясь от него так далеко...
      К девушке кто-то подбежал сзади.
      - Привет, - произнес Эдгар самое банальное слово, пытаясь поравняться с Лосиль шагом. - Ты почему не подождала у дверей? Как насчет субботнего вечера?
      - А, привет. Пока не знаю. Может случиться, что я буду нужна на факультетском танцевальном вечере.
      - Скажи им, что ты не сможешь, - бесцеремонно заявил Эгерд. - Что тебе надо ехать в этот твой поселок. Что твой братец, допустим, приболел, и... э-э... мать попросила, чтобы ты с ним посидела.
      Лосиль засмеялась.
      - Нет, ты прикинь. Я уже договорился с Корнеганом взять на вечер его лодку. На ней мы сможем спуститься до самого Крюка.
      Улыбаясь, Лосиль позволила ему взять себя под руку. Она симпатизировала Эгерду. Он и выглядлел прилично и был в ее вкусе. Он напоминал ей брата... нет, не настоящего ее брата, а того, который мог у нее быть. Она нравилась Эгерду. Но сам он не нравился ей. Эта разница была для нее несомненна. Вот Эгерду Лосиль нравилась без всяких условий.
      - Ладно, - сказал парень. - Не будем заворачивать себе мозги. Завтра я снова срошу тебя.
      С его стороны это было инстинктивным поведением коммивояжера; всегда лучше оставить проспект товаров, если тебе ответили "возможно", а не решительное "нет". Он провел девушку между двумя высокими зданиями к садам на задах кэмпуса, где у отдела Агрономии посреди интенсивно возделываемых 15 акров с экспериментальными злаками и горохом был японский садик.
      - По-моему, старик Карл сегодня утром выставил мне плохую отметку, хмуро сказал Эгерд, вспомнив утренний инцедент.
      - Это плохо, - ответила на это Лосиль, не видя в его словах чего-то необычного.
      - Я ведь только пытался оказать Корнату услугу. Да что там пытался! Черт подери, я спас ему жизнь! - Теперь она была вся внимание. Эгерд развивал свою мысль: - Ведь он практически был уже за окном. Плюх, и все! Знаешь, мне кажется, что у половины здешних профессоров шарики заехали за ролики. Во всяком случае, если бы меня там не было, он точно был бы покойником. Л-ляп! И мозги по всей площади.
      Правда, - улыбаясь, признался он - я чуточку припоздал.
      - Эгерд!
      Он остановился и поглядел на девушку.
      - В чем дело?
      Она разъярилась.
      - Тебе ни в коем случае нельзя было опаздывать! Разве тебе не понятно, что мастер Корнат полагался на тебя? Нет, тебе действительно следует быть повнимательнее.
      Вот теперь она разозлилась по-настоящему. Эгерд смотрел на нее, закрыв рот, и вся прелесть утренней встречи для него испарилась. Внезапно он схватил ее за руку.
      - Лосиль, - сказал он совершенно серьезно, - выходи за меня замуж, пожалуйста. Я знаю, что живу исключительно на стипендию, а оценки у меня неважные. Но я не отказываюсь от своего предложения. Послушай, я не собираюсь оставаться на математике. Я говорил с ребятами из Мед Школы. На отделении эпидемиологии есть работа, и там мои знания по математике смогут пригодиться. Я не прошу у тебя полных десяти лет. Мы сможем жить друг с другом месяц за месяцем. Но даже если ты не захочешь продолжать, клянусь, я не стану держать на тебя зла. Дай мне только попробовать, пожелай побыть со мной, Лосиль. Пожалуйста, выходи за меня.
      Он стоял, глядя на нее сверху вниз. Его широкое лицо побледнело, ожидая ее ответа. Она же отводила глаза.
      Через некоторое время Эгерд сдержанно кивнул.
      - Ну конечно, разве могу я соперничать с мастером Корнатом?
      Внезапно девушка нахмурилась.
      - Эгерд, надеюсь, что ты не чувствуешь... я хочу сказать, чтобы у тебя и в мыслях не было, будто я интересуюсь Мастером Корнатом...
      - Нет, - сказал юноша, ухмыляясь. - Мне и вправду не хотелось, чтобы он вывалился из окна. Только знаешь что? Лосиль, честное слово, не думаю, чтобы Мастер Корнат знал, что ты вообще существуешь.
      Аналитик провел Корната до самой двери. Тот был взбешен, потому что все пошло совсем не так, как он рассчитывал, и виной тому был совсем не он сам.
      - Простите, но мне бы не хотелось привлекать кого-нибудь со стороны, сухим тоном заявил Корнат.
      - Если вы продолжите свои попытки самоубийства, нам придется так сделать.
      - Но это хоть сможет предупредить их? Или это простая трата времени?
      - Это лучше, чем самоубийственная смерть.
      Корнат пожал плечами. По логике, это была точка преткновения. Аналитик попробовал подлизаться:
      - А не хотели бы вы остаться на ночь? Может подобные наблюдения смогут дать нам ответ...
      - Нет.
      Аналитик помялся, потом пожал плечами и махнул рукой.
      - Ну хорошо. Догадываюсь, что вы и сами знаете: если бы я захотел поступить по-своему, я бы вас не спрашивал. Ваш случай я переправил в Мед Центр.
      - Я понимаю, что вы можете, но только вот, зачем? - спросил его Кор-нат. - Судя по всему, вы не имеете понятия, как поступить со мной. И вы пытаетесь теперь следовать указаниям Канцелярии Президента, не так ли?
      Аналитик соблаговолил принять озабоченный вид.
      - Все эти вмешательства Канцелярий... - пробормотал он. - Вы же понимаете, что психиатрическое лечение требует кое-какого сотрудничества с ними, и они знают об этом...
      Корнат так и оставил его, бормочущим себе под нос. Когда он вышел на Четырехуголку, жара и шум подействовали на него будто приличный удар кулаком. Правда, он уже привык к подобному и быстро адаптировался.
      После множества размышлений к своему утреннему происшествию он относился уже с улыбкой. Понятное дело, было не сладко, какой-то привкус беспокойства оставался, но теперь мог замечать в случившемся и смешную сторону. Нет, чего тут и думать, обхохочешься: Самоубийство! Как же, как же! Это только несчастные люди идут на самоубийство, счастливые же никогда! А Корнат был совершенно счастливым человеком.
      Это пришлось признать даже аналитику. Он только терял время, когда все глубже закапывался в неясные воспоминания самого нежного возраста своего пациента, вороша раны памяти, чтобы высосать яд из самых укромных местечек. Только ни черта он не нашел! Да и куда ему! Корнат был из Покрытых Мантией. И родители его были из этого же Университета. Еще не научившись ходить, он уже был отдан в Университетские ясли и школы; им занимались самые подготовленные в мире эксперты, по самым замечательным методикам детской педагогики. У каждого ребенка имелась личная порция любви и безопасности; каждый подопечный этих заведений мог полагаться на все то лучшее, что было написано в трудах лучших педиатров мира. Так что, о какой душевной травме можно было говорить? Да ее, попросту, и быть не могло!
      Что и говорить: в личности Корната не было ни малейшего знака проявления каких-либо отклонений. Он был полностью погружен в свою работу, и хотя знал, что кое-чего ему недоставало: чувства безопасности, откровенной любви, в то же время чувствовал, что мог бы иметь и их. Так что на данный момент это его никак не беспокоило.
      "Доброе утро! Доброе утро!" - любезно говорил он студентам, что встречались ему на пути. При этом он даже стал насвистывать одну из мнемонических песенок Карла. Студенты здоровались, улыбались. Корната как преподавателя уважали.
      Он прошел мимо Зала Человечества, Здания Рекреаций, Медицинского Корпуса и Административной Башни. Чем дальше он проходил, тем меньше становилось приветствующих его студентов, но, тем не менее, все они вежливо кланялись, видя преподавательскую мантию. В небе все так же грохотали летательные аппараты.
      Стальной изгиб громадного Моста над Заливом был у Корната за спиной, но он мог слышать беспрестанный поток движушихся по мосту машин, и их шум накладывался на отдаленный гул Города.
      Корнат приостановился в двери студии, где ему предстояло читать сегодня первую лекцию.
      Через узкий дверной проем он поглядел на город, где жили неученые люди. Там была какая-то тайна. Корнат считал, что эта загадка даже гораздо серьезнее тайны безмолвного убийцы, затаившегося у него в мозгу. Только теперь это была не та проблема, которой он хотел бы заняться.
      "Хороший преподаватель и выглядит пристойно". Это была одна из максим Мастера Карла. Корнат уселся за длинный стол и начал методично наносить мазки нейтрального грима на каждую скулу. Операторы внимательно следили, как он втирает крем в кожу.
      - Помощь не нужна?
      Корнат поднял глаза и приветствовал продюсера коротким кивком.
      - Нет, благодарю, - ответил он, подрисовывая тушью брови.
      Часы отщелкивали каждые полсекунды. Гримировальным карандашем Корнат нанес на лицо морщины (такова была цена того, что он стал профессором в тридцать лет) и подмазал губы помадой. Он наклонился вперед, чтобы осмотреть себя в зеркале получше, но продюсер остановил его.
      - Эй, погодите. Черт подери, парень, уровень красного слишком высокий.
      Оператор покрутил ручкой. На мониторе лицо Корната стало немного бледнее, приобретя зеленоватый оттенок.
      - Вот так лучше. Все в порядке, профессор?
      Корнат вытер пальцы тряпкой и надел на голову золотистый парик.
      - Все готово, - сказал он, поднимаясь в тот же миг, когда стрелки показали ровно десять.
      Из динамиков экрана, занимавшего переднюю часть студии, раздались звуки позывных, предваряющих студийную передачу. Корнат занял свое место, собрался, поклонился, улыбнулся и нажал на педаль суфлера.
      Класс был полон. Физически здесь присутствовало более сотни студентов. Корнат любил большие аудитории живых слушателей, во-первых, потому что он был традиционалистом, а во-вторых, потому что по их лицпм он мог сказать, хорошо или плохо воспринимают они материал. Этот класс был одним из его любимых. Студенты откликались на смену его настроений, с ними не надо было перенапрягаться. Они смеялись не слишком громко, когда Корнат отпускал приличествующие академические шутки. В группе никто никогда не кашлял или переговаривался друг с другом. Студенты этой группы никогда не отвлекали на себя внимания гораздо более широкой аудитории телезрителей.
      Корнат глядел глядел на своих слушателей, пока диктор заканчивал свое объявление для телезрителей. Он заметил чем-то озабоченного и нахмуренного Эгерда, шепчущегося с девушкой из факультетской столовой. Как же ее зовут? Лосиль. Везет же парню, еще успел подумать Корнат, прежде чем все его мысли заняла Теорема Биномов.
      - Доброе утро, - сказал он. - Давайте сразу же перейдем к делу. Сегодня мы проследим связь между "треугольником Паскаля" и Теоремой Биномов. - Последние его слова были подчеркнуты органным аккордом. Позади него, на мониторе, появились золотистые яркие символы "p + q". - Полагаю, что все вы помните, о чем говорится в Теореме Биномов, конечно же, если приготовили домашние задания.
      Легкий смешок, то что надо для восприятия.
      - Если мы начнем перемножать сумму "p + q" саму на себя, то, естественно, получим ее квадрат, куб, четвертую степень и так далее.
      Позади него, на экране, невидимая рука начала перемножать ярко-золотые суммы "p + q".
      - Р плюс q в квадрате равняется: р-квадрат плюс два pq плюс q в квадрате. Р плюс q в кубе...
      Невидимая рука написала на экране: p 3 + 3p 2q + 3 pq 2 + q 3.
      - Все это довольно просто, не так ли? - Корнат прервал объяснения, затем с невозмутимым видом продолжил: - Отлично, но, по сообщениям Стики Дика пятнадцать процентов из вас успешно завалили последние тесты. Хихикание, перебиваемое более громкими возгласами с последних рядов. Нет, все-таки это чудный класс.
      Буквы и цифры исчезли с экрана, а вместо них появился смешной румянолицый мультипликационный каменщик и начал выкладывать пирамиду из кирпичей:
      ______
      ___!_____!___
      ___!_____!______!___
      ____!_____!______!______!_____
      ___!______!_____!______!_______!____
      ____!______!_____!______!______!_______!____
      !______!______!_____!______!_______!_______!
      - А теперь на минуточку забудем о Теореме - для кое-кого из вас это не потребует особого труда. (Новые смешки, когда он сказал это.) Рассмотрим Треугольник Паскаля. Мы построим его как стенку из кирпичей, только... Остановись-ка, дружок. - Мультипликационный каменщик прервал работу и удивленно поглядел на собравшихся в аудитории. - ...Только начнем выкладывать ее не с низа. Мы строим ее сверху вниз. - Обескураженный мультипликационный трудяга скорчил потешную мину. Пожав плечами, он стер старую стенку движением своего мастерка, положил кирпич в пространстве и начал подстраивать треугольник под ним.
      - Но нам не надо выстраивать его из кирпичей, - прибавил Корнат. - Мы строим его из чисел.
      Каменщик выпрямился, пинком вытолкнул кирпичную стенку с экрана и последовал за ней, остановившись у самой рамки, чтобы показать Корнату язык. На мониторе началась демонстрация фильма с живыми актерами, кувыркающихся вдоль рядов сидений на университетском футбольном стадионе. У каждого участника была плакетка с номером. В конце концов они расположились в виде треугольника:
      1 1
      1 2 1
      1 3 3 1
      1 4 6 4 1
      1 5 10 10 5 1
      С огромнейшим удовольствием Корнат начал объяснять, что Треугольник Паскаля в подобном виде был записан несколько веков назад.
      - Вы замечаете, - сказал он, что каждое число в треугольнике, это сумма двух близьлежащих к нему чисел в верхнем ряду. Так что Треугольник Паскаля - это нечто большее, чем просто остроумный расклад. Он представляет... - Теперь все слушатели были у него в руках. Их лица выражали увлеченность. Нет, класс вел себя великолепно.
      Корнат взял указку черного дерева, что лежала на его столе вместе с другими церемониальными принадлежностями преподавателя: ножницами для бумаги, карандашами, скреперами для бумаг - все для возможной необходимой демонстрации - и с помощью разнообразнейших доступных человеку аудиовизуальных средств начал объяснять трем миллионам зрителей связь между Треугольником Паскаля и биноминальной дистрибуцией.
      Каждая черточка на лице у Корната, каждое слово, каждый жест танцовщиков или оживленных цифр, что показывались на мониторе за спиной преподавателя, улавливались иконоскопами телекамер, превращались в высокочастотный сигнал и высылались в эфир.
      У Корната было чуть больше сотни живых слушателей - самые сливки, избранные из избранных, те, кто представляли обучающихся в Университете лич^ но. Но полностью количество его студентов превышало три миллиона. На передающей станции в Порт Монмут старший сменный инженер по имени Сэм Генсель напряженно следил, как полоска ряби перекрыла изображение пяти девушек в четвертом ряду Треугольника Паскаля, которых впоследствии электроника превратила в символы:
      p 4 + 4p 3q + 6p 2q 2 + 4pq 3 + q 4
      Его совершенно не взволновал изумительный факт, что воэффициенты пяти выражений в многочлене (p + q) 4 были 1,4.6,4 и 1 - то есть, те самые, что и числа в четвертом ряду Треугольника. Гораздо больше его беспокоило, что изображение было слегка расплывчатым. Он подкрутил регулятор, нахмурился, повернул ручку регулятора обратно, затем переключился на альтернативную цепь и ввел в работу криспер - очиститель изображения. В тот же самый момент вышла из строя генераторная лампа. Инженер поднял телефонную трубку и вызвал ремонтную бригаду.
      Очищенный сигнал был выслан на хитроумный телетрансляционный спутник, а с него отразился на весь мир.
      В прибрежном поселке Сэнди Хук парень по имени Роджер Хоскинс, весь провонявшийся рыбой, приостановился у дверей комнаты, чтобы поглядеть на экран. Математика его не интересовала, но он всегда верил, что сможет увидать в телеаудитории свою сестру. Его мать всегда была ему благодарна, когда Роджер мог сказать, что хоть на миг, но он смог увидать ее удачливую, многообещающую дочку.
      В детских яслях, где-то в нижнем Манхеттене три ползуна, только-только начинающих ходить, жевали волокнистые крекеры и тупо пялились на экран. Их вечно занятая воспитательница как-то открыла, что перемещающиеся по экрану цветные пятна успокаивают ее подопечных.
      На двадцать пятом этаже доходного дома на Стэйтен Айленд водитель монорельсового трамвая по имени Френк Морган сидел перед своим телевизором, в то время как Корнат рассматривал тезисы Паскаля. Морган не очень-то понимал в этих вещах. Он только что пришел с ночной смены, и ему хотелось спать.
      Таких зрителей было очень много: совершенно случайных и не интересующихся тем, что происходило на экране. Но были тысячи, бесчисленные сотни тысяч тех, кто увлеченно следил за лекцией.
      Ведь образование теперь и в самом деле было чем-то бесценным.
      Тридцать тысяч студентов Университета были счастливчиками. Они прошли через тестирование, которое с каждым годом становилось все сложнее и сложнее. Из всех тысяч, что обитали за университетскими стенами, с этими тестами не справился никто; это не было вопросом исключительно интеллекта еобходимо было к тому же иметь таланты, которые смогли бы сделать университетское образование плодотворным по понятиям общества. Плодотворным для мира, в котором была работа. Для мира, что был слишком огромным для безделья. Земля, которая раньше кормила три миллиарда человек, теперь давала пропитание двенадцати миллиардам.
      Если вам так угодно, телевизионные лекции Корната могли дать возможность сдать тесты и пробиться выше. Этим-то и занимался Стики Дик: электронным путем он сортировал бумаги, выводил средний балл и раздавал дипломы с отличием тем студентам, которых их профессора никогда даже в глаза не видели. Только вот все эти отметки ни к чему не приводили. но для тех, кто попался в западню ужасающего производства или в лапы еще более ужасных социальных работников, важной оставалась надежда. Например, был такой молодой человек по имени Макс Стэк, который постоянно уделял хоть немного времени теории нормализированных окружностей. Но этого было недостаточно. Стики Дик решил, что юноша еще не достоин карьеры математика. Посему Стэк совершенно без души занимался писанием секс-книжек, поскольку аналитики Стики Дика посчитали, что в этой области общественной деятельности юноша проявит себя наиболее изобретательно и продуктивно. И таких Максов Стэков были тысячи.
      Еще был некий Чарлз Бинхэм. Он работал подсобником на реакторе электростанции на 14 Улице. Математика могла ему помочь через какое-то время статьт инженером-наблюдателем. Но могла и не помочь: кандидатов на эту должность было более чем предостаточно. Таких вот Чарлзов Бинхэмов имелось около пятисот тысяч.
      Сью-Энн Флуд была дочкой фермера. Ее отец водил вертолет, скользя над распаханным полем, занимаясь севом, опрыскиванием, удобрением. Ему было известно, что время, которое дочь потратит на учебу на курсах, вовсе не поможет ей получить доступ в Университет. Сью-Энн и сама знала это: Стики Дик оценивал лишь таланты и возможности, а не знания. Но ей было всего лишь четырнадцать лет, и она надеялась. И подростков, подобных Сью-Энн, было более двух миллионов, им было известно, что любой из них может быть обманутым в своих надеждах.
      Вот эти миллионы и были невидимыми зрителями, следящими за плоским изображением Профессора Корната на телеэкранах. Имелись, правда, и другие. Один из них находился в Боготе, другой - в Буэнос Айресе. Один из таких типов в Саскатчеване сказал: "Сегодня утром ты свалял дурака", а следующий, пролетая высоко над Скалистыми Горами, заметил: " А почему бы нам сейчас не попробовать с ним?" Третий же, обложенный невероятно мягкими подушками, находящийся не более чем в четверти мили от Корната, глядя на экран, заметил: "Стоит попробовать. Этот сукин сын меня уже достал".
      Даже способному человеку было нелегко объяснить связь между Треугольником Паскаля и Бинальной Дистрибуцией, но Корнату это удалось. Весьма помогали коротенькие мнемонические попевки Мастера Карла, но гораздо больше помогли шуточки, которые включал в них сам Корнат. Впрочем, это было и его дело, его жизнь. Когда он вел за собой аудиторию, то снова и снова ощущал то чудо, которое присутствовало в том классе, с которым он сейчас находился. Он даже шум аудитории слышал с трудом, таже тогда, когда опустил указку, чтобы подкрепить свои объяснения жестом, зпатем, опять же, ничего не видя, поднял ее кончик вверх. Преподавание математики было для него чем-то вроде самогипноза, полнейшим включением в действие, это случилось с ним уже в самый первый день, когда он вступил на кафедру. Стики Дик тоже отметил это, вот почему Корнат в тридцать лет стал профессором. Чудо заключалось еще и в том, что такие удивительнейшие вещи как цифры всегда были для Корната на первом месте. Это чудо могло соперничать лишь с еще большим чудом - как числа отражают деятельность всего человечества.
      Аудитория шумела и перешептывалась.
      Корната неприятно потрясло, что студенты шепчутся больше обычного.
      Он поглядел вверх, совершенно ничего не понимая. Вдруг у него зачесался кадык. Корнат почесал его кончиком указки, думая при этом о предстоящей сегодня лекции. Вспомогательные видеоматериалы на экране уже подходили к концу, и теперь нужно было вовремя вступить. Он продолжил объяснения; при этом и чешущийся кадык, и перешептывания стерлись из его сознания.
      И тут он запнулся.
      Что-то было не в порядке. Слушатели зашумели еще сильнее. Студенты из первых рядов уставились на Корната, затаив дыхание. Такого возбуждения среди них никогда не отмечалось. А тут еще, к несчастью, опять зачесался кадык. Корнат потер это место, но успокоения не было. Тогда он подобрался к нему указкой.
      - Не надо!..
      "Странно, - думал Корнат, глядя на стол, - еще одну указку положили..."
      Внезапно шею прошила боль.
      - Мастер Корнат, остановитесь! - закричал кто-то... какая-то девушка... Голос он различил с большим трудом, голос Лосиль, когда девушка схватилась на ноги, а вместе с нею половина аудитории. Горло будто огнем палило. По шее текло что-то ткплое - кровь! Его кровь. Корнат уставился на вещь, которую держал в руке. Это была вовсе не указка, а нож для разрезания писем, стальной и острый. Сконфуженный и перепуганный, Корнат перевел взгляд на монитор. На нем было только его лицо; шею наискось перечеркивал алый разрез!
      Три миллиона зрителей затаили дух. Половина студентов из присутствующих в аудитории мчалась к Корнату - Эгерд и девушка впереди всех.
      - Только спокойно, сэр. Дайте мне... - Это был Эгерд с бумажным носовым платком, который он тут же прижал к ране. - Все будет хорошо, сэр. Это всего лишь... Боже, еще немножечко и...
      Немножечко...
      Корнат всего лишь перерезал яремную вену: перед аудиторией, перед всем наблюдающим за его лекцией миром. Убийца, таящийся под его черепной коробкой, ударил сильно и точно, впервые осмелившись выступить при свете дня.
      Глава четвертая
      Теперь Корнат и вправду был меченым. Его шея была забинтована белой стерильной повязкой, но медик, улыбаясь, уверял, что когда ее снимут, останется лишь тоненький шрам. Он настаивал, чтобы Корнат задержался в больнице для полного медико-психологического обследования. Тот отказался. На это он сказал: "Вы что, предпочитаете умереть?" На это Корнат возразил, что умирать вовсе не собирается. "Как вы можете быть настолько уверены?"спросили медики, но задираться никто не собирался, и Корнат пробил себе дорогу на свободу. Он был чертовски зол на медиков, которые так вели себя с ним; злился на самого себя: потому что вел себя дурак-дураком; на Эгерда за его верность, и потому что тот остановил кровотечение; на Лосиль, которая наблюдала все это... его страдания, продемонстрированные на весь свет.
      Корнат возвращался в МатБашню будто зашоренная тягловая лошадь, не рассматриваясь по сторонам и зная, что может увидеть. Глаза. Глаза любого человека из кэмпуса, что глядит на него и перешептывается с другим относительно него. В дейстительности же он увидел только одного студента, который был совершенно погружен в свои мысли (парень только слегка глянул на профессора, но даже один только этот взгляд превратил его собственное лицо в каменную маску), и целых полчаса они крутились на месте, отворачиваясь друг от друга. Врачи рекомендовали Корнату, чтобы он обязательно отдохнул. Запыхавшись от быстрой ходьбы, с гудящими ногами, он вернулся в свою комнату, чтобы так и поступить.
      Весь день, до самого вечера он валялся в кровати, размышляя. Время тянулось очень медленно. Корнат смотрел в потолок, но в голову ничего не приходило. Слишком уж все раздражало, чтобы давать еще и какие-то плоды.
      Что бы там не рекомендовали медики, но без четверти пять он одел свежую сорочку, чтобы принять участие в факультетском чаепитии.
      Сегодня оно было чем-то вроде неофициальных проводов Университетской Полевой Экспедиции. Присутствие было обязательным, тем более для тех, кто как м Корнат были обязаны принять в ней участие; но Корнат пошел на чаепитие не потому. Он еще надеялся, что здесь представится последняя возможность в эту самую Экспедицию не поехать.
      В высоком и обширном зале присутствовало человек триста. Было заметно, что Университет расширяет свои владения; это было традицией, равно как и заметки карандашом на полях библиотечных книг. Каждый из принимающих участие в чаепитии мимолетно глянул на Корната, когда тот зашел в зал; потом уже глядели по-иному: кто-то со скрытой усмешкой, некоторые с симпатией. Гораздо хуже было, если глядели с деланым безразличием, чтобы потом понимающе переглянуться с соседом. "Ну и черт с ними", - горько подумал Корнат. - Они думают, что до меня еще никто из профессоров не пробовал покончить с собой". Он уже услыхал слова, передаваемые шепотом:
      - И это уже в седьмой раз. А васе потому, что он уже отчаялся стать начальником отделения, ведь старый Карл и не собирается уходить.
      - Эсмеральда, не суй свой нос не в свои дела!
      С пылающим от стыда лицом Корнат пробирался по залу. Для него он был будто наежившееся гвоздями факирское ложе, каждый шаг давался с трудом. Но за столами шептались не только о нем; некоторые подслушанные им фрагменты разговоров к несчастному профессору вовсе и не относились:
      - ...собирается заставить нас работать с треватроном сорокалетней давности. А вы знаете, что имеется у Китая? Целых шесть новеньких, буквально с иголочки. Все индуктивности там из серебряного провода!
      - Все это так, но ведь их целых два миллиарда. На каждого мы спокойно можем положить...
      Корнат стоял среди пьющей, едящей, болтающей и разделившейся на группы массы людей и высматривал Мастера Карла. Потом он встретил его взгляд. Начальник отделения был занят странно-выглядящей и весьма древней личностью - Сен Сиром, Президентом Университета. Корнат был поражен. Сен Сир был глубоким старцем, и его присутствие здесь обеспокоило молодого профессора; Сен Сира редко можно было увидеть на факультетских чаепитиях. Да - это было странно; но, возможно, теперь можно будет чуть полегче вычеркнуться из списка.
      Корнат пробивал себе дорогу к ним, оставив позади себя уже подвыпивших гуманитариев, нашептывающих непристойности терпеливо выслушивающим их студенткам-официанткам, и продолжил свой путь среди анатомов из Мед Школы.
      - Вы заметили, какие приличные трупы получили мы недавно. Совершенно не такие, как после последней перестрелки. Понятное дело, для гериатров они не так хороши, но для них имеется выборочная эутаназия 1.
      - Ты только погляди, что ты делаешь с этим несчастным мартини.
      Корнат медленно продвигался к Мастеру Карлу и Президенту Сен Сиру. Чем ближе он подходил к ним, тем легче было идти. В этом конце помещения робких людей было побольше. Здесь уже имелась своя центральная фигура, привлекающая взгляды всех присутствующих. Но гости не толпились вокруг него, такой уж это был человек.
      Сен Сир был вот каким человеком: самым уродливым.
      Понятное дело, в зале присутствовали не одни только красавцы: старики, толстяки или наоборот, одна кожа да кости. Но Сен Сир был нечто особенное. Его лицо было артефактом уродства. Старые глубокие шрамы покрывали его лицо сеткой, которая напоминала веревочные сетки, куда ложат сыр для созревания. Результат хирургических операций? Об этом никто не знал. Эти шрамы были у него всегда. А кожа на лице была сине-зеленого оттенка.
      Здесь же присутствовали Мастер Гринлиз (физхимия) и Мастер Валь (антропология). Валь стоял здесь только лишь потому, что был пьян в стельку и ему было совершенно безразлично, с кем стоять и разговаривать. Гринлиз же оставался, потому что Карл держал егопод руку и не отпускал.
      Сен Сир четырежды, будто маятник, кивнул Корнату.
      - Хоро-шая пого-да, - сказал он, растягивая слова, как будто говорил механизм.
      - Вы правы, сэр. Прошу прощения, Карл...
      Сен Сир поднял руку, что до сих пор болталась вдоль тела и с трудом вложил ее в руку Корната - таким было его рукопожатие. Затем он раскрыл свои покрытые рубцами губы и извлек из себя серию беззвучных выдохов - так он смеялся.
      - Для Масте-ра Ва-ля не бу-дет хоро-шей пого-ды, - произнес он. И опять создалось впечатление, будто звучала говорящая машина. Так он шутил.
      Корнат ответил ему застывшей, восковой улыбкой и коротким, таким же застывшим смешком. Происходящее означало, что Валь тоже назначен в Полевую Экспедицию. Корнату это совершенно не казалось смешным, в то время как у него самого в голове творилось черт знает что.
      - Карл, - повторил он. - Прошу меня извинить. _________________________ 1. - Эутаназия - безболезненное умерщвление безнадежного больного или пожилого человека (прим. перевод.)
      Но Карл был занят совершенно другим и не слушал его. Он пристал к Гринлизу, пытаясь выудить у него информацию по молекулярной структуре Бог-знает-чего. Но и отойти было невозможно, потому что Сен Сир продолжал держать его руку.
      Корнат что-то проворчал про себя и ждал. Валь, льстиво подхихикивая, излагал какой-то запутанный факультетский анекдот, к которому Сен Сир прислушивался по-судейски бесстрастно. Корнат заставил себя не слушать эти глупости, а вместо этого размышлял о Сен Сире. Вроде бы ясно, старый индюк со своими странностями. Его чудаковатость можно было бы объяснить, скажем, больным сердцем. Этим же можно было объяснить и синеву кожи. Но чтомогло послужить причиной того, что он почти не владел конечностями?
      Ну, ладно, а как насчет остального? Каменное лицо истукана? Безжизненный голос, расставляющий ударения в словах как угодно и твердо произносящий окончания. Речь Сен Сира заставляла вспомнить андроидов. Или же, манеру общения глухого человека.
      Только, опять же, зачем ему выдавать себя за глухого?
      Тем более, если ты хозяин Университета, в котором имеется больница, а в ней восемьсот человек персонала?
      Валь наконец-то заметил присутствие Корната и сильно хлопнул его по плечу. Подумав, Корнат решил, что это от чистого сердца.
      - Что, парень, в следующий раз ты устроишь самоубийство путём, а? - Он икнул. - Только не подумайте, что я вас обвиняю. Знаете, Президент, вы не правы, когда тащите его с нами на Таити. Таити ему не нравится. Соблюдая полнейшее самообладание, Корнат сказал:
      - Полевая Экспедиция отправляется вовсе не на Таити.
      Валь пожал плечами.
      - С точки зрения антропологии, что один прибацанный остров, что другой - одинаково.
      Ха, он даже решил посмеяться над своей специальностью. Корнат был потрясен.
      Сен Сир же, то ли не заметил этого, то ли и не думал об этом. Он вытряхнул свою руку из рукм Корната и положил ее на руки Валя, скрещенные на груди. В другой его руке был наполненный до краев стакан виски со льдом, который, Корнат сам видел, всегда оставался полным. Сен Сир не пил и не курил (даже табак); Корнат никогда не видел, чтобы Президент хотя бы дважды поглядел на красивую девушку.
      - Послу-шай-те, - своим механическим голосом проскрипел Сен Сир, повернув Валя лицом к Карлу и химику. - Это инте-рес-но.
      Сам Карл совершенно забыл о Президенте, о Корнате, обо всем, кроме того, что сидящий рядом физхимик знает нечто, о чем хотел знать и он сам. Информация находилась здесь, рядом, и он отправился ее добывать.
      - Похоже, что я еще не все понял. Мне хотелось бы знать, Гринлиз, каким образом я могу визуализировать точную структуру молекулы. Вы следите за моими словами? Ну, например, какого она цвета?
      Химик беспомощно поглядел на Сен Сира, но тот задумался о чем-то своем.
      - Видите ли... Ну... Здесь не может быть и речи о каком-либо цвете. Для этого световые волны слишком длинны.
      - Ага, я понял! - увлеченно воскликнул Карл. - Ну хорошо, а как насчет формы? Я видел эти ваши игрушечные конструкции, что дунешь - и разлетятся. Атомы - маленькие шарики, соединенные пластиковыми палочками. Догадываюсь, что это соединительные силы. Они хоть в чем-то похожи на настоящие?
      - Не совсем. Межатомные силы - вещь реальная, но мы их видеть не можем. Хотя, может это и возможно (Гринлиз, как и большинство присутствующих, выпил уже несколько больше, чем следовало бы; но у него не было настроения пробовать объяснять межатомные силы наглядными терминами профессорам. Ведь, какими бы они там не были гениями в Теории Чисел, в физхимии оставались совершеннейшими дубами), если мы вначале сможем увидать сами атомы. Одно не менее невозможно, чем другое. Только силы эти совершенно не похожи на палочки, равно как гравитационные силы, удерживающие Луну возле Земли совершенно не похожи на канат... Так... Что вы знаете о том, что я называю словом "валентность"? Ничего? Ну, хорошо, надеюсь, вы достаточно знакомы с атомной теорией, чтобы знать, какую роль играет число электронов на... Нет, подойдем к этому с другой стороны. - Он прервал свое объяснение. По нему было заметно, что достали его серьезно, и сам он считал, что с ним поступают несправедливо - как чернокожий охотник, имеющий под рукой ружье "Экспресс 0,400" не может расправиться с тучами голодных, озверевших москитов. Гринлиз повел речь о строении атома, вспоминая Бора и даже Демокрита. - Знаете что, - сказал он наконец, - мы можем закончить этот разговор завтра, если вам будет удобно. У меня есть несколько фотографий, снятых под электронным микроскопом.
      - О, большое вам спасибо1 - с энтузиазмом воскликнул Карл. - Завтра... Но ведь завтра я буду отсутствовать, участвуя в этой муре... - тут он улыбнулся Сен Сиру. - Завтра я отъезжаю с Полевой Экспедицией. Но, знаете, Гринлиз, как только я вернусь... - Он с большой теплотой пожал руку химику, после чего тот поторопился исчезнуть.
      - Об этом я и хочу поговорить с вами, - прошипел Корнат.
      Карл глянул на него с удивлением, но, в то же время и с удовлетворением.
      - А я и не знал, что вас интересуют мои маленькие эксперименты, Кор-нат. Вы знаете, это было так увлекательно. Я всегда думал о иолекулах, скажем, нитрата серебра, что они черные или серебристые. Возможно, из-за этого вся моя работа и пошла наперекос. Гринлиз говорит...
      - Нет, я не об этом. Я имею в виду Полевую Экспедицию. Я не могу ехать.
      Стоящий в ярде от них наблюдатель мог бы подумать, что все внимание Сен Сира приковано к Валю; после нескольких же минут он совершенно утратил интерес к беседе между Карлом и Гринлизом. Но сейчас голова старца повернулась будто зеркало параболической антенны. Водянисто-голубые глаза радарами прощупывали Корната. Медленно действующий метроном протикал:
      - Вы обяза-ны ехать, Кор-нат.
      - Обязан ехать? Конечно же, обязан! Господи, Корнат, да что это вы? Не беспокойтесь, Президент. Он обязательно поедет.
      - Но ведь у меня работа по Вольгрену...
      - А еще само-убийст-ва.
      Мышцы его лица попытались приподнять краешек синих губ, показывая, что это была шутка.
      Но Корнат шутку не воспринял.
      - Сэр, я не намерен...
      - Сегод-ня утром вы тоже не намере-ва-лись.
      - Успокойтесь, Корнат, - вмешался Мастер Карл. - Президент, все это потому, что он переволновался. У меня имеются полнейшие сведения об этом, и, надеюсь, все это было только случайностью. Так, скорее всего это и было случайностью. Просто по ошибке он взял нож для разрезания бумаг.
      - Но... - сказал Корнат.
      - В лю-бом слу-чае, он дол-жен ехать.
      - Ну естественно, господин Президент! Вы все поняли, не так ли, Корнат?
      - Но...
      - Будь-те доб-ры выле-теть первым же самоле-том. Я хочу, чтобы вы уже находи-лись там, когда я приле-чу.
      - Прекрасно, значит договорились.
      - Но... - только и промолвил Корнат. Правда, ему так и не удалось что-либо добавить к этому выражению. Сквозь толпу факультетских пробились мужчина и женщина. Нервное, напряженное поведение сразу же выдавало Городских. У женщины в руках был фоторекордер; мужчина был репортером одной из инфосетей.
      - Президент Сен Сир? Ну да, конечно. Спасибо за приглашение. Понятное дело, когда вы вернетесь, мы будем здесь всей бригадой, но меня интересует, нельзя ли несколько снимков сделать уже сейчас. Насколько я понял, вы обнаружили семь аборигенов. Семь? Понял. Там целое племя, но вы привезете только семерых. А кто возглавляет экспедицию? Ах, ну конечно! Милли, ты уверена, что снимаешь Президента Сен Сира?
      Палец репортера был на кнопке включения его голосорекордера, в котором уже был записан факт того, что девять человек с факультета собрались привезти семерых туземцев; что экспедиция отправится на двух самолетах в девять часов вечера, а на место прибудет на следующий день, рано утром по местному времени, и что успех антропологических исследований, конечно же, будет соответствовать расчетам.
      Корнат отвел Мастера Карла в сторону.
      - Я не хочу ехать! М вообще, черт подери, разве это хоть как-то связано с математикой?
      - Корнат, ну пожалуйста. Вы же слышали Президента. Да, это не имеет ничего общего с математикой, у вас всего лишь чисто церемониальная функция плюс прекрасная отметка в послужном списке. Теперь вы уже не можете отказаться. Вы могли уже заметить, что кое-какие слухи о... гмм... происшествии с вами дошли до него. Не надо вызывать трения.
      - А как же с Волгреном? Как насчет моего... э-э... случая? Даже находясь здесь я чуть было не убил себя, и вот какой шум поднялся. Что я буду делать без Эгерда?
      - С вами буду я.
      - Нет, Карл!
      - Вы поедете, - очень четко сказал Карл. Его глаза блистали сапфирами.
      Какое-то время Корнат смотрел в эти глаза, потом сдался. Когда в голосе Карла появлялся подобный тон, а на лице подобное выражение, это означало, что никакие аргументы больше не подействуют. Как бы Корнат не уважал и не любил старика, в подобных случаях он переставал что-либо доказывать.
      - Я поеду, - сказал он. На его лице было такое выражение, будто он хлебнул перекисшего вина.
      Корнат уложил свои вещи - это заняло всего лишь пять минут - и отправился в клинику, чтобы узнать, свобона ли машина-диагност. Там было занято. Корнат рассчитал время по минутам - первый самолет улетал меньше чем через час - но из упрямства уселся в приемной. При этом он, совершенно флегматично, не смотрел на часы.
      Когда диагностический комплекс освободился, события покатились живей. Все жизненно важные параметры Корната были измерены и обследованы машиной, другая машина сделала хроматографию капельки его крови; после этого исследовательская панель повернулась, и он смог выйти. В то время, как он одевался, фотоэлектрический глаз на подвижном штативе следил за ним; потом механизм открыл дверь в коридор и сообщил записанным на пленку голосом:
      - Благодарим вас. Подождите, пожалуйста, в соседнем помещении.
      Здесь его и обнаружил запыхавшийся Мастер Карл.
      - Боже, мальчик мой! Тебе известно, что самолет вот-вот взлетит? А ведь Президент особо подчеркнул, чтобы мы летели первым рейсом. Пошли! Там снаружи ждет машина...
      - Извините.
      - Извините? Черт побери, что должно означать это твое "извините"?
      - Я согласился лететь, - спокойно отвечал Корнат. - И я полечу. Но, как вы видите, может статься, что медики смогут мне помочь с этими моими попытками покончить с собой. И я не собираюсь выйти из этого помещения, пока они не скажут, что мне делать. Сейчас я ожидаю результаты исследований.
      - А, - сказал Мастер Карл и поглядел на настенные часы. - Я понял. Он сел рядом с Корнатом и задумался.
      Внезапно он улыбнулся.
      - Все в порядке, мой мальчик. На это Президент ничего не сможет возразить.
      Корнат расслабился.
      - Ну ладно, Карл, вы можете идти. Не хватало еще, чтобы неприятности были у нас обоих.
      - Неприятности! - Похоже, что это развеселило Мастера Карла. Внезапно до Корната дошло, что его начальник воспринимает эту поездку будто некие каникулы, настроение у него было самое праздничное. - Это почему же должны быть какие-то неприятности? У тебя имеется прекрасный повод опоздать. У меня же имеется прекрасный повод тебя обождать. Помимо всего, Президент настаивал, чтобы я предоставил ему анализы по Вольгрену. Знаешь, а ведь это довольно-таки интересно. А поскольку я не видел бумаг у тебя в комнате, надеюсь, что они в твоем багаже. Следовательно, мне следует обождать твой багаж.
      - Но ведь я еще не закончил работу! - запротестовал Корнат.
      Неожиданно Карл подмигнул ему.
      - А ты думаешь, он в этом разбирается? Будь доволен уже тем, что он захотел поглядеть на твой анализ.
      - Ладно, все в порядке, - ворчливо ответил на это Корнат. - Кстати, какой черт наболтал ему про него, что он так заинтересовался?
      - Конечно же, я. Несколько дней назад у меня появилась оказия поговорить с ним об этом. - Тут Карл несколько приумерил свои восторги. Корнат, - строго начал он, - мы не можем допустить, чтобы все это так и продолжалось. Ты обязан упорядочить свою жизнь. Заведи себе женщину.
      Тут Корнат буквально взорвался:
      - Мастер Карл! Вы не имеете права вмешиваться в мою личную жизнь.
      - Поверь мне, мой мальчик, - вкрадчиво сказал старик, - все эти штуки с Эгердом - всего лишь временное средство. Брак на месяц гораздо лучше предохранит тебя от неприятностей, разве не так?
      " Четыре недели", - подумал сбитый с толку Корнат.
      - Честное слово, жена тебе нужна. Для мужчины весьма нездорово идти по жизни одному, - развивал свою мысль Карл.
      Корнат попытался сопротивляться:
      - А вы сами?
      - Я уже стар. Ты молод. Это сколько уже прошло, как у тебя была жена?
      Корнат упрямо молчал.
      - Вот видишь? В Университете огромное множество чудных молоденьких девушек. Они будут горды. Во всяком случае, кое-кто из них.
      - Опять же, она будет рядом с тобой при всех опасных случаях. Эгерд тебе не будет нужен.
      Мысли Корната быстро побежали назад и стали блуждать в таком знакомом и в таком привлекательном лабиринте.
      - Я подумаю, - сказал он наконец, а тут подошел и медик с заключением, несколькими коробочками таблеток и целой пачкой бумаг. Заключение было отрицательным, все параметры оказались в норме. Таблетки? Так, на всякий случай, объяснил врач. Повредить они не повредят, а помочь смогут.
      И еще связка бумаг... На верхнем листке было написано: "КОНФИДЕНЦИАЛЬНО. В КАЧЕСТВЕ ГИПОТЕЗЫ. Исследования склонности к суициду среди преподавателей."
      Корнат закрыл надпись рукой и перебил врача, когда тот попытался было объяснять, что это за досье, закричав:
      - Побежали, Карл! Мы еще сможем успеть на самолет!
      Но так уж сложилось, что они не успели.
      Со всей возможной скоростью примчались они на аэродром, чтобы увидать, как первая группа Полевой Экспедиции оторвалась от земли в гудящем реактивном самолете.
      К огромнейшему удивлению Корната, Мастер Карл совершенно не был этим расстроен.
      - Ну и ладно, - сказал он, - у нас были свои резоны. Не надо считать, будто мы опоздали по своей прихоти. И к тому же... - он опять подмигеул Корнату, уже второй раз за последние четверть часа, - это дает нам возможность полететь на личном самолете Президента, а? Высший класс для таких как мы, рядовых людишек!
      Он даже раскрыл было рот, чтобы рассмеяться, но довести это дело до конца не смог, а может и вообще не делал, кто его знает? Над их головами внезапно прогрохотал ужасный взрыв, небо прорезала вспышка огня. Они задрали головы. Огонь, все небо было в языках пламени, и оно, раскаленными добела каплями, спадало на землю.
      - Господи, - тихо сказал Корнат. - Ведь это же был наш самолет.
      ГЛАВА ПЯТАЯ
      "Сердце красавицы, - задумчиво сказал Мастер Карл, - склонно к измене". Он отодвинулся от иллюминатора, бормоча эту фразу. Все было здорово, только вот как связать все это...
      Его внимание привлекло скопление облаков далеко внизу. карл вздохнул, потому что не чувствовал себя в рабочем настроении. Скорее всего потому, что все пассажиры в самолете спали. А может, только притворялись. Один Сен Сир, сидящий в самом начале прохода и поддерживаемый целой кучей надувных подушек в еаполовину опущенном кресле, выглядел гораздо более бодрым и свежим, чем был на самом деле. Только с ним вступать в разговор лучше было не вступать в разговор. Карл понимал, что рано или поздно он коснется его частных исследований по Теории Чисел. А поскольку он разбирался в ней гораздо лучше, чем большинство живущих на Земле, такие разговоры частенько превращались в лекции. Только с Сен Сиром это не проходило. Карл давно уже понял, что Президент не любил, когда его поучали те, кому он выплачивал жалование.
      К тому же, сейчас Сен Сир был в плохом настроении.
      "Странно, - думал Мастер Карл (правда, в размышлениях его было мало от научного исследования), - но Сен Сир злился на Корната, на него самого, причем, без всякого на то повода. Это никак не могло быть связано с их опозданием на первый самолет; если бы они успели, то были бы сейчас мертвы, как экипаж и четверо студентов-пассажиров." Но Сен Сир по-настоящему взбесился, его механический голос скрипел и запинался, безволосые брови насупленно хмурились. Мастер Карл заставил себя отвести взгляд от иллюминатора и перестать думать о Сен Сире. Ладно, пусть себе дуется. Карлу не нравились проблемы, из которых не было выхода. " Сердце красавицы склонно к измене". Не лучше ли было заняться созданием песен...
      И тут он почувствовал на своей шее отдающее пивом дыхание.
      - Рад, что вы проснулись, Валь, - сказал Карл, повернув свое лицо к антропологу. - Мне нужно узнать ваше мнение. Что легче запомнить: "Сердце красавицы склонно к измене" или же "О, цифра последняя, я квадру вижу"?
      Валь на это лишь пожал плечами.
      - Господи Боже, ведь я только-только проснулся.
      - Это как раз и сможет быть полезно. Идея как раз и состоит в том, чтобы представить мнемонические упражнения в такой форме, чтобы они запоминались и срабатывали в любых условиях, в том числе, - деликатно прибавил он, - и при недостатках пищеварения. - Карл повернулся к Валю вместе с креслом и щелкнул ногтем по блокноту, указывая на исписанную страницу. - Вы можете прочесть это? Видите ли , вся идея состоит в том, чтобы представить разложение на множители в самой удобной форие. Так, теперь... вам, конечно же, известно, что все числа, являющиеся квадратами другого числа, могут оканчиваться только шестью цифрами. Ни один квадрат не может заканчиваться на двойку, тройку, семерку или восьмерку. Так вот, первая моя идея заключалась в том - правда, я не совсем уверен, что иду по правильному пути - чтобы воспользоваться таким вот выражением: "Нет, сказаны не квадраты". Уверен, что вы-то все уже поняли. Три буквы в первом слове - "нет". Семь - в слове - "сказаны". Две - в "не", и восемь - в "квадраты". Очень легко запомнить, думал я, и решил, что это большой шаг вперед.
      - Да, это так, - согласился с ним Валь.
      - Но, - продолжил Карл, - это, так сказать, пример отрицательный. Ведь "не" неправильно может быть воспринято как "ничто" или "ничего", что будет означать "ноль". Тогда я подошел к этому вопросу совсем с другой, с обратной стороны.
      Квадрат любого числа может заканчиваться нулем, единицей, четверкой, пятеркой, шестеркой или девяткой. Пускай восклицание "О!" обозначает "ноль". И вот я написал следующее: "Последняя цифра? О! Я вижу квадру!" А чтобы все было "ух!", я подложил это под "Сердце красавицы". Достаточно будет этого для мнемонического запоминания?
      - Довольно неплохо, - согласился Валь, потирая вмски. - Лучше скажите, где Корнат?
      - Так вы поняли, что "О!" - это "ноль"?
      - Ага, вот он. Эй, Корнат!
      - Тише, пускай мальчик спит! - Карл уже был выбит из колеи разговора. Он наклонился вперед, чтобы поглядеть на откинутое кресло перед собой, и был рад видеть, что Корнат мирно посапывает во сне.
      Валь поначалу было рассмеялся, потом как-то сразу же замолчал, на его лице появилось выражение удивления, он схватился за голову, потом сказал:
      - Вы о нем так беспокоитесь, будто это ваш ребенок.
      - Ну, повидимому не следует воспринимать это подобным образом.
      - Дитя! Ха! Я кое-что слышал о способности притягивать к себе несчастья, но последний случай - совершеннейшая фантастика! Самолет взрывается, когда он должен быть внутри него, но его там нет!
      Мастер Карл подавил уже готовое выскочить инстинктивное возражение, выдержал паузу, чтобы успокоить свои чувства и стал обдумывать предыдущее замечание. Это и спасло его от неприятностей. Самолет слегка накренился, и далекие тучи повернули к горизонту. Только, конечно же, это были не тучи. Самлоет шел на посадку, направляемый невидимым радаром. Крен был практически незаметным, но Валь по дороге в туалет оступился, зацепился за кресло, и это разбудило Корната. Карл вскочил на ноги как только заметил, что молодой человек пошевелился, и был рядом, не успел еще тот раскрыть глаза.
      - С тобой все в порядке? - сразу же начал допытываться он.
      Корнат замигал, зевнул, затем потянулся.
      - Думаю, что так. Да.
      - Мы уже почти садимся.
      В голосе Карла слышалось облегчение. Он никак не мог объяснить, почему это так. Что такого могло произойти? Только, все равно, чувствовалось, будто произойти может...
      - Я принесу тебе из буфета чашечку кофе.
      - Спасибо, не надо. Не беспокойтесь, ведь мы скоро будем на земле.
      Внизу под ними остров накренился и пополз назад будто спадающий с дерева лист - лист, который падает вверх и очень быстро, во всяком случае, так им казалось. Валь вышел из туалета и стал разглядывать дома внизу.
      - Грязные хибары, - бормотал он.
      Под крыльями их самолета шел дождь, нет, вокруг самолета; и опять не то - сверху. Самолет пробился через дождевое облако, м теперь замеченные Валем "хибары" были совершенно рядом. Из продырявленной тучи хлынул ливень.
      - Куму-лусы орографи-ческого происхож-дения, - без каких-либо модуляций проскрипел прямо на ухо Мастеру Карлу голос Сен Сира. - Над остро-вом небо всег-да покры-то туча-ми. Наде-юсь дождь вам не помеша-ет.
      - Он помешает мне, - заметил Мастер Валь.
      Они приземлились, колеса самолетного шасси тонко запищали, коснувшись мокрой поверхности посадочной полосы. Откуда-то выскочил чернокожий коротышка с зонтиком. Заботливо держа его над головой Сен Сира, он провел его до самого административного корпуса, хотя дождь уже почти закончился.
      Было ясно, что сейчас срабатывают репутация и положение Сен Сира. Вся компания без малейшей задержки прошла таможенный контроль, смуглокожие инспекторы даже не касались их багажа. Один из них кошачьими шажками обошел кучу чемоданов Полевой Экспедиции, включив портативный голосорекордер.
      - Научные инструменты, - пропел он в аппарат, и машинка, щелкнув, сделала запись. - Научное оборудование... научное оборудование...
      - Это мой личный чемодан, - вмешался Мастер Карл. - В нем нет никакого научного оборудования.
      - Прошу прощения, - вежливо согласился инспектор, но, тем не менее, каждый последующий чемодан он снова окрестил "научным оборудованием". Единственным результатом поправки Карла стало то, что инспектор стал петь в свой аппарат еле слышно.
      Для Мастера Карла это было проявлением неуважения, и он решил собщить об этом начальству. Научное оборудование, инструменты! Здесь не было ничего общего с научным оборудованием, если не считать целой коллекции наручников Мастера Валя, взятых на тот случай, если аборигены станут сопротивляться, когда их начнут забирать отсюда. Он подумывал, не обратиться ли с этим протестом к Сен Сиру, но тот разговаривал с Корнатом. Карл не осмеливался перебивать. То есть, Корната перебить можно было без всяких неудобств, но вот Президента Университета...
      - А что это там такое? - обратился к нему Валь. - Похоже на бар. Как вы насчет того, чтобы выпить?
      Карл сухо отказался и прошагал к выходу на улицу. Он не был в восторге от этого путешествия. Хотя, подумал он, в нем есть и свои положительные моменты. Можно было хоть ненадолго сменить надоевшие интерьеры Академических Аудиторий. Уже давно сложилась тенденция утраты контакта с массами, проживающими вне стен Университета. Посему, в течение тридцати лет, как он стал преподавать, Карл ввел в практику хоть раз в год, но входить в контакт с неакадемическим миром. Не всегда встречи эти проходили нормально, но пока сам Карл не задумывался над этим, все происходило даже неплохо.
      Он стоял в дверном проеме, не выходя на жаркое солнце и выглядывая на улицу. "Грязные хибары" были вовсе не грязными; лишь паршивое похмельное настроение Валя могло окрестить их подобным образом. Зачем он так, удивлялся Мастер Карл, дома довольно-таки чистенькие. Не особо привлекательные. Это так. И не очень большие. Но была в них какая-то причудливость, они вовсе не были уродливыми или отталкивающими. Все домишки были на скорую руку сварганены из кусков фанеры, картона и пластиковых упаковок - большей частью местного производства, как вычислил Мастер Карл; их делали пальмовой сердцевины.
      Над улицей закружил, затем опустился и сел на мостовую вертолет. Он сложил лопасти винтов и подкатил прямо к входу здания, где стоял Карл. Из кабины выскочил летчик, обежал машину спереди и открыл дверку с противоположной стороны.
      Нет, что-то здесь было не так.
      Летчик вел себя так, как будто на принадлежащую ей землю должна была ступить, как минимум, Императрица Екатерина. Но из вертолета вышла не леди, а создание, которое на первый взгляд было похоже на самую банальную сорокалетнюю блондинку. Карл сжал губы в тонкую линию, искривившись на ярком солнце. Любопытно, удивился он, но создание помахало ему рукой.
      - Так, вы Карл. Давайте, влезайте, - сказало создание густым, звучным голосом, совершенно не похожим на голос сорокалетней женщины. - Я поджидаю вашу гоп-компанию уже полтора часа, а мне хотелось бы вернуться в Рио-де-Жанейро еще сегодня вечером. Да, и будьте так добры поторопить этого старого козла Сен Сира.
      К велмчайшему мзумлению Мастера Карла кондрашка Сен Сира вовсе не хватила.
      Президет сам вышел на улицу и приветствовал женщину настолько любезно, насколько позволял ему безжизненный голос. Потом он устроился рядом с ней на переднее сидение, как будто они давно уже были друзьями. Но и это не стало последним поводом для изумления. Приглядевшись к "женщиине" поближе. опять-таки нельзя было не удивиться, потому что она вовсе не выглядела на свои годы. Это была накрашенная старуха с подтянутой на лице кожей, на которой были шорты-бермуды и светлый парик с короткой стрижкой! Ну почему бы в таком возрасте женщине не стареть достойно, как делает это Сен Сир или сам Мастер Карл?
      Но ладно, раз уже сам Сен Сир был с нею знаком, значит она не была такой уж плохой. К тому же у Карла появился еще один повод для беспокойства: исчез Корнат.
      Вертолет уже готов был взлететь, когда Карл вскочил с места.
      - Подождите! Мы кое-кого забыли!
      Его никто не слушал. Бабуля в шортах что-то нашептывала на ухо Сен Сиру. Что она говорила, не было слышно из-за шума винта.
      - Господин Президент, остановите пилота, пожалуйста!
      Но Сен Сир даже не повернул головы.
      Мастер Карл был обеспокоен. Он прижал лицо к стеклу иллюминатора, глядя на удаляющийся город, но тот был уже далеко, чтобы можно было что-либо заметить.
      Да ладно, успокаивал Карл сам себя, никакой опасности здесь нет. Нигде в мире уже не было враждебных наций. Молния не ударит. Корнат оставался здесь в такой же безопасности, как будто был у себя в постели.
      Безопасен настолько, насколько позволит ему собственное сознание, но не более того.
      Суть была в том, что Корнат выпил пива у пыльной стойки придорожной кафешки. Впервые - да и было ли подобное раньше? - его сознание отдыхало.
      Он не думал об аномалиях статистических результатов Распределительного Закона Вольгрена. Он не размышлял о предложенном Мастером Карлом временном браке или даже о досадном перерыве в занятиях, вызванном участием в Полевой Экспедиции. Это не было похоже на успокоенность после множества мелких неприятностей, но это было. Просто спокойствие. Похожее на аромат незнакомого цветка. Корнат испытывал это состояние сначала ушами и решил, что, хотя и непривычное, оно было весьма приятным. В нескольких ярдах от него в воздух поднялся какой-то летательный аппарат, разрушая тишину и спокойствие, но, самое странное, потом это чувство к нему вернулось.
      Сейчас у Корната появилась возможность поглядеть на себя вчерашнего, каким он оставлял клинику в десятке тысяч миль отсюда. Он заказал у официантки с желтоватой кожей следующее пиво и полез в карман за пачкой бумаг, врученных ему врачом.
      Бумаг было гораздо больше, чем он мог ожидать.
      Так о скольких там случаях, происшедших в Университете, говорил аналитик? О пятнадцати или вроде того? Но в бумагах упоминалось более сотни подобных историй. Корнат быстро просмотрел заключение и обнаружил, что эта проблема касается не только одного Университета - происшествия были и в других учебных заведениях, во внеуниверситетских кругах. Было похоже, что эта эпидемия захватывала всех государственных служащих. целая дюжина случаев касалась только одной локальной телесети.
      Корнат читал ничего не говорящие ему имена, изучая такие же, ничего не говорящие ему факты. Один телевизионщик восемь раз восемь раз устраивал короткое замыкание полностью изолированного электроодеяла, прежде чем успешно покончил с собой. У него было все в порядке с семьей, да и карьера развивалась нормально.
      - Ancora birra?
      Корнат даже подскочил, но это была всего лишь официантка, спрашивающая, не принести ли ему еще пива.
      - Все хорошо... Погодите... - Не было смысла, чтобы ему все время мешали в чтении. - Принесите сразу несколько бутылок и оставьте здесь.
      Солнце уже клонилось к закату, облака были бессильны защитить остров от его палящих лучей; горизонт был совершенно чист. Было жарко, а пиво делало Корната сонливым.
      Только теперь до него дошло, что он отделился от остальных. Скорее всего, они уже уехали без него, и теперь Мастер Карл будет сердиться.
      А еще ему показалось, что здесь чертовски уютно.
      На таком как этот, малюсеньком, острове у него могло бы и не быть всех его неприятностей. Теперь вместо них у него было пиво, его бумаги, и не похоже, чтобы они так уж его беспокоили. Хотя он прочел их от корки до корки, он так и нек обнаружил источника того синдрома, что в течение десяти недель мог довести его до точки. Десять недель! У Корната оставалось еще двадцать дней.
      Мастер Карл твердил свое:
      - Давайте вернемся! Вы не имеете права оставлять бедного мальчика, чтобы он умер.
      Сен Сир изумленно заморгал. Женщина возразила резким тоном:
      - С ним все будет в порядке. В чем дело? Вам охота поломать его кайф? Ну почему вы не хотите дать ему шанс покончить с собой?
      Карл тяжело вздохнул. Он снова возобновил свои призывы, но пользы от этого не было: слишком легко относились все к этой проблеме. Старый преподаватель откинулся на спинку сидения и уставился в иллюминатор.
      Вертолет снизился перед входом в здание, по своим размерам превосходившим все лачуги. В его окнах были стекла, а поверх стекла были закреплены решетки. Блондинка выскочила из кабины будто кукла-марионетка и завизжала:
      - Все выходите! А ну, живо! Я не собираюсь гробить здесь целый день!
      С угрюмым выражением на лице Карл проследовал за нею в здание. Теперь его удивляло, как это он, пусть даже на миг, мог принять ее за молодую женщину. Ярко-голубые глаза под светлыми волосами, так; но глаза эти были склеротическими, с кровавыми прожилками, волосы - желтая пакля парика, натянутая на череп. Ненавидя эту бабу и волнуясь за Корната, Карл поднялся по ступеням, прошел через зарешеченную дверь и увидал комнату с двойными решетками.
      - Аборигены, - бесстрастным голосом сказал Сен Сир.
      Здание было местной тюрьмой, в которой была только одна камера. Сейчас она была заполнена дюжиной, или даже более того, оливковокожих злых мужчин и женщин. Детей не было. Нет детей, раздраженно подумал Мастер Карл, а ведь нам обещали сделать выборку из всего населения! Все здесь находящиеся были стариками! Самому молодому было, похоже, лет сто...
      - Погля-дите на них внима-тельно, - снизив голос, сказал ему Сен Сир. - Здесь нет экземпля-ра моло-же пятиде-сяти лет.
      Мастер Карл даже подскочил. Опять чтение мыслей! С каким-то чувством зависти он подумал, как это здорово быть таким мудрым, все испытавшим и все понимающим; знать, как делал это Сен Сир, что другой человек подумал еще до того, как скажет это вслух. Это был тот род мудрости, что, как считали подчиненные Президента, принадлежит ему по праву, а им - нет! Страшно было даже подумать, какими еще способностями обладает Сен Сир!
      Мастер Карл прошел по коридору, чтобы поглядеть на аборигенов через решетку, через которую был пропущен электрический ток. В двери появился болезненно полный мужчина в цветастых шортах. Он поклонился женщине, поклонился Сен Сиру, слегка склонил голову перед Мастером Карлом, а на остальных поглядел как на пустое место. С его стороны это была показная демонстрация того, как по-настоящему посвященная в тайники власти личность может легко вычислить важность отдельных категорий незнакомых ему людей с первого же взгляда.
      - Я, - представился он, - ваш переводчик. Вы желаете поговорить с вашими туземцами, сэр. Можете начинать. Тут имеется один малый, так он немного говорит по-английски.
      - Благодарю вас, - ответил Мастер Карл.
      Этот малой был угрюмым типом, одетым как и большинство туземцев в камере. На всех, как правило, были рваные шорты и куртки с короткими рукавами и совершенно неуместными стоячими воротничками. Вся одежда выглядела совершенно старой; не столько поношеной, как именно старой. И мужчины, и женщины были одеты одинаково. Разница была только в воротничках и нарукавных нашивках. Похоже, что это были обозначения военных рангов. Например, у одной женщины на воротнике была красная суконная нашивка с пересекающей ее золотой полосой. Нашивка была потертая, золото потускнело, но когда-то все это было весьма ярким. Поверху золотистой полосы помещалась желтая пятиконечная звезда из материи. Самый маленький ростом мужчина, оглянувшийся, когда заговорил переводчик, на своей нашивке имел золота побольше, плюс три звезды из позеленевшего металла. У другого мужчины было три матерчатые звезды.
      Эти трое, двое мужчин и женщина, вышли вперед, встали по стойке смирно и резко поклонились. Тот, у кого звезды были металлическими, сказал, пришепетывая:
      - Тай-и Масатура-сан. Я капитан, сэр. А это из моя команда: хейко Икури, йото-хей Сёкуто.
      Тут же Мастер Карл отступил назад. От этих людей в о н я л о !
      Они не выглядели как-то особенно грязными, но даже на первый взгляд с ними было плохо: болезненный цвет, кожа вся в рубцах и язвах; и еще запах застарелого пота.
      Мастер Карл взглянул на переводчика:
      - Капитан? Это что, армейский ранг?
      Переводчик усмехнулся.
      - Никакой армии, - заявил он. - Нет, нет. Уже давно не имеется. Но они все хранят воинские звания, понимаете? Передают от отца к сыну, от отца к сыну, так и тут. Вот этот парень здесь, тай-и, он мне говорил, что все они - часть японского Имперского Экспедиционного Корпуса, что будет брать штурмом Вашингтон, округ Колумбия. Тай-и - это капитан, как мне кажется он командует всеми ими. Хейко - эта женщина - это, как рассказывал капитан, нечто вроде младшего сержанта. Это гораздо выше остальных, что называют себя ефрейторами.
      - Я не понимаю, что такое "сержант" или "ефрейтор".
      - А кто понимает? Но для них, похоже, это очень важно. И еще, переводчик помялся, потом усмехнулся. - Они все родственники. Тай-и - это отец, хейко - мать, а йото-хей - их сын. Все носят фамилию Масатура-сан.
      - На вид они ужасно грязные, - прокомментировал это Мастер Карл. Слава Богу, что мне не надо идти к ним.
      - Надо, - раздался у него за спиной замогильный голос. - Да, так. Это на вашей ответствен-ности, Карл. Вы обяза-ны просле-дить, как медики будут их обсле-до-вать.
      Мастер Карл насупился и хотел было высказать свое недовольство, но назад пути не было. Сен Сир отдал приказ, и этот приказ был отдан ему.
      Медики видели в аборигенах кучу недорезанных трупов. "Тоже мне, врачи, - с отвращением думал Карл, - Как они будут их обследовать?" Но те быстро принялись за дело. Они раздели всех: женщин и мужчин, прослушали легкие, ощупали животы, разделив потом то ли по оттенкам оливковости кожи, то ли по количеству нашивок на воротниках, а может, заплат на шортах. Карл тоже, по возможности, занимался этим, а потом ушел, оставляя за собой кучу голых тел и кучи тряпья, в то время как медики остались бормотать себе под нос и снова перещупывать туземцев будто недовольные торговцы.
      Нельзя сказать, чтобы возня с аборигенами сильно его утомила, нет, математика они волновали меньше чем ноль. Гораздо сильнее ему хотелось найти Корната.
      На небе уже висела полная луна.
      Карл направил свои стопы туда, где черным силуэтом в серебристой пыли стоял вертолет. Пилот дремал в своем кресле, и Карл с решительностью и настойчивостью, сохраняемой, в основном, для критических заметок в "Math. Trans.", резко скомандовал: - А ну, подымайся! Я не собираюсь торчать здесь всю ночь!" Изумленный пилот уже только в воздухе понял, что это не его хозяйка, старо-моложавая блондинка, и даже не древний дед Сен Сир.
      Но делать было нечего. Взялся за гуж, не говори, что не дюж. Когда Карл приказал пилоту возвращаться в город, где приземлился самолет, тот поворчал, но подчинился.
      Где потерялся Корнат, выяснить было нетрудно. Полицейский на мотороллере рассказал Карлу о придорожном кафе; тамошний кассир послал их в забегаловку рядом; ее хозяин видел, что Корнат, управившись с кофе и сэндвичем, опять вернулся в аэропорт. Диспетчеры башни слежения видали, как тот заходил, пытаясь как-то переправиться к остальной группе, потом плюнул на все и, пошатываясь, побрел по проселочной дороге в джунгли.
      Диспетчер добавил, что глаза Корната все время закрывались.
      Карл заставил полмцейского помочь ему. Он был в ужасе.
      Маленький мотороллер петлял по дороге, световое пятно фары прощупывало обочины. Карл молился про себя и повторял: "Ведь я же обещал ему..."
      Завизжали тормоза, и мотороллер остановился будто вкопанный.
      Полицейский был малорослым, худым, хотя и полным энергии юношей, но Мастер Карл первым спрыгнул с сидения и был первым у свернувшейся калачиком фигуры, лежащей под хлебным деревом.
      Впервые за несколько недель - по вполне понятной причине - Корнат спал без своего ангела-хранителя. Тот момент беспомощности между сном и явью, то мгновение, что уже несколько раз чуть было не довело его до смерти, застал его на обочине пустынной дороги, посреди буйной тропической зелени.
      Карл осторожно придерживал безвольно падающую голову.
      - Господи... - сказал он, молитва застряла в горле. - да он всего лишь напился. Эй, вы, идите сюда! Помогите доставить его в кровать!
      Корнат проснулся. Голова гудела, а во рту будто кошки ночевали. Тем не менее, он улыбался. Мастер Карл сидел возле раскладного столика, и его голова затеняла свет.
      - А, ты уже проснулся. Хорошо. Я попросил портье разбудить меня пораньше, на тот случай...
      - Да. Благодарю.
      Ради эксперимента Корнат подвигал челюстью, но впечатление было не из лучших. Но все равно, настроение было превосходным. Давно он уже не напивался, так что даже само похмелье было для него интересным ощущением. Он сел еа кровати, свесив ноги. Мастер Карл дал портье и другие указания, потому что рядом стоял оловянный кофейник и кружка. Корнат отпил глоток.
      Какое-то время Карл глядел на него, затем повернулся к столу. Там стояла банка с зеленоватой жидкостью и лежала пачка фотографий.
      - Что скажешь, - спросил Карл, показывая один снимок. - Похоже это на звезду?
      - Нет.
      Карл положил снимок в кучу к остальным.
      - У Беккереля было не лучше, - таинственно заявил он.
      - Извините, Карл, - сказал Корнат, улыбаясь. - Вы же знаете, что я не слишком-то интересуюсь псионами...
      - Корнат!
      - Ох, простите. Вашими исследованиями по паранормальной кинетике.
      Тут же позабыв сказанное Корнатом, Карл, с некоторым сомнением, сказал:
      - Мне показалось, что Гринлиз навел меня на какой-то след. Знаешь, я попытался манипулировать молекулами с помощью паранормальной кинетики, используя фотопленку для регистрации. Я рассуждал, что раз уж под воздействием малейшего щелчка молекулы переходят в иное состояние, то понадобится совсем немного энергии, чтобы привести их в состояние возбуждения. Так вот, Гринлиз рассказал мне о броуновском движении. Вот как здесь. - Он поднес банку с мыльным раствором поближе к свету. - Видишь?
      Корнат поднялся с постели и взял банку из рук Мастера Карла. На свету он мог заметить, что зеленоватый цвет создавался мириадами блуждающих светящихся точек, скорее золотых, чем зеленых.
      - Броуновское движение? Кое что об этом я помню.
      - Истинное движение молекул, - торжественно объявил Карл. - Ода молекула сталкивается с другой, толкает ее на третью, третья бьет в четвертую. Для этого даже специальный термин имеется...
      - В математике. Как же? Ага, след пьяницы.
      Очень ясно и даже с какой-то любовью Корнат вспомнил все, связанное с этим. Тогда он был студентом второго курса, а преподавателем был старый Уэйн. Аудиовизуальные материалы представляли марионеточного пьяницу, сталкивающегося с кукольными фонарными столбами, и неуверенной походкой идущего в таком же неопределенном направлении. Он улыбнулся, глядя на банку в руках.
      - Так вот. Единственное, чего я хочу, это заставить его протрезветь. Гляди! - Карл втянул в легкие воздух, потом задержал дыхание и застыл на месте. Сейчас он представлял собой истинный образец концентрации. Роден оставил нам лишь грубый набросок, если сравнить с соранностью Карла. - Ну?
      Корнату казалось, что Карл, скорее всего, попытается выстроить все молекулы ровными рядами.
      - По-моему, я ничего не заметил, а может чего-то не понял...
      - Да нет, скорее всего, это я... Ладно уж, - сказал Карл, забирая у него банку. - Даже отрицательный ответ - это тоже ответ. Пока мне еще не удается это зафиксировать. Я рассчитываю на фотографии, если Гринлиз немного поможет. - Он присел на кровать рядом с Корнатом. - Как ты себя чувствуешь?
      - Вы же видите.
      Карл кивнул и продолжил, очень серьезным тоном:
      - Вижу, что ты до сих пор жив. Возможно это потому, что ты шел своим собственным следом пьяницы.
      Корнат покачал головой. Это не означало "Нет", а только "Как я могу сказать?".
      - А как насчет моей идеи относительно того, чтобы поискать жену?
      - Не знаю.
      - А вот эта девушка из столовой, - несколько резковато спросил Карл. Как насчет нее?
      - Лосиль? Господи, Карл, да что я могу сказать относительно нее? Я даже имя ее с трудом вспомнил. Кроме того, похоже, что у нее что-то с Эгердом.
      Карл поднялся и подошел к окну.
      - Лучше всего, если мы отправимся завтракать. Должно быть, туземцы уже приготовлены. - Он загляделся на алый рассвет. - Мадам Сен Анна просила, чтобы помочь доставить ее аборигенов в Вальпараисо, - сказал он, рассуждая о своем. - Думаю, я помогу ей с этим.
      ГЛАВА ШЕСТАЯ
      А в десяти тысячах миль от острова, в ранние пополуденные часы Лосиль вовсе не была близка с Эгердом.
      - Извини, - сказала она. - Возможно, это бы мне и понравилось, но...
      Эгерд вскинулся.
      - В чем дело? - сердито заявил он. - Десять недель? Вполне достаточно. Я вернусь где-то в первых числах.
      И он вышел из комнаты для посетителей женского общежития.
      Лосиль вздохнула, но поскольку не знала, что делать с ревностью Эгерда, она ничего и не делала. иногда очень трудно быть девушкой.
      Это Лосиль нынешняя, довольно-таки привлекательная девушка, у которой полно своих, девичьих проблем. Такова уж девичья доля, накапливать проблемы. Такова уж девичья доля - выглядеть любимой, нерешительной. И доступной.
      Это неправда, будто девушки сделаны из сахара и пряностей. Эти таинственные создания, отмеченные комплексами, что колеблются от романтизма покрытых цветами полян до чувственности мускуса, сокращают "здесь" и преувеличивают "там" - все они животные, равно как и мужчины тоже животные, состоящие из трепещущей, частично обработанной ферментами органической плоти; но у них есть множество приземленных проблем, с которыми мужчины никогда не встречаются и понятия о них не имеют: с течкой, с готовыми делиться клетками, с переполняющими, заставляющими куда-то рваться чувствами. Женская половина человечества всегда была триумфом изобретательности по сравнению с животными корнями.
      И, как мы уже говорили, такой была и Лосиль. Двадцать лет. Студентка. Дочь инженера подземки и чиновницы системы социального обеспечения, которые сейчас были на пенсии и жили в поселке на сваях. Она молода, достигла брачного возраста. Здоровье такое, что пахать можно. Что могла она знать о тайнах?
      Но она знала.
      В тот вечер, когда должна была вернуться Полевая Экспедиция, Лосиль было приказано отказаться от всех вечерних занятий. У нее был лишь часик, чтобы позвонить родителям в поселок. Она обнаружила, как уже много раз до этого, что ей не о чем с ними разговаривать. Потом она вернулась на Кухню Преподавательской столовой, в самое время, чтобы там заняться своими обязанностями.
      Поводом всего столпотворения было возвращение Экспедиции. И похоже, что оно превратится в грандиозный пир. На нем должно было присутствовать около двух сотен важных типов, практически весь высший преподавательский состав Университета. Кухня гудела усиленной деятельностью. Все шесть кулинарных инженеров были на посту, все при деле. Кулинарный инженер по соусам и приправам первым поймал Лосиль и оставил ее себе в помощь. Инженер, специализацией которого были выпечка и пирожные, тоже знал девушку и потребовал ее себе. Победили приправы, и Лосиль обнаружила, что уже взбивает какой-то соус в громадной металлической посудине. пронзительный вой миксера и стаккато ножей смешались в грохот реактивного двигателя. Девушка и не заметила, когда прибыли члены Экспедиции. Она узнала про это, когда прошла за каким-то ингредиентом в другой конец Кухни, а когда вернулась, увидала Эгерда, подгоняющего перед собой трех низкорослых, неизвестных ей людей с нездоровым, желтоватым оттенком кожи.
      Эгерд тоже заметил ее.
      - Лосиль, - крикнул он. - Иди-ка сюда и посмотри на туземцев!
      Девушка немного помялась и поглядела на К. И., который погрозил ей пальцем: давай-побыстрей-если-не-хочешь-испортить-соус. Лосиль стянула перчатки, установила таймер и режим термостата и пошла мимо тестомесилок, скороварок и духовок Кухни для Преподавателей навстречу Эгерду с его трофеями.
      - Это японцы, - гордо заявил тот. - О Второй Войне слыхала? Их оставили на острове, так они там и жили до сих пор. Скажи...
      Лосиль отвела глаза от туземцев и поглядела на Эгерда. Тот выглядел одновременно и гордым, и раздраженным.
      - Я еду в Вальпараисо, - сказал он. - Имеется еще шесть туземцев, которых надо отправить в Южную Америку. Мастер Карл берет меня с собой.
      Лосиль только открыла рот, чтобы сказать что-то, но тут в комнату забрел Корнат. Было похоже, что он о чем-то задумался.
      Эгерд помрачнел и поглядел вслед за ним.
      - Странно, и зачем это именно я понадобился Мастеру Карлу, - сказал он недовольно, но понимая возложенную ответственность. - Ладно уж, все в порядке. - Он направился к другому выходу. - За шестнадцать дней у него еще есть шанс, - заметил он в спину математику.
      А Корнату было от чего задуматься. Он никогда еще не предлагал заключить брак.
      - Здравствуйте, Лосиль, - довольно официально поздоровался он.
      - Здравсттвуйте, Мастер Корнат, - ответила девушка.
      - Э-э... я бы хотел попросить вас кое о чем.
      Лосиль не ответила. Корнат разгляделся по кухне, как будто до этого никогда здесь не был, что и на самом деле соответствовало действительности.
      - Не были бы вы так добры... э-э... не согласились бы вы встретиться со мной на Наблюдательной Башне.
      - Договорились, Мастер Корнат.
      - Прекрасно, - сказал тот вежливо, кивнул и был уже на полпути в обеденный зал, как вдруг до него дошло, что он не сказал девушке, во сколько состоится их встреча. А вдруг она посчитает, будто он ожидает от нее, чтобы он торчала там целый день! Он заторопился назад.
      - Если в полдень?
      - Хорошо.
      - И не стройте никаких планов на вечер, - скомандовал он и тут же сбежал. Все случившееся весьма взбудоражило его. До сих пор он никому и никогда не предлагал замужества, и, скорее всего, так он считал, это ему не удалось. но он ошибался. Он этого не знал, но знала Лосиль.
      Остаток вечера для Корната промелькнул очень быстро. прием имел громадный успех. Аборигены находились в центре всеобщего внимания. Они шатались среди гостей, выкуривая с каждым, кто того желал, трубку мира, и каждый гость выпивал с ними, заканчивая свой тост громогласным Банзай!. Потом они охрипли, потом всего лишь идиотски улыбались - короче, очень скоро аборигены упились в стельку.
      Корнат чувствовал, что и он сходит с рельс. поначалу он еще улавливал взгляды Лосиль. потом потерял ее. Он высматривал девушку, распрашивая о ней официантов, привезенных издалека аборигенов; в конце концов он обнаружил себя, выспрашивающего - или рассказывающего про Лосиль - в вялых объятиях Мастера Валя. Он упился довольно быстро, но пить продолжал. Нет, какие-то моменты просветления у него были5 вот Мастер Карл терпеливо слушает его, пытающегося продемонстрировать броуновскон движение в бокале имбирного пива; потом совершенно уж непонятный момент, когда он обнаружил себя в пустой кухне, выкрикивающим имя Лосиль в медную кастрюлю. Затем, уже Бог ведает каким образом, он пришел в себя в лифте МатБашни; повидимому, было уже очень поздно, и Эгерд в кремовой пижаме пытался помочь ему добраться до комнаты. Он знал, что о чем-то говорил Эгерду, скорее всего, что-то жестокое, потому что юноша повернулся и ушел, даже не протестуя из-за того, что Корнат ломится в его собственную дверь - он только не знал, про что говорил. упоминал ли он Лосиль? Да вроде бы и нет! Хихикая и смеясь, он свалился в постель. Нет, он упоминал Лосиль. Раз тысячу, и он прекрасно знал об этом.
      Потом он погрузился в сон.
      Корнат попробовал было проснуться, боясь за себя, зная, что остается один, беззащитный. только вот остановиться он уже не мог.
      Он не мог остановиться, потому что был иолекулой в целом море мыльного раствора, и Мастер Карл толкал его в объятия Лосиль.
      Потом Мастер Карл снова толкнул его, поскольку Эгерд пихнул его на Мастера карла; Лосиль перекинула его Сен Сиру, а тот, беззвучно хохоча, закинул его в банку.
      Он не мог остановиться, потому что Сен Сир говорил ему:
      - Вы молекула, пьяная молекула. Всего лишь молекула - пьяная, шальная, не знающая пути. Ты пьяная молекула и не можешь останавливаться.
      Он не мог остановиться, потому что самый громогласный во всем мире голос кричал ему:
      ! ТЫ МОЖЕШЬ ЛИШЬ СДОХНУТЬ, ПЬЯНАЯ МОЛЕКУЛА! ТЫ МОЖЕШЬ ТОЛЬКО УМЕРЕТЬ, ТЫ ! НЕ МОЖЕШЬ ОСТАНОВИТЬСЯ!
      Он не мог остановиться, потому что мир кружился, вертелся вокруг него; Корнат пытался открыть глаза, чтобы остановить это вращение, но мир не останавливался.
      Он был молекулой.
      Он видел то, что превратился в молекулу, и знал то, что не может остановиться.
      А потом
      молекула
      - остановилась.
      ГЛАВА СЕДЬМАЯ
      Эгерд ломился в запертую дверь почти целых пять минут и только потом ушел. Он мог оставаться и дольше, но не собирался. Он посчитал, что все равно это ни к чему не приведет, это во-первых, к тому же, он сделал все, что было ему поручено. А если учесть факт, что Корнат предложил Лосиль замужество, это вообще отменяло всяческие предыдущие соглашения. Во-вторых, он уже и сам опаздывал.
      Корнат проснулся только через час после этого.
      И он был жив, с интересом отметил он.
      Ему приснился очень странный сон. Впрочем, он даже и не был похож на сон. Вечерние лекции Корната с Опоссумом Пого, одетым в клетчатую, синюю с белым рубашку и разъясняющим гнусавым голосом правило факториализации больших чисел были гораздо фантастичнее в сознании молодого профессора, чем сцены из сновидения, где он сам наблюдает за собой же, с бутылкой в руках, пьяным, запутавшимся в ловушках броуновских зигзагов. Он знал, что единственная возможность остановиться для молекулы - это умереть, но самое смешное было в том, что он сам не умер.
      Корнат поднялся с кровати, оделся и вышел из комнаты. В голове еще гудело от похмелья, но на дворе было так прекрасно. Утро было просто замечательным, к тому же Корнат ясно помнил, что на сегодня у него назначено свидание с Лосиль.
      Сегодня в его расписании были только послеобеденные лекции, так что все утро было в его распоряжении. Корнат бесцельно брел по кэмпусу, оставляя за собой зеленую сталь и стекло Стадиона, мимо раскидистых изумрудных газонов, а затем пошел к нижней части университетского городка, к Мосту. Корнату очень нравился Мост, его дерзкий изгиб над водами Залива, нравилось то, что Мост был подвешен всего лишь к одному пилону на острове, где и расположился Университет. Ему нравился и сам пилон - Наблюдательная Башня.
      Повинуясь импульсу, а так же мысли, что утро вполне можно посвятить и самому себе, он зашел в Клинику, чтобы взять новую упаковку тонизирующих таблеток. В такое время в Клинике не было много посетителей, кроме тех, кто пришел по срочной необходимости, но, раз уж Корнат пришел, его направили к диагностическому автомату. Впечатления от исследования были весьма сходны с теми, которые он испытал три дня назад, за исключением того, что здесь не было живого врача. Механические пальцы ввели в руку Корната иголку толщиной с волосок и взяли кровь на анализ; затем результаты анализа сравнили со сделанной ранее хроматографией и тщательно оценили произошедшие изменения. Через несколько секунд загорелись розовые буквы "Анализ произведен", раздался щелчок, и в ладонь профессора вложили пластиковую коробочку с таблетками.
      Корнат проглотил одну. О, чудесно! Она действовала! Ощущение было одновремено и странным, и восхитительным. Что бы там не содержалось в этой пилюле, но вялость она сняла мгновенно. Он даже мог четко проследить путь этой таблетки от гортани до самого желудка. Этот путь был отмечен прекрасным самочувствием. Корнат чувствовал себя очень хорошо. Да чего уж там, превосходно! Он снова вышел на свежий воздух, напевая под нос.
      На Смотровую площадку надо было подниматься очень долго, но Корнат преодолел весь подъем пешком, все время чувствуя себя отлично. Посасывая вторую таблетку и запасясь прекрасным настроением, он стал ожидать Лосиль.
      Из аудитории она вышла быстро.
      Подойдя к основанию пилона, она глянула наверх, на Смотровую площадку, что располагалась в двухстах футах над ее головой. Даже если Корнат и был там, все равно она не могла его видеть. Девушка побежала к внешним эскалаторам, дважды опоясывающим шестигранную башню. Так было предусмотрено ради вентиляции и ради вида. А вид и вправду был чудесный - белоснежные призмы биофабрик, купол Клиники под широко расставленными столбами пилона, блестящие на солнце здания Университета, зелень газонов и две сливающиеся синевы: неба и моря. Прелестно...
      Но девушка нервничала. Она сошла с эскалатора, обошла столб пилона и вышла на Смотровую площадку.
      - Мастер Корнат?
      Ветер трепал ее волосы и блузку. Корнат стоял, замечтавшись, у самой ограды. Его коротко стриженные волосы ветер пытался завернуть на лоб. Он медленно повернулся и улыбнулся, сонно мигая.
      - О, - сказал он. - Лосиль. - И тут же кивнул, как будто она уже ответила - но ведь этого же не было. - Лосиль, - сказал он. - Мне нужна жена. Вы мне подходите.
      - Спасибо, Мастер Корнат.
      Он лишь небрежно взмахнул рукой.
      - Насколько я понимаю, вы ни с кем не помолвлены?
      - Нет. (Если не считать Эгерда, но она не считалась с этим.)
      - Можно предположить, что вы и не беременны?
      - Нет, я никогда не была беременной.
      - О, впрочем, это неважно, - тут же засуетился Корнат. - Я ничего не хотел сказать. Надеюсь, нет и каких-либо проблем физического свойства?
      - Нет.
      На этот раз она отвела глаза. Кое-какие проблемы физического характера имелись. Без мужчины ни о какой беременности не могло быть и речи. Она же всегда сторонилась этого.
      Лосиль ожидала, что Корнат скажет еще что-нибудь, а он долгое время все ходил и ходил вокруг нее. Краем глаза девушка заметила, что он берет из коробочки какие-то таблетки и глотает их как леденцы. Ей было интересно, он хоть знает, что ест? Тут ей вспомнилось лезвие ножа у его шеи, вспомнились истории, рассказанные Эгердом. Какая чушь, ну зачем ему пытаться убить себя?!
      Наконец Корнат собрался, откашлялся, глотнул еще одну таблетку.
      - Позвольте мне объясниться, - отрешенным голосом сказал он. - Никакой юридической ответственности, никаких физических контактов, никакой близости. Видите ли, я всего лишь большой ребенок. Я все обдумал, Лосиль. Мы можем поговорить сегодня вечером, после занятий? - Внезапно он нахмурился. - Может у вас имеются какие-то возражения?
      - Нмкаких.
      - Хорошо. - Он кивнул, но оставался таким же хмурым. - Лосиль, - снова заговорил он, - возможно вы уже слышали истории обо мне. Я... в общем, раньше у меня бывали... несчастные случаи. И жену я хочу иметь лишь затем, чтобы она охраняла меня перед возможными несчастьями. Вы понимаете это?
      - Я понимаю, Мастер Корнат.
      - Это хорошо, замечательно.
      Он вынул следующую таблетку из коробочки, потом застыл и уставился на нее.
      Глаза его полезли на лоб.
      Ничего не понимая, Лосиль стояла, не шевелясь; она не знала, о чем только что подумал Корнат.
      Это была последняя таблетка. А ведь там, в коробке, их было по меньшей мере двадцать! Двадцать штук меньше чем за сорок пять минут! Целых двадцать!
      - Еще один несчастный случай, - прохрипел он.
      Это было так, как будто все таблетки подействовали только сейчас и мгновенно. Сердце Корната молотом застучало в груди; голова запульсировала в бешенном темпе. Окружающий мир побагровел. Рот наполнился горечью желчи.
      - Мастер Корнат!
      Поздно уже кричать! Он знал об этом и потому стал действовать. Сначала он отшвырнул коробочку и, багровея лицом, следил за ее кружением в воздухе, потом же, без всяческих церемоний перегнулся через ограду.
      Лосиль завизжала.
      Она подскочила к Корнату сзади, ухватилась за его одежду, но тот нетерпеливо стряхнул девушку с себя. Потоми она увидала, что он не собирается прыгать вниз - Корнат лишь засунул два пальца глубоко себе в глотку, без всякой романтичности, без всяческих хороших манер. Мастер Корнат всего лишь пытался избавиться от проглоченного им яда, побыстрее и подейственней...
      Извергнуть все изнутри.
      Лосиль. ничего не говоря, стояла рядом и ждала.
      Наконец его спина перестала спазматически подергиваться, но Корнат все еще не оборачивался. Когда же он поднялся, его лицо представляло собой образ падшей души.
      - Извините. Спасибо вам.
      - Но ведь я же ничего не сделала, - мягко заметила девушка.
      - Сделали, конечно же сделали. Вы пробудили меня.
      Она покачала головой.
      - Вы сами сделали это и прекрасно об этом знаете. Вы сами.
      Он глядел на нее поначалу раздраженно, потом во взгляде появилось сомнение. И наконец, через минуту он глядел на девушку совсем иначе, в его глазах светился проблеск надежды.
      ГЛАВА ВОСЬМАЯ
      Церемония была очень простая. В качестве официального лица выступал Мастер Карл. Потом был дружеский ужин, и после него молодоженов оставили одних. Согласно закона, представителем которого был начальник отделения, Корнат и Лосиль были объявлены мужем и женой.
      Они пришли к нему в комнату.
      - Может ты ляжешь отдохнуть? - предложила Лосиль.
      - Хорошо.
      Он улегся на кровать и стал смотреть на девушку. Он чувствовал, как та изучает обстановку, задавая себе чисто женские вопросы относительно его нет, уже их комнаты. Лосиль была совершенно не привлекающей внимания, насколько может быть такой особа из плоти и крови, но очень живой и быстрой. Правда, в ней мог быть внутренний жар и голос сирены, нечто, что и привлекало его к ней.
      Потом он поднялся и, не глядя на девушку, стал одеваться.
      - Но ведь пора спать, ведь так? - сказала она, удивленно глядя на него.
      - Разве? - неуверенно ответил он. Правда, часы тоже подтверждали ее слова; еще вчера он и сам ложился в это же время. - Ну и что? - храбро отвечал он, как будто это было самой банальной вещью в мире, и нечего было из этого строить трагедию. - Да, это так, время ложиться. Но я пройдусь по городку. Лосиль, мне это необходимо.
      - Ну конечно же, - согласно кивнула она, и продолжала ждать, вежливая и спокойная.
      - Возможно я вернусь еще до того, как ты заснешь. - Он направился к двери. - А может и нет. Может я... - Он растерялся, потом кивнул, откашлялся, взял свой плащ и вышел.
      В коридоре никого не было, в холле тоже ни души.
      Раздалось лишь тихое " биип" ночного дежурного автомата, но с этим было всё нормально. Мастер Корнат не был студентом, чтобы проползать под лучем, сканирующим проход на уровне живота. У него имелась привилегия входить и выходить когда угодно.
      И он решил: выйти.
      Корнат шел по Университетскому городку, на небе спокойно светила жёлтая Луна, а над головой призрачно серебрился мост. Странно, ведь не было же никакого повода так переживать, тратить столько эмоций, как будто пришел крайний срок. Лосиль была всего лишь студенткой.
      Но факт оставался фактом. Корнат и вправду очень переживал.
      Вот только почему? Студенческие браки были хороши для студентов, для преподавателей; обычаи санкционировали их, и сам Мастер Карл, данной ему властью, освятил его.
      Потом пришла неприятная мысль об Эгерде.
      Достаточно было одного взгляда на молодое лицо Эгерда, чтобы понять, что его так взволновало. Мастер Корнат еще не так много лет носил свою мантию, чтобы не понять, что творится в душе студента. С одной стороны существовали обычаи, привилегии, законы, но, с другой стороны, оставался и факт, что студенты довольно часто ревновали к прерогативам преподавателей. Будучи студентом, Корната любовные связи не волновали абсолютно, и он не вступал в них. Но другие студенты - вступали. Так что не было никаких сомнений, что из-за своей незрелости, из-за того, как все студенты воспринимали порядки в Университете, Эгерд мог испытывать ревность.
      Вот только в чем здесь была суть? Его ревность волновала только его самого. Это в средние века никакой виллан, в глубине души возмущающийся "правом первой ночи", не имел возможности выразить свои чувства. Эгерд мог. И временами Корнат сам чувствовал это.
      И тогда он чувствовал себя виноватым.
      Корнат не был логиком, он занимался математикой. Но вся эта концепция " права", рассуждал он, прохаживаясь по берегу, требовала более ясного изучения. То, что санкционировал весь мир, было ясно как день. Права высшего класса вытесняли права класса нижнего, как атом фтора вытесняет атом кислоррода в соединениях. Только вот должно ли было всё происходить таким вот путём?
      Такой путь имелся, и именно он был ответом на данный вопрос.
      Все разделения на классы, распределение привилигей и законов вели, похоже, к производству единственного предмета потребления - продукта, который среди всех товаров в мире был уникальным из-за того, что никогда не был в недостатке на рынке, более того, он всегда имелся в изобилии: Дети. Куда не посмотри - дети. В яслях женских общежитий, в игровых комнатах, примыкающих к жидищам преподавателей - дети. Все происходило так, будто планировалось заранее: все обычаи и законы уже определяли тот факт, что большая часть взрослых человеческих особей тратит большую часть своего времени на то, чтобы способствовать появлению как можно большего количества детей. Зачем? Что это за движитель, производящий такое множество детей?
      Причем, все это не было только лишь вопросом секса - нет, это был именно вопрос детей. Занятия сексом были возможны и доставляли удовольствие как раз при условиях, делающих появление детей невозможными. Наука предоставляла такую возможность в течение нескольких десятилетий, да что там, веков. Но сам принцип контрацепции был - как бы это выразить - ошибоч^ ным. И вот почему по всему миру эта несложная практика производства детей прибавляла к населению Земли как минимум два процента после каждого оборота планеты вокруг Солнца.
      Два процента в год!
      Сейчас на Земле проживало более двенадцати миллиардов человек. В следующем году переписи населения покажут прибавку более чем на четыреста миллионов.
      Но почему?
      Что делает детей такими популярными?
      В голове у Мастера Корната завертелась безумная мысль: Все было заранее запланировано.
      Но кем, удивлялся он, возвращаясь с долгой, полной раздумий прогулки, пытаясь уловить, промелькнувшую было мысль...
      Только он ее не поймал, потому что глянул вверх и увмдал, что ноги привели его к общежитию. Его ноги знали гораздо лучше окончательный ответ на вопрос о детях.
      Он находился у входа в МатБашню, где его ожидала девушка по имени Лосиль.
      Вопрос заключался в кровати.
      У Лосили была собственная кровать, перенесенная из ее прежней комнаты, так что, вроде бы, не о чем было и говорить, но здесь же находилась и кровать Корната, побольше и пошире, так что...
      Ладно, так в чьей кровати она будет?
      Корнат глубоко вздохнул, кивнул невидимому ночеому дежурному и открыл дверь в свою комнату.
      Грохот сигнала тревоги разорвал ночную тишину.
      Мастер Корнат стоял с совершенно глупой миной, вытаращив глаза, в то время как ночной дежурный-студент опасливо выглянул из-за угла, привлеченный шумом. А звонок все продолжал трезвонить. Потом до Корната дошло, что звуковой сигнал подключен к двери; это был его собственный автоматический сигнал тревоги, устроенный по его же просьбе. Но он знал, что сегодня вечером его не подключал.
      Он быстро вскочил в комнату под вопросительным взглядом дежурного и захлопнул дверь. Звонок замолчал.
      Лосиль села в кровати - его кровати.
      Ее волосы были распущены, глаза потуплены, но все же блестели. Она не спала.
      - Должно быть, вы устали. Не желаете, если я на скорую руку приготовлю что-нибудь поесть? - спросила она.
      - Лосиль, - строгим голосом спросил Корнат, - зачем ты подключила дверной сигнал?
      - Затем, чтобы проснуться, когда вы прийдете. Звонок уже был там, я его только включила.
      - Но зачем?
      - Зачем? - переспросила она. - Мне так хотелось. - Тут она зевнула, но это вовсе не выглядело неприятно; потом она заставила себя улыбнуться и стала приглаживать покрывало на кровати.
      Корнат наблюдал за ней со спины, как будто никогда не видел ее и спереди, и вдруг отметил два совершенно невероятных факта.
      Первым был тот факт, что эта девушка, Лосиль, была красивой. На ней было немного одежды, только ночная рубашка и халатик, так что вся фигура была прекрасно видна. На лице не было ни следа макияжа, так что и в лице не было никаких сомнений. Прекрасное, чудное личико, говорил сам себе Корнат, осознавая, что внутри него происходят какие-то перемены. А еще, он страстно хотел эту девушку.
      И вот это и подвело его ко второму факту, совершенно уже удивительному.
      Корнат выбрал ее, как, возможно, покупатель выбирает среди нескольких кусков мяса на ростбиф. Корнат предупредил ее, что ей следует делать. Кор-нат планомерно и методично своим поведением с нею разрушил все те страстные желания и радость, которые могли еще у нее оставаться. Это была его особенная, несчастная судьбина, из-за которой все у него и окружающих летело кувырком.
      Теперь же он глядел на нее и видел то, что никогда не входило в его собственные расчеты. Ему никогда не приходило в голову, что Лосиль сама может со всей страстью желать его самого.
      Тук-тук.
      Девушка потрясла его за плечо, но он уже и сам проснулся - совершенно.
      - Что вам надо? - заорал Корнат по направлению к двери. Лосиль лежала рядом, и ее лицо было сладким и самодовольным, нежная карикатура на его собственное лицо, Поэтому, когда дверь заскрипела, и в комнату заглянул утренний дежурный, Корнат встретил его улыбкой. "Чудеса", - подумал дежурный и робко сказал:
      - Мастер Корнат, уже восемь утра.
      Корнат прикрыл одеялом обнаженные плечи Лосиль.
      - Уматывай, - скомандовал он.
      Дверь закрылась еще до того, как в нее полетела скомканная розовая ночная рубашка. Девушка села в постели, Корнат схватил ее за руку, тихо засмеялся, она же повернулась к нему, но не засмеялась, а поцеловала, и тут же убежала.
      - И не спи, - предупредила она его. - Мне уже пора на учебу.
      Корнат откинулся на подушки.
      Ну зачем, думал он, утро такое чудесное, наверное, и весь мир тоже. У него было удивительное чувство , что свежесть и яркий блеск разлиты по всему свету; с ним давно не было подобного, а может, просто, он забыл об этом. Он следил за девушкой, по велению чуда ставшего частью его собственной жизни, каким-то сегментом, заменившим нечто утраченное. Она кружила по комнате и время от времени посылала ему взгляды. Нет, она не скалила зубы как обезьяна, потому что и повода для подобных смешков не было.
      Этим утром Корнат был самым довольным в мире человеком.
      Она оделась очень быстро, даже слишком быстро.
      - Что-то слишком быстро ты хочешь сбежать, - заметил Корнат.
      Лосиль подошла к нему и присела на край постели. Даже в форменной одежде она была прекрасна. И это было следующее удивительное открытие, как будто знаешь, что под эмалью чаши - чистое золото; вроде бы и цвет самый банальный, и форма, но вдруг то, что было конвейерной, фабричной продукцией, превращается в произведение искусства - только лишь из-за того, что ты знаешь, что находится под поверхностью.
      - Я тороплюсь потому, что спешу вернуться, - сказала Лосиль. Она поглядела на Корната и спросила: - Больше ложиться не будешь?
      - Конечно же нет!
      Она слегка нахмурилась, с нежностью заметил Корнат, напомнив ему о причине, истинной причине, почему они оказались вместе.
      - Хорошо.
      Лосиль снова поцеловала его, поднялась с кровати, нашла свою сумку и учебники на стуле у двери, там же, где оставила их вчера. Она стала тихонько напевать: "Чтоб в Решете Эратосфена число просеять нам, сначала нужно поделить его скорей на два..."
      - Корнат, а ты уверен, что не завалишься спать снова?
      - Уверен.
      Она кивнула, но потом остановилась, держась за ручку двери. Чуть поколебавшись, Лосиль предложила:
      - Может тебе принять тонизирующую таблетку, а?
      - Я приму, - пообещал он; ему было смешно, что на него могут ворчать.
      - И тебе лучше бы сразу начать одеваться. До твоей первой лекции осталось всего полчаса.
      - Я знаю.
      - Ну хорошо. - Лосиль послала ему воздушный поцелуй и улыбку, и ее уже нет. Комната опустела. Только теперь она уже не была такой пустой, как было раньше.
      Корнат озабоченно поднялся, взял коробочку с зелеными и красными таблетками - регуляторами сна, сунул одну в рот и снова лёг в постель: никогда еще он не чувствовал себя так здорово, как сейчас.
      Совершенно расслабленный, умиротворенный, он откинулся на подушку. Он купил себе будильник, а тот превратился в жену. Он усмехнулся низкому, окрашенному кремовой краской потолку, затем потянулся и зевнул. Нет, какой замечательный обмен! Какой превосходный, точный будильник!
      Эта мысль о чем-то напомнила ему, он глянул на запястье, но часов на руке не было, а настенные часы с этого места были не видны. Да ладно, ведь тонизирующая таблетка все равно не даст ему заснуть. Он уже привык, что после этих таблеток время бежит как будто быстрее. Кажется, что валяешься полчаса, а на самом-то деле прошло всего минут пять, не больше - вот как они действовали.
      До сих пор...
      Корнат заглянул в маленькую коробочку с двумя отделениями. Как это было удобно! А для уверенности следовало бы принять и вторую таблетку.
      Он пососал ее, снова завалился на кровать и зевнул. На этой подушке перед тем было нечто... - пришло ему в голову.
      Корнат повернул голову, принюхался, глубоко вдохнул этот запах. Да, на этой подушке осталось что-то от Лосиль. Вот что это было. Это Лосиль оставила след своего пребывания здесь... Прекрасное пребывание Лосиль... Лосиль - какое чудесное имя, какая прекрасная девушка...
      Он обнаружил, что снова зевает.
      Зевает? Зевает!
      Корнат мигнул, а веки уже потяжелели, и попытался повернуть неподатливую голову. Зевает! Но ведь после двух тонизирующих таблеток... или трех... или шести?..
      История повторялась!
      Красные таблетки были тонизирующие, зеленые - снотворные. Зеленые таблетки, беззвучно застонал Корнат, он принял зеленую таблетку!
      Он снова попался на крючок.
      Господи, - не открывая рта, взмолился Корнат. - Господи, ну почему же, зачем же сейчас? Именно теперь, когда я так предохраняюсь?
      ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
      Ассистент звукорежиссера беззаботно глядел через стекло в студию и напевал под нос. Мастера Карла раздражало то, что он перевирает мелодию:
      Чтоб в решете Эратосфена число просеять нам,
      Сначало нужно поделить его скорей на два.
      Не раз, не два, а до тех пор, пока делиться станет,
      И лишь потом - делить на три, покуда сил достанет.
      И так деля, найдешь всегда
      Число простое без труда! *
      Мастера Карла не удовлетворяло даже то, что песенка была его собственной: Классическое Распределение Простых Чисел. Но ведь тема сегодняшней лекции совсем иная - Теория Множеств.
      - Эй, парень, замолкни! Или тебе не нравится работать здесь?
      Ассистент звукорежиссера побледнел. Он прибыл из бедного свайного поселка и никогда не забывал, что может туда вернуться.
      Было бы неправдой утверждать, что песенка так уж раздражала Мастера Карла. В его возрасте вы уже прекрасно знаете, что делать стоит, а что нет, и он тоже знал это. Он пришел в студию вовремя, к самому началу, и произносил слова, которые говорил уже неоднократно, в то время, как мыслями был с Корнатом, с Вольгреновскими аномалиями, со своими личными исследованиями паранормальных явлений, и в то же самое время был готов постоянно готов - к ответной реакции в поведении каждого отдельного студента своего потока. Он отмечал каждый зевок ныне сонных будущих ядерщиков, в основном на задних рядах; с особой тщательностью он следил за оживленным обменом записками между молодым человеком по имени Эгерд и свежеимпеченной женой его протеже, Корната, которую звали Лосиль. Он не собирался одергивать их. Наоборот, он был весьма благодарен этой девушке. Будто хорошо выдрессированная сторожевая собака она могла спасти жизнь единственному человеку на отделении, котороиу он впоследствии с чистым сердцем доверить свой пост.
      За пять минут Карл закончил "живую" часть своей лекции и, потрафляя собственным безобидным слабостям, оставил студию. Фигурки на экране танцевали и пели "Балладу о Множествах".
      Два досточтимых числа: А и В,
      О, муза моя, воспой!
      Они исчислимому множеству S
      Принадлежали душой.
      Сложить свои судьбы решили они,
      И сумму, что образовалась,
      Коль тоже во множестве S мы найдем, Закрытым его назовем!
      Коль свойство такое у множества есть,
      Закрыто оно при сложеньи. Воспроизводимым отныне и впредь
      Его назовем без сомненья! _____________________________________________ * - Стихи здесь и далее по тексту в переводе Л. А. Марченко ____________________________________________________________________________# __
      Мастер Карл выбросил из головы своих студентов и, потирая от удовольствия руки, вынул из портфеля пачку фотоотпечатков. Он почти не спал прошлой ночью, проснулся тоже рано, а все из-за своего новейшего хобби.
      У него было много увлечений. Он нужался во множестве увлечений. Нельзя сказать, будто Карл был в чем-то неудовлетворен тем миром, в котором он не был бы математиком. Нет, просто этому пожилому человеку нравилось играться в игры молодых. В математике имелся странный факт: практически все великие люди, достигшие успеха в данной области, свои лучшие работы делали до тридцати лет. И большинство из них, как и сам Карл, в поздние годы жизни всегда обращались к другим, любопытным для них вещам.
      Кто-то открыл дверь, а за ним в коридор ворвались голоса, поющие хором:
      Есть множество множеств,
      И "М" среди них
      Закрытое для вычитанья.
      И "модуль" - об этом расскажет мой стих,
      Для множества будет названьем.
      Мастер Карл повернулся и, нахмурясь, превратился в глыбу льда. Эгерд!
      - Какое исчисляемое множество закрыто для умножения? - буквально зарычал старик.
      - Это вектор, Мастер Карл. Про это будет в четвертой строфе. Сэр, я хотел бы...
      - А закрытое сразу же для сложения и вычитания?
      - Кольцо, сэр. Могу я с вами недолго поговорить?
      Карл нахмурился еще больше.
      - Я выучил задание, Мастер Карл. Вы же сами видите.
      Он хотел сказать что-то еще, но Карл не дал ему закончить:
      - Эгерд, это непростительно, покидать аудиторию во время занятий без разрешения. Вы обязаны знать об этом. Вы наверняка считаете, что способны изучить теорию множеств по книжкам. Так вот, вы ошибаетесь. Математик обязан знать эти простые истины и определения так же хорошо, как и то, что в феврале двадцать восемь дней. С помощью мнемоники! Заверяю вас, что вы никогда не станете первоклассным математиком, если будете увиливать от занятий.
      - Да, сэр, именно об этом я и хотел бы с вами поговорить. Я хочу перевестись. Если все будет хорошо, то сразу же после возвращения из Южной Америки.
      Мастер Карл был даже перепуган.
      Наконец-то до него дошло, что дело вовсе не в научной специальности. карл не сомневался, что Эгерд для математики не будет такой уж большой потерей. В чувство его привела лишь жалость к самому юноше.
      - Ну, ладно. И куда же вы желаете перевестись?
      - В Мед Школу, сэр. Я уже хорошенько подусал над этим. - И он добавил: - Надеюсь, Мастер Карл, вы понимаете, почему я так поступаю. У меня нет особого таланта к математике.
      Карл ничего не понимал, да и не смог бы понять. Правда, давным-давно, ему приходило в голову, что со студентами иногда случаются такие вещи, которые и не требуют особого понимания. У его студентов имелась масса граней, но его интересовала лишь одна. Все они напоминали ему те бумажные штучки, с которыми постоянно играются студенты-топологи: гексагексафлексагоны, конструкции, которые при каждом развороте показывают новую свою грань.
      - Ладно, я подпишу ваше прошение, - замогильным голосом пообещал Карл.
      Он глядел исподлобья, увидав, что юноша развернул лист бумаги и подсовывает ему. Н-да, парень слишком переживает. Снова открылась дверь.
      Мастер Карл замер с готовой для подписи ручкой.
      - Что там опять?
      Он узнал вошедшего - довольно-таки смутно, но узнал - это был прихлебатель из Департамента Свободных Мскусств. Имя его как-то не вспоминалось. Карл помнил лишь то, что этот человек был секс-описателем. К тому же он был взволнован.
      Вошедший сказал:
      - Прошу прощения. Извините. Фарли меня зовут. Я к Мастеру Корнату ходил...
      - Вы секс-описатель. К этому у меня нет никаких предубеждений. Но мне не нравится, когда вмешиваются в мою частную жизнь.
      Вообще-то говоря, это не было совсем так. Мастер Карл чувствовал себя блюстителем нравов (возможно потому, что вообще побаивался женщин), ему казалось, что частные отношения между мужчиной и женщинойне могут быть инспирированы согласно рекомендаций секс-описателей или, как их иногда называли, брачных консультантов. Сам он никогда не обращался к ним, да и дело Корната ему уже поднадоело.
      - Я присутствовал на бракосочетании, - объяснил Фарли, - и теперь пришел к Корнату с наброском его сексуальной жизни на ближайшие тридцать дней. Я не пользуюсь стандартными формами и верю только лишь в персональные консультации. Мне показалось, что поначалу было бы лучше поговорить с брачным партнером, сразу же после... ну, вы понимаете...
      - Мастер Карл, подпишите, пожалуйста, мой перевод, - чуть ли не в отчаянии возопил Эгерд.
      Выражение его глаз говорило больше всяких слов. Флексагон развернулся другой стороной, и на сей раз Мастер Карл способен был увидеть его вид. Он кивнул и поставил свою подпись. Для него стало совершенно ясно, что поводы Эгерда относительно его перевода подальше от Лосиль и Мастера Корната имеют мало общего с его математическими талантами.
      Но секс-описатель тоже не сдавался.
      - А где я могу найти брачную партнершу, Мастер Карл? Говорят, что она где-то здесь, - настаивал он.
      - Лосиль? Да, конечно. - И тут голову Карла посетила ужасная мысль. Вы хотите сказать, будто что-то произошло? Опять? Когда вы пришли к Корнату, он был...
      - Да, почти что труп. Сейчас ему промывают желудок, но врачи считают, что с ним все будет в порядке.
      Когда они примчались к комнате Корната, врачи изучали спектр содержимого, извергнутого желудком несчастного преподавателя на портативном приборе. Врачи успокоили их: "Еще бы чуть-чуть... но все обошлось. Это что, уже пятнадцатая его попытка? А рекорд составляет..."
      - Вы можете привести его в чувство? - холодно перебил врача Карл. Можете? Давайте.
      Медик пожал плечами и достал шприц. Он подсоединил иглу и подвёл ее к бледному предплечью Корната. Капельки лекарства под большим давлением нашли свой путь сквозь верхние и нижние покровы кожи, подкожный жир, и через мгновение Корнат уселся в постели.
      - Я видел очень смешной сон, - совершенно четко произнес он.
      Потом он увидал Лосиль, и лицо его зарумянилось. Так значит это уже был не сон! Нельзя сказать, чтобы Мастер Карл был очень тактичным человеком, но что-то почувствовал даже он, поэтому схватил обоих врачей и выволок их за дверь.
      Мало радости, когда тебе промывают желудок. С Корнатом это случилось уже в третий раз, но он так и не смог найти в этом удовольствия. Во рту он чувствовал горечь желчи и скверный запах; пищевод скрутило от схваток, снотворные таблетки оставили после себя ужасную головную боль.
      - Извини, - прошептал он.
      Лосиль поднесла ему стакан с водой и оставленную врачом таблетку. Он проглотил лекарство, запил, а потом вдруг засмеялся:
      - Счастливчик Валь... Знаешь, если бы я не спал, когда пришел этот тип, то обязательно побежал бы к Валю и трахнул бы его по башке. Это была его идея. Он скинулся с половиной кафедры Антропологии, чтобы оплатить для нас услуги Фарли на целый год. Если бы не это... Похоже, что Валь спас мне жизнь.
      Он вскочил с кровати и начал кружить по комнате. Несмотря на гадкий привкус во рту и головную боль, он чувствовал себя даже весело, объяснить что было довольно трудно. Даже его сон, пусть и странный, нельзя было назвать неприятным. В нем присутствовали Мастер Карл, а так же Сен Сир и женщина из Южной Америки; но там же была и Лосиль.
      Возле письменного стола он остановился.
      - Что это еще такое?
      Это было несколько листков бумаги в папке, на которой было напечатано: "С. Р. Фарли. Консультант". И больше ничего. Только "Консультант". Корнат раскрыл папку. Первый листок был покрыт четко отпечатанными строчками, похожими на уравнения. Там часто повторялись символы "" и " ^^& " вместе со значками префиксов, стрелок и конгруэнтности. Так что все вместе это весьма напоминало студенческий курс символьной логики.
      - Ха, это почти Булева 1 запись, - сказал Корнат с интересом изучая листок. - Странно... Лосиль, погляди-ка сюда... Третья строчка. Если сопоставить эти три термина с раскрытием формулы в четвертой строке, а потом...
      И тут он запнулся. Лосиль стояла рядом, вся румяная от радости, но он даже не замечал этого, потому что лихорадочно обшаривал стол.
      - Мой Вольгрен? Где он?
      - Если ты имеешь в виду работу ро распределению аномалий, которую готовил для Мастера Карла, то он, уходя, забрал ее с собой.
      - Но ведь она же была не закончена.
      - Он не хотел, чтобы ты занимался ею. Даже не так. Он хотел, чтобы ты на денек куда-нибудь уехал их Университета... И еще, он хотел, чтобы я сопровождала тебя.
      - Хм, - Корнат с угрюмым видом уставился в окно. - Гмм. - Он стал разминать мышцы лица, высовывать язык и строить рожи. - Ладно. Хорошо. А куда мы могли бы поехать? У тебя имеются какие-нибудь предложения?
      Похоже, что Лосиль была несколько озадачена.
      - Вообще-то говоря, - робко сказала она, - я бы...
      На закате солнца они уже находились на борту вертолета, совершавшего ежедневные полеты в поселок , где жили родители Лосиль. Из города туда попасть было сравнительно просто, но между Университетом и поселком сообщения практически не было. Они перегеулись через ограду, в то время как вертолет поднимался, и глядели на Университетский остров, на Город и на залив. Над ними, практически неслышно, винты кромсали бгровое закатное небо. Единственное, что они могли слышать, это басовитые отзвуки работы винтов в корпусе да тонкое сопрано реактивных двигателей.
      Вдруг Лосиль сказала:
      - Я еще не говорила тебе про Роджера. Моего брата... - очень быстро добавила она.
      Корнату удалось подавить в себе раздражение.
      - Так что с ним? - спросил он облегченно.
      - Он не пригоден для Университета, - как бы извиняясь, говорила девушка. - Он мог бы, но... Когда Роджеру было лет пять, он купался возле поселка, ав воде уже был другой мальчик. Он нырял. Они столкнулись. Этот второй мальчик утонул. - Лосиль повернулась к Корнату, чтобы глядкть ему прямо в лицо. - Роджер разбил голову, и с тех пор он... ну, с тех пор он уже умственно не развивается.
      Выслушав это признание, Корнат насупился.
      Нельзя сказать, чтобы его беспокоил ее прибацанный братец; он вообще никогда не думал о каких-либо братьях. Просто он никогда не представлял, что брак - это отношения не только двух людей.
      - Он вовсе не сумасшедший, - с беспокойством сказала Лосиль. - Просто он остановился в умственном развитии.
      Корнат почти не слушал ее. Он был слишком занят, пытаясь освоиться с ____________________________________________________________________________ 1. - Джордж Буль, известный английский математик, отец писательницы Э. Л. Войнич, впервые указал на то, что законы алгебры множеств одновременно и напоминают действия с числами и отличаются от них. Разработал свою систему записи действий. По имени Буля алгебру множеств часто называют "булевой". прим. перев. мыслью, что здесь было нечто большее, чем роль сторожевого пса или просто любовь. Здесь появилось такое, на что он никогда не мог рассчитывать. До поселка оставалось лететь минут двадцать, и почти все это время Корнат решал загадку своего положения. Оказалось, что он приобрел не только удобства или удовольствия, но и определенные обязательства.
      Поселок стоял в море, на горизонте был виден Сэнди Хук. Сам поселок представлял собой пятнадцать акров стали, высотой ы двенадцать уровней. Самый нижний из них находился в сорока футах от наивысшего уровня воды. Нельзя было назвать это ошибкой проектировщиков, считавших "наивысший уровень" какой-то абстракцией, разницу между наивысшим и наинизшим подъемом океана. Поселок опирался на сотни металлических столбов, погруженных в воду на девяносто футов и закрепленных в скальном основании дна, так что для океанских волн он всегда был ударной целью. Во время штормов верхушки пенных валов добирались до подбрюшья поселка. Молнии часто били в маяк радарной башни.
      Было такое время, когда существование поселка оправдывал именно радар. Но это время прошло: спутниковые наблюдения и методы ионосферного сканирования покончили с необходимостью их существования. Но мир нашел другое применение для них. Теперь они направляли китообразнве субмарины мирового торгового флота, когда те поднимались над континентальным шельфом в поисках порта назначения; сами платформы служили в качестве "кораблей-маток" для траулеров, ведущих рыбную ловлю в мелких водах. Они предоставляли кров для десятков миллионов человек на всем американском побережье. А еще они обеспечивали работой, пусть даже и неприятной, вонючей, шумной и опасной.
      Рядом с поселком было сколько угодно дешевой энергии. В каждой пустотелой опоре поселка возле самого уровня воды имелась щель. Волны, перекатывающиеся в щель опоры, сжимали воздух и тот поступал в специальные танки; сжатый воздух, выпускаемый из танков, вращал турбины, которые давали ток для освещения и всех производственных нужд. В "хорошую" погоду, когда волны бушевали и ревели - энергии было достаточно даже для плавки алюминия. Грузовые суда, привозящие сюда сырье, забирали с собой металл или концентрат, извлекаемый с неиссякаемого океанского дна. Когда же погода была "плохой" - то есть, когда поверхность Атлантики была гладенькой как стекло - производство алюминия временно прекращалось. Но погода практически никогда не оставалась "плохой" надолго.
      Родители Лосиль вместе с ее братом размещались в трехкомнатной квартире в жилой зоне поселка. Она располагалась с подветренной стороны от рыбоперерабатывающей фабрики, наискось от алюминиево-обогатительного комбината, в шести уровнях над генераторами. Корнат посчитал, что это ужасное место. Здесь было слишком много шума. А вонь...
      Лосиль позаботилась о подарках. Пояс для отца, что-то из косметики для матери и, Корнат лишь удивленно таращился, один из флагов, привезенных аборигенами, в качестве подарка для своего брата Роджера. Корнату бы и в голову не пришло, что это может быть подарком, совершенно недорогим, как и все изделия аборигенов. Но парень был страшно обрадован. Этот флаг был такой штукой, о которой можно было поговорить, а ему и нужно было что-то в этом роде. Мать Лосиль принесла кофе и пирог, и Корнат развлекал всех рассказом о своей поездке в Южные Моря.
      Понятное дело, он даже не упоминал о своей отключке на проселочной дороге, а еще он не мог глядеть на Роджера.
      Брат Лосиль был вытянувшимся в длину юношей, даже выше Корната, приятным на вид, с огромными глазами. Он не пил кофе и не пробовал пирога; он только сидел здесь, глядел на Корната и перебирал в пальцах грубую ткань своего подарка. Он даже нюхал флаг, вытирал им лицо. Корнату показалось, будто парень приводит его в замешательство. За исключением аборигенов и немногих клинических случаев, которые требовали изучения, на территории Университета не было человека, чей I. Q. был бы ниже 140, и поэтому Корнат понятиЯ не имел, как вести себя со слабоумными. Парень мог разговаривать но чаще всего молчал - и, хотя было похоже, что он понимает все, о чем рассказывает Корнат, это никак не отражалось на выражении его лица.
      А дело было в том, что Роджеру было совершенно безразлично все то, о чем говорил Еорнат. Все его внимание поглощал подарок. как только до него дошло, что эта штуковина принадлежит только ему, он сразу же забрал ее к себе в комнату.
      Роджер понимал, что вещь эта очень старая и привезена к нему издалека; но с таким же успехом она могла возникнуть и на прошлой неделе, ее могли привезти из города, что был виден на горизонте - память Роджера не вмещала в себя кое-какие понятия. Принципиально же Роджер рассудил о флаге вот что - у него очень приятный цвет.
      Он прикрепил флаг на стенке своей комнаты с помощью магнитиков, подумал хорошенько и перевесил подарок поближе к своей постели. Он стоял и глядел на флаг, и самым большим удовольствием для него как раз было стоять и смотреть.
      На небе висела яркая луна, и легкий ветерок дул через весь океан от далекой Португалии. Волны были довольно высокие, так что воздух для турбин компрессировался вовсю, поршни двигались живо, и один звук заглушал другой. Для непривычного человека даже разговаривать было трудно. Корнат стал чувствовать нарастающее раздражение. Но Роджера, похоже, все это не касалось. Уже много дней край его разбитого черепа потихонечку вгрызался в мозг. Так что Роджера уже давно ничего не касалось.
      А вот флаг ему нравился. Поглядев на него минут десять, мальчик снял магнитики, взял подарок в руки, старательно свернул его и спрятал под подушку. Довольно улыбаясь, он вернулся в другую комнату, чтобы пожелать спокойной ночи новому мужу своей сестры.
      ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
      Мастер Карл зажег на двери табличку с просьбой не беспокоить и открыл сундук, в котором от любопытствующих глаз студенток-уборщиц была спрятана небольшая фотолаборатория. Он не стыдился своего хобби, из-за которого занимался фотографией; просто, это было не их дело. Карл вообще никогда не стыдился того, чем занимался. Его комната была тому доказательством; здесь находились памятки всех его увлечений.
      На трех шахматных досках были представлены наполовину решенные и давным-давно забытые задачи; уже дюжина поколений студенток-уборщиц снимала, вытирала от пыли и переставляла фигуры. На кремово-лиловой стене в рамках висели копии фресок и надписей минойской эпохи: днсятилетней давности реликты его попыток расшифровки линейного письма В с помощью статистических методов. Коробка, в которой когда-то хранились две дюжины пачек карт Райна 1 (до сих пор там валялись пять нераспечатанных комплектов) напоминала о двух годах, которые он потратил ради собственного удовольствия на доказательство того, что телепатия невозможна.
      Доказательство делалось по аналогии, но Мастер Карл успокаивал себя тем, что аналогия тоже правомочна. Если, как он полагал, телепатическое общение и было возможно, то только лишь на основании общих уравнений Объединенной Теории Поля, к тому же оно должно было подпадать под одну из двух категорий. Оно могло иметь волновую природу, как спектр электромагнитных колебаний, или же чисто квантовую, как кинетогравитационные явления. Вторую возможность Карл сразу же отбросил: ведь тогда любая мысль могла бы быть воспринята любым человеком; наблюдения же показывали, что это не так.
      Следовательно, телепатия, если она и существовала, обязана иметь волновую природу. Тогда Карл воспользовался следующей аналогией: идентичные по структуре кристаллы резонируют на одной и той же частоте. Среди человеческих созданий идентичность место имела: так называемые однояйцевые близнецы. В течение двух лет большую часть своего свободного времени Мастер Карл тратил на то, чтобы разыскивать и тестировать пары однояйцевых близнецов. Это заняло у него два года, но не больше, потому что именно столько времени ему понадобилось на отыскание трехсот двадцати шести пар. А 326 - это число, которое закон квадратичной зависимости требует как минимальное, с которым статистические исследования можно рассматривать как окончательные. Когда все триста двадцать шесть пар близнецов показали обычную, сравнимую с вероятностной, корелляцию угадывания символов карт Райна, Карл навсегда прекратил свои эксперименты.
      После завершения двухлетней работы Карл не сердился ни капельки, правда, не было у него и особой надежды. Это не позволило ему заняться поисками триста двадцать седьмой пары. Вместо этого он пообещал себе заняться исследованиями других аспектов комплекса явлений, которые называются псионикой.
      Предсказания он исключил сразу же путем логических умозаключений; ясновидением позанимался несколько месяцев до того, как решить, что как и догадка о том, что летающие тарелки должны иметь внеземное происхождение, это предполагает слишком мало возможностей для экспериментального подтверждения. Теперь оставалось лишь выбирать - ясновидение или телепатия. Это были не те случаи, когда пострадавший знает, что был околдован, и это стало при^__________________________________________________________________ 1. - Карты Райна - карты с изображениями геометрических фигур: кольцо, звезда, крест и т.д., которыми пользуются при исследованиях передачи мыслей на расстояние - прим. перев. чиной всех его проблем; самое банальное внушение способно вызвать большинство ожидаемых последствий. Человек, видевший восковую куклу с вонзенными в нее шпильками, или же которому сказали, что взятые у него обрезки ногтей будут сожжены, весьма легко может перепугаться до смерти и умереть. Но если жертва не знала, что его околдовали путем физических действий, тогда можно было рассчитывать только на ясновидение или телепатию; посему Карл исключил и их.
      Традиционный список паранормальных явлений включает в себя только два дополнительных феномена: пироманию и телекинез.
      Карл предположил, что первое явление было лишь частным случаем второго. Ускорение броуновского движения молекул (то есть, нагревание их) до точки возгорания совершенно не отличалось от манипуляций с большими группами молекул (то есть, переноса материальных объектов).
      Его первые опыты в телекинезе потребовали массы времени на попытки поднятия небольших материальных объектов; сначала это были клочки бумаги, затем пробы удержания в равновесии весов или поднять торчком шпильки; все кончилось опытами по микробалансу пылинками или установке их в определенном порядке. Это не дало никаких результатов. Обеспечив себя кое-какой помощью со стороны Классической Физики, Карл после этого начал серию тестов по проявке фотопленок. Это был идеальный посредник, где малейшее физическое воздействие давало максимально измеримый эффект. Фотон, свободный электрон, любая частица, обладающая энергией, могла подействовать на нестабильные молекулы фотоэмульсии.
      Карл работал со все более скоростными эмульсиями, изучил все уловки, чтобы делать пленку максимально чувствительной - специальные проявители, строжайший температурный контроль, перепроявка пленки, чтобы та "впитала" часть энергии, необходимой для получения скрытого изображения. На каждый новый ролик пленки он тратил целые часы, пытаясь мысленно рисовать на нем круги, кресты и звезды, чтобы потом сделать видимым передвижения молекул или же изменение их состояния. Он даже срезал у себя кончики пальцев и водил ладонью над развернутым листом фотопленки, полагая, что псионное "излучение" может исходить только лишь из точечного источника. У него имелся только один временный, да и тот оказался иллюзорным, успех: лист особо высокочувствительной пленки, уложенный на ночь под матрас, после проявления на следующее утро показал призрачную, нечеткую букву "Х". Мастер Флориан с Отделения Фотохимии разочаровал Карла. Тот добился лишь сенситизации пленки инфракрасными лучами, производимыми теплом его собственного тела.
      На сегодняшний вечер Мастер Карл подготовил опыт с экспозицией специально обработанной пленки, чувствительной к рентгеновскому излучению, путем ее контакта с листом бумаги, покрытой люминисцентной краской. Еле уловимое гамма-излучение требовало нескольких часов, чтобы воздействовать на эмульсию. Но и эти часы нужно было тщательно отмерить.
      Для заполнения этого времени у Мастера Карла имелось весьма приятное занятие. Он послал студента-курьера к себе в кабинет за неоконченной работой, которую слямзил из комнаты Корната. Заголовок на папке гласил:
      РАСЧЕТЫ
      НЕКОТОРЫХ БЕССПОРНЫХ АНОМАЛИЙ
      В РАСПРЕДЕЛИТЕЛЬНОМ ЗАКОНЕ ВОЛЬГРЕНА
      Карл подвинул расшатанный стул поближе к письменному столу и начал читать, получая неподдельное наслаждение.
      Закон Вольгрена, имеющий дело с распределением неоднозначных элементов в случайных комплексах, был чисто математическим, абстрактным построением. На материальные объекты он не действовал; он даже с исчислимыми множествами не работал. Но Закон Вольгрена находил применение при выборен любой деятельности, известной человечеству, начиная от количества сардин, запиханных в каждую консервную банку, кончая результатами выборов. Это был общий закон, но производные от него, частные закономерности и правила могли быть проверены практически при каждом испытании.
      При любом, кроме одного. Один из студентов Мастера Карла при написании магистерской работы решил применить Закон Вольгрена к результатам переписей населения. И случилась неприятность. Данные не совпали с рассчетами. Парень на защите провалился. Потом он выбрал другой объект исследований, получил свою степень и теперь успешно занимался разработкой коммуникационных сетей для телевизионного синдиката, но неудача его привлекла внимание к проблеме со стороны нескольких первоклассных математиков, именно тогда Карл и попросил Корната разобраться.
      Корнат занимался этой проблемой в свое свободное время целых шесть месяцев. Пусть даже и незаконченная, работа потребовала у Мастера Карла три часа интенсивного труда. Честное слово, Корнат все сделал великолепно! Карл прослеживал каждый его шаг, бормоча под нос и изумленно вздымая брови при использовании квадратичного закона, когда не удалась попытка раскрытия фазового анализа Джибба. Его увлек сам ход математического анализа, а не результаты переписей. Только лишь закончив чтение, он встал и стал размышлять, почему же Корнат посчитал работу незаконченной. С ней все было в порядке! Каждое уравнение проверено! Константы стандартизированные и корректные, переменные проверены и прослежены страница за страницей.
      - Очень странно! - заявил Карл про себя, поглядывая на полку, где лежала рентгеновская пленка и поглощала свои электроны. - Удивительно только, что...
      Он пожал плечами и попытался отогнать от себя все связанные с данной проблемой мысли. Вот только те никак не уходили. Карл подумал было позвонить Корнату, но вовремя спохватился: мальчик, скорее всего, еще не возвратился из поездки к родителям Лосили. Но, даже если бы и возвратился, не стоило бы его сразу же загонять в работу.
      Неудовлетворенный, Мастер Карл снова уселся читать последнюю страницу ркукописи. Вся математика была безупречной, но теперь Карл попробовал разобраться в сути исследуемого объекта: " При количестве рождений, равном N, ожидаемый возраст самых старых членов популяции можно рассчитать по следующей формуле:
      A = N ln q
      Правильно? Почему бы и нет?
      Карл был раздражен. Он поглядел на часы. Всего лишь десять вечера. Хмурясь, он накинул мантию и вышел, оставив свет включенным, двери открытыми, работу, разложенной на столе... и рентгеновскую пленку, все так же прижатую к люминисцирующей бумаге.
      На стук в дверь Корната никто не ответил, поэтому, после корткого раздумия, Карл толкнул ее. Комната была пуста, Корнаты еще не вернулись из поселка.
      Карл что-то буркнул ночному дежурному и спустился на лифте вниз. Он подумал, что небольшая прогулка сможет ему помочь. Было холодновато, но он почти не заметил этого. Численное значение "q", что с ним было не в порядке? Но ведь раскрытие было сделано корректно. Он вспомнил все уравнения, определяющие "q" так ясно, будто те были написаны перед ним на стене Административного Корпуса; он даже вспомнил все численные значения, с которыми эти уравнения работали: состояние общественного здравохранения, военные действия, потребление пищи, даже высисленное хитрым манером состояние психической стабильности... Все это имелось в прилагаемых таблицах.
      - Добрый вечер, Карл-сан.
      Пожилой преподаватель остановился, глядя через переплетение железных решеток. Оказывается, ноги привели его к небольшой площадке, где жили привезенные аборигены, и теперь с ним здоровался капитан Как-там-его-зовут.
      - А мне казалось, что ваши люди на лекции... нет, на выставке, сказал Карл, чтобы хоть что-то сказать.
      - Завтра, Карл-сан, - ответил человечек со складчатым будто вафля лицом, предлагая ему длинную, украшенную перьями трубку. Такие же были и во время встречи Полевой Экспедиции, трубки мира, оригинальные, хотя и вызывающие недоумение антропологов; островитяне сами изготовляли их. Карл отказался. Тогда человечек, Карл уже вспомнил его имя - Масатура-сан, заявил:
      - Я чувствую тяжких сладкоречивых духов, сэр. Я вынюхал, что вчера вы сделали долгую дорогу.
      - Действительно, - согласился Карл, не вслушиваясь в слова. Сейчас он размышлял о логарифме и правильности его применения, но и с этим все было в порядке.
      - Сладкоречивые духи нехорошо пахнут, - серьезно говорил стоящий перед ним человечек.
      - Нет, конечно же нет. - Карла интересовало численное значение "А", максимальный возраст в последнем уравнении.
      Тай-и Масатура-сан возбужденно повысил голос:
      - Корнат-сан тоже плохо пахнул, говорил Сен Сир-сан. Карл-сан, не разговаривай с духами!
      Мастер Карл взглянул на него.
      - Обязательно, - ответил он. - Спокойной ночи.
      Тай-и произнес что-то еще совершенно умоляющим голосом, но Карл его уже не слышал; наконец-то он понял, что было не закончено в работе Корната. Численные значения были приданы всем переменным, кроме одной. Пока было довольно рано. Все равно он не отправится спать, пока у него нет этого недостающего значения...
      Корнат, одной рукой обнимая Лосиль, зевнул прямо в диск багрово-красной Луны, поднимающейся над горизонтом. Она восходила поздно.
      Они успели переправиться в Город, и теперь ожидали прилета домой. Единственный прямой вертолет был только днем, а семье Лосили даже негде было разместить их. Но, даже если бы место и было, вряд ли Корнату захотелось бы остаться. Ему всегда нужно было время, чтобы освоиться с обстановкой, а тут навалилось все кучей; ему еще долго придется привикать к тому, что рядом с ним, в его комнате, Лосиль.
      Под ними уже был Университет; тросы Моста перечеркивали оранжевую Луну; огни Административного Корпуса ярко горели среди темного скопления других башен.
      Было странно, что огни там горели до сих пор.
      Краем глаза Корнат взглянул на расслабленное, сонное лицо жены. Он не знал, нравится ли ей воспринимать его как члена семьи. Родители - глупые и скучные. Дружелюбные, согласился он в глубине души, только сам он привык к людям неординарным. А тут еще ее брат с этим несчастьем. правда, Лосиль и не навязывала ему его. Это был ее брат, ее домашнее существо. Только Корнату все равно не нравилось быть породненным с ним. Естественно, родственников не выбирают. Его собственные дети тоже могли принести разочарование...
      Его дети! Эта мысль пришла в голову совершенно естественно, но раньше подобные мысли его не посещали. Корнат непроизвольно поёжился и поглядел на Лосиль.
      Девушка зашевелилась, а потом сонным голосом спросила:
      - Что случилось? Интересно, чего они хотят?
      Они были уже почти на месте, а на посадочной площадке чего-то терпеливо ждали несколько человек; за ними стоял полицейский вертолет. Его винты застыли на месте, но мигающие красные огоньки говорили, что машина в полной готовности и находится на срочном задании. В этой небольшой группе Кор-нат узнал одного типа из Универсмитетской Администрации. Все остальные были в полицейской униформе.
      - И правда, интересно, - согласился Корнат, пытаясь подавить неизвестно почему начавшуюся дрожь. - Ладно, после такой прогулки я буду спать крепко-крепко, - сказал он и подал Лосиль руку, помогая ей спуститься по трапу.
      Мужчина в униформе выступил вперед.
      - Мастер Корнат? Сержант Рэйм. Вы, скорее всего, меня не помните, но...
      - Почему же, помню, - ответил Корнат. - Вы занимались в моей группе лет шесть или семь назад. Вас рекомендовал Мастер Карл. И он был вашим защитником, когда мы обсуждали тезисы вашей работы.
      Наступила пауза.
      - Да, все правильно, - сказал Рэйм. - Он хотел, чтобы я стал преподавателем, но меня привлекли в свои ряды Силы Правопорядка и... Ладно, все это было так давно...
      - Рад был вас видеть, Рэйм, - вежливо сказал Корнат. Но тот покачал головой.
      Корнат остановился. В его голове запульсировала какая-то неопределенная ужасная мысль. Вне всяких сомнений, стоящий перед ним полицейский прибыл сюда по служебным делам, об этом свидетельствовало выражение на его лице.
      - Что произошло? - довольно резко спросил Корнат.
      Рэйм не заставил себя ждать.
      - Я ожидаю именно вас. Это связано с Мастером Карлом. Вы его ближайший приятель... Нам надо задать вам несколько вопросов...
      Корнат и не почувствовал, как Лосиль испуганно вцепилась в его плечо.
      - С Карлом что-то случилось?
      Рэйм развел руками.
      - Прошу прощения. Мне казалось, что вы уже знаете. Лейтенант переслал сообщение, чтобы известить вас еще в посёлке. Повидимому, вы отбыли оттуда еще до того, как оно поступило. - Корнат заметил, что Рэйм пытается держать себя в рамках. - Это произошло где-то с час назад, приблизительно в полночь. Президент уже собирался ложиться - я имею в виду Сен Сира. Мастер Карл ворвался к нему в резиденцию - весьма рассерженный, как сообщила домоправительница.
      - Чем рассерженный? - вскрикнул Корнат.
      - Я надеялся, что вы сможете сказать это нам. Причем, это должно быть очень серьезное. Он попытался зарубить Сен Сира топором. По счастью... Полицейский запнулся, но слово уже прозвучало. - Так уж случилось, рядом находился телохранитель Президента. Ему никак не удалось остановить Мастера Карла, и тогда он застрелил его на месте.
      ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
      Эту ночь и весь последующий день Корнат провел будто во сне. Все для него было очень просто. Все для него было безразлично, кроме одного: Карл мёртв! Пожилого человека застрелили - застрелили при попытке совершить убийство! В это невозможно было поверить - фантастика прямо! Корнат ни на мгновение не мог согласиться с этим.
      Но и отрицать он этого не мог.
      Лосиль была с ним практически все время, даже ближе, чем можно было требовать от жены, ближе, чем бывает сторожевая собака. Он не замечал ее, когда та была рядом. Но он бы заметил, если бы она куда-то исчезла. Все было так, как будто она была здесь, в течении всей его жизни, потому, что жизнь его была теперь чем-то совершенно новым, отличным от старой; чем-то, начавшимся в час ночи после встречи с сержантом Рэймом после выхода из вертолета.
      Рэйм задал все необходимые вопросы за пятнадцать минут, но и после того не оставил его. Это было милосердие, а не обязанность. Полицейский, пусть даже по собственному желанию пошедший в Отдел по расследованию убийств, привыкший к насилию и ненавидящий убийц, мог иногда помочь обьяснить сложные факты, связанные с невиновными свидетелями. И он пробовал. Корнат не благодарил его за это. Он только удивлялся.
      Корнат отменил занятия на следующий день - пусть занимаются по конспектам - и сопровождал Рэйма при расследовании последних шагов Карла. Поначалу они посетили резиденцию Сен Сира и обнаружили, что Президент уже встал и холоден, как лед. Он даже не был потрясен случившимся, впрочем, как и всегда. Он уделил им буквально минуту своего ценного времени.
      - Карл - убий-ца. Это громад-ное потря-сение, Кор-нат. Мне кажет-ся, что никог-да нель-зя ожидать стабиль-ности от ге-ниев.
      Корнат и не собирался засиживаться здесь - общение с Сен Сиром было делом малопривлекательным. Однако, глянув на алебарду, лежавшую на полу там, где упал Мастер Карл, когда его застрелили, Корнат решил еще кое о чем порасспрашивать. Ковер вокруг алебарды был чище, как будто его тщательно отскоблили. Корнат с трудом осознавал, зачем чистили это место, но понял, что тело было убрано слишком быстро.
      Он был рад выйти, наконец, из богато обставленной резиденции Президента, но остаток дня больше ничем не порадовал. После Сен Сира они сразу же навестили ночного дежурного на этаже Карла. Тот признался, что руководитель отделения вышел около десяти вечера, и похоже было, что он чем-то взволнован. Однако не в его привычках было сообщать студенту о причине своего волнения. Поскольку никто не вспоминал о том, что Карл встречался с аборигенами, они ничего не узнали об этой встрече и практически одностороннем разговоре, зато им стло известно, куда Карл направился дальше.
      А направился он в книгохранилище и был там уже в двадцать минут одиннадцатого, рассчитывая на то, что там будет ночной библиотекарь.
      Им был студент, отрабатывающий часть платы за обучение, как это делали многие студенты. Он был чем-то напуган, и Корнат быстро вычислил, почему.
      - Вы спали на своем рабочем месте, не так ли?
      Студент кивнул и потупил глаза. Даже сейчас, разговаривая с ними, он был еще полусонным. Известие о смерти Мастера Карла быстро донеслось до каждого ночного клерка, так что парень просто не мог заснуть.
      - Он записал мне пять ночных взысканий и... - он замолчал, злясь на самого себя.
      Корнат понял причину его молчания.
      - Повидимому, мы отменим их, - сказал он - Вы совершенно правильно сделали, рассказав нам об этом. Сержанту Рэйму нужна полнейшая информация.
      - Спасибо, мистер Корнат. Я... ну... я просто не успел убрать пепельницу со стола, а он заметил ее. Но потом он заявил, что ему нужно воспользоваться книгохранилищем.
      Студент махнул рукой в сторону огромного зала с кондиционерами, где вся Университетская Библиотека хранилась в виде бобин пленки и микрофильмов. Библиотечный компьютер был подключен к основному Университетскому Компьютеру, Стики Дику, как и все другие большие вычислительные машины в кампусе.
      Рэйм глядел на оборудование.
      - Теперь оно гораздо сложнее, чем тогда, когда я видел его в последний раз, - сказал он. - А Мастер Карл знал, как этим пользоваться?
      Студент усмехнулся.
      - По крайней мере, он считал, что знает. Потом он примчался ко мне, потому что не мог найти нужные ему данные. Я попробовал было помочь ему, но это были спецданные. Результаты переписей.
      - О! - воскликнул Корнат.
      Сержант Рэйм повернулся к нему.
      - Что?
      - Мне кажется, я знаю, из-за чего весь этот сыр-бор! Из-за Вольгрена.
      Рэйм понял, о чем тот говорит - к счастью, не один только Корнат уже обжегся на Распределительном Законе Вольгрена.
      - Вообще-то, я пользовался некоторыми специальными Вольгреновскими функциями, - сказал Рэйм. - Только я не совсем ясно себе представляю, что это имеет общего с результатами переписей.
      Корнат сел на стул и начал свою лекцию. Не глядя, он протянул руку, и Люсиль, которая ни на шаг от него не отходила, ухватилась за нее.
      - То, что вы ищете, не имеет смысла. Тем не менее, я не думаю, что это именно то. У нас появились кое-какие вопросы при изучении... некоторых аномалий в Вольгреновских распределениях данных переписей, хотя, конечно же, никаких аномалий там быть не могло. Я взялся поработать над этим в свое свободное время. - Он нахмурился. - Мне казалось, что я легко справлюсь с этим, но появились кое-какие трудности. Некоторые значения в моих уравнениях были... ну, просто смешными. Я попробовал найти реальные значения, но когда обратился за ними к Мастеру Карлу, оказалось, что они засекречены. Глупо, конечно.
      В разговор вступил студент-библиотекарь.
      - Он назвал это идиотизмом. И еще сказал, что обратится к Сен... - тут он запнулся и покраснел.
      - Я догадываюсь, что он сделал, - сказал Рэйм. - Так какие значения обеспокоили вас?
      Корнат покачал головой.
      Не важно, какие, важно, что они были неправильными. Только я никак не мог отыскать ошибку. тогда я решил найти ее чисто математическим путем. Думаю, что Карл проделал то же самое, а затем решил взглянуть на истинные значения, надеясь разобраться в путанице.
      - Давайте и мы поглядим, - сказал Рэйм. Библиотекарь провел их к компьютеру, но Корнат жестом попросил его не мешать. Он сам начал набивать запрос.
      - Возрастные данные, - объяснил он. - Ясное дело, они ничего особенного не представляют. Нет смысла их засекречивать, но...
      Он отложил клавиатуру и включил вьювер монитора. Экран замигал, а потом на нем появилась ярко-красная надпись:
      ИНФОРМАЦИЯ ЗАСЕКРЕЧЕНА
      Рэйм глядел на экран.
      - Не знаю, - сказал он.
      Корнат понял его.
      - Я тоже не верил в это. Правда, Карл был руководителем отделения. Он надеялся на свои особые права...
      Полицейский кивнул.
      - И что дальше, сынок? Он вел себя после того странно? Был взволнован?
      - Он взбесился, будто тысяча чертей, - довольным тоном ответил студент. - Сказал что пойдет прямиком к Сен... в резиденцию Президента и выяснит все относительно этих данных. Говохрил, что это идиотская, - вы только послушайте - идиотская, некомпетентная бюрократия, - закончил он триумфально.
      Сержант Рэйм глянул на Корната.
      - Ладно, - сказал он. - Это будет решать следствие.
      - Вы считаете, что он мог бы убить человека? - настаивал резко Корнат.
      - Мастер Корнат, - медленно сказал полицейский. - Не думаю, чтобы кто-либо когда-нибудь и вправду желал кого-то убить. Но его довели до крайности. Если он был достаточно рассержен, то кто знает...
      Сержант оборвал себя на полуслове, не дав Корнату возможности обсудить этот аспект вопроса.
      - Мне кажется, это все, - сказал он, поворачиваясь к библиотекарю.
      - Вам нечего больше добавить?
      Студент помялся, потом робко улыбнулся.
      - Только одно. Когда он уходил, то влепил мне еще десять взысканий за курение на рабочем месте.
      На следующее утро Корната вызвали в Офис Канцлера Университета для ознакомления с завещанием Карла.
      Корнат был не слишком удивлен узнав, что является единственным наследником Мастера Карла. Но он был этим тронут. Печали добавляло и то, что об этом ему сообщил голос самого Мастера Карла.
      Уже вошло в привычку записывать на пленку все важные документы и распоряжения, и нужно было быть Мастером Карлом, чтобы считать таким же важным вопрос по распоряжению его небольшим имуществом. На пленке с изображением покойного было записано следующее:
      - Будучи в здравом уме и твердой памяти я завещаю все свое имущество своему дорогому другу, Мастеру Корнату...
      Корнат, мигая, глядел на четкое, практически в натуральную величину, изображение. В этом, конечно же, и заключался смысл: бумаги могли быть забыты, пленки с записью голоса перемонтированы, но во всем мире никто не мог внести изменения в видеоленту так, чтобы не оставить следа. Голос был тем самым голосом, что грохотал с миллионов студенческих телевизоров в течение десятилетий. Глядя на изображение, Корнат с трудом воспринимал слова, вместо этого он пытался определить, когда Карл принял решение завещать ему все свое движимое имущество. Кажется, снят он еще в старой мантии, но когда Карл перестал ее носить?
      Это уже было не важно. Все, связанное с Мастером Карлом уже не было важным. Пленка заскрипела, сматываясь на катушку, и изображение исчезло с экрана.
      Люсиль коснулась его плеча.
      Канцлер, лучисто улыбаясь, сказал: - Ну, вот и все. Все ваше. Вот здесь имеется опись.
      Корнат быстро просмотрел ее. Книги, более тысячи томов, их стоимость, установленная оценщиками, ( им пришлось работать день и ночь!) приближалась к полутысяче долларов. Одежда и личные вещи - Корнат непроизвольно усмехнулся - была оценена в один доллар. Вся имеющаяся у покойного наличность оценивалась где-то в тысячу долларов, включая и мелочь в карманах. Расчеты по оплате, в год - 8460$, месячная зарплата, рассчитанная до смертного часа, составляла 271$, расчеты по будущему использованию уже записанных лекций составляли около 500$. Корнат нахмурился. Карла это бы обеспокоило, но так оно и есть: спрос на старые записи становился все меньше и меньше. Выл даже расчет по отчислениям за использование в будущем мнемонических песенок - всего (и это было самое неприятное) 50$.
      Корнат не стал морочить себе голову расходами: налог на наследство, внутренние налоги, какие-то задолженности. Он лишь увидел, что окончательный баланс составляет около 8000$.
      Из дальнего угла к нему прокрался похоронный распорядитель и попросил с каким-то отоенком лести:
      - Скажем, восемь тысяч ровно. Вы довольны? Тогда подпишите здесь, Мастер Корнат.
      "Здесь" - это было внизу стандартного соглашения на проведение похорон, с обычным распределением расходов между покойным и наследником "пятьдесят на пятьдесят". Корнат быстренько расписался и даже почувствовал какое-то облегчение. Он отделался еще сравнительно легко. Установленный минимум для похороного обряда составлял 2500$, если бы имущество было оценено менее, чем в 5000$, он смог бы унаследовать лишь то, что было больше 2500$; если бы оставалось меньше - ему пришлось бы выложить разницу из своего кармана. Так гласил закон.
      За дверью Канцлерского Офиса Корната ожидал сержант Рэйм.
      - Вы разрешите? - вежливо спросил он, протянув руку. Корнат передал ему разрешение на проведение похорон, включавшее в себя и опись имущества Карла. Полицейский задумчиво изучил документ, потом покачал головой.
      - Денег не так уж и много, но он ведь и не слишком нуждался в них, ведь так? Это нам ничего не объясняет. - Он поглядел на часы. - Ладно, сказал он. - Я иду вместе с вами. Нам еще предстоит участие в расследовании и вынесении вердикта.
      Как и было принято в Университете, в состав Комиссии входила дюжина преподавателей. Только одна - женщина-профессор по имени Дженет - была с Отделения Математики, остальных Корнат знал только по чаепитиям да прогулкам по кэмпусу.
      Сен Сир давал показания очень лаконично, своим обыкновенным немодулированным, заводным голосом. Он сообщил, что Мастер Карл раньше не проявлял признаков сумасшествия, ео в ночь своей смерти он явно был обезумевшим и на всех кидался.
      Домоправительница Сен Сира подтвердила это, добавив, что лично она боялась за свою жизнь.
      Телохранитель, застреливший Карла, занял место. Корнат чувствовал, как дрожит сидящая рядом Лосиль; он понимал ее, чувствуя подобное отвращение. Человек этот ничем особенным не отличался: среднего возраста, крепыш, в речи его слышались отголоски манеры говорить Сен Сира. Он объяснил, что у Президента Сен Сира работает уже почти десять лет; когда-то он был полицейским, а богатые люди довольно часто берут экс-полицейских в телохранители; убивать людей, защищая жизнь своего работодателя, ему до сих пор не приходилось.
      - Относительно же этого типа... Он был опасен... Он... был готов убить... кого угодно.
      Он проговаривал слова медленно, и не было заметно, чтобы он был взволнован.
      Потом уже были все остальные: сам Корнат, ночной дежурный, студент-библиотекарь, даже секс-описатель Фарли, сказавший, что Мастер Карл вряд ли бы контактировал с ним, но, конечно же, тогда он был взволнован; ведь он, Фарли, рассказал ему тогда о чуть было не удавшейся попытке самоубийства Мастера Корната. Сам Корнат попытался проигнорировать тот факт, что все присутствующие тут же повернулись к нему.
      Формулировка вердикта заняла целых пять минут: "Убит в результате самообороны охранника при попытке совершить убийство".
      Даже спустя много дней Корнат избегал проходить мимо резиденции Президента из-за опасения встретить там убийцу Карла. Он никогда не видел этого человека до смерти своего старого друга и не желал видеть его снова.
      Но шло время, смерть Карла понемногу стала забываться. Его голова понемногу стала переполняться своими собственными, не совсем приятными новыми проблемами.
      День уходил за днем, Корнат приближался, затем достиг, а затем и переступил границу рекорда для самоубийц. Но он все еще жил.
      Он жил до сих пор, благодаря бесконечному терпению и готовности защитить его верной Лосили. Каждый вечер она следила, как он засыпает, каждое утро вставала перед ним. Она побледнела, а потом Корнат как-то обнаружил, что она подрёмывает в раздевалке, в то время как он читает лекции; но сама она не жаловалась. лосиль никогда ничего не говорила ему, даже тогда, когда он сам обнаружил следы и догадался, что дважды за одну и ту же неделю чуть не перерезал себе вены, один раз ножом для конвертов, а второй - сломанным штопором. Когда Корнат стал упрекать ее за то, что она ничего ему не сказала, Лосиль только лишь поцеловала его. И все.
      Ему продолжали сниться странные сны; просыпаясь, он прекрасно помнил их и поначалу рассказывал о них девушке, потом перестал. Они, и вправду, были необычными. В этих снах всегда за ним следили, кто-то вечно раздраженно ворчал на него, а однажды во сне он оказался посреди арены, а вокруг безумствовала толпа римлян, ждущих его крови. Все они были им недовольны, а он пытался оправдаться. Все потому, говорил он, что Люсиль неустанно следит за ним, а потом появилось и другое слово: паранойя. Но он не верил в это... Но в чем же тогда причина? Он решил снова обратиться к психоаналитику, но когда признался в этом Люсиль, она лишь побледнела и на лице у нее появилось странное выражение. Из их ствместной жизни и любви ушла спонтанная радость, и это беспокоило Корната; но ему не приходило в голову, что вместо этого между ними укрепились доверие и солидарность.
      Но нельзя было сказать, что радость испарилась полностью. Вместе с периодами страсти, с железной решимостью Люсили не спать самой, пока не заснет он, вместе с доверием и привязанностью появилось и кое-что еще. Это был интерес к совместной работе; в качестве жены Корната Люсиль стала его ученицей даже в большей степени, чем кто-либо из его группы. Вместе они еще раз прошлись по Вольгрену, убедились, что крупных ошибок в работе нет, настойчиво пытались вычислить недостающие данные и начали новые исследования по первичному распределению больших массивов данных. Однажды, теплым вечером, они возвращались к себе, планируя аналитически рассмотреть законы конгруэнтности, когда Люсиль вдруг остановилась и схватила Корната за руку.
      Прямо к ним шел Эгерд.
      Он загорел, но выглядел не лучшим образом. Отчасти, по мнению Корната, это было вызвано тем, что он чувствовал себя неуютно в присутствии девушки, которую любил когда-то, и мужчины, который на ней женился. Но было и кое-что еще. Похоже, что он был болен.
      Люсиль спросила прямо:
      - Что это с тобой?
      Эгерд усмехнулся:
      - Вы что, не знаете про Медшколу? Это уже традиция - подшучивать над новичками. Чаще всего их заражают кожным грибком, так что вы начинаете расчесывать кожу, а то еще капают какую-нибудь гадость, из-за которой все лицо покрывается оранжевыми пятнами, а еще... не беспокойтесь. Чаще всего, это... ну... совершенно безвредные шутки.
      - Это ужасно, - сердито сказала Люсиль. - Похоже, что тебе не до шуток.
      После того, как Эгерд оставил их, Корнат сказал Люсили:
      - Мальчишки всегда останутся мальчишками.
      Она быстро глянула на него. Корнат и сам понимал, что его тон был черствым и грубым. Он только не знал, что она прекрасно поймет, почему; введь сам он считал, что прекрасно скрыл свою вспышку ревности.
      Где-то недели через две после смерти Мастера Карла дежурный по этажу постучал в дверь комнаты Корната и сообщил, что к нему посетитель. Это был сержант Рэйм с портфелем, набитым всякой всячиной.
      - Это личные вещи Мастера Карла, - объяснил он. - Все они теперь ваши. Естественно, мы должны были взять их на время для проверки.
      Корнат пожал плечами. Все эти вещи не представляли особой ценности. Он покопался в портфеле: какие-то дешевые туалетные принадлежности; книжка с надписью "дневник"- он бегло перелистал ее, но там были, восновном, взыскания и классные отметки, а также пакет с проявленной листовой фотопленкой.
      - Именно об этом я и хотел у вас спросить. У него было порядочно фотооборудования. мы обнаружили несколько нераспечатанных упаковок листовой фотопленки, которые Мастер Карл прижал к листам, покрытым радиоактивной краской. Наша лаборатория убила кучу времени, чтобы понять, зачем он это делал. Потом догадались, что он пытался зарегистрировать гамма-излучение на пленку, вот только никто не знал, зачем.
      - Возможно, я смогу дать вам ответ, - сказал Корнат.
      И он рассказал о хобби Карла, которым тот занимался после работы, о его бесчисленных лабораторных проектах, о том, чего Карл хотел добиться.
      - Я не знаю точно, что у него получилось, но знаю, что он что-то делал, пытаясь зафиксировать геометрические фигуры: звезды, окружности и тому подобные вещи. А что? Вы хотите сказать, что он в конце концов чеего-то добился?
      - Не совсем. - Сержант Рэйм открыл пакет и вручил Корнату глянцевый отпечаток. - Все негативы были пустыми, кроме одного. Вот этого. Вы что-нибудь понимаете?
      Корнат поглядел. это было похоже на фотоснимок букв, написанных или нарисованных от руки. Буквы не были четкими, но не было сомнений, что они обозначают. Корнат какое-то время удивленно глядел на фотографию, потом покачал головой.
      Печатные буквы слагались в простые слова:
      ты - старый придурок
      ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
      Ветер усилился, и туго натянутые тросы под поселком завибрировали, заныли. пневмогенераторы скрипели, шипели и грохотали. Но брат Лосили был слишком занят, чтобы замечать это.
      Он чувствовал себя нехорошо, но был слишком занят делом, порученным ему родителями: просматривать передачу из Университета, чтобы высмотреть сестру. Сегодня как раз показывали класс Корната, и Роджер с вежливым безразличием следил за тем, как профессор немногословно и доходчиво объясняет Теорему Вилсона. С гораздо большим интересом он наблюдал за танцующими девушками и мультипликационными фигурками, только всё это представление не имело для него никакого смысла. Камера панорамировала аудиторию только лишь пару раз, но Лосиль ему увидать не удалось.
      Роджер доложил об этом матери, бросил последний взгляд на флаг, привезенный ему сестрой в подарок, и пошел на работу.
      Шли часы, а он чувствовал себя все хуже и хуже. Поначалу была только головная боль, потом уже заболели суставы, а затем началась неудержимая рвота. Работа Роджера способствовала этому: весь день он проводил, стоя по колени в вонючей жиже, состоящей из соленой морской воды, рыбьей слизи и крови.
      Обычно это его не волновало (его вообще ничего не волновало). Сегодня же все было иначе. Роджер стоял, прижавшись к покрытому стальным листом столу, и яростно тряс головой, чтобы хоть немного ее прочистить. Он только-только сбегал в туалет, где вырвал все содержимое желудка. Но теперь, похоже, нужно было бежать туда снова.
      - Эй, Роджер! - заорал от стола сортировщик. - Работа стоит!
      Парень потер шею и пробормотал что-то совершенно невразумительное даже для себя самого. Нет, он собирался работать, потому что рыба не могла ждать.
      Работой сортировщика было отделить женские особи выловленного атлантического лосося от мужских. Лососи-самцы тут же посылались на быструю и беспардонную смерть. А вот женские - в брачный сезон - содержали в себе нечто гораздо более ценное, чтобы расходовать его понапрасну на рыбную муку и копченку. Здесь уже была работа Роджера - его и еще нескольких дюжин других рабочих, стоящих за другими столами. Первым делом следовало схватить трепещущую самку ха хвост и вышибить ей мозги, по возможности так, чтобы не забрызгать остальных. Вторым - схватить рыбину обеими руками, подставив ее брюхо партнеру, стоящему по другую сторону стола, который длинным и широким ножом вскрывал пузырь с икрой. (Довольно часто нож исчезал. Делом Роджера было не искать его снова). Потом быстрый поворот: икра вываливалась в одну сторону, выпотрошенная рыба летела в другую, и Роджер был готов хватать следующую рыбу. Иногда рыбина бешенно дергалась, на человека с воображением это действовало неприятно; даже самые тупые терпеть не могли эту работу. Роджер занимался ею уже четыре года.
      - Давай, Роджер! - снова заорал сортировщик. Парень непонимающе уставился на него. Впервые за годы своего труда он внезапно услыхал лляп, буммм, тррахх - вечные звуки рыбоперерабатывающего цеха. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, а потом побежал. До туалета он успел добраться, только вот рвать было нечем.
      Час спустя мать перепугалась, увидев его дома.
      - Что случилось?
      Парень попытался было объяснить все, что с ним произошло, но это требовало некоторых весьма трудных для него слов. Он ограничился лишь:
      - Мне нехорошо.
      Мать была обеспокоена. Роджер всегда отличался здоровьем. Сейчас, так, он выглядел неважно. Все было потому, что разрушение мозга затронуло теперь центр мышечной активности. Впрочем, Роджер был больным всю свою жизнь.
      - Отец прийдет где-то через час, - сказала мать, глядя на сына с сомнением, - но, видимо, я позвоню ему прямо сейчас. как ты думаешь, Роджер?
      Вопрос был задан чисто риторически: в свое время ей долго пришлось привыкать к тому, что ее сын вообще ни о чем не думает. Но тут он упал и со стоном попробовал выпрямиться. Шея невыносимо болела. Роджер вообще не был в состоянии осуждать какие-либо сложные проблемы. Единственное, чего ему хотелось, это лечь в постель, где под подушкой лежал привезенный Лосилью флаг, и он мог его гладить, прежде чем заснуть. Вот это ему нравилось. как мог, он объяснил это матери.
      А она была обеспокоена не на шутку.
      - Ты заболел. Давай лучше я позвоню в клинику. Они тебя положат.
      - Нет. Не надо этого делать. Их уже вызывали на работу. - Ужасно болело горло, а теперь он почувствовал, как его стала колотить дрожь. Мистер Гарни отвел меня к диа... диа...
      - Диагностикону, Роджер.
      - Да, и нще мне дали таблетки. - Он полез в карман и достал небольшую коробочку. - Одну я уже съел, и у меня еще осталось.
      Это не успокоило мать, но теперь она уже не так суетилась. Диагностические машины редко когда ошибались.
      - Это все холодная вода, в которой ты стоишь целый день, - бормотала она, помогая сыну добраться до его комнаты. - Я уже говорила тебе, Роджер. Ты должен потребовать работу получше. Раздельщиком или даже сортировщиком. а может ты вообще сможешь поменять место. Ты и так уже работаешь там четыре года.
      - Спокойной ночи, - совершенно не к месту пожелал Роджер, ведь был день. Он начал раздеваться, чувствуя себя чуточку лучше, по крайней мере психологически, потому что был в знакомой, уютной комнате со своей знакомой уютной кроватью и маленьким японским флагом, лежащим под подушкой. - Я буду спать, - сказал он матери, и та, наконец-то оставила его одного.
      Роджер свернулся калачиком под одеялом, установив перед тем реостат обогрева до отказа. Но для его трясущегося тела тепла все еще не хватало. Из-за страшной головной боли он почти ничего не видел.
      В клинике мистер Гарни терпеливо объяснял ему, зачем нужны таблетки. Они должны снять головную боль и дрожь, они дадут ему чувство спокойствия и позволят заснуть. Трясущимися руками Роджер достал еще одну таблетку из коробочки и проглотил ее.
      И она подействовала. Таблетки из клиники всегда действовали как надо. Головная боль стала терпимой, потом исчезла, стали стираться воспоминания; дрожь перестала бить его тело, и он погрузился в сон...
      Роджер чувствовал себя спокойно-срокойно. Он не мог видеть своего лица и не мог знать, что оно все горит; он понятия не имел, как резко подскочила температура. Он погружался в спасительный сон... со старинным, потрепанным флажком под щекой... как он делал это уже около трех недель, и больше уже никогда в своей жизни делать не будет.
      Повод, по которому Роджер не мог видеть своей сестры в аудитории был в том, что ее там и не было; она ожидала в маленькой комнате, предназначенной для переодевания Корнату. Он сам предложил ей это. "Тебе надо отдохнуть", настойчиво уговаривал он ее и пообещал, что позанимается с ней отдельно.
      На самом же деле у него были свои поводы избавиться от нее на время. Выйдя из здания, он написал Лосиль записку и вручил ее какому-то студенту, чтобы тот передал ее девушке.
      "Мне кое-что надо сделать. Меня не будет несколько часов. Обещаю, что со мной все будет в порядке. Не беспокойся."
      Еще до того, как записка добралась до девушки, Корна был уже на Мосту, направляясь в город.
      Нму не хотелось говорить Лосили о том, что он собирался делать. Странные сны становились все страшнее, к тому же к этому примешалось и нечто новое. В частности, он почти всегда ощущал похмелье. Дело в том, что он обнаружил, что пара стаканчиков на ночь делают его сон лучше, и Корнат быстро привык к этому.
      Но было еще кое-что, о чем он не мог говорить с Лосиль, потому что и она не говорила ему.
      Вагон монорельса доставил его в центр, на ярко освещенную, шумную и запруженную людьми станцию подземки. Корнат остановился возле телефонной будки, чтобы узнать адрес секс-описателя, Фарли, затем поспешил наверх, на улицу, подальше от шума и вони. Только это было ошибкой. На открытом пространстве грохот стал совершенно невыносимым, а воздух еще сильнее пропитанным всякой гадостью. Перед ним высились огромные кубы жилых зданий; маленькие трехколесные автомобильчики и громадные грузовики мчались по обоим уровням улицы. До офиса Фарли была всего лишь минута ходу, но даже одна эта минута была ужасной.
      Надпись на двери была такой же, как и на папке: С. Р. Ф А Р Л И К О Н С У Л Ь Т А Н Т
      Секретарша секс-описателя поглядела на Корната с сомнением, но в конце концов сообщила, что мистер Фарли сможет встретиться с Мастером Коратом даже без предварительной записи.
      Корнат уселся перед столом, отказался от предложенной сигареты и заявил прямо:
      - Я просмотрел записи, которые вы оставили у меня, Фарли. Они любопытны, хотя я и не думаю, что буду нуждаться в ваших услугах в будущем. Мне показалось, что я разобрался в системе значков, и догадался, что там имеются страницы с константами, с помощью которых вы пытаетесь описать персональные особенности, меня и моей жены.
      - Да, это чрезвычайно важно, - ответил Фарли. - Ваши, конечно же, не совсем полны, так как у меня не было возможности побеседовать с вами, но я просмотрел данные в вашей персональной карточке, в медкарточке и так далее.
      - Хорошо. А теперь я хочу задать вам вопрос.
      Корнат замялся. Самым простым было бы сказать: "Получается, и я догадываюсь об этом, что однажды я сделаю своей жене довольно-таки странное предложение." Это был простой путь, но он был неприятен Корнату. К тому же он включал в себя необходимость объяснения того, сколько уже странных и необъяснимых вещей он натворил, некоторые из них вообще были роковыми, особенно в моменты пробуждения.
      - Дайте-ка мне листок бумаги, - попросил он вместо этого и быстро написал ряд символов. Когда ты пользуешься символами "" и "^^&", данная проблема уже не представляется такой стеснительной. Корнат передал листок секс-описателю.
      - Что вы скажете об этом? Соответствует ли это вашему взгляду на нас?
      Фарли изучил написанное, его брови удивленно поднялись.
      - Ни в коем случае, - быстро сказал он. - Вам не следует думать об этом, да и она бы этого так не восприняла.
      - Могли бы вы сказать, что это дело спорное?
      - Мастер Корнат! Не надо пытаться использовать термины морали. Совместная сексуальная жизнь - это дело сугубо личное; а условности и мораль...
      - Мистер Фарли, пожалуйста. В терминах нашей морали - вы их так и представили в своем наброске - будет ли это спорным?
      Секс-описатель засмеялся:
      - Более чем, Мастер Корнат. Это было бы совершенно невозможным. Я знаю, что мои данные, конечно же, неполные, но подобные вещи не обсуждаются.
      Корнат сделал глубокий вдох.
      - Хорошо. - сказал он чуть погодя. - Все же предположим, что я сделал своей жене подобное предложение.
      Фарли забарабанил пальцами по крышке стола.
      - Я могу сказать, что тогда включаются другие возможности.
      - Какие же именно?
      - Вам следует попытаться избавиться от нее, - очень серьезно ответил Фарли.
      В двух кварталах, между офисом Фарли и станцией монорельса, Корнат увидал трех убитых. На верхнем уровне улицы турбогрузовик потерял управление, столкнулся с другой машиной и перелетел через ограду. Погиб водитель и двое прохожих.
      Для Корната, привыкшего к тихой академической жизни, это было шокирующим проявлением насилия, но, самое странное, это же позволило продержаться ему до самого конца дня. Собственная его жизнь быстро выходила из под его контроля как потерявший управление грузовик. Вам следует попытаться избавиться от нее.
      Корнат сел в свой поезд, с трудом воспринимая окружающее, с трудом соображая. Он не хотел избавляться от Лосили!
      Но, кроме того, он и себя не желал убивать, а ведь не было сомнений, что будут и следующие попытки. Все это было лишь частью целого, а в результате не могло быть сомнений: Он пытался покончить с собой любым возможным образом. Желая покончить с ним, сидящий внутри него самого убийца пытался покончить и с той частью его жизни, что внезапно стала так много для него значить, с его любовью к Лосили. И еще, думал он, когда Лосиль уйдет, Карл в могиле, а Эгерд перевелся - рядом с ним не будет никого, кто помог бы ему в те ужасные моменты полусна, что повторяются дважды в каждые двадцать четыре часа.
      Да он и дня не проживет.
      Корнат откинулся на спинку сидения и впервые почувствовал некую раздвоенность своего сознания. Одна его часть твердила осуждающе: "Да, хуже некуда".
      Другая же часть постоянно обследовала окружающее даже в моменты депрессии, знакомясь с массой неизвестных мужчин и женщин. Все они, похоже, выглядели уставшими и раздраженными, отвлеченно рассуждал Корнат, один или два вообще выглядели заболевшими. Корнату было интересно, знал ли кто-нибудь из них чувство беспомощности перед лицом самого коварного врага, перед лицом самого себя?
      Но, после всего, допустим, что Мастер Карл был прав, совершенно неожиданно сказал сам себе Корнат.
      Эта мысль потрясла его. Она пришла совершенно внезапно, как будто когда-то давно он уже обдумывал ее, но потом забыл о ее существовании. Прав? Но в чем?
      Вагонный динамик пробормотал, что следующая остановка его. Корнат приготовился вставать, но мысль не отпускала. Прав?
      Корнат уже сомневался в том, что Мастер Карл и вправду пытался убить Сен Сира. Но все имеющиеся улики подтверждали это; полицейские обнаружили отпечатки пальцев Карла на топорище, да и какой смысл был им обманывать всех.
      Хорошо, предположим, что Карл и вправду взял оружие, чтобы раскроить старику череп. Верится с трудом! Но, если бы у него было... А если еще к тому же, Карл вовсе не был в состоянии необъяснимого бешенства...
      Тогда, говорил себе Корнат, спускаясь на лифте к основанию пилона Моста и глядя на знакомые здания Университета, тогда у него, возможно, был повод. Возможно, Сен Сира надо было убить.
      ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
      Попадая в эти апартаменты, вы чувствовали себя так, будто попали под воду. Освещение было сине-зеленым, рефлексы неярко отражались от сине-зеленых стен. Паутина синих и зеленых линий покрывала одну из стен будто узор волн. Из стоящих на полу ящиков подымались искривленные ветви бледных растений, напоминая русалочьи заросли.
      Пеласгические 1 мотивы не были только лишь результатом действий заказного дизайнера; просто эти цвета более всего нравились Президенту Сен Сиру. Это была его резиденция. Не рабочий кабинет с дубовыми панелями и старинными доспехами; даже не "частная" приемная, где иногда развлекались члены высшего преподавательского состава. нет, эта комната предназначалась для очень и очень немногих.
      Четверо из таких немногих и находились здесь сейчас. Толстяк с дрожащими ручищами повернулся и сказал:
      - Когда?
      Потом сказал:
      - Вы хотите, чтобы были все мы?
      Потом:
      - Это работа для Джилсона.
      Сен Сир усмехнулся, а через какое-то время его телохранитель ответил:
      - Нет. Не я. Честно. Вы получаете от этого удовольствия больше, чем я.
      Женщина в платьице совершенно молодежного покроя раскрыла тонкие губы и неприятно, визгливо рассмеялась, но тут раздался стук в дверь.
      Джилсон, телохранитель, открыл ее и пропустил в комнату худую, молчаливую домоправительницу Сен Сира вместе с Мастером Корнатом.
      Сидящий в лазоревого цвета кресле Сен Сир поднял руку. Джилсон взял Корната за плечо и повел его дальше, в то время как домоправительница закрыла дверь за собой.
      - Мас-тер Кор-нат, - сказал Сен Сир своим странным, лишенным интонаций голосом. - Я ожи-даю вас.
      Женщина в молодежном платье без всякого на то повода визгливо расхохоталась, телохранитель осклабился, толстяк захихикал.
      Корнат чувствовал себя не в своей тарелке, разглядываясь по комнате, в которой никогда до сих пор не был. Здесь было холодно, на добрую дюжину градусов меньше, чем хотелось бы Корнату. Где-то фоном звучала музыка, но настолько тихо, что мелодию невозможно было разобрать. А еще все эти люди вокруг - они были какие-то странные.
      Он не обращал внимания на Джилсона, убийцу Мастера Карла, которого помнил по разбирательству обстоятельств смерти его друга. Перед ним мелькнул толстяк.
      - Сена-тор Дэйн, - сказал Сен Сир. - И мисс Мэй Кербс.
      Мисс Кербс и была той смеющейся дамой. Она двинулась к Корнату, похожая на молоденькую девочку на первой своей вечеринке.
      - А мы как раз говорили о вас, - сказала она хриплым голосом, и Корната будто по голове ударили - он понял, что женщина эта совсем не подросток. Она напоминала женщину из Южной Америки, которую он повстречал во время Полевой Экспедиции. Внешность совпадала не совсем, но физическое состояние было мдентичным: лицо - маска черепа под толстым слоем косметики. Ей, дол^____________________________________________________________________ 1. - от имени пеласгов, народа, населявшего острова Эгейского моря, в искусстве которого часто имелись морские мотивы, изображения рыб и других морских животных - прим. перев. жно быть, лет пятьдесят, нет - семьдесят пять; да нет - гораздо старше. Корнату даже страшно было подумать о возрасте этой старухи, нарядившаяся будто хрупкая девственница.
      Только сейчас до Корната дошла вся гротескность этого представления друг друга. Он не мог оторвать от женщины взгляда. Говорили о нем? Но что говорили?
      - Мы знали о том, что вы придете сюда, приятель, - спокойно сказал Джилсон, убийца. - Вы считаете, будто это мы убили парня.
      - Парня?
      - Мастера Карла, - пояснил Джилсон.
      "У него был повод", - мелькнула мысль в голове Корната. Эта догадка пришла, когда он услыхал размеренный голос Джилсона, похожий на разговор Сен Сира.
      - Сади-тесь же, Мас-тер Кор-нат, - жестом указал Сен Сир.
      Женщина вежливо положила аквамариново-бирюзовую подушку на диван.
      - Я не хочу садиться.
      - Да нет, располагайтесь, пожалуйста. - Отливающее синевой лицо Сен Сира было сама вежливость.
      - Нехорошо, совсем нехорошо, молодой человек, - хрипел толстяк. - Мы вовсе не собираемся дурачить вас. Я имею в виду: вроде бы, зачем беспокоиться? Но он был для нас помехой. Каждый год, - жизнерадостно продолжал объяснять он, - нам попадается где-то с полдюжины подобных помех, иногда они похожи на вас, иногда - на него. Его беды начались после того, когда он полез за секретными материалами в библиотеке. Но, - сказал он, уже сурово, и помахав толстым пальцем, - эта информация засекречена не безосновательно.
      Корнат наконец-то уселся, потому что ноги его не держали. Все шло совершенно не так, как он ожидал; они вовсе и не отрицали произошедшего. Но признаваться в том, что Карла убили ради сохранения в секрете никому не нужных данных переписей? В этом не было ни капельки смысла!
      Блондинистая шлюшка опять визгливо расхохоталась.
      - Вы уж простите нашу мисс Кербс, - сказал толстяк. - Ей кажется смешным, как вы судите о том, имели ли наши действия смысл. Поверьте мне, молодой человек, имели.
      Корнат открыл, что он скрежещет зубами. Этот односторонний диалог; ответы, приходящие до того, как были заданы вопросы; эти странные, полупонятные намеки...
      Как будто они читают у него в мозгах.
      Как будто им была известна любая его мысль.
      Как будто они были... Но ведь это же невозможно! Нет, нет, - думал он. - Такого не может быть! Случай с Карлом доказывал это! Старый придурок.
      Корнат даже подскочил. Эта мысль прозвучала в его голове совершенно в той же тональности, что и хриплый голос толстяка, и тут он вспомнил, где видел подобные слова.
      Толстяк кивнул, его щеки тряслись будто полкрасстаявший студень.
      - Это мы экспонировали для него ту пленочку, - захихикал он. - Это была всего лишь шутка, но мы знали, что он будет уж мертв, чтобы беспокоиться ею. Имея под рукой анализ Вольгреновских аномалий, он мог бы догадаться. Весьма прискорбно, - добавил он сочувственно. - Ведь мы хотели помочь ему опубликовать ту самую работу, где он говорил о невозможности телепатии. И это ведь так, чистая правда! Для него. Но не для нас. И, к несчастью, мой юный друг, не для вас.
      Лосиль проснулась от того что ей стало холодно, и, протянув руку, пошарила по постели. Корната не было.
      Она включила свет и посмотрела на ближайшие из целой батареи часы: час ночи.
      Она поднялась, посмотрела в окно, прислушалась возле двери, включила радиоприемник, потрясла коробочку внутриуниверситетского селектора, чтобы убедиться, что он работает; проверила, не отключен ли телефон; затем уселась на кровать и, в конце концов, тихо заплакала. Она была перепугана.
      Побуждение к совершению самоубийства никогда раньше не возникало у Корната, когда он был в полном сознании.
      Неужели теперь это было не так? А если это правило еще действует, по^ чему он ушел именно так?
      Радиоприемник зашептал, выплескивая поток новостей: забастовка в Гэри, штат Индиана; авария грузовой ракеты; триста случаев инфицирования вирусом Гамма в двенадцатичасовый период; катастрофическое столкновение атомного траулера со свайным поселком (она прислушалась, затем облегченно вздохнула) у берегов Гаити. И никакого упоминания о Корнате. Где он мог быть?
      Когда зазвонил телефон, она сразу же схватила трубку.
      Но это был не Корнат - грубый, быстрый голос занятого человека:
      - ...попросила меня позвонть. Она вместе с вашим братом. Вы можете приехать?
      - Это моя мать просила вас позвонить?
      Об этом я и говорю, - тон был нетерпеливым, - ваш брат серьезно болен, похоже, что через несколько часов он умрет. До свидания.
      Любовь приказывала ей - нет, останься, подожди Корната. Но ведь это мать просила ее позвонить! Лосиль быстро оделась.
      Она оставила точные инструкции ночному дежурному, что делать, когда не если - когда Корнат вернется: проследить, как он будет засыпать; дверь оставить открытой; проверять его каждые полчаса; быть с ним, когда он станет просыпаться.
      - Да, ма-ам, - сказал студент, а потом, по доброте душевной , добавил: - С ним все будет хорошо
      Будет ли? Лосиль мчалась по студенческому городку, пробуя отогнать от себя дурные мысли. На переправу она уже опоздала. Теперь ей нужно было подняться на Мост, поехать в город, а там уже спешить на вертолет до поселка.
      Медцентр был ярко освещен огнями множества светящихся окон. Любопытно - подумала она и помчалась дальше. Аборигены на своей площадке, окруженной решетками, и те не спали, что-то бормоча. Тоже странно.
      А вдруг дежурный забудет ее просьбы?
      Лосиль решила, что не забудет - это был один из студентов Корната. В любом случае, нужно было рисковать. Даже лучше, что ей пришлось уехать, потому что ожидание было невыносимым.
      Она шла мимо Резиденции Президента и даже не глянула на нее; ее не заинтересовало то, что там тоже светились окна, ведь это не имело отношения к ее собственным проблемам. Но в этом она ошибалась.
      Только войдя в медленно отъезжающий вагон монорельса, до нее дошло, куда она едет, и это потрясло ее. Роджер! Он умирает.
      Она заплакала, теперь уже из-за Роджера, из-за того, что Корнат исчез, заплакала над самой собой, но в вагоне не было никого, чтобы видеть это.
      В этот самый момент Корнат, со слезами на глазах, поднялся с пола.
      Над ним стоял Джилсон, терпиливый и добродушный, держа в руках дубинку, обмотанную мокрой тряпкой. Все тело Корната болело, болело так, как он и представить не мог.
      - Не надо меня больше бить, - бормотал он.
      - Возмож-но, и бу-дем, - изрек Сен Сир со своего сине-зеленого трона. - Нам это не нравиться, вы знаете. Но мы должны.
      - Говори за себя, - осклабившись, сказал Джилсон; старуха-блондинка зашлась в скрипучем смехе. Они все переговаривались друг с другом, понял Корнат: но он мог слышать только лишь их слова, а ведь они шутили, обменивались комментариями... они развлекались на всю катушку, в то время как этот маньяк делал из него отбивную.
      - Поймите и наше положение Корнат, - пропыхтел толстый сенатор. - Мы не жестоки. Мы не убиваем вас, краткосрочников, просто так, из-за ничего. Но ведь мы и не люди, чтобы вы могли судить нас по человеческим законам... Ладно, Джильсон.
      Телохранитель отвел свою дубинку, и Корнат упал на подушку, предусмотрительно положенную блондинкой. Самым паршивым было то, что сенатор держал ружье. Поначалу, когда его били, Корнат еще как-то мог защищаться и уворачиваться, но теперь, когда Джилсон методично выбивал из него мозги, сенатор все время держал его на мушке. И все это время они продолжали болтать.
      Наконец Сен Сир медленно сказал:
      - Стоп.
      Время для следующего перерыва. Корната уже били пятый раз за шесть или семь часов, а между побоями приставали к нему:
      - Скажи-те, что вы поня-ли, Корнат.
      Дубинка заставляла его подчиняться.
      - Вы из организации, распространившейся по всему миру, - ответил послушно Корнат, - представляющей другой род людей. Это я понимаю. Вам нужно выжить, и вам не важно, выживем ли все мы, остальные. Пользуясь своими телепатическими способностями, вы можете приказать покончить с собой тем, у кого в скрытой, латентной форме имеется склонность к самоубийству... Бах.
      - В недо-раз-витой форме, - поправил Сен-Сир, в то время как Корнат с трудом пытался выпрямиться после удара.
      Он закашлялся и увидел пятно крови на руке. И повторил:
      - В недоразвитой форме. Как у меня.
      - Недоделанность, незавершенность мутаций, - хихикал сенатор, -безуспешная попытка какой-то части природы создать самое себя.
      - Да. Незавершенность мутацй, безуспешные попытки. Именно это мой случай, - повторил, как попугай, Корнат. - И... и еще вы способны многое внушить, если объект обладает... такой недоделанной способностью; вы можете управлять им, его мыслями, когда он еще не полностью проснулся.
      - Очень хорошо! - сказала блондинка. - Вы хороший ученик, Корнат. Но телепатия это всего лишь побочная способность. Знаете ли вы, что делает нас по-настоящему отличающимися от вас?
      Корнат отрицательно покачал головой и отпрянул от Джилсона.
      Телохранитель глянул на женщину, пожал плечами и сказал:
      - Да ладно уж. Я не ударю его. Валяй!
      - Отличающимися от вас, мой дорогой мальчик, нас делает наш возраст. Она визгливо рассмеялась. - Вот мне, к примеру, двести восемьдесят три года.
      После всего Корната покормили и дали отдохнуть.
      Хотя у него болела каждая клеточка тела, по нему это было трудно заметить, не зря на дубинку была намотана тряпка. А от этого Корнату становилось еще больнее. Если они не собирались оставлять следы, следовательно считали, что его увидят. А это, по крайней мере, означало, что они после убийства не выбросят его тело в море. Двести восемьдесят три года.
      Но она еще и не была самой старой из всей четверки. Моложе нее был только Джильсон, мальчик, которому сотня или что-то около того лет. Сенатор родился, когда Америка все еще была колонией Британии. Сен Сир был рожден во Франции времен де Голля.
      Ключ к этому был в засекреченных файлах библиотеки (вот если бы хоть раз увидеть их!). В аномалиях Вольгреновских распределений не было ошибки автора. Данные показывали недостаток в смертности. Некоторые люди не умирали. Статистически незаметная, за тысячи лет эта групка стала увеличмваться в количестве, особенно за последнии два-три века - после Листера, Пастера, Флеминга 1. Они были бессмертными - не потому, что их невозможно было убить или нанести смертельную рану, а потому, что они не умирали от старости.
      А с развитием профилактической медицины они стали наращивать и свою мощь. Вообще говоря, не так уж много они получили. Они не были мудрее или там сильнее, чем другие люди. Даже их телепатия была уникальной лишь потому, что у короткоживущих людей не было времени развить ее: она появлялась врезультате хитроумных и медленно формирующихся пересечений нейронов мозга. Это был признак зрелости, как половая зрелость или рост бороды и усов. Все, что делало их могущественными, было даром времени. У них были дентги (но кто, имея в запасе два-три века и вкладывая деньги не стал бы богачем?). У них имелась тесная корпоративность, служащая их собственным жизненным интересам. Это они разжигали войны - ведь ничто так не развивает медицину. Это они организовывали бесчисленные фонды - ведь развитая хирургия для короткоживущих помогала законсервировать их собственные бесконечно ценные жизни. И они терпели короткоживущих лишь за то, что те кормили их, обслуживали их и делади возможным продолжение их жизней.
      Они хотели быть тесной корпорацией. Ведь даже бессмертные нуждаются в друзьях, а обычные люди могли быть для них не более, чем воскресными гостями, у которых имелось рудиментарное чувство телпатии, но перед которыми не было бесконечной жизни, чтобы развить его.
      Внушить мысль об убийстве - и короткоживущий умирал, это было так легко. Спящий разум мог создавать сон за закрытой дверью. но это был только дым... полуразбуженный разум мог превратить сон в реальность...
      Корнат услыхал ввизгливый смех, и дверь открылась. Первым, лучезарно улыбаясь вошел Джилсон.
      - Нет! - закричал Корнат, инстинктивно закрываясь от дубинки.
      _______________________________________________________________________ 1. -Ученые ХIХ в., разработавшие методы и способы вакцинации детей и взрослых, разработавшие научные основы здравохранения - прим. перев.
      Глава четырнадцатая.
      Лосиль сидела рядом с матерью в больничном кафетерии и была рада уже тому, что им удалось найти сидячее место. Больница свайного поселка была необычно суетливой; обеспокоенные посетители оккупировали каждый дюйм приемного покоя, все помещения, соседствующие с ним, онибыли даже на покрытой стеклом ппрогулочной палубе, куда обычно выпускали днем ходячих пациентов и до которой сейчас долетали взбешенные волны. Было уже очень поздно, и кафе давным-давно должно было быть закрыто. Но по приказу больничного начальства его открыли, чтобы можно было выпить кофе и перекусить. Мать что-то говорила, но Лосиль только кивала в ответ. Она просто не слышала слова матери. Впрочем, их нелегко было услышать из-за непрестанного гудения натянутых тросов, удерживающих поселок. К тому же, мысли ее, восновном, были заняты Корнатом.
      От ночного дежурного по телефону она не узнала ничего нового. Корнат не возвращался.
      - Он так хорошо кушал, - внезапно сказала мать. Лосиль изучала свои руки. Кофе был холодным, но, тем не менее, она его выпила. Доктор знает, где ее найти, - думала она, - хотя, конечно же, он так занят...
      Он был лучшим моим ребенком, - сказала мать.
      Лосиль знала, что ее брату осталось немного. Лихорадка, поставившая врачей в тупик и заставившая блестеть глаза Роджера - все это было лишь внешним признаком ужасной битвы внутри его неподвижного тела. Роджер умирал. Внешними проявлениями еще можно было управлять, но мазь могла лишь высушить гниющие раны, таблетки лишь облегчить его дыхание, уколы лишь сделать терпимой головную боль.
      - Он так хорошо кушал, - сказала мать, бредя вслух, - а разговаривать начал в восемнадцать месяцев. У него был такой маленький слон с музыкой внутри, так он мог поднять этого слона над головой.
      - Не переживай так, - фальшивым шепотом попросила Лосиль.
      - Но это мы позволили ему пойти купаться, вздохнула мать, оглядываясь на забитую людьми комнату. И это тна, а не Лосиль, первая заметила медсестру, спешащю к ним через толпу. Как и Лосиль, по одному лишь выражению на ее лице мать поняла, какую весть та несет.
      - Это был десятый за мое дежурство, -прошептала медсестра, высматривая укромное местечко, чтобы поговорить с ними, но не находя такого. - Он так и не пришел в сознание.
      Корнат, моргая, вышел из Резиденции Сен Сира.
      - Прекрасный день, - вежливо сказал он Джилсону, идущему рядом. Тот кивнул. Он был доволен Корнатом. Похоже, что он уже не доставит им неприятностей.
      Все время, пока они шли, Джилсон "кричал" в сознании Корната. С этими недоделанными телепатами было трудновато, вздохнул он; но это входило в его обязанности. Он был палачом, экзекутором. Джилсон взял Корната за руку телесный контакт немного помогал, но не сильно - и напомнил ему все то, что тот должен был сделать: Тебе надо умереть. Ты покончишь с собой.
      - Ну да, конечно, - ответил тот вслух. Он был изумлен. Ведь он же обещал, разве не так? Он беспокоился, что его опять будут бить. Он понимал, что все так и задумано: чем сильнее будет он запуган, чем более истощен, тем вернее их контроль над ним. И у него уже не было никаких возражений, чтобы сопротивляться четырем сверхстарым типам; он уже подчинился.
      Все равно ты умрешь, Корнат, так какая тебе разница? Сегодня, завтра, через пятьдесят лет? Это одно и то же.
      - Это так, - согласился Корнат вежливо. Нельзя сказать, чтобы он был сильно заинтересован, проблема уже утратила новизну, потому что ему вдалбывали ее в голову всю ночь. Самым краем сознания он отметил необычное скопление людей возле Мед Центра. И вообще, весь кэипус выглядел каким-то взбудораженным.
      Они пересекли тень от Административного Корпуса, обогнули здание и направились к МатБашне.
      Ты умрешь, и знаешь об этом, - "кричал" Джилсон. - В один прекрасный день мир проснется, а Корната уже и нет. Приложат стетоскоп к его бедной груди, а сердце уже не бьется. И уже никто не услышит стук твоего сердца, который ты слышал каждый день, в течение всей своей жизни.
      Корнат был в замешательстве. Все это было правдой, и он не беспокоился о том, чтобы говорить шутнику об этом, но все эти слова явно доставляли Джилсону удовольствие. Его поступающие в голову Корната мысли были окрашены самодовольством, подобно насмешке подростка над неудачной картинкой маленького ребенка.
      Мозги превратятся в студень, - ликовал Джилсон. - Тело сгниет. - Он облизывал губы, глаза горели.
      Корнат поглядел на него и попытался сменить тему.
      - О, посмотрите, - сказал он. - Это, случаем, не сержант Рэйм?
      Но Джилсон уже разошелся:
      Мозоль на большом пальце, что так беспокоит тебя сейчас, рассосется и сгниет. О тебе не останется ни малейшей отметки в памяти живущих. Тебе еще есть что сказать своей сожительнице? Корнат, ты и так слишком долго заце^ пился за нее! - Да это же сержант Рэйм! Сержант?
      Что б ты сдох! - загрохотало в голове Корната, но Джилсон при этом мило улыбался.
      - Привет, сержант, - весело сказал он своим обычным голосом, но его внутренний голос был сама ярость.
      Корнат готов был пойти на руку Джилсону, вот только если бы еще знать, как; но его запуганное сознание напрочь отвергало всякую инициативу. "Ой, как плохо", - думал он, надеясь, что Джилсон услышит его мысли." Я знаю, что Сен Сир приказал вам оставаться со мной, пока я не умру. Но не беспокойтесь. Я покончу с собой. Я вам обещаю."
      Сержант Рэйм сердито рассказывал Джилсону про толпу возле Мед Центра. А Корнат желал лишь одного: чтобы Рэйм побыстрее уходил. Он понимал, что сержант подвергается опасности со стороны бессмертных: никто не должен был связывать с определенными людьми, со всеми этими ужасными смертями. А Рэйм расследовал смерть Мастера Карла от руки того же Джилсона; теперь он сможет связывать с ним будущую смерть Мастера Корната, видя их вместе в эти последние в его жизни минуты. Сейчас Джилсон должен расстаться с ними. Да, паршиво, думал Корнат. Но и правильно, что ему придется умереть ради сохранения безопасности бессмертных, поскольку те были будущим всего человечества. Он знал это, ведь они сами сказали ему.
      Вдруг какое-то слово привлекло его внимание:
      - ...с тех пор, как началась эпидемия, они осаждают каждую больницу, сказал сержант Джилсону, махнув в сторону скопища возле Мед Центра.
      - Эпидемия? - недоуменно переспросил Корнат, уставившись на полицейского, как будто тот сказал: "Надо бы найти немного чеснока, что-то вампиры по ночам разгулялись". Эпидемии были реликтом темных веков. У вас болела голова, или там был расстроен желудок, да, но вы шли в клинику, и диагностикон все устраивал.
      - Да где вы были, Мастер Корнат? - взорвался Рэйм. - В одном только нашем районе около тысячи смертных случаев. Толпа ожидает прививок. Эту штуку называют Вирусом Гамма. Считается, что это настоящая оспа.
      - Оспа?! - Еще большая фантастика! Корнат знал это слово только лишь из книжек по археологии.
      - Смертельные случаи уже по всему городу, - сказал Рэйм, а Корнату внезапно вспомнилась виденная им авария. - Горячка, сыпь и... - правда, симптомов я толком и не знаю. Но все кончается смертью. Похоже, что врачи не могут вылечить от этой напасти.
      - Ми дисфелла смеллим, - произнес голос позади Рэйма. - Хим спойлим фес дистиме. Плантим манифелла покс. - Это был один из аборигенов, спокойно наблюдавший за тем, как полицейские Рэйма устанавливают заграждения перед их стоянкой. - Плантим мефелла Мэри, - печально добавил он.
      - Вы хоть что-нибудь поняли? - спросил Рэйм. - Если тщательно прислушаться, так это английский. Пиджин-инглиш. 1 Он сказал, что знает про оспу. Мне кажется, он сказал, что его жена умерла от нее.
      - Плантим мефелла Мэри, - согласился абориген.
      - К несчастью, - сказал сержант, - мне кажется, он прав. Вы только поглядите: все несчастья начались после того, как ваша Полевая Экспедиция приволокла их. И теперь вся ненависть повернется против этих людей. Вы только поглядите на их лица!
      Корнат поглядел: темные щеки были испещрены следами глубоких давних язв.
      - Вот почему мы пытаемся сдержать толпу, чтобы им не доставили неприятностей, - добавил сержант Рэйм, - и окружаем аборигенов решетками.
      Последнее замечание показалось Корнату совсем уже неправдоподобным. Толпа прибегает к насилию?
      Понятно, что это было не его дело... а очень скоро у него вообще никаких проблем не будет. Он вежливо кивнул Рэйму, заговорщически Джилсону и направился в сторону МатБашни. Абориген у него за спиной продолжал что-то нести: "Вайтимуп мефелла Масатура-сан, он говорил вам про это." Только Кор-нат уже не обращал внимания.
      Джилсон "смылся" сразу же после него. Не забывай! Ты должен умереть!
      Корнат повернулся и кивнул. Ясное дело, что он идет умирать. Это было так правильно...
      И все же, это было так трудно.
      К счастью, Лосили в комнате не было. Корнат почувствовал было легкий оттенок страха, что Лосиль уже ушла от него. Но это была всего лишь эмоция, и он с ней справился. Возможно, даже питекантропов посещали подобные эмоции, думал он, когда им предстояло умереть, и они об этом знали. Да, все было не так легко, как выглядело со стороны.
      Корнат убкдился, что дверь закрыта, и, подумав, решил позволить себе напоследок выпить. Он нашел бутылку ликера, открыл ее, поднял молчаливый тост в воздух, а потом сказал вслух: "За последующую породу людей!" После этого он с головой погрузился в работу.
      Мысль о смерти никогда не уходит далеко из сознания любого человека, но сам Корнат никогда не рассматривал ее применительно к себе. Каждый рано или поздно решает эту проблему, уговаривал он сам себя (ну ладно, почти каждый). О смерти думают дети. Старики долго обманывают себя, вздыхают, а потом решают. Невротики делают это, либо опасаясь воображаемого инсульта, либо просто от страха. Храбрецы кончают жизнь на войне. Девственницы сводили счеты с жизнью в качестве менее желательной альтернативы султанскому сералю, как рассказывали об этом старые легенды. Но почему у него идет с таким скрипом?
      Будучи весьма методичным человеком, Корнат сел за стол и начал составлять список, озаглавив его:
      СПОСОБЫ ПОКОНЧИТЬ С ЖИЗНЬЮ
      1. Отравиться
      2. Перерезать вены
      3. Выпрыгнуть из окна (спрыгнуть с моста)
      4. Смерть от электрического тока...
      Он остановился. Электрический ток? Звучит не так уж и плохо, тем более, что он сам уже перепробовал почти все из предыдущих возможностей. Было бы замечательно испробовать что-нибудь новенькое. Подумав, он налил себе еще и начал напевать под нос. Теперь Корнат чувствовал себя вполне довольным.
      - Было бы только правильно, если бы я умер, - сказал он довольным тоном. - Естественно. Джилсон, вы меня слышите?
      Ясное дело, что тот ответить не мог. Но ведь слышать, скорее всего, его могли.
      А может они все-таки беспокоятся, пришла опечалившая его мысль. Ему не хотелось, чтобы бессмертные из-за него беспокоились.
      - Я все прекрасно понимаю, - сказал он вслух. - Надеюсь, что вы меня слышите. я все делаю по-вашему. - Корнат замолчал, не осознавая того, что по-учительски поднял палец. - Это можно сравнить вот с чем. Предположим, что у меня скоротечное раковое заболевание. Допустим, я и Сен Сир попали в кораблекрушение, а у нас только один спасательный жилет. Перед ним вся жизнь, а у меня, самое большее, неделя мучений. Так кто получит спасательный жилет? - Он покачал пальцем. - Сен Сир получит! - закончил он с ударением на последнем слове. - А здесь тот же самый случай. - я смертельно болен, своей человечностью. Так что важнее, ваши жизни или моя?
      Он выпил еще и решил, что обнаруженная им истина слишком важна и великолепна, чтобы утратить ее за просто так. Листок со списком способов умереть был брошен на пол. Бормоча под нос, Корнат писал:
      Мы все дети, а бессмертные - по-настоящему взрослые. Как и всякие де^ ти, мы нуждаемся в их знаниях. Они направляют нас; они управляют нашими университетами и планируют наши чувства; они обладают мудростью столетий, и без них мы будем потеряны - ввергнуты в статистический хаос, мы станем слу^ чайно движущимися частичками. Но мы - дети опасные, вот почему они должны хранить секреты, а тот, кто о них догадывается, обязан умереть...
      В бешенстве он смял исписанный листок. Он чуть было не проболтался! Из-за своего тщеславия он чуть не выдал тайну, которую должна была скрыть его собственная смерть. Он пошарил по полу, отыскивая листок со списком возможных способов самоубийства, но вдруг застыл, уставившись в ковер.
      Все дело было в том, что ни один из этих способов его не устраивал.
      Он уселся прямо на пол, печально потягивая ликер из стакана. Видимо, не хотел я хорошо поработать, сказал он сам себе укоризненно. Вот, к примеру, перерезать вены... Кто-нибудь случайно зайдет, и что будет более неприятным, когда очнешься на операционном столе с перебинтованными запястьями, и все это идиотство придется начинать сначала?
      Корнат отсетил, что стакан опять опустел, но уже не стал наполнять его снова. Он чувствовал, что выпил уже достаточно. Если бы это не противоречило его хорошему настроению, он подумал бы, что очень скоро послужит человечеству еще лучше, когда покончит с собой. Оч-чень приятно... Он встал прошлепал к окну и выглянул из него. Толпа у Мед Центра все еще гудела, требуя свои прививки. "Дурачки вы, дурачки, - думал Корнат. - Вот мне скоро будет совсем хорошо, гораздо лучше, чем вам!"
      - Чтоб в решете Эратосфена число просеять нам, - запел он, - Сначала нужно поделить число это на... Вот!
      Вот это была идея! Как прекрасно, благодарно думал он, в такое время иметь мудрую поддержку старого друга. Он уже не беспокоился, каким ему умирать образом, и где это можно устроить. Он всего лишь хотел дать шанс Сен Сиру и всем остальным... Главное, расслабиться... вести себя непринужденно... выпить еще чуточку... А они сделают все остальное.
      - И лишь потом делить на три, - пел он, ухмыляясь. - Покуда сил достанет! В остатке же найдешь всегда число простое без труда!!!!
      Споткнувшись, он грохнулся на кровать.
      Полежав немножко, он сердито поднялся. Нет, он действовал не вполне честно. Ему было трудно найти окончательный способ покончить с жизнью у себя в комнате, так почему он должен перекладывать все эти проблемы на плечи Сен Сиру?!
      Корнат был ужасно недоволен своим поведением, но, схватив бутылку, он помаршировал в холл. Распевая во все горло и высматривая подходящее местечко для роковой развязки, он снова почувствовал себя лучше.
      Сержант Рэйм проверил заграждения перед стоянкой аборигенов и уже отослал своих людей назад, к Мед Центру, чтобы они контролировали сборище. В то время, как полицейские устанавливали баррикаду, туземцы пытались заговаривать с ними на своем непонятном пиджин-инглише 1, но его люди были слишком заняты, чтобы обращать на них внимание. Масатура-сан, единственный из аборигенов, кто более-менее говорил по-английски, сидел в своем домике, всех остальных понять было совершенно невозможно. Рэйм глянул на часы и решил, что у него еще есть немного времени, чтобы выпить кофе, перед тем как идти помогать своим людям справляться с толпой. "Хотя, - думал он, было бы честнее, оставить их в покое, чтобы они затоптали своих хотя бы с половину. По крайней мере, эта смерть прийдет для них быстрее." Полицейский медик уже сообщил ему по секрету, что прививки практически не действовали...
      Он повернулся и был очень удивлен, когда его позвала по имени какая-то девушка.
      Это была рыдающая Лосиль.
      - Будьте так добры, помогите мне! Корнат пропал, мой брат умер, и - я нашла вот это.
      В ее руках был листок, где старательным почерком Корната были выписаны возможные способы самоубийства.
      Перед тем, как его вызвали на усмирение толпы, Рэйм занимался у компьютера и ему страшно хотелось вернуться. Но теперь он поколебался, и это его погубило. Личное горе трогает всегда сильнее, чем массовая паника. Рэйм начал с главного: _____________________________________________________ 1. - Пиджин-инглиш, искаженный английский язык с добавлением китайских, малайских и полинезийских слов, которым пользовались при торговле в Южных морях. - прим. перев.
      - Где он? У вас нет совершенно никаких предположений? Нет никаких следов? Никаких свидетелей, которые могли бы его видеть?.. Вы не спрашивали? Почему?
      Только сейчас у него не было времени выспрашивать, почему это она не нашла таких свидетелей. Он знал, что любое мгновение, пока Корнат находится без присмотра, может стать для него последним.
      Они нашли дежурного по этажу, нетерпеливо дергающегося во все стороны и рассеянного, но, тем не менее, не оставившего свой пост. А еще, он видел Корната!
      - Мне показалось, что он чокнулся! Я попробовал ему кое-что сказать знаете Эгерда, что был в его группе? (Дежурный прекрасно знал, что связывало Эгерда и Лосиль.) Так вот, онскончался сегодня утром. Мне казалось, Мастеру Корнату будет интересно знать про это, а он даже не захотел слушать.
      Рэйм наблюдал за выражением на лице Лосили, но у них не было времени, чтобы беспокоиться о ее чувствах к покойному студенту.
      - Куда он направился? Когда?
      Оказывается, он пробежал по коридору меньше получаса назад. Рэйм и Лосиль пустились по следу.
      - Это вообще чудо, что он до сих пор жив! - с отчаянием в голосе сказала Лосиль. - Но если он выдержал так долго... а я опоздаю на несколько минут...
      - Заткнитесь, - грубо прервал ее полицейский и подозвал другого студента.
      Идти по следу Корната было легко. Своим диким поведением он отличился даже в этот сумасшедший день. В нескольких шагах от столовой для преподавателей они услыхали хриплое пение.
      - Это Корнат! - вскрикнула Лосиль и бросилась вперед. Рэйм перехватил ее у самых дверей кухни, где девушка проработала столько месяцев.
      Корнат, шатаясь из стороны в сторону, бродил по кухне и распевал одну из самых знаменитейших песен Мастера Карла:
      А с "вектором" "модуль" захочешь сложить:
      Дерзай! Но прими уверенья
      И для вычитанья закроется вмиг
      То множество, и для сложенья!..
      Он споткнулся о разделочеый стол, чуть не полетел на пол и заорал совсем уже дурным голосом:
      И производя ик! таким вот путем
      Систему ик! новую, брат,
      "Кольцо" получаем и... Черт подери!..
      Ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля...
      В одной руке Корнат держал острый нож, который он стащил со стола мясника, и размахиал им, отбивая такт.
      - Н-ну, давайте, г-гады! - кричал он, хохоча во все горло. - В дураках меня держите!
      - Спасите его! - закричала Лосиль и побежала к Корнату, но Рэйм успел схватить ее за руку.
      - Давайте уж я! Иначе он может перерезать себе горло.
      Он удерживал ее, внимательно следя за Корнатом. А тот, даже не заметив их, начал песню сначала.
      В конце концов, Рэйм заявил:
      - Вы видите, он и не собирается умирать. Для этого у него была куча времени. какое там самоубийство? Может я и ошибаюсь, Лосиль, только мне кажется, что он попросту в стельку пьян.
      ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
      По всему городу, по всему миру повторялись сцены, подобные тем, что творились перед Мед Центром. Панически боясь эпидемии - о, эти тщеславные столетия! - все старались ухватить амулет, способный уберечь их. Навряд ли один из ста человек был действительно болен, но и этого было достаточно. Один процент из двенадцати миллиардов составлял сто двадцать миллионов сто двадцать миллионов заболеваний самой смертоносной, заразной... менее всего управляемой... болезнью в истории медицины. От оспы можно было предохраниться в самом детстве, но только мир, забывший о Дженнере, мог быть таким беспечным... или же мир, в котором память о столетиях, когда проводилась Дженнерова профилактика, старательно стиралась.
      В самой высокой башне Порт Монмута располагалось приемно-трансляционное оборудование восьми крупнейших телевизионных сетей. Расположенные на экваторе тарелки антен выслеживали в небе спутники-ретрансляторы. Как только летящий по своей орбите спутник поднимался над горизонтом, параболическая антена находила его и продолжала слежение. Антена вела его во время прохождения спутника по небу и передавала на него сигнал, пока новый спутник не поднимался над горизонтом, а первый не исчезал. Вокруг земли крутились шесть десятков таких ретрансляционных спутников, каждый оборудованный специальной аппаратурой для усиления, очистки и последующей трансляции программ телесетей.
      Сэм Генсель был главным сменным инженером комплекса в Порт Монмут.
      В его задачу не входило просматривать все программы или решать, какую картинку послать в эфир. Читающие лекции по математике профессора, голоногие танцовщицы, рыдающие героини мыльных опер - он видел их всех на мониторах своего поста. Он видел их всех, и не видел никого. Все это были только изображения, картинки. То, что ему нравилось на самом деле - это тестовые таблицы, поскольку те показывали большую часть того, что его интересовало. Тогда он мог наблюдать искажения, вызванные неправильной фазировкой, сбивку центровки, "снег" линейных искажений. Если же изображение было четким, он всегда с трудом вникал в его содержание... кроме сегодняшнего дня.
      Сегодня вечером он был совершенно бледен.
      - Шеф, - пожаловался похожий на кролика младший инженер из Пятой Сети, - это уже по всей стране! Только что подключился Сакраменто. И еще сообщили из Рио, там тоже отмечена вспышка заболеваний, А это означает неприятности для всей Южной Америки!
      - Следи за своим монитором, - приказал Генсель и отвернулся. Самое главное, чтобы голова была ясной, говорил он сам себе. К несчастью, голова не хотела работать, потому, что немилосердно болела.
      - Я приму аспирин, - буркнул он своему заместителю, проработавшему уже три десятка лет ветерану, чьи руки сегодня вечером дрожали.
      Генсель наполнил водой бумажный стаканчик, проглотил две таблетки аспирина, вздохнул и снова уселся в свое рабочее кресло.
      На одном из мониторов был диктор, отчаянно пытавшийся удержать на лице улыбку.
      - ...на болезнь не влияет большинство известных антибиотиков. Просим всех оставаться, по возможности дома. Запрещаются крупные скопления народа. Все школы закрываются до дальнейших распоряжений. По возможности, рекомендуется воздержаться от контактов даже в семьях. И, помимо всего, Департамент Общественного Здравоохранения настоятельно просит всех ждать, пока не будет завершена программа полной вакцинации населения...
      Генсель повернулся спиной к монитору и поднял телефонную трубку. Он набрал номер Главного Отделения.
      - Мистера Тремонте, пожалуйста. Это Генсель. Необходимость экстренного вмешательства.
      Девушка-оператор выглядела весьма занятой и официальной (но разве в ее голосе не проскальзывали нотки истерической дрожи?).
      - Да, сэр. Мистер Тремонте у себя дома. Соединяю вас.
      Щелк, щелк. Изображение погасло, экран стал темным.
      Затем изображение появилось снова. Очень старый мистер Тремонте полулежал в громадном кожаном кресле, раздраженно глядя на Генселя; блики пламени на лице говорили о том, что он сидит возле камина.
      - Ну? Что там за пожар, Генсель?
      Этот неприятный, тонкий голос. Генсель всегда - в порядке дисциплины наказывал подчиненных за шуточки о том, что у Старика вместо голосовых связок маленький транзисторный усилитель; что жена никогда не пускает Тремонте ночью в постель, пока не выключит его. Но и вправду было что-то неприятное в этой его медленной механической речи; а еще это старое-старое лицо...
      - Сэр, - быстро заговорил Генсель, - на каждой программе неприятности с программой новостей. Ситуация все ухудшается. Пятому каналу пришлось отменить спортивный обзор, Семерка запустила какую-то старую комедию - их диктор говорит, что умирает. Я хочу ввести в действие режим аварийной ситуации. Отменить все шоу, передавать только новости и инструкции гражданской обороны.
      Старик Тремонте потер свой тонкий, длинный нос и вдруг засмеялся. Так смеется кукольный Санта-Клаус за витриной универмага.
      - Генсель, мальчик мой, - задребезжал он. - Не надо горячиться мз-за десятка сопливлящих носов. Вы же несете особую общественную службу.
      - Сэр, заболели уже миллионы, возможно есть и умершие.
      - Но ведь остается много тех, кто не заболел. Будем продолжать для них наши регулярные передачи, - медленно говорил Тремонте. - И еще, Генсель. Я уеду на несколько дней; надеюсь, что вы останетесь на посту. Я не разрешаю вам переходить на аварийный режим.
      Я даже не успел сказать ему о волнениях в Филадельфии, отчаянно думал Генсель, вспоминая сотни людей, осаждавших Муниципальную Клинику...
      Он почувствовал жар и решил, что ему и вравду следует принять еще одну таблетку аспирина... хотя предыдущие две по каким-то своим резонам с ним не соглашались. Категорически. Генсель чувствовал, как у него бунтует желудок. Совершенно взбунтовался.
      Линейный инженер, сидящий в аппаратной за консолью, увидел, как его шеф галопом помчался в сторону мужского туалета, зажимая рукой рот.
      Инженер осклабился. Но через четверть часа он уже не смеялся, когда звукооператор с третьего канала прибежал сообщить, что его начальник лежит у дверей туалета совершенно без сознания и только пыхтит, будто испортившийся паровой бойлер.
      Корнат, в которого влили много крепкого черного кофе, понемногу начал возвращаться к нормальным чувствам. Нет, он еще не протрезвел, но уже был способен понять, в чем дело. Он слышал, как Рэйм говорит Лосили:
      - Вот что ему по-настоящему нужно - массированные витаминные инъекции. Они сразу бы его поставили на ноги, но вы же видите, что творится возле Мед Центра. подождем, пока он протрезвеет.
      - Я уже протрезвел, - слабым голосом сказал Корнат, хотя и знал, что это неправда. - Что случилось?
      Он слушал, пока ему рассказывали о том, что произошло за последние двадцать четыре часа. Умер брат Лосили, умер Эгерд, в стране эпидемия... весь мир становится другим. Он слушали постепенно приходил в возбуждение, но внем было еще довольно много спиртного, хотя оставалось и то, что вдалбливали ему бессмертные, так что он мог более-менее объективно осмотреть свой новый мир. Очень плохо. Но - тут он чувствовал стыд - почему не удалась его попытка самоубийства?
      Он держал руку Лосиль в своих руках и, глядя на девушку, знал, что никогда не захочет, чтобы она ушла от него. Сейчас... сейчас ему хотелось жить! Конечно, было стыдно, но он не хотел отказываться от этой мысли.
      Он все еще чувствовал себя пьяным, и это придавало взгляду на мир теплоту и свежесть. Корнату было стыдно за себя, но стыд уходил куда-то далеко- далеко. И в то же время он чувствовал себя уютно и тепло.
      - Выпей, пожалуйста, еще кофе, - сказала Лосиль, и он был рад слушаться ее. Все стимулы, воспринятые им за сутки, сейчас действовали в нем: избиение, умственное напряжение, настояния бессмертных. А еще спиртное. Он поймал удивленный взгляд Лосили и до него дошло, что он что-то бормочет себе под нос.
      - Извини, - сказал он и протянул ей чашку, чтобы Лосиль налила кофе.
      Волны, бьющие в поселок, становились все выше и выше. Черные баржи щепками теснились друг к другу.
      Родители Лосили храбро вышли под проливной дождь, чтобы участвовать в траурной цремонии перегрузки гроба с телом их сына на черную похоронную баржу. Они были не одиноки, рядом стояли десятки скорбящих других людей, только это не утешало их. Ныли от вибрации стальные тросы. Чавкали, заглатывая воду, щели в колоннах с пневмогенераторами, когда сжатый воздух загонялся в танки. Шум практически заглушал музыку.
      Согласно обычаю, музыка на похоронах проигрывалась с пленок, взятых в библиотеке. Члены семьи усопшего имели привелегию выбирать программы: религиозные гимны для верующих, хоралы Баха для почитателей классики и траурные мелодии для остальных желающих. Сегодня никакого выбора не было. Музука звучала непрерывно, бесконечная панихида. Здесь было множество скорбящих, провожающих своих родителей, жен, детей или мужей, гробы стелами которых все перегружали и перегружали на баржи в их последний путь, который закончится на глубоководье.
      Шесть... семь... Отец Лосили насчитал восемь черных барж, стбравшихся вокруг поселка, ожидая очереди на погрузку. На каждую перегружали по двенадцать тел. Ужасная эпидемия... и только сейчас он догадался, почему здесь было не так уж много людей. Ведь довольно часто вся семья уплывала на барже. Он потер шею, которая начала чесаться. Мать Лосили стояла рядом, но она не размышляла, ничего не считала, а только плакала.
      Протрезвев, Корнат начал видеть нынешний и прошлый день в более четкой перспективе. Рэйм помогал ему. Полицейский засыпал преподавателя градом вопросов:
      - Птчему вы должны умереть? Кто такие бессмертные? Как они могли заставить вас покончить с собой? И почему вы не сделали этого, когда у вас не было ни малейшего шанса?
      Корнат пытался объяснить. Умереть, говорил он, повторяя уроки, вбитые в него дубинкой, это ничего, каждый из нас делает это. Это даже, в каком-то смысле, победа, потому что вы сами назначаете сроки прихода смерти. А вот Сен Сир и другие...
      - Сен Сир исчез, - сказал полицейский раздраженно. - Вы знали это? Исчез он, а так же его телохранитель. Исчез Мастер Финло с отделения биохимии. Его секретарь сообщила, что видела его, уезжавшим с Джилсоном и пожилой блондинкой. Куда?
      Корнат нахмурил брови. Это совершенно не соответствовало его представлениям о бессмертии. Супермен обязан вести себя героически, почему же они ведут себя так? Он попытался было объяснить это, но Рэйм продолжал давить:
      - Они супер-убийцы! Куда они направляются?
      Извиняющимся тоном Корнат ответил:
      - Я не знаю. Но, полагаю, у них были какие-то поводы.
      Рэйм кивнул. Его голос внезапно зазвучал мягче:
      - Да, они у них имелись. Хотите знать, что это за поводы? Оспу занесли аборигены. Они оставили свой остров, неся в себе активные очаги болезни; почти каждый из них. Вы знали об этом? Им делали уколы - они сами считали, чтобы их вылечить; но врачи сообщили, что все эти инъекции и прививки были только для отвода глаз, саму болезнь они не уничтожали. И они прибыли в каждый крупный город на земле, встречались с тысячами человек, ели с ними, находились в тесном контакте. Их подготавливали, - иронически усмехнулся Рэйм, - к жизни в цивилизованном мире и по его законам. Но, к примеру, трубки мира - это вовсе не их обычай; их попросту подговорили, убеждая, будто этим туземцы сделают нам приятное. Следует еще что-либо добавить?
      Корнат весь подался вперед, не отрывая глаз от Рэйма, в голове был сущий кавардак. О чем еще говорить. Он сложил все имеющиеся факты, и сумма привела к неизбежному. Эпидемия была распространена преднамеренно. Бессмертные, со всей своей, ориентированной только лишь на себя мудростью и хитроумием, выступили против короткоживущей породы людей, чтобы уничтожить их всего за один раз столько, сколько не получалось уничтожить и в древние времена. Это по их велению зараза разлетелась по свету.
      Лосиль вскрикнула.
      Только сейчас до сознания Корната дошло, что она, бессильно лежащая у него на груди, невыспавшаяся после страшной бессонной ночи, внезапно напряженно села напротив него, глядя на маленькие маникюрные ножнички в своей руке.
      - Корнат! - опять вскрикнула она и зарыдала. - Я чуть было не вонзила их в твое горло!
      Пришла ночь, и со стороны арка Моста казалась многоцветной линией; огни монорельсовых скоростных поездов и частных машин представлялись лентой из движущихся световых пятен.
      В головном вагоне монорельсового состава машинист в полуха слушал радионовости: " Ситуация в центральных западных штатах еще не стала критической, хотя эпидемия уже захлестнула крупные города Айовы, Канзаса и Небраски. В Омахе более шестидесяти человек погибло при столкновении трех аэробусов, это произошло из-за ошибки пилота, выполнявшего чартерный рейс. Здесь, в Дес Мойнс, сегодня утром весь транспорт был парализован почти на полтора часа, поскольку все диспетчеры заболели и их некем было заменить..."
      Машинмст мигнул и сконцентрировался на ручках управления. Ему было пятьдесят лет, и вот уже полжизни он занимался своим делом на этой вот трассе. Сейчас он раздраженно поправил сенсорный воротник; он носил его уже тридцать лет, но сегодня тот впервые стал его беспокоить.
      Этот воротник действовал как электрический автотормоз; через него на монитор посылались данные о температуре тела и пульсе машиниста, он же, через электронную схему мог отключить ток и задействовать тормоза в случае болезни или внезапной смерти своего хозяина. Машинист привык носить его уже много лет, но сегодня, сейчас, когда поезд на третьей скорости отъезжал от посадочной площадки на Мосту, ему вдруг показалось, что воротник его душит.
      А на беду еще и голова разболелась. Глаза слезились и горели будто засыпанные песком. Машинист включил радиотелефон, соединявший его с диспетчерской и прохрипел:
      - Чарли, я чувствую, что сейчас отключусь. Я...
      И все. Больше ничего. Тело упало вперед. Сенсоры воротнмка отметили ускоренный пульс и повышенное потоотделение и отреагировали еще до того, как он потерял сознание. вагон монорельса застыл на месте.
      Мчащийся за ним второй поезд, врезался первому в хвост.
      Машинист второго состава чувствовал расстройство желудка уже в течение часа, но надеялся продержаться до конечной станции. Выехав на Мост, он, ради скорости, отключил тормозное управление. Когда сенсоры на его воротнике посчитали, что все критические параметры перейдены, они отключили приводы ведущих колес, но те продолжали вращаться по инерции. Было поздно что либо предпринимать. Электроника никак не расчитывала на выход из строя сразу двух машинистов. С Моста в залив полетели белые искры и погасли... громадные раскаленные добела куски искореженного металла. Образовалась ужасная пробка. Грохот крушения долетел даже до Университета. Движение на мосту прекратилось совершенно. Движущаяся лента превратилась в ряд застывших огоньков с громадным костром пожара посредине.
      Через несколько минут раздался вой сирен машин скорой помощи.
      Корнат обнял рыдающую девушку. Он не верил своим глазам, и это было видно по его лицу, но мысли так и кипели. Лосиль пыталась убить его! Но ведб это же безумие!
      Но так же, как и все безумные события его жизни, это тоже было объяснимым. Довольно-таки поздно он стал прислушиваться к еле слышимому шепоту внутри своего черепа. Корнат закричал Рэйму:
      - Им не удается достать меня! И они попробовали действовать через нее!
      - А почему они не могут достать вас?
      Корнат пожал плечами и развел руки. Лосиль села на кровати, увидала ножницы и отбросила их подальше.
      - Не надо волнваться. Я все понимаю, - сказал ей Корнат, потом он обратился к полицейскому: - Я нн знаю, почему это так. Иногда и они не могут. Как в кухне, или вот прямо сейчас; ведь они же могли убить меня. Я даже сам хотел смерти, только они не смогли. А еще на острове, когда я страшно напился. И еще - помнишь, Лосиль? - на Мосту. Каждый раз я был открыт для них, и на Мосту они чуть было не добились своего. Но тогда я вовремя опомнился. Каждый раз я был одурманен, пьян. они могли прийти и сделать со мной что угодно, я полностью был в их власти...
      Вдруг он замолчал, потому что в его голову пришла совершенно дикая мысль.
      - Лосиль, что это с вами? - резко спросил полицейский.
      Девушка заморгала глазами и уселась на кровати.
      - По-моему, я заснула, - оправдываясь, сказала она. - Смешно...
      Корнат с громадным интересом глядел на нее, не как на жену, а как на какой-то любопытный экземпляр.
      - Почему это тебе смешно?
      - Я услыхала, будто кто-то разговаривает со мной, - капризным голосом ответила она. Корнат видел, что Лосиль держится из последних сил; она не могла оставаться на ногах, даже считая себя убийцей, даже, если бы он умер у нее на глазах, даже если бы мир рушился...
      - С тобой разговаривали? И что же сообщили? - орывисто спросил он.
      - Не знаю. Что-то смешное. "Ме софт-сиик ю-фелла". Что-то вроде этого.
      - Это на пиджин, - внезапно заявил Рэйм. Вы слышали аборигенов. - Он посчитал вопрос решенным и повернулся к Корнату: - Вы пришли к какому-то выводу, вспомните! Вы сказали, что иногда они могли вас достать, а иногда нет. Почему? В чем причина?
      - В выпивке! - решительно ответил Корнат. - Каждый такой раз я был пьяным.
      И это была правда. Три раза смерть могла достать его, но каждый раз промахивалась.
      В каждом случае он был пьян! Алкоголь в мозгу, селективный яд, в первую очередь поражающий лобные доли мозга, замедляющий реакцию, искажающий зрительное восприятие... но он же заглушал в его голове голоса, которые заставляли его умереть!
      - Смеллим олефелла багаримон аллфелла, - четко произнесла Лосиль и улыбнулась. - Извините. Вот что я хотела сказать.
      На мгновение Корнат застыл.
      Но тут же стал действовать. Бутылку, что была с ним, Рэйм заботливо пприхватил с собой. Корнат схватил ее, окрыл, сделал большой глоток и передал бутылку Лосили.
      - Пей! Не отказывайся, а сделай парочку приличных глотков!
      Он закашлялся и оттер выступившие на глазах слезы. Ликер был отвратительным на вкус, еще немного, и он снова опьянеет.
      Но эта малость может спасти его жизнь... жизнь Лосили... она может спасти жизнь во всем мире!
      ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
      Тай-и Масатура-сан встал со своей кровати и подошел к крепкой, новенькой решетке.
      Сумасшедшие белые люди не принесли им обед. А ведь уже очень поздно, решил он, глядя на звезды. Еще несколько недель назад, на острове, единственными необходимыми человеку часами был кружащийся по небу Южный Крест. Эти же незнакомые северные созвездия были холодными и неприятными. Они не говорили ему ничего из того, что хотел он знать, не показывали ни времени, ни направления.
      Его широкие ноздри трепетали от злости.
      Став тай-и, помимо прочих умений он изучил исскуство чтения звезд. Вот только теперь это искусство не имело никакой ценности, поскольку его привычность и применение были перебиты умениями белых людей. Его дар глубокого нюха, благодаря которому часть его сознания могла отличать правду от лжи, умение, делавшее его вождем племени, был теперь бесполезен из-за глубоких стариков, что пахли очень странно и даже умели обмануть его внутренний, потаенный нос.
      Никогда он не поверит лживым речам древних возрастом белых людей, подусал он и сплюнул на землю.
      Его второй из команды скулил, сидя у двери домика.
      На смешанном наречии, которое служило племени лучше, чем пиджин-инглиш или ломаный английский самого Масатурв-сан, он сказал:
      - Я попросил их прийти сюда, но они не услыхали.
      - Один слышит, - ответил на это Масатура-сан.
      - А старики все больают и болтают, - сообщил худющий его собеседник.
      - Я слышу, - ответил Масатура-сан и отключил свое сознание. Он присел на корточки и стал глядеть на решетку и звезды. Снаружи было все так же шумно: голоса, машины, даже в такое позднее время.
      Масатура-сан очень тщательно обдумывал то, что собирался сделать.
      Он стал тай-и не только из-за своих познаний и внутренней силы, но и по праву наследования. Когда в 1944 году японцы выслали на захват острова торпедный катер, они обнаружили там процветающую общину. Так что японские корни у предков Масатуры-сан появились именно с того времени. Правда, и до того все его предки были смешанной крови. Двенадцать японцев не были первыми моряками на этом берегу. Когда-то "Масатура-сан" был "Мастерсоном". Отцы англичане и матери меланезийки произвели на свет здроровую расу, поскольку мужчины-меланезийцы полностью были перебиты. Японцы продолжили и повторили процессы гтбридизации в обнаруженном ими человеческом материале, когда перебили всех англичан, кроме очень немногих человек.
      Один из этих немногих и был пра-прадедом тай-и Масатуры-сан. Его не убили лишь по одной простой причине: он был верховным жрецом племени, и ему было почти сто лет, ради него на смерть могли пойти все островитяне. Многие так и сделали.
      Триста лет спустя третье поколение его отпрысков унаследовало кое-какие его таланты. Одним из таких талантов был "глубокий нюх" - не обыченое обоняние, а совершенно иное чувство. Другим талантом был возраст. Масатуре-сан было уже около сотни лет. Только благодаря своим талантам смог он противостоять обладателям странных, внутренних голосов, которые обнаружили его на острове и пообещали ему очень многое, если он, в свою очередь, поможет им.
      "Глубокое вынюхивание" мира за оградой говорило об очень плохих вещах.
      Тай-и Масатура-сан глубоко задумался, а потом принял решение. Он вышел из своего домика и поднял второго из команды.
      - Поговори с хим-фелла еще два раза, - приказал он на пиджин-инглиш. Я помогу.
      Корнат дождался, когда его жена заснула с виноватой улыбкой на губах. "Я вернусь", - прошептал он и вместе с сержантом Рэймом быстро вышел на улицу. поднялся ветер, и звезды скрылись за мчащимися по небу тучами. Весь кэмпус лихорадило. Сотни людей все еще толпились возле Мед Центра; не потому, что они надеялись на вакцинацию - уже было объявлено, что прививки малоэффективны - а потому. что им некуда было пойти еще куда-то. В самой Клинике врачи с белыми от усталости лицами и покрасневшими глазами работали не переставая, повторяя одни и те же действия, потому что других не знали. В первые же часы паники они узнали, что из библиотеки украдены все сведения по трехсотлетней истории и достижениям эпидемиологии; они и не надеялись повторить их за такое короткое время, но они пытались. Половина врачей и сама была уже больна, но все из последних сил держались.
      Корнат беспокоился, но не за себя, а за Лосиль. Вернувшись мыслями к Полевой Экспедиции, он вспомнил про уколы, которые делал сам Сен Сир, и который сам убедился, что каждый участник был привит от оспы. Только вот как с Лосилью? Она привита не была.
      Он уже рассказал Рэйму об этих уколах, и тот немедленно сообщил об этом в штаб-квартиру полиции. Оттуда по радио связались с островом, пытаясь найти врачей, в чьем распоряжении могла оказаться вакцина. Но ответ пришел неутешительный. Бесссмертные побеспокоились забрать то, что смогло бы остановить их наступление против большинства короткоживущего человечества.
      Но этот факт принес и другое заключение: Раз уж бессмертные позаботились о том, чтобы забрать вакцину, значит, она у них имелась.
      Корнат с Рэймом обнаружили, что аборигены уже ждали их.
      - Вы звали нас, - сказал Корнат. Вообще-то это был вопрос, и сам Кор-нат не был уверен полностью в своих догадках. Масатура-сан согласно кивнул и взял его за руку.
      Рэйм глядел на них, чувствуя головокружение. Корнат заставил выпить и его - не потому, что Рэйм проявлял какие-то способности к телепатии, а только лишь для верности. Сейчас же он будто пьяно бредил: профессор математики, не говоря ни слова, пожимает руку темнокожему уродцу. Только это не было пьяным кошмаром.
      Через мгновение Корнат отпустил руку островитянина. Масатура-сан кивнул и, опять не говоря ни слова, взял у Корната бутылку, сделал приличный глоток и передал ее второму из команды, примостившемуся у его ног.
      - Пошли, - коротко сказал Корнат, глаза его блестели (Только ли от выпитого?). - Нам нужен вертолет. Вы можете достать хотя бы один?
      Рэйм автоматически достал из кармана радиопередатчик и лаконично передал эту просьбу в свою штаб-квартиру, а только лишь после того спросил:
      - Что случилось?
      Корната повело в сторону, чтобы не упасть, он схватил Рэйма за плечо.
      - Извините. Это все бессмертные. Вы были совершенно правы. Они привезли сюда носителей оспы, чтобы заварить всю эту кашу. Так вот, этот тип гораздо старше, чем выглядит. Он тоже умеет читать в мыслях.
      В радиостанции кто-то быстро-быстро заговорил.
      - Нас подберут возле Мед Центра, - сказал Рэйм, ложа передатчик в карман. - Пошли. - Они чуть ли не побежали, и только после этого он спросил: - И куда же мы отправимся?
      Корнату было тяжело бежать. Все вокруг передвигалось так медленно-медленно. Его собственные ноги превратились в надутые сосисочные оболочки; он как будто продирался через застывшее желе. Корнат тщательно отмерял движения в пьяной иллюзии абсолютно трезвого поведения. Он и пьяным не был, но и боялся трезветь.
      - Я теперь знаю, где находятся бессмертные. Островитянин рассказал мне об этом. Без слов, только лишь держа за руку - из мозга в мозг; телесный контакт помогает. Сам он не знает, как называется это место, но когда мы полетим, я смогу его найти. - Тут он остановился и бессильно признался: Господи, я - таки упился. Нам понадобится помощь.
      Пьяно запинаясь на каждом слове, Рэйм ответил ему:
      - Я тоже выпимши, но я понимаю, это ради меня же самого. Там нас встретит целая Бригада Сил Специального назначения.
      Открытое пространство возле Мед Центра было идеальным для посадки вертолетов, хотя здесь и было полно находящихся в полнейшей прострации заболнвших или растерявшихся людей. Рэйм и Корнат услыхали стаккато двигателей и встали, ожидая, на краю площадки. За ними прилетело двенадцать машин. Одиннадцать остались в воздухе, двенадцатый включил прожектора и пошел на посадку.
      Один из тех, кто стоял возле Корната внезапно схватил его за руку и что-то пробормотал. Кго зрачки были расширены, несмотря на заливший все вокруг яркий свет. Он уставился на Корната, шевеля губами, а потом вдруг заорал:
      - Эвакуация!
      Рэйм первым осознал опасность.
      - Побежали! - крикнул он и, пригнувшись, направился к садившейся машине. Корнат за ним. Но за ними пошли и другие. "Эвакуация! - орали они. - Это прилетели за нами! Давай!" Истощенные, больные люди падали, хватая друг друга за ноги. - Эвакуация!
      Корнат помчался изо всех сил. Какая эвакуация? Он прекрасно понимал, что это за машины. Понятно! Здесь вмешался Сен Сир или кто-то другой из бессмертных. Не имея возможности прорваться сквозь барьер алкоголя, теперь они командовали бессознательными мозгами сотен отчаявшихся, беспомощных людей, требуя, чтобы те напали на Корната и Рэйма и уничтожили их. Удивительно, с пьяной медлительностью рассуждала одна часть его сознания, это же сколько частичеых телепатов собралось в этой случайной толпе; другая же часть в это время настойчиво кричала: "Беги! Беги!"
      Полетели камни, а в ярдах пятидесяти, по другую сторону газона, Кор-нат явственно расслышал нечто, похожее на выстрел. Но вертолет с вращающимися винтами был уже рядом. Они вскочили в кабину, оставляя за собой взбесившуюся по приказу чужого разума толпу.
      Машина поднялась в воздух, чтобы присоединиться к остальным.
      - В самое времечко успели, - пропыхтел Корнат, обращаясь к пилоту. Спасибо. А теперь летим на восток, пока не...
      К ним повернулся второй пилот, и что-то в его взгляде заставило Корната застыть на месте. Рэйм тоже заметил это. И, пока второй пилот доставал оружие, сержант пустил в ход кулак. Пилот полетел в одну сторону, винтовка в другую. Прижимая второго пилота к полу, Корнат и Рэйм обменялись взглядами. Им не надо было слов. Это была не телепатия, но оба пришли к одному и тому же решению. Корнат подскочил к винтовке , схватил ее и нацелил на второго человека, находившегося в кабине, на пилота.
      - Ведь это же вертолет Спецподразделения, так? Со всем медицинским снаряжением?
      Рэйм догадался только теперь. Он вскрыл ящик, вытащил полулитровую флягу с бренди и протянул ее пилоту.
      - Пей, - приказал он. - А теперь включи радио! Скажи, чтобы каждый в отряде выпил как минимум по сто грамм!
      Н-да, кружились мысли в голове Корната, интересненький способ вступать в войну!
      ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
      Рэйм был всего лишь сержантом, но пилот их вертолета был заместитель инспектора. Как только в в его крови спиртного оказалось достаточно, чтобы противостоять вмешательству бессмертных, он отдал приказ. Пилоты в других вертолетах наверняка задавали друг другу недоуменные вопросы, но подчинились.
      Их отряд летел над заливом, над городом, направляясь в сторону гор.
      Под ними лежал беспомощный город. Здесь, в воздухе было тихо и спокойно, а на земле начиналась бойня, когда слепая толпа начала крушить все на своем пути. В тысяче футов над залитыми ужасом улицами Корнат видел костры искареженных в столкновениях автомобилей, валяющиеся будто тряпье неподвижные тела, полнейшую победу, которую одерживала новая чума. Но хуже всего была паника. Заместитель инспектора сообщил ему, что по городу отмечено около десяти тысяч смертных случаев, но только малая часть была вызвана оспой. Все остальное сотворила обезумевшая толпа.
      Корнат понимал, что именно этого бессмертные и добивались.
      Слишком долго, посчитали они, пасется беспомощное, но соперничающее с ними стадо короткоживущих. Стадо росло, пока не стало угрожать невидимым хозяевам пищи и пространства. И вот тогда, как и всякий хороший хозяин, бессмертные решили проредить свое стадо.
      А более всего для этого подходили биологические гербициды. Грибок миксоматозис спас Австралию от нашествия кроликов, так и оспа могла справиться с роящимися людскими червями, ставшими опасными для бессмертных.
      - Перед нами грозовой фронт, - коротко объявил сержант Рэйм. - Боюсь, что нам придется обходить его. Ведомые вертолеты летели в чистом, прозрачном воздухе, но впереди, над горами, клубились тучи.
      Корнат отрицательно покачал головой. Он знал лишь тот путь, который своими глазами видел Сен Сир, а старый островитянин передал ему из разума в разум. Им придйдется пробиваться сквозь грозу.
      Он ненадолго закрыл глаза. Это была война не на жизнь, а на смерть, и он не знал, сможет ли убить человека. Он еще как-то мог понять мотивы Сен Сира и остальных, развязавших эту войну, направлявших удары против тех, кто, как и он сам, узнал о их существовании, против тех, кто вел исследования, целью которых стало бы уничтожение бессмертных. С их стороны это было продолжением вечных оборонительных действий, и он мог их понять, в чем-то даже простить их стремление уменьшить нависшую над ними угрозу. Он даже мог бы простить покушения на свою собственную жизнь, мог бы даже простить попытку уничтожения большей части человечества...
      Но он не мог им простить их попытку угрожать Лосили. А ведь она была постоянно открыта для этой угрозы. Лишь немногие бы выжили после эпидемии, в самом даже страшном случае, кто-то да выживал. Но Корнат был математиком и не мог согласиться на один шанс из миллиона, тем более, что эта игра велась не по правилам.
      Все те годы, пока он мечтал, бессмертные вели человечество в том направлении, которое они выбрали сами. Так что нечего было удивляться крупнейшим достижениям медицины, нечего было удивляться вечному состязанию производителей предметов роскоши. Но что бы случилось, если бы бессмертные были уничтожены?
      И еще, размышлял он, уже начиная понемногу трезветь. А не было ли в Вольгреновских законах чего-нибудь, с этим связанного? Нет, не у Вольгрена. Где-то в теориях статистики. Что-то, связанное со случайными, неуправляемыми движениями. Броуновское движение молекул? Это как раз то, что имел в виду Мастер Карл, вспомнил он. След Пьяницы - развитие, не имеющее определенного направления, которое медленно начинается от какого-то тупика, процесс идет ассимптоматично, но никогда не останавливается. Прямая же линия всегда ведет к концу; если бессмертные направляют наше развитие, то они могут пройти по этой прямой лишь так далеко, насколько планируют сами.
      Не было у них будущего, совершенно четко понял он. Будущего не было ни у одной сверхмогущественной силы. Распорядитель собачьего питомника мог разводить и скрещивать собак лишь согласно собственным планам; он не мог бы себе позволить, чтобы свора все разрасталась и разрасталась до бесконечности... Корнат, - прозвучал вдруг сердитый и скрипучий голос в его голове.
      В ужасе схватил он флягу с бренди и, давясь и захлебываясь, затопил этот голос в спиртном.
      Бренди во фляжке осталось лишь на донышке.
      Им следовало поторопиться. Им нельзя было осмеливаться протрезветь.
      Сенатор Дэйн злобно огляделся и прохрипел в своем сознании веселящейся толпе: Не смейтесь, идиоты! - посылал он им свои мысли. - Я снова поте^ рял их!
      - Дорогушечка, - пропела древняя "спортсменка" из Южной Америки, мадам Сент-Анна, - милашечка, не плачь. - И передала всем мысленное изображение толстенького плачущего ребеночка с лицом Дэйна.
      Загремели ружейные залпы, мадам Сент-Анна пала на землю, пронзенная тысячью мечами, ментально придуманными Дэйном. Это не я. - Почему это я обязана беспокоиться? - Смешок.
      Посмейся над изнанкой своего лица. Мысленное изображение безымянной могилки. Неприличный жест сенатора, но он уже успокоился. Он снова уловил сознание Корната, но уже нечетко, а когда опять потерял его, выслал мысленную картинку с карикатурным блюющим пьяницей, которая вызвала усмешку презрения у всех присутствующих. Сенатор больно ударил чернокожего слугу и, улыбаясь во весь рот, потребовал принести свои сладости.
      Сенатор Дэйн никогда не напивался, но он видел, как это делали короткоживущие, и знал, к чему может привести пьянство. Сами же бессмертные иногда достигали подобного состояния с помощью алкалоидов. Сенатор был уверен, что количество спиртного, которое делало нападавших неуязвимыми перед попытками ментально управлять ими, замедлмит их двигательные рефлексы. Они станут палить в белый свет как в копеечку и, даст Бог, перестреляют друг друга. Да они-то и место никогда не обнаружат - хотя разум Масатуры-сан был могущественно ясным. Да, ошибка всегда возможна, хотя сам Сен Сир лично выбрал это племя для распространения заразы. От Сен Сира ничего нельзя было скрыть. Так, значит место им не найти...
      А они были уже очень близко.
      Когда-то это была курортная гостиница, в которой теперь устраивались встречи подобного рода, и этими встречами перед общественностью не хвастают. Как-то о них узнали гангстеры и стали шантажировать тех, кто, согласно документам, владели этой гостиницей. Гангстеры были досадной помехой на пути бессмертных, и один из их круга, убивший шантажистов, чувствовал себя теперь убийцей убийц.
      К гостинице не вело никаких подъездных путей, на двадцать миль в округе не было никакого жилья. Конечно же, это было дорого, но бессмертные, пережившие гангстерское нашествие около полувека назад, понимали, что расходы - это не самый важный фактор в их планах. Здесь имелись комнаты для каждого из них, семидесяти пяти бессмертных со всего света: шестидесяти- и шестидесятипятилетних "детей" и самого старшего из них, который родился во время правления Калигулы. ( Было очень немного тех, кто родился до двадцатого века, потому что на количество бессмертных сильно повлияло развитие общественного здравохранения; но те немногие, кто родился раньше, не собирались умирать вообще). Здесь были женщины, которые путем многократных пластических операций с первого взгляда могли бы сойти даже на молоденьких девушек. Но были и совершеннейшие старцы, как Сен Сир с его синюшной кожей и шрамами, горбатый уродливый римлянин; совершенно безволосый толстый негр, родившийся рабом в имении королевского губернатора Вирджинии. Цвет кожи был для них безразличен, равно как раса или век рождения - главное для них было в ментальной силе. Это были самые могущественные в мире люди, поскольку они были застрахованы от смерти, вызванной болезнями и возрастом.
      Естественно, все они были трусами. Будто гуси, улетающие в более преемлимые по климату края, они бежали из Европы начала мировых войн, из бассейна Тихого Океана времен атомных испытаний в 50-х годах ХХ века. Они бежали из Северной Африки задолго до арабо-израильских стычек; никто из них не посещал Китай после правления Вдовствующей Императрицы 1. Никто из них не осмеливался быть рядом с районом землетрясения или действующего вулкана. И каждый из них всю свою долгую жизнь проводил за толстыми стенами из камня и охраны. Они все были ужасными трусами. все они были жадными, как и большинство очень богатых людей. В их жизни были свои репятствия, но не было такой помехи как смерть. ______________________________________________ 1. - Вдовствующая Императрица - мать последнего императора Китая Пу И, убита японцами в 1945 г. - прим. перев. ____________________________________
      В громадной гостинице, все слуги в которой были суданцами, которые прилетели сюда десять дней назад, которые не имели никакого контакта с внешним миром, хотя бы из-за своего языка, бессмертные собрались переждать время эпидемии. Сенатор Дэйн ходил между своих, добродушный, но слегка обеспокоенный, и всем надоедал. Его собратья воспринимали беспокойство Дэйна как старческое брюзжание, и это их раздражало. Все шпыняли его за это словами на пятидесяти языках (они знали их все), мысленно, жестами или выкриками. Но он заразил их всех.
      Страх - вещь относительная. Умирающий от голода не боится неожиданных ранних заморозков, способных погубить будущий урожай. Он может бояться лишь за кусок хлеба, который у него в горсти. А вот человек сытый и привыкший хорошо питаться, может беспокоиться на годы вперед.
      Бессмертные могли беспокоиться о том, что произойдет о том, что произойдет через столетие. Они были Рокфеллерами времени, но будто медяками разбрасывались часами и днями жизней короткоживущих; они глядели в далекое будущее, и каждый камушек на их пути был величиной с гору. Беспокойство Дэйна было малозначительным и отдаленным, но все же, это было беспокойство. А вот представим, бормотал страх, спрятавшийся за маской добродушия, они обнаружат это место. Правда, особого вреда они нам не доставят - мы сможем уничтожить их с помощью их собственных мозгов, как делали это всегда - но все равно - помеха не совсем приятная. И мы всегда бы смогли убраться отсюда. Это наше лучшее место, но имеются и другие. Заткнись! думали (говорили, жестикулировали) остальные.
      Дэйн мешал им развлекаться. Римлянин демонстрировал сверхъестественный баланс перышка на мыльном пузыре ( среди них он обладал самой большой ментальной силой; материальные объекты двигать силой мысли было чрезвычайно трудно, но в его возрасте даже это было возможно).
      Но страх настаивал, напирал: Мы их потеряли. Они могут находиться где угодно. (Мыльный пузырь лопнул). Страх говорил: Даже если мы и улетим, они ведь не идиоты, они смогут выследить дом и обнаружить здесь наших врачей. А тогда - вы только подумайте, что тогда! Тогда они смогут остановить эпидемию и, хоть кто-то из них и умрет - пять миллиардов человек начнут охоту за семидесятью пятью бессмертными! (Перо слетело на пол. Бессмертные раздраженно закричали на сенатора.) Прошу прощения.
      - Нечего тут извиняться, старый придурок! - кричала мадам Сент-Анна, в раздражении рисуя его образ как глупого недотепы. римлянин перехватил ее мысленный образ, разукрасив его в стиле третьего века от Рождества Христова.
      - Но, предположим, что они все-таки прорвутся! - плакался Дэйн.
      - Тог-да идите, - приказал ему своим механическим голосом Сен Сир, рассерженный настолько, что заговорил вслух, - и уничтожь-те вакци-ну. Не надо пор-тить нам день!
      Хочешь-не хочешь, Дэйн ушел, но их мысли еще долго воспринимали его бурчание. Внезапно оно прекратилось, и, с веселыми улыбками, бессмертные вернулись к своим развлечениям. Для Дэйна эхо их веселья оборвалось тоже внезапно...
      Он был внизу, в холле, разыскивая кого-нибудь из слуг-суданцев, когда услыхал за спиной какой-то звук. Он начал было поворачиваться, но был толстый и, вдобавок, в весьма преклонном возрасте.
      Его ударили по голове, и сенатор тяжело, будто покрытая толстым слоем жира туша забитого животного, свалился на пол. Он осознавал лишь то, что чьи-то руки переворачивают его и горький вкус - еавкрное, спиртного. Ео ведь он никогда не пил спиртного! - Пришлось заливать ему силой в глотку.
      - Один есть, - тихо сказал кто-то из полицейских, слегка пошатываясь.
      Сенатор Дэйн не знал этого, но рядом с ним уже находилось около десятка крадущихся фигур, а подходили еще и следующие. Прийдя в сознание, он узнал об этом, но было поздно. Все было тихо-тихо. Голоса в его голове замолчали.
      Алкоголь был непроходимым барьером. Он сделал его слепым, глухим и глупым. У него остались рот, глаза и уши, но для сенатора, чья жизнь освещалась яркими вспышками в сознании, это означало слепоту. И тогда он зарыдал.
      Корнат прошел через кухню, где под дулами автоматов скучились слуги и лежал на полу сенатор Дэйн, и поспешил за полицейскими спецназа. Он услыхал стрельбу и почувствовал, как от страха скрутило желудок. Это был момент истины - через несколько мгновений мир сможет перемениться навсегда, уже не будет пастухов-бессмертных, жирующих на миллиардах тех, кого они пасли. НЕТ! Он думал не об этом! Вместе с какой-то вспышкой в мозгу он приобрел иное сознание, как бы очутился в нем. Это было зримое воплощение причудливой раздраженности, что когда-то давно потрясла его в Сен Сире; это чувство было настолько сильеым и близким, что даже боевое настроение и спиртное не смогли подавить его. Ое чувствовал чувствами Сен Сира!
      Корнат побежал. Он как будто бы находился в двух местах одновременно: уже видел приближающихся, кричащих полицейских, и в то же время бежал к ним.
      Бессмертные сопротивлялис, как только могли, только их оружие уже не действовали. Как будто они были миллиардером, пытающимся выкупить все на свете деньги, Гитлером, пробующим вызвать землетрясение по своему желанию. Они не могли противостоять этой грубой силе, они могли только умирать или сдаваться на милость победителя, а вся взрывная ярость их мыслей превратилась в рыдания да стоны.
      Корнат уловил последнюю четкую мысль Сен Сира: Мы проиграли. Других мыслей уже не было. Сен Сир был мертв. Всех оставшиеся в живых попали в руки полиции.
      ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
      На обратном пути Корнат скис и на несколько часов заснул. Рэйм позволил ему спать. Теперь уже было время на все, даже на сон. Врачи обнаружили похищенные из библиотеки пленки и уже нчали производить вакцину; сотни литров готового препарата уже распределялись среди тех, кто уже успел заболеть. Толпы были усмирены - их успокоила сама только надежда. Опасность - для большинства - миновала. Но не для всех. К примеру, в Южную Африку вакциеа для кого-то поступила не в срок, и там умерло много людей. Но умерли всего лишь миллионы...
      Корнат проснулся, как будто вот-вот готов был взорваться.
      Голова раскалывалась, он с трудом поднялся на ноги, но все равно готов был драться. Рэйм, напичканный тонизирующими таблетками, и все же шатающийся от усталости, быстро успокоил его:
      - Все в порядке! Ты только погляди!
      Они находились в городе, в срочно освобожденном для них заднем крыле одной из больниц. В коридоре и многих палатах спали или еле шевелились древние старики и старухи.
      - Их здесь два десятка, - гордо заявил Рэйм. - И у каждого в крови как минимум полтора процента спирта. Мы будем держать их в таком состоянии, пока не решим, что с ними делать дальше.
      - Всего лишь двадцать? - встревоженно спросил Корнат. - А что с остальными?
      Рэйм осклабился улыбкой акулы.
      - Я видел мертвых бессмертных, - сказал Корнат, удивленный этим оксюмюроном, самим звучанием двух несопоставимых слов. - Но это лучше, добавил он уже про себя, - чем мертвая планета...
      Он не стал здесь задерживаться. Он хотел увидеть Лосиль. Рэйм уже дозвонился в кэмпус и доложил, что с ней все в порядке, но она до сих пор спит. Все равно, Корнат хотел помчаться к ней при первой же возможности.
      Полицейский вертолет, не смотря на дождь, доставил еего в кэмпус, и он побежал по мокрым газонам, оглядываясь по сторонам. Трава была вытоптана, выбитые окна Мед Центра рассказывали о том, где собирались прорваться вовнутрь толпы отчаявшихся людей. Он промчался мимо Мед Центра, мимо лагеря аборигенов, ныне опустевшего; мимо Административного Корпуса. Он мчался через память о Мастере Карле и умершем в Клинике Эгерде. Дождевые тучи закрыли дымы пожаров города, там до сих пор еще лежали тысячи непогребенных тел.
      Но слой облаков истончался, и сквозь них пробилось солнце.
      В его комнате Лосиль пошевелилась и проснулась. Она была спокойна и улыбалась.
      - Я знала, что ты вернешься, - сказала она. Корнат схватил ее в объятия, но даже в этот миг он не смог забыть того, что сказал ему Рэйм; то, что они узнали от пьяных, пускающих пузыри бессмертных:
      Количество потенциальных телепатов увеличивалось; он понимал это и раньше, но теперь уже бессмертные не будут их "рубить".
      Они были реальным явлением. Производимые Сен Сиром мутации произвели на свет миллионы тех, кто обладал зачатками телепатии. Но теперь они уже не были короткоживущими людишками, которых убивали или же заставляли покончить с собой. Их гены были доминантными, и уже сейчас было видно, что очень скоро они станут новой расой людей. Бессмертные не спасли себя от появления новой расы, которая смогла бы сменить их. Они только предохраняли свою ментальную силу от Корнатов, Лосилей, от других, которым они не хотели дать возможности распространиться по всему миру.
      - Я знала, что ты вернешься, - снова прошептала она.
      - А я же говорил, что вернусь, - сказал он. - Я всегда буду возвращаться... - и он задумался над тем, как сказать ей, что только сейчас до него дошло значение слова "всегда".
      КОНЕЦ